Текст книги "Красный Петушок"

Глава XVI
Зловещие суда

Последующие дни, полные суеты, были посвящены выгрузке громадного количества припасов, привезенных Жаном Рибо. Лодки то и дело шныряли между судами и берегом; матросы отдыхали после длинного путешествия; вновь прибывшие исследовали окрестности форта – некоторые смело, другие робко, в зависимости от темперамента.

Как раз в это время я стал замечать таинственные действия и частые путешествия Мишеля Берра на юг. Ежедневно я встречал его уходившим или приходившим, и именно только в этом направлении, но, к моему великому сожалению, я этим тогда не особенно заинтересовался. Он обращался ко мне в случае надобности своим обычным вкрадчивым тоном, хотя я однажды заметил более обыкновенного насмешливое выражение на его хитром лице и более острое злорадство в единственном его глазу. Это причинило мне некоторое беспокойство, но скоро я забыл об этом. Таким образом, уже много времени прошло с тех пор, как я почувствовал ненависть этого человека, не причинившую мне пока никакого вреда, и я стал его еще больше презирать. Я его, по-видимому, переоценил, оказывая ему внимание, которого он не заслужил, остерегаясь его. Он, должно быть, кое-что прочел на моем лице, потому что сразу его глаз засверкал ироническим сожалением, как будто он увидел ребенка, игравшего острым орудием или находившегося меж ног дикой лошади. Я вздрогнул, задумался на некоторое время, но скоро отделался от этого в беготне и суете, происходившими вокруг меня.

Эти дни глаза наши были устремлены к морю, выискивая на далеком горизонте первые признаки жизни; но это произошло только на седьмой день после прибытия Жана Рибо, когда наша бдительность была наконец вознаграждена. Утром 4 сентября мы увидели на горизонте паруса большого судна. За ним следовали другие, поменьше, всего мы насчитали пятнадцать – сильный флот, медленно двигавшийся по легкому ветру. Мы не сомневались, что это испанский флот – мрачный и зловещий под ясным небом. Затем ветер стих, и суда остановились. Как ни напрягали зрение, мы не могли их распознать.

Жан Рибо спешно послал за Лодоньером, де Мойном и другими. К ним присоединились Мартин, я, молодой Рибо, месье Ортес, первый офицер Жана Рибо; со всеми нами Рибо держал совет.

Рене де Лодоньер и Мартин Белькастель стойко держались своего плана сражаться на суше, в то время как Жан Рибо был тверд в своем решении произвести сражение на море.

– Таким образом, – настаивал он, – мы отодвинем битву от форта и в то же время оставим базу для отступления.

– Мы будем иметь преимущество на суше при защите форта, – возразил де Лодоньер.

– И мы должны помнить, что у них два судна против нашего одного, – сказал Мартин.

– Да, и пять человек против нашего одного, без всякого сомнения! – ответил Рибо. – Преимущество, которое, согласитесь, потребует много усилий, чтобы преодолеть его.

Каждый из них упорно держался своего мнения. Я благоразумно молчал, как и подобает таким молодым людям, как я. Наконец, Жан Рибо заставил умолкнуть всю оппозицию неопровержимым аргументом.

– Я очень сожалею, что вынужден так поступить, – сказал он с решительной ноткой в голосе, – но я настаиваю на выполнении моего плана. Я здесь начальник, и, думаю, никто в этом не сомневается?

Он посмотрел на всех присутствующих.

Бородатое лицо де Лодоньера вспыхнуло, он закусил губы, но ничего не сказал. Мартин некоторое время смотрел молча на Рибо. Затем он улыбнулся.

– По крайней мере, ваша позиция имеет одно качество, – заметил он, – мы пришли к определенному решению.

– Я здесь оставлю небольшие силы под начальством де Лодоньера, – сказал Рибо, – а остальных возьму с собою.

Каждому из нас он назначил работу: де Лодоньеру – разместить на суда всех тех людей, которых он сумеет предоставить; Мартину – быть его помощником; мне – наблюдать за движением иностранных судов. Де Лодоньер настаивал, чтобы Мартин и я остались в помощь ему при защите форта, если битва на море окажется неудачной, что весьма вероятно, принимая во внимание превосходящие силы неприятеля. Это разочаровало меня и Мартина, так как я жаждал видеть морское сражение, а Мартину не хотелось упускать случая сразиться с испанцами.

