Текст книги "Диалог с тайным советником Сталина"

Война не кончается, когда армии расходятся по домам

Москву отстояли. Это была первая грандиозная победа русской армии. Неожиданная для германских фашистов, она рассеяла миф о непобедимости вермахта, деморализовала не только немецких солдат, но и офицеров.

А вспомните первые дни войны, когда фашистские полчища победным маршем прошли по землям Украины, Белоруссии. Уверенность командования вермахта в неотвратимой краткосрочной победе была настолько велика, что самоуверенные стратеги Гитлера сократили срок разгрома Советского государства до четырёх недель.

Заправилы политических игр США, азартно потирая руки, наблюдавшие за «дуэлью» между Гитлером и Сталиным, этот срок вообще сократили до десяти дней.

Но неумолимое время текло, означенные сроки прошли, и, к великому удивлению многотысячных орд, фанатичных потомков тевтонских дикарей, их сокрушающая сила натолкнулась на первую мощную преграду – Смоленск и вынуждена была остановить своё кровавое шествие.

Но тем не менее бесноватый рейхсфюрер ещё не терял уверенности в мощи своих вооружённых сил и, тоже не жалея солдат – сынов простого народа, – гнал на бойню как скот, – и всё во имя собственной славы и господства над порабощёнными народами.

И не просто гнал, но и торопливо подгонял, открыто выражая своё эгоистическое желание годовщину Октября – 7 ноября 1941 года – отметить парадом на Красной площади.

Однако оглушительное поражение на подступах к Москве не породило в его дьявольской душе сомнений в бесперспективности военной авантюры.

Отчаянный игрок, Гитлер расценил этот ход как тактический, а гибель сотен тысяч своих солдат как потерю пешек на шахматном поле. Ведь в его руках была огромная сила и бескрайние земли Белоруссии, Украины, Центральной России, не считая Прибалтики. А впереди Волга со Сталинградом, Ростов, Крым, Ставрополье, Кубань… Надо ограничиться до весны оборонительными действиями, чтобы с наступлением тепла, собрав в кулак все силы, нанести по России сокрушительный удар.

Активные наступательные действия немецко-фашистских сил начались весной сорок второго года. Они достаточно хорошо, хотя и с некоторой тенденциозностью и конъюнктурой, описаны непосредственными и косвенными участниками. Это была очередная после московской трагедия с испытанием для нашего народа, народа простого, в отчаянии терявшего веру в нашу победу.

К августу сорок второго в руках врага были донские, ставропольские, кубанские земли, Северный Кавказ, Крым. Лишь героический Сталинград, этот крупный стратегический узел, решивший судьбу страны, положивший начало коренному перелому в ходе Второй мировой войны, держался.

Немцы бросили на Сталинград крупные силы, чтобы, перерезав Волгу, повернуть вновь свои силы на север, обойти Москву с востока, отрезать столицу от волжского и уральского тылов и взять её.

Каждодневные сообщения Совинформбюро, бесконечные похоронки, бесчисленные эшелоны раненых, беженцев, голод, вспышки эпидемий инфекционных заболеваний, непосильный труд в городах и сёлах, ковавших победу до потери сознания от бессилия, порождали неверие в просвет и сеяли панику.

Откровенно говоря, панический страх порой охватывал и мою, мечущуюся среди военных тягот тыла душу.

Сознание безысходности, неизбежности породила случайно попавшая под руку статья в старом, времён Первой мировой войны, журнале «Заря» за 1915 год.

Просвещавшие советскую молодёжь в те предвоенные годы историки утверждали, что фашизм, как наиболее реакционное из шовинистических течений, утвердился в Италии в 1922 году.

Затем, с приходом к власти в Германии Гитлера в 1933 году, стал основой идеологического учения и практических целей немецкого неофашиста Адольфа Шикльгрубера (Гитлера), пришвартовавшегося к политической партии, как это свойственно большинству склонных к паразитическому образу жизни. Но как убеждает статья в журнале «Заря» «Пленный германский профессор», автор которой ограничился обозначением инициалов «Р.С.-ч», Гитлер был безбожным расистом.

