Текст книги "7 лучших историй для мальчиков"

Залп из ружей гуронов прервал этот разговор. Когда пули засвистели вокруг них, Дункан увидел, что Ункас повернулся и посмотрел на него и Мунро. Несмотря на близость неприятеля и грозившую ему лично опасность, на лице молодого воина не было заметно никакого волнения; оно выражало только удивление, что находятся люди, желающие подвергать себя бесполезному риску. Чингачгук, вероятно, был более знаком с обычаями белых людей, потому что ни разу не взглянул в их сторону и не отрывал глаз от предмета, к которому направлял пирогу. Пуля вскоре вышибла из рук вождя легкое гладкое весло: пролетев по воздуху, оно упало в воду далеко от лодки. Гуроны закричали и выстрелили еще раз. Ункас провел по воде дугу лопастью весла; пирога вильнула вбок, и Чингачгук поймал свое весло, высоко поднял его, испустил боевой клич могикан и снова принялся за важное дело.

Из пирог позади раздались громкие восклицания: «Великий Змей!», «Длинный Карабин!», «Быстроногий Олень!» Казалось, эти возгласы придали еще больше рвения преследователям. Разведчик схватил свое ружье и, подняв его над головой, с победоносным видом потряс им в воздухе. Дикари ответили на оскорбление страшными воплями, и сейчас же раздался новый залп. Пули зашлепали по воде вокруг маленького судна, и одна из них даже пробила его борт. Ни малейшего волнения не было заметно у могикан в эту критическую минуту: их застывшие лица не выражали ни надежды, ни тревоги. Но разведчик снова обернулся и сказал Хейворду с беззвучным смехом:

– Плуты любят слышать звуки своих ружей, но среди мингов не найти ни одного, чей глаз мог бы верно прицелиться в пляшущую пирогу! Вы видите, дьяволы сняли с весел одного из людей, чтобы заряжать ружья, а, по самому скромному подсчету, мы проходим три фута, в то время как они делают два.

Дункан обрадовался, что их лодка значительно опередила дикарей. Гуроны снова выстрелили, и одна из пуль попала в лопасть весла Соколиного Глаза, не причинив никакого вреда.

– Хватит! – сказал разведчик, с любопытством разглядывая небольшую выбоину. – Это не оцарапало бы и кожи ребенка… Ну, майор, если вы попробуете справиться с этим куском оструганного дерева, я заставлю «оленебой» принять участие в разговоре.

Хейворд схватил весло и принялся за дело с рвением, заменявшим искусство, а Соколиный Глаз проверил, заряжено ли ружье, потом быстро прицелился и выстрелил. Находившийся на носу передней пироги гурон встал, собираясь стрелять, но упал навзничь, ружье выпало у него из рук в воду. Однако через мгновение он снова вскочил на ноги с дикими, безумными жестами. В ту же минуту его товарищи опустили весла, пироги скучились и остановились. Чингачгук и Ункас воспользовались этим, чтобы поставить пирогу по ветру, а Дункан продолжал работать веслами с неутомимой энергией. Отец и сын обменялись спокойными вопросительными взглядами, чтобы узнать, не пострадал ли кто-нибудь из них от выстрелов; оба отлично знали, что ни один не позволил бы себе крикнуть или сказать хоть слово, если бы что-то случилось с ним. Несколько крупных капель крови стекало с плеча сагамора. Когда он заметил, что глаза Ункаса остановились на этих каплях, он зачерпнул ладонью воды и смыл пятно, дав тем самым понять, что рана незначительна.

– Тише, тише гребите, майор! – сказал разведчик; к этому времени он снова зарядил ружье. – Мы ушли слишком далеко, для того чтобы ружье могло показать все свои качества, а вы видите – минги держат совет. Пусть они подойдут на расстояние выстрела – на мой глаз можно положиться в данном случае, – и я заставлю плутов плыть за нами на протяжении всего Хорикэна, причем обещаю, что в худшем случае их пули только поцарапают нам кожу, мой же «оленебой» из трех жизней возьмет две.

– Мы забываем наше дело, – заметил Дункан. – Воспользуемся лучше нашим преимуществом и уйдем подальше от врага.