Меня высадили на берег, и я расхаживал по блестящей, белой набережной, наблюдая все послеобеденное время за неподвижными судами. Они напоминали хищных зверей, ожидавших наступления ночи, чтобы подкрасться к своим жертвам. К заходу солнца появился легкий ветер, и, к моему удивлению, они подняли паруса и двинулись на юг. Я немедленно донес об этом командиру, который решил сразу же закончить все приготовления и сделать набег на врага.

Через два дня он отправился на юг, и в течение нескольких дней мы не видели ни наших, ни неприятельских судов. Те немногие, кто остался в форте, были все время в возбужденном состоянии; каждый день был полон тревог, и на долю более хладнокровных выпало успокаивать больных и старых. Наша небольшая компания состояла всего из ста шестидесяти человек, преимущественно слабых и больных, женщин и детей. Только человек двадцать носили оружие. Довольно слабый гарнизон, как видите, чтобы противостоять силе испанцев! Мартин печально качал головой, когда говорил об этом.

– Если Жана Рибо постигнет неудача, – говорил он, – то эти изуверы бросятся на нас, как стая волков на стадо овец!

– Произошло бы большое сражение, – сказал я, полный надежд.

Мартин посмотрел на меня презрительно.

– Никакого сражения, – сказал он тем терпеливым тоном, каким говорят с детьми. – Они задушили бы нас сразу. Умение обращаться со шпагой не помогло бы нам. Нет, нам пришлось бы опять удирать, Блез! Только таким образом мы могли бы спасти жизнь: жить, чтобы со временем отомстить.

Точка зрения Мартина на наше положение привела меня в большое уныние, и мое настроение не изменилось до того дня, когда наши суда возвратились, наконец, в гавань. Как только «Тринити» бросило якорь, лодка с сидевшим в ней Жаном Рибо быстро направилась к берегу. Рибо, как только высадился, быстро пошел по направлению к форту, не говоря ни с кем ни слова. Тревожное выражение было в его глазах, обычно весело блестевших на его темном бородатом лице; какая-то торопливость была в его качающейся походке. Я был этим очень удивлен.

Матиа Меллон удовлетворил мое любопытство. Он появился на берегу немного позже Рибо, и я сразу втянул его в разговор.

– Мы выступили прямо в море, – сказал он в ответ на мой вопрос, усердно дергая усы. Его худое красивое лицо было озабочено. – В течение двух дней мы неслись по морскому пространству и не видели признаков чужестранцев. Тогда мы взяли курс к берегу, и после многих часов по легкому ветру мы достигли его.

– И каков был успех? – спросил я нетерпеливо.

– Вначале небольшой, – признался он, – но мы крейсировали вдоль берега и только на второй день увидали мачты семи судов в небольшой гавани на расстоянии шестнадцати или семнадцати лье южнее того места, где мы находились.

– Испанских?

Он кивнул.

– Однако только семь, в то время как вначале, помните, мы видели пятнадцать. Вот было дело! Наши офицеры торопились произвести атаку из боязни быть схваченными в гавани по возвращении остальных судов.

– Без сомнения, они побоялись быть окруженными превосходящими силами, – заметил я с целью показать ему, что имею кое-какие познания в военных делах.

Он улыбнулся.

– Несомненно, – ответил он. – Там было только семь судов, это верно, то же число, что и у нас, только гораздо больших размеров, и была еще опасность от перекрестного огня с берега, где большое количество солдат работало над укреплениями. О, эти испанцы были просто прекрасно вооружены!

– Однако, – сказал я, – если бы вы уничтожили эти суда, то с остальными вы могли бы иметь дело на досуге и…

– Так и я говорил, да и многие другие. Все было как будто подготовлено для нас. Мы торопили месье Рибо начать атаку, но он думал иначе. По его мнению, остальные испанские суда отправились осаждать форт, так что мы в спешном порядке повернули назад и потеряли большие шансы, – заключил он печально.

– Но ведь не было уверенности, – сказал я, чтобы успокоить его.

– Черт возьми! Во время войны уверенности не может быть, – закричал он, – но шансы были – шансы для одержания победы одним взмахом! Но робкие не побеждают, нельзя мешкать и…

– Не побеждают также опрометчивые и легкомысленные, – прервал я его резко, раздраженный его пренебрежительным отношением к Жану Рибо, чего он и не старался скрыть.

Меллон язвительно улыбнулся и ушел, ничего не ответив; у него было презрительное выражение человека, тратившего напрасно слова перед тупицей.

