Текст книги "Сага о Викторе Третьякевиче"

Разгромленная база

Участки леса в этом районе попадались нечасто, да и лесочки были негустые. Что и говорить, сложная местность для партизанской войны! Тут группе в десять человек непросто найти укрытие, чтобы долго оставаться незамеченными, а уж если проявлять активность, сидеть на одном месте никак нельзя. Однако за все дни поисков никаких следов группы обнаружить не удалось, не было даже слухов, по которым можно было бы судить о её существовании. Подозрения командира Яковенко превращались в тягостное предчувствие. Донец манил небесно-синей водой, сверкающей солнечными бликами, но именно предчувствие и не пускало, тянуло назад, всё дальше от реки и глубже в перелесок, и Виктор уже едва улавливал освежающие пары в знойном воздухе. И когда Яковенко скомандовал уходить от Донца вправо, именно Виктор оказался впереди. И вот тогда, в глубине перелеска, вышел он едва заметной тропинкой прямиком к овражку, по краям слегка присыпанному прошлогодними листьями. Подойдя ближе, Виктор увидел на дне овражка глубокую яму. Она была пуста. Он сразу всё понял, ведь еще до переселения в лес по заданию Рыбалко он сам, своими руками помогал укладывать ящики в один из лесных тайников, точь-в-точь такой, как этот: ящики с консервами и ящики с патронами…

– Товарищ командир!

А Яковенко был уже рядом. Третьей подошла Галина. Увидев вскрытый тайник, она глубоко вздохнула.

Они стояли склонив головы, словно над могилой павшего товарища. Над головой беззаботно щебетали птицы.

– Вот оно что! – тяжело переводя дух, протянул Яковенко. – Это же их, литвиновских, база, и тут был весь их энзэ. У них теперь ни продовольствия, ни патронов. Нечем воевать. Надежда только на трофеи.

Яковенко внимательно осматривал и ощупывал сухие листья и землю под ними.

– Да как бы ни вчера это случилось! – воскликнул он взволнованно. Круглое лицо его покраснело, на лбу выступила испарина.

– На днях мы тут проходили, база была нетронутая, – продолжал командир, отирая со лба пот рукавом. – Я над самым овражком проскочил, только глянул одним глазом, что всё цело и литвиновцы сюда не наведывались. А вчера Морозов с Хмаренко в другую сторону ходили. Может, тем самым временем сюда и нагрянули полицаи с хутора или кто там ещё… Вот узнать бы, кто! А главное – кто их сюда навёл?

– А может, они следят за нами? – предположил Виктор.

– Не думаю, – отозвался Иван Михайлович, хмуря лоб и мрачно глядя в сторону. – Это для хуторских полицаев слишком мудрёно. По крайней мере, пока. Рановато им ещё за нами гоняться. Не заслужили мы столько внимания. – Он усмехнулся в свои отросшие, почти казацкие усы и поспешил прибавить: – Но это дело наживное. Поэтому назад всё же пойдем другой дорогой.

Столкновение с полицаями

Другая дорога, которую выбрал командир Яковенко, была длиннее, но на небе появились облачка, поднялся лёгкий ветерок, а слабая надежда встретить кого-нибудь из группы Литвинова придавала сил и бодрости. Однако вместо долгожданной встречи с исчезнувшими товарищами Яковенко и его молодые бойцы чуть не наскочили прямо на полицаев. Вот когда все трое не пожалели, что тащили по жаре сумки с гранатами! Четверо вооружённых полицаев представляли серьёзную угрозу и, конечно, были не прочь взять живьём троих партизан. Но Яковенко с Виктором и Галиной сразу залегли в траву.

– Витя, видишь вон там, слева, кусты? – шёпотом инструктировал командир. – Ползи тише, чтобы тебя не засекли. Зайдёшь им слева и бросишь гранату. Постарайся, чтобы всех…

– Есть, товарищ командир!

