Текст книги "Флешка с путешествиями. Травелог постсоветского человека"

Театр, Буш и порядок

Театр в Америке начинается не как у нас, с вешалки, а…с парковочного гаража. И не удивительно для страны, где автомобиль уже много десятков лет – просто обычное средство передвижения.

Многоэтажные гаражи – это часть любого американского города. Конечно, место в них стоит изрядно – оплата в основном почасовая, в офисных зданиях – помесячная (от 300 долларов). Час меньше 10 долларов – такое найти трудно. Во всяком случае, в американской столице. Ну, а в Нью-Йорке, разумеется, – еще дороже.

Если не желаешь пользоваться услугами гаража, то можешь припарковаться на улице – это будет стоит две двадцатипятицентовых монетки, но машине положено стоять не больше двух часов. Через положенное время ее либо эвакуируют, либо выпишут штраф. Да и таких парковочных мест в Вашингтоне не очень много. На большей части улиц стоят знаки: не парковаться ни в какое время! И это правильно, потому что движение на улицах – понятие священное, и никто не хочет, чтобы были пробки.

Когда любитель театра приобретает билет или видит объявление о спектакле, для него уже приготовлена информация о том, куда деть машину. Написано название улицы с ближайшим гаражом и пожелание подъехать пораньше, чтобы успеть занять место.

Если театр за городом, то гараж обычно достигает таких размеров, что само помещение, где идут спектакли, можно рассматривать как небольшую пристройку к гигантскому паркингу. Зато всем удобно. В таком театре в штате Мэриленд (пригород Вашингтона) мы слушали оперу «Порги и Бесс» Гершвина.

А что касается вешалки, то она совсем не актуальна. Гардероб в театрах если и есть, то в основном платный (если размер платы не указан, ты обязан оставить чаевые). Поэтому большинство театралов предпочитают одежду брать с собой и укладывать ее либо себе под ноги, под спину, на ручку сиденья, в общем – кто во что горазд. Так и в оперном театре, и на концерте классической музыки, и на бродвейском мюзикле… И никто строгим голосом не прикажет отправляться в гардероб – свобода выбора. Так же с одеждой поступают и в ресторанах, и на мероприятиях – тебя не будут заставлять отдавать пальто, если ты сам не хочешь.

В общем, гораздо более животрепещущ вопрос с парковкой автомобиля.

Как возят Буша

Если коротко, то и Леониду Ильичу Брежневу такого не снилось.

Однажды вечером мы вышли в центр Вашингтона, и вдруг около перекрестка нас завернул полицейский. На противоположной стороне людей тоже активно заворачивали. Машины с улицы, ведущей к Белому дому, куда-то пропали. В общем, наступил непонятный паралич всего пространства в центре американской столицы. Но скоро все прояснилось.

Сначала мы услышали дикий рев, похожий на звук сирены пожарных машин, но еще громче и пронзительнее. Потом вдалеке показались несколько мотоциклистов, несущихся с бешеной скоростью по пустынной улице. Их широкие мотоциклы были обвешаны сигнальными огнями и напоминали изощренно подсвеченные новогодние елки. После того, как эти персонажи компьютерной игры исчезли из глаз, поехал сам кортеж. Сколько же в нем было машин – никому не ведомо. Они ехали и ехали… И, конечно, догадаться, в которой из них сидел Буш, было невозможно – на это и рассчитано! Когда проехал последний джип-грузовичок, то из кузова на нас направился целый лес автоматных дул… И завершили процессию еще несколько сверкающих мотоциклов. Рев наконец поутих. Полицейские еще немного подождали и махнули замершим людям – дескать, ладно уж, идите.

– Почему же так помпезно? – спрашивала я многих американцев.

– Потому что Буша пол-Америки хочет убить, – таков был один из самых остроумных ответов.

Автомобильная выставка в Вашингтоне

Поскольку американцы сами не свои до машин, то и автомобильные выставки (или даже шоу) здесь проходят с большим размахом. Мы заглянули в огромный выставочный зал уже к вечеру, так что пробежали по этажам бегом. Но и этого времени хватило, чтобы увидеть, как американцы любят железных коней.