Кроме того, судя по описанию образа, поведению и наглым высказываниям приват-доцента какого-то берлинского университета, невольно следует вывод, что фашизм в Германии утвердился раньше, чем в Италии, и существовал как оппозиционная сила при самодержавии императора Вильгельма. И также, как прокоммунистическая российская социал-демократическая рабочая партия, созданная в марте 1898 года в условиях монархического строя России.

Пленный немецкий учёный в своих ответах русскому журналисту пренебрежительно подчёркивал: «Я не признаю никакой догматической религии, я признаю только один высший разум – Спинозу».

Когда журналист дал понять, что он не просто знает выдающегося голландского философа Бенедикта Спинозу, одного из крупных теоретиков метафизического материализма, отвергавшего Бога как творца мира, но и изучал его труды, приват-доцент был немало удивлён тем, что за пределами Германии он встретил «варвара», способного мыслить так же, как он – немецкий учёный.

Сменив надменно-вызывающий тон, приват-доцент начал пространно отвечать на вопросы журналиста и даже решился на откровения.

Характеризуя кайзера, он говорил: «Император Вильгельм – прекрасный экземпляр человека, но никуда не годный монарх, колосс на глиняных ногах, Навуходоносор». Кронпринца немецкий учёный называл «сосунком прокислого молока» и добавлял: «Его у нас терпеть не могут».

Слушая, как пленный немец критикует государственный строй Германии, монархию и знать, «сидящую в помещичьих усадьбах, набивающую свои карманы и полощущую глотки вином», можно было подумать, что это философ-марксист, настоящий революционер, заботящийся о судьбе пролетариев мира.

Разглагольствуя далее, немецкий философ замечает, что «мир ещё слишком полон рабов, чтобы могло совершиться что-нибудь великое. Даже Германия заражена рабством мысли». Он считает, что необходимо выбросить эту ветошь, а начало войны с Россией – преждевременно. «Да, – говорит он, – через 10–12 лет вы увидели бы, на что способен немец, свободный от предрассудков и абсолютного чувства человечества. Торжество Германии должно быть неотвратимо».

Журналист, удивлённо глядя на интеллигента в очках, облачённого в армейскую форму немцев, недоумённо спрашивает:

– Вы так уверены в своей победе?

– Конечно! – восклицает пленный профессор. – Я уверен в победе. Но мы говорим о разных победах. Я, пожалуй, готов допустить, что в военной победе Германии можно усомниться, может, Германия будет раздавлена, но мы поднимемся к ещё большей мощи. Все вы, славяне, латины, англичане, все вы, представляющие в мире разнузданную некультурность, потеряете в борьбе все ваши силы и не в состоянии будете противиться в дальнейшем организованным влияниям, потому что война не кончится, когда армии разойдутся по домам! После этой войны начнётся другая война, ещё более беспощадная, которую мы будем вести с вами после заключения мира. Рано или поздно вы попадёте к нам в руки. Не так скоро, но это случится. Это неизбежно. У вас кровь ударяет в голову, и вы тогда теряете самообладание и лезете драться, как бешеные. А когда вы успокоитесь, вы все впадёте в вялую леность, в детскую беспечность, вот тут-то мы вас и подстережём!

Слушая эти речи пленного немецкого профессора, наверное, русский журналист, мой соотечественник, пришёл к выводу, что перед ним сидит либо сумасшедший, либо великодержавный шовинист, либо расист-фанатик, одолеваемый бредовыми идеями, которого следовало бы подлечить у психиатра.

Меня всё это сбывшееся через 26 лет пророчество махрового фашиста потрясло.

Перечитывая эту статью, я думала, что ждёт нас, представителей «диких туземных племён» Кавказа, если учёный профессор-немец ещё тогда, в 1915 году, будучи в положении пленника, с такой дикой ненавистью и презрением говорил о славянах, латинах и англичанах, до цивилизации и культуры которых нам ещё далеко. И у меня, как у большинства простых смертных, далёких от политики и интересов вождей, глядя на происходящее, болела душа за всю страну, за наших многострадальных людей. И эта боль, смешанная со страхом, усиливалась от сознания того, что враг стучится уже у ворот нашей маленькой горной страны, чтобы, распахнув их, ринуться в Закавказье, а оттуда к странам Ближнего и Среднего Востока – за их богатствами.

