Текст книги "Саганы второго Солнца. Огни Ринеля"

Он был невысокий – пять, может шесть метров, и перетекал в небольшое озерцо, бывшее взрослому монаху по пояс. Неглубокое озеро можно легко не заметить и свалиться прямо в воду: во все времена года листва покрывала его зеркальную гладь.

Амит сидел в полутора метрах от водопада в позе лотоса на не большем камне, выглядывающем из-под воды. Его тяжелый плащ уже давно свалился с колен и покоился на дне под прозрачной водой. Светлые волосы, обычно собранные в хвост, спадали с плеч и, мокрые, прилипали к спине. Яркие голубые глаза постигло нечто тусклое, отчужденное, далекое от реальности, и, не смотря на то, что они были открыты, монах не видел ничего.

Монотонный шум водопада, журчание воды, шелест листьев – всё это сливалось в единую симфонию, успокаивающую, убаюкивающую, уносящую своего слушателя в далекие-далекие края, где не было ничего, кроме него и его разума.

Амит не знал, сколько прошло времени, не знал, что прошло четверо суток, не знал, что вот уже два дня весь монастырь стоит на ушах и пытается его найти. Он не думал об этом.

Оставаясь наедине со своим разумом, растворенным в окружающей его воде, он сам не мог толком сказать, о чём думал: беспорядочный поток перебивающих друг друга мыслей, возникающие из неоткуда образы утонувших воспоминаний. Его первая любовь, веселая жизнерадостная девчонка, мечтавшая о поцелуе и потому переставшая с ним гулять. Первая драка со Стижианом, когда расцепить их смогли только два старших монаха. Их нередкие споры. А иногда была и просто тишина.

И опять этот треклятый Стижиан. Пяти лет Амиту было мало, чтобы понять – если бы не его козни, никто бы никогда и не узнал, что Стижиан – сильнейший монах. Конечно, когда-нибудь это бы стало понятным, но не в монастыре. И Тео с Млинес… Она вечно хихикает, он ей вечно поддакивает, и несмотря на многочисленные просьбы Амита расселить его и Стижиана по разным комнатам, их все равно оставляли жить в одной келье. Почему? Видимо, Млинес очень уж сильно старалась их сдружить, интересно, кстати, зачем? Они что, подвиги вершить будут вместе?

Стало тихо. Подозрительно тихо. Тишина была столь противоестественной, что даже Амит, хоть он по сути находился в состоянии толи сна, толи медитации, услышал эту тишину. Не было ветра, воздух будто застыл, но не это пугало: не было слышно звона водопада. Вода исчезла, исчезли её капли, воздух, казалось, замер. И так несколько часов, бывшие для Амита считанными секундами:

– Знаешь, одна девчушка из Монтэры регулярно собирает здесь цветы. Сегодня она прибежала домой вся в слезах, в истерике, тянула папу за руку и сказала ему, что сказочный дух реки покинул озеро, и вода улетела в небо.

Голос Млинес не просто разрезал сладкую тишину, он скомкал реальность словно тонкий лист бумаги и сжег его. Затем молодой монах услышал, как по поверхности воды пошли круги, как мастер приближалась к нему, к камню, на котором он сидел.

– И мантию утопил… ну что за ребенок.

Амит открыл глаза и уставился на свои колени, на складки кожаных брюк, где застыли капли воды. Сам он был бледен, с опухшими веками и огромными мешками под глазами, приобретшими красно-синий цвет.

– Судя по твоему нездоровому виду, ты здесь как раз с тех пор, как мы тебя ищем. Впредь, если захочешь остаться наедине с собой, ты предупреждай, хорошо? – Послушался громкий всплеск воды и на свет показался промокший, но ничуть не пострадавший от этого плащ. – Ну вот, – Млинес без труда тряхнула его, – зато теперь он точно чистый, –  и кинула на плечи Амита. – Ты… – Сощурившись, она посмотрела наверх и улыбнулась. – Тебе следует почаще единиться с природой.

– Как вы узнали где я? – Спросил он, и, не узнав свой голос, прокашлялся. – Так как?

– Амит Амфитеа Ронора Лоури, ты забыл, кто я?

