Текст книги "Клуб заграничных мужей"

Глава 8

10 мая, понедельник

Костя в самом деле смог разбудить Верку, за что ему следовало дать орден или, по крайней мере, медаль, а за его ангельское терпение – еще один: мой брат принял на себя удар. Подружка не привыкла просыпаться раньше часу (а случалось, и трех, и четырех), поэтому в настроении была соответствующем. Все выплеснулось на Костю. На меня, я подозреваю, она орать не решилась, зная, что я не братец, терпеть не буду и отвечу достойно, так что мало не покажется.

Позавтракали мы довольно быстро, после чего загрузились в мою машину (Веркину уже забрали в автосервис) и отправились в подружкину квартиру. После ряда манипуляций мы свою внешность (в особенности Сашкину) здорово преобразили. Верка по ходу дела заявила, что нам было бы неплохо познакомиться с каким-нибудь гримером и позаимствовать у него кое-что из средств, используемых в работе. Но даже без гримерского реквизита у Верки нашлось немало интересного (хотелось бы мне знать: откуда и зачем?).

Сынок в скором времени оказался девушкой с рыжими косичками, Верка еще нарисовала ему на физиономии веснушки, зачатки усов сбрила ему сама, заявив, что так они будут лучше расти, потом слегка подвела ему глаза (это сынок делать не хотел, заявив: «Что я гомик, что ли?» Но Верка смогла его убедить: надо для пользы дела.) В джинсах он остался своих, Верка подкинула ему свою блузку (в мою он со своими широкими плечами влезть не смог) и выдала красный свитер с лилией на правой груди. Я заметила, что красный рыжим не идет, надо бы что-то зелененькое. Осмотрев Сашку, Верка со мной согласилась, нашла длинную кофту изумрудного цвета с пуговицами и кушачком (от матери, что ли, осталась?), в которую мы и облачили Сашку.

– Ну ты хорош, – сказала я.

– Хоть бы никто из знакомых не увидел, – вздохнул Сашка.

– Никто и не узнает, если даже увидит, – заметила Верка и посоветовала Сашке потренироваться говорить писклявым голосом, а вообще ему лучше молчать, изображая робкую девушку.

Я на этот раз выглядела поскромнее, не в своих элитных шмотках из бутиков, а в поношенных джинсах, Костиной рубашке и старом свитере, давно валявшемся в шкафу. Костя у меня никогда ничего не выбрасывает. Раньше я ругалась, а теперь, после того как мне неоднократно приходилось переодеваться для разных вылазок, думаю: молодец, братец, в жизни на самом деле все может сгодиться, причем никогда не знаешь, что именно и когда. Косметику я не использовала, так что выглядела, с моей точки зрения, на три с плюсом, ну, может, на четыре с минусом. Верка без косметики оставаться не желала, физиономию накрасила, только гораздо меньше обычного. Мы надели штормовки, а не наши роскошные плащи, чтобы не выделяться среди прихожанок. Правда, мы еще не знали, как выглядят те. Ведь если это церковь Святого Дона Жуана, то ждать можно чего угодно.

Думаю, не стоит упоминать, что мы были вооружены: как и всегда, у меня в особом кармане джинсов находилась одна из «ручек», вторая покоилась в сумочке, где также лежала и «пачка сигарет»: кто знает, курю я или не курю? Ведь на физиономии не написано. Поскольку Верка была в пиджаке, она спрятала под ним «беретту», глушитель опять положила отдельно, на этот раз – в карман. Затем подружка задумалась, куда бы пристроить гранату, но места на себе не нашла. Гранаты взял Сашка, развесив на поясе под свободной кофтой. Потом сынок уговорил меня все-таки положить одну в сумочку. Подумав, я последовала совету. Свой сотовый на всякий случай отключила, но с собой взяла, опустив в карман штормовки.

Готовые к бою, мы тронулись в путь.