Почему-то мне казалось, что в нашей военной историографии битве за Кавказ не придавалось особого значения. Где-то недавно мелькнуло известие, что вермахт готовился к битве за Кавказ задолго до сорок первого года.

Я о том, как разведывательные органы фашистов под видом спортсменов и туристов засылали в наши горы своих агентов, как те «альпинисты», «горнолыжники», «скалолазы» изучали и заносили на топографические карты не только гужевые, пешеходные дороги с крутыми перевалами, ведущими к черноморскому побережью и долинам Грузии, но и заброшенные козьи тропы.

Теперь мы знаем, что для действий в горах Кавказа формировались специально обученные и натренированные войсковые части.

Несмотря на первое поражение под Смоленском, катастрофу под Москвой, безуспешные попытки смять сопротивление защитников Сталинграда, Гитлер не терял надежды на успех.

Хотя он и раздробил силы, что привело к неудачам, но всё-таки Белоруссия, Украина, Дон, Кубань, Крым, Ставрополье, весь Северный Кавказ к осени сорок второго были под флагом с фашистской свастикой.

Заветной мечтой фюрера были и оставались нефтеносный Восточный Кавказ и Закавказье, где, заправив технику горючим, можно сделать бросок к странам Ближнего и Среднего Востока. И оттуда грозить не только Великобритании, но и всему миру.

Учитывая важность и сложность этого направления, к лету сорок второго вермахт создаёт в регионе начала этого пути группу армий «А». Командование этой группой Гитлер возложил на своего бывшего учителя – фельдмаршала фон Листа.

В эту группу входило пять армий.

В 1-ю танковую, предназначенную для действий на Кавказе, которой командовал интеллигентный генерал фон Клейст, входило одиннадцать дивизий. Из них три отборные танковые.

В специальный горнострелковый корпус входили две альпийские и две легкопехотные дивизии, предназначенные для действий в горах.

Специальные части были подготовлены для проведения операций на Каспийском море, с созданием военно-морской базы в столице Дагестана Махачкале, разумеется, после захвата Терского рубежа и оккупации Грозного.

В ходе действий все эти силы должны были подкрепляться крупными дивизиями, такими как «Великая Германия», «Бранденбург», такими полками, как «Адольф Гитлер», не говоря о специальных тыловых армейских подразделениях и специальных командах, предназначенных для работы на нефтяных промыслах, в рудниках, а также для идеологической обработки кавказских племён и народов.

С этой целью в ходе подготовки сил для захвата Кавказа и Закавказья Верховным командованием вермахта и абвером были привлечены некоторые представители зарубежных белоэмигрантских кругов, в особенности из бывших руководителей мусаватистских, дашнакских контрреволюционных партий, а также грузинских националистов.

Так, например, экспертом-советником при абвере по вопросу Грузии был А. Нукурадзе, строивший планы создания Кавказского федерального государства во главе с Грузией.

К работе в фашистской разведке был привлечён бывший глава мусаватистов Мехмед-Эминбей. Бывший генерал царской службы, командовавший Дикой дивизией, князь Султан-Гирей Клыч был в составе созданного фашистами так называемого Комитета независимости Кавказа.

К действиям при наступлении на Кавказ были привлечены и бывшие главари частей Белой армии, воевавшие на Дону, Кубани, Ставрополье во время Гражданской войны, генералы П. Краснов, А. Шкуро, С. Краснов, Т. Доманов.

В этой связи хочу остановиться на трагической судьбе любимого мною грузинского писателя и поэта Г. Робакидзе.

В грузинской литературе двадцатых-тридцатых годов Робакидзе – самая значительная фигура. Ираклий Абашидзе говорил о нём: «Человек единого стиля, он воспринимался как цельное явление: писал так, как ходил, одевался так, как писал, сидел так, как разговаривал. Он отличался от всех, в нём было что-то непривычное, что-то от неведомой культуры. Человек огромной эрудиции и таланта, убеждающий словом, знанием новейшей европейской философии и литературы. Робакидзе для Грузии то же, что для России Соловьёв, Бердяев, Андрей Белый».

В связи с болезнью жены он получил от кремлёвских властителей разрешение о поездке в Германию. Отправился в Берлин на время – как Шаляпин или Марк Шагал. Решение остаться там пришло позже, когда понял, что в случае возвращения на родину ему несдобровать.

