Текст книги "Мамочка из 21-го бокса. Победитель в номинации «Молодая проза России»"

***

День был в самом разгаре, когда я решила отвлечься и побродить вновь по просторам Интернета. Знакомый звук огласил о том, что скайп открыт. «Hi my darling», – пришла мне смс-ка. «I miss you too», – тут же прилетела мне другая. Мой рот расплывался в улыбке, и я начинала забывать о поступке мужа. «Ya lublu tibja», – открылось новое сообщение. Понимая, что такого быть не может, мозг опровергал все эти фразы, а богатая фантазия рисовала самые яркие картины и сочиняла необыкновенные истории. Это, знаете, как в том самом анекдоте, когда Артём только посмотрел на Татьяну, а она уже вышла за него замуж и родила троих детей… Я, по ходу дела, из той же оперы. Не успела я допридумывать себе новую историю, как на экране высветилось фото этого дарлинга и заиграла мелодия вызова. Я не знала, куда себя деть. Вместо того, чтобы нажать кнопку «ответить», я побежала к зеркалу – глянуть, как я выгляжу. Не хотелось упасть в грязь лицом. Совсем не хотелось. Длинные чёрные ресницы распушились, пухленькие губки, накрашенные бесцветным блеском, сверкали, распущенные волосы лоснились – я готова. Дрожащими пальцами я позвонила какому-то неизвестному поклоннику, со странным длинным именем Azimschumann. «Hi! How are you?» – кричал в микрофон брутальный мужчина. Его чёрные, кудрявые локоны свисали до плеч, зелёные глаза горели выразительным и ярким блеском, широкий нос с горбинкой впечатлял. Он махал мне руками и посылал воздушные поцелуи, без конца признавался в любви, но, правда, на английском. Я написала, что ничего не понимаю. Он замахал руками, мол, это ничего, я что-нибудь придумаю. Уже через несколько минут он писал мне на ломаном русском, подменяя некоторые понятия абстрактными словами. Я долго вникала в предложения, прежде, чем понять то, о чем он мог бы сказать, но всё же понимала его. Оказалось, он из Турции, живёт в самом Стамбуле. А я сижу в своём маленьком российском городке, в самой глубинке, и без всяких преград могу позвонить ему и пообщаться. Правда, общением это назовёшь с натяжкой, но всё-таки. «Мёд моих очей, султан моей мечты», – переводил мне товарищ Google. Но и этой капли мне было достаточно. Достаточно для того, чтобы чувствовать себя красивой, любимой и кому-то нужной.

Зазвонил мой мобильник, и на дисплее высветилось «мама Вадима»:

– Маша, приезжайте ко мне. Хочу Варьку посмотреть, понянькаться с ней, да и дед тоже ждёт. Приезжайте. Дорогу оплатим.

– Да куда я с такой маленькой? Ей всего несколько месяцев. С ума там все сошли что ли? Куда я с ней попрусь: на автобусе, электричке, да ещё и на пионерке потом. Если первые транспортные средства я еще допускаю, то на дрезине с ребёнком я уж никак не поеду.

– Да какая дрезина? Зима же! Сейчас тепловоз возит, совсем не страшно. Нормально доедете.

– Тебе хорошо говорить. А куда я с такой малюткой поеду?

– Ой, да я с Вадькой с маленьким раньше постоянно ездила… И ничего.

– А я не намерена!

Связь оборвалась – она бросила трубку.

Солнце светило в окна и морозные узоры на стекле переливались на свету. «Ну что, Варька, давай собираться?» – сказала я дочке и начала её одевать. Посадив малютку в тёплые санки, я отправилась в путь. Правда, путь был не совсем коротким. Он лежал к монастырю. Кирилло-Белозерский музей-заповедник привлекал меня в любое время года. Его величие хранило тишину, и только там я находила умиротворение и обретала покой. И мне было не важно – лето сейчас или зима. Меня так и тянуло туда. Глубокие сугробы, берёзы, утопающие в снегу, могучие стены монастыря, переходящие в огромные башни, которые покрыты снежными шапками – меня всегда завораживал этот вид. Я хотела поделиться своими впечатлениями и с ним. С тем знакомым незнакомцем из далёкого Стамбула. Именно поэтому я взяла с собой ноутбук.

