Текст книги "Мы не говорили об этом, мама"

Я буду себе опорой

Юлия, 24 года, переводчик

Я всегда смотрела на маму не как на маму. Это была соседка, подруга, просто женщина. Мы много ссорились, отстранялись и не хотели понимать друг друга. В какой-то момент это привело к отчаянному положению с моим здоровьем.

Это эссе родилось у меня еще в выпускном классе как попытка автотерапевтического письма, когда мы расставляем события на полочку по хронологии, чтобы найти момент, где все сломалось и пошло неправильно. Но все годы после я чувствовала, что хочу, могу и должна рассказать эту историю. И в первую очередь моей маме.

Я решила стать автором эссе еще и потому, что надеюсь, что мама откроет глаза и посмотрит на меня как на дочь. Может, и я увижу в ней мать, а не женщину, соседку, подругу. И мы станем ближе, приняв боль друг друга.

Мама, мы не говорили с тобой об этом, но все началось в младших классах. В ту пору почти все ребята меня невзлюбили, не знаю почему – может, из-за того что вы с папой не состояли в родительском комитете, может, все дело в учительнице, которая никогда не упускала шанс прыснуть ядом насмешек в самых слабых, а может, был еще кто-то, на кого можно свалить вину за мои неудачи в отношениях с одноклассниками. Так или иначе, но популярной я определенно не была.

Однако дети растут. В старших классах появились другие учителя, правда, теперь они не имели никакого значения: настала пора пубертатного бунта – быть как все, в бесцельном, но яром протесте против всех. Те, у кого были крутые мамочки, теперь сформировали свою касту, окруженную крепостью из насмешек, сплетен, колкостей и самого страшного – игнорирования. Они слушали одну и ту же музыку, ненавидели одних и тех же людей, носили одинаковые джинсы, кеды, толстовки… А я… я чувствовала, будто живу на каком-то острове с цветными камушками, на километры вокруг которого простирается глубокий и пугающий океан, и нет способа его переплыть.

Знаешь, в тот момент ты была нужна мне. Нужна, чтобы сказать, как все это не важно и единственный океан, куда надо смотреть, – это океан собственной души. Где ты была?

В безумной попытке достижения всеобщего внимания, я решилась на отчаянный шаг – мерзкий, отвратительный, подлый, непростительный шаг: я предала двух и единственных своих подруг.

Нет, ты не понимаешь! Лучших… Отчаянно пытаясь влиться в популярную группу, я купила кучу черной одежды, обрезала челку, таскалась за теми девчонками повсюду, как бездомная собачонка, даже бровь проколола. Дома. Иглой. Сама. Любой, кто посмотрел бы на меня тогда, увидел бы лишь жалкую эгоистичную девчонку. Пока не пришел день, в который я узнала, что мои новые подружки хотят поиздеваться надо мной ради смеха. Я усвоила тот урок. Не знаю до сих пор, каких размеров у моих настоящих друзей были крылья, раз они смогли меня простить.

За этим всем следует очередная попытка заработать авторитет среди сверстников – стать отличницей, ведь умники наверняка популярны. Но я снова была лишь никем, никем, сидящим каждый день до часу ночи, выпиливая из своих мозгов шкафы и полки для учебников, для книг, для кипы ненужных бумаг. Потому что на самом деле мне нужны были твоя похвала, твое внимание, хотя бы простой разговор. А ты только советовала мне не засиживаться до полуночи с уроками. Все-таки интеллект и мудрость – понятия очень разные и зачастую практически несовместимые.