Несколько дней спустя я охотно простил ему это – он умер как честный и храбрый человек.

Глава XVII
Мишель Берр исчезает

Семь больших испанских судов с позолоченными резными носами величественно двигались по направлению к берегу. Я часами наблюдал за ними, шагая по теплому песчаному берегу реки Май. Когда они приблизились, я мог распознать вымпелы, которые развевались на топ-мачте над высокими парусами; видел, как волны ударялись об их сильные бока, и блеск оружия на переполненных людьми палубах. После полудня Мартин присоединился ко мне; он долго озабоченно смотрел на суда и тер ладонь правой руки. Я наблюдал за ним, пока он не обратил на это внимание.

– Скоро произойдет сражение, – сказал он, улыбаясь. – Моя правая рука ужасно зудит, и, проезжая сегодня по небольшой речке вблизи северных ворот форта, я заметил, что мое старое лезвие выскочило наполовину из ножен. Вы можете смеяться над старым суеверным солдатом, вы юноша, но вы увидите, и скоро, что я прав!

– О, скорей бы уж! – закричал я, глядя на испанские суда. – Если бы уже скорее! Я достаточно бездельничал! Лучше умереть в разгаре большого сражения, чем тратить жизнь таким образом здесь!

– Хорошо, но я вовсе не намерен умирать, – ответил Мартин своим спокойным тоном. – Я очень тоскую по Франции, и я увижу ее, но раньше придется побороться. В конце концов шпага – единственный инструмент для горячего человека. С одной стороны, вы правы, Блез, – славно умереть лучше, чем покрываться плесенью. Но мы не умрем! Будем надеяться на наше умение владеть оружием, и не приходите в отчаяние, если нас постигнет неудача.

– Мы можем все-таки не остаться в живых, Мартин. Я об этом думаю, но… хорошо… во всяком случае, я вам передаю свое небольшое имение в Брео, если буду убит.

– Что за разговоры о смерти! – сказал Мартин резко. – Мужчины мы или старые женщины, сплетничающие у очага? Но если случится, что я погибну, мой милый друг, вы найдете в моих бумагах в Париже кое-что для вас интересное. Вначале я вас любил ради вашего отца, моего старого товарища, а теперь я люблю лично вас. Было бы прекрасно умереть от шпаги одного из этих испанцев, черт возьми! Всю жизнь я прожил со шпагой в руке, и лучшего не желаю, как и умереть с нею. Много людей я отправил на гот свет, но никогда ни одного, который не имел бы оружия в руках, и всегда только в честной борьбе.

– Поговорим о чем-нибудь другом, – заметил я, стараясь подавить свое душевное волнение.

– Это идея! – сказал Мартин со своим сухим смешком. – Я видел нашего жирного приятеля, как раз когда направился к вам. Он, по-видимому, очень торопился, а сапоги его и брюки были испачканы грязью. Увидев меня, он замедлил шаги, очень вежливо приветствовал меня, но ничего особенного не сказал – действительно, странный человек!.. Он явно издевается над нами!

– Я сам ничего не понимаю, Мартин. Временами я уверен, что он человек, которого надо бояться, но когда вспоминаю, что прожил три года под угрозой его гнева и он не причинил мне никакого вреда, уверенность у меня пропадает. В конце концов, он ничем нас не обидел, и, может быть, все наши догадки и предположения – плоды нашего воображения.

– Неприятности приходят к нам, когда мы их меньше всего ожидаем, – заметил Мартин, снова растирая свою руку. – Во всяком случае, надо держать глаза открытыми.

В то время как мы говорили, испанский флот уверенно двигался прямо к гавани. Позади нас на реке «Тринити» и остальные суда качались на своих канатах от сильного прилива. На палубах двигались люди: матросы лазали всюду по снастям, наблюдая за приближавшимся флотом. Жана Рибо не было видно. Зловещая тишина опустилась над рекой, людьми и лесом.

– Уйдем, пока нас не заметили испанцы, – сказал внезапно Мартин. – Прицелиться в нас из мушкетов нового образца было бы приятной забавой для этих дворянчиков.

Мы повернули к нашей лодке и направились вверх по реке, медленно двигаясь против тихого течения. Молча миновали мы стоявшие на якоре суда. Я был занят размышлениями о том, как кончится предстоящая битва, – как вдруг вид женщины, показавшейся на дороге от форта, заставил меня подумать о том, что придется нам пережить в случае неудачи. И пришел в ужас, представив себе любимую девушку в руках победителей, и торжественно поклялся, что, пока я жив, этого не будет.

