Текст книги "Умереть, чтобы жить"

Глава 13
Аудиенция у небожителей

Одних носят в паланкине, другие носят паланкин, третьи плетут сандалии для носильщиков.

Японская пословица

– Федя тебя зовет с собой на совещание к инвестору. – Эта фраза, произнесенная Тихоновым, пригвоздила Нику к полу. Она только вошла в отдел новостей, аккуратно расправила на вешалке промокшую ветровку и пристроила в угол зонт. Саныч вошел следом и по-хозяйски расположился за Никиным столом.

– Меня?

– Тебя-тебя, – усмехнулся он, покачиваясь в кресле, – инвестор, вишь ли, захотел тебя зачем-то увидеть. Сам удивляюсь – за все время работы только я с Федей ходил, никто больше.

– Боишься – подсижу? – подколола Ника, выкладывая из сумки на стол блокноты и упаковку карандашей.

– Да подсиживай – мне же легче. Буду писать, а не дураков этих лохматых по углам гонять. Ты скажи – насчет Луцкой подумала?

– Мне казалось, мы вчера еще все решили. Или ты передумал?

Тихонов оживился, погладил лысину и потер ладони, как будто предвкушая что-то интересное:

– Молоток! Я в тебя верил.

Но Ника, которой почему-то не хотелось сейчас обсуждать эту тему, быстро перевела разговор:

– А что – Федя вышел сегодня? Я его пару дней назад в супермаркете встретила, так видок у него не очень был…

– Да вышел он, вышел – куда деваться? Тут с задержанием Луцкого вообще непонятки начались. Говорят, нам зарплату задержат, – понизив голос, проговорил Тихонов, – но ты это… не обсуждай ни с кем особо.

– С кем? – пожала плечами Ника.

– И то верно, – хохотнул Тихонов, прекрасно знавший, что Ника не общается близко ни с кем из редакции – как-то не нашлось общих интересов, кроме петанка по воскресеньям. Политика Стахову интересовала весьма относительно, обсуждать новые политические веяния она не стремилась, ссылаясь на то, что три года провела в другой стране. А больше говорить было не о чем.

В кабинет заглянул взъерошенный и какой-то не особенно выспавшийся Филонов – на лице его красовалась трехдневная щетина, глаза были грустными:

– Ну что, Ника, готова? Идем?

– Мне взять что-то? Ну – блокнот там, карандаш?

– Если тебе нужно, возьми.

Ника поспешно сгребла со стола один из блокнотов, пару карандашей и телефон, на который Федор покосился неодобрительно:

– Звук только выключи, Бальзанов не любит, когда во время совещания что-то звенит.

– Ну, ясное дело, что я – маленькая? – чуть обиделась Ника, убирая звук.

Они вышли из здания редакции и направились в соседнее, стоявшее наискосок, – там располагался офис «Нортона». Федор по дороге успел покурить, и Ника с сожалением подумала, что не взяла с собой сигарет, а одалживаться у главреда посчитала неудобным.

Холл «Нортона» поразил ее, едва только она ступила ногой на бежевый мрамор пола.

– Хоромы… – вырвалось у нее, и Федор, кивнув сидевшему охраннику, обернулся:

– Что – красиво?

– Поражает размахом, – пробормотала Стахова, вспоминая, что в свое время и офис «Изумрудного города» Гавриленко произвел на нее примерно такое же впечатление. – Это болезнь у них такая, что ли? С порога посетителя ошарашить…

Филонов ничего не сказал, нажал кнопку вызова лифта. Пока ждали, Ника успела рассмотреть кое-какие детали интерьера внимательнее. Обнаружилось множество символов православия и даже икона в большой нише.

– Господи, а это зачем? – тихо спросила она, кивнув на икону, и Федор отозвался:

– Бальзанов православный и истинно верующий, так что если ты с религией в напряженных отношениях, то лучше об этом не распространяйся, хорошо?

Ника пожала плечами:

– Я, в общем, нейтральна. Но это какое-то воинствующее…

– Ника, достаточно, – прервал Федор и глазами указал на камеру, укрепленную над дверями лифта.