И он пополз с обезьяньим проворством по сухой степной траве под призрачным прикрытием каких-то редких кустиков. Несколько пуль просвистели в воздухе где-то очень близко. Виктор поднялся во весь рост, сорвал чеку и метнул гранату в полицаев прежде, чем те успели опомниться. Прогремел взрыв. Как только рассеялся дым, Виктор осторожно взглянул туда, куда упала граната. Чувство удовлетворения от четко выполненного приказа командира не заглушило жути от представшего перед ним зрелища. Всё-таки человеческое тело создано природой не для того, чтобы разрывать его на куски! Но зато всех четверых – одной гранатой…

– Что бы я без тебя делал, Третьякевич! – окончательно привёл его в чувство голос Яковенко. – А ещё брать тебя не хотел! Спасибо, что был такой настырный! Верно ты тогда сказал, не соврал: в дело ты очень даже годишься. Ну а теперь, ребятки, отходим и больше не шумим – хутор близко!

Оставшийся путь до лагеря прошли без приключений и не встретили больше ни души. Приходилось лишь гадать, случайностью ли было сегодняшнее появление полицаев и не связано ли оно с разгромом тайной базы литвиновской группы.

Новое задание

– Нехорошая история. Но на нет и суда нет, – выслушав рассказ Яковенко, сказал комиссар Михаил Третьякевич. – Значит, рассчитывать нужно только на себя. Мы сейчас выходили на связь со штабом партизанского движения. Получена информация: немцы тут, у нас под носом, понтонные мосты наводят через Донец для переправы военной техники на Сталинградский фронт. Вот нам и задание! Мост нужно взорвать.

– Нужны два человека, кто хорошо плавает под водой, – сразу перешёл к делу Яковенко, оглядывая собравшихся вокруг костра молодых бойцов.

– Я! – тотчас же вызвался Виктор.

– Я! – присоединился к нему Афанасий Забелин.

– Добре, хлопцы, – согласился Яковенко. – Завтра инструктаж и тренировка.

Брат Миша делал вид, что пропустил мимо ушей похвалы командира Яковенко в адрес Виктора. Пожалуй, Виктор на его месте поступил бы так же. Да, комиссару отряда не остаётся ничего другого, когда командир при всех бойцах хвалит его младшего брата. Бедный Миша очень смутился. Ещё бы! Ведь он так не хотел, чтобы брат был здесь, среди бойцов, а теперь сам командир признаёт его одним из лучших! Виктор всё понимал. Но это не мешало ему всем сердцем желать даже не слова, а хотя бы одного взгляда любимого старшего брата. Это не был мальчишеский каприз. Очень, очень нужен был сейчас Виктору открытый взгляд Михаила!

К нему подсел Юрка Алексенцев. Вот Юрка – простая душа!

– Да у тебя, Витька, талант гранаты кидать! – блестя глазами, воскликнул он. – А знаешь ты зато, где я сегодня был? Меня комиссар в Ворошиловграде к бате вашему послал, старикам вашим, значит, кланяться, а батю Осипа Кузьмича к нам сюда в гости пригласить. С командиром нашим Иваном Михайловичем это дело оговорено. И батя ваш быть обещал…

– Когда? – быстро спросил Виктор, тщетно пытаясь скрыть охватившее его волнение.

– Точно не сказал. На днях, мол. Да ты, Вить, чего это?

Странное чувство. Виктор думал об отце, и ему казалось, что они не виделись не считаные дни, а несколько лет.

– Не знаю, Юр. А вдруг я на задании буду, когда он придёт, и не увижу его. А я увидеть его очень хочу!

– Увидишь! – заверил его Юрка, дружески тронув за плечо. – Он сутки у нас гостить будет, если надо. Тебя дождётся. Я сам прослежу, обещаю!

– Спасибо, Юр, – и, уловив характерный слабый запах, исходящий, скорее всего, от пальцев товарища, Виктор спросил прямо: – Слушай, а ты что, куришь?