– Верните мне моих детей! – хрипло проговорил Мун-ро. – Не шутите с горем отца, отдайте мне моих детей!

Постоянная привычка уважать приказы старших приучила разведчика подчиняться, поэтому, бросив последний взгляд на далекие пироги, он отложил ружье в сторону и, сменив усталого Дункана, взялся за весло. Могикане поддержали его усилия, и через несколько минут между ними и врагами оказалось такое расстояние, что Хейворд снова вздохнул свободно.

Озеро становилось шире, и путь лодки лежал теперь вдоль высокого скалистого берега. Острова встречались редко, и все это время их можно было обойти. Удары весел стали медленнее и ритмичнее; гребцы, уйдя от погони, угрожавшей им смертью, гребли так спокойно, словно перед тем занимались спортом, а не спасали свою жизнь.

Вместо того чтобы, преследуя свою цель, плыть вдоль западного берега, осторожный могиканин направил пирогу к тем холмам, за которые, как было известно, Монкальм увел свои войска в неприступную крепость Тикондерога. Когда стало совершенно ясно, что гуроны отказались от преследования, исчезли, казалось, основания для опасений. Но все же маленький отряд еще в течение нескольких часов придерживался этого курса, пока наконец путники не достигли бухты на северном конце озера. Тут пирогу подвели к берегу. Соколиный Глаз и Хейворд взошли на ближайший утес. Разведчик взглянул на расстилавшееся под ногами пространство воды и указал майору на маленький черный предмет у мыса, лежавшего на расстоянии нескольких миль.

– Видите? – спросил он. – Ну, за что приняли бы вы это пятно?

– Если бы не расстояние и не величина этого предмета, я принял бы его за птицу. Неужели это живое существо?

– Это пирога из хорошей березовой коры, а на веслах свирепые, коварные минги. Плуты делают вид, будто заняты ужином, но, едва только стемнеет, они пойдут по нашим следам, как собаки, чутьем отыскивающие зверя. Нам нужно сбить их с толку или придется отказаться от преследования Хитрой Лисицы. Эти озера бывают иногда полезны, в особенности когда на воде встречается дичь, – продолжал разведчик, оглядываясь вокруг с озабоченным видом, – но укрыться здесь нельзя никому, кроме рыб. А к тому же мне очень не нравится дымок, ползущий вдоль утеса над пирогой. Клюнусь жизнью – это сигнал, который видят еще чьи-то глаза, не только наши… Ну, словами дела не поправишь, пора действовать.

Соколиный Глаз спустился с утеса на берег в глубоком раздумье. Он сообщил на языке делаваров результаты своих наблюдений товарищам; затем последовало короткое серьезное совещание. Поговорив между собой, они подняли пирогу и понесли ее на плечах. Все углубились в лес, стараясь оставлять за собой большие, ясные следы. Вскоре дошли до ручья, перебрались через него и продолжали идти вперед до большой обнаженной скалы. С того места, где можно было ожидать, что не останется следов, они повернули назад к ручью, все время старательно пятясь. По руслу ручья они добрались до озера и здесь спустили пирогу на воду. Небольшой пригорок скрывал их от мыса, а край берега был на значительном расстоянии окаймлен густым кустарником, спускавшимся к самой воде. Под прикрытием этих природных ограждений путники терпеливо и осторожно двигались вперед, пока разведчик не сказал, что, по его мнению, следует опять пристать к берегу.

На берегу подождали до тех пор, пока очертания предметов не расплылись в неверном вечернем свете. Тогда беглецы снова пустились в путь. Темнота благоприятствовала им, и они, безмолвно и сильно налегая на весла, понеслись к западному берегу. Суровые очертания горы, к которой они направлялись, не имели никаких отличительных примет в глазах Дункана, но могиканин вошел в избранную гавань с уверенностью и точностью опытного кормчего.

Пирогу снова подняли и отнесли в лес, где тщательно спрятали под кучей хвороста. Путешественники взяли свое оружие и поклажу, и разведчик заявил Мунро и Хейворду, что и он и индейцы наконец готовы продолжать путь.

