Текст книги "Контроль, успех, поражение"

Ничего номер два

В баре было действительно невероятно тихо. Классическая обстановка, дерево и стекло, мягкие антикварные кресла у столиков. Бар больше походил на закрытый мужской клуб ещё и потому, что находился в старинном классическом отеле на первом этаже. За отгороженным ширмой столиком в углу сидели трое мужчин, явно обсуждающие миллиардные сделки. Майк с Марией вдвоём сидели за барной стойкой. И больше никого.

– Как-то немноголюдно здесь для вечера пятницы, – протянула Мария, всё ещё находясь в лёгкой прострации от происходящего.

– Здесь не всегда так, – ответил бармен, высокий, аристократического вида блондин в идеально белой рубашке с жилетом и бабочкой, беспрерывно протирающий и до того блестящие бокалы полотенцем. – Основной поток клиентов расходится чуть раньше по номерам или в город. Вы просто поздновато для нашего заведения.

На часах было без 18 минут 23:00.

– Да, действительно, как-то уже поздно, – подумала вслух Мария, смотря на наручные часы. Дорогие, чуть ли не как вся её квартира, но очень ценные как память, точный и никогда не подводящий её закадычный друг. Они носили мужское имя, но об этом она предпочитала не распространяться посторонним.

– Семнадцать, – произнёс её спутник, медленно потягивая свой второй бокал бурбона.

– Нет, без восемнадцати минут, – поправила его Мария.

– Семнадцатый раз ты посмотрела на часы, – ответил он весьма строго и повернулся к ней, встретившись глазами чуть ли не во второй раз с момента их знакомства.

Знакомства, которого не было.

Всю дорогу в такси они молчали. Он переписывался с кем-то в смартфоне, она смотрела в окно на стекающие капли дождя и размытые пятна уличных фонарей. Ехали долго, в пятницу вечером на улицах движение машин всегда было больше похоже на неспешное переваливание индийских слонов с пассажирами на борту в потемневших от вечерних сумерек каменных джунглях.

Таксист остановил у заднего входа отеля, её спутник расплатился, вылез со своей стороны и пошёл открывать ей дверь. Но, пока он обходил, она благополучно покинула машину самостоятельно, за что удостоилась немного оскорбительного и насмешливого взгляда с его стороны.

Открыть перед собой дверь в здание она ему всё-таки позволила. В холле было темно. Он вошёл за ней, слегка обогнал и указал рукой вправо:

– Сюда.

Они вошли в бар, на ресепшен никого не было, а бармен издалека кивнул неожиданным посетителям, как старым приятелям, явно ориентируясь на знакомство с мужчиной, а не профессиональную приветливость. Сели у бара, хотя столики были пусты, но иное расположение даже не обсуждалось.

– «Джим Бим» и один кубик, даме – что попросит, – произнёс её незнакомец третью фразу за сегодняшний вечер. И стал пить.

Мария попросила любимую арбузную «Маргариту», но у них её не было, бармен предложил классическую или малиновую. Совершенная безвкусица. Она отказалась и выбрала «Апероль Шприц». Классика есть у всех.

Зазвонил телефон. Номер Виктора. Брать не стала, скинула звонок и написала сообщение: «Занята. Ты меня бросил. В понедельник расскажешь. Решай свои семейные проблемы сам». И отключилась. Она точно знала, что он звонил не извиниться, не узнать, как она пережила этот день и как у неё дела. По таким вопросам он никогда её не беспокоил. А если и звонил в пятницу вечером, значит, опять что-то случилось с треугольником «он-жена-любовница». С чем она сейчас совершенно, категорически дело иметь не хотела.

Пока разбиралась с начальником, бармен подал ей напиток, а её спутнику обновил бокал. Молчание продолжалось. Молчал даже бармен, явно не выказывая любви и интереса к знаменитым разговорам по душам у барной стойки. Мария сделала два больших глотка, коктейль был вкусным и очень слабо разбавленным. Алкоголь ударил в голову моментально, она вспомнила, что по факту за весь день ничего так и не ела. Бокал пришлось отодвинуть и процесс непристойного пьянства слегка растянуть. И чтобы разбавить молчание, инициировала уже описанный нами выше диалог про количество посетителей и вечер пятницы.

