Текст книги "Виагра для ЦРУ"

Смерть насильнику

– Виктор Соловьев, Виктор Соловьев, – дважды повторил Старков. – И как же я забыл о нем. Всех убил, а этот до сих пор живой. Где ж его искать? В детстве его соловьем обзывали. А как же иначе: Соловьев – соловей. Последний раз его видели в больнице. Сергеева нет. Его убили. Куда он пошел, инвалид первой группы. Ему же сломали и отбили все что можно. И по голове били, и по затылку. Надо с поликлиники начать. В Казантипе одна «взрослая» поликлиника. Надо побриться, надеть халат и отыскать его карточку в регистратуре. Это просто.

Через час, чисто выбритый, в строгом черном костюме, Старков пришел на автостанцию. Купил билет до Казантипа и занял место у окна. Врачебный халат он положил в черный кожаный портфель.

В регистратуре на доктора в белом халате внимания никто не обратил.

– Мне карточка нужна Соловьева Виктора, – сообщил Старков сидящей у окошка сотруднице-медрегистратору.

– Ищите сами, у меня очередь, – отмахнулась от Старкова женщина.

Соловьевых в картотеке он насчитал 28, и только у двоих были красные полосы на корешке.

«Красным у нас метили социально опасных, а тут, скорее всего, инвалидов», – подумал Старков.

Первому инвалиду было далеко за семьдесят, а вот вторым оказался тот самый Виктор Соловьев. Старков переписал его адрес и телефоны родственников, но потом, подумав, взял в руки карточку и отправился к выходу из регистратуры.

– Доктор, вы на прием? К вам записывать? – спросила регистратор.

– Записывай.

– А фамилия ваша как? У нас новенькие каждый день появляются непонятно откуда, – спросила женщина.

– Козюльский я, Степан Степанович. Проктолог.

– Так и запишем, проктолог Козюльский.

– Хорошо отметелили, – выйдя из поликлиники, порадовался Старков. – Он даже в поликлинику не ходит. Его дома осматривают врачи. Придется идти к нему домой.

Старков незаметно снял пистолет с предохранителя и отправился на поиски Ломаного переулка.

«Сумасшедшая любовь» вместо «Пятой колонны»

Через два дня директор издательства Македонский вызвал к себе автора «Пятой колонны».

– Садись, разговор есть серьезный. Кривуля на тебя докладную написал, он считает, что своим последним романом «Пятая колонна» ты хочешь пустить нас по миру. Скажи мне, только честно, положа руку на сердце, чем тебя грантоеды иноземные обидели? Ты же этих польских волонтеров просто под орех разделал. Это уже не роман, это злой памфлет на основу демократии получился. Американцы нам деньги выделяют на строительство демократического общества, а ты их мордой об стол. А со словом «толерантность» ты что сделал. Оно у тебя синонимом, прости меня господи, б-б-блядства стало. Это же какие-то Содом и Гоморра, а не Ядвига. И она у тебя не просто баба, а сотрудник ЦРУ, руководитель целого направления! Надо исправить все! Такой футбол нам не нужен! И еще, Кривуля вопрос задает, почему ты героев доводишь до постели, и все? На самом интересном месте точка! А потом уже утро, диалог любовников после ночи любви.

– А зачем подробности в механике процесса? – удивился автор. – Я ж не «Камасутру» пишу и не инструкцию по этому делу. Читатель имеет право сам дофантазировать процесс зачатия ребенка.– Теперь, послушай меня, опытного человека, который прожил большую бурную жизнь, работая с женскими командами по гимнастике, волейболу и баскетболу, – повысил голос директор. – Так вот, народ само зачатие ребенка и беременность твоих героинь не интересует не только в книгах, но и в жизни. Лично я никогда до зачатия своих спортсменок не доводил, и если случайно получалось что-то не так, я требовал вернуться в исходную позицию. И они выполняли мою команду. Ты только представь, что бы было, если б я дал слабину и пустил процесс зачатия на самотек. Да тогда бы по стране бегало еще сто Македонских. А вот «механика процесса», как ты говоришь, меня интересовала всегда, и не только меня. Эта тема волнует большинство наших читателей, и особенно читательниц. Ну, не у всех же такая бурная фантазия, как у тебя. Кривуля мне заявил, что он свою жену-бухгалтера любит только «бутербродом сверху» раз в неделю. И что он может нафантазировать, читая твои книги? Все тот же «бутерброд»! Короче, грантоедов убрать, а «механику процесса» расширить и углубить, как говорил на последнем съезде Михаил Сергеевич Горбачёв. И еще, тут тебе приглашение прислали на музыкальный фестиваль в Казантипе. Съезди, проветрись и подумай о нашем разговоре. Ты же молодой еще, перспективный писатель, ну зачем тебе на мамонта с дубиной бросаться, когда вокруг столько тем, красивых женщин и сюжетных поворотов. ЦРУ – это серьезная организация. Там не таких, как ты, ломали. На грантоедов замахнулся, а их уже десятки, сотни тысяч в стране. Это уже не дивизия, целая армия, которая по свистку из Америки тут такое устроит, президенту места мало будет! Я предлагаю «Пятую колонну» в название книги сменить на «Сумасшедшую любовь» с подробным описанием постельных сцен.