Машину, естественно, решили оставить подальше от нашей цели: не стоит привлекать внимание новенькой «жирной» «БМВ». Пару кварталов пришлось прогуляться пешком. Уже выйдя из машины, я вдруг вспомнила, что Веркин кожаный плащ (то есть один из них), который я в свое время забрала из больницы (во время первого этапа лечения – от пулевого ранения), лежит у меня в багажнике: Костя отмывал кровь, а я ей его везла несколько дней и так и не довезла. Верка покинула больницу в более легкой одежде в самый теплый майский день.

– Не забудь его сегодня у меня забрать, – сказала я подружке, потом повернулась к сыну: – А ты напомни, если мы вдруг забудем.

– Номер дома этот. – Верка остановилась как раз под цифрой.

Я тоже помнила, что Лена называла именно его. Дом был совсем обычный, ничем не выделяющийся, мрачного коричневого цвета, шестиэтажный, без балконов, лепнины и статуй. Он определенно строился как жилой, правда, я не исключала, что теперь в нем могут располагаться и офисы. В доме имелась арка, по всей вероятности, следовало идти туда.

Мы пошли. По пути в полной мере насладились запахом мочи, как кошачьей, так и человечьей, видом ям и колдобин, а также небольшого количества мусора, валяющегося тут и там.

Двор, в котором мы очутились, казался несколько странным. По крайней мере, раньше в таких мне бывать не доводилось, хотя не исключаю, что и в других местах нашего города здания ставили таким же образом. Четыре дома составляли неровный прямоугольник, а в центре стоял еще один, наподобие точечных в новых районах, только в этом насчитывалось четыре этажа. Он был окрашен в желтый цвет. «Цвет случайно не соответствует содержанию?» – пронеслась мысль, но я не стала углубляться в размышления: выясним опытным путем.

Мы не встретили ни души, даже дворовых кошек и собак, и тех не наблюдалось. Помойку мы тоже не заметили. Или теперь в эти места мусорная машина приезжает, а жильцы выносят к ней отходы?

– Давайте по дворику прогуляемся, – предложила Верка.

Мы сделали круг почета, внимательно приглядываясь к окнам. На большинстве висели занавески (обычные), поэтому можно было сделать вывод, что здесь живут люди. Кое-какие окна были завешены черными плотными шторами, причем эти окна встречались не в одном месте, а во всех домах. Ни из одного не неслось звуков музыки, криков скандалящих соседей или родственников, вообще ничего. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были звуки машин, проезжающих по улице, откуда мы пришли. Во дворе, кстати, мы нашли только гниющий «Запорожец», да еще в одном месте валялась какая-то гора железного хлама. Чем она была изначально, определить по теперешнему виду не представлялось возможным.

– Ну и что дальше? – спросил Сашка после того, как мы сделали круг и снова застыли перед аркой (со стороны двора). – Полезем куда-нибудь или домой поедем?

– Зря я, что ли, сегодня в такую рань вставала?! – воскликнула Верка. – Конечно, можно было бы нормально выспаться и идти ночью, как обычно… – добавила она.

– Мне завтра на работу, – напомнила я. – Так что если лезть, то сейчас.

– Мам, у тебя отмычки с собой? – уточнил Сашок.

Отмычки остались в машине, в сумочке у меня лежали только пилка для ногтей и маленькая отвертка, поэтому я предложила для начала просто попробовать двери парадных (пока мы не знали, заперты ли они), а потом, в случае необходимости, вернуться к «БМВ», где в багажнике находится полный набор взломщика.

– Откуда начнем? – спросила Верка.

Сашка уже оглядывался по сторонам, а затем предложил с «точки». Но у меня было другое мнение. Странную «точку» следовало оставить напоследок, а пока прогуляться до самого дальнего от арки парадного, в котором было больше всего обычных занавесок на окнах, и зайти туда. Кстати, на том парадном, на единственном, я видела планку с номерами квартир. Я предложила зайти в любую квартиру и познакомиться с жильцами. Если не удастся добрым словом, разговорить их рублем: судя по виду домов, здесь должны были оставаться коммуналки.

