Текст книги "От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю"

Власти Иерусалима категорически не принимали идею того, что их текст может получить воплощение: литература давно стала предметом власти и полномочий. Римским повелителям это тоже не нравилось. Священное Писание их не интересовало, но они улавливали в словах Иисуса дух мятежа. Результатом стал еще один неправедный суд и смертный приговор. Сократу повезло: ему разрешили принять безболезненную смерть в обществе его учеников. Иисуса же публично высмеивали, с силой надели Ему на голову терновый венец и заставили тащить тяжелый деревянный крест по улицам города на холм казней. Там Его пригвоздили к кресту, крест с тяжким грузом человеческого тела поставили вертикально, и оставили там Иисуса, чтобы Он висел, пока не умрет. Плоть оказалась смертной.

Что же Его наследие? Перед учениками встала та же самая дилемма, с которой столкнулись последователи других учителей. Когда их охватил первый приступ отчаяния, Иисус пришел им на помощь: Его тело исчезло из гробницы, а затем Он Сам явился перед последователями, поощряя их распространять Его учение устно. Чтобы помочь им в этом деле, Он сотворил в день Пятидесятницы второе чудо – чудо слова. На учеников снизошли огненные языки, после чего они начали говорить на всех человеческих языках[259]259
  Деян. 2: 1.


[Закрыть] – отличное качество для проповедников!

Эти чудеса лишь отсрочили проблему сохранения наследия Иисуса, и в конечном счете она решилась через письменность. Письменные документы о жизни и учении Иисуса появились спустя менее столетия после Его смерти, на основе устной традиции, сложившейся среди учеников. Эти тексты, позже названные Евангелиями, сохранили слова и дела Иисуса в изложении свидетелей. Могущество Евангелий заключалось не только в могуществе слов Иисуса. Сосредоточившись на мучениях и оскорблениях, которым подвергли их наставника, авторы Евангелий создали необычный тип героя – мятежника, одновременно являющегося жертвой. Такое изображение героя было отнюдь не традиционным, но авторы понимали, что необыкновенная притягательность Иисуса не в последнюю очередь определяется тем, что Он вел себя как самый обычный человек. Евангелисты описывали страдания учителя, потому что и они сами, и читатели могли примерить описанное к себе.

Существовали и другие описания жизни и учения Иисуса, кроме Евангелий. Некоторые из самых пламенных авторов были далеки от круга учеников, переживших смерть своего наставника, и даже не пытались имитировать свидетельства очевидцев.

Еврей по рождению и римский гражданин Савл[260]260
  Деян. 9: 4–18.


[Закрыть] участвовал в гонениях на последователей Иисуса, но однажды по дороге в Дамаск ему явился их воскресший наставник, после чего он принял крещение, назвался Павлом – и стал пылким последователем Его учения. После обращения он сделался проповедником и много странствовал, посещая христианские общины в Малой Азии. Он интерпретировал слова и дела Иисуса и превратил их в систему веры, получившую название христианства (примерно то же самое Платон сделал с Сократом, создав философскую систему под названием «платонизм», и то же Ленин позднее сделает с Марксом, основав марксизм как учение).

В своих трудах Павел использовал всю силу письменности. Он был также пламенным и смелым оратором, что особенно эффектно продемонстрировал в огромном театре эллинистического города Эфеса, где его чуть не лишили жизни за нападки на местное божество. Но самым действенным способом его проповеди стали открытые письма, связанные с его странствиями. Эти письма, обращенные к христианским общинам римлян, коринфян, галатов, эфесян, филиппийцев, колоссян и фессалоникийцев, помогли превратить разрозненных последователей Иисуса в организованную сеть групп[261]261
  О значении апостольских писем для раннего христианства см.: Harris, Ancient Literacy. P. 221.


[Закрыть].

За первые столетия после смерти Иисуса христианские книжники выбрали из числа многих евангелий четыре, которые сочли самыми точными, добавили к ним послания Павла и других апостолов, жизнеописания Павла и других (Деяния святых апостолов) и, наконец, апокалиптическое пророчество о конце света. И снова харизматический учитель, не записавший ни строки (кроме той одной, на песке), стал главным героем и опорой литературного направления нового типа. Представ как живое воплощение предсказаний еврейской Библии, Иисус в конце концов обрел собственное Священное Писание.

