Текст книги "Идеальный друг"

– Я условился с господином Босвеллом.

– Его еще нет. Но если хотите пока что занять место, господин Босвелл обычно сидит вон там. – Он указал на маленькую нишу, наполовину скрытую египетской ширмой. – Что вам подать?

Фабио заказал эспрессо. Официант принес медную джезву с густым горячим арабским кофе и тарелочку с восточными сладостями.

Странное место для встречи с ученым, подумал Фабио, кладя на стол блокнот и диктофон.

Через некоторое время в дверях появились двое мужчин. Один остался стоять у дверей, второй подошел к Фабио.

Липовый доктор Марк.

Фабио встал.

– Давно ждете, господин Росси? Сидите, сидите.

Фабио пожал протянутую руку. Оба сели.

– Вы – господин Дулиман Босвелл?

Мужчина указал на диктофон:

– Надеюсь, не включен?

Фабио кивнул.

– Вот и не включайте. Разговор не для протокола. Да, я Дулиман Босвелл. Прошу простить мою эскападу во время нашей последней встречи. Маленькая мера предосторожности.

Фабио почувствовал, как бешено колотится его сердце.

– Кто вы такой?

– Сотрудник ЛЕМЬЕ.

– В какой должности?

– Секьюрити. В самом широком смысле.

Официант принес чайник с зеленым чаем и церемонно наполнил высокой струей маленький расписной стакан.

– Я вижу, вы предпочитаете кофе, – заметил Босвелл. – На то вы и итальянец.

– Вы – не сотрудник профессора Вайдера.

– Скажем так: профессор Вайдер – наш сотрудник. И тоже в самом широком смысле. Он переправил мне ваше сообщение.

Мягкий женский голос запел что-то по-арабски.

– Файруз, – мечтательно произнес Дулиман Босвелл, секьюрити. – Вы ее знаете?

Фабио покачал головой.

– Значит, вы еще никогда не бывали в Египте.

– Что вам известно о докторе Барте?

Босвелл осторожно глотнул чая.

– Доктор Барт был весьма одаренным исследователем. – Отставив стакан, он внимательно рассматривал один из своих острых, наманикюренных ногтей. – Какой непоправимый шаг. И чего ему не хватало?

– ЛЕМЬЕ его купила?

– Не его. Его изобретение. Высокочувствительный метод обнаружения прионов в продуктах питания. Именно то, чего так ждут во всем мире.

– Почему же мир ничего об этом не знает?

– Метод еще не совсем апробирован. Но в ближайшее время мы это сделаем. Так мне сказали в нашем исследовательском отделе.

– Почему же сам он не довел метод до апробации?

– Тому есть различные причины. Одна из них была связана с его работодателем. Очевидно, его не устраивали условия контракта – лично я не принимал участия в переговорах. Благодаря тому, что в дело включились мы, стало возможным куда более выгодное для него решение.

– А ЛАБАГ примирился с тем, что упустил эту сделку?

– ЛАБАГ на все сто процентов – наше дочернее предприятие.

– И всегда им был?

– Да нет, – скромно уточнил Босвелл. Манеры этого человека начали действовать Фабио на нервы.

– А прионы в шоколаде наверняка повлияли на финансовое урегулирование разногласий?

– Разумеется. Представьте себе, какой бы произошел скандал. Вы знаете, сколько нашего шоколада съедают в год только у нас, в Швейцарии?

– Четыре килограмма на душу населения, – ответил Фабио.

– Примерно. А вдруг в один прекрасный день в газеты проник бы слух, что в шоколаде ЛЕМЬЕ обнаружены прионы.

– Не слух, – поправил Фабио, – а доказательное утверждение.

– Доказательства, полученные не до конца апробированным методом, не слишком убедительны. Нет, нет: доктор Барт принял правильное решение, когда пришел к финансовому соглашению с нами.

– Похоже, сам он был другого мнения. Босвелл, изображая сожаление, воздел и бессильно уронил вниз руки.

– Он проявил чувство ответственности, и теперь хотя бы его вдова получает дивиденды.

Фабио хмыкнул. Человек у двери бросил взгляд в его сторону.

