Текст книги "Осколки голограммы"

«Некрасов, фанатически ненавидящий крестьян <…> что это был за человек: картежник, загулыцик, балдевший от цыган, в вечных долгах, как в шелках, и непогашенных рассрочках-векселях, – гулял на пару с соблазненной им Анастасией Панаевой. Сначала поселившийся в панаевском доме на одной половине, потом объявивший писателю, что живет с его женой (вернее, ее заставил это сделать), а потом и вообще вместе с ней его из дома выживший. Да еще и подстроив так, что заставил Панаева дать ей развод, и дом-поместье отписать на нее, а сам впоследствии, позже, переписал его на себя, прикарманил таким образом, погасил свои долги и чудом от долговой тюрьмы спасся. Или даже успевший побывать в ней, до этого, пока Панаев его не выкупил как-то (наивный человек, считавший его за друга), – а он за это жену у него увел <…> И я не осуждаю его вовсе: это все по российским понятиям нормально. Только не надо нам лечить мозги на лекциях и о человеке – Некрасове говорить. Тот еще был персонаж…»[102]102
  <Минчин А.> Факультет патологии [Электронный ресурс]. URL: https://gay-sha.livejournal.com/255335.html (дата обращения – 10.02.2020).


[Закрыть].

Цитируемый фрагмент из романа А. Минчина в 2011 году, когда готовилась к печати эта статья, был размещен в сети анонимно. Анонимность зачастую отличает подобные «разоблачительные» тексты о поэте, так же как изобилие фактических ошибок и фантазий, скепсис по отношению к этическим ценностям и солидаризация с героем двойной морали[103]103
  Любопытно отметить, что читатель текстов, помещенных в интернете, и автор отзывов на них, «рецензент», становятся героем исследований. См., напр.: Герасимова А. В. «Рассерженные читатели»: к проблеме наивного рецензента // [Электронный ресурс] https://www.academia.edu/25303148Z_ Рассерженные_читатели_к_проблеме_наивного_рецензента (дата обращения – 10.02.2020); а также: Тишков А. А. Писатель – читатель – критик в Интернете // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Филология. Журналистика. 2012. Т. 12. № 3 С. 99–106; [Электронный ресурс] https://bonjour.sgu.ru/ru/node/563 (дата обращения – 10.02.2020)). В статьях цитируются и разбираются суждения читателей о писателях, в том числе о классиках XIX века. Но среди этих писателей, чьи произведения прочитал в интернете «рецензент», оставивший свой отзыв, имени Некрасова не встретилось.


[Закрыть]. Напрашивается аналогия с чтением массовой литературы – жанром криминального романа, герою которого сопереживает читатель. Н. А. Некрасов воспринимается как сильная личность авантюрного склада, о чем говорили еще его современники. Однако реальный вклад поэта в художественную литературу, журнальную и издательскую деятельность, общественное движение пишущими в сети, очевидно, не воспринят.

Парадоксально, но личность Н. А. Некрасова также осталась непонятой за массой «давно известного» и «теперь открытого». Приближение к личности требует вдумчивого и беспристрастного изучения фактов. Это – в первую очередь задача историков литературы.

Актуальность этой задачи заявлена достаточно определенно. В 2007 г. на телеканале «Культура» вышел фильм Игоря Калядина «Некрасов 1–2. Из истории российской», автор и ведущий И. Л. Волгин[104]104
  Из истории российской журналистики. Некрасов [Электронный ресурс]. URL: https://tvkultura.ru/video/show/brand_id/32805/episode_ id/1474576/video_id/1597729/viewtype/picture; https://tvkultura.ru/video/ show/brand_id/32805/episode_id/1474563/video_id/1598247/viewtype/ picture (дата обращения – 10.02.2020).


[Закрыть]. Текст фильма акцентирует те факты биографии поэта, которые, во-первых, имеют документальное подтверждение, во-вторых, корректно определяют основные линии его жизни и деятельности.

Если от языка киноискусства вернуться к языку литературного – художественного и публицистического – текста, можно указать на две ярких публикации, судя по количеству просмотров, прочтенных многими пользователями мировой сети. Одна из них, – собственно, не текст, а видеозапись открытого урока «Непонятый Некрасов»[105]105
  Быков Д. Непонятый Некрасов [Электронный ресурс]. URL: https:// www.youtube.com/watch?v=YtA6kcSZkUo (дата обращения – 10.02.2020).


[Закрыть]. Вторая – «Возвращение к поэту. О Некрасове, народе и интеллигенции. Последние суждения Татьяны Глушковой»[106]106
  Мраморное О. Возвращение к поэту [Электронный ресурс]. URL: http://www.ng.ru/ideas/2001-06-07/8_return.html (дата обращения – 10.02.2020).