ПЕРЕВОД И ВОЙНЫ ФОРМАТОВ

Ученики превратили слова четырех учителей – Будды, Конфуция, Сократа и Иисуса – в тексты, которые обращались к каждому читателю индивидуально, осуществляя посредством литературы стремление этих мудрецов говорить с учениками с глазу на глаз. Когда же письменность зафиксировала эти учения, они получили ускоренное распространение при помощи технологических новшеств, таких как пергамент, книга, бумага и печать. Чтобы оценить эффекты этих технологий, я предпринял еще одно путешествие – на сей раз в Пергам, в современную Турцию.

Библиотека Пергама была одним из крупнейших центров просвещения Древнего мира[262]262
  Возможно, Пергамская библиотека даже послужила образцом для Александрийской. См.: Hendrickson Th.: The Invention of the Greek Library // Transactions of the American Philological Association. Vol. 144. № 2 (Autumn 2014). P. 371–413.


[Закрыть]; ее, как и Александрийскую библиотеку, основал один из наследников Александра. Согласно классическому источнику, начало библиотеке положило собрание свитков Аристотеля, первого грека, систематически собиравшего тексты[263]263
  Страбон. География. Т. I.


[Закрыть].

В отличие от Александрийской библиотеки, которая неоднократно горела при различных завоевателях и в конце концов погибла безвозвратно, руины библиотеки Пергама видны и сегодня. Приехав в те места, я издалека увидел развалины древнего города. Пробираясь по извилистой дороге, миновал театр, а потом попал в укрепленную часть города. Из Пергама открывается вид и на море, и на побережье; стратегически важное расположение весьма способствовало той видной роли, которую город занимал в античном мире. В центре цитадели хорошо видны фундамент и часть стен библиотеки. Здесь библиотекари складывали драгоценные свитки, сюда приглашали лучших ученых, создавая влиятельные философские направления. Библиотеки, подобные Пергамской и Александрийской, хранили списки сочинений Платона и Гомера и были элементами системы экспорта греческой культуры на просторы империи Александра.

Хотя Пергам по виду – типичный эллинистический город, с греческими статуями, театром и руинами знаменитой библиотеки, он был также одним из мест, где письменная культура на основе греческого языка пересеклась с последователями Иисуса. Согласно еврейской Библии, Иисус говорил на арамейском, общем для всего Ближнего Востока языке. Но когда ученики взялись записывать его слова, они делали это на самом распространенном языке региона, принесенном сюда Александром: греческом койне.

Язык этот выбрали не только ради удобства. Наряду с языком ранние христиане (и евреи, руководствовавшиеся традиционным Священным Писанием) усваивали и греческий образ мышления, и письменную культуру Греции, в частности «Диалоги» Платона. Это влияние греческой литературы в итоге воплотилось в Евангелии от Иоанна, который использовал греческое слово «logos», «разум», – слово, столь дорогое Сократу, – для характеристики христианского Бога. Раннее христианство, родившееся из иудаизма, впитывало уроки Сократа, величайшего мыслителя Греции.

Когда учение Иисуса было записано, возникла новая проблема. Как эти тексты соотносятся с еврейскими священными писаниями? Иисус представил себя как их воплощение. На первых порах последователи Иисуса считали тексты, сложившиеся вокруг их учителя, независимыми от еврейской Библии. Поскольку эти повествования об Иисусе возникли совсем недавно и были рождены реальным жизненным опытом, а Павел весьма настойчиво продвигал учение как отказ от иудаизма в его ортодоксальной форме, новые тексты обрели собственную динамику развития. В конечном счете они низвели еврейскую Библию до статуса архаики, преамбулы к тому, что действительно имело значение, – ее воплощения в текстах, связанных с Иисусом.

Получилось, что еврейская Библия оказалась продублированной Ветхим Заветом, но в скорректированном виде, приведенном в соответствие с Новым[264]264
  Carr, Writing on the Tablet. P. 283.