Глава XXI

Если вы найдете там человека, пусть он умрет смертью мухи.

Шекспир. «Виндзорские проказницы»

Беглецы сошли на берег у границы местности, даже в настоящее время менее известной жителям Штатов, чем Аравийская пустыня или среднеазиатские степи. Это была бесплодная неровная территория, отделяющая область Шамплейна от областей Гудзона, Мохока и Святого Лаврентия. С тех времен, о которых говорится в нашем рассказе, деятельный дух жителей окружил ее целым поясом богатых, процветающих поселений, но в глубину ее даже теперь проникают только охотники и туземцы.

Однако Соколиный Глаз и могикане часто проходили по горам и долинам этой обширной пустыни и потому не замедлили углубиться в нее с уверенностью людей, привычных к этим местам. Много часов пробирались путешественники по тяжелому пути, то руководствуясь звездами, то следуя направлению какого-нибудь ручья. Наконец разведчик предложил остановиться, и после короткого совещания индейцы развели огонь и занялись необходимыми приготовлениями к ночлегу на этом месте.

Роса уже испарилась, и солнце, разогнав туман, осветило лес яркими лучами, когда путешественники снова пустились в путь.

Соколиный Глаз шел впереди всех. Пройдя несколько миль, он стал двигаться осторожнее, часто останавливался, присматриваясь к деревьям, к течению ручьев, к цвету воды. Так как он не доверял своим наблюдениям, то часто обращался к Чингачгуку и внимательно выслушивал его мнение. Во время одного из этих совещаний Хейворд заметил, что Ункас, стоявший безмолвно и терпеливо, с интересом прислушивается к разговору старших. Ему очень хотелось поговорить с молодым вождем, но по спокойному поведению туземца он решил, что тот, как и сам он, вполне полагается на проницательность и благоразумие старших. Наконец разведчик заговорил по-английски и сразу объяснил, в чем затруднительность их положения.

– Когда я увидел, что дорога к поселению гуронов идет на север, – сказал он, – то сразу понял, что они пойдут долинами и будут держаться между Гудзоном и Хорикэном, пока не наткнутся на истоки канадских рек, которые приведут их в центр французских владений. Но вот мы уже вблизи Скаруна – и не видели ни одного следа! Человеческая природа слаба, и мы, быть может, пошли по неверному следу…

– Избави нас бог от такой ошибки! – воскликнул Дункан. – Пойдем назад по нашим следам и будем осматривать все как можно пристальнее. Не посоветует ли чего Ункас в таком затруднительном положении?

Молодой могиканин бросил взгляд на отца, но продолжал молчать, сохраняя все тот же спокойный, сдержанный вид. Чингачгук заметил этот взгляд и дал сыну знак рукой, разрешая ему говорить. В то же мгновение спокойное, серьезное лицо Ункаса осветилось радостью. Прыжком, похожим на прыжок оленя, он метнулся к небольшому косогору, находящемуся в нескольких десятках футов от того места, где они стояли, и с торжествующим видом опустился на холме, где свежая земля, казалось, была только что взрыта каким-то животным. Глаза путников устремились на юношу, и по его радостному лицу все поняли, что шли по правильному пути.

– Это след! – крикнул разведчик, подходя к месту, где стоял Ункас. – У мальчика хорошее зрение и острый ум.

– Почему же он так долго молчал? – тихо проговорил Дункан.

– Было бы удивительнее, если б он заговорил без разрешения. Ваши молодые люди, которые набираются знаний из книг и исчисляют весь свой опыт страницами, воображают, что их знания, как ноги, опередят в беге ноги отцов. Но там, где учителем является опыт, ученик усваивает привычку ценить старших, уважать их годы и знания.

– Взгляните, – сказал Ункас, показывая к северу и югу на очевидные признаки следов по обе стороны от него, – темноволосая ушла в лес.