Пройдя по проторенной дорожке к стенам этого исторического памятника, я включила интернет и нажала на кнопку «вызов». Таинственный пользователь Azimschumann ответил быстро и сразу же стал рассматривать, что творится за моей спиной. Я взяла в руки ноутбук и прошлась с ним вдоль стены. Поворачивая ноут вокруг себя, я показывала ему, где живу. Он оживился и стал что-то громко и быстро говорить, я только поняла, что он в восторге. «Мариам, Мариам, ю супер! О май гот!» – неслось из моего компа. Мне было весело. Я набрала полные руки снега и подбросила его вверх. Азим ликовал и улыбался. На ноутбуке показался красный значок зарядки батареи, и экран потух. «Блин», – подумала я. Вместе с ним и Варькой я поплелась домой. Километра полтора снежной дорожки и мы снова дома.

***

В комнате у телевизора уже сидели мама с Танькой и, наворачивая пельмени, о чём-то бурно спорили.

– Да нет. Всё останется по-прежнему: она будет терпеть и ждать, а он – делать, что ему заблагорассудится, – слышался Танькин голос.

– Ага, а эта дура всё ему спускать… – вторил мамин.

Всё это напоминало мне обычное обсуждение каждодневной мыльной оперы.

– Машка такая. Терпит-терпит, а потом сорвётся. Сделает по-своему, – уверяла маму сестра.

Ан, нет, не об опере разговор тут шёл… Далеко не об опере. Я решила нарушить семейную идиллию и запёрлась вместе с Варькой в их комнату: «Опять»?

– Что «опять?» – в один голос выдали они.

– Что-что? Обсуждаете!

– Ничего это мы не обсуждаем…

– Я, наверно, глухая! Так, по-вашему, выходит? Да?

– Ну, хорошо! Сколько ты у нас жить будешь? – выпалила мне сестра.

– А-а, вот в чём дело-то…

– Да! Мне надоел этот вечный рёв! Да и места у нас тут не очень-то много!

– Ах, тебе места всё-т не хватает! Смею напомнить тебе, что в своё время тебе его тут хватило. И никто тебя не выгнал!

– Ты стрелы-то не метай! – орала она.

– А мне и метать не надо. Забыла, как ты с четырехмесячной Юлькой в эту самую квартиру в три утра по зиме пришла? Забыла? Так я напомню! Где твой муженёк-то был? Пил? Ну да… Ну да… А тебе в двухкомнатной благоустроенной квартире было тесно, и ты решила ночью с малышкой сюда тащиться? Я правильно картину восстановила или это ещё не всё?

– Не всё! – разгорячено говорила Таня. – Не всё! Ты забыла сказать, что в той благоустроенной квартире жила престарелая, придурковатая бабка моего бывшего мужа, от которой можно было ожидать чего угодно.

– О чём же ты думала раньше, когда выходила замуж?

– О чём и ты!

Мамин надрывный голос заставил нас замолчать: «Две сестры! А ведёте себя, как собаки! Ну сколько можно? Ближе друг друга у вас ведь и нет никого, а всё туда же!»

– Этот разговор начала не я, – пыталась я оправдаться.

Но мама не слышала меня: «Танька пришла домой. И её никто не выгонит».

– Значит, Татка пришла домой, она всем сразу нужна. А я пожила несколько дней – так уже считаете, когда уеду. Хорошо. Закончились ваши мучения. Уж, простите, сегодня я переночую, а завтра и ноги моей здесь не будет! Знаешь, мама, я понимаю, Варя не похожа ни на меня, ни на тебя, она вся в ту породу. Да, она вся в него! Но это не повод для того, чтобы не любить её.

– Да как у тебя язык поворачивается такое говорить! Я люблю вас одинаково! – кричала мать.

– Правда? А я и не заметила, – не переставала я дерзить.

Юлька всё это время держала Варьку на руках и плакала, укрываясь пелёнками младшей сестры. Она что-то шептала себе под нос, что-то еле различимое и едва уловимое. Там было и «люблю», и «ненавижу», и «сколько можно»… Только спустя время я поняла, что она твердила, но потом обида уже прошла, и это стало совсем не важным для меня.

Глава III. В дер-ревню!

Не быть тебе в Москве, не жить тебе с людьми;

Подалее от этих хватов.

В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов

Там будешь горе горевать.

За пяльцами сидеть, за святцами зевать.