Прошло некоторое время, и в Грузии развязали травлю Робакидзе, ополчились на него, поносили и ругали как изменника, иностранного агента.

Но в тот военный год, когда немцы докатились до юга и подступили к Грузии у Дарьяльского ущелья, в Тбилиси распространился слух, будто Г. Робакидзе востребован Гитлером и Розенбергом, стал их советником по завоёванным странам Востока.

Вот как рассказывает об этом Абашидзе в своей «Исповеди сына века»:

«Появление подобного слуха связано, надо думать, с тем, что в тридцатых годах Робакидзе написал на немецком языке книгу «Адольф Гитлер глазами чужеземного поэта». Об этом в Грузии многие знали, но никто никогда не держал в руках эту книгу (я смог её прочесть лишь после войны). Во всей Европе тридцатые годы были годами восславления диктатур и диктаторов (и в этом у нас и у нашей страны никто не отнимет первенства). Помимо этого факта был и другой, о котором тоже вспомнили, – в своё время Г. Робакидзе и Розенберг вместе учились в Тартуском университете и до того, мол, сдружились, что теперь в Германии друг без друга за стол не садятся. Ко всему этому добавились и другие слухи.

В 1942 году немцы, подступив к Северному Кавказу, перебросили к Баксану грузинский легион, состоявший из пленных. Легионом командовал немецкий полковник и грузин – генерал Маглакелидзе, а солдаты были набраны из концлагерей. По словам солдат, в Германии ими якобы распоряжался Г. Робакидзе, он отправил их сюда. Всё это я хорошо знал, в те дни был в действующей Северо-Кавказской армии, в грузинской дивизии, где и написал «Капитана Бухаидзе».

Что было правдой во всём этом, выяснилось позже, после войны, когда генерал Маглакелидзе оказался в Тбилиси. Понятно, что я прежде всего расспросил его о Г. Робакидзе. В письме же самого Робакидзе, посланном мне в 1962 году, есть строки: «До меня дошли слухи, что в Грузии я считаюсь «гитлеровцем». Это ложь и бред! Правда состоит только в одном: с середины июня 1941 года до конца войны я находился под надзором гестапо. Разве это имело бы место, будь я гитлеровцем?! Распространившиеся у вас слухи обо мне – ложь и бред, и ничего больше!»

А вот фрагмент из его статьи «Сокровенное», которая обращена к грузинским писателям:

«Идёт война. Меня попросили выступать по радио. Я увернулся, отказался под разными предлогами. Немцы подступили к Кавказу. Некая брюссельская газета, выходившая на немецком языке, обратилась ко мне с просьбой написать несколько статей о Кавказе. Я согласился, и вот что они получили: «Грузия и крестоносцы», «Иванэ Орбелиани», «Потомки Прометея», «Святые горы», «Имам Шамиль» (последняя потом была опубликована в одном арабском журнале), – видите, как я «оправдал» их чаяния. Я уклонился от политического акцента, на который они рассчитывали. Предложили мне повидать пленных грузин, я согласился. Повидал их до тысячи человек в разных концлагерях. Говорил с ними только о Грузии (именно о том, что затронул в очерке «Неведомая Грузия»).

Многие из этих пленных, надеюсь, уже вернулись домой – и смогут подтвердить: никакого ожидаемого немцами политического акцента в беседе с ними я не делал. Я прочёл им стихотворение «Письмо грузинской матери», которое прилагаю к этому посланию. Согласитесь, во время войны его можно было напечатать и у вас, в советской Грузии, под псевдонимом, разумеется. Однажды, это было в Бранденбурге, я прочёл пленным стихи Важа Пшавелы: «Тамар», «Кинжал» и мои стихи «Важаури» и «Закон земли». Я редко переживал такое – зал отозвался вулканическим взрывом чувств. Другой раз, когда я читал «Письмо матери», одному из пленных стало плохо, он рыдал, товарищи увели его из зала. Описывать эти встречи я был не в силах – брался за перо и бросал его, не мог удержать слёзы. Вот и сейчас, вспоминая, плачу, плачу».