– И тут, когда вы решили, что все отлично уладили и замели под ковер, возникаю я.

Босвелл ответил не прежде, чем допил свой чай. Но до этого успел кивнуть.

– И тут возникаете вы.

– Я предполагаю, что вы попытались купить и меня, а когда не выгорело, обратились к Егеру, чтобы он на меня повлиял. А когда и у него не выгорело, я получил по черепу. Сколько вы ему заплатили?

Босвелл налил себе новый стакан чая. Струей. Не такой высокой, как у официанта, но достаточно высокой, чтобы образовалось немного пены.

– Роль господина Егера было иной. Он вышел на сцену позже, когда вы возобновили свое расследование и явились в ЛАБАГ. Он пытался убедить нас, что вы хотите только заполнить пробел в памяти. Что вы не помните о нашем деле. Для него это было очень важно.

Фабио не придумал ответа. Поднес ко рту кофейную чашку, заметил, что она пуста, и снова поставил на стол. Босвелл хлопнул в ладоши. Тотчас явился официант. Босвелл довольно улыбнулся.

– Видите, здесь придают значение аутентичности. – Он заказал еще кофе для Фабио. – Поэтому я и выступил тогда в роли доктора Марка. Я хотел лично убедиться в том, что у вас полная амнезия. Результат не совсем меня удовлетворил. К тому же вы слишком часто упоминали доктора Барта. О чем я и сообщил господину Егеру. Но он всячески противился моему участию в этом деле.

Официант принес кофе. Фабио к нему не притронулся.

Босвелл продолжал:

– Однако же вы продолжали вести расследование. Отправились в Амальфи. Посетили ПОЛВОЛАТ. И мне, несмотря на все сочувствие к вашему особому положению, ничего не оставалось, как поставить господина Егера в известность, что теперь мы примем свои меры.

– И что? Как он среагировал?

– Неудачно. Во время нашей последней встречи…

– …в вестибюле «Европы».

На какую-то секунду Босвелл оторопел, но потом продолжил:

– Во время нашей последней встречи в «Европе» он совершенно открыто пригрозил мне, что сам опубликует материал, чтобы исключить вас из зоны обстрела. Нам пришлось отнестись в этому всерьез. Мы исходили из того, что у него имеется копия документов. Но он, как известно, избрал другой путь. Лично я весьма об этом сожалею. Лояльность молодого человека произвела на меня глубокое впечатление. Никакой необходимости в ней не было. И для него тоже имелся иной, куда более оптимистичный выход из положения.

Фабио задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Сколько вы ему заплатили?

Босвелл и теперь сохранил деловой тон:

– Восемьсот тысяч долларов. По тогдашнему курсу это составило примерно один миллион четыреста тысяч швейцарских франков.

Это было немного больше, чем предполагал Фабио.

– Но мы заплатили не ему. А вам, господин Росси, вам. Тут господин Егер был непреклонен.

Фабио показалась, что чья-то холодная рука вцепилась ему в шею. Он не мог произнести ни слова. Не мог пошевелиться.

Босвелл встал.

– Вот о чем я хотел бы напомнить вам, господин Росси. Рассматривайте эту информацию как мой вклад в восстановление вашей памяти.

Он указал на стол:

– Вот это, разумеется, за мой счет. И если у вас не пропал аппетит, заказывайте что угодно, не стесняйтесь.

Фабио не заметил протянутой руки.

– И простите мне историю с велосипедом. Мои люди иногда ведут себя немного по-детски.

Фабио смотрел вслед Босвеллу. Человек, дежуривший у входа, придержал ему дверь.

Он не решался ехать на велосипеде. Он не знал, сколько времени уныло просидел в «Голубом Ниле». В какой-то момент он позвонил Фреди и сообщил, что хочет срочно с ним встретиться.

Фреди не пришел в восторг. Он направлялся на лодочную станцию, собираясь провести вторую половину дня с друзьями на своей яхте «Либеллула», а вечером посмотреть с озера праздничный фейерверк. Но Фабио настоял на встрече. Всего полчаса, обещал он.

И повел свой велосипед в «Бертини». Это было недалеко от «Голубого Нила».