А. С. Грибоедов

На часах было без пятнадцати пять. Я встала и начала собираться в дорогу. Слёзы катились по моей щеке, в горле стоял ком обиды, который невозможно было проглотить даже вместе с чаем. Утренний напиток не лез в горло. Горячей воды у нас отродясь не было, поэтому, умывшись адски холодной водой и почистив зубы, я потащилась в комнату к ребёнку. Голод, проснувшийся неожиданно внутри меня, не давал думать ни о чем другом, как о еде. Казалось, если я не съем хоть миллиграмм какой-нибудь конфеты или не отломлю кусочек печенюшки, то всё – мне хана.

Ноги в руки и я уже на кухне, жую конфету. Сладкая нуга в моём рту обволакивает язык и прилипает к нёбу, выделяется обильная слюна, я сглатываю её, и снова откусываю вкуснющую конфету. Пить, пить, пить. А-а-а! Здорово! Теперь можно и Варьку собирать.

– Давай, милая, покушай, – пихала я ей бутылку с молоком в рот.

Она жадно схватила соску и осушила сто грамм. «Теперь неголодная, можно ехать», – успокаивала себя я.

Укутав малютку потеплее, я взяла её в одну руку, а в другую – сумку. На улице было темно и слякотно. Теплело. Добравшись до автостанции, я купила билет до Вологды. Громкоговоритель пропел свою обычную песенку: «Объявляется посадка Кириллов – Вологда». Какой-то мужчина мне помог водрузиться в автобус и затащить туда сумку и Варьку. Я держала её на руках и смотрела в недавно оттаявшее окно. Капельки-льдинки сползали по стеклу, оставляя за собой след от слезы. И, если бы в салоне этого автобуса было светло, то пассажиры с легкостью могли бы наблюдать такую же картину на моём лице. Варя ворочалась, и я никак не могла уснуть. Да и какое там! Даже, если бы она спала, как хорёк, я бы всё равно не смогла и глаз сомкнуть. Внутренний голос не давал мне покоя: «А что дальше? Куда ты едешь? Что тебя там ждёт?» На все эти вопросы я могла чётко ответить: «Не знаю». И с видом «будь, что будет», я ехала дальше. За окном мелькали голые деревья и какие-то деревушки. В некоторых домах, стоящих у самой дороги, уже горел свет, и топились печи. Дым выбивался из труб и уносился в небо. Рассветало.

На вокзале кипела жизнь. Народ спешил в разные места: кого-то встречают, кого-то провожают, а нас с Варькой… никто. Снова ком подкатил к горлу, но вскоре думать об этом уже не было времени. Мы с Варькой неслись в кассу железнодорожного вокзала. Сумка за спиной, дочка под подмышкой, а я на двух ногах – всё, как в плохом кино. На платформе у жэдэ-вокзала меня всё-таки встретили, да так радостно, что не в сказке сказать, ни пером описать – цыгане!

– Памочь, красавица?

– Нет у меня денег, отстаньте!

– Да мне и ни нада ничиво, – говорила седая цыганка.

«Геда! – окликнул её молодой чернявый парень. – Что ты там возишься?»

– Эй, Шандор, памаги-ка этой девице! Вишь, как нелегко приходится! – скомандовала ему властная женщина.

– Да не надо мне помогать! – идя дальше, пыталась я отговорить откуда-то взявшихся помощников. Их яркие цветастые одежды выбивались из-под меховых шубеек, и было видно, что они сшиты не из самого дешёвого материала.

Высокий цыган взял мою сумку и спросил, куда отнести. «Туда, – показала я на дверь вокзала. – К кассе».

Он подхватил мой баульчик и закинул его к себе на плечо: «Куда с малой такой едешь? Далеко?»

«Далеко, – ответила я. – Доберусь только к самой ночи. Сейчас на электричке, потом ещё на тепловозе, а там и пешком километра два».

– И куда ж ты едешь-то? – спросил цыган.

– К свекрови. В деревню, – бросила я.

У кассы толпилась длинная очередь. По пятницам всегда так.

– Я тебе помогу, – предложил цыган.– Подержу твои вещи.

– Вот спасибо, – обрадовалась я. – А то у меня Варька вон совсем не сидит, вся вихляется, ногами дрыгает. Тебя как хоть зовут-то, помощник?

– Шандор, – посмотрел он на меня своими чёрными глазами.

– Интересное имечко…

– А что в нём интересного?

– Не знаю. Довольно-таки необычное для меня.

– Ну, для тебя-то, может, и необычное. Русская? – расспрашивал меня он.

– Да! – уверенно кивнула я.

– Погоди, сейчас угадаю, как зовут, – говорил, улыбаясь, Шандор.

