Текст книги "Переосмысление"

Четыре дня

Мое время ограничено, а жизнь коротка, поэтому я проживу ее так, как я считаю нужным. Я буду добиваться тех целей, которые важны для меня, а не тех, которые мне навязывают другие. Я возьму все преграды, которые встретятся мне на моем тернистом пути, и превращу их в топливо для моих будущих свершений. Я буду следовать своему сердцу, я стану тем, кем хочу стать и сделаю все ради этого.

Кем я хочу стать? Дело не в том, кем я хочу стать, а в том, кто я есть и кем хочу оставаться. Ничто в этой жизни мне не интересно так, как бег.

Вот я стою в начальной точке пути, разминаясь, предвкушая тяжесть предстоящей дистанции. Вот я уже бегу, и сотни разных мыслей посещают мою голову. Пару минут назад мне казалось, что я не смогу больше пробежать ни метра, но проходит немного времени, и совершенно другое чувство окутывает меня – я легок, я силен, я в состоянии бежать еще много часов. Вот погода меняется, начинается дождь; сначала меня это настораживает – я не был к этому готов, холодные капли падают на мое тело. Но затем все это уходит, и я получаю удовольствие от того факта, что сейчас, в 5 утра я, наверно, единственный во всей округе (а хочется думать, что и во всем городе, но черта с два!), который бегает в такую погоду. Ведь это не просто дождь, это ливень!

А я все бегу, так как была поставлена цель – пробежать 42 километра 195 метров, и что бы ни случилось, я буду бежать. Я уже давно выключил музыку, звучащую в моих наушниках, так как она уже пошла по второму кругу и ужасно мне надоела. Я просто хочу слышать звуки улиц, по которым я бегу; лай собак, которых я ненавижу; редкие звуки проезжающих мне навстречу машин. Время от времени я вытаскиваю телефон, на котором установлена программа подсчета пройденного расстояния, зло берет от того, что не могу удержаться и смотрю на телефон все чаще. Как будто от моих частых взглядов расстояние уменьшится.

Я уже не получаю никакого наслаждения от процесса, у меня очень болит спина, пот льется с лица вперемешку с каплями дождя, это мешает зрению и в результате я падаю в лужу, но тут же вскакиваю. Вновь вытаскиваю телефон, еще километр! Километр, чтоб его! Единственное, что работало в похожие моменты, это воспоминания о ногах Мухаммеда Али, о том, с какой легкостью он их передвигал в боях, когда шел уже 15-ый раунд. Но сейчас даже это не помогало, и тут в ход идет безотказный метод – сначала добежать вон до того столба, о дальнейшем не думать, потом вон еще 10 метров до того магазина, потом еще…и еще… И вот я вытаскиваю телефон, где программа указывает, что я пробежал 42 километра 193 метра…194..195.

Это был день, когда я пробежал свой первый марафон.

Меня зовут Саймон Белл. Я вырос в хорошей семье со средним достатком. Несмотря на то, что по американским меркам ее можно было бы назвать малообеспеченной – в нашем маленьком городке, расположенном в южной части штата Техас, наша семья считалась вполне успешной и благополучной. Мой отец, Фрэнк, мускулистый худощавый мужчина, очень молодо выглядел для своих лет, имел рост около двух метров и отличался способностью быстро мыслить и принимать решения. Последняя черта характера позволяла ему в течение многих лет считаться одним из лучших пожарных в нашем округе, побеждать в различных профессиональных состязаниях и занимать ответственную должность начальника пожарного расчета. Он пользовался большим уважением окружающих. Моя мать, Мелисса Белл, была очень красивой и при этом умной женщиной, с мягким спокойным характером. После окончания университета в Далласе, где, кстати, она и познакомились с папой, она вернулась с ним в наш городок и всю жизнь проработала учительницей английского языка в местной школе.