[Закрыть], интервью Олега Мраморнова, опубликованное в «Независимой газете» (2001). Обе эти публикации по-прежнему находятся в числе первых при поиске публикаций о Некрасове. Воздержимся от цитат, начать которые было бы логично с поэтического цикла Т. Глушковой «Возвращение к Некрасову»[107]107
  Глушкова Т. Русские наши скрижали [Электронный ресурс]. URL: http://zavtra.ru/blogs/1996-12-246russkr (дата обращения – 10.02.2020).


[Закрыть].

Помимо аргументированности и корректных выводов, в обеих публикациях есть живое восприятие личностного начала Н. А. Некрасова и его поэтического своеобразия. Это та составляющая образа поэта, которую ищут его читатели и утрата которой была бы чрезвычайно тяжелой для массового сознания наших современников.

P.S. После написания этой статьи время от времени я просматривала интернет-публикации о Некрасове. Можно отметить их количественный рост. Среди них выделяется, на первый взгляд, актуальная категория: анализ стихотворений. Просмотр этих публикаций может быть полезен учащимся: иногда статьи содержат неискаженные факты и верные наблюдения. Но в большинстве случаев читатель имеет дело с поверхностным суждением, упрощенной интерпретацией, опирающейся на «биографические сенсации», подобные рассмотренным выше. Экскурсы в литературную, общественно-политическую и интимно-личную биографию Некрасова в большинстве своем принципиально не отличаются от процитированных. Складывается впечатление, что Некрасов за последние годы популярен у рерайтеров, чьи потребности вполне покрываются несколькими общими местами, а ими, к сожалению, успели стать пристрастные или, напротив, безразличные к поэту и его эпохе заблуждения. И формула «Возвращение к Некрасову» по-прежнему конструктивна.

По поводу топонимики петербургского текста Н. А. Некрасова («Еду ли ночью по улице темной…» И «Я посетил твое кладбище…» в свете мемуарных источников)

Данная статья представляет один из аспектов исследования малоизвестного биографического эпизода Н.А Некрасова, который традиционно связывают с несколькими его стихотворениями, относящимися к числу хрестоматийных и наиболее цитируемых, – в первую очередь с «Еду ли ночью по улице темной…» Оно опубликовано в № 9 «Современника» 1847 г. с подписью «Н. Некрасов». На авторизованной копии ГБЛ проставлена дата: «1847 (август)» (I: 594).

В первом томе «Летописи жизни и творчества Н.А.Некрасова», в разделе «1843 год», высказано предположение: «В этом же году, очевидно, Н. сближается с женщиной, которой, по свидетельству И. С. Тургенева, впоследствии (см.: 1847. Август) посвятил стих. “Я посетил твое кладбище…”» (Летопись I: 141[108]108
  Обоснования этой датировки не приводятся.


[Закрыть]). В комментарии к «Я посетил твое кладбище» приводится цитата из воспоминаний А. Н. Луканиной (Луканина), записавшей слова И. С. Тургенева (II: 346). Рассказ об этой связи Некрасова содержится и в других мемуарах, ссылки на которые даны в цитируемом комментарии, – «Тени старого “Современника”» Е. Я. Колбасина[109]109
  Колбасин Е.Я. Тени старого «Современника» // Современник. 1911. № 8. С. 229–230.


[Закрыть] и «Литература и совесть» К. Вильде[110]110
  Вильде К. Литература и совесть // Голос Москвы. 1912. № 221. 26 сентября. С. 4. Далее в тексте с указанием фамилии: Вильде.


[Закрыть]. Вильде и Луканина передают восходящий к Тургеневу рассказ о том, что Некрасов был жесток со своей подругой и мучил ее молчанием. Колбасин со слов самого Некрасова записывает историю с сюжетом и подробностями.

«Голодный и озлобленный, пристал он (Некрасов. – М.Д.) к одной гувернантке». Два месяца Некрасов добивался взаимности, затем его возлюбленная «поселилась с ним в двух комнатах на Малой Мещанской». В это время Некрасову было 19 лет, а девушке 18. Они прожили вместе некоторое время, затем наступило безденежье. Квартирная хозяйка грозилась выгнать их на улицу. Они расстались. Спустя год Некрасов вновь увидел ее. Она снова поступила гувернанткой в богатый дом. Он захотел вернуть ее и добивался этого в течение нескольких недель. Они вновь поселились вместе. Это была «маленькая квартирка, гораздо более комфортабельная, чем прежняя». Спустя некоторое время опять наступило безденежье, и они опять расстались. «Прошло почти семь лет. Он встретил ее в третий раз, веселую и нарядную, но Боже! Этот смех и нарядный костюм были хуже слез и лохмотьев. Она была пьяна, она была публичной женщиной»[111]111
  Колбасин Е.Я. Тени старого «Современника». С. 229–230.