Время шло, редкие насмешки и презрение со стороны моих одноклассников витали в воздухе, вызывая покраснение глаз, сенной насморк и сыпь. Ровесницы взрослели, расцветали, начинали встречаться с мальчиками. Я никогда не считала себя красавицей, но со временем внешность стала казаться мне корнем всех бед. В моей голове возникла мысль о том, что я непременно обрету заветную популярность, если сброшу вес, и через короткое время я стала буквально одержима этой идеей. Здоровое поначалу питание превратилось в недостаточное, я таяла на килограмм в день, но это сработало. По мере того как я теряла вес, одноклассники стали говорить мне комплименты, больше общаться со мной. А ты… ты молча опускала глаза и шла смотреть телевизор, пока… я не заметила, как рухнула в яму-ловушку – анорексию.

Впереди было тяжелое лето. Вы с папой беспрерывно били в тревожный колокол, как безумные звонари. Кричали, рыдали, грозили мне клиникой. Отец в отчаянии пытался насильно набить мой желудок чем-нибудь побольше и пожирнее. Ты же уходила, уезжала, добела сжимала губы в нетерпимой претензии, иногда закатывая истерики по поводу того, что я стану старой годам к двадцати пяти, не смогу никогда родить детей и вообще скоро умру.

Каждый день на протяжении трех месяцев я не могла выйти из дома без постоянного контроля с вашей стороны. А я прятала еду, вела фальшивый дневник приемов пищи и взвешивания, который вы заставили меня завести, и чувствовала непрекращающуюся духоту. Возможно, вы не знали, возможно, вы все знали, но пытались обмануть себя, превосходя меня в этом деле головы на две.

Обманом и 36-килограммовым сопротивлением продержаться вышло совсем недолго: за месяц до конца лета, после очередного скандала, я сломалась. Да-да, того самого, когда ты со вздутыми венами на висках кричала мне, что я ни на что не годная, уродливая, обглоданная часть бывшего человека. И мозг у меня скоро отключится от нехватки глюкозы.

Именно с того дня я оказалась в аду[7]7
  Ему названием было психогенное переедание, которое мучило и угнетало автора на протяжении семи лет жизни.


[Закрыть], где чертями были мои собственные страх, отвращение к себе, ненависть к родителям, чувство вины и неизлечимое, безостановочное обжорство. Дни мои то тянулись в тощем, пустом, душном времени, то ползли, стираясь в кровь и корчась от колик в желудке и бесконечного страдания.

Каждый день был войной, разрушающей то, что осталось от меня, те обрывки, ошметки моей сущности, моего доверия к самой себе, моего самосознания, да хоть какого-нибудь восприятия собственного «я». Волосы начали выпадать, как у дрянной китайской куклы, одежда становилась все меньше по размеру, глаза наливались соленым отчаянием все чаще. Я рассыпалась на части. Не ходила в школу, потому что было стыдно, было унизительно показываться на глаза тем, кому я так демонстративно отомстила за все обиды и комплексы. Самобичевание находило на меня каждый раз после очередного срыва.

Вы с папой? Снова играли в неведение. День шел за днем, и все они были как капли, и капли, и капли воды. За 6 месяцев я набрала 36 килограммов. Были мысли о… Но решиться так и не смогла. Да, мам, не смогла. Гнев, смирение, надежда, безразличие, порицание, вспышка, отчаяние, гнев, безразличие, равнодушие… Уже 15 минут – и ничего. Слабый ремень, след остался, к черту все это… Через полчаса я уже стояла, скрючившись над раковиной в ванной с двумя пальцами в глотке. Это дело стало таким частым, что до сих пор мой искалеченный желудок подает сигналы бедствия после каждого приема пищи.

Лето стало для меня трехмесячным оазисом среди пустыни последних лет. Я провела его одна, ты постоянно уезжала в командировки, в гости, бог знает куда еще, а с отцом мы не общались с конца весны. Я делала абсолютно все, чего только желала, не вынося себе ментально смертный приговор за каждый проступок вроде дневного сна или нежелания сходить в парикмахерскую. Я наконец простила себя. Даже сейчас, пока одно за другим печатаются эти слова, становится все тяжелее, приходит осознание и слезы на глаза наворачиваются… До сих пор не могу поверить…

Знаешь, мама, я решила, что сама буду себе той опорой, которую искала в тебе все детские годы. Когда была милой девочкой, полной надежд, бегающей по осенним аллеям, собирая опавшие листья клена, энергичной, временами скромной и необычайной выдумщицей. Я долго мучилась, задавая из года в год себе эти вопросы: неужели закончился этот терзающий душу кошмар? Неужели я снова смогу обрести друзей, исправить все, понять себя? Простить тебя? Есть ли надежда?