[Закрыть]. Вот так получилось, что образец наставнической литературы, центральной фигурой которого стал Иисус, превратился в самостоятельное Священное Писание и обрел весь присутствующий этому статусу блеск. Приверженность этим текстам стала религиозной обязанностью, для монахов же первейшей задачей стало производство красивых списков в рамках своего религиозного служения.

Новому Завету, как и всем остальным священным текстам, тоже предстояло обрести собственную традицию текстуального фундаментализма и фанатичных приверженцев, ищущих в этих текстах неизменные руководящие принципы для жизни в изменяющемся мире.

Модификацию еврейской Библии для нового канона литературы об Иисусе заметно облегчил тот факт, что еврейскую Библию уже перевели на греческий. Это произошло в Александрии[265]265
  World’s Writing Systems. P. 487.


[Закрыть], центре, откуда греческая культура распространялась на территорию Египта. В результате повторных волн эмиграции, связанной с повторяющимися изгнаниями и переворотами в Иерусалиме, там сложилась внушительная община евреев, объединенная, согласно заветам Ездры, древнееврейской Библией. Впрочем, большинство в этой общине забыло и иврит, язык своих священных писаний, и арамейский, общий язык всего Ближнего Востока, полностью перейдя на привнесенный туда Александром общегреческий. Это ограничивало доступ людей к их Священному Писанию, и решение у проблемы было только одно: еврейскую Библию необходимо было перевести на греческий.

Перевод, сделанный в знаменитой Александрийской библиотеке, был чрезвычайно непростым делом, потому что Библия представляла собой Священное Писание и была практически неразрывно связана с ивритом. Мог ли Яхве создавать мир, используя язык греков, поклонявшихся бесчисленному множеству богов? Мог ли он вырезать в камне десять заповедей, используя шрифт, изобретенный для передачи гекзаметров Гомера? Возможно, именно для того, чтобы смягчить удар, была создана легенда о том, что по заказу библиотекарей Александрии переводом Библии занимались, независимо друг от друга, семьдесят два александрийских еврея – и их переводы оказались совершенно идентичными[266]266
  Wasserstein A., Wasserstein D. J. The Legend of the Septuagint: From Classical Antiquity to Today. Cambridge, U. K.: Cambridge University Press. 2006.


[Закрыть]. Финальный вариант Библии на греческом языке получил название «Септуагинта», «Библия семидесяти» – по числу переводчиков. Поначалу его использовали только грекоговорящие евреи, но довольно скоро читательская аудитория заметно расширилась.

Теперь греческая Библия могла служить грекоговорящим христианам в качестве предыстории к житию Иисуса, созданному евангелистами. Но далеко не все обрадовались появлению у Библии нового круга читателей. Прежде всего, это не понравилось общинам ортодоксальных евреев, для которых их Библия – на иврите ли, на греческом ли – была не «ветхой», а вечной, не нуждавшейся ни в каких дополнениях и исправлениях.

Продолжением борьбы между христианами и иудеями за еврейскую Библию стали разногласия по поводу оформления. Евреи использовали традиционные папирусные свитки, наподобие того, который Ездра в Иерусалиме представил как объект поклонения. Христиане, в отличие от них, обратились к двум позднейшим изобретениям, порожденным конкуренцией между библиотеками Пергама и Александрии. Несмотря на успехи Пергама, у Александрии оставалось одно большое преимущество: постоянная доступность сырья, из которого делали свитки и на котором фактически держалась вся письменная культура эллинистического мира. Свитки изготавливали из нарезанных и спрессованных стеблей растения папируса, в изобилии растущего в дельте Нила совсем рядом с Александрией, но за сотни километров от Пергама. Ввоз папируса был дорогим и ненадежным делом. Чтобы стать независимыми от импорта, библиотекарям Пергама требовалось изобрести другой материал для письма.

Там действительно появился материал, составивший конкуренцию папирусу – овечья кожа, обработанная особым образом. Разведение животных обходилось недешево, технология подготовки кожи была трудоемкой, но через какое-то время библиотекари Пергама усовершенствовали процесс. В результате был создан материал, который по сей день называют пергаментом – в честь места возникновения. Овечью кожу сначала вымачивали и промывали, затем сушили, растянув на деревянных рамках. Завершалась обработка тонких и длинных кож шлифованием пемзой для гладкости и лучшего впитывания чернил. Библиотекари настолько хорошо овладели технологией, что экспортировали пергамент[267]267
  Pfeiffer R. History of Classical Scholarship: From 1300 to 1850. N. Y.: Oxford University Press, 1976. P. 236.


