Текст книги "7 лучших историй для мальчиков"

Гандс вынырнул один раз из воды и затем больше не показывался. Когда поверхность воды успокоилась, я увидел его лежащим на чистом песке, в тени, которую отбрасывала шхуна. Около самого тела его проплыли две рыбы; вода зарябила, и мне почудилось, что Гандс пошевелился, стараясь привстать. Но нет, он был мертв и должен был сделаться добычей рыб, на том самом месте, где собирался покончить со мной.

Я вдруг почувствовал себя дурно. Кинжал, которым я был пригвожден к мачте, жег мне плечо точно раскаленным железом. Кроме того, на меня напал страх, что я могу упасть с реи в море и остаться там лежать рядом с боцманом. Я изо всех сил ухватился за мачту и закрыл глаза, чтобы не видеть опасности. Но это продолжалось недолго, и я снова овладел собой. Прежде всего я попробовал вырвать кинжал из раны, но едва дотронулся до него, как почувствовал сильнейшую боль и содрогнулся всем телом; от последнего движения нож сам выпал из раны, потому что, как оказалось, сидел в ней не очень глубоко, и пригвоздил к мачте главным образом мое платье. Рванувшись посильнее я освободился от него и спустился на палубу, где кое-как перевязал свою рану.

Теперь я был единственным обладателем шхуны, и мне захотелось очистить ее от О'Бриена. Обхватив его тело руками, я без особого труда дотащил его до борта и перекинул через него. Теперь оба разбойника лежали на дне, недалеко друг от друга, и около них беспокойно плавали встревоженные рыбы; красная шапка всплыла наверх и качалась на поверхности воды.

Я остался на шхуне один. Солнце было уже низко, и длинные тени от высоких сосен доходили до самой палубы. Поднялся вечерний ветерок, и канаты стали напевать монотонную песенку, а паруса затрепетали и захлопали. Из предосторожности я спустил все паруса, а у грот-мачты подрезал канаты, так как не мог справиться с ее парусом.

Скоро весь рейд погрузился в прозрачную тень, v только последние лучи солнца, украдкой пробиваясь сквозь кружевную листву леса, заиграли на ярких цветах старого брошенного корабля и осыпали его точно драгоценными камнями. Начало свежеть. Мне оставалось только покинуть «Испаньолу», что я и сделал, ухватившись руками за обрывок якорного каната и спустившись при его помощи в воду. Вода стояла очень низко, едва достигая мне до пояса, и я легко добрался до берега. В самом отличном настроении направился я к блокгаузу: ведь если я и поступил сначала необдуманно, то после вполне загладил свою вину, раздобыв в наше полное владение шхуну и оставив ее в безопасном месте. Мне казалось, что мои заслуги должен был признать даже строгий капитан.

С такими мыслями пробирался я лесом, пока не дошел до ручья. Около этого места встретился я прошлый раз с Беном Гунном. Сделалось уже темно. Обогнув холм, я увидел на небе отраженный свет от костра Бена, как я подумал, меня только удивило, что он ведет себя так беспечно и не боится, что его огонь заметят из лагеря пиратов. Темнота все более сгущалась, и очертания холмов точно расплывались в воздухе. На небе зажглись бледные звездочки. Я то и дело спотыкался об ямы и кочки.

Но вдруг из-за «Подзорной трубы» выглянул месяц и залил все вокруг дрожащим серебристым светом. Тогда я ускорил шаг и почти бегом пустился к блокгаузу. Только подходя к нему, я сдержал свое нетерпение и пошел тише, осторожно пробираясь между деревьями; было бы слишком глупо и печально, если бы мои товарищи приняли меня за неприятеля и уложили на месте пулей.

Наконец я вышел на поляну перед блокгаузом, и глазам моим представилось странное зрелище: между домом и палисадом разведен был костер, красноватый отблеск которого на небе я и видел раньше. Это удивило и смутило меня, так как было совсем не похоже на наши прежние привычки; капитан обыкновенно был очень экономен с дровами. Я почувствовал, что это плохой знак, и что без меня произошли какие-нибудь перемены.

С тяжелым сердцем я тихонько подкрался к самому дому и прислушался. Но то, что я услышал здесь, совершенно успокоило меня и наполнило мое сердце самой искренней радостью. А между тем звуки сами по себе были далеко не музыкальные и не заключали в себе ничего приятного, это был дружный и громкий храп нескольких человек. Странно было только, что никто не стоял на часах, но эту небрежность я объяснил болезнью капитана и снова почувствовал угрызение совести, что покинул своих друзей в такое тяжелое для них время.

