Текст книги "Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли"

Идеи Ибн Араби были противоречивыми и вызвали негативную реакцию в арабоязычном регионе, где османы только что утвердили свое правление. Ибн Араби обвинили в поддержке политических амбиций. Но мессианские амбиции Селима I превзошел его единственный сын и неоспоримый преемник Сулейман I.

Сулейман I и Карл V: всеобщее правление при благоприятном сочетании

Сулейман I (1520–1566) стал правителем в возрасте 25 лет после внезапной смерти от неизвестных причин своего харизматичного почти 50-летнего отца во время его путешествия из Эдирне в Стамбул в 1520 г. Османский хронист, писавший в конце XVI в., изложил невероятную историю о том, что произошло дальше, рассказанную его отцом, который был доверенным лицом Селима I. Чтобы создать благочестивый образ Селима I, автор рассказывает, что, когда три врача Селима I омывали его труп перед погребением, покойник дважды прикрывал свой пенис правой рукой.

Врачи были настолько поражены посмертным проявлением скромности, что немедленно провозгласили: «Аллах велик!» – и вознесли свои молитвы[369]369
  Sadeddin, Tacü’t-Tevarih, 2:397.


[Закрыть]. Затем тело Селима I временно похоронили под его шатром, поскольку взволнованные визири ждали прибытия Сулеймана в Стамбул для возведения на престол, после чего они могли бы извлечь труп, перевезти его в столицу империи и публично похоронить[370]370
  Vatin and Veinstein, Le Sérail ébranlé, 123.


[Закрыть].

Вступив на престол, Сулейман I построил свое правление на фундаменте, заложенном его предшественниками. Наряду с его отцом, среди них были Мурад I, основавший войско янычар на основе детского сбора рекрутов, и Мехмед II, которому приписывают издание кодекса законов, установившего централизованную администрацию, организующую религиозный класс. Мехмед II добавил титул «римский цезарь» к титулам «султан», «император» и «хан», тем самым объединив христианские, исламские, персидские и тюрко-монгольские традиции правления. Известный как «Мастер благоприятного соединения», Сулейман I превзошел даже своего дедушку. Его высокий титул проистекает из того факта, что он был десятым султаном, родившимся на рубеже десятой исламской эры, и, таким образом, ожидаемым универсальным правителем, что подтверждается чтением небесных знаков[371]371
  ‘Part 3’, Islam: Empire of Faith, directed by Robert Gardner (Arlington, VA: PBS, 2001).


[Закрыть].

Несмотря на удачное начало в юности, когда о нем говорили, как о «Мастере благоприятного сочетания», когда Сулейман I и его друг детства и любимый дворцовый паж Ибрагим прибыли в Стамбул, чтобы занять трон, визири и паши, оставшиеся от администрации Селима I, отказались выполнять приказы непроверенного лидера, который не участвовал ни в одной из военных кампаний своего отца. Они также не стали бы слушать Ибрагима, человека, назначенного на высокопоставленные административные и военные должности без какого-либо предыдущего опыта работы в правительстве. Те ранние годы были отмечены неопытностью султана, борьбой при дворе и напряженностью в администрации.

Чтобы проявить себя, Сулейман I отправился на поле боя. Он повел свои армии и флот на стратегически важные театры военных действий в Центральной Европе и Средиземноморье, стремясь добиться успеха там, где потерпели неудачу его предшественники. Первыми целями были Белград и Родос.

Сначала Сулейман I намеревался выступить походом на Буду и победить в битве могущественного венгерского короля. Лично возглавив армию, он изменил планы и осадил также контролируемую венграми важную цитадель Белград, которая лежала на пути к венгерской столице[372]372
  Ebru Turan, ‘The Sultan’s Favorite: İbrahim Pasha and the Making of the Ottoman Universal Sovereignty in the Reign of Sultan Süleyman (1516–1526)’ (PhD diss., University of Chicago, 2007), 83.


[Закрыть]. В августе 1521 г., после месячной осады массивной древней крепости на Дунае, силы обороны которой исчислялись всего сотнями человек, османы использовали сухопутные и морские силы, чтобы взять стратегический город, который не смогли завоевать ни Мурад II, ни Мехмед II. Победа османов в атаке открыла им дорогу к захвату Венгрии.

