Текст книги "Вьетнам. История трагедии. 1945–1975"

Время убийств

Обратный отсчет до убийства президента Нго Динь Зьема начался 23 августа 1963 г., когда в Госдепартамент поступила сверхсекретная телеграмма от посла Лоджа, в которой тот интересовался, поддержит ли Вашингтон переворот, если вдруг таковой произойдет. В выходные дни «группа трех» в составе Аверелла Гарримана, Роджера Хилсмана и Майкла Форрестола, воспользовавшись тем, что Кеннеди, Раска и Макнамары не было в городе, отправила в Сайгон положительный ответ. Если Зьем откажется начать реформы и не отстранит от власти своего брата Ню, написали они от имени правительства США, «мы готовы признать как очевидное следствие, что больше не можем поддерживать Зьема. Вы можете сообщить соответствующим военачальникам, что мы окажем им прямую поддержку на протяжении любого переходного периода… Послу следует срочно изучить все возможные альтернативные кандидатуры и разработать детальные планы того, как мы можем произвести замену Зьема, если того потребуют обстоятельства».

В понедельник утром, вернувшись в Белый дом, Кеннеди был обеспокоен тем, с какой легкостью чиновники среднего звена отправили директиву такой исключительной важности. Он посоветовался с Макнамарой и Тейлором, но те дали уклончивый ответ: они бы предпочли, чтобы у власти остался Зьем, но без своего брата Ню. С другой стороны, если сайгонские генералы решат иначе, США должны поддержать временное военное правительство. В конце концов Кеннеди решил не отзывать телеграмму выходного дня, оставив окончательный выбор политики на усмотрение Лоджа. Впоследствии сам посол утверждал, что телеграмма из Вашингтона «поразила его словно громом»: он вполне логично интерпретировал ее как поручение поскорее избавиться от Зьема.

2 сентября президент США, отвечая на вопрос о Вьетнаме в интервью Уолтеру Кронкиту на телеканале CBS, сказал, что сайгонскому правительству необходимо заручиться бо́льшей поддержкой собственного народа: «Если [правительство Зьема] изменит свою политику и, возможно, заменит некоторых людей, я думаю, оно сможет победить. Если же оно этого не сделает, я оцениваю его шансы на победу как не очень высокие». Кеннеди призвал союзников США расширить свою помощь не на словах, а на деле: «Не приведет ни к чему хорошему, если мы скажем: “Давайте-ка все разъедемся по домам, и пусть наши враги делают в мире все что хотят”». «Единственный народ, который может победить, – это вьетнамский народ», – добавил он. Некоторые впоследствии интерпретировали эти слова как свидетельство того, что Кеннеди признал бессилие США во Вьетнаме и подготавливал уход оттуда. Но это кажется маловероятным: он стоял на пороге новой президентской гонки, и провал в Юго-Восточной Азии почти наверняка стоил бы ему второго срока точно так же, как Корейская война положила конец политической карьере Гарри Трумэна в 1952 г.

Между тем события начали развиваться в ускоренном темпе. Чтобы рассорить Зьема с американцами, Ханой принялся делать вид, что пытается навести мосты с сайгонским правительством через польских и французских посредников. Как и рассчитывало северовьетнамское Политбюро, об этом вскоре стало известно администрации Кеннеди. Пожалуй, из всех причин обострившегося интереса Вашингтона к перевороту самой низменной было опасение, что Зьем или его брат Ню могут пойти на сделку. Бернард Фолл, который был известен своими хорошими контактами с обеих сторон и потому имел среди своих читателей немало принимающих решения лиц, утверждал, что, если бы Северу и Югу удалось наладить конструктивный диалог, Хо Ши Мин мог бы согласиться с отсрочкой воссоединения – так называемым приемлемым интервалом, который впоследствии стал центральным пунктом многих будущих усилий по мирному урегулированию во Вьетнаме. По правде говоря, вероятность любой сделки была близка к нулю: Ле Зуана интересовал только единый коммунистический Вьетнам, в то время как режим Зьема тешил себя иллюзиями о своем военном превосходстве и своей незаменимости для американцев. Тем не менее сам факт контактов стал для Вашингтона тревожным сигналом. Готовность Сайгона разговаривать с северянами отражала его растущую враждебность к своим заморским казначеям.