Я подошел к двери и заглянул в комнату. В ней было совершенно темно, и среди мрака раздавался только храп и еще какой-то однообразный звук, точно постукивание обо что-то. Протянув вперед руки, осторожно шагнул я в комнату, собираясь тихонько пробраться в уголок на свое старое место, чтобы удивить и обрадовать моих друзей на следующее утро. Я наткнулся на что-то в темноте, кажется на ногу спавшего человека, он только вздохнул и перевернулся на другой бок. Но вдруг в темноте раздался резкий голос, крикнувший:

– Червонцы! Червонцы! Червонцы! Червонцы!

Это был Капитан Флинт, попугай Сильвера! Это он стучал клювом о что-то твердое и оказался более бдительным часовым, чем люди. Раньше, чем я успел что-нибудь сообразить, спавшие проснулись и вскочили на ноги. Раздался голос Сильвера:

– Кто тут?

Я бросился к двери, наткнулся на кого-то и, отскочив от него, попал в руки другого, который крепко схватил меня.

– Принесите огня! – сказал Сильвер.

Один из людей выбежал за дверь и вернулся с горящей головней.

Часть шестая
Капитан Сильвер

При красноватом свете головни, озарившем внутренность дома, я увидел зрелище, от которого содрогнулся. Самые худшие из моих предчувствий оправдались: пираты завладели блокгаузом и всеми нашими припасами. Бочка с коньяком, ветчина и сухари находились на прежних местах, и, что особенно пугало меня, не было никаких признаков пленников. Очевидно, все наши погибли, и я был в отчаянии, что не разделил с ними их участи.

В комнате было шестеро пиратов – все, кто остался жив. Пятеро из них вскочили с красными, распухшими и сонными лицами, а шестой только приподнялся на локте, он был смертельно бледен, и голова его была обвязана окровавленной повязкой. Попугай сидел на плече у своего хозяина и чистил клювом свои перышки. Сам Сильвер выглядел бледнее и серьезнее обыкновенного, на нем все еще был тот камзол, в котором он явился в блокгауз для переговоров, но запачканный грязью и кровью и разорванный о древесные сучья.

– А, да это Джим Гаукинс явился сюда! – сказал Сильвер. – Черт возьми, вот так сюрприз! Ну, что ж, милости просим, очень приятно!

Затем он уселся на бочку и стал набивать трубку.

– Дай-ка мне огня, Дик, – продолжал он. – А вы, господа, не стесняйтесь! Зачем же вам стоять перед мистером Гаукинсом? Уж он извинит вас, можете быть уверены в этом. Так-то, Джим, вы доставили удовольствие вашему старому приятелю Джону! Я с первого же раза, как увидел вас, сказал, что вы мальчик с головой, и теперь вижу, что не ошибся!

Я стоял, прислонившись к стене и стараясь как можно спокойнее глядеть в лицо Сильвера, хотя в душе чувствовал отчаяние.

Сильвер невозмутимо затянулся несколько раз и продолжал:

– Уж раз вы здесь, Джим, я вам вот что скажу. Вы мне всегда нравились, потому что вы мальчик умный и вылитый портрет меня самого, каким я был в юности. Мне всегда хотелось, чтобы вы были с нами и получили свою долю добычи, и вот вы пришли. Ведь капитан Смоллет, хоть он и прекрасный моряк, но насчет дисциплины строг. «Долг прежде всего», – говорит он, и совершенно верно. Даже доктор страшно сердит на вас. «Неблагодарный мальчишка!» – вот что он сказал про вас. Словом, назад уж вам не вернуться – все равно вас не примут. Так уж лучше вам соединиться с капитаном Сильвером, чем водить компанию только с самим собой!

Я почувствовал облегчение. По крайней мере я хоть знал теперь, что мои друзья живы.

– Угрожать я не люблю, – сказал Сильвер, – но скажу только, что вы в наших руках. Если желаете, становитесь нашим, а нет – так скажите откровенно, Джим. Уж мягче этого не может предлагать ни один смертный моряк!

– Вы хотите, чтобы я отвечал? – проговорил я дрожащим голосом; я чувствовал по его насмешливому голосу, что мне угрожает смерть, и сердце сжалось У меня в груди, а кровь прилила к щекам.

– Мальчик, – сказал Сильвер, – никто вас не торопит. Можете свободно выбирать, что вам больше по вкусу!

– Хорошо, – проговорил я, – уж если я могу выбирать, как вы говорите, то прежде всего хотел бы я знать, почему вы здесь, и где мои друзья?