– Нет, простите, Сен-Ин. – Он продолжал отупело смотреть на свои колени. – Мне… Я не думал, что прошло столько времени. Прошу прощения. – Амит попытался пошевелить шеей, но та будто окаменела. – Что-то крепко здесь задремал. Сколько прошло времени?

– Четыре дня.

Ученик сглотнул, не поверив своим ушам. Для него прошла всего пара часов, но вот постепенно, усталость тела и спазм в мышцах стали говорить о себе.

– Я знала что ты здесь, но решила что тебе стоит побыть наедине с собой. Видеть как из-за твоей ошибки друг истекает кровью – та самая причина, чтобы что-то в жизни переосмыслить. – Она подняла вверх голову, чего Амит пока сделать не мог, и улыбнулась. – Твои же размышления привели тебя к интересной развязке. – Скажи мне… Ты давно видел свою розу? Или у вас, у старшеньких, не приятно ходить в розовый сад?

– Давно. Несколько лет прошло. Там не на что смотреть – моя роза уже давно цветёт на пределе возможностей.

– Верно, алая часть твоей розы действительно на пределе. – Млинес села рядом, тоже в позу лотоса, и Амит сразу не обратил внимание на что на камне, где он сидит, сам-то помещается с трудом, а мастер сидела на поверхности воды, абсолютно не подавая виду.  – Но иногда в нашем саду растут синие розы. Видел такие?

– Нет, никогда. Слышал, что такие бывают, редко, может, одна-две в поколении, но что они означают я не знаю. Вроде, это розы целителей.

– Амит, – Млинес, заулыбалась, но тут же скривилась мордочку – забыла о том, что если она может ходить по воде, это не значит, что её одежда не промокнет, – на твоей розе появился один синий лепесток. Даже не синий, а голубой. Наверное даже бирюзовый.

Монах молчал, продолжая смотреть куда-то вперед, сквозь чистую воду, где виднелось дно, усыпанное мелкими камушками. Он все ещё спал, или же находился в полумедитативном состоянии, и лишь часть его сознания пребывала в реальном мире. Млинес пристально смотрела на него, а потом снова подняла голову к небу. Сразу и не заметно, но солнце над этим местом было несколько более тусклым, чем вокруг. Несмотря на ясный солнечный день и утихший водопад, на находящихся рядом с ним двух монахов падала огромная бесформенная, полная движения тень:

– Целители Сияния, не боевые монахи, действительно редкость, но они учатся не в Монтэре. Ты не целитель, Амит. Не бывает целителей, которые могли бы сражаться так хорошо, как ты. И не бывает монахов, которые смогли бы исцелять серьезные раны людей. Ты медиум, Амит. И хочу заметить, чертовски сильный.

– Чушь… Медиумов не существует. – Прыснул тот. – Да, вас иногда называют медиумом, но как по мне, это больше из-за того что вы женщина. Единственная женщина в истории монастыря. Медиумы же, согласно мифам, должны обладать необыкновенной силой, больше магической, чем монашеской. Собеседники духов, так их называют. Якобы, медиумы могут готовить с сущностями внутри наших душ. Я хорошо знаю историю и прекрасно помню, что произошло, когда триста лет назад родился первый якобы «медиум». Сначала они хотели провозгласить его новым богом, а теперь убивают во имя его…

– Вообще-то, ты сейчас говоришь о двух разных людях. Не надо путать первого медиума и Пророка. Во имя Пророка и его пророчеств люди нашей масти натворили множество глупостей, но Пророк не был медиумом. Медиумы не могут видеть будущее, и лично я убеждена, что никто не может. Мы же… хороши в другом ключе.

– «Мы»? – Улыбнулся Амит. – Я могу поверить в то что вы – действительно медиум, но тогда, природа сил этого класса известна вам одной, и среди живущих, кроме вас нет никого, кто мог бы рассказать об этой силе. Для меня медиумы – нет более чем сказка, миф. А я – просто монах, не самый сильный.

– Меня всегда умиляла твоя зависть Стижиану. – Улыбнулась медиум. – Да, его сосуд способен удерживать куда большие объемы сияния чем кто-либо из когда-либо живущих, но знал бы ты какие у его силы сложности с освоением и контролем. А вспомни его наказание? Ты видел, сколько было крови? А это при том, что у твоего соседа – самый высокий показатель регенерации. Но стоит потерять две капли максимального объема сосуда – и всё, прощай фактор исцеления.