Неужели это возможно? Неужели его экскурс в своего двойника, как назвал это доктор Фогель, зашел так далеко?

Когда Фабио явился в «Бертини», Фреди уже ждал его там. В белой рубашке с открытым воротом, двубортном блейзере с золотыми пуговицами и вышитым гербом с надписью «Либеллула». Он пил белый мартини, по всей вероятности, свой спортивный напиток. К сему прилагалась тарелка с закусками. Ресторан был еще пуст, на всех столах красовались таблички «Заказ».

– Что будешь пить? – спросил Фреди.

– Ничего. У меня к тебе всего один вопрос. Ты говорил, что, когда мы в первый раз встретились, я распространялся о вещах, которые прежде меня не интересовали. Например, о деньгах.

Фреди спокойно посмотрел ему в глаза.

– Верно. – Он подцепил кружок салями и пододвинул тарелку поближе к Фабио. Тот отрицательно покачал головой.

^– Например, о такой сумме, как восемьсот тысяч долларов?

– Например.

– Где они?

– Хорошо инвестированы. В некую фирму. Как договорились. – Он выудил с тарелки кусок коппы, разжевал и запил белым мартини.

Фабио ударил ладонью по столу и завопил:

– Мать твою!

Официант изумленно воззрился на него. Фабио приглушил голос.

– Я принес тебе восемьсот тысяч долларов и попросил вложить их в дело?

Фреди кивнул с набитым ртом.

– Наличными?

Фреди ухмыльнулся, проглотил еду и сказал:

– В джутовой кошелке из биолавки.

Фабио снова стукнул по столу:

– Твою мать! Почему ты ничего мне не сказал?

Фреди невозмутимо взглянул на него:

– Хотел посмотреть, вспомнишь ли ты об этом.

– А если бы я не вспомнил? – Фабио почти кричал.

Фреди одарил его одной из своих обворожительных улыбок.

– Тогда бы ты и не пожалел о них.

21

После обеда они отправились в садовое товарищество Вальдфриден. В желтом «рено» с надписью «Мистик продакшнз». Машин на шоссе почти не было. Погода еще не установилась. Только что на ветровое стекло шлепались крупные капли дождя, а теперь Норина уже снова вынуждена была спустить щиток от солнца.

Когда они остановились на красный свет, Норина, искоса взглянув на него, заметила:

– Если тебе это так тяжело, я могу съездить одна.

– С чего ты взяла, что мне тяжело?

– Ты подавлен.

– Просто устал.

– Я бы смогла тебя понять – после всего, что там произошло.

Фабио вымученно улыбнулся:

– Там случались и хорошие вещи.

Зажегся зеленый, Норина включила скорость.

Она, конечно, права. Он не только подавлен, он в тихом отчаянии. Из-за всего, что с ним произошло. А то, что ждет его впереди, еще хуже. Он должен признаться во всем Норине. У него нет иного выбора. Он должен рассказать ей всю правду. Всю правду о Фабио Росси. И это означает окончательный разрыв едва возобновленных отношений.

На краю леса парковались несколько автомобилей. Норина поставила туда же свой «рено». Вытащив из багажника полную сумку, она пояснила:

– Тут сосиски. Непременная составляющая национального праздника.

Пройдя немного вниз по шоссе, они свернули на дорогу к «Гурраме». Большинство домиков и садов были украшены фонариками, гирляндами и флажками. Люди готовились к празднику, озабоченно поглядывая на хмурое небо.

Перед домиком с желтыми ставнями стояла на стуле женщина, отличавшаяся плохой памятью, и прикрепляла светящуюся гирлянду к водосточной трубе. Ее муж, заядлый картежник, втаскивал в дом переносной холодильник. Фабио и Норина кивнули им. Те ответили на приветствие, явно с трудом воздерживаясь от комментариев, пока прибывшие не скроются из поля зрения и зоны слышимости.

Госпожа Блаттер, соседка по «Гурраме», принимала гостей. Два семейства с детьми. Мужчины примерно того же возраста, что и Фабио, натягивали над крыльцом навес из полиэтиленовой пленки. Хозяйка собирала ежевику. Ей помогала маленькая девочка.