Когда мы, высадившись на берег, шли мимо невысокого холма, Мартин заметил, что было бы лучше занять место у берега, откуда мы могли бы видеть все, что будет происходить; с этой целью мы направились по малопосещаемой дорожке между деревьями, которая должна была привести нас к реке как раз против «Тринити». Я знал, что мы найдем там хорошее прикрытие, так как однажды охотился в этой местности.

Пройдя уже полпути, мы встретились лицом к лицу с Мишелем Берром. Сапоги его были покрыты сухой грязью, круглое лицо покраснело от солнца и ветра; полинявшая одежда была разорвана кустарниками и ветками, но он двигался со своей обычной быстротой, несмотря на следы трудного путешествия. Он приветствовал нас, как всегда, насмешливо-вежливо.

– Как видно, мы будем иметь гостей, господа, – рискнул он сказать, сверкнув странным вопросительным взглядом своего единственного глаза.

– Через час, – ответил Мартин, – и по совершенно другому направлению, насколько я могу судить.

– Да, эти испанцы не очень любят новую веру, – снова начал жирный Мишель. – Кроме того, я слышал, что испанский король объявил эту страну своей собственностью и не потерпит нарушения своих прав.

– Как видно, вы совершили весьма длинное путешествие, месье, – сказал я, пристально взглянув на его покрытые грязью сапоги.

В его глазу сразу появилось торжествующее выражение, которое так же быстро исчезло.

– Не слишком длинное, месье де Брео, не слишком, – ответил он, оставив нас.

После его ухода Мартин засмеялся своим обычным смешком. Я посмотрел на него вопросительно.

– Черт возьми! Видели вы выражение его лица, Блез? Как у кошки, стоящей перед чашкой со сливками. Хитрый плут! Хотел бы я знать, какую чертовщину он теперь затевает?

– Если она так же безвредна, как и все другие, то это не так важно, – сказал я.

– Без сомнения, здесь какая-то новая тайна, – заметил Мартин.

Если бы мы знали, какая ужасная тайна была заключена в этом коварном мозгу, мы не прошли бы мимо так беззаботно, а покончили бы с ним, как с бешеной собакой.

На берегу мы нашли место, откуда был открытый вид на реку и обширный солончак позади. Справа синело широкое морское пространство; слева тянулась беспредельная зелень болот со своими волнистыми травами и разбросанными холмиками, где множество розовых и голубых цапель усердно кормилось среди луж. В дремотной тишине полудня самые слабые звуки ясно доносились к нам по спокойной воде: бряцание оружия на судах; случайные тихие замечания готовившихся к сражению людей, находящихся между снастями или на палубах.

Выглядывая из нашего прикрытия, я увидал на севере безобразную массу облаков, как бы врезавшуюся клином в яркое небо; ветер усиливался, приближалась гроза; наконец, засверкала молния. Мартин испытующе посмотрел на небо.

– Может быть, сегодня сражения вовсе не будет, – сказал он. – Моряки могут оказаться занятыми спасением своих судов: похоже на то, что будет сильный шторм.

Я кивнул.

В это время показалось первое испанское судно, величественно двигавшееся по реке, за ним на некотором расстоянии остальные – всего семь судов громадных размеров с выгравированными изображениями святых на носовой части. Сердце мое замерло, когда я увидел, как ничтожен в сравнении с ними наш флот. Па борту наших судов сразу закипела работа.

Палубы испанских судов были полны темнобородыми испанскими солдатами, их оружие блестело в желтых лучах заходящего солнца, возвышения на передней части были также наполнены воинами.

На носу главного судна стоял среднего роста человек, в богатых доспехах, с обнаженной головой; его бледная кожа составляла разительный контраст с черными волосами и лопатообразной бородой. Глаза у него были жестокие и холодные, губы тонкие и злые, весь его вид – бесстрастный, суровый.

Один за другим послышались всплески якорей и шум канатов. Затем опять наступила тишина.

Пo направлению от форта на реке показалась лодка. Из-за сверкавших на воде солнечных лучей я еле ее заметил, но потом, как раз когда она исчезла за последним из исполинских судов, я мельком уловил, что на ней был только один человек. Эта громадная фигура могла принадлежать только Мишелю Берру. Меня интересовало, какие новые планы замышлял этот коварный человек.