[Закрыть] – прежде всего римлянам, которые были сначала союзниками Пергама, а со временем превратились в его повелителей.

Христиане наряду с пергаментом использовали изобретение римлян, которые додумались скреплять одинаковые листы пергамента с одного края и помещать стопки между обложками. Римляне называли такое оформление рукописей кодексами[268]268
  Bloom J. M. Paper Before Print: The History and Impact of Paper in the Islamic World. New Haven: Yale University Press, 2001. P. 25.


[Закрыть], а мы дали ему название «книга». Кодексы обладали множеством преимуществ перед прежними способами оформления текстов. Они занимали меньше места, а обложки защищали листы. Их было удобнее читать, проще разыскивать нужное место. Пергамент лучше подходил для создания кодексов, потому что был намного прочнее папируса (первоначально кодексы собирали из покрытых воском деревянных табличек). Таким образом возник новый формат: кодекс из листов пергамента.

Поначалу пергаментные кодексы пользовались куда меньшим уважением, чем свитки папируса, и применялись в основном для кратких записей – что называется, на ходу[269]269
  Ibid. P. 27.


[Закрыть]. Этим они как нельзя лучше подходили для последователей Иисуса, которые стремились избежать косного благоговения, присущего приверженцам еврейской Библии, и предпочитали сохранять дух непосредственного, устного учения их наставника[270]270
  Carr, Writing on the Tablet. P. 279; Bloom, Paper Before Print. P. 25. См. также: Harris, Ancient Literacy. P. 296.


[Закрыть]. Скоро между евреями и христианами вспыхнула война форматов[271]271
  Martin, History and Power. P. 59ff.


[Закрыть], в которой евреи, поклонявшиеся своему старинному Священному Писанию, блюли использование папирусных свитков, сохранившихся в еврейском богослужении до наших дней, в то время как христиане перешли к пергаментным кодексам. Одним из первых сторонников новой формы стал апостол Павел[272]272
  Roberts C. H., Skeat T. C. The Birth of the Codex. L.: Oxford University Press, 1983. P. 22.


[Закрыть].

В конце концов формат кодекса возобладал над другими. Компактный, легкий в использовании и удобный для транспортировки кодекс позволял читателям бегло листать страницы и искать нужное место. Два формата включились в битву между старшим типом священного писания, базирующегося на фундаментальном тексте, и более новым типом священного писания, основанного на недавних уроках харизматического наставника.

ДВА ИЗОБРЕТЕНИЯ КИТАЙЦЕВ:

БУМАГА И ПЕЧАТЬ

Если христиане пришли к формату кодекса из пергамента, то последователи двух восточных учителей, Будды и Конфуция, получили в свое распоряжение еще более поразительные явления в технологии письменности. Чтобы взглянуть на самые выдающиеся экземпляры этих новшеств, я отправился в Британскую библиотеку, где хранится Алмазная сутра – один из сводов записей учения Будды, попавший из Индии в Китай и переведенный на китайский. Сутра, как и еврейская Библия, представляет собой свиток, который кажется очень хрупким. Одна его часть покрыта ровными строчками, некогда черными, а теперь выцветшими от возраста, постоянного использования и действия плесени, местами почти сливающимися со светло-серым материалом. В другой части разместили черно-белый рисунок, на котором изображен Будда, беседующий с учениками.

Путь этого свитка в Британскую библиотеку начался в конце XIX в., столетия, когда странствующий монах Ван Юаньлу наткнулся на комплекс пещерных храмов, где находились древние буддийские изваяния и настенные росписи. Ван Юаньлу был не буддистом, а даосом, но тем не менее найденные святыни далекого прошлого так поразили его, что он решил посвятить остаток жизни их восстановлению[273]273
  Великолепный рассказ об обнаружении Алмазной сутры см.: Wood F., Barnard M. The Diamond Sutra: The Story of the World’s Earliest Dated Printed Book. L.: British Library, 2010.