[Закрыть].

Мемуаристы опирались главным образом на автобиографические признания Некрасова, услышанные либо из первых уст, либо в пересказе. Так, Луканина записывает услышанное от Тургенева в тот же день (Луканина). Вильде ссылается на П. Я. Шумахера, который рассказал ему услышанную от Тургенева историю, по всей видимости, ту же самую, что была поведана Луканиной при Ханыкове (Вильде'). Вопрос о датировках, когда рассказывал Некрасов, когда рассказывал его слушатель следующему рассказчику, когда эта история была записана (сразу или какое-то время спустя), также требует внимания. Таким образом, записанный в конечном результате текст отражает неизбежную и неоднократную трансформацию того, что рассказывал сам Некрасов, – так называемый эффект «испорченного телефона». Он, как известно, в своих автобиографических рассказах выступал как художник – прихотливо переплетал реальные факты и вымысел, смещал дистанции и оценки. Слушателем (следующим рассказчиком и впоследствии мемуаристом) выступал зачастую также литератор. Поэтому имеет смысл рассматривать устный автобиографический рассказ Некрасова и запись его рассказа другим лицом как литературное явление.

Приняв за рабочую гипотезу, что три мемуарных источника отражают один и тот же эпизод с «гувернанткой», которая стала «падшей женщиной», можно по совокупности мемуарных свидетельств реконструировать его и проанализировать мемуарные свидетельства в аспекте топонимики, в сопоставлении с установленными адресами молодого Некрасова и временем его проживания по этим адресам.

На первый взгляд, реконструированный эпизод биографии претендует на детальность и полноту. Он содержит адрес первой квартиры и характеристику второй, сведения о возрасте Некрасова и девушки (19 и 18 лет), о протяженности связи (приблизительно), сведения о характере отношений, их финале (разлука, «падение» героини и ее смерть – примерно 1849–1855 гг., как предположительно указано в комментарии к стихотворению «Я посетил твое кладбище…»[112]112
  Первая редакция стихотворения (по первой строке «Среди трудов моих досадных…»), относящаяся, возможно, к 1849 г., распространялась в рукописных копиях. Вторая редакция, в которой появляются слова «Ты умерла…» (по первой строке «Я посетил твое кладбище…»), относящаяся, по-видимому, к 1856 г., была опубликована в № 9 «Современника» за этот год с подписью «Н.Н.» и расшифровкой в оглавлении: «Стихотв<орение> Н. А. Некрасова» (II: 32, 273, 345–346).


[Закрыть]). Более пристальный взгляд обнаруживает нестыковки, количество которых всё увеличивается по мере рассмотрения.

Прежде всего они заметны в датировке событий. Некрасов встретил «гувернантку» либо во второй половине 1840 г., когда ему было почти 19, если он считал свои годы вперед, либо в 1841 г. Срок их первого совместного проживания в изложении Колбасина не уточняется. «Спустя год» может означать не ровно 12 месяцев, а больше или меньше. Если сожительство длилось от нескольких недель до полугода, то в сумме с «2 месяцами» ухаживания и «годом» разлуки интервал между первой и второй встречами может составить и год, и полтора. Считая от «19 лет», можно условно определить время их второй встречи: не ранее середины 1841 – не позднее конца 1842 гг. Если попытки вернуть подругу и второе сожительство с ней длились от трех месяцев до полугода, то, считая от «19 лет», дата второго расставания ориентировочно приходится на конец 1841 – середину 1843 гг. Известно, что с 1 августа по конец декабря 1841 г. Некрасов, похоронив мать, живет в Ярославле. «Положение мое теперь таково, что мне собственно для себя незачем торопиться в Петербург; присутствие мое дома гораздо нужнее», – пишет он Ф. А. Кони (XIV-1: 38). Даже не приводя дальнейшие подсчеты (третья встреча спустя «почти семь лет», смерть «гувернантки» и т. д.), можно констатировать, что, внешне стройная, хронология событий крайне расплывчата.

Колбасин со слов Некрасова называет адрес его проживания с возлюбленной: две комнаты на Малой Мещанской. Малая Мещанская ул. (совр. название Казначейская) проходит «от наб. кан. Грибоедова (пересекает Столярный пер.) до наб. кан. Грибоедова (Адм. р-н, Казан, ч.)»[113]113
  Топонимическая энциклопедия Санкт-Петербурга: 10000 городских имен. СПб., 2002. С. 144.