Знаешь, мам, мы не говорили с тобой об этом, но… Я чувствую: все будет хорошо, вот-вот моя жизнь изменится.

Зависть

Катя, 32 года, территориальный руководитель по доставке

Я решила стать автором эссе, потому что мне кажется, что я неосознанно повторяю мамину жизнь. Потому что я очень хочу поделиться своей историей, и не одной. Потому что у меня накопилось обиды и я чувствую несправедливость. Потому что я не могу больше говорить с мамой открыто.

Зависть матери к дочери. Такого же не бывает? Бывает… Я боюсь делиться с мамой успехами. Со стороны кажется: да ладно, быть такого не может! Мама же самый близкий человек, который никогда не предаст, всегда поддержит, поймет, будет рад за тебя. Не всегда, как оказалось.

Я не могу вспомнить, когда это началось. Наверное, мама завидовала всегда, но не так открыто выражала свои эмоции, пока я не стала успешной, действительно успешной. И я хотела бы ей помочь финансово, искренне, но, когда начинается потребительское отношение, я уже не могу себя сломать.

Сначала у нас была полная семья, мне было девять лет. Мама очень хотела уйти от папы, когда влюбилась в мужчину на шесть лет младше нее. Думала: «Нет, это невозможно, мне тридцать пять, а ему всего двадцать девять…» Оказалось, что все возможно, если захотеть.

И вот мы сидим в однокомнатной съемной квартире на первом этаже, квартира пахнет сыростью, на окнах решетки (кстати, нас все же обокрали, несмотря на их наличие). Сидим втроем: я, мама, отчим (будущий). Мама светится от счастья, лица отчима я вообще не помню в тот момент, и я ничего не понимаю. Почему мы уехали от папы? Кто этот мужчина? Почему я теперь должна ездить в школу на двух автобусах, а раньше ходила пешком? Вопросов было очень много, ответов не было. А ведь тогда я еще вопросы задавала.

О разводе родителей я узнала от соседки. Спросила у мамы – она не ответила, только начала кричать, кто и зачем мне рассказал. Я же тогда считала, что имею право знать. О том, что папа был не первым мужем мамы, я узнала случайно: искала нужные документы и увидела странную фамилию рядом с именем и отчеством мамы. Спросила. Снова крик: куда я лезу, зачем копаюсь. Правда, потом мне объяснили. Но осадок остался.

В школу мама меня подвозила на машине. Гордилась этим, только каждый раз слышался немой упрек – мол, из-за тебя раньше вставать приходится. Что, простите? Из-за меня? Да мне и у папы жить нравилось, там до школы пять минут пешком… Ну ладно, мама – молодец, она водит машину, она может меня возить. Я благодарна.

Потом мы поехали в Турцию, с мамой, без отчима. И снова мама молодец – вот, отвезла ребенка за границу, сама, будь благодарна! Хм, да мне и на даче было неплохо, у меня там друзья. Но спасибо, мама, я благодарна.

Это несколько ситуаций, которые я вспомнила. Маме хотелось быть успешной, чтобы ее ценили я, ее мама, отчим и все окружающие. Вот же как: «мучилась» в браке, ушла одна с ребенком, вытянула, добилась успеха…

Можно со стороны подумать, мол, да как ты можешь судить свою маму? Ты же не она. Нет, конечно, я и не судила, до недавнего времени. Потому что многие события происходили потом. И только связав их все воедино, я поняла, что она завидует. Она чувствует какую-то дикую зависть к своей родной дочери, зависть к ее жизни, ко всему, что ее окружает. А когда она, надеюсь неосознанно, начала обижать словом, поступком, тогда «пазл» сложился окончательно.