Заметив Фабио и Норину, она подошла к калитке.

– Вы, наверное, думаете, что это мои дети и внуки. А это мои внуки и правнуки. – Она стала серьезной. – Примите мои соболезнования насчет Лукаса. Я видела его здесь в тот самый день. Он показался мне таким, как всегда. Если бы можно было заглянуть людям в душу…

Они пожелали ей приятного вечера, и она ответила:

– Хорошо, что «Гуррама» сегодня не пустует. Это было бы еще печальнее.

Вчерашний дождь немного причесал заросший огород. Прежде всего он пошел на пользу тыкве, чьи крупные темно-зеленые побеги заполонили всю грядку. Из этой сплошной зелени торчали голые, как бамбук, стебли помидоров. Те несколько листиков, которые выстояли в жару, уничтожил дождь. Они увядали между помидорами, похожими на пустые сморщенные кошельки.

В кустах ежевики спорили за урожай воробьи, в падалице под деревьями жужжали осы.

Дед Лукаса обрадовался, когда Фабио позвонил ему и попросил разрешениия провести вечер в «Гурраме». Если возможно, но только если возможно, пусть Фабио нарвет немного ежевики, это самая лучшая, какая есть. И пусть соберет фрукты. Столько, сколько сможет забрать с собой. Фабио решил, что занесет старику часть его урожая.

Наверное, когда сюда приезжала полиция, здесь было очень мокро. По деревянному полу веранды до самой двери протянулась тропа, образованная следами грязных подошв. Даже в доме кто-то оставил разводы на полу, неумело орудуя мокрой тряпкой. Следы оставляют даже следопыты.

Пахло сыростью и протухшей едой. На столе лежали три газеты, все от 26 июля. В этот день погиб Лукас. Рядом валялась папка с надписью: «Текущие дела».

На скамье в углу стояли четыре архивные коробки, битком набитые документами, рукописями и печатной продукцией разных учреждений.

Самой интересной находкой оказался ноутбук Лукаса, спрятанный под кипой старых газет.

На верхней койке валялась одежда и постельное белье. Нижняя спальная койка была не застелена.

В сушке около раковины торчали две тарелки. Рядом стоял открытый несессер, бритва, кисточка и мыльный карандаш для бритья.

За полосатой занавеской под раковиной находилось мусорное ведро. Оно-то и воняло на весь дом, поскольку содержало обед из морозильника, бараньи котлеты и перепелов в двойном пакете. Двойной пакет не был поврежден. А пакет с котлетами, должно быть, разбухал, пока не лопнул.

Фабио вынес ведро в сад. И они с Нориной принялись наводить в «Гурраме» хоть какой-то порядок.

Потом Фабио занялся компьютером, а Норина ушла в сад. Она хотела собрать для дяди Лукаса немного дамасских слив и ежевики. Небо снова нахмурилось, в любой момент мог хлынуть дождь.

Фабио смотрел на нее из окна. Норина стояла под деревом сливы и двигалась, как при замедленной съемке. Вот она откинула голову назад, пошарила взглядом в ветвях, протянула руку, сорвала плод, согнула руку в локте и опустила ладонь в корзину. Прелестная, как храмовая танцовщица. Ее движения были намного грациозней, чем все, что он видел во время занятий тай-чи. Прошло несколько минут, пока он понял причину ее медлительности: она боялась резкими движениями раздразнить ос.

Фабио запустил компьютер Лукаса. Произошло нечто странное: прозвучала какая-то мелодия, и в окне для диалога появилось приветствие новому пользователю и указания, какие следует проделать шаги.

Компьютер Лукаса затребовал данные нового пользователя. Но это бывает необходимо при запуске новых, не использованных прежде компьютеров. Или тех, в которых система была установлена заново.

Фабио выполнил все требуемые шаги и вскоре убедился: кто-то стер все данные с жесткого диска и заново установил систему. Может, Лукас? А кто же еще?

Ему пришел в голову только Дулиман Босвелл. И его люди с их «детскими проказами».