Амит молча слушал, сверля взглядом воду.

– У Тео когда-то была такая же проблема, проблема всех сильных учеников с большими сосудами. Они привыкли полагаться на силу и уже не воспринимают всерьез угрозы негатива, для них облака и их энергия – просто мошкара, а сами они ощущают себя факелами против неё. Стижиан такой же. Он привык, что его тело неуязвимо и дух его безупречен, и чем всё обернулось? Бесстрашие – худший враг монаха.

Щурясь, Млинес наблюдала за учеником, пребывающим в большей степени где-то в своём подсознании.

– Ты же, Амит, случай интересный. Твой сосуд немногим меньше, чем у Тео, но ты выбрал эталоном сравнения человека, признанного владельцем аномального объёма сосуда даже по меркам магов. Принял, и решил что ты и вполовину не так силён. Ты как-то спрашивал, почему я никак не расселю тебя и Стижиана? Так вот знай. Твой дорогой сосед сделал тебя лучшим выпускником. – Она улыбнулась, а Амит и бровью не повёл на комплимент, хотя медиум была уверена, что тот все эти годы только и ждал её похвалы. – Боясь быть слабее Стижиана, ты стал искуснее его. Оба Ветру они как медведи, бьют наотмашь, и чем сильнее – тем лучше, ты же, – мастер сделала паузу, – научился тонкостям управления сиянием, ты стал управлять им почти как маг, и порученную тебе работу ты выполняешь как маг. Изучаешь, исследуешь и ищешь пути решения проблемы, и лишь потом действуешь. Многие монахи поступают именно так, но… Танец Четырнадцати, что ты провёл в Моисне, убедил меня в твоём мастерстве и я хотела предложить тебе остаться в монастыре для дальнейшей подготовки к рангу мастера.

И на это Амит никак не отреагировал.

– Но потом, я увидела твою розу, и выкопала её. Послушникам незачем знать о синей розе. Моё рождение принесло Монтэре достаточно проблём в своё время, принесло и мне, ещё одна синяя роза может навлечь беду и на тебя.

– Мастер, я…

– Я уже поняла, что ты не веришь в сказки о медиумах. Это справедливо, ведь о нас осталось очень мало записей в истории. Знай же, я – Млинес, именуемая Бессмертной, второй медиум земли Оранской. А ты, Амит Лоури, – третий. Подними голову.

И он, к своему великому несчастью, поднял. Сон тут же как рукой сняло: сознание кинулось обнимать реальность, а Амит наконец узнал куда исчезло журчание водопада. Несколько тонн воды, вместо того чтобы падать вниз, поднимались вверх, и тонкая струйка ещё продолжала переплывать по воздуху от водопада к бесформенному скоплению воды в паре метров над головами монахов. И когда Амит наконец-то проснулся, вся эта ледяная журчащая масса, до того мгновения скапливавшаяся над ним, вдруг рухнула ему на голову.

Камень, на котором он сидел, раскололся и провалился вниз, вместе с не успевшим ничего понять монахом. Млинес же, демонстрируя будущие способности Амита, поставила средней мощности барьер, так что эти пара тонн воды её даже не задели:

– Интересно, правда? – смеялась она, пока Амит откашливался и тер лицо. – Фактор стресса часто будит дремлющие силы, и риск жизни твоего друга, – она акцентировала это слово, – как раз подобающие событие. Ты заставил реку течь вверх, и это уж точно не способность монаха…

– Вы сказали, – проговорил он, переводя дыхания, – что я медиум, это значит я впал в транс и заговорил дух реки?

– Какой сообразительный. В точку!

– Постойте… – Амит делал глубокие вдохи и выдохи – сердце колотилось как сумасшедшее, – так вы и правда… правда медиум? Настоящий медиум?

– Да, ты что, сомневался? Ты будешь вторым из ныне живущих, и третьим по счету. – Млинес глубоко вздохнула и посмотрела на Амита так, как не смотрела никогда прежде. – Так что с твоим рангом мастера придётся повременить, мне тебя много нужно научить. Но это мы обсуди позже. Сейчас давай вылезай отсюда и иди ешь. Четыре дня в трансе тебя должно быть очень сильно вымотали.