В новом сезоне кампании, весной следующего года, армия и флот Сулеймана I начали осаду казавшейся неприступной крепости Родос, которую Мехмед II не смог захватить, несмотря на двухмесячную блокаду. Даже Селим I отказался от попытки его штурмовать[373]373
  Отчет об осаде см.: Nicolas Vatin, ‘La conquête de Rhodes’, in Soliman le Magnifique et son temps, 435–454.


[Закрыть]. Но, движимый общественным мнением, которое требовало, чтобы он что-то предпринял в связи с сообщениями о жестоком обращении с несколькими тысячами мусульманских паломников, захваченных в море и использовавшихся в качестве рабов при строительстве укреплений на острове, Сулейман I решил лично провести кампанию по изгнанию рыцарей-госпитальеров[374]374
  Vatin, ‘La conquête de Rhodes’, 447–448.


[Закрыть].

Тем летом 1522 г., имея в своем распоряжении флот из 250 кораблей для нападения на остров и его блокады, Сулейман I пересек бирюзовые воды, отделяющие Мармарис на побережье Анатолии от Родоса[375]375
  Vatin, ‘La conquête de Rhodes’, 437–438.


[Закрыть]. Он наблюдал за ходом долгой и трудной осады с самой высокой точки острова, древнего акрополя. Используя христианских призывников в качестве саперов, османы заминировали стены цитадели. Они рушились снизу, но сверху нападавших бомбили с осадных башен и платформ – или обстреливали из пушек: защитники сопротивлялись повторным атакам[376]376
  Turan, ‘The Sultan’s Favorite’, 96–97.


[Закрыть].

Несмотря на то что они находились в значительном меньшинстве – в распоряжении великого магистра ордена Филиппа Вилье де л’Иль Адама было всего шестьсот рыцарей и шестнадцать тысяч человек против силы, оцениваемой в сто тысяч солдат, – рыцари-госпитальеры нанесли османам тяжелые потери в течение пяти месяцев[377]377
  Vatin, ‘La conquête de Rhodes’, 438–439.


[Закрыть].

Тем не менее у османов, казалось, был неисчерпаемый запас пороха. Предложив выгодные условия, рыцари наконец капитулировали в канун Рождества 1522 г.

Действуя как рыцарский принц эпохи Возрождения, Сулейман I позволил великому магистру, его выжившим рыцарям-госпитальерам и тысячам мирных жителей покинуть остров невредимыми. Но он запретил христианам жить в пределах городских стен и отправил испанских евреев селиться на их месте. На Рождество он превратил церкви в мечети и казнил сына и внука беглого сына Мехмеда II Джема, двоюродных братьев, принявших христианство на острове[378]378
  Vatin, ‘La conquête de Rhodes’, 439, 445; Encyclopaedia of Islam THREE, s.v. ‘Rodos’, by S. Soucek, first published online 2012, http://dx.doi.org/10.1163/1573-3912_islam_SIM_6309.


[Закрыть].

После этих сражений, обеспечив себе славу и наполнив казну, Сулейман I столкнулся с с необходимостью объяснить причины своего поразительного богатства, политической власти и военного успеха. Сказать, что своим привилегированным положением он обязан успеху отца и деда, было бы неверно. Как и в случае с римским императором Августом, ответом было – следуя средиземноморскому, христианскому, иудейскому, римскому, персидскому и исламскому прецедентам – относиться к нему как к богу и использовать для него божественные термины. Соответственно, в преамбуле к новому своду законов Египта с печатью и подписью султана, обнародованному в 1525 г., Сулейман I упоминается как «святой», «мессия», «император времени», «правитель духовного мира, султан небесного трона, обладатель моральных качеств пророков, святой превыше всех святых, чей лик напоминает сияющее солнце»[379]379
  Snjezana Buzov, ‘The Lawgiver and His Lawmakers: The Role of Legal Discourse in the Change of Ottoman Imperial Culture’ (PhD diss., University of Chicago, 2005), 35. Бузов переводит преамбулу на стр. 196–232. Например: «Хотя он и не пророк, этому выдающемуся созданию /Творец дал все моральные качества пророков / Все святые признали его святую силу / Если этого шаха [императора] называют «святым», это соответствует понятию святости». Преамбула к Кодексу законов Египта (1525 г.), переведенная в Buzov, ‘The Lawgiver and His Lawmakers’, 211.