Мы отправились в указанном мною направлении, нашли дверь в парадное открытой, снова насладились еще более резким запахом мочи и какой-то тухлятины. Однако запаха готовящейся еды не почувствовали. Потолкавшись внизу и прочитав несколько надписей, документирующих жизнь аборигенов, как когда-то в наскальных рисунках оставляли для потомков сообщения о жизни в пещерах, мы поднялись на площадку первого этажа, где увидели две двери.

– Звонить будем или дальше пойдем? – шепотом спросила Верка.

– Давай уж с самого начала, – ответила я после секундного размышления. – Чего тянуть-то?

Я позвонила в ближайшую к лестнице дверь. Звонок гулко отдавался в глубине квартиры, никаких шагов не послышалось. Подождав с минуту и позвонив еще разок, мы решили попытать счастья с другой дверью – и добились точно такого же успеха, то есть никакого.

Я предложила идти выше.

На втором этаже нам повезло больше: дверь открыл дед (может, он и не дед, но так выглядел), оглядел нас осоловевшими глазами, потом сам у себя спросил, троится у него в глазах или нас в самом деле трое. Судя по блаженному выражению лица, он был верным поклонником святого зеленого змия. Верка, забыв о том, как она сейчас выглядит и что перед нею не клиент, изобразила профессиональную улыбку и поинтересовалась, не пригласит ли нас котик в гости. Качаясь, несмотря на то что он держался двумя руками о дверной косяк, мужик опять спросил себя, не «белочка» ли к нему пожаловала.

– Мам, о чем это он? – прошептал мне в ухо Сашка.

– Наверное, о белой горячке, – ответила я, как раз задумавшись о различных образах упомянутой дамы. Надо будет с братцем поговорить на эту тему, провести, так сказать, воспитательную работу, а то, судя по количеству потребляемого пива, она и к нему должна скоро пожаловать. Надеюсь, конечно, что не в моем и не в Веркином облике. Хотя братец, наверное, предпочтет в подружкином.

Верке, самой нетерпеливой из нас, надоело стоять в дверях, она легким движением руки мужика подвинула, одновременно его подхватив, чтобы не упал, оторвавшись от косяка, и мы все проследовали в квартиру, хотя, признаться, назвать это стойбище таким словом язык не поворачивался.

Квартира состояла из трех комнат. В коридоре стояли какие-то баулы и полосатые «челночные» сумки, ими же была полностью забита одна комната и часть второй. В третьей комнате жил встретивший нас хозяин квартиры – или кто он там был. Спал он на продавленном диване, без постельного белья. В комнате также имелись стол, колченогие стулья в количестве шести штук, шкаф, комод, вешалка. Кругом было полно пустых бутылок: из-под дешевого портвейна, водки, а также маленьких бутылочек из-под медицинского спирта. Почему-то хозяин их не сдавал, хотя, судя по его уровню жизни, мог бы получить целое состояние.

Верка провела мужика к дивану и уложила, сама села на краешек.

– Белочка, какая ты красивая! – сказал мужик, глядя на Верку.

– Я знаю, – ответила подружка, никогда не страдавшая комплексом неполноценности.

Я тем временем отправилась на исследование квартиры на пару с сыном. Заглянув в тюки и сумки, мы обнаружили гору ширпотреба (китайского, турецкого или еще какого, сказать не могу: не специалист).

Но, значит, здесь кто-то живет? Или использует квартиру как склад, что наиболее вероятно? С другой стороны, как не боятся оставлять это добро (а ведь для кого-то оно определенно имеет ценность) с таким «охранником»? Ведь пропить может, впустить кого угодно, кто украдет или спалит товар.

Я решила, что мы должны каким-то образом привести мужика в чувство и допросить, так как пока никаких других живых душ поблизости не обнаружилось. Мы с Сашкой вернулись в комнату, где он жил. Когда Верка на меня глянула, я пожала плечами, взяла стул и пододвинула к диванчику. Сашка последовал моему примеру.

– Как тебя зовут? – спросила я у мужика.

Он представился Николаем, Васильевичем по батюшке.