– Четыре дня?! – Амит будто услышал это в первый раз.

– Четыре дня. – Подтвердила та, уже сойдя на берег. – Когда отдохнешь, иди к Тео. У него к тебе разговор.

Глава шестая.

Тео пребывал в своем кабинете, стоя у окна. Он не видел, но почувствовал как Млинес часов двенадцать назад использовала барьер, и почти во весь голос рассмеялся, представив выражение лица Амита в момент, когда на него рухнули слои воды.

Вечерело.

Тео с ногами залез на подоконник, приоткрыл окно и пошарил рукой где-то внизу в поисках бутылки вина. Пьянство, конечно, на работе не приветствовалось, но с утешающими мыслями о том, что уже вечер и рабочий день как бы закончился, Тео вытащил зубами пробку из горлышка бутылки, но не успел сделать и глотка, как увидел Амита, шедшего из спального корпуса в этот. И должно быть, именно к Тео.

– Звали, мастер? – вошел в кабинет потрепанный, забывший расчесать свои далеко не короткие волосы Амит. – Прошу прощения, я только проснулся.

– Да ничего. Глянь-ка на стол. Этот набор юного каллиграфа нашли у тебя в комнате, и он точно не принадлежит твоему соседу: у него, знаешь ли, неземной почерк, нечитаемый вообще… – Тео поставил бутылку под окно и спрыгнул с подоконника –  Амит же, убрав руки за спину, спокойно смотрел на отцовский набор карандашей и чернил с набором перьев. – И ещё нашли оригинальное письмо с экзаменационным заданием пятилетней давности для Стижиана, и тоже среди твоих вещей.

Амит громко цокнул языком и улыбнулся, закатив к потолку глаза:

– Я балбес…

– Есть немного. – Кивнул мастер. – Видимо забыл об обыске, который проводится в комнате провинившегося. Амит… Ты не глупый ребенок, а умный, очень даже умный, талантливый, способный. И когда Млинес показала мне синюю розу я был горд как никогда. Ты не представляешь, на что будешь способен через два-три года. Я, конечно, буду с радостью учить тебя в будущем, если ты захочешь остаться в монастыре в рангах мастера…

– Но?

– Но ты видимо забыл, что я обещал спустить три шкуры с человека, виновного в том, что мой сын чуть было не погиб. И будучи мягким и добрым наставником, каким меня считают коллеги, я поставлю перед тобой выбор: ты можешь покинуть монастырь прямо сейчас, или ты можешь попытаться повторить подвиг Стижиана: – Тео сделал небольшую паузу и посмотрел Амиту прямо в глаза, – пробраться в Склеп Трех Королей хотя бы на третий уровень, четвертый это уж чересчур, и принести мне оттуда мантию Второй Жертвы, знаешь, черный такой, с белыми рисунками. Справишься – я позволю тебе остаться в монастыре.

– Но мастер… – взмолился Амит, крепче сцепив руки за спиной, – вы же знаете, что я не смогу.

– Это не мои проблемы, Лоури. За свои поступки надо отвечать, а ты дважды, пусть один раз это было случайностью, пытался прикончить моего сына.

– Я не хотел, ни в первый раз, ни во второй. Тогда я понятия не имел что он туда полезет, думал, струсит, и всё!

– Мне не интересны твои оправдания, Амит…

В коридоре послышались громкие быстрые шаги, и через пару секунд в комнату ворвался юный послушник:

– Мастер Тео, – поклонился он ему, потом повернулся к второму монаху в комнате, – приветствую вас, Во’Сен Лоури.

В монастыре ещё не знали о синей розе, Млинес позаботится о том, чтобы это оставалось тайной как можно дольше, но об особом статусе монаха Лоури уже шептались, так что послушник обратился к нему как люди обращаются к сильным монахам.

– Меня просили передать, что Стижиан пришел в себя, – пробурчал послушник.

– Спасибо. – юнец поклонился и вышел. – У тебя два дня, Амит. – Тео переметнул свой взгляд на новоиспеченную знаменитость. – Два дня, или ты будешь исключен, и ничто не заставит меня передумать.