[Закрыть].

Работая в одной из пещер, Ван обнаружил в стене трещину, которая привела его в потайное хранилище, где оказалось множество бронзовых статуй, картин и более пятидесяти тысяч литературных документов[274]274
  Ibid. P. 32.


[Закрыть]. Они прекрасно сохранились благодаря сухому климату пустыни и тому, что еще в XIV столетии пещеру замуровали, скрыв от злоумышленников, дневного света и сырости, то есть создав идеальные условия для одного из самых замечательных сокровищ мировой литературы[275]275
  Morgan J., Walters C. Journeys on the Silk Road: A Desert Explorer, Buddha’s Secret Library, and the Unearthing of the World’s Oldest Printed Book. Guilford, Conn.: Lyons Press, 2012. P. 134.


[Закрыть]. В пещере находились фрагменты более чем пятисот экземпляров Алмазной сутры, многие из которых были настолько истрепаны, что разобрать текст почти не представлялось возможным. Эти пришедшие в негодность экземпляры сутры поместили в пещеру, потому что уничтожать или выбрасывать священные тексты было недопустимо.

Алмазная сутра уникальна также в жанровом отношении. Невзирая даже на то, что Будда совершенно не заботился о записи своего учения, его последователи из более поздних времен вложили в уста учителя нехарактерные для того времени упоминания о письменном слове. Когда Будду спрашивали, много ли духовной пользы можно обрести, заполнив реку Ганг драгоценностями, он ответил, что полезнее будет преподать людям одну из его сутр[276]276
  The Diamond of Perfect Wisdom Sutra, trans. by the Chung Tai Translation Committee. URL: https://buddhajewel.org/teachings/sutras/diamond-of-perfect-wisdom-sutra (Сутра о Запредельной Премудрости, отсекающей заблуждения алмазным скипетром // Избранные сутры китайского буддизма / Пер. с кит. Е. А. Торчинова. СПб., 2000).


[Закрыть]. Алмазная сутра и сама поощряла последователей учения разбирать и переписывать ее. Указание на письменную форму существования задекларировано прямо: «Если человек возьмет, заучит и прочтет весь текст полностью… и изучит его, то следует знать, что этот человек преуспеет в изучении высшего, первейшего и удивительнейшего Закона, а место, где находится эта сутра, является местопребыванием Будды или его достопочтенного ученика»[277]277
  Diamond of Perfect Wisdom (Сутра о Запредельной Премудрости).


[Закрыть][278]278
  Алмазная сутра // Избранные сутры китайского буддизма / Пер. Е. А. Торчинова. СПб.: Наука, 1999.


[Закрыть]. Будда и письменный текст объединились. Алмазная сутра, подобно самовоспроизводящемуся организму, порождала свои копии, превращаясь в нечто сходное с тем, что создал Ездра: Священное Писание.

В пещере обнаружились буддистские сутры, написанные на санскрите и доставленные в Китай из центров буддизма в Индии, но большинство свитков и складывающихся книг были написаны на китайском языке. Ничего удивительного: пещеры находятся в издавна населенной китайцами местности Дуньхуан – оазисе между пустынями Такла-Макан и Гоби, на опорном пункте Великого шелкового пути, который соединял Китай с Северной Индией и Персией. Буддизм смог прижиться в Китае, поскольку его сутры не были связаны ни с какой-либо конкретной культурой, ни с какой-либо определенной территорией, как многие более древние тексты, например «Эпос о Гильгамеше», поэмы Гомера или еврейская Библия. Общедоступность этих текстов и рвение многочисленных миссионеров-буддистов позволили учению найти сторонников во всех сословиях и распространиться далеко за пределами Индии.

Появление буддистских сутр в Китае сопровождалось двумя принципиально новыми и очень важными явлениями. Если санскритские тексты, хранившиеся в Пещерах тысячи будд, писали на пальмовых листьях, то китайские тексты в большинстве были написаны на новом материале, которому предстояло преобразовать мир литературы, – на бумаге.