– Собака никогда не бежала по лучшему следу! – ответил разведчик, бросаясь сразу на указанный путь. – Нам повезло, очень повезло, и мы теперь твердо знаем, куда идти. Да! Вот следы ваших обоих иноходцев! Этот гурон путешествует как генерал. Его постигла божья кара – он сошел с ума!.. Поищи-ка следы от колес, сагамор, – продолжал он, смеясь от удовольствия. – Того и гляди, безумец скоро начнет путешествовать в карете, а за ним будут следить три пары самых зорких глаз, какие только есть в Америке.

Хорошее расположение духа разведчика и удивительный успех погони, во время которой они сделали круг примерно в сорок миль, невольно заронили надежду в сердца путников. Индейцы пошли вперед с такой уверенностью, с какой путешественник идет по широкой проезжей дороге. Если случалось, что какая-нибудь каменная глыба, ручей или клочок земли, более твердой, чем окружающая почва, прерывали звенья следа, по которому они шли, зоркий глаз разведчика неизменно находил след на некотором расстоянии, причем для этого редко требовалось промедление более чем на одну минуту. Магуа, однако, не отказался от уловок, к которым обычно прибегают туземцы, когда отступают от неприятеля. Всюду, где это позволял ручей или характер почвы, встречались ложные следы и неожиданные повороты; но это редко обманывало преследователей, и они всегда замечали ошибку раньше, чем направить свой путь по ложному следу.

К середине дня они перешли через Скарун и двинулись в сторону заходящего солнца. Спустившись с одной возвышенности в низину, где протекал быстрый ручей, они внезапно очутились на месте стоянки Хитрой Лисицы. Вокруг ручья лежали потухшие головешки; кругом были разбросаны остатки оленины, а деревья были явно ощипаны лошадьми. Неподалеку Хейворд заметил шалаш и с любопытством и нежностью посмотрел на него: вероятно, здесь отдыхали Кора и Алиса. Но хотя земля вокруг была истоптана, а отпечатки ног людей и животных видны вполне ясно, след, казалось, внезапно обрывался.

Легко было найти следы нарраганзетов, которые, по-видимому, бродили сами по себе и без определенной цели, занятые только поисками пищи. Наконец Ункас, вместе с отцом искавший путь, по которому шли лошади, напал на след их недавнего пребывания. Прежде чем отправиться по следу, он сообщил товарищам о своем успехе, и, пока те совещались, юноша появился снова, ведя обоих иноходцев со сломанными седлами и перепачканными попонами; по-видимому, они бегали на свободе в продолжение нескольких дней.

– Что это значит? – спросил Дункан, бледнея и оглядываясь вокруг, словно боялся, что кустарники и листья выдадут сейчас какую-то ужасную тайну.

– Это значит, что наше путешествие подходит к концу, – ответил разведчик. – Если бы негодяя преследовали и слабым женщинам недоставало лошадей, чтобы не отстать от отряда, Магуа мог бы скальпировать пленниц; но когда неприятель не идет по пятам, Магуа не тронет и волоска на их голове. Тот, кто думает, что минг может дурно обращаться с женщиной, не знает ни индейцев, ни законов леса. Правда, лошади здесь, но гуроны ушли. Надо искать дорогу, по которой они отправились.

Соколиный Глаз и могикане горячо принялись за дело. Провели круг диаметром в несколько сот футов, и каждый из членов отряда взял на себя обязанность исследовать одну из его частей. Но исследование не дало никаких результатов. Следов ног было много, но, казалось, они принадлежали людям, бродившим вокруг этого места, не имея намерения удалиться от него. Разведчик и его товарищи еще раз обошли вокруг стоянки, идя друг за другом, и очутились еще раз в центре, не узнав ничего нового.

– Что за дьявольская хитрость! – воскликнул разведчик, встретив недоумевающие взгляды своих товарищей. – Мы должны добиться толку, сагамор. Надо начать с источника и пройти всю местность, дюйм за дюймом. Пусть гурон не хвастается у себя в племени, что его нога не оставляет следа.

