Текст книги "Ленинградское детство 50–60-х. Рассказы о Марусе"

Глава 3. Две Розы

Конец года прошёл под знаком «письма Розы». Чувства влюблённых росли, пошлых фраз становилось всё больше. Конверты они дружно расписывали пожеланиями: Жду ответа, как соловей лета! Любишь – храни, не любишь – порви!

Маруся разрисовывала письма птицами и цветами, Колька клеил вырезки из журналов с комбайнами и прочей техникой.

К середине декабря времени на встречи и переписку совсем не оставалось: Оля готовилась к Новогоднему вечеру в своём педучилище. Лидке доверили самой отвечать на письма, договорившись вместе поехать на зимние каникулы в Камышовку. Но с этим получилась загвоздка: время каникул в школе и училищах не совпадало. Только два дня было общих, и приехавшая к маме Маруся дожидалась этих двух дней с нетерпением. Это были выходные, и в клубе намечались танцы.

Прямо с автобуса Оля с Маркушей, как две снегурочки, засыпанные снегом, ввалились в дом. До начала танцев оставалось ещё время, и подружки, наскоро перекусив, принялись наряжаться. Пока они гладили платья и вертелись перед зеркалом, Маруся прочла письма, которые прислал Колька Розе. Он приглашал её приехать на каникулах в Камышовку. В последнем письме он сообщал о сегодняшних танцах в клубе, на которых собирается сообщить ей что-то важное.

И тут вдруг Маруся осознала, что встречаться Колька должен именно с ней. Но даже принарядившись, она так и останется Марусей Рыжовой, и Колька, конечно, её не примет за Розу и ничего такого важного не сообщит.

Маруся решила поскорее пойти в клуб и стоять возле двери, чтобы не пропустить Кольку и прямо ему сказать: «Ты ждёшь Розу? Так вот Роза – это я!». А там пусть сам решает. Она побежала короткой дорогой – через детский сад, мимо колодца под двумя соснами. В клубе уже было порядочно народу, но, в основном, мелкота, оставшаяся после детского праздника.

Спрятавшись за уступ печки, откуда было хорошо видно входящих, Маруся стала ждать. Она простояла так больше часу, все мужские фигуры вызывали всплеск сердцебиения, но каждый раз это был не Колька. Оля с Маркушей тоже почему-то не появлялись, но сейчас это было на руку. В той признательной сцене им не было места, Маруся сама должна была всё рассказать.

И вдруг она увидела парня в коричневом вельветовом пиджаке и белой рубашке. Он стоял почти у самой сцены и неотрывно смотрел на входную дверь. Так это же Колька! Неудивительно, что пропустила – его не узнать! Никаких вихров, модная стрижечка с полубаками и одет, как заправский иностранец.

Маруся вылезла из-за печки и сделала шаг ему навстречу. Колька увидел её, кивнул и тоже сделал шаг, не спуская глаз с двери. Она повернула голову и обомлела: сама Пола Ракса стояла в проёме, отставив ногу в высоком замшевом сапоге. Снег искрился на меховом воротнике её пальто, блестел на белокурых, стриженых в каре волосах. И Колька, конечно, шёл к ней, к своей ненаглядной Розе.

Этого не может быть! Ведь они её выдумали!

Оля почему-то стояла рядом с этой самозванкой, но выражение её лица было тревожным. Так это же Маркуша! И пальто, и сапоги её! А на голове парик – точь-в точь такой, как причёска Полы Раксы на фото, которое они послали. Подруги двинулись навстречу Кольке, и, проходя мимо Маруси, Маркуша негромко произнесла: «Разыгрывать – так до конца!».

Раздался хлопок, другой, третий – это взрывались хлопушки, разбрасывая конфетти. Из динамиков полилась музыка вальса, и нарядные пары закружили, оттесняя Марусю к печке. Колька с Розой, то есть Маркушей, тоже танцевали, сбиваясь и хохоча, и у Маруси было лишь одно желание – поскорее уйти отсюда. Двойное предательство – эти слова так и крутились в её голове, хотя Колька ей ничего не обещал. Но Маркуша!

Маруся направилась к выходу, а навстречу ей шла мама, в своей чёрной мутоновой шубке, с красным платком на голове, колечками завитых волос на лбу и ярко накрашенными губами. Она поймала Марусю за плечи и со словами: идём-ка, доча, – увлекла её обратно, в сверкающий бенгальскими огнями зал.