Выставка делилась не насколько частей: машины американские, европейские, класса люкс, раритеты. Во всех можно было фотографироваться. И, конечно, очереди выстраивались к Хаммерам и Поршам.

В основном, в очередях стояли черные. Они в большинстве своем небогатые, и знают точно, что никогда не смогут себе позволить такую роскошь. Белых на выставке было гораздо меньше.

Большим спросом у американцев пользуются, как ни странно, не свои собственные авто, а немецкие! (их любят за надежность). Сейчас автомобильная индустрия в США в полном загоне, и Детройт, где производят машины, по словам жителей штата Мичиган, пустеет на глазах, а уровень жизни там катастрофически падает.

***

Самое главное, что поражает в американской столице – на улицах города здесь полный порядок. Жизнь на колесах прекрасно организована, отрегулирована. Конечно, сделано это при помощи надежных и жестких рычагов – финансовых. Штрафы и суды никто не любит, потому что и то, и другое – в США вещи серьезные. Поэтому жителям ничего не остается, как уважать правила дорожного движения.

Другие американцы

Если в Алабаме русская речь – это повод для сбора вокруг тебя зевак, то в Нью-Йорке ею никого не удивишь. На некоторых станциях метро там даже стоят автоматы по продаже карточек с инструкциями на русском (!) языке.

А уж чтобы наслушаться вдоволь русской речи и заодно поесть русской еды, в этом городе принято отправляться на Брайтон-Бич. И то, и другое здесь вызывает гомерический хохот, как и нравы жителей района.

Брайтон-Бич

После того, как целый час трясешься в вагоне метро, проехав весь Бруклин, оказываешься на конечной станции – Брайтон-Бич. Как и на всех других станциях нью-йоркского метро, здесь очень грязно и неуютно. Зато, в отличие от центра, не капает с потолка, потому что станция – наземная, а скорее – надземная. Спускаешься вниз и оказываешься на самой центральной улице района – Брайтон-Бич авеню. После респектабельного (да и то местами) Манхеттена впечатление – ужасающее. Вся авеню расположена под железной дорогой метро, которая загораживает дневной свет. По краям улицы – небольшие грязноватые домики с обилием кафе и магазинов, надписи на многих из них сделаны на русском языке.

Подходим к известному кафе «Арбат». Изучаем меню, в котором, естественно, борщ, щи, пельмени и другие русскообразные блюда. Открываем дверь, и навстречу из гардероба нам выползает швейцар с совершенно зверским выражением лица без всякого намека на ставшую привычной лицемерную американскую улыбку в сфере обслуживания.

Вместо того, чтобы любезно пригласить нас пройти, швейцар почему-то загораживает нам вход и грозно произносит:

– Обедов нет!

Мы, растерявшись, не знаем, как реагировать. Если нет обедов, зачем тогда вывешивать меню?

Увидев наши смущенные лица, швейцар почему-то разжалобился и прокомментировал свою загадочную фразу не менее загадочной:

– Есть только то, что в меню!

Вконец запутавшись, мы приняли решение удалиться из этого заведения и поискать другое, не такое мудреное.

Тут швейцар осознал свою ошибку и буквально вцепился в одного из наших людей, чуть ли не насильно пытаясь снять с него куртку. Пока мы шли по улице к соседнему кафе, швейцар долго втолковывал нашему коллеге, что у них очень здорово и большой выбор блюд… Но было уже поздно.

В другом кафе сервис был гораздо обходительнее, и даже почти совсем не напоминал советские времена. Молодой человек с ярко-оранжевыми волосами быстро подскочил к нам, сдвинул столики и вежливо предложил:

– Давайте я ваши польта унесу, – тут мы все прыснули, но быстро сделали благообразно-вежливые лица.

Конечно же, заказали пельмени. А когда по американской привычке попросили воды, то он не понял и переспросил:

– Из-под крана?

Обычно в южных штатах об этом даже не спрашивают – просто наливают и приносят с большим количеством льда в гигантском стакане.