Разведчик сам показал пример и принялся за дело с удвоенным рвением. Ни один лист не остался нетронутым. Были подняты все палки, сдвинуты все камни. Известно, что индейцы часто употребляют эти предметы, с величайшим терпением и ловкостью прикрывая ими свои следы. Но все было тщетно. Наконец Ункас, закончивший раньше других свою часть работы, стал копать землю вокруг мутного ручейка, вытекавшего из источника, и направил его течение по другому руслу. Как только высохло узкое русло под запрудой, Ункас наклонился и стал рассматривать его проницательным, острым взглядом. Восторженный крик сейчас же возвестил об удаче молодого воина. Все бросились к этому месту, и Ункас показал отпечаток мокасина на сырой наносной земле.

– Мальчик принесет славу своему народу и много хлопот гуронам! – сказал Соколиный Глаз, глядя на след с таким восхищением, с каким посмотрел бы любой естествоиспытатель на клык мамонта или ребро мастодонта. – Но это след не индейца! Нога слишком опирается на пятку, и отпечаток носка слишком широк, словно какой-нибудь французский танцор подбадривал своих соплеменников… Беги назад, Ункас, и принеси мне мерку ноги певца. Ты найдешь прекрасный отпечаток ее как раз напротив вон той скалы.

Пока юноша исполнял поручение, разведчик и Чингачгук внимательно рассматривали следы. Размеры вполне подходили, и Соколиный Глаз не колеблясь объявил, что это след ног Давида, которого опять заставили сменить башмаки на мокасины.

– Теперь я могу прочесть все так ясно, как если бы сам видел проделки Хитрой Лисицы, – прибавил он. – Так как главные достоинства певца заключаются в его глотке и ногах, то его пустили первым, а остальные прошли по его следам.

– Но, – воскликнул Дункан, – я не вижу следов…

– Маленьких следов слабых женщин? – перебил его разведчик. – Плут нашел способ переправить их, надеясь, что таким образом собьет преследователей со следа. Клянусь жизнью, что мы увидим следы их хорошеньких ножек через несколько десятков футов.

Весь отряд пошел вдоль ручейка, тревожно вглядываясь в следы.

Вода скоро вернулась в свое русло, но жители лесов спокойно рассматривали почву с обеих сторон ручья, уверенные в том, что следы находятся под водой. Прошли более полумили, пока ручеек не заструился как раз у основания большого угрюмого утеса. Тут путники остановились, чтобы убедиться, покинул ли гурон воду.

Счастье благоприятствовало им. Живой, деятельный Ункас скоро нашел след ноги на клочке мха, куда, по-видимому, нечаянно ступил один из индейцев. Он прошел по направлению, указанному примятым мхом, углубился в соседнюю чащу и напал на такой же свежий и ясный след, как тот, по которому они шли до источника. Новый громкий крик возвестил товарищам об удаче юноши, и поиски следов сразу закончились.

– Да, это было проделано с большим искусством, как подобает индейцам, – сказал разведчик, когда все собрались вокруг этого места. – Глаза белых ничего бы здесь не обнаружили.

– Мы пойдем дальше? – спросил Хейворд.

– Не спешите. Мы знаем наш путь, но надо все же хорошенько вникнуть в положение вещей. Все ясно, кроме одного: как удалось плуту переправить женщин вдоль ручья? Даже гурон не допустил бы, чтобы их ноги касались воды.

– Не поможет ли разъяснить затруднение вот это? – сказал Хейворд, указывая на подобие носилок, грубо сделанных из ветвей, перевязанных ивовыми прутьями, и, очевидно, брошенных за ненадобностью.

– Все понятно! – с восторгом крикнул Соколиный Глаз. – Плуты потратили по крайней мере несколько часов, чтобы устроить такую штуку, которая скрыла бы их следы. Мне случалось видеть, как они тратили целые дни на подобные штуки и с таким же результатом. Вот три пары мокасин и две пары маленьких ног. Удивительно, как человеческое существо может ходить на таких маленьких ногах! Дай-ка мне кожаный ремень, Ункас, чтобы измерить длину этой ноги… Господи боже мой! Не больше ноги ребенка, а ведь девушки высоки и статны…

– Нежные ноги моих дочерей не созданы для таких мучений, – сказал Мунро, глядя с отцовской любовью на легкие отпечатки ног. – Боюсь, мы найдем их едва живыми…

– Этого нечего бояться, – возразил разведчик, покачивая головой, – походка твердая и прямая, хотя и довольно мелкая. Взгляните: пятка еле дотрагивалась до земли. А вот тут темноволосая перепрыгнула с корня на корень. Нет-нет, насколько я вижу, ни одна из них не обессилела! Вот у певца начали болеть ноги, он устал; это ясно видно по его следам. Видите, вот тут он поскользнулся; здесь шел, широко расставив ноги, и споткнулся; а тут опять шел словно на лыжах. Да-да, человек, который постоянно работает глоткой, не может хорошо владеть своими ногами.