Стахова понимающе кивнула, шагнув за ним в кабину, но про себя подумала, что это уже немного за гранью – так шпионить за посетителями. «Возможно, правы и Тихонов, и Леня, говоря о том, что здесь явно что-то нечисто».

Двери бесшумно открылись, и Ника с Федором вышли в просторный светлый холл шестого этажа. Из большого окна слева открывался вид на зимний сад, в котором Стахова углядела цветущие орхидеи. Перехватив ее взгляд, Федор сказал:

– А это увлечение жены Бальзанова. Она эти цветы сама выращивает и высаживает здесь.

– Судя по размеру плантации, ее мужу это влетает в хорошую копейку, – пробормотала Ника, следуя за Филоновым в зал для пресс-конференций.

– Ну, Людмила и сама дама небедная.

– Это начальникам пиар-службы такие деньжищи платят?

– Смотря каким и где.

– Ну, еще бы…

Филонов внезапно остановился и, развернувшись, взял Нику за плечи:

– Вероника, послушай. Я попросил бы тебя не демонстрировать так явно свой сарказм и скептицизм, хорошо? Это не ты нужна «Нортону», это «Нортон» нужен тебе – по разным причинам. Поэтому давай будем держаться в рамках.

Стахова почувствовала, что краснеет, – давно уже с ней никто не разговаривал так, как будто она бестолковая стажерка, пришедшая на свое первое задание. Сделалось очень стыдно, потому что Федор был абсолютно прав – привыкнув общаться с Тихоновым в таком полуироничном тоне, она перенесла эту манеру и на Филонова. А ему, как выяснилось, это не нравится…

– Да, извини, Федя, я, конечно, буду молчать. Ты прав, – пробормотала она, не зная, куда провалиться от стыда.

Филонов отпустил ее и проговорил совершенно спокойно:

– Я знал, что ты поймешь правильно. Все, идем.

Зал для пресс-конференций оказался, как и ожидала Ника, огромным, дорого оформленным и каким-то подавляющим. Создавалось впечатление, что владельцы офиса сделали все возможное, чтобы показать входящим сюда людям их ничтожность и неизбежную заменимость.

Во главе большого дубового стола в кресле, больше напоминавшем трон, восседал сам Алексей Бальзанов – худощавый мужчина лет шестидесяти, с седыми коротко стриженными волосами и тонким, чуть горбатым носом. Пенсне, украшавшее переносицу, едва не заставило Нику фыркнуть – Бальзанов напоминал хищную сову. Владелец «Нортона» был одет в стального цвета костюм и ослепительно-белую рубашку, при этом обходился без галстука, а верхняя пуговица была небрежно расстегнута, что, видимо, должно было смягчить официальный вид. Слева от него располагался Вересаев, которого Ника мельком видела в редакции, и весь его облик сегодня свидетельствовал о мучившем куратора похмелье – красное потное лицо, налитые кровью глаза, трясущиеся руки, в одной из которых был зажат платок, которым Вересаев то и дело вытирал лоб. Правое кресло пустовало, и Ника поняла, что обычно это место занимает Луцкий. Третьей в зале была представительная дама лет сорока, натуральная блондинка с идеально уложенной короткой стрижкой и в персиковом деловом костюме. Она оценивающе оглядела Стахову с ног до головы, видимо, убедилась, что Ника ей не конкурентка, а потому одобрительно кивнула и пригласила низким приятным голосом:

– Проходите, присаживайтесь. Доброе утро, Феденька.

В этом «Феденька» не было ни капли покровительства, скорее – уважение, и Ника поняла, что жена Бальзанова – а это была именно она – к Филонову относится хорошо.

Они с Федором уселись напротив друг друга, и Филонов представил Нику:

– Это Вероника Стахова, она будет заниматься делом Натальи Луцкой.