– И что, Николай свет Васильевич, один тут живешь? – поинтересовалась я. – Али соседи имеются?

Из сумбурного рассказа Николая Васильевича мы выяснили, что раньше в квартире народу было много, целых три семьи, всех жильцов перечислить он не мог, да и они для нас значения не имели. Потом некие Никифоровна и Сашка-химик получили отдельные квартиры. У Николая Васильевича умерла мать, с которой он проживал в одной комнате, а в двух других поменялось по нескольку жильцов. Я затрудняюсь сказать, за какой период времени, да и сам Николай Васильевич, пожалуй, воспринимал его несколько своеобразно. Хотя ведь оно вроде бы – категория относительная?

Он четко помнил, что последними его соседями оказались то ли молдаване, то ли цыгане, точно он определить не мог, а они ему паспортов, конечно, не показывали. Они и натащили в квартиру этих тюков, а потом сами исчезли.

– И давно? – уточнила я.

Николай Васильевич ничего вразумительного сказать не мог, но заявил, что «снег еще лежал». Он соседей ждал-ждал, потом стал потихонечку совать нос с тюки с барахлом и им приторговывать. На то и живет. Но каждый день ожидает возвращения соседей. Боится торговать, но что делать: есть-пить надо.

Выяснив про соседей по квартире, мы решили поинтересоваться у хозяина, кто обитает в подъезде. Николай Васильевич сообщил, что почти все квартиры в доме пустуют, кое-какие, правда, скупили неизвестные лица и делают там ремонт. Николай Васильевич даже свои услуги предлагал, но от них отказались. К нему в квартиру приходили, тут все осматривали, про тюки спрашивали и про хозяев. Тем посетителям Николай Васильевич ответил, что хозяева появляются только ближе к ночи.

– А нам почему по-другому сказал? – уточнила Верка.

– Ну разве можно тебе врать, Белочка? – выпучил на подружку глаза мужик. – Ты же и так все знаешь.

После еще пары минут общения я стала с удивлением понимать, что хозяин нас с Сашкой вроде бы не видит и не понимает, что в комнате присутствуют трое посторонних. Или Белочка была одна в трех лицах, главное – Веркино, с ним мужик и общался.

А те, кто спрашивал Николая Васильевича про соседей, ему не понравились. Белочка же ему очень даже нравится. Он ее раньше представлял страшной старухой.

– Не с косой случайно? – уточнила Верка.

– Не-е-е, Белочка, с косой другая, к ней мне еще рано, – погрозил Верке пальцем мужик.

В результате дальнейшего обсуждения, постоянно прерываемого отступлениями о костлявой, «белочке» и не относящихся к делу вещах, мы выяснили, что не только в доме Николая Васильевича, но и во всех других, составляющих неровный прямоугольник, старых жильцов почти не осталось. Он смог перечислить всех. Судя по называемым кликухам, они были приятелями Николая Васильевича и ходили друг к другу в гости с гостинцами в виде дешевой водки. Но большинство квартир или пустует, или ремонтируется, или там живут какие-то новые люди, со старыми жильцами не общающиеся.

– А в центральной «точке» что? – спросила Верка.

– А шут их знает, – ответил Николай Васильевич.

– Но кто-то там есть?

Мужик глубоко задумался, потом заявил, что голоса иногда слышатся. Судя по состоянию нашего нового знакомого, чего-то подобного и следовало ожидать. Мы с Веркой и Сашкой переглянулись, а потом я уточнила, какие именно.

Николай Васильевич опять задумался, а потом ответил, что там, наверное, поселились ангелы. Именно к такому выводу они пришли с Зинкой из второго подъезда и Михалычем из третьего, когда вместе «давили» пузырь. Из недр «точки» раздавалось пение.

– Ангелы ж поют вроде? А у нас тут петь некому.