[Закрыть].

С большим трудом завоевав последний независимый католический остров в восточном Средиземноморье, Сулейман I затем удивил самого себя относительно легким свержением некогда могущественного королевства Венгрия. Он добился этого всего за два часа в битве под дождем на болотах при Мохаче в августе 1526 г., когда король Венгрии Людовик II утонул в Дунае во время бегства[380]380
  Finkel, Osman’s Dream, 121–122.


[Закрыть].

Как и в двух предыдущих военных кампаниях, у османов было численное преимущество: османские солдаты превосходили противников численностью в битве на юге Венгрии в два или три раза. Но ключевым фактором всех этих успехов был технологический. Для подготовки к кампании при Мохаче в оружейных мастерских султана изготовили десятки тысяч карабинов, сотни небольших пушек и крупных минометов[381]381
  Turan, ‘The Sultan’s Favorite’, 240.


[Закрыть]. Пересекая две бурные, вздувшиеся реки по понтонным мостам, османская армия приобрела опыт транспортировки большого количества войск и тяжелой артиллерии на поле боя[382]382
  Turan, ‘The Sultan’s Favorite’, 243.


[Закрыть]. Точно так же как использование артиллерии принесло османам победу над кавалерией Сефевидов и мамлюков, так и при Мохаче тысячи вооруженных мушкетами янычар и сотни канониров дали османам преимущество над венгерскими всадниками в тяжелой броне. После победы Сулейман I и его войска двинулись маршем на венгерскую столицу Буду, которую они разграбили и сожгли дотла, за исключением королевского дворца[383]383
  Turan, ‘The Sultan’s Favorite’, 244.


[Закрыть]. Независимого королевства Венгрия больше не существовало. За ней, как надеялись османы, настанет черед Священной Римской империи.

Три года спустя, в 1529 г., Сулейман I предпринял кратковременную осаду столицы Габсбургов Вены. После первого отвоевания Буды, оккупированной армией брата Карла V, эрцгерцога Фердинанда Австрийского, османские войска продолжали наступление, несмотря на то что сезон кампании закончился. Они были обречены с самого начала из-за неблагоприятной погоды. Проливные дожди вызвали наводнения и разливы рек, что вынудило истощенные османские войска оставить тяжелое вооружение. Собственные хронисты султана записали: «снег шел с вечера до полудня следующего дня», «много лошадей и людей погибло в болотах», «многие умерли от голода» – так гласил отчет о суровом марше[384]384
  V. J. Parry, ‘The Reign of Sulaimān the Magnificent, 1520–66’, in A History of the Ottoman Empire to 1730: Chapters from ‘ The Cambridge History of Islam’ and ‘ The New Cambridge Modern History’, by V. J. Parry, H. Inalcik, A. N. Kurat, and J. S. Bromley, ed. M. A. Cook (Cambridge: Cambridge University Press, 1976), 79–102, здесь 83–84.


[Закрыть]. Сулейман I прибыл в хорошо укрепленную Вену только в конце сентября. Его появление у городских стен, тем не менее, вселило ужас в сердца христианской Европы.

Османы осадили Вену со ста двадцатью тысячами солдат, большинство из которых были владельцами земельных наделов, привязанными к своей земле и участвовавшими в военных действиях лишь в течение ограниченного сезона кампании с весны по осень.

Осаде помешали как дождливая осенняя погода, наводнения, перегруженные линии снабжения и транспортные трудности, так и оборонительные сооружения и тактика осажденных. В середине октября султан снял осаду.

В то время как пороховое оружие обычно могло разрушить средневековые стены, осаждавшим потребовалось много времени, чтобы его перевезти[385]385
  McNeill and Waldman, The Islamic World, 311.