Семнадцать раз за примерно полтора часа. Неужели она и правда так часто смотрит на часы? Она этого даже не замечала за собой. Но как-то же должно объясняться то, что она в каждую минуту дня уверенно знает точное время.

Он смотрел на неё пристально и слегка агрессивно.

Бармен отошёл в другой конец стойки, оставляя им пространство для словесных манёвров без свидетелей.

– А ты считал? – пошла в нападение в ответ на агрессию Мария, как всегда учил отец.

– Да, – слегка отпустив хватку взгляда, ответил незнакомец, – это невозможно не заметить. На шестой раз я начал считать и насчитал семнадцать до нынешнего последнего раза. Хотя не уверен, что, пока я пытался выпустить тебя из машины или шёл впереди в коридоре, ты не посмотрела на них ещё лишнюю пару-тройку раз. Кстати, хорошие часы.

– Это подарок.

Холодность в её голосе заставила его слегка изменить безразличное выражение лица на более дружелюбное.

– Он умер? – спросил её собеседник без тени стеснения или сочувствия.

– Он – это мой отец, и он жив. Он подарил мне их в пятнадцать, когда разводился с матерью. Потратил целое состояние.

– Чтобы загладить вину? – скорее констатировал, чем спросил, он.

– Чтобы купить моё время. На будущее, когда оно ему понадобится, – парировала, всё сильнее пьянея и раздражаясь, Мария.

Собеседник посмотрел на неё с большим интересом. Как будто учёный натуралист, изучающий ранее неизвестный для него вид игуан, – с растерянностью и любовью.

Мария читала людей насквозь. Самой ей так не казалось, но даже подруга говорила, что у неё уникальный талант в этом вопросе. Этого типа до стадии понимания прочитать она не могла либо не хотела, либо там нечего было читать. Какой-то до боли стандартный типаж офисного топ-менеджера уровнем дохода слегка выше среднего класса. Скорее всего очередной генеральный директор, они часто попадались ей и у бара, и в постели. Кольца на пальце нет, семейной занятости в глазах тоже. Одинок и в его возрасте, возможно, с трагичной историей за плечами. Много пьёт.

В процессе их первого длительного диалога он осушил свой второй стакан и подозвал бармена обновить в третий раз. Мария допила до половины, лёд начал растворяться и слегка разбавлять алкоголь, хорошо, а то она такими темпами и один не осилит. А на одном останавливаться она сегодня явно не планировала.

– Как тебя зовут? – в пустоту спросил он.

Она удивилась. Обычно в таких ситуациях имя спрашивают в самом начале, в самом конце или не спрашивают вообще. Но он весь был какой-то необычный.

– Мария.

– Майк, – ответил он на американский манер и перестал быть незнакомцем.

Хотя продвинуться в коммуникации им это не помогло. Пауза молчания повисла на весь его третий стакан бурбона и остаток её коктейля. Бармен принёс ей второй бокал и забрал у её собеседника пустую тару, не оставив ему ничего взамен – всё без спроса и разрешения. После чего снова отошёл в свою сторону. Мария с недоумением посмотрела ему в спину, после чего перевела взгляд Майку в лицо. Оставшись без алкоголя, он полностью развернулся в её сторону на стуле, облокотившись левой рукой на барную стойку и смотрел на неё теперь в очевидно приятном расположении духа.

«Алкоголик, – подумала Мария. – Явно без пары рюмок не умеет смотреть на мир в радужном свете».

Тот улыбнулся.

– Он мою норму знает, – как бы объяснил Майк поведение бармена, – классный парень.

– А мою? – всё ещё злобно произнесла она в ответ.

– А тебе сегодня норма не нужна, рассказывай.