Музыка смолкла, пары расходились, только Маркуша с Колькой стояли, держась за руки. Туда и направилась мама, не отпуская вырывающуюся Марусю. Все глаза обратились к ним, но на сей раз глядели настороженно, без улыбок и предвосхищения потехи. Потому что и Колька Левичев, и Ивановна, а тем более, «прекрасная незнакомка» – никак не вязались ни с какими розыгрышами и шутками.

А вот скандалом попахивало. Тем более, что Ивановна вела за собой дочку с заплаканными глазами и, хотя улыбалась и кивала знакомым, вид имела решительный. Колька смутился и отпустил руку партнёрши. Зато Маркуша обрадованно воскликнула: «Ой, Любовь Ивановна пришла!».

Та засмеялась и громко спросила: «Лидка, ты зачем парик напялила, только волосы портишь!». Вроде и не притрагивалась к Лидкиной голове, но светленький паричок тут же оказался у неё в руках, а Маркуша предстала «перед изумлённой публикой» со своей короткой стрижкой.

– Лидка? – остолбенело произнёс Левичев, – а как же Роза?

– Да вот твоя Роза, – Маркуша подошла к Марусе и обняла её за плечо. – Это она тебе письма писала.

Всё, что произошло в дальнейшем, Маруся запомнила смутно. Треск вельветового пиджака, когда Кольку держали, а он пытался наброситься… на неё? …на Маркушу? Или просто хотел убежать из клуба? Потом мама рядом с Колькой, говорит что-то быстро и уверенно, а он голову опустил. Плачет что ли? Пары танцуют, и в просвете рук, тонких и пышных фигур Маруся видит только их, сидящих у стенки на откидных стульях. Видит дрожащие пряди маминой шестимесячной завивки, расстёгнутый ворот Колькиной рубахи, незажжённые сигареты в руках – они всё порываются и никак не соберутся выйти покурить.

Потом мама прокашливается и нарочито громко, на публику, произносит, изобразив ладонью свой особый, немного испанский жест: «Так и договорились, тему диссертации не меняем!». И Колька, подделываясь под серьёзный тон, многократно, как цирковая лошадь, кивает и, сдерживая улыбку, произносит: «Как же, Любовь Ивановна, замётано – „Лошадья и её последствия“!». И, натолкнувшись на Марусин взгляд, с усмешкой ей подмигивает…

ОДИННАДЦАТЫЙ МАРШРУТ
История шестнадцатая

Маруся училась в Техникуме Лёгкой Промышленности и в будущем должна была стать модельером или закройщицей. Так решила бабушка, а Маруся не стала спорить. Всё равно её лучшие подруги перевелись из обычной школы в специализированные: Лариска – с уклоном в химию, Наташка – в физико-математическую. У Маруси к точным наукам призвания не было, а в техникуме учили рисовать, кроить, шить – это у неё получалось хорошо.

Когда-то бабушка направила Марусину маму на курсы кройки и шитья, чтобы получить «хлебную» профессию. Она часто вспоминала, что тем, кто умел шить и перешивать, в блокаду удалось выжить, и стремилась обеспечить будущее племянницы, а потом и Маруси. И хотя мама портнихой не стала, но «для дома, для семьи» частенько шила.

Поступив в техникум, Маруся получила некоторую свободу передвижения. Каждый будний день она ездила с Васильевского острова на проспект Майорова, и это было большим событием в её жизни. Пока она училась в школе, за пределами острова бывала очень редко, и то всегда в сопровождении взрослых. Теперь же трамвайный 11-ый маршрут вёз Марусю точно по расписанию в мир, где существовала совершенно другая жизнь, где её воспринимали как личность, говорили ей «вы».

 
Ходит одиноко под небом
Одиннадцатый мой маршрут,
Путь его конечный неведом,
И на кольце не ждут…
 

Возможно, эта популярная в те годы песня сыграла какую-то роль в этой маленькой истории. Потому что на припеве Марусю охватывало томительное предчувствие. Ей казалось, что трамвай когда-нибудь сойдёт с рельс и, перестукивая металлическими колёсами, завезёт её на край света.