– Черт возьми! Опять этот таинственный жирный человек, – прервал мои мысли жесткий голос Мартина.

– Как вы думаете, что он намерен делать? – спросил я.

Мартин пожал плечами:

– Кто знает? Присоединиться к Жану Рибо или сдаться испанцам, чтобы спасти свою шкуру.

– Ну нет, – сказал я с сомнением, – я вовсе не считаю его трусом…

Я замолчал, так как заметил движение на борту «Тринити». На носу я увидел Жана Рибо, держащего в руке короткую тяжелую секиру.

– Какие это суда? – окликнул он громким голосом.

– Суда его величества короля испанского! – раздался ответ.

– Кто у вас командир и что вам здесь нужно? – спросил Рибо.

– Я – Педро Менендес, известный испанский адмирал. Я пришел по приказу моего властелина уничтожить нарушителей его прав на владения Флориды.

После этого Жан Рибо поднял руку и два раза ударил секирой. Раздался резкий треск разрубленного каната, и «Тринити», освобожденный от якоря, стал плавно двигаться по течению к морю. Тотчас же за ними последовали и остальные суда нашего флота. Матросы толпились между парусами, которые сразу наполнились сильным ветром, и через короткое время все суда полным ходом направились в море.

Хотя это было и неожиданно для испанцев, но они не намного отстали. Воздух сразу огласился резкими криками; испанцы подняли якоря и пустились преследовать наш флот. Через полчаса гавань опустела.

Я посмотрел на небо. На востоке оно было покрыто тяжелыми грозовыми тучами; ветер с каждой минутой усиливался; прибой оглушительно шумел у берегов. Мартин печально покачал головой, и в мрачном молчании мы направились к форту.

Глава XVIII
Кровавая заря

Раньше чем мы попали в форт, небо сильно нахмурилось; высокие деревья качались от все усиливающегося ветра, и не прошло и часа, как полил сильный дождь. Быстро наступила темнота, и мы с большим трудом шли по дороге, ведущей к жилищу де Лодоньера, куда и пришли промокшими и запыхавшимися. Наш командир шагал по комнате, погруженный в печальные мысли.

– О мои друзья! – воскликнул он, не останавливаясь и продолжая энергично шагать. – Мы в опасности. Жан Рибо совершил ошибку, так как мы не в состоянии будем защищать форт, если он потерпит поражение на море. Семнадцать солдат – это весь наш гарнизон, кроме нас троих, и десятка стариков, в молодости носивших оружие. Я только что посчитал наше население – около ста сорока человек, в основном женщин, больных и слабых.

– Мы должны сделать все, что возможно, – сказал Мартин философски. – Надо быть настороже: назначим часовых и будем надеяться, что все будет хорошо.

Он прислушивался к завыванию ветра снаружи и к шуму дождя над нашими головами.

– Не может быть сражения при таком шторме, – добавил он.

– Наши враги должны появиться со стороны реки, – заметил де Лодоньер, – с других сторон мы защищены непроходимыми болотами.

– Я в этом не уверен, – возразил Мартин. – Смелые люди могут напасть на нас с юга.

Но де Лодоньер с этим не согласился, считая это невозможным.

Четыре дня и четыре ночи лил беспрерывный дождь. Реки раздулись и вышли из своих низких берегов, затопив болота со всех сторон форта. Мы ничего не знали ни о Жане Рибо, ни об испанцах и жили в постоянном страхе: вернется ли благополучно наш флот и не появятся ли вдруг испанцы? Ужас повис над колонией. Один старик ходил и беспрерывно плакал, моля Бога спасти его от кровожадных испанских убийц, и показывал при этом искалеченные конечности и раздробленные пальцы; от страха у него помутился рассудок. Другие с какой-то покорностью ожидали грядущих событий, а некоторые предсказывали поражение, рабство и смерть для всех нас. Де Лодоньеру с большим трудом удавалось удержать их от бегства в туманную сырую глубь лесов на верную гибель. Два небольших судна, которые Рибо считал негодными для моря, все еще стояли на реке, и на них-то де Лодоньер рассчитывал убежать в случае надобности.

Один только Мартин хладнокровно исполнял возложенные на него обязанности, а я… Черт возьми, из-за гордости и я вынужден был следовать его примеру. На нашу долю выпало стоять на часах первую половину ночи – от захода солнца до полуночи. Из-за бесконечного дождя ничего не было видно; не прекращавшийся вой ветра в лесу заглушал все звуки. Я населял темноту ночи тысячами неприятелей, тысячами ужасов, вскакивая при малейшем звуке; однажды ночью я чуть не заколол де Лодоньера, когда он внезапно появился во время обхода.