– Ну, давай-давай, – подначивала я.

– Наташа!

– А вот и нет! Надо было с тобой на деньги поспорить, – заливалась от смеха я. – Представь, какая нелепица, с цыганом на деньги спорить! Ой, прости, я, наверно, тебя обидела…

– Да нет, перестань. Это просто стереотипы. Штампы. Если цыган, значит, обязательно вор или мошенник. Я же видел, как ты от нашей помощи отказывалась. Сама молоденькая, с маленьким ребёночком на руках да ещё и с котомками. А кто-нибудь из русских тебе помог? Что-то не заметил…

Я замолчала. В очереди стали оглядываться на нас.

– Слушай, Маша, а хочешь, я тебе помогу? Мы тут с Гедой дядю моего встречаем, он из Москвы в гости к нам едет, мы же на машине – довезу, куда скажешь. Не бойся. Я не обижу, – уговаривал меня молодой цыган.

– Нет, Шандор, ты и так помог. Спасибо тебе на добром слове, но дальше я сама.

«Куда билет брать будете?» – послышался строгий голос кассира.

– До Вожеги один.

Билетерша выдала мне долгожданный проездной, и я пошла к электричке. Шандор дотащил сумку до места и помог забраться в вагон. Как только он отошёл, я на всякий случай проверила – всё ли на месте. Всё лежало на своих местах. «Фу-у-у, не обманул», – выдохнула я с облегчением. Поезд тронулся, и Варя снова уснула на моих руках. Я сидела у окна и смотрела на людей, которые ехали со мной в вагоне. Справа от меня была бабулька в красной шляпке и красном пальто. В руках она держала маленькую сумку, из которой все время что-то выпадало: то очки, то кошелёк. Она копалась в своей кошелочке и не могла найти, по-видимому, чего-то очень важного. Заиграла музыка и она оживилась, на её лице появилась улыбка. Точно! Она искала мобильный телефон. «Вот же он!» – пробубнила старушка, доставая из сумки красный мобильник. «Ну и модница», – подумала я, и сама того не замечая, улыбнулась этой странноватой бабуле.

«Алё», – сказала она в трубку. «Да. Еду. Во втором вагоне. У окна сижу. На какой станции ты войдешь? Семигородняя? А это где? Что? Всё равно не знаю? Ну да… ну да», – смеясь, бубнила бабулька в красном. «Даже её кто-то ждёт», – пронеслось в моей голове.

Я перекладывала Варю с одной руки на другую и подминала свою сумку под ноги. Девушка напротив сидела в наушниках и слушала музыку. Ботинки на высоком каблуке, тёплая кожаная куртка, мини-юбка, длинные ногти на руках, покрытые фиолетовым глянцевым лаком. Стильная вся такая… Мне даже стало как-то не по себе. Я сидела в коричневой болоньевой куртке, в сапогах, похожих на дутыши, и коричневой шапке. Волосы растрепались и вылезали из-под головного убора. От Вари мне было очень жарко, и я обливалась потом.

– Куда едешь, милая? – вдруг спросила меня интересная старушка.

– Да к свекрови.

– А что ж одна-то? Без мужа?

– Мы с ним поссорились уж как пару месяцев назад. Я поначалу терпела, потом, когда замахиваться на меня начал, к маме перебралась, но и там не получилось. Пришлось вот к свекрови ехать.

– Да… Видать, не сахарно тебе пришлось, – пряча красный мобильник в сумочку, продолжала она разговор.

– Не сахарно… Не сахарно, – вздыхала я.

Миловидная женщина ёрзала на месте, и было видно, что она хочет спросить что-то ещё.

– Девочка или мальчик? – указав пальцем на Варюшу, поинтересовалась она.

– Девочка, – ответила я.

– Хорошо. А у меня вот до сих пор правнуков нет. Всё жду-жду… Внук уж пять лет, как женат. А толку никакого. Директором в строительной фирме работает, жена – пигалица, толку хватает только на гулянки и все тут, – сожалела моя великовозрастная, но подтянутая попутчица.

– Всему своё время. Может, она еще не осознала, для чего по белому свету ходит, – глянув в окно электрички, тихонечко ответила я.

– Ишь ты, и для чего же? Я вон сколько лет живу, и сама до сих пор понять не могу, – встрепенулась женщина в красном.