 
А ты не знаешь, а ты не слышишь
Мою печаль, мою печаль,
А я такой, что за тобою
Могу пойти в любую даль.
 

Ровно в 8.15 подходил её одиннадцатый номер. Трамваи курсировали чётко по расписанию, и на одних и тех же местах, как правило, находились одни и те же люди. Рядом с Марусей вот уже месяц сидел дядя Володя, вернее, это Маруся подсаживалась к нему, потому что он заходил остановкой раньше, на кольце. Они проводили совместные полчаса, потом Маруся выходила, а дядя Володя ехал дальше. Как и по какому поводу они в первый раз заговорили, уже не вспомнить, но впоследствии стали сидеть вместе и разговаривать. Маруся уже привыкла к тому, что пять дней в неделю она общается с очень хорошим человеком, привыкла к его табачному запаху, к ёжику седеющих волос, к негромкому, тёплому голосу. Они обсуждали вчерашний день, у кого что случилось на работе и в учёбе, говорили о прочитанных книгах, вспоминали забавные случаи из жизни.

Наверное, ему было лет сорок или даже больше. Для Маруси он был пожилой, хотя она выглядела старше своих пятнадцати лет и знала это. Он, видимо, и думал, что ей больше, потому что обсуждал с ней вполне взрослые и свободные темы. Эти ежедневные полчаса настолько вплелись в канву Марусиной жизни, что как-то раз, войдя с передней площадки и не обнаружив его на привычном месте, она хотела тут же выйти, решив, что перепутала номер.

Однажды его не было целую неделю. Каждое утро Маруся всматривалась в окно приближающегося трамвая, где обычно за стеклом угадывался профиль дяди Володи, но там или было пусто, или торчала чужая голова. В тот счастливый день, когда он, наконец, появился, лил сильный дождь. С Марусиного пальто стекала вода, а дядя Володя, предусмотрительный, с большим мужским зонтом, сидел абсолютно сухой. Он улыбался Марусе, освобождая место рядом, на котором, опять же предусмотрительно, лежал его портфель. Они принялись болтать, не умолкая, и Маруся проехала свою остановку, опоздала на занятия. Оказалось, что он всю неделю болел, подхватил грипп и очень томился дома.

– Я скучал без вас, – сказал он просто, без улыбки.

Маруся хотела ответить, что всё это время места себе не находила и думала о нём каждый день, и ждала трамвай сначала с надеждой, а последние дни – с отчаянием. Такой банальной причины, как грипп, она представить себе не могла, ей мерещилось что-то трагическое: уехал, умер, пропал без вести. Пожалуй, последнее её бы расстроило больше всего – Маруся не любила неизвестности, всегда старалась узнать правду, пусть даже что-то ужасное, лишь бы наверняка.

Так продолжалось с полгода: срок достаточный, чтобы привыкнуть и принимать как данность это трамвайное знакомство. Оно прочно вросло в расписание её молодой и энергичной жизни, и она отгоняла от себя мысль, что приближаются каникулы, придётся уехать на дачу.

Где бы Маруся ни находилась, чем бы ни была занята, в самом уголке сознания она удерживала эти короткие утренние встречи. Они, как и трамваи, приходили по расписанию. Друзья и подруги, учёба и домашние дела, походы в театр, вечернее пение под аккордеон со старшей сестрой Олей, – всё это происходило и вращалось, и захватывало. Но каждое утро, пять дней в неделю из-за поворота появлялся сдвоенный трамвай и на целых полчаса становился местом действия совсем другой жизни. Пусть короткой, пусть не серьёзной, но зато очень, очень личной.

Однажды, вбежав в вагон и по обыкновению усевшись рядом с дядей Володей, Маруся принялась рассказывать про вчерашний драмкружок, про их режиссёра Олега, про свою новую роль. По его вялым ответам она поняла, что дядя Володя почти не слушает, что на сей раз он занят какими-то своими, не очень весёлыми мыслями. Где-то на полпути он, наконец, сказал:

– Мы с вами, Маруся, в последний раз сегодня вместе… едем. Меня переводят в Красноярск, мы новый завод строим, года три придётся там пожить. Если пришлёте ваш адрес, напишу письмо. А вот мой, – с этими словами он протянул Марусе заранее приготовленный сложенный лист бумаги.