Из той же статьи: «В Советском Союзе думают, что я на «другом» берегу Это не так. Я стою на «третьем» берегу – есть у реки и третий берег. Тот, кто не стоит на третьем берегу, тому не дано быть ни мыслителем, ни деятелем искусства».

И ещё из этой же статьи: «Книга о Гитлере? Книга эта построена по «пифагорейской» схеме. Короче, в ней я полностью, изнутри разрушаю национал-социалистическое мировоззрение».

Вероятно, читатель заметил, что Г. Робакидзе всё же внутренне терзается существованием этой книги точно так же, как многие из нас, находившиеся на «этом берегу», терзались кое-чем тогдашним, совершённым в тот период.

Но вернусь к ситуации сорок второго года.

Главные боевые силы немцев, ворвавшись в пределы Северного Кавказа, разделились соответственно назначениям на две группировки и двинулись в разных направлениях.

Первая направилась по горным дорогам в стороны перевалов – Марухского, Клухорского, Санчарского. Это были прошедшие специальную подготовку альпийские и пехотные горнострелковые дивизии, перед которыми стояла задача – перемахнуть через поднебесные хребты и выйти к Черноморскому побережью Кавказа и к долинам солнечной Грузии.

Сил, способных противостоять «летающим» лыжникам, охотникам-скалолазам, командам, прокладывающим канатные дороги, обмундированным, оснащённым соответственно условиям, вооружённым автоматами, миномётами и лёгкими горными орудиями, у нас не было.

Наспех собранные, плохо обученные, вооружённые чем попало, в летнем обмундировании в заснеженных и обледенелых горах, наши регулярные войска и партизанские отряды удерживали рубежи необыкновенным мужеством и героизмом. Они гибли в горах целыми батальонами не только от пуль, но также от голода, холода, но не отступали.

Вторая основная часть мотомеханизированных сил 1-й танковой армии фон Клейста, оккупировав города-курорты Кавказских Минеральных Вод, двинулась по прямому пути Нальчик-Орджоникидзе.

Обороняла эти рубежи 37-я армия генерала П. Козлова. Ослабленная в неравных боях, не имея резерва, ни одного танка, не снабжаемая продовольствием и боеприпасами, разрозненными частями, прижимаясь к горам и в то же время оказывая отчаянное сопротивление, она отходила после захвата оккупантами Кабардино-Балкарии в сторону Осетии.

По мере сил и возможностей бойцов нашей отступающей армии поддерживало местное население.

В то же время в сторону Моздока и Грозного по предгорным равнинам отходили потрёпанные в жестоких сражениях армии и корпуса с Дона, Кубани, Ставрополья.

Перед началом каждого рывка вперёд немцы расчищали пути массированными налётами авиации, после которых начиналось движение танков, бронетранспортёров и мотопехоты.

Создавшееся катастрофическое положение наших войск на означенных рубежах некоторые военспецы, скрывая истинные причины, пытались объяснить тем, что всё внимание командования группы наших войск в этом направлении было сосредоточено на усиленной подготовке обороны рубежей Малгобек-Моздок.

А тем временем в начале ноября сорок второго вражеские части при поддержке целой сотни танков, прорвав оборону на границе Северной Осетии, устремились к пригороду Орджоникидзе, стремясь пробиться в сторону Военно-Грузинской дороги.

Однако на подступах к столице Северной Осетии после ожесточённых боёв, понеся большие потери, враг вынужден был остановиться. Остановились немцы и у Малгобекских высот.

В те же дни начала ноября сорок второго войска 9-й армии генерала К. Коротеева, введя в бой танковые соединения в районе Гизеля, разгромили отборные танковые и горнострелковые части вражеской армии.

С поражением крупных группировок фашистских сил инициатива на Кавказском фронте перешла в руки командования советских войск. Немцы вынуждены были перейти к обороне на всём протяжении фронта.

Однако и здесь нельзя обойти молчанием один, на мой взгляд, важный фактор, явившийся причиной ослабления сил врага, – это полное отсутствие горюче-смазочных материалов. Заглохли моторы вражеской авиации, танков, другой техники мотомеханизированных частей.

