Текст книги "Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли"

Завоевание и божественная милость

Самые первые османские хронисты связывали султанский дом с суфиями – как с конформистскими орденами, так и с орденами девиантных дервишей. Даже духовная биография Хаджи Бекташа утверждает, что дервиш объявил о том, что Божья санкция будет снята с сельджуков и передана Эртугрулу, отцу Османа[46]46
  Vilâyet-nâme: Manâkıb-ı Hünkâr Hacı Bektâş-ı Velî, ed. Abdülbaki Gölpınarlı (Istanbul, 1958), 71–75, cited in Cemal Kafadar, Between Two Worlds: The Construction of the Ottoman State (Berkeley: University of California Press, 1995), 30.


[Закрыть].

Последователи Хаджи Бекташа верили, что из-за близости к Богу он обладает силой ходатайствовать о передаче светской власти.

Спустя полтора столетия после его смерти последователи Османа рассказали политически полезную историю о том, что Осман провел одну ночь в доме шейха Эдебали, суфия, связанного с радикальными течениями туркменского мистицизма. Шейх был учеником воинствующего проповедника Хорасани, который от имени туркменских кочевников возглавил суфийское восстание в Анатолии против сельджуков, аристократии и городских суфийских орденов. Связь, установившаяся между Османом и шейхом, однако, была больше в духе мевлеви, чем бекташами, поскольку Осман был символически «оплодотворен» святым человеком. Когда он спал, Осман увидел во сне, что луна поднялась из груди шейха Эдебали и погрузилась в его собственную. Затем из пупка Османа выросло дерево, тень которого накрыла весь мир с горами и текущими из них ручьями.

Люди пили воду из этих ручьев, использовали их для полива садов и строили проточные фонтаны[47]47
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 6.


[Закрыть]. Проснувшись, Осман рассказал свой сон шейху. Тот ответил: «Осман, сын мой! Власть была дарована тебе и твоим потомкам» и отдал свою дочь Малхун в жены Осману.

В этом сне будущий успех Османа был предсказан суфийским шейхом, с семьей которого ему предстояло породниться. В дополнение к исламским суфийским атрибутам его сон содержит монгольские шаманские природные элементы: горы, тенистые деревья и текущие ручьи[48]48
  The Book of Dede Korkut, trans. Geoffrey Lewis (New York: Penguin, 1972), 40–41.


[Закрыть]. Бог якобы благоволил османам, о чем свидетельствует толкование сна Османа святым человеком. Но эта мечта не принадлежала скотоводу XIII в., а отражала перспективу оседлого общества бывших кочевников-земледельцев XV в. Сочиненный более поздним хронистом Ашык Паша заде (ум. 1484 г.), сон предсказал переход османов от кочевничества к оседлой империи после Османа[49]49
  Lindner, Nomads and Ottomans in Medieval Anatolia, 37–38.


[Закрыть].

«Священная война» и обращение в ислам

Османские хронисты XV в. вспоминали свои и предшествующие столетия как эпоху «священной войны» между христианами и мусульманами. Старейшее из дошедших до нас повествований об Османской династии, «История королей Османской династии и их борьбы с неверными», датируемая началом XV в., изображает ранних османских правителей как гази (святых воинов, моджахедов), сражающихся с неверными[50]50
  Kemal Silay, ‘Introduction’, in Tac’d-Din Ibrahim Bin Hizir Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage and Their Holy Raids [Ghaza] Against the Infidels, trans. Kemal Silay, ed. Şinasi Tekin and Gönül Alpay Tekin (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004), vii – xix.


[Закрыть]. Авторское видение династии ясно: в отличие от монголов, угнетавших людей, Османская империя лишь вела газават (священную войну, джихад) против неверных[51]51
  Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 1; Quoted in Pál Fodor, ‘Ahmedī’s Dāsitān as a Source of Early Ottoman History’, Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. XXXVIII, no. 1–2 (1984): 41–54, here 47.


[Закрыть]. Чувство справедливости автора оправдывает геноцид: османы и их воины уничтожали всех до единого вражеских мужчин и мальчиков и порабощали всех женщин и девочек.

Поучителен отрывок из этой первой хроники, посвященной османам. Сельджукский султан послал несколько человек на запад «убить [христианина] неверного». Но поскольку монголы нападали на сельджукские владения на востоке, султан отступил в Конью, оставив Эртугрула продолжать битву с христианами[52]52
  Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 3–4.