Маруся почему-то совсем ничего не ответила, молча взяла протянутый листок и теребила его, не смея раскрыть и прочесть. Ей казалось, что там не только адрес, что там есть что-то ещё, о чём она и подумать боится. Последние минуты прошли в абсолютном молчании. Маруся встала, чтобы идти к выходу, а он вдруг взял её руку и поцеловал в ладошку, как маленькую. Его постаревшее, совсем грустное лицо промелькнуло в окне заворачивающего за угол трамвая. Вот оно пропало, и Маруся больше никогда дядю Володю не видела.

Писем ему не писала, всё откладывала. Ей казалось, что писать надо, если твёрдо решишь, что это навсегда. А Маруся ничего твёрдо не решила. Дядя Володя наверняка женат, да и возраст… И чем больше проходило времени, тем дальше, куда-то за грань обыденности отодвигался этот полугодовой «трамвайный роман». Другие, трепещущие полнокровной жизнью события накатывали, как волны, и уносили, уносили… У них было будущее.

Только иногда, услышав знакомую песню, вспоминала Маруся жёлто-зелёные огоньки на лбу трамвая, дядю Володю, чуть насмешливый взгляд его серых глаз, постаревшее, отрешённое лицо в ту последнюю поездку. И сердце делало короткий, как сама жизнь, перебой.

 
До мечты не ходят трамваи,
Не в силах мне помочь метро,
Между звёзд проходит кривая
Маршрута моего…
 
 
А ты не знаешь, а ты не слышишь
Мою печаль, мою печаль,
А я такой, что за тобою
Могу пойти в любую даль…
 

Об авторе

Важова Марина Александровна – художник-график, член Союза художников России.

1985 г.г. – закончила Институт им. И. Е. Репина Академии художеств СССР, отделение книжной графики.

С 1985 г. – участница городских и международных художественных выставок.

С 1986 г. – сотрудничала с издательствами Ленинграда и Москвы, работала в Графическом комбинате СХ,

1986—1989 г.г. – главный художник студии «Рекорд» композитора Виктора Резникова, организатор художественных выставок в СПб, Германии, Южном Вьетнаме, Голландии,

1989—2015 г.г. – учредитель и главный редактор издательства «Русская коллекция СПб».

С 2007 г. – автор и главный редактор книжной серии и интернет-портала «Сады северо-запада».

Литературная деятельность с 1996 года.

Изданные произведения:

• «Петербургский слиток», альбом-трилогия, в соавторстве с Иваном Ураловым; издательство ИД Нева, 2003 г.

• «Сны Петербурга», поэтический сборник с авторскими иллюстрациями, изд. «Русская коллекция СПб», 2003 г.

• «Похождения бизнесвумен», роман-трилогия, (1 т. «Крутые 80-е», 2 т. «Лихие 90-е», 3 т. «Коварный миллениум»), изд. «Русская коллекция СПб», «Издательские решения», 2007—2023 г.г.

• «Сны и знамения», повесть, изд. «Русская коллекция», 2009 г.;

• «Он меня больше не любит», повесть, изд. «Русская коллекция», 2009 г.;

• «Любаха», повесть, изд. «Русская коллекция», 2009 г., журнал «Дружба народов» №4—2020 г.

«Издательские решения»:

• «Рассказы о Марусе. Ленинградское детство 50-60-х», сборник, 2018 г.;

• «Семь мужей Синеглазки, сказка-быль», роман, 2018 г.;

• «Под знаком огненного дракона», роман, (1т. «Жанна Лилонга», 2 т. «Перстень Мазепы»), 2020 г.;

• «Призраки Летнего сада», роман, 2021 г.;

• «Временно недоступен», сборник рассказов, 2021 г., «Эвтаназия» – литпортал TEXTURA, февраль 2021 г., «Временно недоступен» – Канадский литературно-художественный журнал «Новый свет» №2, 2021 г.

• «Не будь таким серьёзным! иронические рассказы», сборник, 2021 г.

• «Гольфстрим», поэтический сборник, 2022 г.

• Песенники (автор-составитель, редактор):

«Как молоды мы были…» (песни 50—70-х г. г.), 2017 г.

«Группа крови на рукаве» (песни 80-90-х г.г.), 2023 г.

E-mail: [email protected]