– А что, в вашем районе из-под крана воду не пьют?

И тут он сказал потрясающую фразу:

– Вообще-то американцы (!) пьют…

В этот момент подтвердилась наша догадка, что в этом районе – другая страна. Странный гибрид Советского Союза годов 70-х и развитого капитализма, а может, резервация, которую создали для себя наши бывшие соотечественники. Не худшее, надо сказать, место, так как расположено прямо на пляже. Туда-то мы и отправились после обеда.

Зима в Нью-Йорке весьма холодная, а эта выдалась особенно суровая, так что на пляже, естественно, лежали большие белые сугробы. Около пляжа стояло кафе под названием «Volna», что тоже напомнило 70-е годы. Над Атлантикой летали чайки, присаживаясь на холодный снег.

Тут мы увидели женщину, идущую решительной походкой к океану. Она прямо на ледяном ветру сбросила свою дубленку, оставшись в купальнике, и так же решительно вошла в воду, о температуре которой можно было только догадываться.

Поплавав, она вышла. Этот момент заснял на видеокамеру коллега из нашей группы, задав ей вопрос по-русски:

– Как водичка?

– Хорошая, – на таком же чистом русском ответила моржиха. Конечно, какой американец при минус 7 градусах полезет в воду?

Вообще, здесь многое напоминало и о России. На тротуарах подстерегали настоящие «минные» поля, сделанные собаками. А на парикмахерской большими буквами было написано по-русски: «Туалет не работает».

В общем, отсюда поскорее захотелось сбежать. Но поезд метро тащился и обратно больше часа.

Длинная дорога в Мемфис

Каждый вечер, придя после встреч, поездок и долгого шопинга в свой «Мариотт», мы сразу же договаривались о встрече через несколько минут у Майи в комнате. С помощью ее ноутбука мы решали, как проведем уик-энд.

Судьба забросила меня, моего коллегу с Урала и нашу переводчицу из Калифорнии в самое сердце Америки, южный штат Алабаму, где все было совсем не так, начиная от английского языка и заканчивая нравами местных жителей. Главной чертой жителей этой местности было гостеприимство, поэтому они нас развлекали как могли каждую свободную минуту. Именно поэтому, чтобы не утомлять их хоть какое-то время и отдохнуть самим, мы решили на выходные вырваться из гостеприимных объятий и провести время так, чтобы потом было что вспомнить. Поэтому, подключившись к Интернету, мы начинали проверять на реальность свои самые безумные идеи.

Моей идеей фикс была поездка к океану, хотя в феврале там все равно нельзя купаться. Паша упорно доказывал, что другого шанса посмотреть Большой каньон не будет никогда. Майе было в принципе все равно, но очень далеко она ехать не хотела, потому что ей бы пришлось провести много часов за рулем (машину мы хотели взять напрокат, что могла сделать только она).

Компьютер добросовестно рассчитывал все маршруты. Выдавал расстояния в милях, подробно расписывал номера дорог, по которым нужно ехать. В Большой каньон, оказалось, можно добраться только самолетом, на который компьютер тут же любезно предложил забронировать билеты долларов этак за 600 или даже за 800.

Паша упирался. Большой начальник на своей работе, тут он был больше похож на упрямого ребенка, которого лишают большой игрушки.

– Смотрите, как здесь красиво, – кричал он, показывая картинки на экране. – Когда и где вы такое увидите?

– Но Паша, туда же только самолетом…

– Ну и что, и слетаем!

Но такая сумма даже для Майи была великовата, поэтому мы с ней упирались.

– Нереально, Паша.

– Да как вы сможете дальше жить, если Большой каньон не посмотрите?

– Да уж проживем, наверно.

Я поскуливала про белый песок у океана, а они надо мной смеялись. Зачем тащиться восемь часов в одну сторону и столько же в другую, если там даже не поплаваешь.

– Было бы поближе, а так…

Разочаровавшись в таких далеко идущих-едущих планах, мы стали рассматривать карту в радиусе поближе. Пещеры, еще пещеры… И что? Что там интересного? Американские коллеги предлагали в Нэшвил, столицу музыки кантри…

И вдруг я увидела совсем недалеко от нас чем-то знакомое название города – Мемфис.

