Текст книги "В поисках духа свободы. Часть 2. Южная Америка"

Их всех когда-то обманули, а теперь обманывают и нас.

Глава 14.14
Аргентина. Европа по ту сторону океана. Беззаботная «земля серебра»

Латиноамериканцы – невероятно пылкий народ. В Бразилии они бросают к твоим ногам цветы, в Аргентине они бросают тебя.

Марлен Дитрих

Я стоял на берегу Магелланова пролива, поглаживая пальцами кусочек раковины морского моллюска, отшлифованный водой до идеальной гладкости. Мелкие волны шелестели вдоль берега, пытаясь достать до моих ног. Слабый ветер играл моими волосами. Я не чувствовал запаха моря, может, его и вовсе не было. Внезапно волна качнулась чуть сильнее, подмыв грунт под ногами, я шагнул назад и уставился на ступни. Где-то там, за толщей планеты, живут люди, и сейчас у них весна. На другой стороне, под слоем в тысячи километров земли, камня и магмы, – Китай. Там возделывают рисовые чеки, расплачиваются юанями и строят социализм с человеческим лицом. Тот мир так же непонятен для нас, как и этот, но мы знаем о нём больше, он для нас привычнее. Оттуда рукой подать до России.

Почему Аргентина кажется нам такой же далёкой по духу, как и по расстоянию? Почему эта огромная страна вызывает такой короткий ассоциативный ряд: танго, вино и Буэнос-Айрес, совсем как Россия, умещающаяся для иностранца в трёх словах: балалайка, медведь и водка? Почему нам не известно, что на территорию Парагвая, Уругвая и Аргентины переехало столько же наших соотечественников, сколько и в США?

Это может показаться невероятным, но Аргентина занимает одно из первых мест в мире по социальной защищённости человека. Коммунальные платежи для населения здесь очень низкие, а людям, проживающим на юге, правительство к тому же компенсирует затраты на содержание жилья. Газ поставляется жителям бесплатно, и в холодное время года на юге Патагонии его жгут в каждом доме при помощи обычных или инфракрасных горелок, а иногда и просто газовых плит. Граждане этой страны не знают, что такое очереди в детские сады или школы. Педагогическое образование здесь считается престижным, воспитатели и учителя получают достойные зарплаты, поэтому и обстановка в образовательных учреждениях доброжелательная и спокойная. В детских садах формируют только небольшие группы, чтобы внимания хватало на всех. Педагоги по музыке и физкультуре обеспечивают разностороннее развитие детей, а завтраки и обеды являются частью программы, предоставляемой бесплатно. Всю второстепенную работу: уборку, приготовление пищи и даже расстановку игрушек производят отдельные люди, сами воспитательницы в этом не участвуют. Каждому школьнику в учебных целях предоставляется ноутбук. Всё высшее образование даётся за счёт государства, и это распространяется даже на иностранцев, приезжающих в страну. В больницах же людей сначала лечат, а потом уже спрашивают, могут ли они за это заплатить, а не наоборот.

Аргентина – очень толерантная страна. На правительственном уровне здесь было объявлено, что в стране нет «нелегалов» (это слово было приравнено к оскорблению), а есть «люди, у которых пока не всё в порядке с документами». В миграционном участке приезжим задают вопрос: «Вы уже знаете причину вашей миграции в страну или необходимо придумать её вместе с вами?». Недаром уже две сотни лет сюда переезжает множество европейцев, уставших от налогов, межнациональных конфликтов, войн и демагогии. Немало дискутируют о жизни и здесь, но то ли из-за неразвитости СМИ, включая телевидение, то ли из-за общего спокойствия и беззаботности люди не очень интересуются политикой, несмотря на их любовь к демонстрациям, митингам и жене бывшего диктатора Эве Перон. К своим гражданам государство также относится предельно внимательно и корректно. Рассказывают, что однажды при проверке документов женщина предъявила вместо паспорта справку о его потере, выданную ей восемь лет назад. На вопрос: «А что с получением паспорта?» – она ответила, что ещё не было времени его оформить. И её отпустили.