[Закрыть]. Три-четыре месяца пути от Стамбула, около полутора тысяч километров, были пределом стратегических возможностей османов – они могли совершать набеги, но не сумели удержать Тебриз. Когда османы двинулись вперед, Габсбурги не стали давать решительного сражения, а отступили к своим земляным укреплениям и небольшим фортам, задержав наступление врагов. Великолепная венская Рингштрассе с ее зданиями XIX в., похожими на свадебный торт, обозначает границу бывшей стены, защищавшей Вену. Поражение османской Империи помнят и празднуют в Австрии по сей день.

Вовлеченный в борьбу за мировое господство, Сулейман I провозгласил себя единственным монархом Земли и последним мировым императором перед Страшным судом. Сражаясь с сефевидским шахом Тахмаспом на востоке и императором Священной Римской империи Карлом V на западе за римское наследство, Сулейман I стремился объединить Восток и Запад под властью одного монарха и одной религии, завоевав Вену, Рим, Багдад и Тебриз в конце 1520-х – начале 1530-х гг. В этом смысле Сулейман I отличался от своих современников-императоров. Хотя Карл V хотел стать императором Священной Римской Империи, он не бросал вызов Сулейману I, позволяя ему стать лидером всех мусульман. Тахмасп также не хотел править Западом.

В течение первых двух третей своего правления, с 1520-х по 1540-е гг., Сулейман I вел двойную религиозную борьбу с Сефевидами на востоке и с Габсбургами на западе. Он утверждал, что обладал святостью и правил по божественному повелению, объединяя светскую и духовную власть, чтобы установить справедливость и процветание на последнем этапе истории.

Согласно эсхатологическому пророчеству, написанному в поэтической форме для использования в качестве публичного обращения, Сулейман I был человеком, чья божественность превосходила даже божественность суфийского шейха Ибн Араби[386]386
  Mevlana Isa, Cāmiʿü’l-meknūnāt (Собиратель Скрытого), составлен между 1529 и 1543 гг.


[Закрыть]. Предположительно, он был средоточием святой власти, мессианским правителем, непобедимым героем, обновителем религии, искупителем, святым полюсом мира. вселенной и вселенским правителем, диктовавшим единую мировую религию[387]387
  Barbara Flemming, ‘Der Gâmi’ ül-meknûnât: Eine Quelle Âli’s aus der Zeit Sultan Süleymans’, in Studien zur Geschichte und Kultur des vorderen Orients. Festschrift für Bertold Spuler zum 70. Geburtstag (Leiden, The Netherlands: Brill, 1981), 79–92; Barbara Flemming, ‘Sâhib-kirân und Mahdi: Türkische Endzeiterwartungen im ersten Jahrzehnt der Regierung Süleymâns’, in Between the Danube and the Caucasus, ed. Gyorgy Kara (Budapest: Akadémiai Kiadó, 1987), 43–62; Barbara Flemming, ‘Public Opinion Under Sultan Süleymân’, in Suleyman the Second and His Time, ed. Cemal Kafadar and Halil Inalcik (Istanbul: Isis, 1993), 49–57, здесь 50, 53; Fleischer, ‘The Lawgiver as Messiah’, 165.


[Закрыть].

Подобные мессианские термины также использовались для описания Сулеймана I его великими визирями Ибрагим-пашой (1523–1536) и Лютфи-пашой (1539–1541). Аналогичные утверждения имеются в работах суфийских лидеров, связанных с Сулейманом I и принадлежавших к ордену, который видел Бога в человеке и верил в существование полюсов Вселенной. Шейх Пир Али Алаэддин Аксараи (ум. 1528) встретился с Сулейманом I и объявил его искупителем. Сейид Локман, иранский туркмен и официальный придворный историк, называл Сулеймана I одним из «совершенных людей»[388]388
  Flemming, ‘Public Opinion Under Sultan Süleymân’, 56–57.


[Закрыть].

Во дворце мистики занимались апокалиптическими предсказаниями. Двор Сулеймана I увлекался астрологией, магией, толкованием снов и пророчествами, как древними, так и новыми[389]389
  Cornell H. Fleischer, ‘Shadows of Shadows: Prophecy in Politics in 1530s Istanbul’, International Journal of Turkish Studies 13 (2007): 51–62.