[Закрыть]. Когда Эртугрул скончался в середине или конце XIII в., его сын Осман продолжал, как и прежде, воевать против неверных[53]53
  Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 4.


[Закрыть], послав своих солдат во все стороны. Воин гази, владеющий мечом, упоминается как «инструмент истинной религии [ислама]», который служит Богу, «очищая эту землю от грязи многобожия [христианства]».

В то время как «газават» обозначал священную войну против неверных-христиан, а «гази» означало «святой воин», та же самая «История королей Османской династии и их борьбы с неверными» рисовала гораздо более сложный мир, чем просто разделенный расколом на христиан и мусульман.

Газават также использовался для описания войны против тех самых туркменских мусульманских князей, которые обычно называли себя гази, сражающимися с неверными во имя Бога[54]54
  Kafadar, Between Two Worlds, 76–78.


[Закрыть]. Гази сражался против гази, тюркский мусульманин убивал тюркского мусульманина. Любой, кто оказался на постоянно расширявшемся пути Османа на запад в северо-западной Анатолии – независимо от религии или этнического происхождения – был не на той стороне и заслуживал карательного похода. Осман часто воевал против некоторых из других почти двух десятков туркменских мусульманских княжеств в Анатолии – особенно против гермиян, базировавшихся в Кютахье, примерно в ста километрах к югу от Сёгюта, – и против византийцев. Кроме того, он сражался с татарами и турко-монголами, которые тогда, вероятно, были буддистами.

В то же время, отношения Османа с греческим воителем и другом по имени Безбородый Михаил, местным князем или правителем, были лучше, чем с туркменом-мусульманином из гермиян и даже с членами его собственной семьи. Осман пустил стрелу в своего дядю Дюндара, убив родственника, которого некоторые хотели сделать лидером, когда Эртугрул скончался[55]55
  Mehmed Neşri, Kitab-i cihan-nüma, Neşri tarihi, ed. Faik Reşat Unat and Mehmed Köymen (Ankara: Türk Tarih Kurumu, 1949), 78–79 and 92–95.


[Закрыть]. Безбородый Михаил, описанный османским хронистом как «очень близкий друг» Османа, оставался христианином, сражаясь вместе с Османом в течение полутора десятилетий, прежде чем принять ислам в 1304 г.[56]56
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 11, 12, 23–25.


[Закрыть]

В течение этого времени, куда бы Осман ни отправлялся, его всегда сопровождал Безбородый Михаил. Большинство слуг Османа также были христианами.

В случае с Безбородым Михаилом термин «гази» обозначал воина, сражавшегося на границе на стороне Османа – куда входили как единоверцы, так и представители других религий, – против конкретного врага, который мог принадлежать к другой религии, но чаще всего был единоверцем[57]57
  Kafadar, Between Two Worlds, 85.


[Закрыть]. Византийские пограничные войска были очень похожи на своих туркменских коллег, и тоже вступали в союз с мусульманами и воевали против них. Таким образом, в газавате не было священной войны – за исключением тех случаев, когда она была. И гази не были святыми воинами – за исключением тех случаев, когда они ими были. Только более поздние хронисты представили их бесспорно святыми мусульманскими воинами, сражавшимися против христиан на Божьем пути.

В XIV и XV вв. христиане, в том числе турки-христиане, также служили, не переходя в ислам, на важных административных и военных должностях в качестве воинов, кавалеристов, землевладельцев, вспомогательных служб и сил безопасности деревень[58]58
  Halil Inalcik, ‘Timariotes chrétiens en Albanie au XV siècle d’après un registre de timars Ottoman’, Mitteilungen des Österreichischen Staatsarchivs 4 (1952): 118–138; Halil Inalcik, ‘Stefan Duşan’dan Osmanlı İmparatorluğuna: XV. asırda Rumeli’de hıristiyan sipahiler ve menşeleri’, in Mélanges Fuad Köprülü (Ankara: Dil ve Tarih Coğrafya Fakültesi, 1953): (1954): 104–129; Ahmet Yaşar Ocak, ‘Social, Cultural and Intellectual Life, 1071–1453’, in The Cambridge History of Turkey, vol. 1, Byzantium to Turkey, 1071–1453, ed. Kate Fleet (Cambridge: Cambridge University Press, 2009), 353–422, here 364.


[Закрыть]. Во многих местах христиане составляли большинство в османских военных подразделениях.