Я был единственным ребенком в семье, рос самостоятельным и свободным в суждениях, и если контроль со стороны родителей за моим поведением и поступками и присутствовал, то был настолько деликатным, что я его не замечал. Глядя на отцов своих одноклассников и соседей, почти все из которых работали за шесть долларов в час на заводе удобрений в километре от городка – я с юных лет знал, что, когда вырасту, обязательно уеду из этой дыры навсегда, стану кем-то значимым. Меня не прельщала перспектива идти по стопам отца, провести жизнь среди десятка этих улиц, маленьких домишек и таких же незначительных людей, время от времени выезжая в округ на ярмарку и раз в два года проводя отпуск на каком-нибудь дешевом курорте Восточного побережья.

Моя целеустремленность питалась и росла в геометрической прогрессии благодаря двум вещам. Первой была социальная обстановка в городе. Несмотря на то, что химический завод работал стабильно и имел огромные прибыли, его владельцы периодически сокращали штат, дабы увеличить свои барыши, а выброшенные на улицу люди не только не могли найти работу, но даже не имели возможности обратиться в суд. Суда у нас в городе не было, не было и лишних денег, чтобы мотаться в соседний городок для защиты своих прав. Здесь не редкостью были пьяные драки, самоубийства, разводы и родители, бьющие своих детей. Люди попросту ломались, когда у них отбирали кусок хлеба, преждевременно отправляясь на кладбище и оставаясь там навсегда.

Второй вещью был рано открывшийся у меня врожденный талант бегуна. Хотя я вообще не особо верю в талант, я верю в желание добиться своей цели и в колоссальный труд ради ее достижения. В общем, еще в начальной школе я был лучшим, а в восемь лет случилось нечто. В один из воскресных дней нас привезли на школьный спортивный праздник в парк.

В программу праздника входил забег по берегу озера, в котором, по задумке организаторов, по очереди должны были стартовать четыре группы соревнующихся. В первую группу входили старшеклассники, имеющие разряд по какой-либо дисциплине, во вторую – старшеклассницы-девушки, в третью – учащиеся средних классов, а в последнюю – мы, самые младшие. Когда на старт вышла третья группа, я, воспользовавшись общей суматохой, побежал с ней и с большим запасом первым финишировал через полторы мили. После этого случая наш учитель физкультуры, старый и опытный Том Уинсли, взял меня под свою опеку, начав заниматься со мной бегом по собственной программе.

В шестнадцатилетнем возрасте я впервые в жизни ощутил вкус большой победы, быстрее всех пробежав дистанцию в одну милю на крупном молодежном легкоатлетическом турнире в Нью-Йорке. Я был опьянен личным успехом и сумасшедшим темпом жизни этого огромного мегаполиса. Я чувствовал себя астронавтом, ступившим на поверхность Марса. Когда я вернулся, наш маленький городок, который я и без того терпеть не мог, стал мне совсем отвратителен. Скажите, захотите ли вы садиться в старый разваливающийся Форд после того, как прокатились на Бентли? Вот и я не хотел.

Спустя пару дней, в воскресенье за обедом, не слыша от волнения собственного голоса, я объявил родителям, что решил посвятить свою жизнь спорту, и что через год, сразу после окончания школы, я уеду учиться в элитную нью-йоркскую школу бегунов.

– Что там по телевизору? – спросил отец у матери.

– Вы что, решили проигнорировать мое объявление? – с недоумением спросил я. Обычно я не позволяю себе такого наглого тона в общении с отцом, но в тот момент я был не в силах молчать.

Отец посмотрел на меня с недовольством – обычно этого хватало, но не сегодня. Неужели он думает, что его недовольного взгляда будет достаточно, чтобы я отказался от мечты всей моей жизни? Что ж, тут он ошибался.

– Почему ты так смотришь на меня, словно я объявил, что завтра начну принимать наркотики? Я лишь сказал, что хочу…

– Я слышал, что ты сказал. Не нужно повторять этот бред еще раз. Одного раза вполне достаточно, – отец вроде и не кричал, говорил спокойно, но это спокойствие меня и пугало. Мне казалось, что он говорил со мной, словно я слабоумный, который не понимает, что для меня лучше, а он, стало быть, главный врач, заслуживший это звание лишь своим возрастом! Я хотел высказать ему все эти мои поразительно остроумные мысли напрямую, но ведь я еще хотел жить, поэтому сказал более вежливо:

– Пап, ты говоришь со мной, словно я младенец.