[Закрыть]. Самое популярное пророчество было написано на основе трудов Ибн Араби суфием, который наставлял шейха Бедреддина и имел тесные отношения с Мурадом II[390]390
  Abd al-Rahman al-Bistami, Miftāh al-jafr al-jāmiʿ (Ключ к комплексному Предвидению), сочинен в начале XV в.


[Закрыть]. Оно распространялось при дворе, в том числе в версиях карманного размера, в начале XVI в. Предсказывая, что скоро наступит конец света и что последний универсальный правитель восстанет в десятом веке ислама из османской династии, подразумевалось, что объектом пророчества был не кто иной, как Сулейман I. В течение трех десятилетий султан нанимал геоманта, который бежал от двора Сефевидов после смерти шаха Исмаила I[391]391
  Cornell H. Fleischer, ‘Shadow of Shadows: Prophecy in Politics in 1530s Istanbul’, in Identity and Identity Formation in the Ottoman World: A Volume of Essays in Honor of Norman Itzkowitz, ed. Baki Tezcan and Karl Barbir (Madison, WI: University of Wisconsin Press, 2007), 51–62, здесь 59–60.


[Закрыть]. Называя Сулеймана I последним завоевателем мира, повелителем эпохи и полюсом из полюсов, он утверждал, что через него говорил Бог. Он провозгласил, что невидимая армия ангелов, пророков и святых сопровождала Сулеймана I в битве[392]392
  Fleischer, ‘The Lawgiver as Messiah’, 170.


[Закрыть]. Автор истории правления Сулеймана I около 1530 г. утверждал, что армию святых действительно видели в битве при Мохаче[393]393
  Levhi, cited in Fleischer, ‘The Lawgiver as Messiah’, 169.


[Закрыть].

Действуя точно в том же имперском и религиозном ключе, что и Сулейман I, Карл V, недавно коронованный в Болонье папой Климентом VII как император Священной Римской Империи, был встречен криками «цезарь», унаследовал Испанию, Италию, Австрию, Нидерланды, Сицилию и Германию и победил Францию. Он утверждал, что является преемником Юлия Цезаря и Августа – императора и мирового правителя, возродившего древний Рим, который он разграбил. Смог бы Карл V воссоединить христианский мир и стать новым Карлом Великим?

Движимый убежденностью в том, что он был законным наследником римского правления и библейского откровения, Сулейман I, чтобы противостоять этому сопернику, надел удивительный золотой шлем с четырьмя коронами, представляющий собой сочетание европейских христианских императорских и папских регалий, символизирующих четыре библейских царства, предсказанных пророком Даниилом. Увенчанный плюмажем шлем с короной был создан венецианскими мастерами в 1532 г., что является еще одним примером глобального Ренессанса[394]394
  Otto Kurz, ‘A Gold Helmet Made in Venice for Sultan Sulayman the Magnificent’, Gazette des beaux-arts 74 (1969): 249–258; Gülru Necipoğlu, ‘Süleyman the Magnificent and the Representation of Power in the Context of the Ottoman-Habsburg-Papal Rivalry’, Art Bulletin 71, no. 3 (September, 1989): 401–427.


[Закрыть]. Поразительное произведение искусства – шлем, полученный великим визирем Ибрагимом-пашой для своего султана, был украшен 50 бриллиантами, 49 жемчужинами, 47 рубинами, 27 изумрудами и крупной бирюзой[395]395
  Necipoğlu, ‘Süleyman the Magnificent and the Representation of Power’, 401.


[Закрыть]. Хотя подобный предмет был чужд исламским шахским обычаям, шлем являлся частью набора церемониальных предметов, включая скипетр и золотой трон, предназначенных для использования мусульманским монархом[396]396
  Necipoğlu, ‘Süleyman the Magnificent and the Representation of Power’, 407.


[Закрыть].