В ту раннюю эпоху имели значение способности и преданность, а не религия. Группа гази Османа хорошо иллюстрирует бессмертные строки Уильяма Шекспира из пьесы «Генрих V»: «О нас, о горсточке счастливцев, братьев. / Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, / Мне станет братом»[59]59
  Уильям Шекспир. Генрих V, действия 4, сцена 3.


[Закрыть]. Первые османы были связанными узами личной преданности воинами-мигрантами, которые совершали набеги на соседние общины. Со временем те, кто возглавлял и боролся за эту все более оседлую конфедерацию, должны были стать мусульманами, и первостепенной ценностью этого конгломерата стал бы ислам. Именно по этой причине хроники, написанные 100–200 лет спустя, ретроспективно подчеркивают, что они были святыми воинами ислама.

Осман обрел легитимность путем завоевания, через газават.

В самых ранних рассказах об османах, включая первые хроники, составленные в конце XV в. и начале XVI в., Осман завоевывал христианские замки и территории, предавал всех мужчин и мальчиков мечу и обращался с женщинами и девочками как с пленницами. Он отдал их дома иммигрировавшим туркоманам и приказал превратить их церкви в мечети.

Его правление было основано на монгольском и суннитском исламском прецеденте. Монголы продемонстрировали, что сильный всегда прав, и что политическая легитимность в обществе с мусульманским большинством проистекает только из силы. Это не следовало из религиозных принципов, таких как преемственность. Она была шиитской интерпретацией, признававшей лидером только потомков Али. Напротив, начиная с монголов, любой правитель общества с мусульманским большинством мог требовать подчинения подданных просто потому, что он находился у власти, даже если эта власть была получена силой. Осман стал лидером не потому, что принадлежал к королевскому роду или был потомком Мухаммеда. Наиболее достоверно то, что его легитимность основывалась на завоевании.

Осман и его отряд конных лучников совершили набег, чтобы захватить пленников и добычу: «Некоторые брали золото и серебро, некоторые – лошадей; некоторые брали девушек по своему выбору»[60]60
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 13.


[Закрыть]. Осман раздавал трофеи – добычу, пленных женщин и детей, деревни и поместья – своим гази, привлекая к себе все больше воинов. У него и его сторонников не было навыков завоевания крупных византийских крепостей, таких как Изник и Бурса (последняя находилась в 120 километрах к западу от Сегюта). Осман и его люди завоевали небольшие византийские замки в радиусе 80 километров к западу или северо-западу, включая Инегёль, чей греческий правитель преследовал Османа во время его сезонной миграции на летние и зимние пастбища[61]61
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 4–5.


[Закрыть].

Осман также прибегал к различным уловкам. Чтобы захватить замок Биледжик, он притворился, что дружит с его греческим правителем. Приглашенный на свадьбу христианина, он спрятал воинов среди свадебных подарков – вязаных ковров, рулонов тканей и овец, присланных с вереницами волов. Другие гази были переодеты женщинами и натянули чадры на усы.

Хотя этот обман не был таким впечатляющим, как гигантский деревянный Троянский конь, он позволил Осману и его людям захватить Биледжик врасплох и обезглавить его подвыпившего правителя. Они похитили христианскую принцессу-невесту Аспорчу, и Осман выдал ее замуж за своего маленького сына Орхана[62]62
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 15–17; Leslie Peirce, The Imperial Harem: Women and Sovereignty in the Ottoman Empire (Oxford: Oxford University Press, 1993), 34–35.


[Закрыть].

После более чем тридцатилетних набегов силы Османа в конце концов стали эффективны при осадах крупных городов: воины контролировали сельскую округу, заставляя врага голодать, чтобы он подчинился[63]63
  Imber, The Ottoman Empire, 1300–1650, 254–255.


[Закрыть]. В 1326 г., после смерти Османа, Безбородый Михаил и Орхан (правил в 1324–1362 гг.) завоевали великую византийскую цитадель Бурсу, которая осталась в истории как первая османская резиденция династии. Чеканя там монеты от своего имени, Орхан стремился продемонстрировать, что османы наконец-то избавились от всех следов вассалитета Ильханидам[64]64
  Caroline Finkel, Osman’s Dream: The History of the Ottoman Empire (London: John Murray, 2005), 7.


[Закрыть]. И все же, как и его отец, чей труп Орхан выкопал в Сегюте и перезахоронил в Бурсе, он все еще платил дань монголам – в его случае, по крайней мере, до 1350 г.[65]65
  Tezcan, ‘The Memory of the Mongols’, 28.