– Для нас ты всегда будешь маленьким, дорогой, – ласково сказала мама, взяв меня за руку. Я был настолько зол этим неуместным замечанием, что отдернул руку, даже не посмотрев на нее. Отец увидел это, но промолчал.

– Мне это не нравится, – сказал он, – у нас были другие планы, мы с тобой говорили об этом. Я рад твоим достижениям в спорте, правда, но твое желание связать с ним свою жизнь принято на эмоциях. Ты решил, что выиграл этот турнир – и все, теперь ты станешь бегуном. Я тоже думал, что стану футболистом, когда в детстве забивал гол. Все это ерунда, тебе пора повзрослеть.

– Хватит говорить со мной, как с младенцем, папа. Да, возможно, моя победа на этом турнире это всего лишь первый шаг маленького ребенка, который только что научился ходить, но ребенок этот, возможно, когда-нибудь станет олимпийским чемпионом, понимаешь? Я люблю бег, я хочу посвятить всю свою жизнь именно этому. Я не хочу бегать, чтобы поступить в эту школу. Я хочу поступить в эту школу, чтобы бегать. Не просто бегать, а опережать других, состязаться с серьезными соперниками, а их я смогу встретить именно в местах такого рода. Ты не понимаешь, это мой единственный шанс добиться в этой жизни настоящего успеха, бег – это то, что я люблю и умею делать лучше других. Ты как хочешь, а я все уже решил.

Я отодвинул от себя тарелку, резко вскочил, чуть не уронив стул, и хлопнув дверью, вышел на задний дворик.

Дворики в нашем городке обычно крошечные – расстояния от боковой стены дома до забора соседей хватает лишь на то, чтобы покрасить или отремонтировать стену или забор. В нашем дворе, справа от крыльца перед кухонным окном, была разбита простенькая цветочная клумба, а сразу за ней теснились грядки с луком, кудрявым салатом и спаржей, из которой мама умела готовить не менее десятка вкуснейших блюд. С левой стороны под навесом стоял мангал для барбекю и несколько пластмассовых стульев, за ними росло огромное ореховое дерево. Под ним я и сидел на деревянной скамейке, когда отец легонько тронул меня за плечо.

– Можно присесть? – спросил отец. Что это с ним? Я думал, он будет в гневе, начнет читать мне лекцию о том, что так разговаривают с родителями только ничтожества. Я был поражен этому, казалось бы, простому вопросу, потому что раньше отец никогда не спрашивал разрешения в таких вещах даже в шутку. В нашей семье четко давалось понять, кто главный, кто отец, а кто сын, именно поэтому я думал, что сегодняшняя моя вольность будет мне дорого стоить.

Однако я удивил себя еще больше тем, что хотя от его мягкого вопроса мне заметно полегчало, я не торопился это показать. Я как бы нехотя кивнул и сделал вид, что сосредоточенно стряхиваю пыль с брюк. Я не поспешил обнять его, извиниться за то что, возможно, чем-то обидел его – хотя бы тем что, как он всегда учил меня – дети не должны так разговаривать с родителями. Я не сделал ничего такого, я просто сидел, делая вид, что продолжаю обижаться.

Он опустился на скамейку рядом со мной. Он смотрел прямо перед собой и тихо сказал:

– Вот это и случилось.

Он словно знал, что я ни за что не передумаю строить свое будущее в спорте, он знал меня лучше, чем я знал самого себя. И зная, насколько я бываю упрямым, он хорошо понимал, что я готов идти на любые жертвы ради достижения конкретной цели. Этим он и решил воспользоваться.

– Ну, хорошо. Пусть будет по твоему, – твердо сказал отец, а я недоверчиво скосил на него взгляд. – Знаешь, я ведь тоже не мечтал быть пожарным. Когда-то в юности я хотел стать журналистом, даже поступил в университет, на филологический факультет. Мама наверняка рассказывала тебе, что мы там познакомились, она училась на два курса старше меня.