[Закрыть]. Как известно, не все ранние адреса проживания поэта достоверно установлены. Малой Мещанской среди известных нам нет. Можно предполагать, что Некрасов жил по этому адресу, но недолго. Однако документально этот факт не подтвержден. Можно также предполагать, что Некрасов за давностью лет неправильно назвал улицу. Однако до самых последних дней он обладал чрезвычайно сильной памятью, что общеизвестно. Возможно другое прочтение. Мещанские улицы (Большая, ныне Казанская, Средняя, ныне Гражданская, и Малая – Казначейская) были богаты «заведениями». Это обстоятельство наводит на мысль, что «проживание на Малой Мещанской» – эвфемизм, так же как статус «гувернантки» («модистки», «белошвейки» в магазине). Сведения о «работе» девушки («на себя и на него») и ее достатке в мемуарных источниках представляются неясными и малоправдоподобными. Попутно представляется важным отметить, что соображение, которое в равной степени нельзя подтвердить либо опровергнуть, остается в силе, даже если оно противоречит некой стройной концепции.

Что касается документально подтвержденных и гипотетических адресов поэта, среди них легко выделяются две группы. Первая – адреса проживания Некрасова совместно с кем-нибудь: с К. А. Данненбергом (с октября 1839 г.), возможно, с С. С. Глинкой (с июня 1840 по июль 1841 г.), с М.Т. Лорис-Меликовым и Нарышкиным (в конце 1842 – начале 1843 г.). Часто также поэт находил приют у знакомых: у Н. А. Полевого (в конце ноября – до 6 декабря 1838 г.), у Д. И. Успенского (учителя греческого языка и латыни Петербургской духовной семинарии), Ф. А. Кони, Г. Ф Бенецкого, А. А. Алексеева. А с 1846 г. Некрасов уже постоянно живет рядом с Панаевыми, фактически одним домом.

Вторая группа адресов – жилье, которое Некрасов снимал в одиночку. Основная часть этих адресов расположена «кучно»: Свечной, Поварской переулки, Разъезжая улица, Владимирский проспект. Малая Мещанская находится в стороне от этого пространства. Длительных периодов, когда Некрасов проживал в одиночку, немного. Согласно установленным адресам и датам, это первые месяцы в Петербурге (возможно, «комнаты» или «гостиница») (Некрасову неполных 17), около месяца на Васильевском острове (ему неполных 18), около месяца в Свечном переулке (ему неполных 19). Затем, видимо более полугода, на Разъезжей – Некрасову в это время 22 с небольшим.

Ни первый, ни второй период связи с «гувернанткой», как ее описывает Колбасин, по продолжительности «не умещается» в период проживания почти 19-летнего Некрасова в Свечном переулке. Другой адрес – полуподвальная комната на Васильевском острове, – с точки зрения продолжительности эпизода, дает ту же картину, с поправкой на возраст: Некрасову не 19, а 18. Либо мы должны рассматривать версию, что, на Свечном ли, на Васильевском ли, по продолжительности весь эпизод уместился в месяц.

Схожий эпизод: любовь и сближение (2 месяца) – разлука (примерно полгода) – встреча и повторное сближение) есть в незавершенном романе «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (VIII: 715–718), который традиционно считается автобиографическим (с поправкой на литературные традиции). Легко заметить некоторое сходство в развитии событий в романе и в записи Колбасина. По продолжительности первая часть эпизода «ложится» на промежуток времени между приездом Некрасова в Петербург и поселением у Полевого (примерно 4 месяца). Возраст Тихона уменьшен по сравнению с возрастом Некрасова на момент приезда в Петербург – ему «шестнадцатый» год[114]114
  То же уменьшение возраста и датировка приезда в столицу 1837 г. (годом смерти Пушкина) встречается в записях А. С. Суворина и С.Н. Кривенко (ЛН. 49–50: 200, 207).


[Закрыть], Некрасову шел 17-й. Герою автобиографического рассказа 19 лет. В романе герой неопытен – в записи Колбасина он производит впечатление «искушенного».

В свете проделанных сопоставлений в автобиографическом рассказе становится особенно явственным мотив «голодный и озлобленный», столь постоянный в повествовании о «петербургских мытарствах». Здесь «озлобленность» героя выступает как синоним «искушенности». Явственно возникает литературная ассоциация:

 
Я был озлоблен, он угрюм,
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
 

(«Евгений Онегин». Гл. I. XLV)

А также:

 
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.
 

(«Евгений Онегин». Гл. VII. XXII)[115]115
  Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. М.; Л., 1949. Т. V. С. 28, 149.