– А ты не знал? – ничуть не смутился Юрка. – Махорка, она, знаешь, очень нервы успокаивает. Вон, спроси товарища Хмаренко. Да я тебе сам, если хочешь, отсыплю, мне не жалко. А то ты, Вить, разволновался… Хочешь?

– Нет, Юр, не хочу, – ответил Виктор, уставившись на товарища с нескрываемым изумлением.

– А чего тут такого? – откликнулся Алексенцев на его слишком красноречивый взгляд. – Или как листовки по ночам клеить да склады фашистские взрывать – это мы взрослые, а как махорку курить – так маленькие? И между прочим, если мы попадёмся, полицаи шкуру с нас спустят не по-детски, так что живыми им лучше не даваться. Лично я даваться не собираюсь, попомни моё слово. А курить – хочу и буду! Вот так.

– Убедил, – не стал спорить Виктор. – Может, и я тоже закурю. Зарекаться не буду.

– А сейчас чего, дыхалку посадить боишься? – хитро усмехнулся Юрка. – Тебе же мост минировать, да? Ну ничего, когда мост взорвёшь, приходи попробовать моей махорки. То есть не моей, а хмаренковской. Хорошая махорка, а главное, у него её много. Ты только командиру нас с ним не выдавай.

– Не бойся, – улыбнулся Виктор, – не выдам.

– Виктор! – окликнул его из темноты голос Надежды Фесенко.

Когда ночью отходишь от ярко пылающего костра и оказываешься за границей освещённого огнём круга, поначалу тьма кажется кромешной и глазам нужно некоторое время, чтобы к ней привыкнуть. Приглядевшись, Виктор увидел стройную фигуру девушки перед собой.

– Витя, ты из Краснодона, верно?

– Я там вырос. Учился в школе с первого по девятый класс, – подтвердил Виктор. – И ты, кажется, уже меня об этом спрашивала.

– Да, спрашивала. Потому что это важно. То, что ты многих там знаешь. И в самом Краснодоне, и в округе.

Надежда ещё при первом знакомстве с Виктором как с членом отряда, пожав ему руку, заявила, что рада работать вместе с «таким видным краснодонским активистом». Так к чему это Надежда теперь клонит? Виктор навострил уши. Он молчал, ожидая, что она скажет дальше.

– Например, в Первомайске, – подсказала Надежда.

– Разумеется, – кивнул Виктор. – И в Первомайске, и в Изварино. Это довольно близко. А активные комсомольцы всегда бывают на виду. И сейчас найти их не составит большого труда. По крайней мере, некоторых. Если для дела…

– Очень хорошо! – отозвалась Надежда. – Нас интересует Первомайск. Ты знаешь про Гайдученко, что он назначен секретарём подпольного обкома комсомола? Он должен находиться либо в Краснодоне, либо в Первомайске, но до сих пор не вышел на связь. Из центра подтвердили мои полномочия действующего секретаря подпольного обкома, но на Гайдученко нам надо выйти самим, если он не выйдет на нас первым. Возможно, тебе придётся взяться за это задание, Виктор. У меня нет другой кандидатуры. Вопрос упирается в то, что ты сейчас слишком ценная боевая единица для отряда. Пока решено подождать. Может быть, Гайдученко всё же выйдет на связь. А ты пока подумай, как будешь выполнять задание, если всё-таки придётся. Тебе, конечно, будут даны инструкции, но предоставлена и определённая свобода действий. Ты же знаешь, что Гайдученко остался без связных и тоже вынужден идти на риск в поисках возможностей для действий. Если он, конечно, жив…

– Ясно, – коротко ответил Виктор.

– Пока не особенно забивай этим голову, – посоветовала Надежда. – Ты, Витя, знаешь сам, как командир тобой доволен. Но, понимаешь, ты один краснодонский и быстрей, чем другие, на Гайдученко выйдешь через своих хлопцев. А может, пока ты тут с понтонными мостами разбираться будешь, он ещё и объявится. Словом, ты меня извини, Витя, что перед сном тебе голову заморочила. Просто есть такая вероятность. Я хотела, чтобы ты знал о ней заранее и был готов.