– Вчера утром, – отвечал Сильвер прежним любезным тоном, – явился к нам в лагерь доктор с парламентерским флагом. «Вам изменили, капитан Сильвер, – сказал он, – корабль исчез». Оно правда, что мы пропустили ночью один-другой стаканчик и прозевали шхуну. Черт возьми, шхуна и вправду исчезла. Все мы, понятное дело, были смущены. Тут доктор предложил войти с ним в договор. Мы ударили по рукам, и в конце концов нам достался блокгауз со всеми припасами, водкой, дровами, которые вы запасли. Что же до ваших друзей, то они ушли, и я не знаю, где они теперь!

Он спокойно покурил несколько секунд и потом продолжал:

– Я спросил доктора, сколько у него людей? А он отвечал: «Нас четверо, и в том числе один раненый. Что же касается до того мальчишки, то я не знаю, где он теперь, да и не забочусь об этом, он всем нам надоел по горло». Это были его собственные слова!

– Это все? – спросил я. – И теперь я должен сделать выбор? Ну, что же, я не так глуп и понимаю, что меня ожидает. Но случись даже самое худшее, мне все равно. Я скажу вам только одно: вы все потеряли и шхуну, и клад, и людей, и все только благодаря мне! Да, я подслушал вас из бочки с яблоками и узнал о вашей измене. И у корабля это тоже я подрезал канат и поставил его в такое место, где ни вы никогда не найдете его, ни один из вас. Я ничуть не боюсь вас. Убейте меня, если хотите, или не убивайте. Но знайте, что если вы сохраните мне жизнь, то и я, быть может, сделаю для вас потом, что могу. Теперь очередь за вами выбирать: убить меня или же оставить в живых и избавить себя от виселицы!

Я остановился, потому что у меня не хватило дыхания. Никто из разбойников не пошевелился, все молча уставились на меня.

– Еще одно, мистер Сильвер, – прибавил я, – вы лучше других, и потому я обращаюсь к вам, если дело повернется для меня плохо, будьте добры передать доктору то, что я только что сказал!

– Непременно скажу! – проговорил Сильвер таким странным тоном, что я не мог понять, смеется он надо мной или же восхищается моим мужеством.

– Это он и Черного Пса узнал тогда! – сказал один из разбойников, Морган, которого я видел в таверне Сильвера в Бристоле.

– Он же вытащил карту из сундука Билли Бонса! – прибавил Сильвер. – А теперь он у нас в руках!

– Ну, и пускай убирается к черту! – вскричал Морган, обнажая свой кортик.

– Куда суешься, Том Морган? – остановил его Сильвер. – Или ты думаешь, что здесь капитан ты? Я сумею укротить тебя, как сделал это со многими раньше. Никто еще не видел красных деньков после того, как противоречил мне, Том Морган, можешь на это положиться!

Морган замолчал, но среди остальных разбойников пронесся неодобрительный шепот.

– Том верно говорит! – заметил кто-то.

– Кто-нибудь желает померяться со мной? – сказал Сильвер. – Ну-ка, выходи вперед! Что ж, или нет желающих? – прибавил он, видя, что никто не трогается с места. – Так вот что я скажу вам, друзья. Меня выбрали капитаном, и все должны слушаться меня. Я не хочу, чтобы трогали этого мальчика – слышите?

Наступило долгое молчание. В мое сердце начала прокрадываться слабая надежда. Сильвер сидел, прислонившись к стене и попыхивал своей трубкой с самым невозмутимым видом. Остальные жались в дальнем углу и о чем-то перешептывались. Затем они обернулись, так что на лица их упал красный свет головни, и уставились на Сильвера.

– Кажется, вы желаете сказать мне что-то? – проговорил Сильвер, сплевывая на пол. – Ну, что ж, говорите, я слушаю!

– Извините, капитан, – начал один из разбойников, – но вы немножко круто обошлись с командой, и она недовольна. У команды есть свои права, капитан, и она не хочет, чтобы их нарушали. Вы сами установили правила. И вот по одному из этих правил мы хотим теперь совещаться и уйдем отсюда для этого. Прошу извинения, капитан!

И он с поклоном вышел из комнаты. Остальные последовали его примеру и, проходя мимо Сильвера, говорили в виде извинения:

– «Согласно правилу» или – «На сходку, капитан!»

Когда все вышли, Сильвер обернулся ко мне:

– Вот слушайте, Джим Гаукинс, – сказал он шепотом. – Вы на волосок от смерти, а, может быть, они подвергнут вас и пытке. Они хотят сместить меня. Но я буду стоять за вас. Я сказал себе: «Если ты защитишь Гаукинса, то и Гаукинс защитит тебя». Для вас я последняя карта, Джим, а для меня – вы. Услуга за услугу, значит!