Друг президента Кеннеди Чарльз Бартлетт позже утверждал, что заигрывания с Севером были главной причиной, которая заставила американцев принять решение избавиться от Зьема. Он цитировал слова президента: «Чарли, я не могу отдать Вьетнам коммунистам, а потом просить их [американских избирателей] переизбрать меня на второй срок. Нам во что бы то ни стало нужно удержать эту страну»[301]301
  Hersh Seymour, The Dark Side of Camelot Little, Brown, 1997, 418.


[Закрыть]. Дальше Кеннеди якобы добавил: «У нас там нет будущего. Они [южновьетнамцы] нас ненавидят. И мечтают выгнать нас оттуда. Однажды они дадут нам под зад». Что ж, вполне вероятно, что в частной беседе Кеннеди мог сказать такие слова. Зная, как коммунисты отнеслись к заключенной при активном участии США декларации о нейтралитете Лаоса, Кеннеди не питал никаких иллюзий насчет того, что Ханой покажет себя честным партнером в любом коалиционном урегулировании во Вьетнаме.

Тревога США усилилась, когда в дело вмешался президент Франции Шарль де Голль. Этот высокомерный, ярый антианглосаксонский националист неоднократно призывал США уйти из Вьетнама и договориться о нейтралитете страны. Вашингтон списывал заявления де Голля на ревность: США заняли место Франции в регионе, который некогда был ее вотчиной. Фредрик Логевалл писал: «Если американские стратеги и уделяли внимание идеям и действиям французского лидера, то только лишь с точки зрения того, как лучше им противостоять. Суть его предложений никогда тщательно не анализировалась ни тогда, ни позже, отчасти потому, что рассматривались руководством США как ересь, и отчасти потому, что принимающие решения лица были убеждены, что де Голль продвигает собственную повестку дня»[302]302
  Logevall Fredrik, Choosing War, University of California Press, 1999, 47.


[Закрыть].

3 сентября Уолтер Липпман в своей авторской колонке предостерег: «Если не будет достигнуто урегулирование наподобие того, что предлагает генерал де Голль, нас ждет затяжная война на истощение»[303]303
  . New York Herald Tribune, 03.09.1963.


[Закрыть]. Авторитетный политический обозреватель, который в те годы писал об Индокитае больше, чем о любом другом регионе мира, считал, что наилучший вариант, к которому должны стремиться США, – «титоистский» сценарий, при котором Вьетнам станет единым коммунистическим государством, но не превратится в инструмент Китая или СССР. Хотя он не говорил об этом открыто, Липпман считал, что Хо Ши Мина и его коммунистическую гвардию невозможно победить на поле боя, но с ними можно договориться с помощью долларов. В последнем Липпман серьезно ошибался: вряд ли бы Ле Зуан, этот робеспьеровский бескорыстный идеалист, согласился за деньги поступиться своими идеалами и править объединенным Вьетнамом более умеренным и гуманным образом. Он не пошел на это в 1975 г. – и тем более не пошел бы в 1963 г. Но в первом утверждении Липпман был абсолютно прав: США не могли одержать победу силой оружия.

13 сентября Честер Купер, член СНБ, написал из Сайгона своему старому коллеге по ЦРУ Джону Маккоуну, что оценивает дипломатическое сближение между режимом Зьема и Ханоем, которое приведет к изгнанию американцев из Вьетнама, как очень вероятное[304]304
  Logevall, Choosing War, 49.


[Закрыть]. Разозленная готовящимся за ее спиной предательством, администрация США не стала тормозить Лоджа, который без всяких колебаний принялся подстрекать сайгонских генералов к мятежу. Между тем подтолкнуть влиятельных военных, таких как генералы Зыонг Ван Минь, Чан Ван Дон, Ле Ван Ким, Чан Тхиен Кхием, к активным действиям против правительства оказалось не так-то просто. Глава Дальневосточного управления ЦРУ Колби, который ненавидел Лоджа и был категорически против свержения Зьема, такого же набожного католика, как он сам, позже писал: «Не было проведено никакой тщательной разработки и оценки конкретных личностей, которые могли бы заменить Зьема; были лишь общие ссылки на “военных”»[305]305
  Colby, 133.