Чтобы рассказать, что случилось сегодня и что конкретно значило это в формате её жизни, нужно было описывать всё с нуля, с детского воспитания и вечной нацеленности на достижения. А психотерапии у бара ей сегодня ну очень не хотелось. Вроде бы. Но вдруг неожиданно примерно через полчаса она обнаружила, что рассказ льётся из неё плавной речью, дополняемый его вопросами и уточнениями по ходу. Без драматизации и вранья, просто как есть, как было, остывшие факты. Нить разговора собеседник не терял, монологи не прерывал, сочувствия или осуждения не высказывал. Просто слушал. Рассказывать было легко. Как, оказывается, нужно ей с кем-то об этом сегодня поговорить – удивилась девушка сама про себя.

– Ты так хорошо рассказываешь про возможность других вариантов и так откровенно понимаешь, что ты их не рассматриваешь. А могла бы ты их рассмотреть? Как думаешь? – резюмировал всё услышанное за вечер Майк.

– Наверное. Могла бы. Но как?

– Можно просто выписать варианты, рассмотреть их возможность, отсечь точно не нужные. Ты умеешь составлять план-схемы, это в твоём духе. Какой-то определённой технологии тут не нужно.

– Это что? Совет или указание? – вынырнула вдруг из сладкого алкогольного полусна Мария на волне негодования. – Какое вообще твоё дело?

Майк примирительно развёл руками:

– Я только предложил.

– Час, мы закрываемся, до последнего не работаем, Майк, ты знаешь, – прервал их полночную беседу бармен.

1:00.

«Час ночи. Как-то непонятно и бесконтрольно сегодня идёт время», – удивилась Мария.

Её спутник расплатился, вызвал такси и помог ей дойти до выхода. Оказалось, третий коктейль был явно лишним на пустой желудок.

– Я, конечно, узнаю твой адрес, когда таксист выполнит заказ, но может, дашь мне свой номер телефона, так будет проще связаться?

Они стояли на улице в летней прохладе. Дождь кончился. Ночное небо казалось ясным, высоким и безмятежным, хотя и беззвёздным, как во всех мегаполисах мира.

Он что, не поедет с ней? Не пригласит её к себе или в какой-нибудь номер этого заснувшего отеля? «Ну такого тоже никогда не бывает!»– удивилась она про себя. Обычно такие встречи для Марии заканчивались приятным и интригующим одноразовым сексом, который подразумевал логичное завершение знакомства и отсутствие необходимости продолжать отношения.

«Ещё одно ничего? Второй раз за день?»– с отчаянием подумала девушка и протянула ему свою визитную карточку с номером. Сейчас визитками уже никто почти не пользуется, но у неё они были с собой всегда, старая закалка. Майк улыбнулся:

– У меня такие тоже есть, – и полез в карман, пока подъехавшая забрать Марию машина разворачивалась ко входу.

– Позвони мне, если захочешь, – протянул ей кусок картона мужчина, усадивший её в такси, оплатив наличными водителю его работу.

– В смысле психотерапевт? – изумилась Мария в стекло уже захлопнутой двери.

Шины авто зашуршали по мокрому асфальту, унося её в ночь по дороге к дому.

Ожидание

Признайтесь, чего вы ждёте дальше от этой истории? Историю любви, не иначе.

Такую неожиданную, но верную. Такую лёгкую и чистую, уносящую прочь всё прошедшее, как дурной сон. Как в романе, как в кино о любви, как у кого-то в жизни…

У кого-то, но не у вас.

Иначе зачем бы вам тогда об этом мечтать прочитать? Вы наслаждались бы своей собственной историей.

Но такие истории в жизни случаются редко, а фильмы ради рейтингов врут.

Ожидания от жизни во многом сказываются на нашем к ней отношении. Ведь если ожидания не оправдаются, то мы ею становимся недовольны. Недовольны собственной жизнью. Тем, как она протекает, как складывается. И вместо того, чтобы что-то менять, мы начинаем роптать на ожидания и то, что они не сбылись. А возможно, им просто не стоило быть изначально.