– Из этого разговора я сделал вывод, что ретроград Македонский в бандитские девяностые ввел цензуру в художественной литературе. Этим вы и запомнитесь потомкам, – с угрозой в голосе произнес автор.

– Меня потомки не волнуют! – повысил голос Македонский. – Это такие писатели, как ты, о посмертной славе мечтают. А я об издательстве нашем думаю, о чистой прибыли, о налогах, о зарплате, наконец, и о твоем гонораре! Я в этом кресле все время как на вулкане с такими авторами! Твоя задача – романы писать, а не памфлеты на ЦРУ и афроамериканского президента США.

– Стоп! Какой афроамериканский президент Америки? Это ж какую травку надо курить, чтобы меня обвинять в клевете на избирателей США?! Да что там избиратели, весь американский народ. Вы подумали, о чем сказали сейчас? – неожиданно заорал Барский. – Нет, у меня в романе негра-президента США. Баба сексуально озабоченная есть, польский профессор-импотент есть, а президентом США там и не пахнет! У меня с головой все в порядке. В Америке негра президентом не выберут. Никогда!

– Никогда не говори никогда, – почесал за ухом директор издательства. – Это мне ночью приснилось. Сначала свадьба двух мужиков, а потом черный человек в «белом доме». От Кривули заразился.

– Македонский, это первый звонок. Вначале демоны во сне в гости приходят, а потом остаются в голове навсегда.

– Это не демоны, – повысил голос директор. – Это наше светлое будущее во мне проснулось. Но мы отвлеклись. В договоре с тобой записано, что ты каждые полгода сдаешь мне роман, детектив. А ты притащил памфлет!

– Какой памфлет? Это самый настоящий роман! Я вам не Ленин с Энгельсом и Достоевским, чтобы памфлеты писать! Я иронический детектив вам принес, а не памфлет!

– Кривуля в твоей писанине увидел памфлет, потому что ты про его знакомую бабу написал.

– И что это за баба?

– Ядвига Бзежинская!

– Врет Кривуля! Врет, как сивый мерин! Чтобы Бзежинская позарилась на это сексуальное ничтожество! Да в ее первой сотне – лучшие жеребцы США, Польши и Окраины были. При чем тут Кривуля с его женой-бухгалтером!? На вас она еще могла бы свой толерантный глаз положить, а на таких, как Кривуля, – ни за что!?

– Вот тут я с тобой полностью согласен, – приосанился Македонский. – Кривуля попытался опустить художественный уровень романа до своего уровня. На меня она могла бы положиться, тут к бабке не ходи! И я бы ей показал, где раки зимуют! А Кривуля не по этой части. Поэтому езжай на фестиваль, пообщайся, как говаривал Райкин, «с людями», потанцуй, музыку послушай, и как вернешься, с тебя любовный роман о твоих любимых женщинах. А эту Бзежинскую – оставь Кривуле, пусть медитирует на нее по утрам.

Барский спорить с директором издательства не стал. Предложение Македонского показалось ему не таким уж плохим.

«И вправду, а почему бы не написать роман о своих женщинах? Без купюр. Красиво и с любовью! А грантоедов и американских шпионов можно оставить и на потом», – подумал он, покидая кабинет директора.

Очередное убийство в Казантипе

Старков медленной походкой прошел мимо дома №14 на Ломаном переулке.

«Дом добротный, дорогой, – отметил мысленно Старков. – Во дворе собака, а у меня нет глушителя. Это плохо. А с другой стороны, зашел, выстрелил и ушел. Вот только собаку жалко. Овчарка немецкая, ни в чем не виновата. Придется убить. За хозяина ответит».

Но убивать собаку Старкову не пришлось. Неожиданно скрипнула калитка, и на пороге появился средних лет мужчина с бессмысленным взглядом. В правой руке он нес ведро с мусором.

«А вот и он собственной персоной, – порадовался Старков. – Как говорится, на ловца и зверь».

Старков последовал за мужчиной к мусорному баку. Вокруг не было ни души.