Стахова едва не подскочила – ее никто не предупредил, что совещание будет посвящено именно этому вопросу и тому, что она, оказывается, уже официально занимается журналистским расследованием. Она под столом дотянулась до ноги Филонова и слегка наступила на нее, но Федор даже бровью не дернул. Зато почему-то отреагировал Бальзанов. Устремив на Нику взгляд сквозь золотое пенсне, он неожиданно скрипучим голосом поинтересовался:

– А вы уверены, что в этом деле нужно что-то расследовать?

– Вы считаете, что Сергея Игоревича задержали обоснованно? – спросил Федор.

– Я как раз считаю, что Сергей вообще ни при чем. Ни для кого не секрет, что Наташа в последнее время… хм… стала часто перебирать со спиртным.

– Леша, это не аргумент, – мягко, но решительно перебила мужа Людмила, – к тому же не так много Наташка пила.

Бальзанов бросил на жену недовольный взгляд:

– Тогда почему об этом трубят на каждом углу? О том, что она была пьяна, когда ее нашли?

– Простите, что вмешиваюсь, – осторожно произнесла Ника, и взгляды присутствующих устремились на нее, от чего она немного поежилась, – но у меня есть пара вопросов, раз уж я буду писать об этом. Кто ее нашел? И где именно? Я просмотрела прессу, но там кавардак… и вообще – «желтуха» не источник…

– Вокруг красивой состоятельной женщины всегда сплетни, – вздохнула Людмила, поправляя сережку в ухе, – разумеется, сразу налетели журналисты, понаписали бог весть чего… Собственно, мы потому и решили, что в нашем издании нужна правдивая версия – в конце концов, это напрямую связано с компанией и одним из владельцев, так лучше мы сами расскажем, правда? Я готова ответить на все ваши вопросы, Вероника, если они у вас возникнут. Кроме того, я сведу вас еще кое с кем из окружения Наташи – вдруг эти люди будут вам полезны. Но это после. Сейчас мы должны понять, какой линии нам придерживаться, потому что сегодня истекает срок задержания Сергея. Либо ему предъявят обвинение и продлят срок содержания под стражей, либо будут вынуждены отпустить.

– А что юристы? – тяжело дыша, спросил Вересаев.

– Адвокаты сказали, что у следствия нет ничего. Да и мать Наташки настаивает на закрытии дела.

– Как? – Вересаев даже подался вперед, неловко толкнув при этом стоявший перед ним стакан с водой, и жидкость выплеснулась на столешницу.

Недовольный взгляд Бальзанова заставил куратора выбраться из кресла и промокнуть лужу салфетками.

– Ты попробовал бы пока воздержаться от своих возлияний, – жестко заметил Бальзанов, наблюдая за трясущимися руками куратора, вытиравшими воду. – Не хватало еще, чтобы тебя в таком виде кто-то снял. Мать Натальи не хочет огласки сверх того, что уже есть, потому настаивает на том, что дочь могла упасть и удариться затылком. Кстати, она не отрицала, что Наталья в последние месяцы увлеклась спиртным, – Ника отметила, что после этих слов Бальзанов как-то недобро глянул в сторону супруги, и та сделала вид, что ищет что-то в ежедневнике, лежавшем перед ней. – В общем, Вероника, вам придется разобраться в этой истории. Мы наняли частного детектива, его координаты вы тоже получите. Ну, и с сотрудниками полиции пообщайтесь, мы поможем.

«Что-то больно ты крут, – подумала Стахова, прикидывая, как именно поможет ей Бальзанов. – И частный детектив, и полиция, и журналистское расследование. Похоже, здесь действительно что-то не так».

– Федор, я бы советовал вам на время расследования разрешить Веронике не приезжать в редакцию и освободить ее от остальных дел, – Бальзанов теперь смотрел на Филонова, и тот кивнул. – Пусть занимается только этим. Если вам, Вероника, что-то понадобится, мы к вашим услугам, – он броском запустил по столу визитку, и Стахова поймала ее. – Здесь все телефоны, в том числе мобильные и домашний. С Людмилой можете поговорить прямо здесь и сейчас. Все, спасибо, расходимся, – Бальзанов встал, следом поднялись Филонов и Вересаев, и только Людмила осталась сидеть на своем месте.