– Я готов, – ответил Виктор. – Спасибо, что предупредила.

– Иди спать, товарищ боец! – По голосу Надежды было слышно, что она улыбается в темноте, а её рука мягко тронула его плечо. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, коли не шутишь, – отозвался Виктор и свернул к шалашу. – Пойду обдумывать задание!

Да уж, а как его теперь не обдумывать! Легко сказать «не забивай голову»! Сон у Виктора как рукой сняло, хотя за миг до встречи с Надеждой он еле ноги волочил от усталости. Теперь у него гудели не только ноги, но и голова – так много мыслей роилось в ней.

Долгая партизанская ночь

Итак, база Литвиновской группы разгромлена, а в самой группе, возможно, есть предатель. Сегодня нарвались на полицаев, и Виктор убил их гранатой – четверых человек. Двоих разорвало на куски, так что страшно было смотреть. Но, говорят, к этому очень быстро привыкаешь, потому что они враги, напомнил себе Виктор. Командир Яковенко им доволен, а Миша смущённо отмалчивается. Он уже сдружился с ребятами, и взрослые бойцы смотрят на него как на равного, и ему стало казаться, что будущее у него и у этих людей общее, одно на всех: может быть, недели и месяцы борьбы, может быть, скорая гибель, но вместе. И вот он получил новое задание. Но именно теперь, когда всё так сложилось, ему, может быть, придётся бросить и отряд, и ворошиловградское подполье ради поисков Гайдученко в Первомайске. «Я готов», – не дрогнув, ответил в нём тот, кто сознавал, что все успешно выполненные задания здесь, в отряде, это только подготовка к самостоятельной работе, за которую ему придётся отвечать самому, и любая ошибка не ему одному может стоить жизни. Но сейчас ему меньше всего хотелось думать о Краснодоне. Пока здесь, рядом с ним, был брат Миша, живой и здоровый, Виктор испытывал какой-то необъяснимый страх при мысли о том, чтобы покинуть Паньковский лес более чем на сутки. А мысль о Гайдученко не давала ему покоя. Он ворочался с боку на бок, но не мог ни спать, ни думать под громогласный храп, от которого, пожалуй, и мухи бы попадали замертво. В шалаше спали Хмаренко, Морозов и ещё кто-то третий. Виктор прихватил плащ-палатку и выбрался наружу, под яркий свет полной луны.

Что бы я делал на месте Гайдученко? – думал он, глядя широко раскрытыми глазами прямо в лунное лицо, стоявшее как раз над ним, между двумя высокими ивами. Странно, что ему «не успели подобрать связных до начала оккупации» – именно такую формулировку слышал Виктор от Надежды. Это обстоятельство заставляло предположить, что самого Гайдученко назначили на должность секретаря подпольного обкома комсомола едва ли не в самый последний момент. Самого его назначили, а связных ему «назначить» не успели или в суматохе и вовсе забыли – так, что ли, получается? На месте Гайдученко Виктор, конечно, сам завербовал бы себе в связные пару знакомых комсомольцев. Этот Гайдученко сам из Первомайска, и должен же он хоть кого-то там знать из местных хлопцев и девчат, а осторожно выяснить, кто из них надёжен, не так сложно. Хотя, конечно, вовсе не факт, что Гайдученко хорошо знаком с первомайскими активистами – слишком высокого полёта он птица, как и все номенклатурные назначенцы. Как нельзя кстати вспомнил Виктор свою смелую речь на отчётно-выборной комсомольской конференции. Вот ведь, как в воду он тогда глядел! И если этот Гайдученко такой же партаппаратчик, как Голофеевский, чьё чиновничье высокомерие в своё время так возмутило Виктора, то его умение спускать директивы и требовать отчёты вряд ли поможет ему теперь.