[Закрыть]

Думается, этими качествами характера герой автобиографического рассказа обязан литературе. Некрасов рассматривал себя в ракурсе литературного героя и соответственно рисовал свой характер. На «литературность» характера героя автобиографического рассказа указывают и существенные несовпадения с реальными обстоятельствами жизни поэта: тщательно подчеркиваемые безработица и нищета, вследствие которых герой жил на средства полюбившей его девушки.

Упоминание Колбасина о «веселье, ужинах, театрах», богемной жизни связывается с другим блоком воспоминаний. Это Ф. С. Глинка («Из прошлого»), А. А. Алексеев («Воспоминания актера»), А. И. Шуберт («Моя жизнь»). Их воспоминания охватывают 1839–1840 гг., когда Некрасов часто посещал трактир «Феникс», находившийся напротив Александрийского театра (Толмазов пер., ныне пер. Крылова, 5) и очень популярный среди артистов. Глинка пишет: «Помню, что Некрасов срезался на вступительном экзамене, в университет, чуть ли не из закона Божия, и по тому поводу, с горя, было выпито полведра водки в обычной компании сожителей, состоявшей из артистов Александрийского театра: Самойлова, Мартынова, Максимова и др.» Единицу по этому предмету Некрасов получил в 1839 г., так что в июле 1839-го круг артистов (не статистов!) уже был его «обычной компанией». А. А. Алексеев вспоминает: «С Николаем Алексеевичем Некрасовым я познакомился в “Фениксе”. Тогда еще был он непризнанным поэтом и только что пробовал свои силы в драматургии. Он исправно посещал “Феникс” и заводил дружбу с актерами, которые так или иначе могли содействовать его поползновениям сделаться присяжным драматургом»[116]116
  Алексеев А. А. Воспоминания актера. М., 1894. С. 35.


[Закрыть].

Это иной уровень социальной и профессиональной востребованности, нежели в рассказе, записанном Колбасиным (поиски разового заработка). Биографический Некрасов, вопреки автобиографическому рассказу, в 1839–1840 гг. уже обретал связи и заработки в литературно-театральном мире. Глинка утверждает: Некрасов «в это время, могу удостоверить, ни в чем особенно не нуждался; впоследствии же, работая для театра и участвуя в журналах, он тем менее мог нуждаться. Он любил, по доброй охоте, странствовать по петербургским трущобам и когда попадался в полицию, то назывался фамилией брата, бывшего тогда редактором неофициальной части “Губернских ведомостей”, почему его тотчас же отпускали на все четыре стороны»[117]117
  Глинка Ф. С. Из прошлого. К биографии Н. А. Некрасова // Исторический вестник. 1891. № 2. С. 586.


[Закрыть].

Мотив «бедности» и «озлобленности», впрочем, отчасти объясняется реальными обстоятельствами: повторной неудачей с университетом, провалом сборника «Мечты и звуки», кончиной матери. Хронологически период, о котором пишет Колбасин, «ложится» на проживание Некрасова с Данненбергом и с Глинкой и месяц в Свечном переулке.

История долгого и упорного ухаживания, думается, восходит к реальным обстоятельствам любви поэта к Авдотье Яковлевне Панаевой. Если верить стихам, Некрасов добивался ее семь лет. Этот факт не опровергает возможности других «мужских побед», но, размышляя в этом направлении, логично предположить, что на рассказ о «гувернантке» – подруге молодых лет – «накладываются» более поздние биографические события.

Возможно и такое предположение. И первая, и вторая встречи с «гувернанткой» состоялись в течение 1842 года, когда Некрасов, приехав из Ярославля после смерти матери, жил на Разъезжей. Жилье и в этих случаях снимал сам Некрасов, а не девушка, как он поведал Колбасину. Периоды ухаживания, совместного проживания и расставания были короче, чем в изложении Колбасина. С квартиры не выгоняли. Некрасову было не 19 лет, а 22 года. Убавление возраста в автобиографическом рассказе опять-таки усиливает впечатление «озлобленности», «искушенности», циничности в юном герое, что перекликается с главными мотивами воспоминаний Луканиной и Вильде. Увеличение в рассказе временных отрезков создает впечатление протяженности и весомости истории с «гувернанткой».