[Закрыть]. Южновьетнамские генералы небезосновательно опасались идти на такой рискованный шаг без твердой уверенности в том, что американцы их поддержат. Хотя они понимали, что им не стоит ожидать от посольства США «гарантий на бумаге», они не желали рисковать своими головами на основании одних только словесных заверений Лу Конейна.

Через несколько лет после описываемых событий американские тайные агенты вели наблюдение за одним марсельским баром в рамках операции по борьбе с международной сетью наркотрафика, известной как «Французский связной». К своему удивлению, они обнаружили среди посетителей бара Лу Конейна, сидевшего в компании корсиканских гангстеров. Как он объяснил, это были его приятели со времен УСС. Тем не менее Фрэнк Скоттон утверждал, что, несмотря на свои замашки головореза и дебошира, Конейн отлично справлялся с порученными ему заданиями – в октябре 1963 г. именно он стал надежным связующим звеном между правительством США, которое нехотя дало добро на свержение Зьема, и группой вьетнамских генералов, которые должны были это сделать[306]306
  АИ со Скоттоном, 11.09.2016.


[Закрыть].

Лодж злился на медлительность заговорщиков, у которых, как он раздраженно писал, «нет ни воли, ни организованности… чтобы что-то сделать». Харкинс, у которого не было времени помогать послу в его интригах, в разговоре с Максом Тейлором пожал плечами: «На Востоке не любят торопиться». Позже Джордж Болл утверждал, что к активным действиям генералов подтолкнула не столько пресловутая августовская телеграмма Гарримана – Хилсмана, сколько выступление Кеннеди по телевидению две недели спустя, в котором тот открыто предупредил, что США перестанут оказывать помощь, если Сайгон не изменит курс[307]307
  Charlton & Moncrieff, 91.


[Закрыть]. Многие представители южновьетнамских – как военных, так и гражданских – кругов чувствовали, как стремительно слабеет поддержка Зьема. Лейтенант ВСРВ Нгуен Конг Луан был убежденным антикоммунистом, но при этом ненавидел правительство Зьема: «Мы с товарищами считали, что к власти должны прийти новые люди, чтобы Южный Вьетнам смог наконец-то справиться с коммунистами и стать страной свободы и демократии, как Соединенные Штаты»[308]308
  Luan, 188.


[Закрыть]. Они были воодушевлены свержением диктатуры Ли Сын Мана в Южной Корее в 1960 г. «Мы были уверены, что, если мы проявим достаточно решимости и силы, чтобы совершить переворот, американцы нас поддержат».

25 сентября президент Кеннеди едва не спутал все карты, отправив Макнамару и Тейлора в десятидневную поездку во Вьетнам «для изучения ситуации на месте». По возвращении те снова заявили о «большом прогрессе» в военных усилиях, который им с готовностью нарисовал Харкинс, и посетовали на несговорчивость Зьема. Между тем все их попытки прощупать почву на предмет готовящегося переворота не дали результата. Когда Тейлор намеренно пригласил генерала Зыонг Ван Миня по прозвищу Большой Минь, лидера заговорщиков, сыграть партию в теннис в сайгонском клубе Cercle Sportif, тот ни словом не обмолвился о своих планах. Тейлор и Макнамара сочли, что генералы пошли на попятную. Однако оба продолжали считать, что военная победа над коммунистами вполне достижима, если направить сайгонское правительство в правильное русло. А этого можно было добиться только одним путем – отстранить от власти семейство Нго.