Однако, может быть, Гайдученко – исключение из правил, потому его и поставили руководить подпольной комсомольской работой всей области? Тогда он непременно должен проявить себя. Хотя ему, с другой стороны, нужно быть осторожным, потому что его многие знают именно как номенклатурного работника, советского чиновника. Но если он намерен честно выполнить своё партийное задание, он должен искать связи с комсомольским подпольем, если не способен создать таковое сам. Получается, что если создать в Краснодоне и Первомайске подпольную организацию, шансы выйти на Гайдученко возрастают многократно. С другой стороны, создать такую организацию стоило бы и без Гайдученко. Тут «некоторые инструкции» и «определенная свобода действий» никак не противоречили друг другу. У Виктора даже появилось чувство, что он угадал мысли Нади Фесенко.

Он уже проваливался в сон и видел, как тёмный Надин силуэт с бело-жёлтым лунным лицом стоит прямо над ним и Надин голос льётся как лунный свет:

– Я хочу, Витя, чтобы ты знал: когда настанет время идти в Краснодон на задание, я дам тебе знак.

Налетает ветер, закрывает Надино лицо-луну грозовыми тучами, гремит гром, сверкает молния, льются на землю потоки ливня.

Виктор поднимается над своим спящим телом, а перед ним встаёт стена воды. «Я пойду после дождя», – мысленно говорит он, и стена воды перед ним исчезает. И вдруг он оказывается в лесу возле овражка, где была спрятана база литвиновской группы. Прелые прошлогодние листья, целые горы листьев, разворошены, земля разрыта, а под ней – пустота… Виктор вглядывается в эту пустоту и вдруг видит мёртвого полицая с оторванной по плечо рукой. На месте отрыва жутко зияет пустой просвет. Там сквозит воздух, как внутри полой куклы. «Если мы будем считать их за людей, то убивать не сможем», – льётся голос Нади Фесенко, похожий на лунный свет. И снова налетает ветер. Дикий, бешеный ветер поднимает сонмы прошлогодних листьев над землёй, несёт, и кружит, и мчит по воздуху. Бурые листья, взметнувшись над землёй, взмывают в небо. А деревья вокруг начинают шуметь, стонать, раскачиваться, ветер срывает листья и с них, обнажая растопыренные, простёртые в небо ветви. Листья кружатся, кружатся, кружатся и вдруг начинают жужжать как мухи. Виктор уже слышал такое однажды, но где? И вот один лист падает ему на шею, за ворот рубахи, холодный, как лягушка, и прилипает намертво. Виктор хочет оторвать его и слышит чей-то недобрый смех за спиной. Он оборачивается и видит Гайдученко, одетого нищим попрошайкой, на костылях, с перебинтованной левой ногой. На рукаве у Гайдученко повязка полицая. Он с вызовом щурит глаза, выбрасывает вперёд руку, и это не холёная рука аппаратного работника, непривычная к тяжёлому физическому труду, – жёсткие пальцы все в заусенцах, под ногтями видна чёрная грязь. «Это он, Третьякевич, во всём виноват! – выкрикивает Гайдученко. – Его послали на задание, а он его не выполнил!» И голосу Гайдученко вторит многоголосый собачий лай. На Виктора мчится целая свора немецких овчарок. Он бежит к берегу реки и бросается в воду. Собаки отстают и куда-то исчезают. Все, кроме одной.