Разъезжая улица – пожалуй, самый известный и самый загадочный некрасовский адрес. В «Летописи жизни и творчества Некрасова» она упоминается дважды: 1838 и 1842 гг. Вначале – как первый петербургский адрес Некрасова: «Июля около 27. Н. приехал в Петербург (XIII-2: 421) и поселился на Разъезжей (ЛН. 49–50: 200). <…> Ноября вторая половина. Н., задолжав хозяину квартиры, лишается личных вещей и пристанища» (Летопись I: 33). Б. В. Мельгунов, составитель этой части Летописи, датирует проживание и выселение Некрасова с Разъезжей, опираясь на воспоминания А. С. Суворина и С. Н. Кривенко (Летопись I: 34–35). Эту же датировку на том же основании предложила О. В. Ломан[118]118
  Ломан О. В. Некрасов в Петербурге. Л., 1985. С. 10. В. Е. Евгеньев-Максимов относит этот эпизод к периоду «1838,1839 и отчасти 1840»: Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов и Петербург. Л., 1947. С. 18–21.


[Закрыть]. Суворин и Кривенко дают сходное изложение событий. Некрасов жил в «деревянном флигельке», заболел, задолжал хозяевам 45 (40) рублей. Хозяева – «солдат» (Суворин) или «жена унтер-офицера» (Кривенко) – потребовали от него расписку, что за долг он оставляет им свои вещи. Он дал расписку и отлучился из дома: «…дело было осенью – в октябре или ноябре» (ЛН. 49–50: 208); «голод, холод, а тут еще горячка. <…> Была осень, скверная, холодная осень, пронизывающая до костей» (ЛН. 49–50: 201–202). Обратно его не пустили и вещи не отдали. В рассказе Суворина Некрасов пошел бродить по улицам, присел на ступеньки магазина: «Горе так проняло его, что он закрыл лицо руками и плакал» (ЛН. 49–50:201). В рассказе Кривенко упоминается, что Некрасов пошел «на Невский проспект и сел там (кажется, около Доминика) на скамеечку, которые выставлялись на улицу для посетителей» (ЛН. 49–50: 208). Кафе-ресторан итальянского кондитера Доминика Риц-а-Порта (Невский, 24) открылся в 1841 г.[119]119
  Петербургские трактиры и рестораны. СПб.: Азбука-Классика, 2006. С. 21.


[Закрыть], т. е. спустя 3 года после 1838-го, в котором, как принято думать, Некрасов был выселен из флигеля на Разъезжей.

Показательно и сопоставление подробностей выселения с фрагментом воспоминаний В. А. Панаева, так передавшего слова Некрасова: «Я истратил все деньги и профессор, у которого я жил и готовился в университет, пригласил меня удалиться от него. <…> Некоторое время я кое-как перебивался, но наконец пришлось продать все скудное мое имущество, даже кровать, тюфяк и шинель, и остались у меня только две вещи: коврик и кожаная подушка. Жил я тогда на Васильевском острове, в полуподвальной комнате <…> Хозяйка объявила мне, что потерпит еще два дня, а затем выгонит вон» (Некрасов ВС: 42–43). Это – октябрь 1839 г., обстоятельства знакомства с К. А. Данненбергом и переселения к нему. Повторяются подробности, в этом случае в меньших масштабах: утрата жизненно необходимых вещей (по своей воле и не всех), угроза выселения (не успевшая осуществиться), Некрасов должен хозяйке 5 (но не 45) рублей, которые дает ему Данненберг[120]120
  Объем настоящей статьи не позволяет привести и проанализировать многочисленные повторения ключевых мотивов в других мемуарных источниках.


[Закрыть].

Вторично (?) Некрасов поселяется на Разъезжей улице «в доме Головкина № 25, на третьем этаже» (Летопись I: 103), а съезжает во второй половине 1842 года, чтобы поселиться совместно с Лорис-Меликовым и Нарышкиным. Этот адрес он сообщает в письмах И. Т. Лисенкову и Ф. А. Кони. Б. Л. Бессонов говорит о поселении на Разъезжей улице «не ранее чем в самом конце 1841 г., по возвращении из Ярославля, а скорее всего в начале следующего года. И вообще ни один из достоверно установленных “осенних” адресов молодого Некрасова не связан ни с тяжелой болезнью, ни с насильственным выселением из квартиры», – добавляет исследователь[121]121
  Бессонов Б. Л. Некрасов и Г. Ф. Бенецкий (предание и факты) // Некрасовский сборник. Л.: Наука, 1988. Вып. X. С. 38.


[Закрыть].

Версия о проживании Некрасова на Разъезжей в 1842 г. лаконична, непротиворечива, подтверждается документально. А что можно сказать по поводу версии о его проживании на Разъезжей в 1838 г.?