2 октября Белый дом отправил Лоджу телеграмму с указанием свернуть любое участие США: «Отныне не следует предпринимать никаких инициатив по оказанию какого бы то ни было скрытого содействия перевороту. В то же время необходимо вести работу… по своевременному выявлению и налаживанию контактов с возможными альтернативными лидерами, как только таковые появляются». Спустя несколько дней Лодж доложил президенту, что переворот с большой долей вероятности все-таки состоится. Конейн и Большой Минь провели несколько встреч в старом колониальном бунгало на территории сайгонского гарнизона и откровенно переговорили на французском языке. Вьетнамский генерал сказал, что его группа выдвигает единственное не подлежащее обсуждению требование: США должны гарантировать, что будут продолжать свою помощь. Он предупредил Конейна, что время поджимает: помимо них, еще несколько соперничающих групп заговорщиков строят планы переворота. В тот день еще один буддийский монах сжег себя в знак протеста.

Выслушав доклад Конейна, Лодж сообщил в Вашингтон, что ситуация развивается благоприятно и от американцев требуется самая малость: дать Миню гарантию того, что США «не будут пытаться помешать» смене режима. Кеннеди нехотя согласился, но предупредил, что американцы не должны активно участвовать в процессе переворота. К тому моменту в Сайгоне царила лихорадочная атмосфера; город бурлил слухами о готовящемся перевороте. Встревоженные вьетнамские генералы в очередной раз остановились в шаге от решительных действий. Лодж настоял на том, чтобы из Сайгона отозвали главу резидентуры ЦРУ Джона Ричардсона, который разделял скептицизм Пола Харкинса по поводу свержения Зьема.

Тем временем Ню усилил свою кампанию политических репрессий и публично обрушился на американцев, за то что те пытаются вмешиваться во внутренние дела Вьетнама. Уже после войны руководство компартии признало, что был упущен идеальный момент для подъема восстания, когда почти все ненавидели семейство Нго, власть ослабла и ситуация в стране стала крайне нестабильной[309]309
  Hoang Van Thai, A Few Strategic Issues in the Spring 1968 Tet Offensive, доклад на конференции в г. Хошимин в марте 1986 г., опубликован в журнале Vietnam’s Military History Magazine, 2, 1988, 21.


[Закрыть]. Однако ЦУЮВ продолжило вести обычную партизанскую войну, в то время как в Сайгоне генералы торговались за поддержку ключевых армейских частей. Лу Конейн изо всех сил старался не дать заговорщикам отклониться от выбранного курса, ведя успокоительные беседы с генералом Доном во время совместных сеансов лечения зубов в стоматологическом кабинете, который стал их местом конспиративных встреч.

26 октября, в Национальный день Республики Вьетнам, Зьем решил посетить горный курорт Далат. Учитывая слухи о готовящемся покушении, были предприняты усиленные меры безопасности: перед президентским C-47 был пущен идентичный, но пустой самолет; были тщательно проверены винтовки почетного караула, чтобы убедиться в том, что они разряжены. Поскольку у президента была назначена встреча с американским послом, Фрэнку Скоттону поручили узнать у его вьетнамского знакомого, участвовавшего в подготовке переворота, не попадет ли Лодж в заваруху, если в тот день явится в президентскую гостиницу. Ему сообщили, что генералы пока не готовы. Встреча Зьема с послом США прошла без инцидентов.

Между тем в Вашингтоне сохранялись разногласия. Вице-президент Линдон Джонсон, хотя и не имел большого влияния, настойчиво выступал против свержения Зьема. Ярый антикоммунист, он по-прежнему был убежден, что во «вьетнамской проблеме» нет никакого политического окраса и ее можно решить, одержав военную победу над Вьетконгом. Он любил в шутку повторять: «Иностранцы не похожи на тех людей, к которым я привык». К сожалению, в этой шутке была немалая доля правды: будущий американский президент действительно не очень хорошо разбирался в нюансах внешней политики. 29 октября Кеннеди созвал Совет национальной безопасности, чтобы обсудить телеграмму Харкинса, в которой генерал призывал сохранить у власти клан Нго: «Правильно это или нет, но мы поддерживали Зьема на протяжении восьми долгих и трудных лет. Я считаю нецелесообразным списывать его со счетов и избавляться от него сейчас». Мнение Харкинса пошатнуло уверенность Роберта Кеннеди, убедив его в том, что в настоящий момент переворот действительно выглядит слишком рискованным.