Одна овчарка продолжает преследовать Виктора. А у него на спине взрывчатка, и плывёт он закладывать эту взрывчатку под мост. Он чувствует на своей спине груз, и верёвки больно врезаются в тело. Виктор ныряет и уходит глубоко под воду, но до дна не достаёт, и даже водоросли и тина его не беспокоят – это очень глубокое место, и вода здесь чистая, прозрачная, сквозь неё можно далеко видеть. Виктор плывёт глубоко под водой долго, очень долго и так быстро, как будто он не человек, а рыба, и его обтекаемое тело скользит, как швейная игла сквозь струящийся шёлк. Наконец он всплывает на поверхность и видит прямо перед собой опоры моста. И вдруг он чувствует затылком и шеей леденящий ужас настигающей смертельной опасности и оборачивается. Оскаленная пасть немецкой овчарки с острыми жёлтыми клыками возникает прямо перед его лицом. Собачьи челюсти клацают, тянутся к его горлу, красные глаза горят злобой. Виктор слышит яростное рычание у самого своего уха. Это смерть. До неё – всего одно мгновение. Виктор молниеносно уворачивается от собачьих клыков и сам сжимает пальцы на горле овчарки. Мокрая шерсть скользит под его пальцами, но решимость придаёт ему нечеловеческую силу, и сами пальцы его как будто становятся длиннее, а ногти заостряются, вцепляясь в горло собаки-убийцы. Овчарка в воде отбивается лапами, поднимая брызги, пытается вырваться, пытается достать его когтями, а Виктор всё крепче, с невесть откуда берущейся и всё возрастающей силой продолжает сжимать судорожно пульсирующее собачье горло. У него одна мысль, такая же судорожно пульсирующая, паническая: нельзя шуметь, нельзя! Ведь немцы где-то близко, а он ещё не выполнил задания, взрывчатка всё ещё у него на спине! Овчарка бьётся в агонии, и плеск воды под мостом отдаётся так гулко, что его, наверное, слышно далеко и вниз и вверх по реке. Наконец собака перестаёт дёргаться. Виктор выпускает из рук её горло, и теперь она такая жалкая и одновременно жуткая, с застывшими в судорожном оскале клыками и остановившимся взглядом. А с моста уже слышатся крики, раздаётся автоматная очередь. Виктор уходит под воду глубоко-глубоко. Ему нужно достичь дна, чтобы заложить взрывчатку под основание центральной опоры моста. Он всё погружается, а дна нет и нет. Он плывёт головой вниз, идёт винтом, штопором. И вдруг навстречу ему снизу несётся труп задушенной им немецкой овчарки с оскаленной в агонии пастью. Виктор снова видит перед собой острые жёлтые клыки. Он кричит… и просыпается.

Луна укатилась далеко, и её уже не было видно за кронами деревьев. Угли в костре почти погасли и отсвечивали так же слабо, как звёзды в небе. Было свежо, но не холодно. Виктор приподнялся и сел.

– Вить, ты? – послышался совсем рядом шёпот Юры Алексенцева, и вот уже его сухощавая фигурка с противоположной стороны от кострища точно так же приподнялась и села, обхватив себя руками за плечи.

– Не спишь? – и не дожидаясь ответа, Алексенцев посетовал: – И мне не спится. Это из-за луны. Полночи светит, зараза, прямо в глаза. Полнолуние! А Хмаренко храпит, хоть святых выноси.

– Выходит, мы с тобой святые, что ли? – усмехнулся Виктор и прибавил озадаченно: – Вот интересно, почему я раньше этого храпа не слышал?

– Да ты, Вить, как ляжешь, сразу выключаешься и спишь как убитый. А кому раньше Хмаренко уснуть не посчастливилось – изволь наслаждаться музыкой. И к нему ещё, бывает, сам командир присоединяется, тогда они вдвоём аж сверчков перекрывают. Но Иван Михайлович храпит только на спине, да и то когда устанет крепко, а Хмаренко – всегда. Ничего не поделаешь! Все уже знают… Мужик-то он золотой!

Виктор прислушался к пению сверчков, доносившемуся с поляны, и улыбнулся в темноте доброй Юркиной шутке: сейчас храп Хмаренко в шалаше вовсе не казался таким уж ядрёным.

Кошмар, из которого Виктор только что вынырнул, так и не отпустил его до конца. Слишком реальны были все ощущения, будто он действительно только что задушил немецкую овчарку голыми руками и никак не мог прийти в себя оттого, что ему пришлось убить животное.