Стахова даже отдаленно не представляла, с чего начать разговор, – у нее было слишком мало информации о самой собеседнице, чтобы понять, как именно строить беседу. Однако Людмила взяла инициативу в свои руки:

– Знаете, Вероника, у меня совершенно нет настроения для разговоров… Завтра похороны, ни о чем другом не могу думать, – говоря это, она вырвала из ежедневника листок, быстро написала на нем что-то и подвинула Нике.

Та взяла и прочитала: «Сейчас ничего не спрашивайте. Давайте увидимся в шесть часов в центре. Напишите любое место, где вам удобно, но не слишком известное». Ника подумала и написала название небольшой кофейни напротив своего дома – там их точно никто не станет искать, небольшое домашнее кафе на пять столиков, один из которых – Ника это точно знала – совершенно не просматривается с улицы. Подумав, она добавила к названию еще и адрес, потому что не была уверена, что Людмила Бальзанова вообще представляет, где это. Прочитав Никину приписку, Людмила кивнула, добавила еще строку и, протянув Нике, встала:

– Я вынуждена попрощаться, нужно закончить неотложное дело.

Стахова забрала листок, на котором было написано «Сожгите это, пожалуйста, на улице», попрощалась и вышла.

Глава 14
Почти светская беседа

Что сорвется с языка – то на весь свет.

Японская пословица

Ника ехала домой в полупустом вагоне метро и никак не могла отделаться от неприятного ощущения, оставшегося после переписки с Бальзановой. Почему Людмила не сказала всего этого вслух? К чему такая конспирация? Хотя, если судить по камерам над лифтами, в зале заседаний их просто не могло не быть. А это означает только одно – Людмила знает о смерти Натальи Луцкой больше, чем хочет показать своему супругу. И это может представлять опасность не только для нее самой, но и для Ники.

– Во что я опять влипла? – пробормотала Стахова вслух и тут же покосилась на сидевшего рядом паренька. Но тот был в наушниках и, похоже, вообще ничего вокруг не замечал.

«Вот – я уже по сторонам совершенно открыто оглядываюсь. С этого все и начинается. Самое отвратительное, что отказаться я теперь не смогу – мне дали понять, насколько сильно заинтересован в статье инвестор, а это значит, что меня будут контролировать. И вряд ли дадут спокойно уйти, если что. Не сомневаюсь, что возможности у них имеются».

Мысли были далеко не радужными, настроение – соответствующим…

Время до шести она скоротала за ноутбуком, пытаясь собрать как можно больше информации о Людмиле Бальзановой. Но та оказалась сродни Луцкой – ни фотографий, кроме официальных, ни личных откровений.

– Странные бабы какие-то, нетипичные, – пробормотала Ника, разглядывая снимок в статье об открытии храма в Подмосковье, на котором были изображены и Бальзановы, и Луцкие. – Или, может, потому, что мужья такие православные? Между прочим, это версия годная… Не любят они подобных демонстраций, может, потому и нет в Сети ничего особенного… надо спросить, – она сделала в блокноте пометку и снова погрузилась в изучение материала.

Без пятнадцати шесть Ника спохватилась и начала лихорадочно собираться. Бросив в сумку блокнот, карандаши и диктофон на случай, если Бальзанова разрешит вести запись, она выскочила из квартиры, едва не налетев на соседку, возвращавшуюся с прогулки с детьми – те галдели, как восточный базар.

– Здравствуйте, Вероника, – роясь в сумке, проговорила соседка. – Скажите, у вас ключ в общей двери не заедает? Я сейчас еле открыла.

– Не замечала, – отозвалась Ника, стараясь вспомнить, как сама открывала дверь, вернувшись с работы.

– Ну, возможно, это у меня что-то. Говорила ведь Глебу, что в мастерской все равно один в один не выточат.

– Вы потеряли ключи? – машинально спросила Ника, направляясь к двери.

– Да, представляете – вчера днем. Мне показалось, что я их просто из сумки выронила и не нашла. Я ее на детской площадке во дворе оставила всего на секунду – Кеше брюки отряхнуть, поворачиваюсь, а она упала со скамейки, все вывернулось на землю. Ну, мы собрали, через час домой пошли – а ключей нет. Обшарили всю площадку, но кто-то, видимо, подобрал.