Советник по национальной безопасности Макджордж Банди отправил Лоджу очередную телеграмму, изложив в ней сомнения президента. Однако посол был решительно настроен довести дело до конца: он не стал сообщать ни вьетнамским генералам, ни Лу Конейну о колебаниях Белого дома. 1 ноября Конейн, оставив жену и детей на вилле под охраной «зеленых беретов», прибыл в условленное время в штаб гарнизона. Он был одет в военную форму, в кармане у него лежал револьвер калибра.357 и $40 000 наличности – вероятно, старый оперативник УСС счел это необходимыми атрибутами для послеобеденной вечеринки по свержению правительства. По рации из джипа он передал своему начальству сигнал, что операция началась: «Девять, девять, девять, девять, девять». Войска заговорщиков осадили дворец Зьема; президент и его брат Ню укрылись в подвале. В Сайгоне были схвачены и расстреляны несколько высокопоставленных офицеров, лояльных семейству Нго. В 16:30 вечера Зьем позвонил Лоджу, чтобы попросить об американской помощи, но услышал только предложение помочь ему безопасно покинуть страну.

Заговорщики связались с президентом и пообещали сохранить ему жизнь, если он подаст в отставку. Вместо этого Зьем принялся обзванивать своих друзей и сторонников, моля их о помощи, которой так и не последовало. В восемь часов вечера Зьем и Ню предприняли отчаянный шаг: по тайным подземным ходам они сумели выскользнуть из дворца и, несмотря на введенный заговорщиками комендантский час, доехали по пустынным улицам до Шолона, где у предусмотрительного Ню был приготовлен дом как раз на случай такой чрезвычайной ситуации. Они уже были в Шолоне, когда мятежные войска обстреляли из пушек и взяли штурмом дворец, преодолев сопротивление охраны, которая погибла, защищая отсутствующего Зьема. В течение нескольких часов разрушенный дворец был разграблен подчистую, вплоть до нижнего белья мадам Ню и впечатляющей коллекции американских комиксов, собранной президентом.

В 6 часов утра 3 ноября Зьем позвонил Большому Миню и обессиленным голосом предложил обсудить условия своей отставки. Генералы отклонили его предложение, как и просьбу о том, чтобы ему разрешили покинуть страну с публичными почестями, причитающимися главе государства. Несколько минут спустя Зьем перезвонил снова: он и его брат согласны сдаться без всяких условий; они находятся в католической церкви Святого Франциска Ксаверия в Шолоне. Не зная, что делать с бывшим президентом, генералы обратились за советом к Лу Конейну. Тот сказал, что американцам потребуется около суток, чтобы предоставить самолет для вывоза Зьема из Сайгона и подыскать страну, которая согласится предоставить ему убежище.

Чтобы забрать Зьема и Ню, в Шолон была отправлена группа на бронетранспортере М-113 под командованием ветерана тайной полиции. В группу также входил капитан Нюнг, личный телохранитель Миня, которому генерал якобы подал тайный сигнал – два поднятых пальца, который означал, что оба пленника должны быть убиты, – предыдущей ночью Нюнг уже расправился с двумя лояльными Зьему офицерами. В церкви охранники обменялись рукопожатиями с братьями Нго и препроводили их в БТР, заверив в том, что его броня надежно защитит их от «экстремистов». На обратном пути в Сайгон, когда БТР остановился на железнодорожном переезде, один из сопровождавших офицеров достал пистолет-пулемет и расстрелял пассажиров. Залитый кровью бронеавтомобиль прибыл в штаб гарнизона, где Нюнг лаконично доложил Миню: «Задание выполнено». Генерал сообщил Конейну, что Зьем покончил жизнь самоубийством, и спросил: «Хотите его увидеть?» Тот категорически отказался: был один шанс на миллион, что мир проглотит историю о самоубийстве президента, и опытный цэрэушник не желал становиться прямым свидетелем.