В тайниках души я чувствовал облегчение, когда наступала полночь и меня сменяли.

На четвертый день многим из колонистов стало казаться, что их страхи были напрасны и что, быть может, нам удастся избегнуть нападения испанцев. Мишель Берр, без всякого сомнения, исчез. Я думал, что он присоединился к нашему флоту, и высказал это Мартину, однако он мне на это ничего не ответил.

Этой ночью дождь лишь накрапывал, ветер стих; безмолвный мрак, казалось, был полон угрозами, неведомыми опасностями, смертью. Но ничего дурного не случилось. Тем не менее я был доволен, когда в полночь мое дежурство кончилось. Я присоединился к Мартину, и мы молча под моросившим дождиком с большим трудом добрались к нашему жилищу. Мартин сбросил свою мокрую тяжелую кожаную одежду и заменил ее на сухую.

– Эту ночь мы будем спать одним глазом, мой друг, – сказал он коротко в ответ на мой вопрос, растирая свою правую руку, что у него уже вошло в привычку.

Я привык уважать советы Мартина и поэтому также переменил одежду. Я уснул с мыслью не об испанцах и не о сражении, а о Марии де ла Коста, сожалея, что род де Беро обладает таким характером, который послужил причиной моей ссоры с ней.

Я проснулся, когда первые слабые лучи серого рассвета появились на окнах. Снаружи царила тишина, глубокая, зловещая тишина, которая, как казалось моим напряженным нервам, таила в себе тысячу невидимых ужасов. Волосы стали у меня дыбом, я весь задрожал. Дождь прекратился, и ветер уже не стонал у нашего домика; в другом конце комнаты лежал, спокойно дыша, Мартин. Я намеревался разбудить его, так как был уверен, что нам грозит какая-то опасность, но затем выругал сам себя старой бабой, пугавшейся своей лени, и остался на месте. Так лежал я в тревоге, насторожившись, и ждал – ждал, сам не зная чего.

Тусклый рассвет заменился светлым утром. Я подумал с радостью о том, что, если что-либо случится, я, быть может, сумею отчасти отплатить Мартину за его непрестанные заботы, так как в первый раз за время нашего знакомства я проснулся раньше его. Вдруг с южной стороны раздался долгий, трепещущий крик, от которого у меня кровь застыла в жилах. Затем крик сразу прекратился, как будто кричащий был сражен чьей-то безжалостной рукой.

Я вскочил на ноги, схватил шпагу и подошел к Мартину.

– Мартин! Мартин! – закричал я, но мои слова были заглушены страшным взрывом, от которого содрогнулся наш домик.

Мартин сразу вскочил, схватил оружие, подбежал к дверям и выглянул наружу.

– Нельзя терять времени, – сказал он своим хладнокровным тоном. – Они пришли через южные ворота. Идемте. Я не намерен умереть здесь, как крыса в ловушке.

– Но Мария! Я должен спасти ее! – закричал я. – Иначе жизнь не будет иметь для меня никакого значения.

– Хорошо сказано, сын мой, – ответил Мартин. – Ведите! Я следую за вами.

Выбежав на улицу, я услыхал шум у южных ворот форта; портал был полон волнующейся толпой. Ворвавшиеся испанцы уже рассеялись по форту между строениями, и крики мужчин и вопли женщин огласили воздух. Какой-то старик в одной только сорочке, с набок надетым ночным колпаком на седой голове, выбежал из домика вблизи ворот, размахивая шпагой, но в одно мгновение был убит; женщину, следовавшую за ним, ударили прикладом мушкета по голове. Все это я видел, когда бежал через главную площадь. Позади слышны были легкие шаги следовавшего за мною Мартина.

Когда мы подбежали к дому де да Коста, я увидел его в сорочке и чулках, окруженного тремя испанцами, четвертый в это время скрылся внутри дома. Широкое красное пятно расползалось по сорочке де ла Коста, но глаза его сверкали, и он с таким искусством и ловкостью действовал шпагой, что более молодые люди могли бы ему позавидовать. Он казался совсем другим человеком, чем мы его знали, с его пустыми речами и пылкими планами. Но, по-видимому, он уже стал слабеть, огромный испанец выбил у него шпагу и варварски ударил его по голове. Старик упал на колени, и свет угас в его глазах. После второго удара он распростерся на земле, представляя собою жалкую окровавленную фигуру с лицом, перепачканным в грязи; все его честолюбивые планы потонули в море крови.