Я очень открытый человек и делюсь с близкими и радостью, и успехами, и горем. Я не люблю держать эмоции в себе. И конечно, всегда делилась с мамой, считала ее подругой.

В первый раз это случилось тогда, когда меня перевели в другой класс в школе. События происходили как раз на фоне развода родителей и переезда. Непривычный класс, новые люди, девочки старше меня на два года в среднем (я пошла в школу в шесть лет и перескочила четвертый класс, а попала к ребятам, которые начали учиться в семь лет и ничего не перескакивали). В итоге я «плоский» ребенок, девочки же примеряли второй размер бюстгальтера уже. И тут у меня случилась любовь. Мальчик, конечно, был из того, нового класса и даже не смотрел на меня. Я пришла к маме, говорю: «Что делать?» Ответ был просто обескураживающим: «Ты дура!» Вот это был удар ниже пояса… Дура? Почему дура? Мама сначала не объяснила.

Тогда я начала краситься в школу и подкладывать в лифчик вату. Мама заставляла смывать косметику мылом, ругалась, что испорчу кожу. Ну а что мне делать? Он на меня не смотрел… Потом мама наконец поговорила со мной, сказала, что не нужно стараться привлечь внешностью, надо развивать внутренний мир. Ну какой мир в двенадцать лет?! Что мне там нужно было развивать? Мама была непреклонна.

Летом я заболела ветрянкой. Я очень тяжело ее переносила, температура поднималась до сорока. Я в это время была на даче, с бабушкой, а мама работала, и я очень ждала ее в выходные. Особенно когда мне было плохо. Но она не приехала. Я плакала, спрашивала: «Почему?» Потом я узнала, что она предпочла пойти на день рождения будущей свекрови вместо посещения больного ребенка.

И опять она молодец. Почему? Потому что хочет быть счастливой, а ребенку нужна счастливая мама… Да блин, в тот момент мне просто нужна была мама! Но у нее были оправдания на все: она прошла через такое «дерьмо» в своей жизни, что заслужила счастье. Она так боролась за внимание и расположение своего Димы (отчима), что забывала обо всем остальном. Мама всегда повторяла и повторяет до сих пор, что все в жизни ей достается с трудом, что всем вокруг легко, а ей очень тяжело. Все сама, никто не помогает.

Со мной всегда была бабушка. После школы, во время болезни, все лето – всегда бабушка. И опять маме трудно: бабушка ставит ей свои условия (странно, да?), и мама крутится как может, но все ради общего счастья.

А потом у меня начался переходный возраст. Справедливости ради, я не могу списать все свои «заскоки» именно на гормоны, скорее это была совокупность факторов: отчим, который отчаянно пытался лезть в мое воспитание, внимание мальчиков (ведь я стала хорошеть, превращаться в девушку), обиды на маму за прошлые поступки… Сложно объяснить, как так получилось, но в пятнадцать лет меня закрыли летом на две недели под домашний арест. Причина – неумение слушать, нежелание понимать. Но факт есть факт. У меня отняли все – компьютер, телефон, ключи от квартиры, телевизор. Оставили только книги и продукты в холодильнике. Две недели я училась врать. Врать о том, что все поняла, изображать раскаяние, а внутри копилась злоба от непонимания и чувства несправедливости. Две недели кончились, обида осталась. Забегая вперед, скажу: я до сих пор не отпустила ту ситуацию, хотя не раз прорабатывала ее с психологами и проговаривала с мамой.