– Слушайте! – закричала я. – Надо поехать в дом Элвиса Пресли. Я по телевизору видела передачу про него. Кажется, называется Грейслэнд. И кажется, он как раз в Мемфисе!

Мы зарылись в Интернет в поисках информации. Нашли про ежегодный парад двойников Элвиса в Мемфисе, потом – про музей в местечке, где он родился, название которого нас страшно рассмешило – Тьюпало, штат Миссисипи.

Про Грейслэнд, у которого тогда почему-то еще не было своего сайта, нашли, как ни странно, в русскоязычном Интернете, где даже смогли посмотреть мутноватые фотографии нескольких комнат. Судя по всему, этот дом действительно был где-то около Мемфиса.

Вдруг Паша опять возмутился: как можно смотреть дома и музеи вместо Большого каньона… Тогда возмутилась и я: Большой каньон или уж океан, и рядом не поставишь.

Но карта говорила убедительнее всего: до Мемфиса, в отличие от океана и каньона, доехать реально. Потом закралась мысль, что и в Тьюпало заехать тоже вполне возможно. Хотя и потребуется лишних часа два, зато крюк относительно небольшой. И за один день управимся, не надо нигде гостиницу искать. Майя радовалась, что за рулем не двое суток сидеть. К тому же ей просто стало любопытно – ведь она знала про места Элвиса Пресли не больше нас, даже прожив в Америке 14 лет.

Паша кусал локти – срывалась его мечта посмотреть Большой каньон, меня тоже терзали сожаления: быть в восьми часах езды от океана и не съездить. У меня перед глазами настойчиво стоял белый песок и далекий горизонт движущейся воды. Но Мемфис таинственным образом уже начал нас захватывать, затягивать в свою орбиту.

Мы окончательно сказали Паше «нет» и твердо заявили:

– Мемфис!

В пятницу коллеги отвезли нас в пункт аренды автомобилей, и Майя взяла напрокат белоснежный «Ниссан», который мы припарковали около гостиницы.

Майя перекинула в свою электронную записную книжку маршрут из Интернета, и рано утром в субботу мы, запасшись водой, яблоками и бутербродами, отправились в дальний путь. Накануне по телевизору сказали, что погода будет до 20 градусов тепла (в начале-то февраля), и утро, действительно, было теплым, ясным и многообещающим.

Майя, уже пару недель не сидевшая за рулем, упивалась вождением, мы – свободой перемещения и отсутствием говорливых алабамских друзей. За окном мелькал «зимний» пейзаж Алабамы, в котором преобладал желтый цвет сухой травы. Стояли маленькие домики вдоль дороги, а трасса была непривычно пустынной – народ, встающий здесь очень рано, наверно, отсыпался.

Ехали долго. Когда показалась синяя радостная табличка «Missisipi welcomes you», мы выскочили из машины и сделали несколько снимков. Над дорогой поднимался легкий туман – день, действительно, собирался быть теплым.

Покружив по дорожным развязкам, мы выехали на трассу, ведущую к Тьюпало (Тупале, как мы его переименовали, с ударением на второй слог). Городок оказался маленьким, и birthplace мы нашли почти сразу. Теплые утренние лучи освещали маленькую часовню, памятник и музей. Но в центре внимания, конечно, оказывался крошечный «мобильный» (так они тут называются до сих пор) домик, где родился и провел детство король рок-н-ролла. На веранде висела скамейка-качалка, на которой мы по очереди покачались, а потом нас пригласили в дом.

Одна крошечная комната с кухней! Детство будущего миллиардера, начало американской мечты. Здесь все оставлено так, как было тогда. Линялая клеенка на кухонном столе, как из нашего российского детства, ободранная краска на деревянном полу… История с отцом, со школой, с вождением грузовика, с покупкой этой земли Элвисом много лет спустя и постройкой часовни…

Экскурсовод, как и все обитатели американской глубинки, никак не могла понять, на каком мы языке разговаривали, и спросила Майю:

– Они французы?