Бумагу делали из древесных волокон – главным образом из древесины широко распространенной в Китае шелковицы (тутового дерева), которую тщательно измельчали, потом вымачивали в воде для разделения волокон, после чего делали из них плотную массу без добавления клея или каких-либо других связующих веществ. Я своими глазами наблюдал подобный процесс в бумагоделательной мастерской на Тайване. Древесные волокна измельчали, из полученной целлюлозы отжимали воду, потом разглаживали массу, высушивали и прессовали. В результате получались гладкие легкие листы, которые можно было складывать или сворачивать. Имя предполагаемого изобретателя бумаги Цай Луня, жившего в эпоху Хань (206 г. до н. э. – 220 н. э.), и сегодня пользуется большим уважением.

Появление бумаги изменило все. Прежде в Китае писали на костяных пластинах, бамбуковых планках или шелке[279]279
  Allan S. Buried Ideas: Legends of Abdication and Ideal Government in Early Chinese Bamboo-Slip Manuscripts. Albany: State University of New York Press, 2015.


[Закрыть]; одни из этих материалов были тяжелыми, а другие – очень дорогими. Бумага же была и дешевой в изготовлении, и довольно прочной, так что материал для письма можно было без труда запасать и хранить. Тонкость и гладкость листов позволяли разместить на малой поверхности намного большее количество информации, благодаря чему стал возможен всесторонний учет – основа разветвленной бюрократической системы[280]280
  Tsien Tsuen-Hsuin, Paper and Printing, in Science and Civilisation in China, ed. by Joseph Needham. Vol. 5. Chemistry and Chemical Technology. Cambridge, U. K.: Cambridge University Press, 1985. См. также: Hunter D. Papermaking: The History and Technique of an Ancient Craft. N. Y.: Dover, 1978.


[Закрыть]. Бумагу также было легко транспортировать, и некоторые из китайских текстов прибыли в Пещеры тысячи будд с расстояния более чем 1600 км[281]281
  Morgan, Walters, Journeys on the Silk Road. P. 135.


[Закрыть].

Этот экземпляр Алмазной сутры, напечатанный с резных досок на бумаге в 868 г., является первой точно датированной из сохранившихся до наших дней печатных книг в мире. На печатной гравюре из свитка изображен Будда в окружении учеников

Один из экземпляров Алмазной сутры отличался от остальных. Он тоже представлял собой свиток на бумаге и имел приписку: «С благоговением сделано для всеобщего бесплатного распространения Ван Цзе по поручению его родителей в 15-м числе 4-й луны года Сяньтун» (то есть 11 мая 868 г.)[282]282
  Sacred Texts // British Library Online Gallery. URL: https://bl.uk/onlinegallery/sacredtexts/diamondsutra.html


[Закрыть]. Копирование сутр во имя собственного духовного блага или блага близких людей было распространенным обычаем среди богатых буддистов.

Эту копию, несомненно, Ван Цзе сделал во имя своих родителей. Безусловно, он ничего не писал сам: богатые буддисты обычно нанимали писцов, которые копировали сутры по их заказу. Но этот экземпляр Алмазной сутры не был написан от руки. Он был напечатан, и это самый старший из дошедших до нас датированных печатных текстов.

Поль Пеллио, французский конкурент Ауреля Стейна, исследует рукописи в тайной комнате Пещер тысячи будд

Печать тогда осуществлялась при помощи деревянных досок. Писец изображал текст, который затем рельефно вырезали на досках, выступающие знаки смазывали чернилами и прижимали доски к бумаге (этот метод называется ксилографией). Сначала печать использовалась для официальных документов, но буддисты, стремившиеся расширить свое влияние, быстро освоили новую технологию. Печатать имело смысл только тексты особой важности: вырезание каждой страницы было делом тонким и трудоемким. Зато с готовой доски печатник мог сделать несколько тысячи копий в один день, что более чем устраивало последователей Будды, которые стремились как можно быстрее и шире распространять слова своего учителя – и делать это с наилучшим возможным качеством. Таким образом, буддисты одними из первых стали активно использовать печатное дело в Китае, а вскоре и в Корее, где со временем научатся печатать при помощи наборного шрифта, сделанного из обожженной глины, а затем и из металла.