– Правда? А мне кажется, что смысл жизни в детях. Не столько в продолжении рода, а в тех радостных моментах, которые они могут тебе подарить, пока ты здесь, на этой земле обетованной. Вот смотрю на Вареньку и тепло от этого. Что моя. Родная. Кровинушка. Пусть и не похожа почти на меня, а моя. Вот улыбнется мне – будто Боженька рукой по щеке провел. Хорошо… – смотрела я на дочку.

– Так-то оно так. А без мужика дома делать нечего! – напирала на меня бабулька в красной шапке.

– Как это нечего? Сколько баб в одиночку детей подняло! И воспитали не хуже других! – гнула я свою линию.

– Ой, да и не лучше! И посмотри, кого воспитали. Кругом одни слюнтяи! Все на бабах сидят и ножки свесили. Меня вообще нынешняя молодёжь удивляет. Девки работают, парней своих кормят, обстирывают, обглаживают, да еще и ублажают всячески, а они на диванах полёживают, да в потолок плюют – вот счастье-то привалило! Дуры девки! – рассуждала старуха.

– Дуры! Да еще и какие! – соглашалась я. – По себе знаю…

– Да уж… У нас всё поколение воспитано однополыми парами: мамами да бабушками… Чему ж тут удивляться-то? – рассмеялась та громким смехом.

Она обвела меня взглядом и снова полезла в свою сумочку. «На вот, – рука в красном перстне протянула мне свою визитку.– Анной Николаевной меня зовут. Я являюсь учредителем строительной фирмы, о которой сегодня уже упоминала. Если понадоблюсь, вот мои координаты. Мне кажется, что ты девка путная. А таких я люблю. Помогу, чем смогу. Бери, бери… И не смотри, что я на электричке еду, у меня, знаешь ли, машина в ремонте. Считай, что я так молодость свою вспоминаю».

«Станция Семигородняя», – декламировал машинист. Бабулька зашевелилась и стала поглядывать по сторонам. В наш вагон вошёл крепкий и коренастый молодой человек. «Андрюшенька, я здесь!» – подзывала она его. Этот «Андрюшенька» большими шагами прибежал к Анне Николаевне и сильно удивил меня своим отношением к ней: «Привет, Анка!» Он поцеловал её в щёку и, завидев, что я наблюдаю за ними, посмотрел на меня и быстро перевёл взгляд на бабушку: «Кто это?»

– Попутчица, – объяснила она ему.

– Милая, ты не удивляйся. Андрюша меня с самого детства Анкой кличет. Я за это на него не обижаюсь. Он у меня знаешь, какой хороший!

– Андрей Меньщиков, – мужчина протянул мне жилистую руку.

– Мария Жданова, – сделала ответный манёвр и я.

– Наконец-то я узнала, как тебя зовут, – сказала Анна Николаевна.

– Я вот объект только что сдал. Дом многоквартирный строили, – продолжал новый знакомый.

Варя завозилась у меня на руках и начала плакать. «Кушать хочет, – объяснила я и достала пузырёк с молоком. – Вы извините, мне некогда пока что».

Малышка проголодалась и вспотела в своём жарком костюме. Я попыталась расстегнуть ей пуговицы, но держать бутылочку и той же рукой снимать одежду, у меня не получалось. Я заметила, как Анна Николаевна ткнула внука в бок. Он сразу же поднялся и помог раздеть Варюшку. Странное дело, у самого детей нет, а так ловко управился! Я поблагодарила его за помощь и дальше ехала молча. Варя высасывала молоко из бутылки и должна была срыгнуть. Поезд остановился, и машинист стал объявлять следующий населённый пункт. В это время я подняла малышку вверх, и нам удалось избежать неприятного казуса. Воздух вышел из лёгких моей девочки – она отрыгнула. Анка улыбнулась этому и сказала Андрею: «Гляди, какая малышка хорошая. Когда ты меня такой же порадуешь?»

– Да, бабушка, как только, так сразу. Ты же знаешь Ингу. Ей пока рано.

– Молчу-молчу… Так, видимо, от тебя и не дождусь никого…

– Молчит она… Как же!

За окном мелькали остановки, я пыталась отвлечься от раздумий и вглядывалась вдаль. Такое ощущение, что в деревушках, попадающихся нам на пути, никто не живет: ни тропинок тебе, ни дорог. Всё заметено снегом…

Мы проезжали километр за километром. Время тянулось медленно. Девушка, сошедшая с обложки глянцевого журнала, сидевшая недавно напротив меня, уже давно вышла из вагона на своей станции, и мне уже не за кем было наблюдать. Крепко обняв Варюшку, я уснула. Не знаю, сколько времени мы с ней дремали, но проснулась я от лёгкого прикосновения за плечо. Анка нагнулась надо мной и шептала: «Машуня, про-сы-пай-ся… Приехали»!