Когда умерли родители, я не смог оплачивать учебу, твоя мама как раз сдала выпускные экзамены, и мы с ней приехали сюда. Потом родился ты.

Последнюю фразу отец произнес как-то по-особому тепло, как мне показалось, а через минуту он продолжил говорить.

– В конце концов, это твоя жизнь, и ты вправе выбирать путь. Но прежде чем ты отправишься покорять Нью-Йорк и Америку победами на стадионах, ты должен будешь получить профессию, не связанную со спортом. Это мое условие, при выполнении которого я гарантирую тебе помощь во всем, в чем смогу. В конце концов, это вопрос уважения и сыновнего долга. Ты понимаешь, о чем я говорю? – отец пристально посмотрел на меня.

– Нет, пап, пока что не очень.

– Что ж, это не так сложно понять, – сказал он, добавив в тон немного жесткости, которая, кстати, порой очень ему шла. Он умел очень ловко переходить от душевных разговоров к деловым, все у него было в меру, словно все заранее просчитано. Он был великолепным психологом. Почему он пожарный? Почему он не стал богатейшим человеком на Земле, который изменит историю? Почему он рискует жизнью ради местных неудачников?! Наверное, я никогда этого не пойму. Но я отвлекся, а отец продолжал:

– То, чему ты хочешь посвятить свою жизнь, не назовешь стабильной профессией, которая может приносить постоянный доход. А такой профессией ты обязан обладать, и это будет необходимым условием того, чтобы тебя уважали, но отнюдь не достаточным.

Я резко повернулся изумленным лицом к отцу, более ничем не проявляя своих чувств, которые кипели в груди.

– Но я потеряю несколько лет. В спорте это много, целая вечность, – чуть не сорвавшись, ровным голосом тихо сказал я.

– Нет, не много. И ничего ты не потеряешь, я в тебя верю.

– Папа, но как же так?! Несколько лет учиться специальности, которая мне не интересна?

– Хочешь идти к своей мечте? Иди. Но будь любезен создать себе путь к отступлению в случае, если мечта не реализуется.

– Это рассуждения неудачника, пап, – я сам не поверил в то, что сказал ему это.

Он посмотрел на меня, взгляд его был каким-то грустным, потом он улыбнулся и сказал:

– Это рассуждения взрослого человека. Станешь старше, поймешь, что я был прав, а сейчас ты слишком молод и горяч. Максималист ты наш.

Затем он встал, потрепал меня по голове и пошел в дом.

– Пап, но…

– Разговор окончен, сын, – дверь захлопнулась. Опять этот внезапный переход от мягкости к жесткому тону. Черт возьми, как же это бесит.

Через год я подал документы на факультет журналистики. Впрочем, это было единственное, что меня интересовало еще, кроме бега. С одной стороны, мой выбор был продиктован данью уважения к отцу, к его стремлению в молодости стать всемирно известным журналистом. А с другой – любовью к книгам и литературе вообще, которую с малых лет мне прививала мать. Я любил сочинять рассказы о своих друзьях, о своем городке; сначала потому, что мысли не мешали мне заниматься спортом, а потом я просто принял это увлечение в свою жизнь.

К сожалению, на тренировки по бегу оставалось совсем немного времени, они стали носить случайный характер. Ежедневный список заданий в университете был настолько велик, что я едва успевал их выполнять. Причиной нехватки времени была и работа на стройке, где я работал каждый день в неурочное время. Все заработанные деньги я откладывал для реализации своей мечты – поступления в элитную школу бегунов Нью-Йорка.

На каникулы я приехал домой. Когда ранним утром я вышел из автобуса, я увидел на пыльной обочине отца и мать. Мама обняла меня и на ее глазах появились слезы, отец крепко пожал руку, похлопал по плечу и сказал:

– Ну, здравствуй! Ждем тебя уже час; пойдем уже?

Я чувствовал себя счастливым и растроганным, и готов был расплакаться.