Ника почему-то насторожилась:

– А кто-то еще на площадке был, кроме вас?

– Конечно. Как раз солнышко выглянуло, полно народа было, – соседка наконец открыла дверь и по одному втолкнула в квартиру всех троих ребятишек. – Степа, помоги Кеше разуться, и идите все мыть руки, – распорядилась она.

– А незнакомый кто-то был? – продолжала Ника, досадуя на себя за дотошность и понимая, что из-за этого опаздывает на встречу с Бальзановой. Но ситуация с ключами почему-то показалась ей важной.

– Да подростки какие-то курили на лавке под деревом, мы их еще выгнать пытались. Но вы же знаете, какие сейчас наглые дети… – из-за двери раздался детский плач, и соседка, извинившись, заторопилась: – Вы простите, Ника, пойду, а то поубивают друг друга…

Стахова вышла на лестничную площадку к лифтам и попробовала запереть и отпереть общую дверь своим ключом – он проворачивался легко, видимо, у соседки все-таки дело было в дубликате. Это немного успокоило Нику, и она шагнула в кабину подъехавшего лифта.

Бальзановой в кафе не было, и Ника испытала облегчение – опаздывать было не в ее правилах. Она заказала себе чай с ромашкой, мужественно стараясь не смотреть на витрину с домашней выпечкой, вынула блокнот и карандаши и приготовилась ждать.

Людмила появилась в кафе в половине седьмого. К этому времени Ника успела выпить чай и изрисовать непонятными значками три страницы блокнота. Она терпеть не могла непунктуальных людей независимо от их социального положения. Бальзанова вошла стремительно, как входят уверенные в себе женщины, привыкшие к тому, что им везде рады. Обведя взглядом кафе, она шагнула к столику, за которым сидела Ника, и, усаживаясь на диван, извинилась:

– Я не спросила номер вашего мобильного, а мне пришлось задержаться.

«Как будто для начальника пиар-службы такая проблема выяснить номер журналиста из подконтрольного издания!» – Стахова еле удержалась, чтобы не ляпнуть это вслух, но вовремя прикусила язык. Людмила меж тем сбросила плащ, оставшись в персиковом костюме, под которым Ника углядела тончайшую кружевную блузку явно ручной работы, подозвала официантку и заказала кофе по-турецки.

– Вероника…

– Можно просто Ника, так короче, – попросила Стахова. – И сразу спрошу – вы не против, если я диктофон включу?

– Против! – резко сказала Людмила и протянула руку: – И дайте его мне. Я верну после того, как разговор закончится, так я буду уверена, что он выключен.

Ника пожала плечами, но диктофон вынула и отдала.

– Знаете, Людмила Антоновна, мне будет намного проще, если вы начнете мне доверять. Иначе какой смысл в нашем разговоре?

– Можете называть меня просто по имени. Доверять полностью я вам сразу не могу, вы ведь понимаете, надеюсь? Достаточно того, что я дала вам понять, что считаю разговоры в офисе мужа небезопасными, – Людмила откинулась на спинку дивана и скрестила руки на груди.

Ника, бросив взгляд на кисти, с удивлением отметила, что они не выглядят холеными. Ухоженными, с аккуратным коротким маникюром без лака – да, но в остальном и форма пальцев, и широкие ладони и запястья – все говорило о том, что эта женщина явно не из дворян и привычна к работе с землей. «А, ну да – орхидеи же», – вспомнила Ника и задала первый вопрос:

– Скажите, Людмила, это правда, что все орхидеи в зимнем саду «Нортона» высажены лично вами?

– Руки мои заметили? – усмехнулась она, пряча их под стол. – Да, что есть, то есть – лапа у меня рабоче-крестьянская. Но я этого не стыжусь. Люблю в земле возиться в свободное время, видели бы вы мой цветник. В «Нортоне» это так, забава. А вот дома… у меня плантация целая, орхидей видов сорок. Это не считая прочего. Ну, и грядки, конечно. Клубника, зелень всякая… Картошку, конечно, не сажаю, но свежая зелень к столу и ягоды – это да.