Не удалось фашистам осуществить заветную мечту фюрера – прорваться к нефтеносному Грозному, зарядить моторы лучшим в мире бензином и сделать очередной четырёхсоткилометровый бросок по Дербентскому проходу к Баку – откуда рукой подать до Ирана и Турции.

Почти два месяца держались немцы, отбивая атаки советских частей незначительной силы, поскольку в течение этого времени шла подготовка к генеральному наступлению. Ждали немцы подвоза с Севера горючего, но не дождались.

Фельдмаршал Манштейн, захватив Крым, ринулся было в сторону Майкопа, но обнаружил цистерны пустыми, а нефтяные скважины засыпанными.

Не оправдал надежды Гитлера и фон Клейст, удостоенный звания фельдмаршала, сменивший командующего группой армий «А» фон Листа.

Видимо, самим Богом была предрешена судьба кровавого фашизма. Начало января 1943-го стало началом конца гитлеризма.

В объединённые силы Закавказского фронта входили пополненные и вновь сформированные части 44-й армии генерал-майора Хоменко (кстати сказать, случайно захваченного в плен позднее, во время боёв на Украине, и героически, после мучительных пыток, принявшего смерть, не сказав ни слова), 58-й армии генерал-лейтенанта Тельника, других армий.

В помощь этим силам, подготавливаемым к контрнаступлению с иранской и турецкой границ, были переброшены отдельные азербайджанские, армянские, грузинские дивизии.

Так, например, состав 44-й армии Северной группы войск был пополнен семью стрелковыми дивизиями, состоявшими из разноплемённых народов Кавказа и Закавказья. Своих отважных джигитов, вооружив и усадив на лучших скакунов, посылали в формирующиеся отдельные дивизионы и эскадроны защищать отечество кабардинцы, осетины, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, калмыки, ногайцы, абазины.

В многонациональном Дагестане тоже формировались добровольческие кавалерийские эскадроны, одним из которых командовал седоусый герой Гражданской войны даргинец Кара-Караев.

Рождённых в сёдлах кавказцев – черкесках и бурках, с лихо заломленными папахами на голове – невозможно было отличить от облачённых в ту же форму кубанских конников кавалерийского корпуса генерала Н. Кириченко или донцов-кавалеристов 5-го гвардейского корпуса генерала А. Селиванова.

В те суровые дни испытаний никто и думать не мог, к какому роду-племени, к какой народности или нации относится боец.

Закавказье и Кавказ защищали представители всех наций и национальностей Советского Союза. И одержали победу над фашизмом!

Говоря об общенародном вкладе в дело Победы, нельзя не отдать должное американцам, которые в трагические дни оказали нашей стране неоценимую помощь техникой, вооружением, продовольствием.

Жила я недалеко от полотна железной дороги, слышала по ночам гул бесконечно шедших поездов, днём видела эшелоны и открытые платформы, гружённые «студебеккерами», танками, зачехлёнными тяжёлыми орудиями. И всё это вместе с продовольствием и одеждой, пожертвованной американцами, двигалось на север со стороны Баку – от иранской границы.

Перепадало и дагестанцам кое-что из одежды, но особенно нам, жившим впроголодь, были кстати и канадская мука, и яичный порошок, и консервированный бекон. Не знаю, как другие, но я этого великого милосердия далёких американцев не могу забыть до сих пор.

Зато наш «отец родной» забыл об этом сразу же после того, как его отважные сыны и дочери на фронтах и в тылу, ценой рек пролитой крови и пота, не только отстояли независимость Родины, но и помогли ему самому удержать скипетр самодержца.

А монополистам союзной Америки, у которых он брал в долг миллиарды, когда те намекнули, что долг платежом красен, генералиссимус, показав шиш, ответил, что он расплатился жизнями своих солдат, спасших мир, в том числе и Америку, от угрозы фашистской чумы.

Ещё задолго до дня Победы, когда инициатива на всех фронтах перешла в руки русских, бункерный герой, казалось бы, радоваться должен.

Радовались ведь простые люди, когда упорная героическая Сталинградская битва окончилась позорным поражением врага.

Радовался наш народ, когда отборные альпийские горнострелковые дивизии с поэтическими названиями «Эдельвейс», «Белая лилия» в паническом страхе бежали с гор Кавказа, боясь быть отрезанными от своих.