Неожиданно резкий сквозняк захлопнул дверь. Фабио испугался. В деревьях зашелестел ветер. Поддеревом сливы никого не было.

Он закрыл окно и вышел на веранду. Над далеким городом еще сияло солнце. Но к нему уже неслись черные тучи. Норина, собрав ежевику, теперь направлялась к коттеджу. В левой руке она несла корзину, в правой – молочное ведерко. Ветер распушил ее челку и прилепил к телу блузу. Фабио вышел навстречу и взял у нее ведро.

– Компьютер выдает что-нибудь? – спросила она, когда они укрылись в доме.

Фабио объяснил ей, в чем дело.

– Я считала, что можно реконструировать данные даже на стертом диске. Ведь они еще там. Нужно только найти к ним доступ.

– То же самое не устает повторять и мой нейропсихолог.

Они сидели за столом и смотрели, как в садовом товариществе Вальдфриден беснуется ветер. Дождь никак не начинался. Но далеко на западе, серый и вертикальный, он уже лил из тучи, словно из сифона.

Наступил момент истины.

Фабио вытряхнул на стол содержимое первой архивной коробки. Ничего похожего на записи ученого не обнаружилось. Примерно тридцать страниц многократно правленной рукописи незаконченного рассказа под названием «Наконец». Начальные строчки стихов, четверостишия, фрагменты зонга. Явно собрание личных поэтических опытов Лукаса. Кроме того, несколько предметов, которыми он явно дорожил: сломанная авторучка; несколько маленьких, совсем обычных ракушек; брелок с гербом Инсбрука; несколько почтовых конвертов с адресом, написанным женской рукой, в которые они не стали заглядывать. Они снова сложили вещи в коробку.

Содержимое следующей коробки показалось Фабио знакомым. Это были конспекты лекций, которые читают в школе журналистики. Свои Фабио давно выбросил. Конспекты Лукаса, напротив, пестрели подчеркиваниями. Он пользовался для этого разноцветнымии фломастерами.

Две оставшиеся коробки были снабжены надписью: «Интервью и расследования». В них лежали стенографические блокноты, такие же, как у Фабио. Большинство было стянуто резинкой с магнитофонной кассетой. На всех блокнотах указаны названия и даты.

Ветер немного стих. Над городом сверкнули молнии. С большим опозданием загрохотал гром. Фабио и Норина склонились над записями Лукаса, как двое детей, которые мастерят себе подарки к Рождеству.

Корзину с перезревшими сливами Норина поставила на пол рядом со скамьей. Запах подгнивших плодов ударил в нос Фабио.

И внезапно он вспомнил все с такой ясностью, словно никогда не забывал.

Лукас сидел здесь за столом, как теперь сидит Норина. Фабио стоял. Они ссорились. Речь шла о скандале с фирмой ЛЕМЬЕ, как они называли свой проект. Фабио рассказал Лукасу о своем решении прекратить дело. Лукас упорно возражал. Так упираться мог только он. Внимательно выслушивая аргументы Фабио, он в ответ на каждый отрицательно мотал головой.

Особенно когда аргумент касался денег.

Возникла омерзительная ссора. Фабио ничего не упустил. Он издевался, угрожал, сквернословил, напоминал приятелю, что без него тот никогда бы ничего не достиг. Но Лукас с ослиным упрямством все так же мотал головой.

В конце концов, Фабио заорал: «Пошел ты в жопу! Этот сюжет – дохлый номер, будешь ли ты участвовать в нем или нет. Я загнал материалы Барта!»

А Лукас в ответ крикнул: «А я их скопировал!»

Фабио бросился вон из дома. Но на повороте дороги передумал и вернулся назад.

У садовой калитки он увидел, как из дома вышел Лукас с пакетом в руках и исчез под верандой.

Он кинулся туда и успел заметить, что Лукас прячет пакет.

Схватив тяжелый черенок от лопаты, он двинулся на Лукаса.

На этом месте его воспоминания обрывались. Похоже, он недооценил Лукаса.

Словно в честь второго озарения, снизошедшего на Фабио, ветер разорвал на мгновение пелену облаков. Заходящее солнце осветило дачный поселок, будто киношную декорацию.