Эта версия сохраняет свою значимость в аспекте изучения биографии и творчества Некрасова, потому что она продолжает казаться убедительной. Современный исследователь Б. В. Мельгунов даже не говорит о ее предположительности, несмотря на отсутствие фактической основы и бросающуюся в глаза повторяемость: первые трудные дни юного поэта в Петербурге, поселение на Разъезжей, болезнь, выселение, «петербургские мытарства» молодого поэта, поселение на Разъезжей, болезнь в мае-августе… Повторяемость одинаково способна убедить как в правдивости этой версии, так и в ее «литературности». Выше говорилось, что адреса одиночного проживания Некрасова расположены очень близко: Разъезжая, Владимирская, Свечной переулок, три дома в Поварском переулке. В принципе, по приезде в Петербург Некрасов мог снять угол во флигеле на Разъезжей, а несколько лет спустя снять на той же Разъезжей комнату или квартиру на третьем этаже.

Проживание Некрасова в комнатах на Ямской и на Разъезжей летом-осенью 1838 г. не подтверждается документально. Но нет и доказательств обратного: что Некрасов не проживал в меблированных комнатах (возможно, на Ямской) и не был выселен из комнаты за долги (возможно, и с Разъезжей). В любом случае эта часть города олицетворяла для него желанный и враждебный Петербург.

Эпизод выселения описан в «Повести о бедном Климе»: герой задолжал унтер-офицеру и его жене 40 рублей, написал расписку в отдаче вещей в погашение долга, ушел из дому и не был впущен обратно; ночью он присаживается «на лесенке какого-то магазина», и двое нищих зовут его с собой, обещая ночлег (VIII: 31–37). (Ср.: лесенка магазина в записи Суворина.) Есть такой эпизод и в «Тихоне Тростникове»: герой голоден и не имеет денег, уходит из дому и плачет на скамейке на «бульваре», «около Зимнего дворца»; на следующее утро хозяин угрожает ему выселением, герой продает свои вещи за 40 рублей и отправляется на поиски нового жилья (VIII: 96–98). (Ср.: скамейка на Невском у Доминика в записи Кривенко.) И повесть, и роман имеют репутацию произведений с автобиографической основой. На мой взгляд, точней будет расставить акценты иначе. Независимо от реальной подоплеки, автобиографический рассказ о выселении в литературном отношении восходит к «Повести о бедном Климе».

Основная работа над «Повестью о бедном Климе» происходит в 1842–1843 гг., т. е. частично в то самое время, когда Некрасов, уже профессиональный литератор, живет именно на Разъезжей улице, на третьем этаже каменного дома. Между бедственным опытом литературного героя и положением автора на тот момент пролегает большая дистанция. Сам Некрасов уже «дал себе слово не умереть на чердаке». А чердак и флигель (мансарда) равно ассоциируются с жилищем бедняка, влюбленного и поэта. Одна из ближайших литературных ассоциаций —

 
Прошла неделя, месяц – он
К себе домой не возвращался.
Его пустынный уголок
Отдал взаймы, как вышел срок,
Хозяин бедному поэту.
Евгений за своим добром
Не приходил…
 

(«Медный всадник»)[122]122
  Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. IV. С. 391.


[Закрыть]

Ассоциация с «Медным всадником» значима и потому, что пушкинский текст предваряет данное автором жанровое определение «Петербургская повесть», первое в русской литературе.

В записи Суворина фигурирует один хозяин, «солдат», а в записи Кривенко – хозяйка, жена унтер-офицера. Хозяйка упоминается и в воспоминаниях В. А. Панаева («хозяйка объявила <…>, что потерпит еще два дня, а затем выгонит вон»). Именно хозяйка – жена унтер-офицера – выгоняет из деревянного флигелька «бедного Клима» (I: 23–34), который два месяца был болен горячкой. Образ петербургской хозяйки появляется в очерке «Петербургские углы» и в «Тихоне Тростникове», куда вошел этот очерк. Вполне реальный и узнаваемый, этот образ типичен для творчества молодого Некрасова и для его позднейших автобиографических рассказов. В рассказе о «гувернантке», записанном Колбасиным, также хозяйка грозится выкинуть влюбленных из квартиры. Этот маленький фрагмент «истории о гувернантке» варьирует рассказ Некрасова о выселении. Можно уточнить – «о выселении с Разъезжей». Эпизод с угрозой выселения из полуподвальной комнатки на Васильевском острове и соответствующий эпизод из «Тихона Тростникова», содержащие одни и те же подробности (лежание на полу, питание черным хлебом и т. д.), по сути, являются более «мягким» вариантом этого рассказа – одного из ключевых эпизодов некрасовской биографии в изложении поэта и мемуаристов.