Китаю приписывают четыре изобретения, значительно изменивших мир: компас, порох, бумагу и печать. Два из этих четырех относятся к технологии письменности. Поэтому совсем не удивительно, что они помогли китайской литературе добиться неслыханных успехов – в частности, совершить блестящий взлет в эпоху династии Тан (618–907), ставшую золотым веком китайской поэзии. Позже ксилографическая печать подготовила почву и для развития китайского романа[283]283
  Martin, History and Power. P. 393.


[Закрыть].

Печатному экземпляру Алмазной сутры и многим другим текстам, найденным в пещерах, предстоял еще один большой переезд. Когда разошлись слухи об открытии Вана, несколько западных авантюристов поспешно организовали экспедиции за его сокровищами. Британский исследователь, венгр по происхождению, Аурель Стейн добрался до пещер первым. Будучи большим поклонником Александра Македонского, он разделял интерес своего кумира к литературе и сумел за жалкие гроши выманить у монаха большое количество рукописей. Стейн тайно вывез их на Запад по Великому шелковому пути в деревянных ящиках на спинах верблюдов. Он пересек пустыню Такла-Макан, перевалил хребет Гиндукуш, попал в Иран и через Багдад добрался до Антиохии на Средиземноморском побережье современной Сирии. Из Антиохии он приплыл через Гибралтар в Лондон, где я через сто с лишним лет смог увидеть эти свитки.

В пещеры наведывались и другие исследователи – и западные, и китайские, – в результате чего одно из самых внушительных собраний древних текстов, какие только видел мир, оказалось рассеяно. Лишь недавно эти свитки вновь собрались вместе, благодаря еще одной революции в технологии письменности: Алмазная сутра, одно из первых воплощений союза бумаги и печатного дела, воссоединилась с множеством родственных текстов уже в цифровой форме[284]284
  The International Dunhuang Project, idp.bl.uk/, accessed November 8.


[Закрыть].

ОГОНЬ И КАМЕНЬ

Китайские буддисты быстро сообразили, как использовать бумагу и печать. А как же восприняли эти технологии конфуцианцы? Письменные жизнеописания Конфуция, равно как и сводов классических произведений, которые приписывали ему как составителю, появились задолго до бумаги и печати. Эти тексты в большинстве своем не дожили до распространения новых технологий.

В 213 г. до н. э. канцлер Ли Сы сообщил первому императору Китая Цинь Шихуанди, что наличие различных вариантов классических текстов немало способствовало хаосу в представлении о прошлом. Император стремился объединить Китай и счел целесообразным взять под контроль соблюдение канонов письменности. Результатом явилось массовое сожжение книг. Император сохранил по экземпляру только для своей библиотеки[285]285
  Основным источником сведений об этом событии являются труды великого китайского историка Сыма Цяня, жившего на сто лет позже (Nylan, Five Confucian Classics. P. 29).


[Закрыть], считая эту политику способом централизации того могущества, которым обладает литература.

Трудно представить, сколько письменно зафиксированного знания и культуры было утрачено в этих кострах, но несомненно одно: высказывания Конфуция и связанные с его именем классические произведения циркулировали слишком широко и вдохновляли слишком много читателей, чтобы их удалось легко предать забвению. Пусть последователи Кун-цзы не ожидали для себя тех духовных благ, которые пытались собрать буддисты, копирующие сутры, но сожжение книг указало конфуцианцам последующих времен на преимущества бумаги и печати, гарантировавших широкое обращение и, следовательно, выживание их канонических текстов.

Поскольку Конфуций был государственным служащим и обосновывал необходимость поддержания общественного порядка, его учение удостоилось особого интереса со стороны правителей и чиновников. Менее чем через сто лет после сожжения книг конфуцианская классика была возведена в ранг официальной государственной идеологии[286]286
  Ibid. P. 33.


[Закрыть]. Была создана имперская академия, заложившая основы для самой ранней формы государственных экзаменов, которые в том или ином виде практиковались в Китае до 1905 г.[287]287
  Ibid. P. 32–41.


[Закрыть].