Точно так же, как Карл V всего тремя годами ранее надел подобную корону в Вене, Сулейман I надевал или демонстрировал шлем с короной во время своего марша через Белград по пути в Вену, проходя под классическими триумфальными арками в римском стиле. Подражая церемониальному политическому языку Карла V после его коронации, Сулейман I в своем императорском шлеме ехал на лошади, богато украшенной драгоценными камнями, под парчовым балдахином с флагами, расшитыми драгоценными камнями. Встречая послов Габсбургов в своем шатре, он восседал на золотом троне и демонстрировал шлем, который послы приняли за императорскую корону[397]397
  Necipoğlu, ‘Süleyman the Magnificent and the Representation of Power’, 409.


[Закрыть]. Новость о сенсационной короне распространилась по Западной Европе не только через сообщения послов, но и в брошюрах, народных песнях и гравюрах. Казалось, было два цезаря.

Пытаясь завоевать Вену с помощью шлема с коронами, который также включал папскую тиару, Сулейман I планировал напасть на Италию и Австрию по суше и морю, чтобы завоевать Рим и претендовать на титул императора Священной Римской Империи. Увенчанный короной шлем, с плюмажем, какие, по представлениям мусульман, носили древние монархи, также назывался короной Александра Македонского[398]398
  Necipoğlu, ‘Süleyman the Magnificent and the Representation of Power’, 411.


[Закрыть]. Украшенное драгоценными камнями зеркало, которое прилагалось к нему, считалось зеркалом древнего правителя, отражавшим весь мир, доказательством его вселенского суверенитета. Некоторые в Западной Европе казались убеждены в правоте султана. Француз Жан Боден, один из крупнейших политических теоретиков XVI в., высмеял универсальные притязания Габсбургов. По его мнению, османы имели больше прав на римское наследство, потому что управляли большим количеством римских территорий: «Если где-либо в мире есть величие империи и истинной монархии, оно должно исходить от султана», потому что «ему принадлежат богатейшие районы Азии, Африки и Европы, и он правит далеко за пределами всего Средиземноморья и всех его островов, за исключением нескольких. Более того, по вооруженным силам и мощи он таков, что ему одному равны почти все принцы»[399]399
  Jean Bodin, Methodus (1566), 292, quoted in Malcolm, Useful Enemies, 74.


[Закрыть].

Вклад в Реформацию в Центральной Европе

В рамках войны против католических Габсбургов Сулейман I встал на сторону их внутренних врагов, что было встречено восторгом с их стороны. Протестанты утверждали, что лучше бы ими правили мусульмане, чем католики и предпочли султана папе римскому[400]400
  Cardini, Europe and Islam, 146.


[Закрыть].

Османская угроза Габсбургам способствовала успеху протестантской Реформации, подъему и утверждению протестантизма в Европе.

Сторонники новых церквей смогли использовать страх перед могущественной Османской империей в качестве разменной монеты в обмен на предоставление уступок европейскими католическими державами. Мартин Лютер объявил османов орудием божественного наказания церкви, «бичом Божьим»[401]401
  Cardini, Europe and Islam, 147; Malcolm, Useful Enemies, 77–78.


[Закрыть].

Как и Эразм до него, он выступал против войн с врагом-мусульманином в пользу реформирования христианской веры и практики. Его знаменитые 95 тезисов (1517) включали протест против предоставления церковных индульгенций для финансирования войн против османов. Снова и снова, с 1520-х по 1540-е гг., когда османы угрожали территории Священной Римской империи, протестанты оказывали политическое сотрудничество католикам только в обмен на религиозные уступки[402]402
  Malcolm, Useful Enemies, 79.


[Закрыть]. Османская угроза позволила им закрепить свои завоевания.

Османы вооружали повстанцев-морисков (мусульман, перешедших в католицизм) в Габсбургской Испании, поощряли связи между марокканцами и морисками, а также между протестантами и марокканцами, организовали средиземноморскую военно-морскую поддержку восстаний, вступили в союз с кальвинистами в Венгрии, и отправили секретных агентов, обещавших военную помощь лютеранам в Нидерландах, управляемых Габсбургами, и немецкоязычных землях, выступавших против папы римского и Священной Римской империи[403]403
  Andrew Hess, ‘The Moriscos, an Ottoman Fifth Column in Sixteenth-Century Spain’, American Historical Review 74, no.1 (1968), 20.