Тела Зьема и Ню были доставлены в больницу Святого Павла и предъявлены для опознания лектору Британского совета, который был женат на племяннице покойного президента. Как он впоследствии рассказал, он заметил у Зьема только одно пулевое отверстие в шее, а у Ню – несколько отверстий в спине. Лодж пригласил генералов в американское посольство и похвалил за «безупречное во всех отношениях исполнение», после чего отправил в Вашингтон ликующую телеграмму: «Появились перспективы скорого завершения войны». В Сайгоне и других городах прошли торжественные митинги; ликующие толпы срывали со стен общественных зданий портреты свергнутого диктатора. Сотни политических заключенных – некоторые со следами пыток – были выпущены из тюрем и лагерей. Как ни странно, многим сайгонцам переворот больше всего запомнился тем, что был отменен запрет на танцы, введенный по настоянию мадам Ню якобы в интересах защиты общественной морали. Тысячи людей радостно танцевали на могилах братьев Нго.

Нил Шиэн и некоторые его коллеги увидели обманчивый проблеск надежды: «Если бы Зьем остался у власти, они бы проиграли войну. Мы думали, что, если у них будет достойный военный режим, у них появится шанс»[310]310
  АИ с Шиэном, 05.03.2016.


[Закрыть]. Новое военное правительство Южного Вьетнама возглавил генерал Зыонг Ван Минь. 5 ноября лондонская The Times писала: «С Сайгона словно спали тяжкие оковы. Улицы заполнены толпами людей… Тысячи буддистов стекаются в пагоду Салой на почти что праздничные богослужения». «Проамериканская ориентация некоторых членов хунты, – добавил специальный корреспондент, – вероятно, говорит об их склонности к демократии».

Джон Кеннеди как раз беседовал с Максом Тейлором, когда ему сообщили новость о смерти Зьема. По словам генерала, президент «в шоке и смятении выбежал из комнаты». Последующие споры о том, на ком лежала ответственность за случившееся, представляются не более чем неприкрытым лицемерием. Именно администрация США уполномочила своего посла в Сайгоне «открыть кингстоны», чтобы пустить режим Зьема ко дну. Следовательно, именно Вашингтон должен был позаботиться о «спасательных шлюпках» для выживших. Южновьетнамские генералы не посмели бы убрать Зьема, не будь они уверены в том, что этого хочет Вашингтон. Никто убедительно не предостерег их от убийства.

Иногда можно услышать мнение, что режим Зьема мог бы реформироваться и выжить, что президент был последним националистом и независимым правителем Южного Вьетнама. Пилот южновьетнамских ВВС Чан Хой сказал: «Я считал, что американцы поступили неправильно, свергнув его. Он был настоящим патриотом». Некоторые вьетнамцы уважали Зьема за то, что он проводил собственную политику, какой бы ошибочной она ни была, а не просто выполнял приказы американцев. Еще один офицер ВВС, Нгуен Ван Ык, сказал: «Зьем знал, что, если сюда придут [американские войска], коммунисты начнут кричать, что они воюют против империалистического господства»[311]311
  АИ с Ыком, 11.09.2016.


[Закрыть]. С ними соглашался и офицер ВМФ: «После смерти Зьема у Южного Вьетнама больше не было самостоятельной политики»[312]312
  АИ с Нгуен Чи, 06.09.2016.


[Закрыть].

Все факты свидетельствуют о том, что режим Зьема был насквозь прогнившим и пользовался минимальной поддержкой своего народа. Однако обстоятельства смерти президента, во многом напоминавшие убийство римского императора личной преторианской гвардией, нанесли сокрушительный и, вероятно, непоправимый удар по моральному авторитету США в Юго-Восточной Азии. Американские генералы были потрясены, назвав случившееся «азиатским Заливом свиней». По мнению Фрэнка Скоттона, «убийство Зьема было катастрофической ошибкой»[313]313
  АИ со Скоттоном, 11.09.2016.


[Закрыть]. Что же касается новых правителей, которые утверждали, что дадут стране новый старт, то о них он отозвался так: «Некоторые из этих генералов довольно приятные люди, но имеет ли кто-либо из них хотя бы малейшие представления об административном управлении и политическом лидерстве? Теперь, когда первый кровавый переворот состоялся, любой парень в погонах, командующий парой танков, будет считать, что у него есть лицензия на смену правительства»[314]314
  Scotton, 75.