В шестнадцать лет я поступила в институт. Сама, без репетиторов, на бюджет. Мама дала деньги только на курсы, сказала: «Если не дура – поступишь, если дура – пойдешь на вечерний». К слову, я очень хотела идти в медицинский и уверена, до сих пор уверена, что у меня получилось бы. Но мама закатывала глаза и навязывала свои страхи: «Тебе оно надо?», «Шесть лет учиться, потом ординатура…», «Трупы хочешь разделывать?!», «Выбери что попроще, не потянешь»… Сейчас думаю, надо было идти и «потянуть». Но я была уверена: мама хочет мне самого лучшего, плохого не посоветует. И отказалась от своей мечты.

Поступила я на инженерную экологию. Специальность мне не нравилась, но и не вызывала раздражение. По баллам не дотягивала до бюджета. Тогда, в первый раз за все время, я обратила внимание на то, что мама не переживала, мама спокойно реагировала, будто это ожидаемо, – мол, ну пойдешь на вечерний. До последнего говорила это. Мне повезло, что в тот год брали всех, кто подал документы, чтобы отсеять после первой сессии, и я поступила, меня взяли.

Когда мне было восемнадцать, мама забеременела моим братом. Ребенка очень хотел отчим, а маме было уже сорок четыре, но ради своего любимого она на это пошла. Я была рада за нее. Тогда она забрала для брата мое любимое мужское имя (мелочь, а я помню), и они дружно решили с отчимом, что дочь – молодая девушка – им в семье с маленьким ребенком будет мешать. Отчим на тот момент хорошо зарабатывал, и ему удалось купить квартиру недалеко от их с мамой дома. Предложили мне переехать, твердили, что мне повезло: студентка будет жить отдельно, в своей квартире. Что? Деньги откуда брать? Ну, работай, крутись, все же крутятся. Ты на дневном? Ну а зачем пошла, я же говорила, иди на вечерний! Да, если что, у тебя папа есть, подстрахует…

Я съехала. Тогда началась моя новая взрослая жизнь. Мы с мамой созванивались каждый день. Она часто спрашивала, как я справляюсь с покупкой продуктов и домашними делами. Я справлялась. Я отвечала, что все отлично, что научилась готовить, приглашала ее на ужин. Она пробовала новые блюда, говорила, что вкусно, спрашивала, где я вычитала рецепт. Я отвечала правду: сама придумала. Мама удивлялась и не верила. Еще любила зайти в гости и указать на беспорядок. Я говорила, что меня и так все устраивает. Тогда она приводила контраргумент – мужик от тебя сбежит, из такого «срача». Но мои «мужики» не сбегали.

Я устроилась на работу, совмещала ее с учебой, училась на «отлично». Начались первые претензии в духе: «Конечно, живешь как сыр в масле, в отдельной квартире…» Что? А не вы ли меня сами выселили? Первое время мне было трудно и продукты покупать, и ЖКХ оплачивать. За каждую новую вещь гардероба я получала упреки: зачем тратишь деньги, раз кушать нечего. Мама, не надо лезть в мой карман. А, значит, есть деньги? Ну тогда купи брату подарок на день рождения, вот такой, за 2000. А у меня стипендия 1500…

В двадцать лет я познакомилась со своим первым мужем и уехала к нему в Ижевск. Да, коренная москвичка уехала в Удмуртию. Любовь, что делать. Мама не запрещала. Единственное, стала переживать, что квартира, где я жила, будет «простаивать», а кому-то нужно платить за коммуналку… Она предложила заселить туда моих подруг за символическую плату. Так и сделали, всем стало хорошо. Я уехала.