Я начал понимать, чего он хочет.

– Вы считаете, что уже все потеряно для вас? – спросил я.

– Конечно, все. Я понял это, как только увидел, что шхуна исчезла. А что до этих молодцов, Гаукинс, и до их сходки, то поверьте, они все дураки и трусы. Я спасу вас от них, Джим, а вы за то избавите меня от виселицы!

– Я сделаю, что могу! – отвечал я.

– Так, значит, по рукам! – вскричал Сильвер. – Могу сказать, что вы счастливо увернулись от беды, ну, и мне тоже повезло!

Он, ковыляя, подошел к головне, воткнутой в поленницу, и раскурил потухшую трубку.

– Поймите меня, Джим, – продолжал он. – Я знаю, что шхуна в безопасном месте, но как она туда попала – ума не приложу. Положим, я никогда не верил Гандсу и О'Бриену. Я ни о чем не спрашиваю вас, но если бы такой малый, как вы, соединился со мной, о, мы были бы такой силой, которую нелегко одолеть!

Он нацедил из бочки коньяку в оловянный стаканчик.

– Не желаете ли попробовать, дружище? – спросил он. – Ну, так я выпью за вас, Джим, – сказал он, когда я отказался. – Мне надо освежить голову, чтобы решить один вопрос. Дело в том, что я никак не могу догадаться, к чему было доктору отдавать мне карту?

На моем лице выразилось такое изумление, что он не повторил своего вопроса.

– Да, он дал мне карту, – сказал он. – И, конечно, в этом кроется какая-нибудь задняя мысль, хорошая или дурная!

Он выпил второй стаканчик коньяку и покачал своей большой головой, точно не ожидая впереди ничего хорошего.

Один из разбойников вошел в комнату и с насмешливым, как мне показалось, поклоном попросил у Сильвера факел. После его ухода я подошел ближе к амбразуре и выглянул в окно. Костер почти потух. На склоне холма столпились разбойники. Один из них держал факел, другой сидел в середине, держа в руках книгу и нож, клинок которого отливал всеми цветами радуги при свете луны и огня. Когда он встал, и все двинулись к дому, я поспешно отошел от амбразуры. Дверь отворилась, и, подталкивая друг друга, вошли пять разбойников.

– Входите, входите, ребята! – сказал Сильвер. – Я не съем вас. Я знаю правила и ничего не сделаю с депутатом!

Тогда выступил вперед тот, которого я видел с книгой и ножом, и, сунув что-то в руку Сильвера, быстро отошел к товарищам.

– Черная метка! – вскричал Сильвер, взглянув на то, что ему положили в руку. – И где вы только раздобыли бумагу? А, вы вырезали это из Библии! Какой это дурак изрезал Библию?

– Вот! – сказал Морган. – Что я вам говорил? Не выйдет из этого добра, говорил я вам!

– Ну, теперь не отвертеться вам от виселицы, – продолжал Сильвер. – Быть беде! И какой дурак сделал это?

– Это все Дик! – ответил кто-то.

– Дик? Ну, так пиши пропало, Дик! Твоя песенка спета! Да, можешь быть уверен, что это так!

Но тут выступил вперед тот разбойник, который первый ушел на сходку.

– Будет болтать вздор, Сильвер! – сказал он. – Вся сходка решила послать вам черную метку, и вы должны подчиниться ей. Вот поглядите, что на ней написано!

– Благодарю, Джордж. Очень приятно, что вы так хорошо знаете правила. Ну, так что же написано на метке? «Низложен». И прекрасно написано, честное слово, точно напечатано. Это вы сами написали, Джордж? Э, да вы, пожалуй, будете капитаном! А пока дайте-ка мне головню, моя трубка потухла.

– Довольно вам морочить команду! – сказал Джордж. – Теперь вы больше не капитан наш, сходите-ка с бочки и приступим к выборам!

– А я и вправду думал, что вы знаете правила, – презрительно заметил Сильвер. – Ну, так зато я их знаю. Вы должны сказать мне, чем недовольны, и я отвечу вам на ваши обвинения. А раньше этого ваша черная метка недействительна!