Экзамен стал главным инструментом для пополнения чиновнического сословия, бюрократов, которые осуществляли управление обширной Китайской империей. Претенденты обязаны были в ходе трехдневных испытаний подтвердить знание конфуцианской классики и ряда других текстов. Во время поездки в Нанкин, бывший некогда южной столицей Китайского государства, я посетил участок экзаменационной системы. Экзамены проходили в декабре, когда температура лишь чуть выше точки замерзания. Кандидаты располагались в каменных кельях примерно 1,2×1,5 м, без крыш, и испытывали на себе все капризы погоды. Внутри кельи находились две доски, на одной из которых можно было сидеть, а другую использовать в качестве письменного стола или переместить вниз (тогда получалось подобие постели, на которой спать можно было только скрючившись, и то если соискатель решался потратить время на сон). Покидать помещение строго запрещалось. С собой брали запас принесенной еды, туалетную емкость, плошку с огнем и свечу, письменные принадлежности и тему сочинения. Те, кому удавалось преуспеть на низшем уровне, допускались к следующему раунду испытаний, а затем к следующему, пока не добирались до заключительного, самого престижного экзамена, проводимого в столице. Наградой служила доходная правительственная должность. Эта единственная в своем роде экзаменационная система сделала основой китайской политической структуры изучение литературы (эта практика косвенным образом вдохновила Совет колледжей США на создание централизованной системы отборочных тестов). Экзаменационная система была введена для того, чтобы ограничить приток на высшие уровни управления военных, зато книжное образование обрело беспрецедентное влияние. Китаем на протяжении двух тысяч лет управляла элита, сведущая прежде всего в литературе.

Разветвленная и многоуровневая экзаменационная система требовала обеспечить всех соискателей доступом к классическим текстам, что позволяло только совокупное использование бумаги и печати. Начиная с X в. государство отвечало растущему спросу, тиражируя конфуцианскую классическую литературу методом ксилографии[288]288
  Eliot S., Rose J. A Companion to the History of the Book. Malden, Mass.: Wiley-Blackwell, 2007. P. 104.


[Закрыть].

Желание создать канон конфуцианской литературы привело и к другому, более необычному явлению, которое лишь по внешней видимости противоречило новому миру ксилографической печати на бумаге. В эпоху Сипин (II в.) император приказал вырезать классические тексты в камне, чтобы предотвратить их искажение в будущем[289]289
  Liang Cai, Excavating the Genealogy of Classical Studies in the Western Han Dynasty (206 B. C. – 8 C. E.) // Journal of the American Oriental Society. Vol. 131. № 3 (July – September 2011). P. 371–394.


[Закрыть]. Это была лишь первая из ряда попыток создать каменные каноны. (Точно так же в камне вырезали и буддистские сутры[290]290
  Tsiang K. R. Monumentalization of Buddhist Texts in the Northern Qi Dynasty: The Engraving of Sutras in Stone at the Xiangtangshan Caves and Other Sites in the Sixth Century // Artibus Asiae. Vol. 56. № 3/4 (1996). P. 233–261.


[Закрыть].) Можно ли считать эти каменные библиотеки возвратом к временам, предшествовавшим изобретению бумаги и печати? Более вероятно, что они оказались реакцией на массовое появление бумаги, вслед за которым стало быстро увеличиваться количество недостоверных версий важных текстов[291]291
  Nylan, Five Confucian Classics, 53. См. также: Tsien Tsuen-Hsuin. Paper and Printing. P. 156ff.


[Закрыть].

Я посетил одну такую каменную библиотеку – в Пекинской императорской академии[292]292
  Другие включают в себя библиотеки текстов, гравированных в эпоху Вэй (220–265). См.: Ivanhoe P. J. The Shifting Contours of the Confucian Tradition // Philosophy East and West. Vol. 54. № 1 (January 2004). P. 83–94.


[Закрыть]. Тексты, тщательно организованные в столбцы и строчки, были вырезаны на каменных стелах высотой два с половиной или три метра. Рассматривать их было – все равно что бродить по лабиринтам слов. Шрифт – очень мелкий, даже изящный, и все же сомнений в точности записи не возникало. Там просто не оставалось места для вставок и исправлений, да и переписать отрывок было практически невозможно. Неудивительно, что каменный Конфуций с горделивой безмятежностью взирал на каменную библиотеку, созданную в его честь.