– Я понял вас, мастер.

– Как ты себя чувствуешь?

– Оу… Как человек, который проспал несколько суток. – Стижиан никого не стесняясь зевнул, широко открыв рот, и потянулся: серебряный крест, так и болтающийся на руке, ударил его по лбу. – Я бы ещё поспал. Пару деньков. – Он приподнялся, схватившись рукой за подоконник, и заглянул в окно. – Ох, сейчас утро или ночь?

– Вечер. Половина десятого. Спина не болит?

– Да какой там, вообще не чувствую. У меня же отличная регенерация. Только в толк не возьму, почему так быстро силы вернулись, не просветишь?

– Кристаллы Масмуне.

– У-о-у, как Млинес только согласилась их для меня купить, с учетом того, что я тут теперь формально не учусь?

– Что? Стижиан, что за глупости, ты что, не помнишь?

– Не помню чего?

– Ты после пятидесяти ударов, при немалой кровопотери умудрился с неимоверным пафосом надеть плащ и свалиться в трех шагах от колонны…

– Да? – Стижиан почесал затылок и улыбнулся. – А я хорош! – Он засмеялся и принялся теребить в руках крест. – А где сами кристаллы?

– Млинес из отправила изготовителю. Да, я сначала тоже сделал такие же удивленные глаза, но видишь ли, после десяти лет общения на равных с этой чудесной женщиной, мои подсчеты подсказывают мне что ей лет триста, если не больше. И по её словам, она знавала Масмуне когда та ещё академию-то не окончила… И кстати владельца твоего креста она тоже знала. Знаешь, что это? У Млинес сейчас нет свободного времени, так что просвещать тебя буду я…

– Этот крест был создания на четвертом уровне. По шумам ореола он был очень похож на демона, и честно говоря я не думал, что получится его убить. Это все твой чудо-посох. Кстати можешь его забрать, мне по-прежнему не нравятся посохи. И ещё, я так и не понял – там на четвертом уровне стоят мощные негаторы или же это демон выкачивает из "гостей" силу? И ещё…

– Тихо-тихо, спокойно. Во-первых – существо, которое ты уничтожил, было сильнейшим оранским магом четвёртого столетия. Имя его теперь наверное известно одной лишь Млинес, а потому в истории осталось прозвище Майхем.

– Ну и имечко.

– Да. Суть в том, что он относился к редкому виду магов – к элементалистам…

– Да все оранские маги – элементалисты. – Стижиан поднял подушку, прилег на неё и с нечеловеческим аппетитом приступил к поглощению всего, что было на подносе, на тумбочке.

– Ты не понял, Стижиан. Есть несколько факультетов, один называется так – факультет стихийной магии, где ученики изучают и подчиняют себе ту или иную стихию. Но есть ещё один класс магов, не очень многочисленный, хотя далеко не такой редкий как среди нас медиумы – это разностихийники. Маги, способные использовать все четыре стихии. И неформальным символом этих магов стал четырехгранный серебряный крест. Хотя вообще-то они не серебряные, а лроновые. Если ты забыл – напомню. Лороновая сталь – не редкий, но очень дорогой металл, который тяжело поддается обработке. Он лучше всех впитывает магию и на нем можно выследить любой след – годы, мощь и другая магия не стирают из него воспоминания о прежних хозяевах. Эти кресты стали мощными накопителями, так что их стали передавать от учителя к ученику, но, поскольку таких магов всё же мало, некоторые из них так и не передали свой артефакт.

– И поэтому он привязался к тому, кто лишил жизни его предыдущего хозяина?

– Не только… Тут, видишь ли, целый ряд сложностей. Во-первых: абы кого крест бы не принял. Не забывай, что оранский маг сумевший запечатать склеп – это тебе не заурядный троечник академии, которым лицензию то из жалости выдают. Нет. Майхем оставил на кресте свой отпечаток, и человека, слабее чем предыдущий хозяин, крест бы не принял. Во-вторых, если верить словам и опыту Млинес, крест ты не сможешь снять до самой своей смерти, ну только если ты не воскреснешь потом.

– А в чем польза от этого накопления?