Мария такую историю любви в своей жизни даже не рассматривала. Хотя на душе просилось прорасти что-то неземное и светлое, может, вера, может, надежда, а может, что-то ещё столь же глупое и наивное.

Утром в субботу она проснулась совершенно разбитой после попойки, не помня, как добралась до дома. Нашла одежду смятой на полу, хотя никогда так не раздевалась, в кармане пиджака его визитку с именем, профессией и номером телефона. Как реликвию положила на прикроватный столик и на целый час уселась в постели, обложившись подушками, с антипохмельным напитком в руках, её фирменный секретный рецепт. В голове прокручивался вчерашний вечер, его слова, взгляды, жесты.

Как она не поняла, что он психотерапевт? Эту братию она знала хорошо и узнавала за версту. Психотерапевтов у неё в жизни было два, даже, можно сказать, три, если вспомнить ещё и семейного специалиста, к которому они ходили перед разводом родителей всей семьёй. Майк был совершенно на них не похож: ухоженный, самоуверенный, пьющий, нарушающий границы, будто обычный мужчина в обычной жизни. Может, все они в обычной жизни и были просто людьми, но по опыту верилось слабо. Вспомнить хотя бы Алекса, пусть он, конечно, и не психолог. Мария посмотрела на прямоугольник картона, лежавший на столике, и поняла, что бросает взгляд на него уже не первый раз. По телефону Майк ей ещё не звонил, сообщений не оставлял, тишина.

– Мог бы и поинтересоваться, как я добралась или как чувствую себя с утра после вчерашнего!

Итак, каков итог этой встречи? Телефон он у неё взял, ей свой дал, но, как видно, рабочий, все счета и такси оплатил, но домой не напросился, не пригласил ни к себе, ни в отель, и вообще секса у них не было. Вообще ничего не было, даже поцелуя в щёчку на прощание. Просто выпили вместе, поговорили, как в одном купе поезда проехались, и разошлись.

Утренняя пробежка была пропущена, практика йоги безнадёжно испорчена несмолкаемыми мыслями в голове. Оставалось собраться и не провести весь предстоящий день впустую, что она и сделала. Хотя постоянно в течение дня возвращалась к непрошеным мыслям о мужчине, появляющимся у неё в голове столь бесцеремонным образом. А вот мысли о совете директоров, перенесённом на понедельник, которых она так боялась в пятницу вечером перед уходом с работы, так ни разу и не появились. Это она с удивлением поняла, отходя ко сну после нагруженного спортом и сомнениями дня.

Ночью ей приснился сон. Шёл дождь, косой ливень со шквальным ветром, она в образе дамы викторианской эпохи в шляпке и кринолине стояла прислонившись плечом к чёрному железному столбу уличного фонаря, который возвышался над ней и пытался освещать своим тусклым тёплым светом окружающую непогоду. Зонта в руках у неё не было, и она просто держалась за этот столб, как за последнюю надежду в мире, отданная на откуп ледяному дождю и холодным ветрам.

Проснулась в поту среди ночи и больше заснуть так и не смогла.

Снов Мария не видела ну или во всяком случае не запоминала уже года два, с тех пор как закончила свою последнюю трёхгодичную эпопею психоанализа, и этот ей совсем не понравился. Почему-то в памяти всплыл пугающий сон излюбленной героини из «Унесённых ветром», когда в густом тумане она пыталась найти что-то самое дорогое, но так и не нашла, в итоге потеряла всю семью и любимого Рэтта в реальной жизни.

2:36.

До подъёма ещё далеко. Заснуть не получится. А с утра предстояла тяжёлая поездка к маме.

Разговоры, разговоры…

14:00.

Уже два часа она восседала за большим обеденным столом в гостиной загородного дома. Её дома, в котором счастливо жила женская часть её семьи без неё самой. Стол ломился, дети кричали, мама, разгорячённая и счастливая, всё время подносила что-то новенькое из кухни, во рту стоял запах металла и хотелось стошнить.