[Закрыть] Завоевание Бурсы было большой неожиданностью для гази, получивших «много серебра и золота», рабов и прислугу[66]66
  Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 6.


[Закрыть]. Орхан раздал добычу своим гази, которые стали очень богатыми.

По словам арабского путешественника Ибн Баттуты, Бурса была «великим городом с прекрасными базарами и широкими улицами, окруженным фруктовыми садами и бегущими источниками». Орхан представил посетителям свою жену, упомянув культуру их центральноазиатских предков, а сам был «величайшим из королей туркмен и самым богатым по землям и военным силам»[67]67
  Цитаты из этого параграфа из The Adventures of Ibn Battuta, 151–152.


[Закрыть]. Он владел почти сотней крепостей, посвящая большую часть времени приобретению новых. Говорили, что он ни в одном городе никогда не оставался больше, чем на месяц, постоянно сражаясь. Он выгодно отличался от своих конкурентов-туркоманов: принц Балыкесира, по слухам, был «никчемным человеком», а его жители – «ни на что не годными», они даже не потрудились построить крышу для новой мечети. Орхан, напротив, построил первое османское исламское медресе в разрушенном и почти заброшенном Изнике в 1331 г., когда оставшиеся византийские защитники этого города наконец сдались после двухлетней осады.

Даже если Изник был в значительной степени необитаем в результате военных действий, османы вскоре обнаружили, что правят многочисленным греческим населением. Как греки относились к ним и их завоеваниям? Архиепископ византийских Фессалоник (современная Салоника, или Салоники, Греция) Григорий Палама попал в плен к османам в 1355 г., когда его корабль был захвачен близ Галлиполи. Богослова и мистика посмертно причислили Греческой православной церковью к лику святых. Называя мусульман «варварами» и «неверными», он писал после своего пленения, что османы жили «луками и мечами, радуясь порабощению, убийствам, набегам, грабежам, распутству, прелюбодеянию, содомии». И они не только практиковали это, но (о ужас!) думали, что Бог одобряет их[68]68
  G. Georgiades Arnakis, ‘Gregory Palamas Among the Turks and Documents of His Captivity as Historical Sources’, Speculum: A Journal of Mediaeval Studies 26, no. 1 (January 1951): 104–118, here 106.


[Закрыть]. Он участвовал в напряженных теологических дебатах при дворе Орхана в Бурсе и других местах с суфиями, но был избит одним из них. Во время другого горячего спора с имамом христиане попросили Паламу замолчать, чтобы не провоцировать растущий гнев мусульман.

В некоторых городах греки стремились узнать, почему Бог покинул их. Палама видел церкви, превращенные в мечети, и большое количество греков, от отчаяния принявших ислам. Но в других местах он встречал греков, служивших османам, и многочисленное процветающее греческое население, к которому новые правители относились терпимо. Врач Орхана был греком, и правитель проявлял интерес к мусульманско-христианским теологическим дебатам. Мусульмане, с которыми столкнулся Палама, спросили его, почему он не верит в их Пророка (Мухаммеда), тогда как они верили в Иисуса[69]69
  Arnakis, ‘Gregory Palamas Among the Turks’, 108.


[Закрыть].

Вместо того чтобы быть примером «религиозного синкретизма», примиряющего Иисуса с Мухаммедом, это была тактика прозелитизма. Для христиан Иисус – не пророк, а мессия. Именно мессианизм отличает христианство от других религий. Принятие Мухаммеда как пророка делает человека мусульманином. Этот принцип отличает ислам от других религий. Палама отметил, что ревностные суфии, прикрепленные к двору Орхана, распространяли ислам среди покоренных греков.

От Османа до Орхана

Когда Осман умер в 1324 г., его сын Орхан с последователями якобы обнаружили, что он владел всего лишь имуществом простого кочевого скотовода[70]70
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 36.


[Закрыть]. Они насчитали один кафтан, один доспех и один столовый набор, содержащий солонку и подставку для ложек. Турки ели рагу, приготовленное из пшена и мяса, нарезанного небольшими кусочками, и запивали простоквашей из кобыльего молока, как монголы. Мы знаем, что Осман владел одной парой высоких сапог, несколькими табунами лошадей, несколькими стадами овец и несколькими парами седельных попон. У него не было ни книг, ни предметов роскоши, ни серебра, ни золота, ни религиозных атрибутов, включая молитвенные коврики.

