Текст книги "Иногда страшные сказки. Сборник"

Про зомби и боязнь темноты

Ночное Подмосковье. Земля, сплошь покрытая участками с низенькими домиками. Сотни, тысячи маленьких домиков. Каждый огорожен высоким глухим забором. Узкие улочки между ними. Совсем темно, совсем тихо, совсем холодно. Фонари по местности разбросаны кое-как, их мало, и они почти ничего не освещают. А становиться на бледные круги света под ними не хочется. Небо, почему-то, мрачное и кровавое. Словно кто-то вскрыл вены в тёмно-синей воде, такие примерно облака… Я возвращаюсь домой. Крадусь как можно тише, ловлю каждый звук. Родные, знакомые с детства места ночью кажутся чем-то иным, не враждебным, просто – опасным.

Хоть бы дворняга какая, или бомж приблудный и храпящий… Почему так тихо?

Спокойствие! Не будешь верить в дурное – не будет ничего дурного. Не будешь верить в дурное – не будет ничего дурного… А вот, предположим, на секунду усомнюсь в своей безопасности – что тогда? По вере моей воздастся мне? Сразу же? Как же страшно… Страшно? Я не говорил этого слова… Не думал…

В сотне метров за моей спиной что-то зашуршало. Я нервно оглянулся. Неподалеку от меня – фонарь с тусклой желтоватой лампочкой… А дальше – темень. Да ладно, это просто ветер… Или же… И мне отчетливо представился зомби. Облепленный комьями земли, в рваной, грязной одежде… Даже знаю в какой – на нем джинсовый комбинезон неясного цвета… И кроссовки, на одной из них развязались шнурки… Как он идет, неестественно, то одну ногу подволочёт, то другую, (и шнурки волочатся…) и взгляд незрячий, по бельму на каждом глазу… Но идет, хотя и медленно, но уверенно, словно ведет его кто… Или он по запаху ориентируется?

А-а-а! О чем я думаю?!! Не думать о плохом и не случится, не думать…

Снова шорох. И еще. Каскад шорохов, из зарослей акации, из-за забора, совсем рядом со мной, из темноты – повсюду из темноты вокруг меня.

А может, их много? Теперь к образу первого зомби добавились, новые мертвяки, много мертвяков. Мужчины, женщины, дети. Идут-идут-качаются… Вот только не вздыхают, потому что они давным-давно перестали дышать…

Зачем я представляю их себе? А-а… Хотя что уж там… Поздно теперь. Потому что справа от меня бесшумно распахнулась калитка, а в нее, шаркая по земле ногами, протискивается какая-то раздутая женщина… Потому что слева через забор ко мне лезут умершие дети, похожие на неуклюжих дохлых мартышек…

Потому что сзади, под свет фонаря выходят один за другим еще трупы, которых я успел вообразить… Вы, наверное, скажете, что я мог бы побежать вперед? Верно. Мог бы. Но не буду. Там стоит еще один красавчик. В комбинезоне, и шнурок на одной ноге развязался. Тот самый трупешник, первый, которого я себе представил. Стоит и только ручищи свои ко мне тянет, словно обняться хочет…

Маршал

Идет война между двумя государствами, примерно равными по мощности вооружений, населению, и т. д. Боевые действия ведутся с переменным успехом то одной, то другой стороны, без видимого результата. Тут главнокомандующего одной из стран убивает вражеская пуля, на его место назначают седого маршала с героической внешностью, и с огромным количеством наград на груди. Маршал принимает командование… Но по ходу, только он один знает, что и звание и награды он получил просто потому, что ему по жизни везло – папа-генерал, мама-дочь генерала, дядя – ректор академии Генштаба, и всюду такого плана родня. Маршал, ясное дело, стремается. Но признаваться в том, что он – ноль – ему обидно и страшно, поэтому решает – а ну-ка я щас рискну, приму какое-нибудь нестандартное решение, не повезет – ну так мне в любом случае не повезет, ну а если Фортуна окажется ко мне благосклонной (седовласый маршал воинственно дернул себя за ус, а потом подбросил в воздух фуражку), тогда я прославлю свое имя в веках!

Примерно так он все решил – и начал нестандартно командовать.. И не прошло и недели, как он угробил около семидесяти процентов техники, 50 процентов командного состава, столько же войск, кроме того, враги вплотную подошли к столице – ее бомбят, и разбрасывают листовки с требованием капитуляции. У дома маршала собираются толпы – родные и близкие погибших солдат, дезертиры, и отступившие. После импровизированного митинга бросаются на штурм – чтобы повесить «Бездарь». Но на место прибывает несколько машин из штаба, набитые дисциплинированными офицерами с оружием – они разгоняют толпу и увозят маршала – куда-то – на допрос. Хотя о чем его спрашивать – непонятно, все ошибки, которые он допустил – видны невооруженным глазом, о его некомпетентности ясно каждому, кто хоть когда-нибудь с ним беседовал. Поэтому старикана просто ставят к стенке (предварительно сорвав погоны), и, напоследок, спрашивают – что ж ты, раз такой дурак, командовать полез? А он подумал, почесал в лысеющем затылке, и говорит – а я, братцы, шпион иностранный. Внедрился к вам еще в детстве, с заданием все вам здесь развалить. И с заданием справился. И смеется так устрашающе: «Ах-ХА-ХА-ХА-ХА!». А офицеры ему, натурально, верят. Потому что, если он просто дурак – то как в маршалы выбился? Точняк – шпион.