– Соловей, – позвал Старков.

Мужчина остановился, и, повернувшись лицом к Старкову, близоруко сощурился.

– Тебя Виктор зовут, Соловьев? – уточнил Старков.

– Да, – неуверенно ответил мужчина.

– И как тебе Алиса из страны чудес, понравилась?

– Да, – кивнул головой мужчина. – А ты кто?

– Смерть твоя. Привет тебе Алиса передать просила с того света, – доставая пистолет, зловещим шепотом произнес Старков.

– Я давно тебя жду. А ты все не идешь и не идешь, а тут вижу из окна, мужик меня ищет, ну я и вышел с мусором, – пробормотал мужчина. – Ты не бойся, стреляй. Я все равно не жил эти годы, только о ней и думал с утра и до ночи. Может, встречусь там. Красивая женщина была. Лучшая из тех, кого я на этой даче…

Но договорить он не успел. Старков, не целясь, выстрелил в Соловьева. Пуля попала бывшему офицеру в открытый рот. Соловьев упал. Старков выстрелил еще раз в голову, после чего, подхватив мужчину на руки, затолкал его в мусорный бак.

– Не будем нарушать традицию! – сказал Старков, засовывая пистолет за пояс брюк.

– Дурной пример заразителен, – неожиданно услышал он в голове голос демона. – Через двадцать лет по твоим стопам пойдут участники госпереворота. – Это мусорная люстрация, Старков. Запомни, ты и твои психи стояли у истоков великой демократической революции. А теперь, уходи, не спеша, с достоинством. Ты никого не убил. Ты выполнил просьбу обреченного на смерть Соловьева. Он хотел увидеть Алису еще раз, и он увидит ее в следующей жизни. А ты молодец, в мишень попал с первого выстрела.

Казантип

Гарик не узнал родной город. Накануне открытия фестиваля Казантип был до отказа забит приезжими туристами. Участники фестиваля таскали с собой желтые чемоданы, чтобы не сойти за чужих. В отличие от первого шабаша ведьм, стало больше порядка и на самой АЭС. Ее от города оградили трехметровым забором. На дверях стояли профессиональные охранники с тупыми лицами и накаченными мускулами. Внутрь пропускали вначале только своих с желтыми чемоданами. Все остальные покупали одноразовые билеты.

На самой АЭС люди в желтых куртках устанавливали прожектора и мощные звуковые колонки. Танцполов было несколько и разбросаны они были по всей территории АЭС. А вот яма, в которую несколько лет назад провалился реактор, была почти полностью засыпана землей и песком и только в центре круга оставалась узкая щель в преисподнюю. Она, как и прежде, дымилась, распространяя вокруг запах сероводорода, но уже не казалась такой опасной, как раньше.

На самом верху полуразрушенного здания АЭС восседали великовозрастные дяди. Одного из них украшал кроваво-красный шрам на правой щеке и наколки на пальцах в виде перстней. С высоты птичьего полета он смотрел за происходящим внизу через мощный морской бинокль. Это был Старков, а рядом с ним стоял и его польский друг Бзежинский и профессор из Франции Клод Ришелье.

– Так кто мне говорил, что из этой затеи ничего не выйдет?! – подойдя вплотную к Старкову, спросил Бзежинский. – Смотрите, что происходит. После первой пробы пера нам удалось превратить рядовой шабаш ведьм в международную молодежную тусовку для «золотой молодежи». Здесь находятся дети министров, премьеров, президентов, крупных бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Завтра они будут решать судьбу развалившегося на независимые куски Советского Союза. Вот кого мы должны подсадить сегодня на ЛСД, гашиш и героин. Сегодня – это задача номер один. А может, у вас другое мнение пан Старков?

– Наркотики – это грязь! – отложив в сторону бинокль, произнес Старков. – То, что вы задумали, – преступление. Я считаю, что мы должны работать с молодыми людьми, но не так грубо, через молодежных лидеров, клубы по интересам. Ваших наркоторговцев скоро вычислят, и весь проект накроется медным тазом.

– Старков, я вас специально не посвящал в подробности, но сейчас скажу. Здесь наркотиками не торгуют. ЛСД, гашиш и героин на фестивале раздают бесплатно, по одной дозе для пробы. Завтра те, кому это понравится, придут сюда же за второй дозой, за третьей. А привлекать некого, потому что наркотиков ни у кого нет. Пакетики счастья спрятаны под скамейки, под фонари, музыкальные колонки, под лестницей. Они лежат на подоконниках и в туалетах… Но это еще не все. Посмотри, у второго танцпола на берегу моря расположен «Камасутра центр». Такого центра нет нигде в мире. Там пятьдесят кабинок, завешенных с четырех сторон простынями с рисунками из «Камасутры». А внутри топчан и влажные салфетки. Снял телку или мужика, если «голубой», и иди, оттягивайся по полной программе. Аренда кабинки – 50 долларов в час.