Османские хронисты идеализировали простоту Османа и его кочевой образ жизни. Но на самом деле Сегют, где, как позже утверждали османы, отец Османа Эртогрул впервые поселился и сражался против христиан, был пограничной зоной в северо-западной Анатолии, расположенной на краю центрального плато. Гораздо более богатые сельскохозяйственные угодья и городские поселения на севере и северо-западе Османы включали более зеленые пастбища. Это привлекло османов, и привело к быстрому заселению этих территорий вскоре после смерти Османа[71]71
  Lindner, Explorations in Ottoman Prehistory, 35–56.


[Закрыть].

При подсчете имущества преемники Османа также учитывали завоеванные им земли, которые представляли собой наиболее значительное наследие, которое он завещал им и своему непосредственному преемнику Орхану[72]72
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 36.


[Закрыть]. Союз воинов Османа был единственным туркменским мусульманским княжеством в западной Анатолии, которое в последующие столетия станет мировой державой. Каждое королевство от Англии до Китая узнало имя этой династии, боялось или уважало ее. Чему она обязана своим успехом?

2
Султан и его обращенные рабы
Мурад I

С 1301 по 1401 г. Османская династия пережила знаменательную трансформацию. В 1301 г. Осман впервые провел успешную битву против византийцев. В то время османы были одним маленьким тюркским княжеством из многих. Но к 1401 г., столетие спустя, это маленькое княжество пошло по уникальной траектории, превратившись в постоянно расширявшийся султанат, стучавший в двери Константинополя. Как османы добились успеха? Конечно, благодаря удаче и материальным, экономическим и социальным факторам. Но, прежде всего, именно политика, проводимая Мурадом I – первым султаном, учредившим янычар (корпус обращенных военных рабов) и братоубийство в качестве политики преемственности, – привела к их возвышению. Османская терпимость к разнообразию означала создание империи, которая была построена на поддержании иерархий и различий, тем самым обеспечивая величие династии и подчинение покоренных народов.

Объяснения успеха османов

Был выдвинут ряд объяснений ранних достижений османов.

Согласно османской традиции и общепринятым историческим писаниям о династии, ключевым фактором был гази, или дух святого воина. Вместо этого современные историки отдают предпочтение стечению ряда факторов. Османам просто повезло. Сельджукский султанат Рум пал к 1300 г., как раз в тот момент, когда Осман захватывал первые четыре замка. Государство Ильханов распалось в 1350-х гг., как раз в тот момент, когда Орхан расширял свое княжество. Две главные восточные угрозы выживанию Османской империи исчезли в нужное время. Человеческая воля – способность индивидов формировать собственную судьбу – также сыграла свою роль. Отчасти династия была обязана своим успехом политической проницательности Османа[73]73
  Kafadar, Between Two Worlds, 126.


[Закрыть]. Он хорошо понимал, где враги, а где друзьям, и умел превращать друзей во врагов и наоборот.

Материальные факторы также сыграли свою роль. К ним относятся люди, с которыми Осману приходилось контактировать, удачное расположение его княжества и отчаянное политическое и экономическое положение соседей. Византийская империя в то время была расколота, ее территория сокращалась, что притягивало посторонних к участию во внутренней политике страны. Независимые прибрежные тюркские княжества Эгейского моря извлекали выгоду из торговли с Венецией и Генуей. Однако их местоположение означало неизбежные столкновения с крестоносцами (включая рыцарей-госпитальеров), корсарами и постоянной войной, лишавшей их возможности контролировать море. В 1340-х гг. их земли были опустошены эпидемией бубонной чумы, известной как Черная смерть[74]74
  Uli Schamiloglu, ‘The Rise of the Ottoman Empire: The Black Death in Medieval Anatolia and Its Impact on Turkish Civilization’, in Views from the Edge: Essays in Honor of Richard W. Bulliet, ed. Neguin Yavari, Lawrence G. Potter, and Jean-Marc Oppenheim (New York: Columbia University Press, 2004), 271.


[Закрыть]. Напротив, внутреннее кочевое княжество Османа было защищено от людских набегов и эпидемий, но при этом находилось на торговых путях у границы между империями[75]75
  Kafadar, Between Two Worlds, 131.


[Закрыть]. Монгольские правители Османа уделяли его княжеству мало внимания, поскольку были заняты сокрушением тех крупных туркменских княжеств, которые находились ближе всего к ним в Восточной Анатолии. Таким образом османы избежали гнева более крупных и опасных врагов.