Мы посмеялись и пошли осматривать окрестности. Помолились в часовне с яркими мозаиками на окнах богу по имени Элвис Пресли под его рок-н-рольную музыку, хотя пока его еще и не воспринимали как бога, и посмотрели скромный музей. В музее были в основном детские вещи, пластинки, пара костюмов, фотографии.

– Очень уж скромно, как-то не по-американски. Ни компьютеров тебе, ни интерактива, – прокомментировала я.

Но в самом этом месте было так хорошо, что мы совсем забыли про предстоящую нам дальнюю дорогу и расслабились. Посидели около памятника юному Элвису, побродили по небольшому парку, подставляя лица солнечным лучам…

– Давайте поедем, – не выдержала Майя. – Еще ведь до Мемфиса надо добраться.

Какой Мемфис, когда здесь такое блаженство. Мы прокатились по маленькому городку, заехали в магазин за продуктами, где на нас тоже смотрели как на инопланетян, и опять Майя вырулила на трассу.

Теперь за окном «Ниссана» попадалось больше экзотики. То целые поселки из мобильных домов, то грузовики, перевозящие эти дома к месту будущей дислокации. Мы почувствовали, что в этой местности жить на колесах – обычное дело…

– Представляете, многие американцы вот так и развлекаются: садятся в машину и едут, едут через несколько штатов, – сказала Майя.

– Как у Набокова в «Лолите»…

А вообще пейзаж был по-прежнему скучный. Желтая увядшая трава, поля с сельскохозяйственными культурами (скорей всего, с кукурузой, ведь жителей этой местности называли традиционно «кукурузниками»).

А круг в Тьюпалу оказался совсем и не маленьким. Уже приближался полдень, а количество миль все еще оставалось в пределах сотни.

Наконец показались пригороды большого населенного пункта. Мы сомневались, Мемфис это или нет, но потом сомнения отпали: он. Красивый южный город с необычной архитектурой.

– Немного похож на Лос-Анджелес, – сказала Майя.

Никаких указателей на Грейсленд не было. Мы добрались до центра и стали кружить по узким улицам, потому что парковок не нашли. Тогда меня высадили около кафе, и я отправилась узнавать дорогу.

Молодой человек в магазине сувениров сообщил:

– Доедете до ресторана «Элвис Пресли» в самом центре, напротив Бил-стрит, а оттуда ходит в Грэйслэнд бесплатный «челнок», только по расписанию, раз в час.

– Но мы на машине…

– А машину вам лучше оставить на платной парковке около ресторана.

Мы все так и сделали, в чем потом дважды раскаялись: ожидая этот шаттл-челнок сначала у ресторана, потом уже и в Грэйслэнде.

Но ожидание было радостным: тепло, солнечно, свободно. Рядом простиралась знаменитая блюзовая улица Бил-стрит, на ресторане красовались веселые нотки. Мы взяли в «Элвисе» бумажные бадьи напитка, называемого здесь кофе, и стали наблюдать за публикой, ожидающей челночный автобус. Поклониться кумиру вместе с нами отправлялись две колоритнейшие дамы в ковбойской одежде, сапогах и шляпах, разговаривавшие друг с другом громкими сиплыми голосами и смеявшиеся грубым прокуренным смехом. Дамы казались персонажами фильма, который снимал невидимый оператор.

Нас манил этот чудный город своими кафе, магазинчиками сувениров, непровинциальным духом, по которому мы так соскучились в маленьком городке с большими расстояниями. Но мы сдерживали себя и никуда не шли, упорно стоя на остановке. На самом деле уже и не верилось, что автобус когда-то придет.

Короткий зимний день (с 20-градусной жарой) уже клонился к концу, и вот наконец приехал автобус. Кроме нас и ковбойских дамочек, набралось довольно много людей самых разных возрастов.