Шествия с лозунгами и плакатами здесь больше похожи на обычную прогулку, чем на реальные требования каких-то изменений. Ведь, в основном, у людей всё есть, хотя бы по минимуму, но, конечно, всегда хочется большего. Государство принимает это в расчёт и не мешает людям ежемесячно по тому или иному поводу пройти по улицам столицы или других городов и высказать свои пожелания, в результате чего все остаются довольны. Кое-где на организованные группы демонстрантов равнодушно взирают полицейские, между делом переговариваясь друг с другом. Никто не вступает ни в какие стычки.

Но истинной любовью и смыслом жизни для каждого аргентинца является футбол. Они не просто смотрят матчи – они их проживают, они не просто восхищаются игроками – они их боготворят. Футбольная команда, за которую ты болеешь, – это твой идентификационный код, твой пропуск, твоя визитная карточка. Людей при знакомстве интересует не то, кем ты работаешь, а за какую команду ты болеешь. Перед тобой открываются двери в нужные учреждения, завязываются новые знакомства, или, наоборот, к тебе начинают относиться настороженно и даже враждебно – всё зависит от твоей любимой футбольной команды.

В Аргентине не задают вопрос, интересует ли тебя футбол, здесь спрашивают только, за кого ты болеешь. Признаться, что ты не болельщик, здесь равносильно утверждению, что ты алкоголик или клептоман: тебя не осудят, но сочувственно покачают головой, давая понять, что теперь ты в их глазах – неполноценный человек. Футбольными фанатами становятся с детства, и свои привязанности, как правило, не меняют на протяжении всей жизни. Для любого школьника принадлежность к футбольному клубу равноценна идентификации «свой-чужой». Наш стюард в автобусе назвал нам столько фамилий русских футболистов, сколько я мог бы услышать разве что в течение всего матча нашей национальной сборной. И как же он расстроился, узнав, что мы не увлечены этой игрой!

Футбол – это религия. Звёзды мяча в Аргентине популярнее, чем певцы, политики, киноактёры и любые другие публичные люди. Футболом не просто интересуются – им дышат, о нём говорят, его чувствуют и, конечно же, смотрят. Он здесь национальная гордость, предмет экспорта, политический инструмент и икона. Даже удивительно, почему до сих пор на полосатом государственном флаге вместо солнца не красуются чёрно-белые пентаэдры футбольного мяча.

Аргентина – страна, где не принято много работать. Трудятся здесь так, чтобы было достаточно. Богатство не имеет большого значения для людей. Несмотря на то, что после обретения независимости кланы, возглавляемые своими каудильо, обладали баснословными богатствами за счёт владения землёй и скотом и соперничали друг с другом, ввергая страну в пучину переворотов, это не сильно изменило людей. От этого они не стали стремиться зарабатывать больше, за исключением, может быть, жителей столицы – Буэнос-Айреса. Большие площади страны, занятые в былые времена фермами, разводившими крупный рогатый скот, должно быть, сыграли существенную роль в формировании менталитета аргентинцев. Многие из тех, кто раньше надеялся на природу, теперь уповают на государство. И лишь когда государство чего-то не даёт и отворачивается от них, они забирают нужное сами. Люди в одностороннем порядке огораживают пустующие участки земли, а через несколько лет обращаются к правительству с требованием рассмотреть их право на владение данными территориями, и государство разбирает дело, выдавая свидетельство на собственность, после чего участок распродаётся по частям.

Ещё совсем недавно сельские жители могли выйти в поля в поисках одичавшего бычка или лошади, загнать его на мотоциклах, а затем разделать на мясо, тем самым обеспечив себя дешёвой едой на несколько недель. Один из самых лучших видов говядины получается не в результате тщательной заботы о животных, подбора правильного рациона и системы выгулов, а всего лишь за счёт общего нежелания работать от рассвета до заката. Коров выпускают на пастбище ещё телятами и возвращаются за ними только через год, чтобы сразу отправить выросшее поголовье на бойню. Для них не строят хлевов, не запасают сено. Их не нужно доить: здесь выращивают только мясные породы, а природа сама обеспечивает животных всем необходимым. Так минимум хлопот даёт максимум результатов.