Благодаря всем этим неоспоримым доказательствам опытный житель лесов дошел до истины почти с такой уверенностью и точностью, словно сам был свидетелем этих событий. Путники, ободренные его заверениями и удовлетворенные такими ясными и в то же время простыми доводами, присели, чтобы наскоро поесть, и затем отправились дальше.

Разведчик бросил взгляд на солнце, которое уже садилось, и пошел вперед с быстротой, заставившей Хейворда и Мунро напрячь все силы.

Теперь их дорога шла лощиной, о которой уже говорилось раньше. Преследователи двигались уверенно, так как тут гуроны даже не пытались скрывать свои следы. Однако менее чем через час Соколиный Глаз значительно сбавил шаг; он то и дело поглядывал то в одну, то в другую сторону, как будто чувствовал приближающуюся опасность. Наконец он остановился, поджидая остальных.

– Я чувствую, что гуроны где-то поблизости, – сказал он. – Там видно небо сквозь верхушки деревьев, и мы подходим слишком близко к их лагерю… Сагамор, иди справа, со стороны горы, Ункас пойдет налево, вдоль ручья, а я попробую идти по следу. Если случится что-нибудь, знаком послужит карканье ворона. Три раза. Я видел одну из этих птиц, летавшую как раз над сухим дубом, – вот еще один признак, что мы подходим к лагерю.

Индейцы, ничего не ответив, отправились каждый в свою сторону, а Соколиный Глаз с полковником и молодым офицером зашагали осторожно вперед. Хейворд вскоре пошел рядом с проводником; он горел желанием поскорее взглянуть на врагов, которых так давно и упорно преследовал. Разведчик велел ему пробираться к опушке леса и подождать его там, так как он хотел исследовать некоторые подозрительные приметы в окрестностях. Дункан повиновался и вскоре очутился на таком месте, откуда перед ним открылось совершенно новое для него зрелище.

Деревья были срублены на пространстве во много акров, и мягкий летний вечерний свет падал на расчищенную поляну. Неподалеку от места, где стоял Дункан, поток образовал маленькое озеро, покрывавшее почти всю низменность между гор. Вода вытекала из этого обширного бассейна водопадом так размеренно и тихо, что каскад казался скорее произведением рук человека, чем созданием природы. Около сотни построек из глины стояло на краю озера и даже над водой; казалось, будто озеро вышло из берегов. Их круглые кровли, хорошо защищавшие от дурной погоды, показывали, что на устройство этих хижин было положено много труда и стараний – больше, чем обычно тратят туземцы на постройку своих временных жилищ в период охоты или войны. Короче говоря, вся деревня (или город, как бы ни называлось это поселение) имела опрятный вид и, казалось, была выстроена по определенному плану, что не соответствует, по мнению белых людей, обычаям индейцев. Но поселение выглядело необитаемым. По крайней мере так думал Дункан в продолжение нескольких минут; наконец ему показалось, что он видит много человеческих фигур, приближающихся к нему на четвереньках; они тащили какое-то тяжелое и, как почудилось Дункану, страшное орудие. В ту же минуту несколько темных голов выглянуло из хижин, и поляна внезапно ожила, наполнилась существами, которые, однако, проскальзывали от одного прикрытия к другому так быстро, что невозможно было разглядеть ни их движений, ни их самих. Хейворд, встревоженный этими подозрительными и необъяснимыми действиями, только хотел дать условный сигнал – закаркать вороном, – как вдруг шорох листьев вблизи заставил его оглянуться в другую сторону.