Она подъехала как всегда в 12:00 к дому в весьма элитном частном посёлке, нагруженная пакетами и коробками. Раз в месяц она изображала из себя Санта-Клауса или добрую бездетную старую тётушку – крёстную фею, которая одаривала всех своим вниманием, заботой и подарками и успевала упорхнуть до того, как надоест.

Дом был двухэтажный в европейском стиле, с большим задним двором и бассейном. Покупка и обустройство этого дома стоили ей немалых денег, но это было вложение в будущее, пока для стареющей мамы, после для себя самой, когда, наевшись городской жизнью и гонкой достижений, она сама переедет в него со своей библиотекой классической литературы и виниловых пластинок. Мама тоже вложилась в этот дом продажей их старой квартиры, отошедшей ей и девочкам после развода с мужем. А сейчас его обеспечение, обслуживание и арендную плату покрывали ежемесячные оплаты арендаторов трёх городских квартир Марии, которые она купила в своё время как вложение капитала и не пожалела. Прибыль от этих строк дохода и расхода равнялась нулю, но хотя бы не отягощала их с мамой финансовые отношения.

Её желание переехать сюда резко изменилось, когда почти три года назад после развода с мужем и весьма весомых финансовых потерь к маме с тремя малолетними детьми нагрянула её младшая сестра. Да, тяжеловато наблюдать, когда твоя младшая сестрёнка в 25 уже успела побывать замужем дважды, нарожать целую стаю детей и остаться без средств к существованию, но при этом была совершенно наивной, как прежде, открытой к миру, откровенной и попросту глупой. Первый брак сестры продлился ровно год, когда в 18 лет, как говорится, «по залёту» родители настояли на женитьбе с её тогдашним парнем. Парень был приличный, из хорошей семьи, на пару лет старше, но совершенно не готов, как и она сама, к семейной жизни. После скоропостижной свадьбы, тяжёлой беременности, родов и пары месяцев её послеродовой депрессии брак безнадёжно развалился. Отцом он оказался потрясающим, постоянно виделся с дочерью, вкладывался в её воспитание и образование. Иногда Мария думала, что её старшей племяннице, очень милой, скромной и застенчивой девочке, намного лучше было бы расти с отцом и его родителями в аристократической спокойной обстановке. Но, конечно, вслух она эти мысли никогда не высказывала. В 21 год обезумевшая от одиночного материнства Эль, так по-свойски звали домашние её младшую сестру, вышла замуж во второй раз за абсолютного нахала, грубого и невероятно богатого мужика. Не отнять, её сестра была очень красива и умела вскружить мужчинам голову, но почему-то в отношениях или браке с ней они очень быстро просыпались от её чар и сбегали. Когда родились близнецы, совершенно несносные мальчишки, второй муж тоже недолго продержался и сбежал, оставив ей очень мало возможностей прожить самостоятельно по условиям брачного контракта, который она бездумно подписала перед свадьбой. Сыновьям он отвесил нехилый трастовый фонд, замороженный на сторонние вмешательства до их восемнадцатилетия.

С малышами на руках и старшенькой ей ничего не оставалось делать, как переехать к маме. И любовь Марии к этому дому была безнадёжно испорчена. Он превратился в муравейник, вечно копошащийся и кричащий. По всем комнатам были разбросаны игрушки, на которые никак не получалось не наступить, даже если очень старательно смотреть под ноги. Задний двор стал ярким до рябив глазах от разноцветных велосипедов, матрасов, надувных игрушек. Вечно где-то кто-то что-то пачкал, разливал, разбивал или портил. Покой, царивший в этом доме три года назад, манивший её чуть ли не каждые выходные оставить суету и заглянуть ненадолго почитать, завернувшись в плед, на веранде под крылом стареющей матери, улетучился навсегда.