– Старинные кресты, побывавшие в руках нескольких магов, усиливают заклинания того или иного элемента природных стихий. Будь ты магом, это было бы полезно, но тебе, скорее всего, он будет только мешать. И возможно, теперь в применяемых тобой приемах, каких-либо заклинаниях даже сияния будет проскальзывать стихийная магия. – Тео – криво улыбнулся и стащил с подноса несколько сухариков, которые лежали рядом с черным хлебом.

– То есть мне теперь придется прикрывать рот и нос, когда буду чихать? А то так и пожар может случиться.

– Или наводнение…

– Кстати, – спустя пару минут громкого чавканья спросил Стижиан, – а какая настоящая фамилия мастера Млинес? Может она упоминалась где. Триста лет возрасту,  – прыснул он, – подумать только.

– Понятия не имею. Честно говоря, я сомневаюсь, что Млинес – её настоящее имя, что уж говорить о фамилии. И лучше не спрашивай у неё, даже не помышляй – если эта женщина скрывает своё настоящее имя, на то есть причины.

Тишина и чавканье. Время перевалило за полночь, на улице было тепло, и Тео рискнул открыть окно, несмотря на недовольное лицо дежурного послушника. Подул легкий ветерок, и палата наполнилась свежим, теплым воздухом, несущим запах роз:

– Романтика… Помню в городе Кайлинн были такие же вечера: теплые, черные, а во время фестивалей воздух пропитывался сладким дурманящим запахом алкоголя.

– Ты бывал в Кайлинне?

– Да, был. Девятнадцать лет назад, ну или около того. Зря набираешь в грудь воздух, выговариваться сейчас буду я. Видишь ли… Я был молод. Был такой же, как ты – учился в этих стенах, был преуспевающим учеником, меня любили наставники и не любили сверстники. И однажды Млинес отправила меня в Кайлинн… Богиня видит, как она тогда смеялась, будто знала, что я там натворю. – Тео приложил руку к голове, а другой уперся к окну.

– Пап, ты в порядке?..

– Да. И насчет этого "пап". Ты хоть знаешь, как мне трудно это слышать? Ведь я поехал в Ринельский приют по просьбе Млинес, которой, видите ли приснился сон, не дававший ей покоя. И отправила она именно меня, и там я встретил тебя.

– Это ты сейчас вообще к чему?

– Стижиан, я, как и ты, за несколько месяцев до своего восемнадцатилетия стоял у мраморных колонн и получал свои пятьдесят ударов плетью по спине.

– Ну, об этом можно было догадаться по выражению лица Млинес…

– Не перебивай меня! – Тео чуть повысил голос, но тут же понизил его обратно. – Стижиан. Там, в Кайлинне, девятнадцать лет назад у меня была связь с женщиной. Не спрашивай её имени, не спрашивай про её голос или какие-то черты лица – я был настолько пьян, что не помню ничего о ней, ничего, кроме того, что мы с ней были вместе. Молчи. Ничего не говори. Ты у меня мальчик сообразительный, и несмотря на недавнюю кровопотерю, должен уж догадаться, что есть нешуточная вероятность того, что твоим  кровным отцом являюсь именно я. Но это лишь маленький шанс. Предположение.

– Да какая разница? Кровь кровью… Вон Эйра мне кровная мать, и что? Сбагрила меня в приют, чтобы я не раздражал её муженька и их подрастающее в утробе чадо.

– Млинес того же мнения… Постой, – Тео нахмурился, –  у тебя могут быть младшие брат или сестра?

– Или и то, и то. Хе-хе. – Стижиан расправил одеяло и попытался опустить затвердевавшие ноги на пол. Пол оказался холодным, а ноги совершенно отказывались слушаться, и максимум чего Стижиан смог добиться это переход из положения лежа в положение сидя. – Пап, мне все равно, чья во мне кровь. Я и о матери то вспоминать не люблю, и честно говоря, единственное, что меня сейчас беспокоит, это никак не моя родословная, а мои ноги. Ауч…

– Кровообращение нарушено? – Тео отошел от окна и присел рядом с сыном.

– Да.. Завидую я оранским медикам – у них есть препараты разгоняющие кровь.