Когда 1-я танковая армия и подкрепляющие её войсковые части, носящие громкие имена фюрера и его империи, боясь окружения, спешно покидали предгорья Северного Кавказа, радоваться бы Верховному главнокомандующему!

Но нет, не было места светлому в мрачной душе Сталина.

Новый вал репрессий обрушил он на головы многострадальных народов, переживших страх и лишения фашистского режима.

Тем, кто этого не испытал, трудно себе представить, и, как ни печально, сегодня они находят решение тирана мудрым.

Мало того, они уверены, что чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, не говоря уже о немцах Поволжья, – враги советской власти. Враги все без исключения: и грудные дети, и немощные старики, и те, кто лежит на смертном одре.

Никакой пощады! Шестнадцать килограммов багажа в зубы на каждый баш (голову) – и под конвоем в пульманы! Подальше от исконных земель предков, от их могил, от домов с горящими очагами – в дождь, в стужу, под блеяние овец, мычание коров и жуткий вой встревоженных собак.

Власть не щадила ни отцов, ни сынов, ни братьев, ни мужей, сражавшихся на фронтах, искалеченных, выписанных из госпиталей, спешивших к родным очагам, с тревогой и со слезами на глазах взиравших на чужие семьи, насильно вселившиеся в их дома.

С ещё одним ранением – в самую душу! – нанесённым исполнителями решений грозного владыки, изувеченные фронтовики в потрёпанной солдатской одёжке, с пустыми рюкзаками, опираясь на костыли, голодные спешили на поиск родных и близких в бесконечные просторы Средней Азии.

А действительно ли, что трусами, предателями, изменниками стали не только старые революционеры, большевики, красные партизаны, но и целые областные комитеты партий? Всё это ложь!

Однако в семье не без урода. Предатели и изменники были среди всех народов, ротами, батальонами переходили их сыновья на сторону врага.

Генерал Власов увёл целую армию. И не потому, что не любил родину, свой народ, а потому, что, ненавидя, мстил узурпировавшему власть тирану – за все злодеяния, за бесчисленные жертвы его неукротимой бешеной злобы.

Но массовому гипнозу поддавались не все.

Знатоки национального вопроса, «триумвират закавказских разбойников» – Сталин-Берия-Багиров – решили расширить пределы Грузии до равнин Ставрополья. А Дагестан с нефтеносным Грозным присоединить к Азербайджану, Крым подкинуть Украине – тоже ведь поднимала голос за «самостийность», хотя за это поплатилась лучшими сынами, ни в чём не повинными. И всё для устрашения притихших крамольников.

И зачем тогда осуждать за пангрузинские идеи белоэмигранта Никурадзе, бывшего советника одного из руководителей абвера Розенберга, который планировал создать на территории завоеванного Кавказа федеральное государство во главе с Грузией?

Или почему князя Багратиона Мухранского, «к тому же женатого на итальянке», приглашённого в Берлин для переговоров по вопросу престолонаследия в Грузии, позволительно называть «весьма тёмной личностью»? А разве Сталин как личность светлее князя?

Вспоминаю выступление Виктора Астафьева в Пятигорске, где проходил выездной пленум Союза писателей:

– Великая Отечественная война не была обусловлена какой-то исторической неизбежностью.

Это была схватка двух страшных авантюристов, Гитлера и Сталина, которые настроили свои народы соответствующим образом… Ведь человечество, напуганное Первой мировой войной, и не собиралось воевать.

Я думаю, что все наши беды – это последствия войны. Товарищ Сталин и его подручные бросили нас в этот котёл…

Конечно, Сталин – это никакой не полководец! Это ничтожнейший человек. Если бы немцы не напали на нас, то через год-полтора мы бы напали на них и, кстати говоря, тоже получили бы в рыло… Мы сразу ввязались в холодную войну и света не видели.

Никакие успехи на фронтах, даже светлый, священный День Победы, не погасили угрюмость и демоническую жажду творить зло в душе Сталина. Жестоким был его спрос с узников фашистских лагерей смерти. Пока шло переселение военнопленных из гитлеровского ада в ад сталинский, последний, поплевав на сухие ладони, снова засучив рукава, взял в правую руку булаву. На очереди были дела безродных космополитов и врачей-отравителей.