– Найдите девушку! – закричал Мартин. – Я позабочусь об этих молодцах.

В это время из дома раздался пронзительный крик. Пока я бежал до дверей, я слышал позади себя звук стали и резкий голос Мартина, насмехавшегося над испанцами.

В комнате Мария боролась с четвертым испанцем: ее нежное тело было прижато к его груди, покрытой сталью. Он громко хохотал над ее усилиями вырваться от него; она была полуодета, ее маленькие белые ножки были босы, и она бешено колотила ими по его сильным ногам; лицо ее исказилось от страха, расширенные глаза безумно глядели на бородатое лицо солдата. Увидев ее, которую я считал в глубине души своей, в руках мрачного убийцы, я пришел в бешенство. Страстное желание убить его охватило меня жгучим пламенем, кровь ударила мне в голову. В этот момент мне не страшны были все испанцы мира.

Он, должно быть, прочел свой приговор в моих глазах, потому что отпустил девушку и схватился за шпагу. Но я не дал ему возможности действовать ею, черт возьми, негодяй не заслужил этого! После трех ударов я загнал его в угол комнаты, где стояли в беспорядке стулья и разные другие вещи. Испанец с отчаянием боролся за свою жизнь. Он был очень бледен, и смертельный страх глядел из его черных, блестящих глаз. Седьмым ударом я уложил его на пол мертвым с распоротым горлом.

Мария лежала на том же месте, где упала, с ужасом устремила она свои испуганные глаза на человека, который в страшных судорогах расставался с жизнью. Я осторожно поднял ее; она продолжала смотреть на мертвого уже испанца, и с большим усилием ей удалось оторвать от него свой взгляд.

– Блез! Блез! – всхлипывала она жалобно. – Я думала, что вы забыли меня!

– О милая, никогда не думайте так! – закричал я. – Я никогда не забуду вас. Мы будем жить и умрем вместе, моя родная! Мария, мы должны бежать, чтобы спасти свою жизнь.

Снаружи раздавались звуки борьбы, и победоносные крики испанцев наполняли воздух. Я побежал к дверям. Число противников Мартина увеличилось еще на два. Он сражался с хладнокровием и ловкостью; глаза его сузились, и хотя лицо было холодно и бесстрастно, он дрался бешено, с еле заметной улыбкой на сжатых губах. Два раза враги отбросили его, два раза он бросался на них со своими ловкими приемами.

Никогда я не видел такой борьбы. Гордость охватила меня, когда я побежал и занял место рядом с ним. Спокойные, легкие, свободные приемы Мартина поставили в тупик испанцев, которые сражались по рутине, механически, резко и грубо. Они еще ни разу не задели его, в то время как он уже троих из них ранил.

Когда я вступил в борьбу, на мою долю пришлись высокий испанец, убивший де ла Коста, и другой, поменьше ростом. При первой схватке второй заставил меня так отпарировать удар, что наши рукоятки ударились друг о друга; пока я пришел в себя, высокий слегка задел мое плечо, я почувствовал как бы булавочный укол. Это придало мне решимости, и я быстро оттеснил их, решив, что необходимо одного из них уничтожить, и возможно скорее. Мое положение стало улучшаться, а Мартин в это время с таким свирепым бешенством бросился на своих врагов, что те отступили в панике. Во время быстрого обмена ударами, высокий метил мне в лицо, но промахнулся, а я в это время вонзил ему лезвие в глаз.

– Проклятье! – закричал он в страшных мучениях, выпустив шпагу, и, закрыв обеими руками глаза, шатаясь, ушел.

– Дьявол! Уж больше ты никого не убьешь! – воскликнул я. – Ты получил от меня заслуженную кару, дорого заплатив за свое участие в убийстве женщин и детей в форте Каролина.

В этот момент появилась новая фигура, занявшая место справа от меня. К моему удивлению, это оказался Роже де Меррилак.

– Уведите Марию! – закричал я ему раньше, чем он вступил в борьбу. – К реке, и ждите там нас! Мы их пока задержим…

Не дав мне кончить, он ушел. Мартин кивком головы выразил одобрение, но ничего не сказал.