После еще нескольких минут глубоких размышлений Николай Васильевич шепотом сообщил, что в «точку» также иностранцы заходят. Он сам лично видел и даже с одним разговаривал. Я тут же поинтересовалась, на каком языке. Николай Васильевич пояснил, что он обратился к мужикам, стоящим недалеко от арки, с просьбой закурить, один с сильным акцентом по-русски ответил: «Не понимаю». Остальные по-идиотски улыбались. Тогда Николай Васильевич жестами показал, что ему требуется, и ему презентовали открытую пачку сигарет, на которой было все написано по-иностранному и Минздрав ни о чем не предупреждал, даже о том, что лечить нечем. Табак оказался крепким, гораздо крепче того, к которому привык Николай Васильевич.

Пытали мы Николая Васильевича часа полтора, умаялись, но, признаться, толком ничего не выяснили. То есть полученная информация не приближала нас к разгадке тайны Святого Дона Жуана.

– Пора откланяться, – прошептала я Верке, прикидывая, направиться нам в «точку» сейчас или лучше наведаться как-нибудь ночью, например, в пятницу, перед выходными.

Верка заявила мужику, что она к нему еще зайдет, а пока рекомендовала поспать и забыть о сегодняшнем посещении.

– Ну как же я могу тебя забыть, Белочка? – спросил Николай Васильевич, в своей манере выпучивая глаза. Может, он так хотел произвести впечатление на особу женского пола? – Я тебя ждать буду. Заходи.

Он еще что-то бубнил, но мы не слушали, направляясь к выходу. Дверь за собой просто прикрыли, не запирая. Если Николая Васильевича до сих пор не обокрали, то и на этот раз навряд ли обчистят.

– Куда теперь? – спросила Верка на лестничной площадке.

Я решила, что смысла ходить по квартирам нет. Если уж идти, то прямо в «точку» и заявлять, что мы слышали про церковь Святого Дона Жуана и желаем стать прихожанками. Надо брать быка за рога, иначе ничего не добьемся. Ведь моя одноклассница называла этот адрес, а если в «точке» еще и поют… Кто еще может оказаться «ангелами»?

Мы вышли во двор, вдохнули не очень свежего воздуха и направились вокруг «точки»: вход в нее был со стороны арки. Во дворе опять не встретили ни души.

– Давайте тут постоим, – предложила Верка, останавливаясь у стены. – Мне перекурить надо.

Подружка закурила, а я вдруг обнаружила, что забыла сумку в квартире Николая Васильевича. О чем я думала? Сашка хотел предложить свои услуги, но я сказала сыну: «Ладно, стой тут», – и рванула к подъезду, из которого мы только что вышли. Судя по Сашкиным глазам, ему страшно хотелось сделать хотя бы одну затяжку, но при мне он явно не решался. Верка ему даст, а я не буду смущать сына.

Николай Васильевич спал сном праведника, громко похрапывая, моя сумка висела на спинке одного из стульев, я быстро прихватила ее и снова вышла на лестничную площадку. Может, дать Сашке время, чтобы запах дыма выветрился? Или чтобы он жвачку пожевал? И вообще, куда мне торопиться? А вот до последнего этажа прогуляться следует. В особенности если, по словам Николая Васильевича, тут никто больше не живет. Ремонт в выходной тоже навряд ли делают.

Я отправилась пешочком на шестой этаж (лифта не было), поглядывая на двери на площадках. Начиная с третьего, все были железные. Дверь на чердак оказалась открыта, и я решила заглянуть и туда, раз уж поднялась. На чердаке спугнула двух тощих кошек, рванувших куда-то вправо. В помещении висели старые бельевые веревки, которыми, по всей вероятности, давно никто не пользовался. Если не считать одной старой плиты в углу, никакой мебели тут не стояло. Также, к своей великой радости, не обнаружив ни свежих, ни полуразложившихся трупов, ни скелетов (даже в шкафах, так как таковые отсутствовали), я направилась к небольшому, давно не мытому окну.