Выселение юноши из петербургской квартиры – неоднократно повторяющийся сюжетный ход некрасовского художественного произведения и автобиографического рассказа, а потеря крова в темную ненастную осеннюю ночь – повторяющаяся подробность. Она присутствует и в рассказе, записанном Колбасиным, но на ассоциативном уровне. Колбасин отмечает контраст между послужившим для Некрасова толчком к воспоминанию «сумрачным петербургским вечером» и комфортабельным кабинетом поэта[123]123
  Ср. в записи А. С. Суворина: «Это было после обеда. Покуривая сигару, здоровый, довольный, он с видимым удовольствием вспоминал эти горькие годы…» (ЛН. 49–50: 202).


[Закрыть], а стихотворение «Еду ли ночью по улице темной…» рисует и «пасмурный день», и «брызги дождя», и холод, и «пар от дыханья», и бездомность, более того – безнадежность будущего («Купит хозяин с проклятьем три гроба…»).

Этот образ осени уже существует Некрасовым в его первом прозаическом опыте – повести «Макар Осипович Случайный» («Пантеон». 1840. № 5): «Ночь была самая ненастная. Она принадлежала к числу тех ночей, которых такой большой запас у петербургской природы, которые посылаются на грешных столичных жителей как гении насморков и коклюшей. Ветер, срывая, как хромоногий бес, крыши старых домов или шапки прохожих, бегал по улицам и пел заунывную песню, сопровождаемую стуком частого, мелкого дождя в железные кровли и прерывчатым шумом воды в трубах и водостоках. Фонари горели тускло, как будто вылив половину света на тротуары <…> Дождь <…> немилосердно стучал в лицо бедного прохожего <…> песня бури напоет невольно грустные думы» (VII: 23–24).

Следуя ассоциативной связи мемуарной записи с образной системой произведений Некрасова, легко было бы гипотетически уточнить время расставания поэта и «гувернантки» – осень. Однако никаких уточнений по поводу временных рамок этой связи ни один мемуарный источник не содержит.

Был ли в жизни Некрасова эпизод выселения, таким или иным он был – Некрасов до конца жизни оценивал его как одну из смысловых доминант и своей биографии, и, думается, петербургской жизни. Точно так же осень и ночь – не обязательно время действия в драме жизни, когда (если) совершалось это выселение. Но это значимое время действия в некрасовском тексте. Это семантически наполненная деталь. Ее литературное происхождение прозрачно.

Рассказывая Колбасину эту историю, сам Некрасов, если верить записи мемуариста, никак не охарактеризовал и не описал «сумрачный петербургский» вечер, послуживший ее отправной точкой. Описание, краткое, но точное, дал Колбасин. Оно синонимично некрасовским описаниям и другим записям некрасовских рассказов: например, «…дело было осенью – в октябре или ноябре»; «была осень, скверная, холодная осень». Ср.:

 
Была ужасная пора… <…>
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом. <…>
Уж было поздно и темно.
Сердито бился дождь в окно,
И ветер дул, печально воя.
 

Значима и интонация рассказа, печального рассказа, истории в изустном изложении и восприятии:

 
Была ужасная пора,
Об ней свежо воспоминанье…
Об ней, друзья мои, для вас
Начну свое повествованье…
Печален будет мой рассказ.
 

(«Медный всадник»)[124]124
  Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. IV. С. 381, 382.


[Закрыть]

Октябрь-ноябрь, время осенних наводнений – время трагедий в петербургском тексте. Импульс поэтического образа столь мощен, что слушатель в записи не затруднился дать свое описание, которое, скорее всего, не прозвучало в «записанном» рассказе поэта. Колбасин и Суворин отмечают один и тот же контраст между благополучием Некрасова-рассказчика и неблагополучием Некрасова – героя автобиографического рассказа, и в обоих случаях разговор происходит вечером. Колбасин привносит эмоциональный фон некрасовского рассказа (в сущности, некрасовского художественного мира) в описание вечера состоявшейся встречи с поэтом. Литератор – гениальный ли, как Некрасов, заурядный ли, как Колбасин, – видит мир и себя в мире сквозь призму литературы.

Название улицы в автобиографическом рассказе обретает новый оттенок смысла. Возможно, именно на Разъезжей написаны сцены болезни и выселения «бедного Клима». Название улицы в повести не упоминается. Но для тех, кто знаком с автобиографическим рассказом в записи Суворина или Кривенко, и уж конечно для тех, кто слышал этот рассказ из уст самого Некрасова, улица, где болел и был изгнан из дома «бедный Клим», легко угадывается, буквально просится на язык… Героя автобиографического романа Некрасов поселяет на Ямской, а героя устного автобиографического рассказа – на Разъезжей. Образно выражаясь, Разъезжая – имя не прототипа, а героя. Ведь Петербург в некрасовском тексте предстает как литературный герой.