– Правда? – еле разомкнув слипшиеся от заспанок глаза, произнесла я.

– Ага. Вон, все выходят. Давай в толпу-то не полезем. Подождём, когда все выйдут. А то вдруг заденут, а у нас Варька спит, – ответила мне на это Анка.

И так по-доброму у неё это получилось… «У нас, главное, – слышалось в моей голове. – А сама знает нас лишь несколько остановок»…

– Варьку мне давай, Андрюшка сумку вынесет, а ты следом иди, – добавила моя попутчица.

Я повиновалась и сделала, как она сказала. Вожега встретила нас не очень-то радостно: повсюду слякоть, грязь. Дождь вперемешку со снегом падал с серых облаков, чем создавал не самую приятную атмосферу.

– У-у-у: ещё до деревни 20 километров на чём-то добираться, – промычала я.

– Чего это на чём-то? – резко сказала Анна Николаевна.– А мы на что? Сейчас всё устроим!

Она снова достала из своей маленькой красненькой сумочки мобильник и набрала какой-то номер: «Женя? Так, Женя, подъезжай к жэдэ-вокзалу, ты мне срочно нужен. Даю на сборы пять минут!»

– Теперь нормально уедете – не переживай, – кинула она в мой адрес.

– А кто это? Что за Женя? – любопытничала я.

– Помощник это мой, – протараторила Анка.

Уже через несколько минут возле наших ног стояла новенькая «Тойота». «Ого, – подумала я. – Ничего себе… Раз уж у помощника такая машина, какая ж тогда у Анки… в ремонте…»

– Садись, давай! – командовала мною Анка. – Андрюша вещи твои уже в багажник положил. Садись и держи Варюшку.

– Спасибо, – благодарила я Анну Николаевну за помощь в то время, как она подавала мне дочь.

– Да перестань, ты бы на моём месте также поступила, – заглядывая в глаза, произносила Анка.

– Наверно… – отозвалась на это я.– Но сейчас очень мало таких людей.

– Но они всё же есть, – добавила милая старушка.

Она захлопнула двери автомобиля и крикнула: «Женя, давай!»

Мы помахали друг другу руками, и Женя дал по газам. «Родственница?» – спросил он у меня.

– Чья?

– Как «чья»? Анны Николаевны, конечно! – удивлялся водитель.

– А, нет, конечно! – дошло до меня.

– А кто же тогда?

– Просто попутчица.

– Наверно, очень хорошая попутчица. Анна Николаевна очень разборчива в людях.

– Об этом ведь не мне судить.

По извилистой, ухабистой дорожке мы доехали до переезда, на котором стоял тепловоз. Чёрный дым выбивался из трубы кабины, за которой тянулся маленький, зелёненький вагон. «Ну, вот и приехали», – с улыбкой сказал Женя.– Давайте помогу Вам выйти».

Он достал мою сумку из машины, а потом и нас с Варюней. По сугробам мы дотащились до нового транспорта. В вагоне тепловоза было темно и грязно: некоторые окна были наглухо забиты вагонкой, на полу валялась шелуха от семечек, а также – горы окурков и пустых бутылок. Мы с Варей сели к окну. Скамейка, на которой нам предстояло ютиться два часа, была обшарпанной и дыроватой. Где-то в углу топилась печка, которая и обогревала весь вагон. Она-то, кстати, и дымила. Именно поэтому в вагоне витал стойкий запах гари. «И почему мы не едем?» – думала я.

На задних скамейках сидели две бабульки, одна из которых была довольно пьяна. Она всё время материлась и чего-то доказывала второй. «Ой, Ийка, хватит врать – слушать тошно!» – отвечала на болтовню алкашки её соседка, по-видимому, не дошедшая ещё до такой кондиции…

– Ну! Долго ещё? Чё стоим-то? Кого ждём? – возмущалась Ийка.

– Кого-кого? Двадцать лет ездишь, а не знаешь, да? – дразнила её подруга. – Студентов! Пока они до сюда доберутся…»

В вагоне показалась чья-то голова, а за ней и пьяное тело. «О, Колян! Муженёк! Мы уж думали, ты не успеешь! Взял?» – кричала ему Ийка. Тот, доставая из кармана тройной одеколон, кивнул головой. «Иди к нам», – обрадовалась та. «От ваших фанфуриков в вагоне продыху никакого нет!» – сетовала трезвая попутчица.