Из него открывался вид на весь двор. Я тут уже увидела Верку с Сашкой, мило беседующих у одной стены, видела и часть арки, не закрываемую «точкой», и крышу «точки» (поскольку она была четырехэтажной, то с чердака над шестым хорошо просматривалась) с тремя старыми трубами. Я подумала, что неплохо бы прийти сюда с биноклем: тогда, не исключено, можно что-то увидеть в окнах соседних домов. Сейчас, обведя их взглядом, я не заметила ничего интересного. Все те же занавески и глухие шторы, ни одного любопытного старушечьего носа.

Но я слишком увлеклась разглядываем окон и пропустила момент, когда к Верке с Сашкой подошли два каких-то хорошо одетых типа средних лет один – полный и статный, другой – маленький и кругленький. Я увидела уже, как они разговаривают. Если смотреть со стороны, не слыша слов, беседа была мирной. Идти вниз или понаблюдать? Я решила понаблюдать.

И правильно сделала.

Через несколько минут откуда ни возьмись (или из «точки», вход в которую с моего наблюдательного поста я не видела?) вылетели шестеро бугаев и сграбастали моего сына и подружку. Я чуть не взвыла, прикусила губу и сжала кулаки, не в силах помочь самым дорогим мне людям, но потом одумалась и добавила про себя: пока не в силах. Дальше видно будет.

Верку с Сашкой куда-то потащили (я надеялась, что в «точку», а не на улицу), двое бугаев остались с хорошо одетыми мужчинами, которые жестами показали на дом, где пряталась я. Значит, Верка с Сашкой что-то сказали про меня? Или они поняли, что это «проповедники», и решили их предупредить, что сейчас к ним присоединится еще одна потенциальная «прихожанка»? Но оказалось, что у «проповедников» совсем другие намерения.

Двое бугаев рванули в направлении дома Николая Васильевича.

Я огляделась по сторонам. Додумаются ли они подняться сюда? Спрятаться негде. Но и вылезать отсюда я не собиралась.

Открыв сумочку, я приготовила гранату. Хорошо, что Сашка настоял, чтобы я ее прихватила. Что у меня есть? Одна граната, две «ручки» и одна «пачка сигарет». Негусто, конечно. Следовало бы, наверное, пистолетик прихватить. А я, идиотка…

Ладно, за неимением лучшего, как говорится…

Дверь в подъезд хлопнула. Я на цыпочках приблизились к двери, ведущей на чердак. К сожалению, изнутри ее было не закрыть. Но это даже мне на пользу: приоткрыв ее, я прислушалась. Если бы дверь закрывалась, делать этого я бы, наверное, не стала. Парни где-то внизу обсуждали, куда я могла подеваться.

Потом они стали подниматься по лестнице. Судя по комментариям, решили заглянуть «к этому алконавту».

Дверь хлопнула. Я затаилась.

Парни вернулись на лестницу через пару минут, матерясь на «алконавта», который все на свете пропьет и проспит.

Затем они пошли дальше, пытаясь ворваться в каждую из квартир. Все действия сопровождались колоритнейшими комментариями. Я была благодарна парням за это: они сообщали мне, что делают и что намерены делать дальше.

Но вот что предпринять мне?

Хотелось бы, конечно, побеседовать с мальчиками на разные темы, в первую очередь о том, куда дели Верку и Сашку, а также об организации или как там ее назвать, скрывающейся под весьма хитрым названием. Но, пожалуй, побеседовать не удастся. Придется первой наносить удар. Ведь лучшая оборона – это нападение, не правда ли?

Меня-то саму, пожалуй, не пожалеют, если прихватят. А мне еще спасать сына и подружку…

В общем, когда они стали подниматься по последнему лестничному пролету, я вырвала чеку из гранаты, распахнула дверь и швырнула ее. Сама тут же дверь захлопнула, отпрыгнула в сторону и рухнула на пол, закрыв голову руками.

Грохот взрыва заглушил вопль парней. Затем последовали новые звуки: на меня что-то посыпалось сверху, как я поняла в дальнейшем – куски досок с чердачного потолка, дверь сорвало с петель взрывной волной, правда, она и так держалась на соплях. Вообще мне показалось, что весь дом вздрогнул, хотя он и старый, построен в те времена, когда слова «гастарбайтеры» в русском языке еще не было.