Ехать пришлось долго, Грейсленд оказался за городом. Мы напряженно смотрели в окно, чтобы быстрее увидеть дом Элвиса, потому что затянувшееся ожидание и богемно-музыкальный дух города только подогрели наш ажиотаж. Проехали реку, потом долго мчались мимо невысоких домов. И вот наконец он мелькнул за зеленью деревьев… Или не он?

Высадили нас не в самом Грейсленде, а около современных зданий с кассами, магазинами и кафе. Рядом красовалась на высоком постаменте экзотическая машина, которая рекламировала музей машин Элвиса. Недалеко виднелся самолет, как оказалось потом, принадлежавший его дочери, Лизе-Марии. И в самолет, и в автопарк требовались отдельные билеты и отдельные экскурсии. Но мы и так почти опоздали, поэтому решили попасть хотя бы в сам музей Элвиса. Судьба вознаградила нас за дальнюю дорогу, и нам (буквально за две минуты до закрытия кассы) таки продали заветные билетики.

Экскурсию пришлось ждать около металлического заграждения, где посетителей выстраивали в ожидании другого бесплатного автобуса, везущего прямо на территорию Грейсленда. Мы так до сих пор и не понимали, что же такое Грейсленд, хотя уже чувствовали, что это – другой, особый, мир.

Темнокожий музейный работник выдал всем нам плейеры с наушниками и пригласил в автобус. В наушниках раздался рок-н-ролл, и мы въехали на территорию парка.

Оказалось, что Грейсленд – это огромная территория, на которой, кроме нескольких домов и парка, есть еще огромное поле для катания на лошадях, музей автомобилей, надежно упрятанный от глаз тех, кто не купил в него билет, и еще много пустого пространства.

Нас пригласили в большой белый дом с колоннами у входа и, коротко проинструктировав, куда можно и куда нет, оставили на попечение плейера-экскурсовода и собственной фантазии.

– На второй этаж вход запрещен, там частная собственность, – заявила служительница музея. – Все остальное – в вашем распоряжении.

Народ разбрелся по комнатам, среди которых были уютные гостиные, большая кухня и огромный зал. В зале вдоль стен заботливый дизайнер воссоздал фрагменты сразу нескольких комнат Элвиса, оформленных в самых разных экзотических стилях. Кровать из спальни, покрытая светлыми мехами, изящные столы и кресла из кабинетов, всякие мелочи… Конечно, вкус у Элвиса явно был далек от пуританской скромности. Его, как выходца из бедной семьи, явно манили кричащая роскошь и изобилие. Но это не раздражало. В обстановке чувствовалось что-то теплое и уютное.

Интерьер зала дополняли стоящие в разных местах телевизоры, показывавшие фрагменты из жизни обитателя дома, его концерты, поездки, тусовки – все, что осталось от прижизненных записей. Каждый, кто подходил к телевизору, набирал нужные цифры на плейере, и черно-белые ролики озвучивались рок-н-роллами и комментариями.

Роскошные машины, женщины, мужчины, друзья, враги, поклонники, фанаты… Все это мельтешило в такт энергичной вибрирующей музыке, наполняло дом отголосками той жизни, которая здесь бурлила и кипела совсем не так и давно.

Потом мы отправились бродить по длинным галереям, где выставлялись на всеобщее обозрение многочисленные костюмы Элвиса, один причудливее и ярче другого (впрочем, сейчас они даже и не выглядят вульгарными), развешенные по стенам золотые и платиновые диски, фотографии. Судя по узким расшитым блестками костюмам, «король» был не очень высокий и довольно худощавый, хотя на записях казался упитанным.

Выйдя из главного дворца, мы забрели в маленький домик, где певец любил работать. Посмотрели издалека на псевдоконей в поле (там стояли муляжи, издалека неотличимые от настоящих лошадей).

Маршрут передвижения был выстроен очень жестко, хотя никто вроде бы и не стеснял свободу движения. Все переходы между зданиями огорожены, чтобы фанаты никуда не вырвались, а за порядком строго наблюдали молчаливые служители в темной униформе, стоящие возле каждого поворота ограждающей веревки и около выхода из каждого дома и каждой комнаты. Но, несмотря на все эти строгости, никак не покидало ощущение, что ты здесь просто в гостях, а ни в каком и не музее.