Я недоумевал, какие перемены произошли с родителями и со мной всего за какой-то год разлуки. На расстоянии, мы стали еще ближе друг другу. Вечером, когда разошлись гости, пришедшие отметить встречу, мать начала убирать посуду со стола, стоявшего под ореховым деревом, а я ощутил внезапное желание поговорить с отцом.

Он подошел ко мне, сел рядом и спросил:

– Трудно тебе?

Я кивнул.

– Знаешь, пап, порой мне кажется, что у меня ничего не получится. Бывают дни, когда я попросту выдыхаюсь. Ты не подумай, что я раскис, нет, я все силы прикладываю для того, чтобы получить знания в университете, мне нравится учиться, но дело в том, – я запнулся, – я должен заработать на школу бегунов, а чтобы тренироваться – совсем нет времени.

– Выбрось эти мысли из головы. Жалеют себя только слабаки, – прервал меня отец, – ты никогда не простишь себе своей слабости. Ты сможешь. Ты должен. Честно говоря, я не надеялся, что ты последуешь моему совету.

Помолчав, он продолжил.

– Выходит, что я у тебя в долгу.

Я удивленно вскинул голову.

Отец усмехнулся, затем продолжил:

– Получается, что ты воплощаешь в жизнь мою мечту – стать журналистом, жертвуя своей мечтой. Ты даже не представляешь, как я тобой горжусь.

Потом он решительно сказал:

– Я хочу, чтобы ты ушел со стройки и начал усиленные тренировки по бегу.

У меня есть для тебя деньги. Немного, правда, но тебе хватит. Видишь ли, в моей профессии всякое может случиться, поэтому у пожарных принято иметь «заначку» для семьи. В общем, я отдам их тебе, – отец улыбнулся, – ведь умирать мне еще рано, а деньги должны работать. Верно?

– Пап! – воскликнул я.

– Подожди ты, не перебивай – он остановил меня жестом, – это еще не все. Я хочу, чтобы ты запомнил то, что я тебе сейчас скажу. Чтобы добиться цели, необходимо каждый день делать хоть что-то для ее достижения! Этого правила нужно придерживаться, несмотря ни на что. Ты должен убрать все препятствия на своем пути. Только тогда у тебя все получится, а я буду рад за тебя больше всех на свете. Ты должен получать радость не только от мысли о достижении цели, но и от процесса ее достижения, так как это и есть твоя жизнь. Вот она – здесь и сейчас! Цени настоящее, помни прошлое, надейся на будущее! Каждый день – награда, каждая минута – шанс все изменить и начать сначала.

Знаете, его речь могла бы показаться банальной. Терпеть не могу недоумков, которые на своих лекциях с названиями типа «Как добиться своей цели» подобными речами пытаются убедить нас, что мы сможем, что у нас все получится. Меня всегда они раздражали. Но тут было совсем другое, тут важны были не столько слова, сколько то, кто мне их говорил и с какой интонацией.

Когда через две недели я садился в автобус, чтобы вернуться к учебе, я чувствовал себя отлично. Этот разговор с отцом придал мне сил.

Я поступил в элитную школу бегунов Нью-Йорка в марте. Чтобы не пропустить начало годового цикла тренировок, мне пришлось изрядно попотеть. Продолжая работать по вечерам и посещать занятия днем, дополнительно я еще занимался со специально нанятым репетитором, чтобы сдать экзамены в университете экстерном и получить диплом после зимней сессии, на полгода раньше положенного срока.

Спустя неделю после поступления в школу я и познакомился с Эдди Вольфом. Глядя на Эдди, невозможно было им не восхищаться. Белокурый красавец Эдди Вольф был фантастически ладно сложен и мускулист. Он обладал безукоризненной беговой техникой, практически на любой дистанции его скорость поражала воображение всех, кто преподавал или стажировался в нашей школе. Отточенные движения спортсмена невольно заставляли проводить аналогию с гепардом. Ему играючи давался спринт, бег на средние и длинные дистанции. Даже марафон Эдди преодолевал с потрясающей легкостью. Он не усердствовал на тренировках, его практически не преследовали травмы, казалось, что ему помогает какая-то высшая сила. У тренеров были все основания полагать, что примерно через год он сможет добиться самого высокого результата на чемпионате Америки.