Зачастую богатство в Аргентине оценивают по национальности. Например, китайцы здесь считаются обеспеченными людьми. Они держат маленькие продуктовые лавки, цены в которых процентов на десять выше, чем в обычных магазинах, но это единственные продавцы, работающие в сиесту, выходные и праздники. «Раз много работают, значит, богатые», – считают аргентинцы. Путь к материальному достатку кажется им предельно простым, но идти по нему нет никакого смысла: зачем иметь много денег, если тебе и так всего хватает, а если чего-то нет, то можно обратиться к множеству программ льготного кредитования, поддержки населения, социального обеспечения. В каждом магазине даже на мелкие покупки нам предлагали беспроцентную рассрочку на три месяца.

Говорить местным жителям, что ты русский, чревато тем, что тебя могут причислить к евреям: в революционное и предвоенное время с территории Российской Империи, а затем и СССР сюда въехало огромное количество представителей этой нации, стремящихся обрести покой и благоденствие на новой родине. В сознании аргентинцев они и закрепились как настоящие «русо».

Кажется, что людей, живущих в этой стране, невозможно застать врасплох. Череда смен диктаторских режимов и либеральных правительств, экономических реформ и национализаций, латифундистов и корпораций привела к тому, что народ воспринимает новости спокойно, а зачастую и равнодушно. Даже кризис 2001 года, похожий на то, что произошло в России в 1998 году, не привёл к панике, истерикам или народным волнениям. Люди не выбрасывались из окон бизнес-центров, как в США в годы Великой Депрессии, не выходили на забастовки, как во Франции в 1968 году, не пытались свергнуть правительство, как в Чили в 1973-м. Жители небольших городов перешли на бартер, обмениваясь с соседями и знакомыми тем, что у них было. В больших городах люди увольнялись или уходили в бессрочные отпуска на год или два, используя освободившееся время для переосмысления жизни. У многих появилось ещё больше времени подумать о себе и о своей семье. Аргентинцы не считают плохое наказанием, они воспринимают испытания как путь к переменам.

Эта нация соединила в себе качества сотен народов, как населявших когда-то эти края, так и тех, которые время от времени разбавляли кровь индейцев и испанцев в результате смешанных браков. Им достались мужество бриттов и взбалмошность ирландцев, авантюризм испанцев и темперамент итальянцев, мягкие черты югославов, выносливость теуэльче и самообладание мапуче. Здесь слились талант мелкого ростовщичества евреев и труд славянского пахаря, опыт шотландского овцевода и профессионализм североамериканского нефтеразработчика, дар испанского винодела и упорство голландского животновода. Кажется, что аргентинцы зачерпнули всё самое лучшее из огромного котла цивилизаций. Но стоит лишь глубже заглянуть в жизнь этих европейцев Нового Света, как становится очевидно, что они тоже «латинос», как бы ни хотели от этого откреститься, и что их судьба прочно связана с историей всего материка. Они такие же члены большой латиноамериканской семьи с её раздорами, обидами, непониманием и завистью, и только сообща у них есть шанс преодолеть огромный разрыв, образовавшийся между ними и странами Европы и Северной Америки, разрывом, который уже заставил Африку пройти точку невозврата. Хотя у Латинской Америки ещё есть возможность всё исправить.

Рваные клочья сумерек наползали на Патагонию, прилипая к теням предметов, стирая их и делая незаметными и блёклыми. Зубы горных вершин злобно рвали вязкую тьму, но она всё стремительней наступала, с каждым мигом больше заливая степь. Природа из последних сил боролась с натиском ночи, но та была неумолима. Последние живые огни ещё мерцали где-то на горизонте, однако и они, наконец, сдались более сильному врагу. Необъятные просторы скрылись во тьме, поглотившей Аргентину, оставив мне лишь воспоминания о стране, где весной начинается осень, а месяц растёт в другую сторону. Была ли она в моей жизни, теперь уже сложно ответить, но можно с уверенностью сказать, что она есть сейчас.

Глава 15.1
Пунта-Аренас. Песчаные пляжи сурового юга

Самая большая трата,

которую только можно сделать, —

это трата времени.