– Ой, – сказала я, выйдя из последнего дома.

Мои глаза оказались смотрящими на необыкновенной красоты сад со скульптурами, цветами, деревьями и невероятно голубой водой в маленьком бассейне.

– Сад медитации, – прочитал Паша, которому хватило даже его английского, чтобы понять эти два слова.

Глаза разбегались. Хотелось смотреть сразу везде, но везде не получалось. Скамейки, прекрасный вид на главный дом с колоннами, ограда… А вот и центр всей композиции – могила Элвиса. Рядом – могилы его родителей и, кажется, брата. Радость и покой. Или медитация… Никакой иронии и постмодернизма. Рок-н-ролл, гармония, созерцание. Вера в продолжение жизни… И невозможность поверить, что ты здесь, и все это видишь своими глазами. На скамейках сидели такие же слегка обалдевшие туристы, расслабившиеся в тишине уютного сада, везде бродили, щелкая фотоаппаратами, счастливчики, прикоснувшиеся к великой жизни.

Как же он так спланировал, даже свою собственную могилу… И как же все-таки рано умер. Проклятые наркотики.

В наушниках играла бравурная элвисовская музыка, начинало смеркаться и немного холодать. Экскурсия подходила к концу. Мы снова встретились все втроем. Разговаривать пока еще не хотелось. Сфотографировали друг друга на фоне сада медитаций, поизучали надписи на могильных плитах, окинули прощальным взглядом все это огромное великолепие. Отправились к дому с колоннами, где поджидали автобусы. Вот и все.

Нас повезли обратно к входу в музей, где отобрали наушники и высадили дожидаться шаттла, который опять, видимо, совсем недавно ушел.

Мы рассмотрели стоящий недалеко самолет, экзотический автомобиль, рекламирующий музей автомобилей. Майя стала зябко ежиться в тоненьком пальто. Темнело. Мы сидели на неведомом краю земли на скамейке. Недалеко от нас объявились ковбойские дамы, по-прежнему кричащие друг на друга хриплыми голосами. Нам уже хотелось побыстрее забраться в белую машину и ехать в «родную» Алабаму и уютный «Мариотт» с бассейном и джакузи.

Настроение было особенное. Несмотря на усталость, мы чувствовали такой подъем, что даже между собой общались по-другому. Казалось, что мы знакомы всю жизнь, двое людей из России, живущих на расстоянии двух тысяч километров, и полуамериканская девушка, давно уже оторванная от России и привязанная к ней только русским языком. Впрочем, так же она была привязана и к Франции, и к Испании с Латинской Америкой, потому что не менее свободно говорила и по-французски, и по-испански.

– Как нам повезло, что мы успели, – сказала я. – Еще бы пару минут, и…

– Да, сейчас даже подумать об этом странно, – добавила Майя.

– Конечно, неплохо бы и музей автомобилей посмотреть, да и в самолет зайти… – выговорил любитель экзотики Паша.

– Ну, уж в следующий раз… – прокомментировали мы с Майей и засмеялись. Какой там следующий раз…

Так и не дождавшись никакого шаттла, мы вместе с ковбойскими дамами выяснили у служащих музея, что надо идти к гостинице «Элвис», и там уже сесть в другой бесплатный автобус. Мы так и сделали. Было уже темно. Мы совершенно не узнавали дороги и ехали почему-то долго. Майя разговаривала по телефону с мамой, потом с подругой, мы просто смотрели в окно.

Мемфис в ночных огнях выглядел иначе. Мы высадились у того же ресторана с нотками и решили, прежде чем прогуляться по Бил-стрит, где-нибудь поесть. Как выяснилось, это была не очень хорошая идея.

– Здесь есть такое кафе, где готовят лучшие в округе ребрышки, – уперлась Майя. – Их даже «звезды» всегда заказывают в отель, если сюда приезжают.

– Давайте лучше прямо здесь где-нибудь перекусим, а потом подольше погуляем, – говорила я.