Я лежала на полу, закрыв голову руками, и слышала, как где-то рядом что-то с грохотом падает вниз, падает и падает… На чердак просочился запах дыма, со всех сторон летела пыль. Криков больше не было слышно.

Я поняла, что мне нужно быстро вставать и сматываться.

Первым делом я выглянула в проем, который совсем недавно закрывала чердачная дверь.

Я увидела другой проем: части лестницы больше не было. И она продолжала осыпаться…

То есть этот путь отрезан.

Что остается?

Я рванула по пустому чердаку в том направлении, куда при моем появлении убежали кошки. Мои шаги гулким эхом отдавались в пустом помещении, а в той стороне, где осталась лестница, камни продолжали падать…

Пробегая мимо очередного окна и радуясь, что тут ни черт, ни я ног не сломаем (так как негде), я выглянула во двор: он был пуст. Отсюда мне была видна арка и часть двора перед входом в «точку». Там тоже никого. Могли они не услышать грохот взрыва? Или решили, что по его поводу им не следует беспокоиться? Я даже не отдавала себе отчета, кого подразумеваю под словом «они».

К моей великой радости, у двух примыкающих друг к другу домов был общий чердак. Это я поняла, оказавшись перед очередным выходом на лестницу. В доме Николая Васильевича имелось два подъезда, и я находилась в ближайшем к дому, стоящему слева от арки.

Я рванула вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, потом бег замедлила, поняв, что во дворе мне показываться никак нельзя. Тем более если я выскочу из подъезда, то окажусь совсем близко от места, где взяли в плен Сашку с Веркой.

Но ведь часть окон дома должна выходить на другую сторону? На какую-то улицу или переулок, идущий перпендикулярно той, по которой мы пришли к злосчастному двору. Оказаться на улице я могу, или воспользовавшись черным ходом, или выпрыгнув из окна одной из квартир.

Черный ход отсутствовал.

Тогда я по очереди дернула двери двух квартир на первом этаже, после чего, прикинув высоту, взлетела на второй, дернула одну, другую… И тут услышала возбужденные голоса во дворе.

Медлить нельзя, а у меня, насколько я помнила, имелась только одна небольшая отверточка… И пилка для ногтей… Все остальные приспособления так и лежат в машине.

Я взглянула на замок ближайшей ко мне двери.

Выбора нет, а опыт есть. Больше не раздумывая, я принялась за дело. Замок, к моему удивлению, поддался довольно легко. Или это у меня уже появился навык?

Я влетела в квартиру, плотно прикрыв за собой дверь. Замок щелкнул. Изнутри я увидела задвижку, тут же поставила ее на место, надеясь, что теперь до меня не скоро доберутся.

Голоса во дворе все еще слышались, правда, благодаря толстым стенам я не могла разобрать слов.

Квартира выходила на две стороны, что меня очень обрадовало.

Но это была не квартира…

Я оказалась в мини-клинике или больнице, в общем, в некоем медицинском учреждении. Тут имелись палаты с каким-то оборудованием, предназначение которого было мне непонятно, шкафы с лекарствами, процедурный кабинет… Больница пустовала. Правда, здесь кто-то часто бывал: все сияло чистотой.

Возможно, в дальнейшем следует сюда вернуться. А пока…

Я выглянула во двор, скрываясь за черной шторой. Два хорошо одетых мужика командовали сворой гоблинов, носившихся с выпученными глазами.

«А не позвонить ли мне по «ноль-два»?» – мелькнула мысль.

Только неплохо бы для начала унести отсюда ноги.

Я бросилась к окнам, выходящим на противоположную сторону, и увидела переулок, по которому медленно шли какие-то бабуля с дедулей, по всей вероятности, не слышавшие того, что происходило во дворе.

Я не стала больше ждать, распахнула окно, бегло глянула вниз, решила, что тут не так высоко, хотя и асфальт, – и прыгнула, оставив окно открытым.