Османы также извлекли выгоду из того факта, что в течение XII и XIII вв. Анатолия была преобразована вследствие бума международной торговли с Юго-Западной и Восточной Азией и с Византийской империей.

Во многом это произошло благодаря Сельджукскому султанату Рума, который развил и благоустроил городские районы, построил сеть караван-сараев (гостиниц для путешествующих на дальние расстояния с севера на юг и с востока на запад), соорудил десятки серебряных рудников, работавших на многие монетные дворы, производившие монеты чрезвычайно высокой чистоты, и расширил порты на Средиземном море в Анталии и на Черном море в Синопе[76]76
  Rudi Paul Lindner, ‘Seljuk Mints and Silver Mines’, Turcica 41 (2009): 363–371.


[Закрыть]. Османы обосновались в удачном месте на торговых путях Константинополь-Конья и Константинополь-Иран и Китай, на границе между засеянными и бесплодными, сельскохозяйственными и пастбищными землями. Местоположение позволяло им становиться оседлыми земледельцами всякий раз, когда они сталкивались с экологическими проблемами на своей родной земле, будь то наводнение или неурожай[77]77
  Lindner, Explorations in Ottoman Prehistory, 102–116.


[Закрыть].

Социальные факторы также сыграли роль в возвышении династии. Чтобы увеличить сферу своего влияния, Осман создал ряд союзов с местными шейхами и христианами, умело манипулируя многочисленными меняющимися связями. Немаловажен и военный элемент. Осман постоянно отправлял своих людей в набеги, пользуясь неугомонной энергией высокомотивированных кочевников и искателей приключений. Успех привлекал все больше рейдеров, принося славу и богатство многочисленным последователям. Успех Османа привлекал купцов и простолюдинов, так как у него была репутация справедливого и щедрого человека. Они обеспечили материальную основу для проведения новых набегов[78]78
  Kafadar, Between Two Worlds, 131.


[Закрыть]. Война означала захват женщин, рабов, земель и иных богатств, что подпитывало дальнейшую экспансию. После завоевания османы отбирали у покоренного населения рабов и обращали их в ислам, в то же время позволяя большинству новых подданных продолжать вести привычную жизнь в деревнях и городах, терпимо относясь к религиозным различиям и рассматривая их как источник налоговых поступлений.

Дальнейшие решения обеспечили инструменты для преобразования конфедерации в империю. Первым был отказ от монгольской традиции уделов, когда владения правителя поровну делились между его сыновьями[79]79
  Hodgson, The Venture of Islam, 2:416.


[Закрыть].

Османы предпочитали единоначалие, при котором один сын принимал на себя управление всем княжеством[80]80
  Kafadar, Between Two Worlds, 136–137.


[Закрыть]. Орхан сменил отца в результате плавного перехода: возможно, Осман предоставил ему земельные владения на границе, где он мог действовать автономно, затем передал ему командование армией и, наконец, назначил его своим преемником. Или, согласно рассказам, записанным при совсем других обстоятельствах столетия спустя, Орхан стал лидером, когда его брат Ала ад-Дин, благодаря вмешательству совета дервишей, выступавших посредниками, мирно согласился удалиться к тихой жизни и мистическому созерцанию[81]81
  Aşıkpaşazade, Tevārīh-i Āl-i Osmān, 36–37. Мы не знаем, что случилось с другими сыновьями Османа.


[Закрыть]. Точно так же как монгольские правители обосновывали свою власть происхождением от Чингисхана и личной верностью, так и у осман власть получал потомок Османа, окруженный последователями, клявшимися в своей верности ему. Не имея возможности заявить о своем происхождении от Мухаммеда, Чингисхана или их обоих, османы оказались в невыгодном положении.

На первом этапе истории династии, длившемся около трех столетий, османы верили, что султану были дарованы состояние (devlet) и власть. Состояние было одним из необходимых условий его правления. Другим был saltanat (суверенитет, или султанат). Наделенный этими двумя атрибутами, султан был призван содействовать справедливости, стабильности, послушанию, иерархическому социальному порядку и новым завоеваниям[82]82
  Gagan Sood, ‘Knowledge of the Art of Governance: The Mughal and Ottoman Empires in the Early Seventeenth Century’, Journal of the Royal Asiatic Society 30, no. 2 (2020): 253–282.


[Закрыть]. В эти столетия султан, безусловно, был обычным мусульманином, но считался человеком, олицетворявшим династию и достойным высшего ранга. В следующих главах будет представлен личностно-ориентированный подход к династии, потому что именно он существовал в тот период.