Но Паша поддержал Майю, ему тоже хотелось лучших в округе ребрышек.

И мы пошли бродить по центру в поисках того самого кафе.

Как и во всех туристических центрах, в пяти минутах ходьбы от самого раскрученного места начиналась темнота и тишина.

Мы уходили все дальше от центра, минуя гостиницы и пустые офисные здания, а ребрышками и не пахло. Спросить тоже было некого. Тогда пошли обратно и наконец нашли мемфисского аборигена.

Он показал на улочку совсем рядом. На ней было на удивление много людей. И все они хотели знаменитых ребрышек! Около кафе толпились жертвы сарафанной почты. Почему-то все возбужденные, как будто сейчас свершится невероятно важное событие (вообще, к еде американцы относятся с особым почтением).

Когда мы зашли внутрь, мне захотелось оттуда бежать пулей. Грязное неуютное большое кафе, где и внизу, и наверху все столики заняты (суббота же!). В «предбаннике» толпилась очередь. Майя пошла заказывать столик. Ее записали, но предупредили, что ждать придется полчаса.

– Майя, ты что! В этом жутком месте стоять целых полчаса! – завозмущалась я.

– Да постоим, куда мы сейчас пойдем, еще полчаса искать другое кафе будем, – настаивал Паша и был убедительно тверд.

На нас уже смотрели. Русская речь в таких местах воспринималась как нечто весьма специфическое. Мы и сами начинали чувствовать, что с нами что-то не так.

– Вы не чувствуете, как здесь воняет? – продолжала я слегка тише.

– Да ладно, – сказала Майя.

Мы выглядели в этой грязноватой забегаловке как скандальные марсиане, поэтому, чтобы не привлекать к нам еще больше внимания и поняв, что мои приятели отсюда не уйдут, я смирилась.

Очередь подошла быстро. Майину фамилию выкрикнул администратор зала, он же нелюбезно препроводил нас вниз. Столики стояли тесно друг к другу, официанты еле пробирались между ними. Было шумно, прямо за нами располагалась стойка бара и дверь на кухню. Официанты (все темнокожие) ходили с лицами, на которых явно было написано: «какого черта вы все сюда приперлись?». Они изображали, что торопятся обслужить клиентов, но двигались скорее как сонные мухи, чудом не налетая друга на друга и на столики клиентов, явно им мешающие.

Мы никак не могли дождаться внимания к нашим персонам. А пока пытались его привлечь, прямо за моей спиной официант обрушил на пол целый поднос всякой еды. От моей спины все это пролетело буквально в миллиметре, поэтому настроение испортилось еще больше.

– Давайте отсюда уйдем, пока не поздно, – раздраженно предложила я, не надеясь при этом на понимание.

Наконец нам дали меню. Естественно, блюдом номер один там значились пресловутые ребрышки, которые я не стала заказывать не только из-за их дороговизны, но уже и из принципа. Майя с Пашей выбрали ребрышки, а я демонстративно попросила цыплячью грудку.

Заказа ждали опять долго. Неуютно, шумно, недовольные официанты толкали мой стул, так как я сидела на проходе, переругивались между собой. Глаза раздражал верхний свет, народ галдел так, что в голове уже шумело. Ребрышки принесли раньше, а чикена изрядно задержали. А когда поставили тарелку передо мной, обнаружилось, что его приготовили задолго до моего прихода, если не вчера, и даже толком не разогрели. Но есть очень хотелось, поэтому было не до капризов. Майя с Пашей набросились на ребрышки, с которыми им повезло больше.

– Ой, какое мерзкое заведение, – ругалась я.

– Да перестань, нормальное, – отвечали они жуя.

Но когда принесли счет, они же сами предложили не оставлять ни цента чаевых, что мы и сделали.

– Такой день испортили! – ворчала я, с радостью выходя на темную узкую улицу.

– Да уж, – поддержали меня коллеги.

Но людей, желающих попасть в это легендарное заведение, стало еще больше. Видимо, ничто не могло испортить его славу, даже плохое обслуживание, очереди, грязь и полное отсутствие уюта.