«Вот это поездочка, – не прекращали посещать меня мысли.– Полный вагон пьяных, вонь на всё помещение, да ещё неизвестно, когда тронемся. Варенька моя бедная. И зачем я куда-то попёрлась?! Вот дура!»

«Женька, Ленка, хватит курить! Пошлите в вагон! Вон, какой ветер на улице, я замёрз», – кричал чей-то мужской голос. «Да щас, на одну затяжечку осталось!» – отвечали те. Двери вагона открылись со скрипом, и в тёмном проёме можно было увидеть только очертания фигур. Две девчонки лет восемнадцати и какой-то дядька зашли и уселись у самой печки. «Ща нагреемся», – сказала одна из них.

Мы с Варей сидели не пошелохнувшись. Я ощущала на нас тяжёлые взгляды незнакомых людей. Казалось, всем им было интересно, кто ж тут такой едет, да ещё и с ребёнком. И точно. Скоро они не выдержали и решили спросить.

«А Вы к кому?» – заигрывающим голоском спросила у меня девчонка. Свет луны падал на её лицо, и я разглядела маленькие глаза и курносый нос. «К свекрови», – еле слышно ответила я. Настроение было совсем не для разговора и знакомств. Тем более что всем деревенским и так есть о чём посудачить. Не хочу быть новой темой для разговора.

– А кто у вас свекровь? – не унималась та.

– Мать мужа, – схитрила я.

– А мужа-то как звать? – курносая как будто допрашивала меня.

– Да его не зовут… Он сам приходит! – ответила я.

– Хм… Вадя что ли?

– Что ли Вадя.

– Так Жданов, поди?

– А, поди, и Жданов!

– Ну так, стало быть, Вы – Маша! – чуть ли не криком выпалила та, радуясь своей смекалке.

– А стало быть, Маша! – удостоверила её я.

– А, значит, на руках у Вас Варя спит!

– Варя спит, – на автомате повторяла я.

– Здорово! Вот тётя Вера обрадуется!

– Уж не знаю… Я ведь её даже не предупреждала о приезде-то… – почему-то открылась я этой приставучей девице.

– Да это вообще не проблема, она вас всегда ждёт. Всей деревне уши прожужжала, что у неё внучка родилась. Обрадуется, вот увидите!

– Ну, будем надеяться.

– Так, а чего? Больше никто не придёт? – орала Ийка.

Никто ей не отвечал. Вскоре в вагон тепловоза залезли еще пять пареньков. Все расселись по местам, и, наконец-то, мы двинулись в путь.

Ветки деревьев стучали о железо вагона и пытались забраться вовнутрь. Они так и бились об оконные стёкла. Каждый раз, когда корявая ветка ударяла в моё окно, я вздрагивала от неожиданности. Варя проснулась и пилькала глазами, как маленький воробей. Она лежала на моих руках и вглядывалась в темноту. Потом начала агукать, чем привлекла к нам всеобщее внимание. «Проснулась?» – спросил паренёк, и двинул сидящего рядом с ним соседа плечом. Тот повернул голову в нашу сторону и стал рассматривать мою дочь. «Так, говорите, к Ждановым едете?» – интересовался он у меня. «Едем», – услышал тот мой короткий ответ.

«Э, ребята, сзади холодно стало! Ну-ка, подбросьте ещё дровишек в печь!» – просила Ийка. Запах гари и тройного одеколона смешался, и эта вонючая смесь так и била мне в нос. Да что мне?! Я переживала за свою малютку. А ехать надо было ещё целый час!