Зато мама, казалось, была счастлива. Она воспрянула духом, снова чувствуя себя главой целого семейства, воспитывала, поучала, поощряла, вытирала носы и залечивала разбитые коленки. Внешне она даже помолодела, а беззаботная Эль совершенно расслабилась и возобновила лёгкую девичью жизнь с частыми отлучками в город на ночные вечеринки и тусовки с друзьями. Кажется, даже уже была в стадии охмурения нового мужа, который, непонятно по каким причинам, был готов взять на себя всю эту прилагающуюся к ней головную боль в виде троих детей.

– Тебе надо учиться общаться с мужчинами, – щебетала Эль, сидя напротив за столом и как маленькая качаясь на стуле.

Её старшая дочь рядом с удовольствием поедала эклер с белой глазурью, уже запачкавшей воротничок чудесного платья. Младшие ребятня дралась из-за новых игрушек на полу возле дивана в гостиной.

– Да, – протянула задумчиво Мария, – учиться. И кто учить будет? Ты? – резче, чем хотелось, ответила она сестре.

Мама посмотрела осуждающе.

– Ну что ты так? Крошка ведь совершенно права, мы тебе только добра желаем.

Привычка матери звать младшую дочь Крошкой у старшей вызывала только раздражение и гнев, а из детства – слепую ревность, но над этим уже было много поработано ранее в кабинете психотерапевта.

Мария вздохнула.

– А у меня много этого добра, мама, посмотри, – и она обвела рукой вокруг. – Зачем мне ещё и другое добро, которое многие и добром-то не считают, в виде мужчины?

– Для девочки эти все достижения не главное. Главное – внимание мужчины, забота, любовь, чувствовать себя нужной. – Мама встала на протоптанную тропу своих любимых на данный момент книг с советами женщинам, как быть счастливой, раскрывать свою внутреннюю суть и… бла-бла-бла.

– Пристроенной? – почему-то грубо парировала Мария и посмотрела на сестру.

Та скривилась и перестала качаться.

– А чего плохого в том, чтобы хорошенько пристроиться?

– Так ты и пристроилась, – взбесилась Мария, – Я твой мужик, за всё плачу, мама домработница и няня, а ты у нас скучающая аристократка в трудных жизненных обстоятельствах.

Младшая сестрёнка закатила глаза и, кажется, начала настраиваться на то, чтобы демонстративно поплакать.

– Ну всё, ладно, как вышло, так вышло, никто ж не ругает. Жизнь – штука непредсказуемая, когда не стараешься её предсказать, – остановила старшая её классическую и привычную драму, знакомую всему семейству с детства.

– Мы вообще-то хотели поговорить о тебе, – резким тоном главы семьи парировала мама, – а ты начинаешь огрызаться, переходя в нападение. Вся в отца! Никак из тебя не выбить эту его мужскую науку, – горестно вздохнула она.

Мария съёжилась на своём стуле, то ли от непривычной резкости голоса матери, то ли от правоты обвинения, о которой она досконально всё знала сама.

– Женщина не может тягаться с мужчиной, быть им, стараться походить на него, дотянуть. У нас совершенно другие задачи и цели их достижения, – полила мама свою родную водную стихию из сладких слов, накрывая дочь с головой очищающим водопадом. – Да, во многом моя вина. Я знала, что твой отец так мечтал о сыне и основательно взялся за твоё воспитание в мужском ключе. Я это видела, могла бы предотвратить, но так боялась ему перечить. К тому же скоро родилась Крошка и нужно было ею заниматься. И я так гордилась всеми этими твоими победами! До сих пор вспоминаю первые места на олимпиадах, кубки, медали и как от них сияли твои глаза…

– Знала бы я тогда, чего нам это будет стоить! – с горечью всхлипнула мама после некоторой паузы.

– И чего же тебе это стоило? Жизни в загородном доме, возможности не работать на старости лет, отсутствия заботы о завтрашнем дне, под защитой надёжных пенсионных накоплений? – Мария всё это уже проходила, и не раз. Все эти разговоры о чувстве вины, о допущенных ошибках воспитания сидели у неё в печёнках. Во-первых, в работе со своим аналитиком ей удавалось провести эти же разговоры намного более продуктивно, с глубокими осознаниями и инсайтами для себя самой. Во-вторых, в домашнем формате они ничем не заканчивались и ни к каким изменениям никогда не вели. Вина оставалась виной, без искупления.