Софокл

Старые деревянные дома нахохлились над сырыми улицами. Казалось, что они не покрашены, а испачканы краской. И если когда-то давно цветные фасады смотрелись нарядно, то теперь, спустя десятилетия, потускневшие, облупленные слои стали похожи на старую шкуру ящерицы или змеи, которая никак не отстанет от хозяйки, хотя её давно пора сбросить. Из облицовки зданий нередко торчали отдельные замшелые доски, отчего фасады лишались ровного гладкого вида. Улицы делили город на безликие кварталы, тонущие в грязи и лужах. Апатия, видимо, навечно поселилась в этом городе, как только он стал муниципальным центром огромной территории, расположенной вокруг него.

Я захлебнулся в молочном тумане. Его беспрестанно бомбардировали мелкие капли дождя, оседая на машинах, людях, зданиях. Одежда мгновенно пропиталась сыростью. Густой воздух замедлял и сглаживал движения. Казалось, я не шёл, а утопал в улицах, подчинённых унынию, серости и безысходности. Они направляли, но впереди не было намечено никакого финала. У меня не было выбора, у меня не было цели так же, как не было смысла у этого бесконечного дня.

Оказавшись на Огненной Земле или в Южной Патагонии, нужно отказаться от привычного образа жизни и тех стереотипов, к которым мы привыкаем, путешествуя по стандартным маршрутам. Здесь нет комфорта, благоустроенности и даже просто определённости. Приходится забыть про уют тёплого дома, достаток и спокойствие. Чтобы жить или путешествовать здесь, следует оставить сомнения и неуверенность. В этих краях нужно уметь бороться. Здесь не сохранились памятники колониального прошлого Нового Света или индейских культур, и всё же сюда стоит поехать, чтобы насладиться будоражащей дикой природой юга с потрясающими ландшафтами и фантастическими закатами – природой, увидеть которую невозможно ни в одном другом месте.

На фоне сытости региона Био-Био (Biobio) и мягкого климата Сантьяго как-то забываешь о людях, живущих в самых южных районах страны, которые, словно рубанком, обтёсывают свой характер в яростных ветрах моря, сухих степях и горных перевалах, заваленных слежавшимся снегом. Их тела секут не утихающие дожди, отвесные фьорды угрожают их лодкам, а источником пропитания им служат шахты по добыче угля и руд.

Здесь обрели дом потомки конкистадоров, выходцев вольных степей Ла-Платы, переселенцев из Восточной и Западной Европы 19-го и 20-го веков, а также индейцев óна, мапуче и чилота. Тяжёлые условия жизни оставили отпечаток на каждом из них. Суровый климат, отсутствие солнца и путей сообщения сделали их молчаливыми, собранными и приучили рассчитывать только на свои силы. При этом, как и наши сибиряки, они всегда готовы оказать друг другу помощь, потому что только взаимовыручка зачастую помогает выжить среди восхитительной, но жестокой красоты юга. Здесь впечатляет абсолютно всё: тысячи гектаров диких степей, гигантские пики отвесных Анд, огромное количество островов и бухт и безграничные морские просторы, тревожимые ураганными ветрами, ливнями и гигантскими волнами. Само существование человека в таких непостижимых условиях кажется абсурдным и нелепым, идёт ли речь о лоберосе (охотнике на тюленей и морских львов) или пастухе, который по снегу гонит на бойню тысячную отару. Если они и не выигрывают схватку с природой, то хотя бы выживают, словно пробуя на прочность себя и весь этот мир. Они есть – и безмолвным горам приходится с этим мириться. Хотя вполне возможно, что пикам Анд нет никакого дела, и они вовсе не замечают этих людей.