– Деточка, твое тело способно излечивать такие раны, на которые у оранских зубрил ушло бы не меньше месяца. Но, да, кристаллы восстановили твой сосуд, а не твое тело. Регенерации нужно время на разгон. Надо бы ещё с полчасика подождать, пока всё в норму придет.

– Полчасика… Представить себе не могу, как солдаты живут – он любого пореза, любой мелкой раны могут умереть!

– То, что для тебя мелкая рана, для солдат и вообще для любых людей – смертельная потеря крови, болевой шок и ещё несколько десятков слов, которые я сейчас не вспомню

– Больно-то как… Мне кажется, наказание прошло легче, чем этот отек.

– Стижиан, я не понимаю.

– Чего?

– Она же некрасивая.

– Кхм. – Он повернулся к отцу и грозно взглянул на него. – Неправда.

– Да нет, правда, она же плоская как эта кровать!

– У неё лицо красивое… И кожа нежная, волосы шелковые, от неё потрясающе пахнет…

– Ладно, ладно. После выпуска поедешь к ней? Она уже наверное в Оране.

– Да, придется ехать. Знаю, ты любишь рассказывать о легкости первой любви, но мне все равно будет нечего делать…

– Нечего делать? Дитя моё, на западе республики голод, а на юге сошедшие с ума отряды инквизиторов огнем и камнем проповедуют мир и благочестие. Поверь, тебе будет чем заняться…

– Огнем и камнем? Ах да, их тоже не учат владению холодным оружием. И что же они сейчас учиняют?

– Пока что – ничего. Точнее как, они проповедуют, запугивают, кое-кого наказывают… Кое-где горят огни белых костров. Я сам не много знаю, но этот их Пророк, эта политика… Не забивай голову. Инквизиция отвечает перед Оранским сенатом, а покуда Орана находится под контролем академии магии, инквизиторы ничего страшного не выкинут. Я надеюсь.

– Отец… Они правда убивают невинных людей? Со мной инквизиторы обычно не спорят, просто удаляются.

– Я не рискну судить действия инквизиции, Стижиан, но даже последняя тварь, чтобы она не вытворила, даже если в ней от человека осталась лишь история, даже его жизнь, его душу, его Сияние стоит попытаться спасти. Я не говорю о людях, чья вина несущественная или, тем более, выдумана. Инквизиция делает что может и часто – что хочет. У них обширные связи и ты знаешь, что власть адепта Сияния выше закона, когда нависает угроза негатива. А кто говорит о ней? – Тео вздохнул. – Их много больше чем нас, монтэрцы везде не поспевают, а об очередной реформе пока не может быть и речи. Разве что… – Мастер подумал о молодом медиуме. – Пока никак.

– А что делать мне, если я с ними столкнусь? Ведь такое наверняка может случиться.

– Сообразишь! Ты сильнейший монах, ты им не по зубам. – Тео хлопнул Стижиана по спине, и тот тихо завыл. – Раны же вроде как зажили…

– Да, но кожа-то пока что тонкая! – Его лицо исказилось болью. – Как Амит?

– Задавать вопросы стоит более конкретно.

– Как поживает, где он и когда у меня появится возможность приложить его носом к столу?

– Думаю, не скоро. Видишь ли…

– О Богиня, – прошептал Стижиан, – что ты ему поручил?

– Успокой…

– ЧТО?!

– Слазить на третий уровень Склепа…

– Проклятье!

Стижиан вскочил с постели и вылетел из палаты раньше, чем Тео успел ему напомнить о больных ногах. Сначала, монах полетел в келью, но там было пусто. Амит заправил обе кровати и навел порядок, оставленный Милфом после обыска. Судя по всему, он кинул в сумку пару вещей и куда-то ушел. Оставался лишь один вопрос – куда? Найти кого-то кто уже возможно в соседнем городе – задача не из легких, но здесь Стижиану сопутствовала удача, и когда он выбежал из дверей центрального корпуса, ему на глаза попались светлые волосы Амита, быстрыми шагами чесавшего в сторону железной дороги:

– Лоури! – Крикнул ему в спину Стижиан. – А ну стой!

Златоволосый юноша остановился и скорчил очень недовольное и одновременно удивленное лицо. Амит не обернулся, он остался стоять спиной.

– Ты куда это собрался?