– И что же – все сами?

– Сама. Я же деревенская, к работе привычная, – чуть улыбнулась Бальзанова. – Только не говорите никому. Много лет строю из себя светскую даму.

– Тяжелый труд, – заметила Ника.

– Не представляете, как вы правы. Иной раз так хочется кого-то матюками обложить, как мама моя в деревне делала, а потом вспомню, за кем замужем, – и все, зубы сцеплю и улыбаюсь.

Ей принесли кофе, и Людмила, сделав глоток, удивленно заметила:

– Надо же. Такая забегаловка, а кофе отличный.

– Здесь все отличное, просто места мало и от метро далеко. Но тем и хорошо. Я сюда работать иногда прихожу, никто не мешает.

– Не любите дома работать?

– Ну почему? И дома люблю. Просто иногда хочется сменить обстановку. Давайте, если можно, вернемся к Наталье, – попросила Ника, и Людмила как-то встрепенулась:

– Да, конечно. Знаете, про то, что Наташка пила много, – не знаю, откуда это взялось. Сколько помню – ну, не выпивала она больше меня, например. Мы же часто раньше время вместе проводили, пока они с Сережей не разошлись, – Бальзанова поморщилась: – Черт, как же хочется курить… чтоб им пусто было, поборникам здорового образа жизни!

Ника в душе тоже разделяла это соображение – в Праге курили всюду, и в Москве ей приходилось несладко. Но слышать это от женщины, чей муж слыл глубоко верующим и чуждым вредных привычек, было странновато. Стахова не выдержала:

– Простите за бестактный вопрос… но как ваш муж относится к тому, что вы курите?

Людмила усмехнулась:

– Вы тоже заметили Лешкины причуды? При нем я не курю, если очень подпирает – ухожу куда-нибудь, а потом зернышки кофе жую. Понимаю – стыдно в моем возрасте, но что поделаешь. В браке приходится как-то прогибаться друг под друга, иначе долго не проживешь. Вот Наташка с Сергеем последние пару лет об этом забыли, похоже.

– Они ссорились?

– Ну как – «ссорились»… Он ее не бил, конечно… но орали, бывало, друг на друга даже прилюдно.

– А причины? Наталья вам не рассказывала?

Людмила задумалась на мгновение, постукивая пальцем по щеке, а потом решительно сказала:

– Нет. Наташка не из тех была, кто жалуется. Скорее это Сергей мог Алексею что-то рассказать. А Наталья – нет, никогда.

– А романа у нее не могло быть? – вдруг спросила Ника, сама не успев понять, откуда у нее возник этот вопрос.

Людмила удивленно посмотрела на нее:

– Романа? А вы не в курсе?

– Не в курсе – чего?

– Больше полугода Наташкино имя полоскали в связи с… – тут Людмила назвала имя молодого исполнителя попсовых песен, которое Ника, напрягая память, так и не смогла вспомнить. – Вроде как она взялась его продюсировать, вложила свои деньги, а он скрылся от нее и бриллианты, кажется, прихватил.

– Бриллианты? – насторожилась Ника.

– Да. Наташка всю жизнь коллекцию собирала, довольно редкие камушки там попадались.

– И что – они действительно пропали?

Взгляд Людмилы, устремленный на собеседницу, стал недоверчивым:

– Ника, вы как-то неправдоподобно не осведомлены о предмете своего расследования. Неужели действительно ничего не слышали? Это же каждая собака обсуждала в Москве полгода назад.

– Полгода назад меня в Москве не было, как не было еще три года до этого. Я вернулась в мае, потому мои вопросы могут казаться вам странноватыми. Разумеется, я сегодня вечером постараюсь ликвидировать все пробелы, насколько возможно, но пока давайте работать с тем, что есть, – улыбнулась Ника, в душе разозленная тем, что не потрудилась прочитать все до конца и выставила себя дурой.