Всех местных жителей, разбросанных по провинции Магальянес (Provincia de Magallanes) на сотни километров, ничто не связывает ни друг с другом, ни с этой землёй, кроме единственного желания – жить именно здесь, чего бы им это не стоило. У них нет пространных рассуждений и заоблачных мечтаний, им не до гармонии с природой – она всё время противится им, и они думают лишь о хлебе насущном, который даётся им очень высокой ценой. Они кажутся нам отсталыми дикарями, хотя это простые люди, пытающиеся прокормить себя и свою семью, люди, которые ещё не нацепили мишуру потребительского общества, которых ещё не до конца отравила цивилизация, породившая ненависть к ближнему, зависть и ложь. И быть может, только оставшись на краю земли наедине со стихией, можно понять, кто ты есть на самом деле…

Пунта-Аренас стоит на берегу Магелланова пролива и кажется, что он всё время противостоит напирающей с севера бескрайней степи, а с юга – воде, наступающей на голые песчаные пляжи, давшие городу его название. Быть может, из-за нестерпимого удушья, стянувшего его со всех сторон, город не стал расти и благоустраиваться дальше, а замер в одном положении, словно эмбрион, боящийся появиться на свет. «В 1890 году Пунта-Аренас, столица и единственный порт самой южной чилийской провинции с населением около 3000 человек, был лишь скоплением бараков с несколькими протянувшимися в различных направлениях ветхими заборами, пытавшимися обозначить границы подобия улиц. Из жителей только немногие могли дать о себе точные сведения и представить доказательства определённой национальности и честной профессии. Каждый жил своей жизнью, как хотел и как мог», – писал французский моряк. Город рос медленно, и такими же темпами осваивались земли вокруг. Застройка города так и не превысила уровень пятого этажа, за исключением редких зданий. Только с приходом нефтяной промышленности в Пунта-Аренасе появился свой небоскрёб, уцепившийся бетонной тушей за прилегающие каменные и деревянные постройки, а с появлением нечастых в этих местах туристов – несколько сувенирных магазинов и лавок, продающих разный старый скарб.

Почти ничего не изменилось за сорок лет после того, как Жан Делаборд и Гельмут Лоофс в книге «На краю земли» дали своё описание города: «В середине площади – обрамлённого деревьями квадрата, места для парадов и послеобеденных воскресных прогулок горожан, – водружён бронзовый памятник. Магеллан стоит со шляпой в руке, обратив взор на «свой» пролив, поставив обутую в сапог ногу на что-то напоминающее жерло пушки; но при ближайшем рассмотрении оказывается, что это бушприт одной из его каравелл. Компанию Магеллану составляют две фигуры громадных индейцев, сидящих у его ног. Один из них – индеец из племени óна с Огненной Земли, другой – теуэльче с равнины Патагонии. Как представители народа, населявшего земли по обе стороны Магелланова пролива и истреблённого последователями Магеллана, они выказывают достаточно выдержки, чтобы не обратить восторженные лица к великому человеку или не протянуть ему пальмовую ветвь, которая могла бы стать только символом их мученичества. Они просто повернулись к нему спиной! Блёклые берёзы и мрачные кипарисы, окружающие героя как дополнительный знак почитания, разделяют поток людей, возвращающихся из церкви по окончании мессы. Этот поток вновь сливается в послеобеденный час на той же площади у музыкального павильона».

В центре города красуются каменные особняки, некогда принадлежавшие владельцам богатых эстансий. Однако их хозяева давно переселились в роскошно убранные фамильные склепы на центральном кладбище, а их потомки переехали на север Чили или в столицу, где климат более приветлив, чем здесь. «Уже через несколько улиц, менее чем в сотне метров от памятника Магеллану, начинается «пригородная зона» – зона печальной, серой нищеты, смесь лондонских трущоб и старых деревенских хибар, что так гармонирует с этим низко нависшим, тёмным, дождливым небом. Магеллан не видит этой нужды, она у него за спиной, его взгляд устремлён только на море! Кирпичные дома первых улиц сменяются домами из дерева и жести. Используя жесть, люди пытались рельефом или окраской придать ей сходство с камнем и штукатуркой, однако скоро убедились в трудности и бесполезности этой затеи: беспощадная ржавчина быстро разрушала эту иллюзию».