Сначала местный фаворит не вызвал у меня каких-либо негативных эмоций. Причин усомниться в своем превосходстве над кем бы то ни было, как я думал, у меня не было. Никто не мог любить это дело больше меня. Следовательно, никто не мог быть в нем лучше меня. Такая у меня была логика. Спустя месяц на контрольных соревнованиях я уступил Эдди больше полутора секунд на своей любимой четырехсотметровой дистанции.

Прошел год, и сколько бы я не прикладывал усилий, я постоянно приходил к финишу вторым, он всегда был первым. Это было невероятно. Я работал днем и ночью, я никогда не ходил развлекаться в город, в то время как его постоянно замечали по ночам в компании каких-то красоток. Просто уму непостижимо, как этот человек все успевает! Я пашу тут, как проклятый, а ему все легко дается! Что это? Талант?! Опять это ненавистное слово! Неужели талант дается просто так? Неужели талант – это не результат многолетних трудов человека в определенном направлении? Он что, дается просто так?!

Всего однажды в спринтерском беге на двести метров мне почти удалось победить его, я бежал с колоссальным отрывом, но в итоге все равно упустил победу. Он словно ветер пронесся мимо меня в самом конце! И каково же было мое негодование, когда в раздевалке Эдди подошел ко мне и, похлопав по плечу, произнес:

– Как думаешь, приятель, тебе сегодня повезло?

– Ты это о чем? – спросил я раздраженно.

– Ну, ты ведь почти победил меня сегодня. Впервые за долгое время сегодня наблюдалось хоть какое-то подобие соперничества между нами. Я думаю, сегодняшний забег ты вполне можешь считать успехом для себя, разве нет? – он говорил, а эта проклятая голливудская улыбка все не сходила с его лица.

– Успехом для меня считается только победа, Эдди, – ответил я, пытаясь сохранять спокойствие и не выбить ему зубы.

– Парень, я просто пытаюсь сказать, – сказал он, зачесывая волосы, – ты всегда будешь вторым. И это не плохо. Правда! Быть вторым, если первый я – это совсем неплохо. Ты никогда не сможешь победить в забеге со мной, парень, это просто факт – на него можно обижаться, на него можно злиться, но факт останется фактом, факт равнодушен к людским эмоциям.

– Не говори мне о том, что я смогу, а что нет, Эдди. Меня это злит, – сказал я, жестко схватив его за руку. Я даже опомниться не успел, как он ловким приемом заставил меня оказаться на полу.

Присев рядом со мной, он сказал:

– Хорошо, дружище, я не буду говорить тебе об этом. Думаю, ты сам все прекрасно понял, – после он подал мне руку, чтобы помочь подняться. Я отверг его помощь, попытался встать и начать драку, но толпа рядом стоящих людей, а потом и здравый смысл, удержали меня от этого.

Все, кто был в раздевалке в тот момент, молчали. Наступила гнетущая тишина. Казалось, что никто не обращал на наш спор внимания, но это было не так, и я каждой клеткой кожи чувствовал это. К моему горлу подкатился противный ком, голова закружилась от негодования. Через секунду ко мне вернулась способность рассуждать рационально. Я твердо решил убрать со своего пути этого зазнайку, любым путем. Я найду для этого момент. В памяти всплыла теория Макиавелли, по мнению которого для достижения высших целей все средства хороши. От этих мыслей мне стало чуточку легче.

– Считаешь себя любимчиком Бога, который дал тебе талант? А ты никогда не думал, что божий дар это что-то типа аванса, своего рода мотивация или стимул, говоря проще. Если не будешь продолжать работать, то не только зарплаты не получишь, но и аванс могут отобрать. Мне кажется, что Бог тебе сегодня выписал последнее предупреждение! – мне казалось, что мои слова были довольно убедительны, несмотря на то, что говорил я их слишком быстро и громко.

– Друг, тебе надо успокоиться, – сказал Эдди, натягивая свою модную футболку. – Спокойствие и смирение – вот путь к успеху.