Но решают погодить с расстрелом и для проформы отправляют парламентеров к врагам – за город, значит. И те у врагов спрашивают – мы тут разоблачили такого-то, за то и то, но вот уточнить хотим – он точно ваш агент, или придуривается? А командование осады посовещалось и решило – скажем что наш! Потому что это круто! И все будут знать, что у нас лучшие в мире шпионы! И говорят – точно-точно. Наш это агент!

А парламентеры снова спрашивают – вы город конкретно обложили, помощи нам ждать неоткуда, давайте такие условия – вы нас оккупируете без особых зверств, а мы вам – этого старпера, хотя по нему и веревка плачет…

Те снова посовещались, и говорят – о'кей. Ведите его сюда, а мы вас оккупируем.

Маршал потом до самой смерти (а умер он от старости) жил на вражьей территории, в конспиративной квартире – а точнее – в целом доме, который охранял целый отряд спецназа – на случай, если вдруг кто-то решит отомстить старику. И неплохо жил – враги его наградили (потому что войну они все-таки выиграли благодаря ему), и, вскоре и сами поверили, что он на них работал – война ж была, путаница, хрен поймешь, кто там кого завербовал…

При жизни дедушки враги начали называть его именем все значимое – типа центрального проспекта столицы, метрополитена и разных театров. А посмертно он удостоился конного памятника на Главной Площади, и вечной славы. В учебниках он фигурировал как «Наш Хитрый Старик»…

Вдумчивый читатель, конечно спросит – неужели маршала никогда не терзала совесть – он же столько народу угробил! Отвечаю – терзала, и сильно. Но, если по справедливости, то он, так командуя, спас от верной гибели не одну армию врага, и за это ему тоже зачтется. Потому что люди – они всюду люди. И вообще, мы-то с вами знаем, что у него все это случайно получилось…

Счастливые плюшки

К жизни нужно относиться бережно, и жрать ее не килограммами, давясь и чавкая, а маленькими кусочками. Самыми вкусными, но маленькими кусочками.

Иначе аппетит пропадает, да.

Это я так рассуждал. Когда-то. И даже кому-то что-то на эту тему впаривал – письма писал, доказывал, и ваще. Тут на днях снова об эту тему споткнулся, начал про нее притчу придумывать – как у меня ваще принято – а она вывернулась и получилась совсем неправильная… Такая:

Два человека, два друга, однажды получили два одинаковых подарка. Неизвестный доброжелатель вложил в красочные упаковки две здоровенные плюшки из странного, не черствеющего теста. На каждом из подарков была надпись: «СЧАСТЬЕ».

Удивились друзья. И каждый попробовал по крупинке своего подарка. И каждого проперло. Хорошо так, конкретно проперло, что настроение хорошее и творить хочется, и улыбаться всем…

В общем, вот. И друзья схватили каждый по плюшке, перемигнулись заговорщически, и ломанулись по домам. И первый друг решил растянуть плюшку на-как-можно-дольше. Он каждый день отщипывал от нее по крошке, и то креативил что-то.. То блистательно проявлял себя на работе… То просто шел по улице и улыбался, и весь мир улыбался ему… Короче, превратилась его жизнь во что-то чрезвычайно кайфовое. Сейчас этому человеку уже за 90-то, а от плюшки еще треть осталась – так что старость у парня будет безоблачная…

А второй человек – он (еще тогда, давно) сразу прибежал домой, и захавал плюшку. И по сей день он сидит дома, и прется, и кайф не кончается. И не закончится никогда.

Такие истории – вообще-то – принято завершать занудной моралью, типа: «Первый чувак поступил хорошо, а второй – тупо!».. Но я, пожалуй, так делать не буду.

Просто потому, что однажды я понял – правы оба.

Война и Мир – сценарий моего фильма

Аннотация: как-то раз одна коллега пожаловалась мне, что ей не понравился фильм про войну и мир. Я в ответ начал базар за то, что не всякая толстая книга годится в качественные сценарии. И – заодно – начал думать, как бы выглядел фильм по роману Толстого, если бы этот фильм снимал я? Концепция рождалась непросто. Бесценными советами помогала любимая жена. В итоге получилось что-то такое:

В начале книжки, насколько я помню (перечитывать я не стал, зачем мне, я же крутой сценарист), на протяжении десятков страниц на русском и французском языках идет базар за жизнь вообще. Смысл действа – в том, чтоб представить кучу персонажей читателю, и донести до них мысль о том, что Наполеон – козёл.