Юноша вздрогнул и отступил на несколько шагов, увидев в нескольких сотнях ярдов какого-то незнакомого индейца. Но он сейчас же опомнился и, вместо того чтобы дать сигнал, который мог бы оказаться для него губительным, остался на месте, внимательно следя за незнакомцем.

Еще мгновение – и Дункан убедился, что присутствие его не замечено. Туземец, подобно ему, очевидно, рассматривал низкие строения поселка и бесшумные движения его жителей. Сквозь грубо разрисованную маску невозможно было рассмотреть выражение лица дикаря, но Дункану оно все же показалось скорее печальным, чем свирепым. Голова его была, по обычаю индейцев, обрита, за исключением пучка волос на макушке; в волосах свободно висели три-четыре соколиных пера. Изорванный ситцевый плащ наполовину прикрывал его тело; нижняя одежда состояла из обыкновенной рубашки, рукава которой заменяли туземцу штаны. Колени его были голы и страшно изранены терновником, ноги же обуты в мокасины из хорошей оленьей кожи. У индейца был печальный и жалкий вид.

Дункан продолжал с любопытством рассматривать своего соседа, когда к нему тихо и осторожно подошел разведчик.

– Вы видите, мы дошли до их поселка, – шепнул молодой человек. – А вот и один из дикарей, который может помешать нам пробираться дальше.

Разведчик вздрогнул и чуть не выронил ружье, когда Дункан указал ему на незнакомца. Потом он опустил дуло и вытянул длинную шею, разглядывая дикаря.

– Этот негодяй не из гуронов, – сказал он, – и не принадлежит ни к одному из канадских племен, однако по его одежде видно, что он ограбил белого. Это, наверное, Монкальм для набегов собрал банду всяких негодяев. Вам не видно, куда он положил свое ружье или лук?

– У него, по-видимому, нет оружия, да и вообще он, кажется, не имеет дурных намерений. Если только он не даст сигнала своим приятелям, которые, как вы видите, вертятся у воды, нам нечего его бояться.

Разведчик повернулся к Хейворду и посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Потом он широко раскрыл рот и разразился неудержимым беззвучным смехом, к которому его приучила привычка находиться постоянно в опасности.

– Приятели, которые вертятся у воды! – повторил он и прибавил: – Вот что значит учиться в школах и жить в городах! Но у этого парня ноги длинные, и ему нельзя доверять. Держите его на прицеле, а я подберусь к нему сзади сквозь кусты и возьму живым. Не стреляйте ни в коем случае!

Соколиный Глаз уже наполовину скрылся в чаще, когда Хейворд, вдруг протянув руку, остановил его и сказал:

– А могу я выстрелить, если увижу, что вы в опасности?

Соколиный Глаз смотрел на него некоторое время, словно не знал, как понять его вопрос, потом покачал головой и ответил, смеясь по-прежнему беззвучно:

– Стреляйте хоть за целый взвод, майор!

В следующее мгновение он скрылся в листве деревьев.

Дункан провел несколько минут в лихорадочном ожидании, прежде чем снова увидел разведчика. Одежду Соколиного Глаза трудно было отличить от земли. Он полз позади индейца, которого намеревался захватить в плен. На расстоянии нескольких футов от незнакомца он поднялся на ноги медленно и бесшумно.

В эту минуту раздалось несколько громких ударов по воде. Дункан обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как сотня темных фигур сразу бросилась в воду. Он снова схватил ружье и перевел взгляд на стоявшего вблизи него индейца.

Ничего не подозревавший дикарь нисколько не испугался и, вытянув шею, казалось, смотрел на озеро с тупым любопытством. В это мгновение над ним поднялась рука Соколиного Глаза; но вдруг она опустилась без всякой видимой причины, и владелец ее разразился новым приступом веселья. Когда закончился этот взрыв неудержимого смеха, Соколиный Глаз, вместо того чтобы схватить за горло свою жертву, слегка ударил его по плечу и громко крикнул:

– Ну что, мой друг? Уж не собираетесь ли вы учить псалмопению бобров?

– Вот именно, – последовал быстрый ответ.