«Тю-тю-тю», – подсела к нам трезвая женщина и, вертя в руках какой-то фантик, заигрывала с Варей. Малышка водила глазами за шуршащей бумажкой и радостно улыбалась. Потом соседка достала коробок со спичками и начала им трясти. Интересный звук понравился Варюшке, и она продолжала радоваться. А у меня в груди сердце защемило: «Господи, зачем я туда еду? Малышку на такие терзания кидаю. Одна эта поездка чего стоит! Она, бедная, устала, не знаю и как. Да и я-то вымоталась»…

Колёса тепловоза затормозили, и вагон остановился. Все стали вылезать и прыгать прямо в сугроб. Дороги замело – ни тропиночки не видать! Еще не легче! Деревенская молодежь столпилась у вагона. Приезд тепловоза для них – целое событие. Всем интересно посмотреть, кто приехал. Ведь именно от этого зависит, будет ли дискотека в клубе. Девчонки с мальчишками быстро выбрались из вагона, а я с Варькой и сумкой на руках еле шла по тёмному проходу. Никакой платформы, на которую можно было бы спокойно перейти с тепловоза, не было и в помине. Местные жители, привыкшие к этому, спокойно обходились и без нее. Мне пришлось испытать большие трудности, чтобы выбраться из этого ужасного транспортного средства. Я поворачивалась и одним, и другим боком к выходу, высчитывала, как лучше мне выйти, но ничего не получалось. Варькины чёрные глаза сверкали в темноте и смотрели на меня с каким-то удивлением. «Давай, ребёнка подержу», – пробурчал пьяный голос. Оказывается, Ийка всё это время наблюдала за нами. «Нет, уж. Я как-нибудь сама», – покосясь на неё, ответила я. «Ну сумку хоть тогда давай», – предложила та. Она сняла с моей руки котомку и слезла со ступенек. Подала мне дрожащую конечность в зелёной варежке, и помогла спуститься. «Спасибо», – поблагодарила я её.

– Да не стоит. В одну сторону все-таки идем.

Я вопросительно на нее посмотрела.

– Да-да, на одной улице мы с Верой-то живём.

Варька сидела на моих руках и поглядывала из-под шапки. Лесной массив, который окружал поселок, наводил на меня страх. Я боялась диких животных, которые, поговаривали, заходили иногда и в населённый пункт. Во многих домах горели огоньки, а где-то вдалеке мерцал фонарь. Единственный в этом захолустье. Проторенная когда-то тропинка была занесена свежим снегом, и я топала след в след за Ийкой. Её качало из стороны в сторону, и каждый раз мне казалось, что вот-вот она упадет. Но она держалась. Справа от тропинки стоял её дом. У самой калитки она вспомнила про своего мужа, кинула мою сумку в сугроб и помчалась обратно к тепловозу, крича на всю ивановскую: «Где ты, Коля»? Но Коля не отзывался. Ийка, запыхавшаяся и уставшая, бежала, несмотря ни на что. Её ноги заплетались одна за другую, изо рта шёл дымок, и, запнувшись за какую-то ледышку, как назло намерзшую на тропинке, она упала лицом в сугроб.

– Этого ещё мне не хватало! – в негодовании стояла я.

– Ия! Ия! Вставайте! – пришлось мне крикнуть.

Она молчала. Тогда я снова крикнула её: «Тётя Ия!» Заснувши в пьяном угаре посреди снежной тропинки, она храпела на всю округу. Я подошла к ней, дабы удостовериться, все ли нормально. Волна спертого, огуречного запаха тройного одеколона попала мне в нос, я поморщилась: «Вот блин, еще и эта! Господи, когда и дома буду…»

От тепловоза в нашу сторону двигалась чья-то фигура. Маленькая такая, худенькая. «Ийка! Где фанфурик?! – кричал этот человек издалека.– Куда упёрла?» Муженёк этой пьяной особы шёл напропалую: сугробы – ни сугробы, тропинка – ни тропинка… «Ну, стерва, чего молчишь?» – не унимался тот. Его черные вьющиеся волосы растрепались в разные стороны и собрались в клочки, с носа текла противная сопля, на щеке виднелся след от сажи, доставшийся от топки тепловоза. Распахнутая настежь фуфайка съехала с левого плеча и шаркала по рваным штанам. Колян шёл к жене. Жена лежала и ни сном, ни духом ни чуяла, что к ней приближается её благоверный.

– Эй, тварь такая, вставай! Чё на дороге разлеглась? Где тя носило?

Единственное, чего он добился от Ийки, это протяжного «х-х-х-р-р-р, х-р-р, п-ш-ш-ш».

– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Каждый раз! Каждый божий раз! Сколько это может повторяться! Больше я тебя не потащу! Напилась? Ладно! Фанфурики увела? Ладно! Ушла? Тоже ладно! Но каждый раз уснуть вот на этом самом месте! – Колян прыгал по снежной тропинке близ деревянного колодца. – Это же уже ни в какие ворота не лезет! Алкоголичка! Вонючая алкашка! Пьянь! Дрань! Не потащу тебя домой!