[Закрыть].

Дэвид Эллиотт прибыл во Вьетнам «с уверенностью в том, что мы делаем правильные вещи. Но вскоре я пришел к выводу, что, вместо того чтобы поддерживать переворот, нам следовало взглянуть в лицо тому факту, что у нас и нашего союзника – разные цели. И уйти из страны»[315]315
  АИ с Эллиоттом, 23.09.2016.


[Закрыть]. Как написал один работавший во Вьетнаме австралиец, «чего американцы не поняли, так это того, что они не смогут навязать Южному Вьетнаму свою “демократию”. Любое правительство, которое пользуется поддержкой США, обречено на провал»[316]316
  Wyndham, MS, 8.


[Закрыть]. Протеже Эда Лансдейла, сотрудник ЦРУ Руфус Филлипс, вспоминал свою реакцию, когда узнал об убийстве Зьема: «Мне хотелось рыдать от отчаяния… Это было безумное решение, и, видит Бог, мы заплатили за него, и они заплатили – все заплатили»[317]317
  Jones Howard, Death of a Generation, OUP 2003, 436.


[Закрыть]. Бывший посол в Сайгоне Фредерик Нолтинг уволился из Госдепартамента в знак протеста.

22 ноября 1963 г. в Далласе в возрасте 46 лет был застрелен президент США Джон Фицджеральд Кеннеди. В то время как народ оплакивал своего президента, узкий круг посвященных в тайну того, что произошло в Сайгоне меньше трех недель назад, был шокирован зловещими параллелями. Преемником Кеннеди стал его вице-президент, человек выдающихся политических талантов, которые, впрочем, впоследствии будут забыты, поскольку Линдон Джонсон до конца своих дней будет окутан трагическим саваном войны во Вьетнаме. За пределами США мало кто знал, что представляет собой новый американский лидер. Лондонская The Times с нескрываемым скептицизмом заметила: «На мировой арене он почти неизвестен»[318]318
  . The Times, 23.11.1963.


[Закрыть]. Артур Шлезингер пренебрежительно написал: «Его познания [в международных делах] оставляют желать лучшего, и он, по всей видимости, не стремится их обогатить, к примеру общаясь с иностранными визитерами»[319]319
  Schlesinger, Journals, 11.3.1964.


[Закрыть].

Реки чернил потрачены на рассуждения о том, какой бы курс Кеннеди мог избрать во Вьетнаме, если бы не техасские пули. Уильям Колби из ЦРУ считал, что в конце концов президент осознал бы необходимость надежной политической стратегии как предварительного условия перед любой отправкой войск в Южный Вьетнам. Секретарь Белого дома Кеннет О’Доннелл позже утверждал, что однажды слышал, как Кеннеди сказал, что для США было бы идеальным сценарием, если бы сайгонский режим сам попросил американцев уйти. Некоторые убеждены, что он сохранил бы ограниченное вмешательство, но без отправки полумиллиона военнослужащих. Роберт Макнамара утверждал, что после победы на президентских выборах 1964 г. Кеннеди ушел бы из Вьетнама. Однако биограф министра обороны отмечает, что тот высказал эту точку зрения только много лет спустя[320]320
  Shapley, 263.


[Закрыть].

Все свидетельствует о том, что в тот период над мышлением президента в значительной степени довлели требования предстоящей предвыборной кампании. Предыдущей весной он признался сенатору Майку Мэнсфилду, что склоняется к уходу из Вьетнама, но не может этого сделать до дня голосования. 22 ноября в своей речи в Выставочном центре Далласа Кеннеди должен был сказать: «Мы, наше поколение, живущее в этой стране, стоим на страже свободы… Помогать… другим народам может быть трудным, рискованным и дорогостоящим делом; сегодня в Юго-Восточной Азии мы сталкиваемся именно с этим. Но мы не устали от этой миссии». Дж. К. Гэлбрейт вспоминал: «Я слышал, как он [Кеннеди] не раз говорил… “можно сделать массу уступок коммунистам в любом отдельно взятом году и выжить политически”»[321]321
  Из интервью Гэлбрейта на NBC, Vietnam Hindsight 1971, цит. в: Berman, Planning a Tragedy, 23.