Виктор любил животных, его всегда возмущали те, кто превращал своих дворовых собак в злобных тварей, готовых загрызть кого угодно по приказу хозяина. Так поступали со своими полканами и трезорами кулаки и подкулачники, во всём им подражавшие. Виктор помнил это из своего полуголодного деревенского детства. Вот у кого почерпнули опыт эсэсовцы! Верно, кулачьё везде одинаково, как его ни назови, а где кулачьё, там полные амбары за высокими заборами, да оскаленные клыки, всегда готовые впиться в живое мясо. И эти дрессированные твари – уже не те, какими создала их природа, как перестали быть людьми и жертвы геббельсовской пропаганды, уверовавшие в своё право обращать в рабство и уничтожать целые народы. Их нужно остановить. Тут не может быть никаких угрызений совести. Только рукам всё равно противно душить, сдавливать горло, лишать жизни живое. Даже во сне…

– Вить! Витька, слышишь? Опять на луну улетел? Ты о чём думаешь? – долетел наконец до Виктора настойчивый голос Юры Алексенцева.

– Я? Да всё про мост, про новое задание. Думаю, глубоко ли мне нырять придётся и что там с охраной. Так меня этот мост волнует, что даже сон приснился про него.

– Да брось ты! Справишься! – заверил его Юрка.

Тут Виктору показалось, что товарищ его зябко повёл плечами.

– А ты, Юра, что, замёрз?

– Да не так чтобы… – неловко ответил тот.

– Иди ко мне, у меня плащ-палатка, – пригласил Виктор.

– Спасибо. Только я закурить хочу, а ты же не будешь? – засомневался Юрка.

– А вот теперь буду. Давай закурим.

– Это правильно, – одобрил Алексенцев, с готовностью перебрался к Виктору и, усевшись рядом с ним на плащ-палатку, проворно свернул «козью ножку» из обрывка старой газеты.

– Говорю же, нервы успокаивает. Сейчас сам увидишь! – заверил он, чиркая спичкой и, раскурив самокрутку, протянул её товарищу.

Вкус этот показался Виктору приятным и необъяснимо знакомым, но дым с непривычки был слишком едким и щекотал горло. После пары затяжек верхушки деревьев закружились в хороводе, а мысли разбежались, рассыпались, и в голове стало пусто и легко. И стыдиться того, что он делает, было теперь просто смешно. Ведь верно рассуждал Юрка, что в свои шестнадцать лет он уже творит недетские дела и может с чистой совестью позволить себе выкурить «козью ножку». И пусть бы кто угодно застал сейчас Виктора с этой самой «козьей ножкой» – он не стал бы смущаться и прятаться.

Однако ощущение свободы было вызвано действием табачного дыма и улетучилось вместе с ним.

Проснувшись наутро, Виктор уже думал о том, как это было легкомысленно с его стороны и как безответственно – поддаться влиянию младшего товарища. Ведь Виктор привык служить примером для других, особенно для младших! И вот уже вместе с Юркой они прятались по кустам от командира и комиссара.

Между тем под мост возле хутора Весёлая Гора взрывчатку заложили без особых приключений. Операцию разрабатывали Яковенко и Рыбалко. Всё прошло по плану, как и было намечено. Виктор и Афанасий Забелин сработали мастерски, выполнив каждый свою часть задачи. Они заложили взрывчатку под обе опоры моста. Действовали тихо и очень осторожно, ничем себя не обнаруживая до самого конца операции, когда мост взлетел на воздух…

Так был сорван вражеский план доставки военной техники на Сталинградский фронт, и у Виктора сердце замирало от гордости при мысли, что он причастен к этому важному для нашей будущей победы делу.

– Ну и кто бы сомневался! – поздравляя с успешно выполненным заданием, похлопал товарища по плечу Юрка. – Я же тебе говорил, что ты справишься! А чтобы такую дыхалку, как у тебя, посадить, надо пачку махры в день выкуривать!