Вопрос остался без ответа. Амит как смог сильно стиснул зубы, пока его мозг пытался сгенерировать варианты выхода из положения, и, по-прежнему не произнеся ни слова, он продолжил идти вперед. Старательно придумывая варианты развития разговора и в целом завершения этой встречи, он как-то забыл то, почему он так сильно завидует соседу – тот силен и быстр.

А у Стижиана начала кипеть в жилах кровь, едва Амит продолжил идти к станции. Грозно хрустнув пальцами на ногах и парой позвонков на шее, он рванул с места и меньше чем через мгновение Амит уже лежал на земле, зарывшись в неё носом, с выкрученными за спиной руками. Лежа на животе, ему немалых трудов стоило дышать, он кое-как повернул голову на бок, набрал воздуха, но так ничего и не произнес.

Молчание.

Давя коленом на позвоночник соседа, Стижиан несколько минут делал медленные вдохи и выдохи, пока в его руках ещё оставалось напряжение. Амит даже не сопротивлялся, довольствуясь тем, что ему сразу не свернули шею. Так прошло несколько минут, неспешно растворяющихся в тишине, и только когда не успевшее вырваться бешенство в душе Стижиана снова уснуло, он ослабил хватку:

– Богиня видит, как я хочу надрать тебе задницу. И лучше молчи, а то набирая воздух земли наешься.

– Замолкни! – Рыкнул Амит, поднявшись на колени и отбрасывая Стижиана назад.

– Ты это мне говоришь замолкнуть?! Амит! – Стижиан поднялся на ноги одновременно с ним. – ТЫ что, решил бросить монастырь вот так вот, за несколько месяцев до выпуска?

– Да. Решил, и что?

– Ты всю жизнь мечтал стать мастером, и вот так вот легко сейчас уходишь?

– Легко? Тео велел мне повторить твой подвиг, о великий!.. А-А! – Амит не успел договорить, как Стижиан снова приложил его носом к земле и сжал руки.

– Ты балбес, Амит! Ты же мог дождаться пока я приду в себя и попросить помощи!

– Помощи? Ты что, не понял? Ты дважды чуть было не помер по моей вине!

– Ну, да, ты настоящая заноза в заднице, но к моей великой радости припадки глупости у тебя случались лишь дважды в моей жизни. Да не дёргайся ты, больнее будет! И не кричи, спят все. Так вот! Если бы ты тогда не отправил меня в Склеп Трех Королей то я бы сейчас не был таким богатым, у меня не было столь хорошей репутации и колоссального опыта. Что? Что такое? Ты думаешь, меня сильно раздражает что со мной никто не разговаривает? Ты мне сделал огромный подарок, когда распускал слухи и сплетни, натравливал на меня других послушников, и они меня не доставали. Амит, это настоящее счастье. Можно подумать, ты никогда не мечтал входить в столовую с высоко задранной головой в тишине, которая нарушается только лишь завистливым шепотом детворы? Вот видишь, меня аж на поэзию потянуло. Единственное, чего я тебе никогда не прощу. Нет. Две вещи. Во-первых: что ты решил бросить обучение. А во вторых,  – Стижиан сильно сжал руку, и зажатый между его коленом и землей Амит невольно застонал, – ты кретин.

Стижиан слез с обессиленного соседа и с наслаждением пронаблюдал за тем, как тот разминал почти обескровленную руку:

– Сиди тут и не дергайся. Я вернусь минут через пятнадцать: только плащ возьму, и найду ботинки…

– И прихвати чего-нибудь пожевать!  – Кинул ему вдогонку Амит, на лице которого сияла скромная усталая улыбка, подпорченная темной, сырой и очень невкусной землей.

– Он такой же балбес, как ты. – Улыбнулась Млинес, отняв у Тео бутылку вина.

– Мы это уже обсуждали.

– «У Трёх Королей»… нереально символичное название. Особенно если учитывать то, что тебя здесь в лицо знают. – Амит уже раз в тридцатый лез сумку чтобы удостовериться, что добытая ими мантия Второй Жертвы, спрятанная в одном из самых дальних углов лабиринта на третьем уровне склепа, действительно при нем, и что всё это – этот поход, эта энергия, которую он ощущал находясь там, что все это действительно было. – Поверить не могу…