– А-а… ну, тогда это многое извиняет, – смилостивилась Бальзанова и подозвала официантку. – Милочка, повторите мне ваш изумительный кофе, хорошо? А девушке – чай, правильно? – это относилось уже к Нике, и та кивнула.

Когда официантка отошла, Людмила продолжила:

– Самое удивительное, что пропажа бриллиантов обнаружилась намного позже, чем испарился мальчишка. Но об этом никто, кроме меня, не знал, даже Сергей. Я и вам рассказываю только для того, чтобы вы понимали – здесь что-то нечисто. Наташка от горя черная сделалась, и я ее не виню – там такая сумма, что я даже написать не сразу смогу. Но пропали они как-то совсем уж глупо. Либо я просто чего-то не знаю.

Она замолчала, переводя дыхание. Ника ждала. Задавать вопросы не хотелось – она ждала того, каким образом Людмила преподнесет информацию. Официантка принесла чай и кофе, забрала пустые чашки и тихо удалилась. Ника вдруг обратила внимание, что в кафе они совершенно одни – разве что зашла старушка с собачкой, купила коробочку «картошки» и две большие булочки с сыром да три молодые девчонки забежали за кофе «на вынос». И – никого больше.

– Как будто по заказу, да? – Голос Людмилы вывел Нику из задумчивости.

– Что, простите?

– Я говорю – как по нашему заказу, никого в кафе нет.

– Здесь не бывает многолюдно, разве что в обед, когда из офисов за обедами приходят. Так что же все-таки случилось с бриллиантами?

– А случилась с ними довольно странная и, на мой взгляд, глупая история. Наташка собралась здоровье поправить. Есть в Подмосковье один небольшой санаторий, там отличные массажисты, косметологи, грязевые обертывания – ну, в общем, всякие женские штучки из разряда приятных. Мы раньше туда вместе ездили, а теперь я работаю, вот Наталья одна и поехала. Но при этом зачем-то взяла с собой почти половину своей коллекции, представляете? – Людмила сделала паузу, словно призывая Нику оценить абсурдность поступка Луцкой. – Я это знаю точно, потому что у нас ячейки в сейфе одного банка, я как раз в этот же день заезжала за документами и мельком услышала разговор сотрудников – мол, Луцкая приезжала. А зачем ей еще туда приезжать, как не за камнями? Сергей не знал кода и ключа не имел, коллекция принадлежала Наташке.

– Но ведь она могла просто заехать, чтобы…

Людмила покачала головой:

– Ника, вот сразу видно, что для вас слова «банковская ячейка» – всего лишь слова. Ну, зачем туда ехать, если не хочешь что-то взять либо что-то положить? А положить Наташке в последнее время нечего было – Сергей ее содержал, конечно, но в рамках разумного, лишнего не давал. Следовательно, только забрать. Да и подтвердила она потом сама – забрала кое-что.

Стахова чертила в блокноте одной ей понятные схемы и изредка поднимала голову, бросая на собеседницу короткие взгляды. Лицо Людмилы было совершенно спокойно, она не волновалась, не нервничала – просто пересказывала то, что знала о подруге, – не больше.

– Так вот. Вернулась Наташка из санатория – и ко мне. Ревет белугой – мол, Людка, кошмар, бриллианты мои пропали. Я, конечно, тоже в панику – там такие деньжищи… Говорю – как, мол, ты ухитрилась? А она – с собой взяла в санаторий, а когда уезжала – не нашла там, куда положила.

– Ну, это же ерунда, Людмила! – не выдержала Ника. – Вы только представьте – в санатории пропадают бриллианты на сумму, как я поняла, значительно превышающую стоимость всего санатория, так? И что – ни полиции, ни следствия? Ну, бред же, простите!

Бальзанова вдруг резким жестом отодвинула на край стола чашку, скрестила руки на столешнице и оперлась на них подбородком, глядя при этом Нике в глаза. Выглядела она при этом страшновато, и Ника чуть съежилась под ее взглядом:

– Что? Разве я не права?