[Закрыть]. Солдаты-протестанты, как сообщается, утверждали, что лучше сражаться за «некрещеного турка» султана Сулеймана I, чем за «крещеного турка», императора Карла V[404]404
  Cardini, Europe and Islam, 147.


[Закрыть]. Такая поддержка христиан-протестантов мусульманским султаном помешала Карлу V воссоздать европейскую духовную монархию и имела территориальные последствия. Сулейман I сообщил протестантам, что мусульмане разделяют их иконоборчество и оппозицию папе римскому. В 1555 г. лютеране получили официальное признание, отчасти в результате того, что императоры Священной Римской империи были заняты борьбой с османами в Венгрии, а не внутренними делами Германии.

Карл V был больше сосредоточен на завоевании Итальянского полуострова, чем на улаживании распрей в Германии.

А его сын Фердинанд, которого он поставил править в Германии во время своей предвыборной кампании, был увлечен защитой Венгрии и своего венгерского наследства от османов. В 1526 г. папа отказался созвать собор для обсуждения реформ. Но когда дворяне заявили, что не будут посылать войска против османов до тех пор, пока не соберется такой совет, Фердинанд согласился на сейм в городе Шпейер, где был временно приостановлен эдикт, объявлявший Мартина Лютера и его труды вне закона. В результате христиане-антикатолики смогли установить лютеранство в Германии в обмен на отправку войск для борьбы с османами. Армии Сулеймана I завоевали центральную Венгрию и превратили Трансильванию в страну-вассала; пушки снова победили кавалерию – после битвы при Мохаче в 1526 г.

В 1530 г. сейм Аугсбурга провозгласил смертный приговор лютеранам. Но Священной Римской империи все еще угрожали османы в Венгрии, и эта серьезная угроза была ее главной заботой. В 1532 г. Карл V принял поддержку лютеран против османов в обмен на гарантии существования лютеранства до тех пор, пока не будет созван собор. Папа отказался созвать собор, и к 1540 г. лютеране получили далеко идущие гарантии. К лютеранству приходилось относиться терпимо из-за международной ситуации. Османские войска Сулеймана I взяли под контроль центральную Венгрию, а его союзник французский король Франциск I, главный соперник Карла V за контроль над христианской Европой, напал на Италию. Только в 1546 г. Священная Римская империя смогла подавить лютеранское движение, но к тому времени раскол между лютеранами и католиками стал непримиримым и был окончательно признан в 1555 г. Аугсбургским миром. Рост и окончательное принятие лютеранства в Германии отчасти объясняется устремлениями Османской империи[405]405
  Stephen A. Fischer-Galati, Ottoman Imperialism and German Protestantism, 1521–1555 (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1959; New York: Octagon Books, 1972), 117.


[Закрыть].

Протестантская церковь пустила корни в Венгрии по одной главной причине. Используя тактику контрреформации, направленную на обеспечение религиозного соответствия и политической централизации, Габсбурги отдалили многих венгров от себя до такой степени, что они предпочли османское правление[406]406
  Carl Max Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation: Europe and the Caucasus, New York University Studies in Near Eastern Civilization 5 (New York: New York University Press, 1972), 209, note 107.


[Закрыть].

С османским владычеством они выбрали протестантизм, а также ислам. К 1550 г. большинство христиан в тогдашней османской провинции Буда и вассальной земле Трансильвания перешли из католицизма в протестантизм или ислам[407]407
  Kortepeter, Ottoman Imperialism During the Reformation, 241.


[Закрыть]. Ослепительная золотая корона в форме шара, украшенная драгоценными камнями, была изготовлена султаном Ахмедом I (1603–1617) для венгра Стефана Бочкая, возглавившего кальвинистское восстание в верхней Венгрии против правления Габсбургов. Бочкай был вознагражден османами – в 1605 г. его короновали в Пеште в качестве правителя Венгрии. Он недолго продержался у власти, внезапно скончавшись в следующем году от болезни, но корона из золота и драгоценных камней – включая чередующиеся полосы рубинов, изумрудов, жемчуга и опалов, увенчанная гигантским овальным изумрудом вместо креста – все еще выставлена в Императорской сокровищнице в Вене.