– Ты злишься, дочка, потому что не хочешь слышать правду!

– Так я её слышала уже сотню раз. И со всем согласна. Только что дальше-то? К чему каждый раз заводить одни и те же разговоры? – Мария начинала терять терпение.

– Пропасть отцов и детей непреодолима, мамуль, – вклинила свою бесценную житейскую мудрость младшенькая, вставая из-за стола, наконец обратив внимание на своих собственных отпрысков, «догрызающих» подаренный конструктор.

Мама присела на соседний стул за столом рядом со старшей дочерью и положила свою тёплую родную руку ей на плечо.

– Я просто надеюсь, что, может, ты когда-нибудь меня услышишь. И вместо новой должности найдёшь себе хорошего молодого человека, чтобы построить с ним семью. Ты сама не поверишь, как станешь во всём этом счастлива, и удивишься, как ты могла себе в этом так долго отказывать!

– А ты была во всём этом счастлива, мам? – добила Мария принятый пас, ругая саму себя за то, что никогда не сможет научиться вовремя останавливаться.

Глаза любимой матери покраснели и подёрнулись слезами.

– Да, – как-то моментально постарев на глазах и ссутулившись, согласилась она, – мы с отцом подали вам с Крошкой плохой пример счастливой семьи. Нам за то теперь в этом расплата, – как бы демонстрируя поле проигранного сражения, обвела она руками уютный дорогой интерьер своего загородного дома.

– Ну, мам, всё не так уж плохо, правда? – обвела тот же интерьер совсем с другим посылом рукой Мария. – От одной дочери у тебя есть деньги и безопасная жизнь, от другой чудесные внуки и море ежедневных счастливых забот. Мне кажется, ты неплохо справилась в жизни. – Улыбка, которой она хотела приободрить, вышла слегка ненатуральной, но дружелюбной.

– Доченька, ну неужели у тебя совсем никого нет на примете, чтобы выйти замуж? Ты же у меня такая красивая, стройная, умная, наверняка мужчины ходят за тобой толпами, а ты не замечаешь.

Девушка вздохнула, принимая поражение. Последнее слово всегда должно было остаться за матерью, так уж у них в семье повелось.

– Может, и не замечаю, да, наверное, не замечаю и не даю им подступиться. Но как тут замечать и когда, когда… – и вдруг сама того не ожидая, она начала рассказывать историю с советом директоров, полную таких непривычных сомнений и страхов.

Слова выходили легко, как в ту ночь в баре перед лицом мужчины, тайну существования которого в её жизни она сейчас так отчаянно защищала этой историей поражения на работе. Казалось, она готова была открыть какие угодно секреты, признаться в каких угодно проступках, только бы не выдать ни слова о его появлении в её жизни в этом дотошном семейном допросе.

Мама округлила глаза, моментально просохшие, и слушала очень внимательно. Сестра заставила сыновей угомониться очередными сладостями и мультиками и присела к ним за стол. Идиллия субботнего дня превышала все возможные пределы. После эмоционального рассказа Марии и высказанных переживаний они обе наперебой начали осуждать и ругать совет за перенос.

– Да разве так можно! – восклицала мама.

– Никуда они не денутся, утвердят тебя как миленькие! – вторила ей сестра.

Семейный мир был спасён. Майк остался тайной. Женская армия сплотилась вокруг непрошеной беды, подбадривая своего «генерала». Поэтому без зазрений совести в 16:00, заранее поставив ложный звонок на 2 часа раньше, чем было задумано, Мария, сославшись на важные дела перед собранием понедельника и обласканная, залюбленная и накормленная наставлениями и уверениями в успехе, укатила подальше из этого удушающего дома прочь.