– Права, – медленно протянула Людмила, не отрывая взгляда от Стаховой, – права. И мне не нравится, что ты такая сообразительная. Но ладно – может, оно и к лучшему. Так вот… – она выпрямилась так же неожиданно, как и распласталась по столу, и Ника снова вздрогнула – женщина вдруг стала казаться ей не совсем нормальной. – Так вот, Ника… вы правы – не было ни полиции, ни заявления, ни шумихи в прессе, и мне это показалось странным, как и вам. Я бы за такие деньги спалила бы там все вокруг собственноручно. А Наташка только мне в жилетку порыдала – и все.

– Но, может, там было не так много? Может, пара-другая камней?

Бальзанова покачала головой:

– Нет. Там было много – и Наташка ясно дала это понять.

– А вы не думаете, что она могла, к примеру, отдать их этому своему протеже-певцу?

– Глупости. Такие подарки делают любовникам, а у нее с этим сопляком точно ничего не было. Я бы почувствовала, поняла. Женщина ведь совершенно по-другому начинает выглядеть, когда у нее появляется любовник, да еще молодой. А Наташка не изменилась ни на грамм. Так что исключено. Хотя мысль неплохая, надо признать.

Ника согласно кивнула – эта мысль и ей приходила в голову, и она частенько проверяла ее, наблюдая даже за девицами в редакции. Как только у кого-то из них вспыхивал роман, это сразу отражалось на внешнем облике. А в Наталье, значит, подруга таких изменений не увидела… Версия с любовником отпала.

– Ну, хорошо, пусть так. Но тогда почему же Наталья не стала заявлять о пропаже? Если я правильно поняла, коллекцию она всю жизнь собирала.

Людмила пожала плечами:

– Ну, этого я и сама не поняла. Я предлагала ей услуги хорошего частного детектива – кстати, того самого, что сейчас занимается расследованием обстоятельств ее смерти, – но она отказалась наотрез.

– Да, мутная история… – пробормотала Ника, делая очередную пометку в блокноте. – Буду думать. Скажите, Людмила, а кто нашел Наталью? Ну, в смысле, кто обнаружил ее тело?

– Домработница. Она приходила к Наташке два раза в неделю, это Сергей оплачивал, Наташка сама мало что умела. Вот Юля и приходила – убирала, готовила, стирала белье. У нее был свой ключ – как правило, Наташка на время уборки уходила из дома. Вот и в этот раз Юля приехала, открыла дверь, начала уборку – все как всегда. А потом в спальне между комодом и балконной дверью увидела лежащую Наташку. Она живая еще была, – Людмила умолкла на секунду, отвернулась и смахнула слезу, – Юля «Скорую» вызвала, Наташку в Склиф отвезли. Она только ночью умерла…

– Я не совсем поняла – а почему решили, что это убийство?

– Давайте выйдем покурить, – хриплым от сдерживаемых слез голосом попросила Людмила и встала. – Тут, надеюсь, ничего с вещами не случится?

– Что вы! – заверила подскочившая официантка. – Я присмотрю, все равно нет никого. Вы идите, курите спокойно.

Накинув на плечи ветровку, Ника вышла следом за Людмилой. Бальзанова глубоко затягивалась дымом, стараясь справиться с накатившими на нее эмоциями, и смотрела куда-то в сторону дома, где жила Ника.

– Люблю это место, – заговорила она, вздохнув. – Здесь как-то спокойно, хоть и трамваи, и машины… Вы где-то недалеко живете?

– С чего вы взяли?

– Вы сами сказали – любите работать в этом кафе. Разве человек станет тащиться пять станций на метро, чтобы с ноутбуком в кафе посидеть? Логичнее выбрать что-то в шаговой доступности.

Стахова почувствовала, что краснеет – опять попала впросак с вопросом. Бальзанова оказалась куда проницательнее и внимательнее, чем думала Ника, вон как за мелочи цепляется. «Аккуратнее с ней надо, непростая тетка», – подумала она, бросая окурок в урну.

– Ну что – пойдем, продолжим? – предложила Людмила, уже окончательно овладев собой, и решительно толкнула дверь кафе.