Я вспомнил слова отца: «Ты должен убрать все препятствия на своем пути», а вслух произнес:

– Послушай, разве в раздевалке решаются спортивные споры? Время покажет, кто из нас прав. Дай пройти.

Я набросил на плечо футболку и, не оборачиваясь, прошел мимо длинного ряда шкафчиков под пристальными взглядами парней. Я должен как-то наказать этого баловня судьбы.

Дело в том, что за неделю до этого инцидента двенадцати лучшим бегунам школы было приказано собраться в актовом зале после обеда. На сцену перед группой спортсменов, в которой, разумеется, были и я с Эдди, вышел наш главный тренер Джек Олсон.

– Каждый из вас, – без предисловий начал он, – имеет хорошие результаты в беге на длинные дистанции. Настолько хорошие, что они могут считаться квалификационными для выступления на одном из марафонов мировой серии «World Marathon Majors».

В этот момент у меня пересохло во рту. Я никогда так явственно не ощущал близость к своей заветной мечте. Я думал что, возможно, сегодня я вытащу долгожданный счастливый билет, который откроет мне безумно широкие возможности для продолжения карьеры.

В зале наступила глубокая тишина. Двенадцать парней пожирали Олсона глазами.

– В общем, так, – продолжал он, – руководство школы решило отправить своего представителя на один из марафонов этой серии, он самый престижный в мире. Чтобы попасть на него, вам придется забыть все свои предыдущие достижения и заслуги. Тренируйтесь усердно и ведите себя дисциплинированно. Через месяц мы проведем контрольный забег, победитель которого будет защищать честь нашей школы. Он и будет единственным нашим представителем на марафоне. Дату контрольного забега я сообщу позже. Все, можете расходиться.

– Единственным представителем, – прошептал я чуть слышно, с негодованием подумав об Эдди и его таланте.

Целую неделю я безумно хотел, чтобы в моей жизни не было никакого бега, никакого Нью-Йорка, никаких претензий на исключительность. Я тренировался как всегда много, и даже с остервенением. Единственным препятствием был для меня Эдди, и как преодолеть это препятствие, я уже знал. Стычка в раздевалке, как казалось, развязала мне руки, я был обязан наказать этого наглеца любым способом; в конце концов, я должен был восстановить справедливость. Ведь только тот, кто усердно трудится, достоин уважения и поощрения!

Вечером накануне контрольного забега, после ужина, Эдди выбежал из своей комнаты в кампусе с выражением ужаса на лице, держась за живот. Вызванный дежурный врач через десять минут диагностировал у Эдди сильнейшее расстройство желудка и диарею, сопровождаемую лихорадкой и высокой температурой. Вердикт для гения бега был сокрушительным: «минимум неделя постельного режима». Враг был повержен. Я узнал об этом от соседа по комнате и воспринял эту информацию холодно. Уничтожив остатки порошка, который подсыпал своему врагу, я с чистым сердцем лег спать. На следующий день я на голову опередил всех в забеге и принимал поздравления. Я победил. И победил заслуженно! Именно я стал единственным представителем в марафоне, который, безусловно, изменит все.

День, к которому я шел всю свою жизнь, настал. День всемирно известного марафона. В то утро я по привычке проснулся ровно на пять минут раньше звонка будильника. К тому времени, как будильник зазвучал во второй раз, я уже стоял в спортивном костюме и кроссовках. Отключив динамик, я прикрепил смартфон к поясу, вышел из номера, быстро спустился со второго этажа и выбежал на площадку перед отелем. Когда я обогнул въезжавший на автостоянку старенький автомобиль и с невысокой скоростью побежал в сторону местного порта, солист группы «Queen» еще продолжал убеждать меня через наушник: «мы чемпионы, мы чемпионы…». Это я знал и без него.

Сегодня о моем таланте узнает вся Америка! Несмотря на желание двигаться быстрее, я не собирался выкладываться, как обычно. Когда полностью стала видна внутренняя гавань порта, я остановился и выровнял дыхание. Пора было возвращаться в отель. Я знал, что старт третьей волны, назначенный на 10:40 по местному времени, станет в моей спортивной карьере трамплином к мировой известности, поэтому опоздание было невозможным.