В другом городе жизнь была непростой. Рассказывать, почему и как, нет смысла, были очень трудные отношения с будущей, на тот момент, свекровью, а мы с будущим мужем жили в ее доме. Я звонила маме, жаловалась, но вместо поддержки слышала: «А я как жила? А вспомни, как мне было! Тебе еще хорошо, не ной…» Но она охотно со мной общалась и активно жалела. Вот эта жалость и придавала ей сил: у нее сейчас все хорошо, а у меня не очень, и она с высоты своего опыта может снисходительно меня пожалеть…

Вскоре мы вернулись в Москву, поженились, снова стали жить в квартире отчима. Платили за ЖКХ, оба устроились на работу. Я нашла хорошую работу рядом с домом, муж тоже начал неплохо зарабатывать. Мы стали позволять себе отдых за границей, обеды в ресторанах. Мама все время упрекала: зачем мы тратим деньги, можно же поесть дома. И добавляла свои любимые слова: «Красиво жить не запретишь». И я постоянно чувствовала себя виноватой: может, и не стоит, правда, тратить деньги, лучше отложить на что-то?

Если у меня возникали проблемы, мама была рядом и жалела. Если у меня все было хорошо – сыпались упреки. Вскоре у отчима случился кризис, и он потерял работу. Начал пытаться зарабатывать как-то еще, но не получалось. И до сих пор, к слову, не получается. Мама уже поняла, что не на того она сделала ставку, но никогда не признается, что он бездельник и тиран. Никогда. Он всегда у нее самый лучший.

Я развелась с первым мужем – мама говорила: «Я тоже с первым развелась, найдешь еще». Я нашла второго – он сразу маме не понравился: мало зарабатывает, ничего по дому не делает. Несмотря на то что я не раз говорила маме, что характер у меня мужской, мне нужен мягкий, верный, тихий человек, она думала стереотипами – мужик «должен».

Я наняла уборщицу – мама фыркнула, мол, совсем обленилась. Мне никак не удавалось донести до нее, что я имею право делать то, что я хочу, за свои деньги. Она ворчала, что никогда бы не поступила так, как я себя веду. Мама, я не ты! В ответ – недовольное бурчание.

Я стала зарабатывать больше, но тут слегла бабушка, и мама недвусмысленно намекнула, что сиделку можем оплачивать пополам. Ок, мам, без проблем.

Потом я забеременела. Я поделилась радостной новостью с мамой, а мне в ответ, правда через пару месяцев, прилетело следующее: «Плати аренду за квартиру, где ты сейчас живешь. Сколько можно жить бесплатно?» Я была в шоке. Мам, я беременна, зарплаты моего мужа едва ли хватит на нас троих, а ты хочешь с меня аренду? В ответ мне сказали: «Ну, откажись от уборщицы».

Я впала в депрессию. Я была на третьем месяце и ревела не переставая. Мама добила меня окончательно. Мы с мужем решили уехать на неделю в Болгарию, чтобы немного переключиться. Конечно, мама об этом узнала. Конечно, орала. Что я давлю на жалость, что у меня нет денег, а сама на море собралась! Называла лгуньей, желала «приятного отдыха».

Сразу скажу, что из ситуации с квартирой мы так и не выбрались – до сих пор плачу отчиму и маме аренду, уже четвертый год. Ребенка мы рожали вместе с мамой, были партнерские роды, и за это ей большое спасибо, она мне очень помогла.

Что сейчас? Сейчас она, ее муж и их ребенок, которому уже почти тринадцать лет, живут только на мамину пенсию и на мои деньги за аренду квартиры. Отчим не работает. Он постоянно чему-то «учится» и почти не выходит из комнаты. На маме весь быт – от готовки до огорода, ребенок, школа, уроки. Естественно, помощи от нее с внуком нет, но я и не прошу. Я вижу, как ей трудно. Я вижу, что не такой жизни она хотела для себя.

Я сейчас занимаю высокую должность и много зарабатываю. У меня есть машина. Мой сын очень послушный и спокойный мальчик, у меня есть уборщица, я за два месяца была на четырех морях. Мой муж также сменил работу, у нас дома все тихо, без скандалов и истерик, мы слышим и понимаем друг друга.

Но ни о чем я больше не расскажу маме. Никогда не поделюсь своими радостями и успехами. Потому что «вместо того чтобы шляться по магазинам, лучше бы дома убралась». У меня все.