– Что с тобой? – спросила Норина. Он поднял на нее взгляд. – Ты так побледнел.

– Я вспомнил, где могут быть материалы Барта.

Когда они выходили из дома, нетерпеливые дети уже запускали первые ракеты в очистившееся небо. В саду госпожи Блаттер пустились в пляс висящие на шнуре лампионы. Натянутый наспех тент громко хлопал на ветру.

Фабио шел первым. Нужно было срочно очистить от хлама пространство под домом. Они убрали лестницу, которая загораживала проход к бочке с фруктами.

Крышка бочки была прижата кирпичом. Рядом с кирпичом лежали ржавый секатор и зазубренный ручной серп.

Фабио сбросил все на землю и поднял крышку. Из пустой бочки на него пахнуло застоявшимся запахом подгнивших фруктов.

– Чувствуешь, как пахнет? – спросил Фабио. – В точности как дамасские сливы в твоей корзинке. Этот запах вызвал воспоминание.

Фабио перегнулся через край бочки и пошарил внутри рукой. Кончики пальцев нащупали что-то на дне. Он схватил это что-то и вытащил из бочки.

Это был черный мешок для мусора, а в нем – тяжелая картонная коробка.

Единственным источником света в помещении была электрическая лампочка, качавшаяся над столом. Остатки абажура, который некогда смягчал ее свет, они обнаружили среди хлама под верандой.

Вот уже три часа они изучали записи доктора Барта. К большинству из них Лукас приклеил свои пояснения. Казалось, он предвидел любые возможные претензии к методу обнаружения прионов и нашел неоспоримые доказательства его эффективности.

Они сидели рядом и внимательно прочитывали каждую страницу. За окном взрывались хлопушки, словно одиночные выстрелы из последних очагов сопротивления какой-то давно оккупированной страны. Норина склонила голову на плечо Фабио.

Одолев последнюю страницу, они положили ее на груду прочитанных бумаг, подровняли стопку и уложили назад в коробку. Подойдя к окну, они глядели, как содрогается бурная ночь, пронзенная далекими зарницами и зигзагами молний.

А потом, без лишних церемоний, поцеловались, не торопясь, помогли друг другу раздеться и на узкой скрипучей койке оживили другие, куда более приятные воспоминания.

Небо проявило благосклонность и, пока над озером сверкал огромный фейерверк, не вмешивалось в праздник. Фабио и Норина, крепко обнявшись, долго лежали под клетчатым пледом. Только самые высокие, самые светлые, самые грандиозные букеты огней попадали в поле их зрения, прежде чем поблекнуть, рассыпаться на искры и угаснуть.

«Сейчас!» – подумал Фабио.

– Фабио, – прошептала Норина.

– Гм-м-м?

– Забытый Фабио…

– Да?

– Я думаю, что тоже могла бы его забыть…

Фабио еще крепче прижал ее к себе. Вдалеке отцвел пестрый букет росчерков света. Фабио прошептал:

– И я, кажется, тоже.

Едва погас последний букет, по крыше забарабанил проливной дождь.

Фабио укутал Норину пледом.

– Ты бывала в Амальфи?

– Нет.

– Я знаю там один отель. С висячими садами и лифтом, на котором спускаешься прямо к морю.

– Звучит шикарно.

– Я отложил немного денег.

Через две недели на первой странице «Воскресного утра» появилась последняя статья Лукаса Егера под названием: «Шоко-шок, или Прионы в шоколаде».

Имя Фабио Росси в статье не упоминалось.

* * *

Выражаю глубокую признательность доктору Петеру Бруггеру из Неврологической клиники университетской больницы Цюриха за его советы, идеи, за потраченное время и долготерпение; проф., доктору мед. наук Гансу Ландольту из Нейрохирургической клиники кантональной больницы в Аарау; Петеру Лохеру из отдела кадров Министерства путей сообщения; доктору Андреасу У.Моншу из Отдела изучения памяти гериатрической клиники Базельского университета; доктору Эстебану Помбо-Виллару из отдела доклинических исследований фирмы «Новартис Фарма» и Джованни Пуччи-второму.

Мартин Сутер