– Это полный разврат, – возмутился Старков.

– Нет, это не разврат, это коллективный секс за занавеской. Это борьба с импотенцией, стоны из соседней кабинки возбуждают и вздрючивают, – вмешался в разговор француз. – Я пробовал.

– И приносят реальные деньги, – продолжил Казимир. – С первой минуты работы фестиваля «Камасутра центр» бьет по популярности все танцполы. Там нет ни одной свободной кабины. Посмотрите, какая очередь выстроилась. За десять часов каждая из 50 кабинок приносит организаторам 500 долларов чистой прибыли, а все вместе 25000 долларов. И таких дней здесь будет тридцать. Вы оценили уровень рентабельности одного пляжного топчана?! Ни одно предприятие в мире, ни один магазин не приносят такой доход. И что очень важно, эта прибыль не облагается налогом, потому что такой услуги не существует. Ну, нет в законе такого понятия, как сдача в аренду пляжного топчана за занавесками за 50 долларов в час.

Старкову нечего было возразить, и он решил напомнить поляку о его жене.

– Казимир, ты, конечно, в этих делах непревзойденный мастер, все просчитал, все продумал, меня от этого фестиваля отшил, а вот с Ядвигой ты пролетел, – самодовольно улыбаясь, произнес Старков. – Ни у одного мужика на этой тусовке нет таких ветвистых рогов, как у тебя. А уж как она тебя опозорила в Америке на шоу домохозяек. Она на всю Америку прокричала, что изменила тебе с сотней мужиков разных национальностей и рас, и у себя под сердцем носит моего ребенка.

– Этот выживший из ума прелюбодей думает, что он меня обидел этими словами. Старков, да ты хоть знаешь, что было после того шоу. Меня увезли на ранчо сразу четыре красотки. Ты бы видел, как они меня ласкали. Да если б десять процентов от того, что делали эти дамы со мной, могла бы повторить Ядвига, я был бы супер-самцом, и ей не надо было искать на стороне всякий сброд. Но это еще не все, после шоу домохозяек я вылечил простатит и стал настоящим суперменом. Да ты знаешь, что я уже по количеству любовниц обогнал Ядвигу. И это не уличные проститутки, а лучшие домохозяйки Америки, для которых толерантность к мужчинам не пустые слова, а программа действий. Каждая из них делала со мной то, что никогда не могла позволить со своим мужем. Так кто здесь герой, я или ты?!

– Я бы так не унижал нашего окраинного друга, – вмешался в разговор француз. – Я тоже противник таких шоу. Делать можно все, но без барабанной дроби на площадях. И еще, я против того, чтобы из-за женщин люди совершали убийства. Они не стоят вашего мизинца, господин Старков. Лично мне женщины вообще безразличны. Мы в Европе сейчас пытаемся узаконить однополые браки.

– Вон оно что! – возмутился Старков. – А я думаю, чего это американцы меня отстранили от Казантипа. Оказывается, это происки «голубой мафии». Сначала эстраду под себя подмяли, балет с оперой, а теперь и ЦРУ в позу поставили.

– Никто никого в позу не ставил и от вас ничего и не скрывал. Да, я люблю мальчиков и мне безразличны женщины. И мы действительно пытаемся работать с гей-сообществом, в том числе и на этом фестивале. Это очень важный участок работы. И еще, Старков, в отличие от вас, я за свою жизнь никого не убил, не участвовала ни в одной драке. А вы из-за своей несостоявшейся свадьбы убили с десяток ни в чем не повинных людей.

– Я убивал тех, кто виновен в смерти Алисы, – отрезал Старков.

– Старков, ты ошибаешься. Алиса жива, она не умерла. Она присутствует на открытии фестиваля, – сообщил Казимир Бзежинский. – Смотри, она у второго танцпола в белом платье, а рядом с ней кучерявый южанин в кепке с надписью «Казантип».

– Этого не может быть, она воскресла! – радостно закричал Старков.

– Воскресла для того, чтобы соединиться с бывшим санитаром психушки Барским, – продолжил Бзежинский, рассматривая через свой бинокль танцующих на втором танцполе.

– Этого не может быть! – выхватив из рук Бзежинского бинокль, вновь заорал Старков. – Где она, где моя Алиса?

– Не туда смотришь. На втором танцполе рядом с Алисой стоит Барский! – подсказал Старкову Бзежинский.