С самого утра апрельская погода в городе, где проходил этот знаменитый забег, не предвещала ничего хорошего для участников марафона.

Впрочем, я был осведомлен о возможных ее капризах и долго готовился к тому, что бежать, возможно, придется либо при сильном ветре, либо в дождь. Я знал, что местная трасса считается одной из самых технически сложных в мире, но не испытывал даже доли сомнения в том, что обойду неофициальное мировое достижение Джеффри Мутаи на этой дистанции.

Ни капли не смущало меня и то, что стартовать придется лишь в третьем потоке, после элитных бегунов и знаменитостей. Я был твердо уверен, что годы каторжного труда не могли пройти даром. Много лет я упорно тренировался, развивал выносливость, совершенствовал свои физические качества. Все это привело меня сюда, к забегу к мировой славе.

Весь последний год, с середины февраля и до конца декабря, я отдал всего себя и все свое свободное время тренировочному процессу. Тренер хвалил меня сдержанно, но я не мог не замечать в его глазах восхищения. За последнее время я ни разу не навестил родителей, ограничиваясь редкими разговорами по телефону ни о чем – у меня не было времени.

Я ехал на такси к месту старта и безумно хотел, чтобы мать и отец стали свидетелями моего триумфа. Я надеялся, что они будут смотреть трансляцию по телевизору и увидят меня в качестве победителя престижнейшего марафона в мире. Больше всего мне хотелось, чтобы это увидел отец.

Я расплатился с таксистом и пошел к месту старта. Минут пятнадцать мне пришлось продираться сквозь толпу и красно-зеленые кучи бумажных стаканчиков с рекламой всяких напитков. Обойдя бесконечную вереницу пластмассовых туалетных кабинок, я вышел на просторную лужайку, где организаторы мероприятия построили импровизированную марафонскую деревню – с охраной, ларьками, раздевалками, ячейками для хранения вещей и прочими атрибутами, необходимыми для двадцати тысяч участников грандиозного спортивного действа. Впрочем, оно было уже в разгаре, к старту готовилась уже вторая волна бегунов. Из невероятно густого и тяжелого шума толпы изредка удавалось уловить вопль какого-нибудь болельщика, увидевшего своего кумира, или звонкий хохот девушек-студенток, работающих здесь волонтерами. Я переоделся и вышел размяться на лужайку.

Я отвернулся от стартовой зоны и стал пристально смотреть на верхушки редких сосен, пытаясь сосредоточиться на предстоящем испытании. За моими плечами было много турниров и блестящих побед, но я никогда не волновался так, как сегодня.

На секунду мне подумалось, что здесь сегодня должен быть не я, а Эдди Вольф.

– Ну уж нет, – прошептал я, – к черту Эдди. Я заслужил быть здесь!

В этот самый момент голос диктора объявил о пятнадцатиминутной готовности к старту третьей волны бегунов. Резко повернувшись, я пошел к стартовой зоне.

Прошло еще какое-то время, и вот началось! Я побежал…

Я забыл обо всем. Моя скорость была невообразима. Я был словно ветер, словно Мухаммед Али в бое с Листоном – легкий, как перышко. Я был лучшим в этом забеге, в этом не было сомнений. Я уже не думал о преградах, которые я преодолел, чтобы оказаться здесь, я забыл об Эдди и о том, как с ним поступил. Все это казалось таким несущественным по сравнению с тем фактом, что я явно превосходил всех своих соперников, опережая их с большой легкостью. Они были, словно вяло ползущие гусеницы, а я был поездом, проносящимся мимо них. Я не родился этим поездом, я стал им! Я победитель! Я……внезапно сзади послышался невообразимый грохот, и я ощутил сильный удар в спину, который свалил меня с ног. Я ударился головой об асфальт, и медленно теряя сознание, еще несколько секунд слышал вопли и крики обезумевших от ужаса людей…