[Закрыть].

Нынешний ореол мученика, окружающий Кеннеди, затмевает тот факт, что в середине ноября 1963 г. авторитет президента на международной арене был удручающе низким. 12 ноября, за десять дней до Далласа, лондонская The Times написала о «параличе», охватившем правительство США, «всеобщем разочаровании» его решениями и действиями, которые привели к впечатляющим провалам американской политики на нескольких континентах. «По каким-то причинам американская администрация становится все более бессильной в своих попытках повлиять на события внутри страны и за рубежом». Маловероятно, чтобы до ноября 1964 г. Кеннеди осмелился предпринять какие-либо шаги, которые дали бы повод противникам обвинить его в слабости. После переизбрания, кто знает, возможно, ему бы хватило морального мужества, которого не хватило Линдону Джонсону, признать вьетнамский проект неудачным и прекратить его – но об этом нам остается только гадать.

Политика Кеннеди во Вьетнаме страдала от того же фундаментального недостатка, который подрывал политику всех остальных американских президентов в период между 1945 и 1975 гг.: она была основана на требованиях внутренней политики США, а не на реалистичной оценке интересов и чаяний вьетнамского народа. Кеннеди был достаточно умным и дальновидным политиком – возьмите его ранний скептицизм по поводу присутствия французов и американцев в Индокитае, – чтобы понимать, насколько малы шансы на достижение там военной победы. Тем не менее в условиях холодной войны, которая на тот момент достигла ледяной стадии, Кеннеди и его администрация, вероятно, считали, что политические издержки продолжающегося присутствия в Южном Вьетнаме будут гораздо ниже, чем в том случае, если Америка признает свое поражение и уйдет, оставив страну в руках коммунистов. Ни президент, ни министр обороны Макнамара так и не осознали в полной мере тех потенциальных рисков, которые представлял Вьетнам для их страны.

К концу 1963 г. сайгонское правительство не контролировало целый ряд районов в дельте Меконга, которые коммунисты называли «Зонами 20/7» – в честь даты подписания Женевских соглашений 1954 г. В неразберихе, наступившей после убийства Зьема, красные пятна стремительно расползались по карте Южного Вьетнама. Боевой дух ВСРВ рухнул донельзя; даже так называемые элитные подразделения больше не горели желанием вступать в схватки с врагом. Программа стратегических поселений рухнула. Неожиданно для самих себя южновьетнамские коммунисты оказались хозяевами на обширных территориях страны. Среди американцев был популярен анекдот о том, как посол Лодж посоветовал генералу Миню выступить с успокаивающим и воодушевляющим телевизионным обращением к народу, как это сделал Линдон Джонсон после убийства Кеннеди. На что Большой Минь ему ответил: «У нас в стране нет телевизоров»[322]322
  Руфус Филлипс, цит. в: Santoli, 3.


[Закрыть].

22 ноября в Ханое состоялось кризисное заседание Центрального комитета партии, чтобы разработать программу действий в связи с падением режима Зьема. По неподтвержденным слухам, Хо Ши Мин предложил умерить активность на Юге, но ястребы категорически выступили против, и тот в смятении или гневе покинул зал заседаний. Такой жест был нехарактерен для Хо Ши Мина, хотя месяц спустя он сообщил советскому послу, что собирается уйти из политики. По всей видимости, именно это заседание ознаменовало собой конец реального влияния Хо на политику Ханоя, хотя и не его статуса лидера страны в глазах всего мира, и утвердило в качестве главной силы в Политбюро Ле Зуана в паре с его влиятельным сторонником Ле Дык Тхо. У Ле Зуана было важное преимущество перед противниками в собственной стране и США: он был единственным ключевым игроком, у которого имелась четкая и непоколебимая цель – создать единый коммунистический Вьетнам по сталинской модели. Здесь стоит отметить, что в середине 1960-х гг., когда до краха СССР оставалось меньше 30 лет, он так и не проявил ни проблеска понимания эпохального провала его экономической модели.