– Этого не может быть! – увидев Алису, в третий раз завопил Старков. – Она стоит рядом с этим ничтожеством. Я убью его! Он отбил у меня Алису и сейчас заплатит за мою любовь, за мою любимую женщину! Я убью Барского!

Старков раскрыл желтый чемоданчик и стал вытаскивать оттуда пистолет.

– Пан доктор, успокойтесь, – тихо проговорил поляк. – Вы же мне говорили, что Алиса была вашей любовницей, а не Барского.

– Не любовницей, а любимой женщиной. Только отдалась она мне после Барского и пятерых насильников в знак благодарности за помощь. За Алисой я ухаживал пять лет в мединституте. Она бы могла стать золотой звездой в моей любовной короне, лучшей из лучших. А я получил ее после группового изнасилования. Это была другая Алиса. Больная, нервная, ненавидящая мужчин. Она не была той желанной Алисой, о которой я мечтал всю свою жизнь, – скороговоркой проговорил Старков, досылая на бегу патрон в патронник милицейского пистолета.

– Я никогда не мог понять этих русских, – скривился как от лимона поляк. – Дикие люди. И этого Старкова вы, господин Ришелье, готовили для работы в Верховном Совете Окраины руководителем комитета здравоохранения, а он как самый обычный бандит бежит вниз, размахивая пистолетом. Похоже, вы ошиблись?

– Я не ошибся, – покачал головой Клод Ришелье. – Ему место в Верховном Совете Окраины. Он уже почти европеец, потому что после тех пятерых, которые насиловали его любимую женщину, он был шестым в ту страшную ночь.

– Ты хочешь сказать, что он в больнице воспользовался беспомощным состоянием Алисы и «полюбил» ее сразу после зверского изнасилования?! – удивленно посмотрел на француза поляк.

– Да, и это высшая степень толерантности, – торжественно произнес Ришелье. – Он не побрезговал, не отвернулся от женщины. Он приласкал ее и «полюбил» после группового изнасилования прямо в больнице. И только после этого ею занялись врачи-гинекологи. Скажите, Казимир, вы способны на такой поступок?

– Нет, я не шизофреник. Я бы не смог. Одно дело, когда твоя баба сама кому-то дала, и ты об этом не знаешь, и совсем другое – групповое изнасилование…

– Вам еще далеко до Европы, Бзежинский, – покачал головой француз. – А я когда узнал о том, что сделал Старков с Алисой после группового изнасилования, тут же предложил его кандидатуру в Верховный Совет Окраины. Для следующих выборов, мы туда подбираем психически неустойчивых людей, которые, по нашей команде, могут превратить парламент Окраины в настоящий сумасшедший дом. Старков мог бы там стать смотрящим за психами-депутатами. Вот только я не оценил красоту вашей игры. Вначале я не понял, для чего вы пригласили в Казантип малоизвестного писателя Маркуса Крыми. И не просто пригласили. Вместе с двумя билетами в ВИП зону мы переслали ему в Москву желтый чемоданчик, подчеркивая его высокий статус на этой тусовке.

– И что в этом плохого? – не отрываясь от бинокля, спросил Казимир.

– Внешне все пристойно, кроме одной детали. Жена Барского, который скрывается от своих поклонниц под литературным псевдонимом Маркус Крыми, как две капли воды похожа на Алису, – напомнил Казимиру француз. – Не нужно быть великим психологом, чтобы предсказать дальнейшее поведение страдающего бредом ревности Старкова. Насколько я знаю, вы всегда расправлялись с любовниками Ядвиги чужими руками. На этот раз, после того, как Старков убьет Барского, его либо посадят, либо убьют при задержании милиционеры. И я об этом вынужден буду сообщить руководству нашей организации. Таким интриганам, как вы, не место в ЦРУ.

– Слушай, Ришелье, – взорвался вдруг Бзежинский. – Я никого сюда не приглашал. Это сделал ты, подписав приглашение для Маркуса Крыми с супругой. Тебе копии бумаг показать?

– Нет. Я все помню и без бумаг, – отрицательно качнул головой Ришелье. – Я эти приглашения отправил в Москву по вашей личной просьбе.

– Слова к делу не пришьешь, Ришелье, – громко рассмеялся Казимир. – Я одним выстрелом закрою тему с любовником моей жены и автором «Пятой колонны».

– Пан Бзежинский, а давайте пари, – неожиданно предложил француз.

– На что пари? – оживился Бзежинский.

– Убьет он своего соперника или промажет? Ставлю сто долларов, – вытащил из заднего кармана купюру с портретом американского президента француз.

– Пятьсот долларов за то, что убьет, – поддержал пари Бзежинский.