Бабуля с дедулей на противоположной стороне улицы замерли с открытыми ртами, а я рванула к улице, параллельной той, по которой мы пришли: мимо арки проходить не хотелось. Там я бег замедлила, штормовку с себя скинула, повесила ее на руку и быстрым шагом с самым невинным видом проследовала к «БМВ». Быстро в нее загрузившись, я сорвалась с места, проехала квартала четыре, затормозила, набрала «ноль-два», потом «ноль-три», подумала, добавила еще «ноль-один» (а вдруг после взрыва гранаты еще и пожар начался?), задумалась, вспомнила, что у меня в бардачке хранится районный телефонный справочник, которые нам время от времени кидают в почтовые ящики. В свое время достав его из почтового ящика, я сунула его в бардачок, так как тогда спешила на работу, и так до сих пор не удосужилась занести в квартиру. Ну-ка посмотрим, что за телефоны у нас там имеются?

Я позвонила в Службу по борьбе с терроризмом и в Главное управление по делам гражданской обороны и чрезвычайным ситуациям, высказав предположение насчет теракта с точными рекомендациями, где искать террористов, а затем продублировала информацию дежурному по городу.

Теперь следовало решить, сматываться мне или, наоборот, подзадержаться.

Я решила подзадержаться, достала из того же бардачка косметический набор, при помощи которого придала себе гораздо более презентабельный вид, чем сегодня с утра, затем вспомнила, что в багажнике у меня хранится Веркин кожаный плащ, который я ей собираюсь отдать, вышла из машины, плащ достала, надела, правда, решила оставить незастегнутым: он был рассчитан на несколько другой размер. Он оказался длинноват, но это не страшно. В общем, я с самым невинным видом поехала в направлении двора, где мною был совершен теракт. Уши порадовала дивная мелодия сирен. Все-таки службы у нас работают довольно оперативно. Хоть какие-то.

Вместе с группой других зевак-автолюбителей я остановилась недалеко от печально известной мне арки и вылезла из машины, чтобы поучаствовать в выдвижении возможных версий случившегося.

Минут через пятнадцать уже все окрестности были заполнены представителями всевозможных служб, которые стали разгонять машины граждан. Я отъехала на соседнюю улицу вместе с любопытными автолюбителями, где мы оставили своих железных коней, и присоединилась теперь уже к пешей толпе зевак, прислушиваясь к обрывкам фраз. Народ гудел, предлагая версии случившегося.

В этой толпе я заметила бабулю с дедулей, видевших мой прыжок века. Они рассказывали всем, как стали свидетелями побега чеченского террориста, здорового (метра под два) широкоплечего мужика с огромными волосатыми ручищами. Дед доказывал, что у террориста был в руках (этих самых огромных волосатых) автомат, «калашников» какой-то там модели, бабка же всем сообщала, что террорист пригрозил им пистолетом. Старики также не сошлись во мнении, были ли у мужика усы или борода. Я с большим интересом слушала описание своей внешности. Хотя, если вспомнить «рогатого» Олега Анатольевича, особо удивляться не следовало бы.

Вскоре нашлась еще одна свидетельница, тетка лет сорока, объявившая, что видела побег террориста из окна своей кухни. Я насторожилась, но вскоре успокоилась: тетка тоже видела громадного детину, спасавшегося бегством. По ее версии, у него на голове был повязан черный платок, «типа банданы, как теперь молодежь ходит». Она также успела заметить шрам на щеке, только никак не могла определиться, на правой или левой.

Какой-то мужик с испитой рожей высказал предположение, что бандана – один из символов правоверных воинов ислама. Затем последовало обсуждение, должен ли на платке быть изображен какой-то знак или нет. Кто-то сказал что-то про иероглифы («Они-то тут при чем?» – хотелось спросить мне, но я сдержалась), также были упомянуты череп с костями. Бабка вдруг во всеуслышание заявила, что видела на лбу у террориста свастику.

Мне стало откровенно жаль сотрудников наших правоохранительных органов, а также понятно, почему у нас обычно не могут поймать террористов. С такими приметами словишь их, пожалуй.