Главная улица перекопана, рабочие ковыряют мёрзлую землю, стараясь не задеть лопатами хитросплетение кабелей и труб – кровеносной системы подземного мира. Они одеты в ещё не потрёпанные комбинезоны, защищающие их от дождя и стужи. У многих голова полностью закрыта подшлемником, на котором закреплена оранжевая каска. Они с удовольствием отрываются от работы, улыбаются и позируют нам. Куда бы мы ни попали, любого рабочего можно узнать по спецовке, которой он пользуется в обязательном порядке. Даже если дорожные работы ведутся в пустыне или в далёком крохотном посёлке, спецовка надета. Они делают это не для галочки – проверять здесь некому – но это уже в крови. Редко встретишь такое отношение к работе в России. И сам принцип организации труда в Южной Америке в корне отличается от нашего. Увижу ли я когда-нибудь, как мы начинаем перенимать у других их опыт, а не идти напролом путём проб и ошибок, будем ли мы снова настоящими профессионалами или продолжим видеть в работе только источник дохода?

Южная Патагония, словно шахматная доска, стала местом битвы двух армий, поглощающих гектары площадей, чтобы становиться всё больше и сильнее. «Белый король» овцеводство и «чёрный король» нефтедобыча сходятся в жестокой схватке, но воюют они не друг с другом, а с природой, отбирая у неё все больше свободных земель в стремлении захватить в свои руки абсолютную власть. Можно ли поверить, что эти безобидные создания, сбивающиеся на неугомонном ветру в плотное облако шерсти, стали причиной гибели не только гуанако, но и коренных племён Огненной Земли.

Белая волна, захлестнувшая архипелаг, вытеснила сначала диких животных, потом растительность, а затем, наконец, расправилась и с людьми. Земля на островах принадлежала государству, которое сдавало её в аренду на несколько лет: ни аргентинских, ни чилийских пастухов не интересовало, что будет с ней по прошествии этого периода – им нужны были только пастбища. Но вот заполыхали сотни костров, они пылали днём и ночью, будто встречая новых мореплавателей… Так горели магеллановы леса – огромные деревья, обросшие древними мхами. Лесные пожары не утихали месяцами и добрались до самых южных отрогов Анд. Поэтому сейчас от уникальной экосистемы остались лишь чёрные обугленные обрубки, и поныне тянущие пепельные культи к нахмуренному солнцу, да ещё в небольших национальных парках, словно в заповеднике, удалось сберечь островки природы, царившей здесь тысячелетиями, пока не пришли овцы. Сегодня Южная Патагония наряду с Австралией и Новой Зеландией стала ведущей областью овцеводства, только здесь их поголовье на душу населения в десять раз больше, чем у соседей. Овечье руно стало настоящим белым золотом этих мест, а домашние животные – хозяевами земли. Миллионы овец, разбросанных по степи, круглый год находятся на открытом воздухе. Человек лишь обслуживает их, при необходимости лечит, стрижёт, отгоняет хищников, а когда приходит время – убивает, избавляя от мук старости. Но всем этим он лишь больше подтверждает своё беспрекословное подчинение небольшому парнокопытному, всецело занимающему умы южных жителей Земли, – овце.

«Чёрный король» ещё менее сентиментален. Ряды буровых вышек выстроились в шеренгу на побережье и шельфовой полосе Магелланова пролива в провинции Магальянес. Временные города из жести вырастают среди каменных пустынь, нити чёрного печного дыма протягиваются к пасмурному небу, километры труб штабелями лежат в ожидании монтажа. Новые вены с жидким золотом опутывают степи, принося углеводороды к портам, нефтеперегонным заводам, хранилищам. Государственный нефтяной монополист «ENAP» вкладывает в разведку новых месторождений большие деньги, но их добыча всё равно снижается, а потребности Чили в нефтяном сырье растут. Поэтому день за днём геологи неустанно шурфят, берут пробы, исследуют, анализируют. Аргентине повезло больше: её нефтедобыча полностью покрывает собственные потребности, а излишки она продаёт в соседние страны. И в погоне за своим извечным конкурентом Чили готово перерыть гектары земли ради того, чтобы фонтаны коричневой маслянистой жижи не переставали извергаться из ран планеты.

В мире всё подчиняется законам развития и изменения, но неужели любые трансформации должны быть связаны с опустошением? В какую сторону мы будем смотреть, чтобы в очередной раз прокричать «Вперёд!», если вокруг будет только голая безжизненная пустыня?..