– О, мы уже столковались насчет этого! – отвечал Джордж. – Во-первых, вы провалили все наше дело, у вас не станет нахальства отрицать это. Во-вторых, вы отпустили отсюда врагов, хотя они были здесь, как в ловушке. Зачем они пожелали уйти – я не знаю, но ясно, что у них была своя цель. Затем, вы не позволили напасть на них. О, мы тоже понимаем кое-что, Джон Сильвер, вы ведете двойную игру, это ясно. Наконец, мы недовольны вашим поведением относительно этого мальчишки!

– Это все? – спокойно спросил Сильвер.

– Довольно и этого! – отвечал Джордж. – Мы все рискуем виселицей благодаря вам!

– Ну, теперь я буду отвечать на все четыре пункта по очереди! – сказал Сильвер. – Так, по-вашему, я провалил все дело? Но если бы вы сделали то, что я хотел, то «Испаньола» была бы цела, а все мы стали бы богачами. А кто мешал мне? Кто дал мне черную метку, как только мы сошли на берег?

Сильвер остановился. Я видел по лицам разбойников, что слова его произвели впечатление.

– Мне тошно и говорить-то с вами! – продолжал Сильвер, вытирая с лица пот. – Какие вы «джентльмены удачи»? Вы просто-напросто портные!

– Иди дальше, Джон, – сказал Морган, – разбивай другие обвинения!

– Вы говорите, что наше дело плохо? Так плохо, что вы даже и понять этого не можете. И все по милости Гандса, Андерсона и других дураков. А что до этого мальчугана, которого вы хотите убить, так он наша последняя надежда, вы сами увидите после, как важно нам иметь заложника. И если доктор приходит сюда каждый день и лечит вас – Джона, с его разбитой головой, и Джорджа, которого бьет лихорадка, то беды в этом тоже нет никакой. Может быть, вам неизвестно, что скоро явится сюда на помощь корабль? Тогда вы сами рады будете заложнику. Что касается второго пункта, то ведь сами же вы ползали передо мной на коленях, чтобы я занял блокгауз! Не сделай я этого, вы бы перемерли с голоду. Но все это пустяки в сравнении с этим; вот, глядите сюда! Вот ради чего стоило делать договор!

Он бросил на пол бумагу, которую я сейчас же узнал: это была та самая карта, которую я достал из сундука капитана. Я только никак не мог понять, зачем доктор отдал ее Сильверу.

Разбойники бросились на нее, точно кошка на мышь, и карта стала передаваться по рукам. Слышались радостные восклицания и смех, точно эти взрослые люди превратились в малых детей от радости.

– Да, да, это она самая, карта Флинта! – сказал один. – Вот и подпись его и росчерк – он всегда так писал!

– Но что мы будем делать с кладом, если у нас нет корабля! – спросил Джордж.

– Что будем делать? – вскричал Сильвер, вскакивая на ноги. – Уж это вы должны знать, ведь вы прозевали шхуну! Сами-то вы, конечно, ничего не придумаете путного, так умейте, по крайней мере, вежливо говорить со мной. Я научу вас вежливости!

– Это верно! – вмешался старик Морган.

– Думаю, что так, – продолжал Сильвер. – Вы все потеряли шхуну, а я нашел клад. Кто же из нас стоит большего? А теперь, довольно с меня всего этого! Выбирайте себе капитаном кого хотите!

– Сильвера капитаном! – раздались крики. – Сильвера навсегда!

– Ну, Джордж, счастье твое, что я не мстительный человек! – вскричал Сильвер. – Значит, черная метка не нужна больше, приятели? Напрасно только загубил Дик свою душу, изрезав Библию!

– Что ж, может, она еще и сгодится для присяги! – пробурчал Дик, которому было, видимо, не по себе.

– Ну, нет, – насмешливо ответил Сильвер. – Изорванная Библия стоит не больше старого песенника. А вот, Джим, – обратился он ко мне, – это можете сохранить себе на память!

Он протянул мне черную метку. Это был кружок величиной с крону. Одна сторона его, на которой еще виднелись печатные слова, была зачернена углем, а на другой, белой, так как это был последний лист книги, было написано: «Низложен». У меня до сих пор хранится эта черная метка, только надпись уже стерлась, и остались одни царапины.

Затем, после общей выпивки, все улеглись спать, кроме Джорджа, которого Сильвер послал из мести караулить блокгауз и пригрозил ему смертью, если тот не доглядит чего-нибудь. Я долго не мог заснуть, и разные мысли лезли мне в голову. Думал я и о том человеке, которого сегодня отправил на тот свет, спасая свою жизнь, и о Сильвере, который умеет держать разбойников в руках и в то же время хватается за всякое средство, чтобы спасти свою жалкую жизнь. Сам Сильвер безмятежно спал, громко похрапывая во сне.