Мы снимаем фильм. Мы понимаем, что формат фильма – это полтора, максимум три часа.

А тут беседа почти на столько же.

И ясно, что это и читается не очень, а смотреть это кто угодно затрахается.

Поэтому делаем так – снимаем богато украшенную гостиную. Где сидит куча народа, одетая приблизительно по моде тех времен. И кто-то говорит: Наполеон – козёл! (можно на французском, тадыть с русскими субтитрами внизу экрана). Редкостный, значит, козёл. Очень он мне отвратителен – говорит кто-то из гостиной (неважно, кто), а все вокруг сочувственно кивают.

Уф! с этим эпизодом разделались. 20 секунд чистого времени. Режем классику дальше. А дальше там (опять же, насколько я помню), Пьер Безухов бухает, едет по бабам, а потом еще бухает, привязывает городового к медведю, и пускает в плавание по Неве.

Это, я вам скажу, да.

Это как раз то, из чего очень просто сделать кучу красивых эпизодов.

Итак – едет к бабам – раз, значит, любовная линия. Поскольку кино про любовь, значит Пьер – главный персонаж (это два), от части других можно избавиться, значит ведущих актеров будет меньше и мы экономим на бюджете (это три). Потом будет хорошо, штоп одна из актрис, к которым ломанулся главный герой, была и называлась Наташей Ростовой. То, как она дошла до жизни такой, в принципе можно придумать (мужики козлы, папа разорился, а кушать хочется) и потом красиво показать. И Пьер выходит из той гостиной, где говорили про Наполеона, едет к Наташе, приехал к ней, влюбился, потом, скажем, защитил от еще более пьяных хамов, тут любоф, постельная сцена, камера снимает голых героев со всяких выгодных ракурсов, и Наташа Пьеру говорит – а знаешь, я не всегда была такой (и тут 120-секундный клип – проникновенная музыка, чтоб слезу вышибала и нарезка кадров – маленькая Наташа с папой, папа за игрой в рулетку, папа за игрой в рулетку расстроен, папа стреляется дрожащей рукой, из дома на глазах у Наташи выносят вещи, Наташа в лохмотьях на сугробах, на Наташу в снегу смотрит мерзкий тип с толстой харей и ухмыляется, тип волочет ее, допустим, за волосы, Наташа плачет, крупный план заплаканное лицо, по нему несколько раз бьет наотмашь мужская волосатая лапища в перстнях, съемка замедляется, лицо медленно мотается из стороны в сторону). (Тут задел на будущее – мерзкий тип должен быть внешне один в один – Наполеон!)

Пьер, не ожидавший такого расклада, грустит, пьет горькую, добреет, идет по улице, орет песни, (Во! и бьёт стекла в Эрмитаже! Кстати!) К нему подходит городовой. Уймись – не буду, потом файт, можно чтоб типа Мортал Комбат, или даже Матрица, городовой стреляет в Пьера, он уворачивается от пуль. Городовой, злобно скалясь, спускает с поводка медведя (да, мы делаем фильм на экспорт, поэтому медведи и снег в кадре вообще должны появляться почаще, а то у зрителя не будет ощущения России) но Пьер заламывает медведю лапы за спину, ловко бьет городового в пах, связывает его с медведем, бросает в реку. Под тяжестью их тел ломается лед (экспорт! поэтому снег! поэтому зима!), они барахтаются, потом медведь движением лапы рвет путы, оборачивается к городовому (крупный план – испуганная усатая рожа, крупный план – глаза медведя наливаются кровью, громкий рык – экран темнеет)

далее суд – по столу молотком – судья говорит – дворянства лишить, и поскольку у нас тут война с Францией намечается, сослать в солдаты. Заплаканная Наташа бросается к Пьеру. Не ходи на войну, говорит. Там – Наполеон, говорит. Ну и что? – отвечает Пьер. Обычный человек. Император как император. Не бойся, Наташа, я и французов, и его победю! Хрен ты его победишь, говорит Наташа, он не человек, он антихрист! Глупости! А если и так, то с нами-то – Истинный Бог – говорит Пьер. Так что я на войну, а ты, пожалуй, давай к моей родне в Москву, нехрен тебе тут, в Питере, делать.

смена плана – французские гусары жгут церкви, перед самой большой горящей церковью стоит бадья, в ней плещется Наполеон. Мы помним, что в книжке классик специательно описал сцену купания французского императора так, чтоб читать было мерзко. Читаешь, и по описанию похоже на свинью. У нас в фильме Наполеон в бадье тоже будет не похож на человека. Надо, чтоб в отсветах пламени были видны копыта на ногах, шипы вдоль хребта, заостренный хвост. А в редкие моменты, когда снимает треуголку – чтоб рога были видны. В общем так – горят храмы – французы ставят бадью – к ней подходит Наполеон в треуголке и человеческом обличьи, пробует воду пальцем, морщится, жестом требует переставить бадью поближа к огню, быстро раздевается, камера должна зафиксировать копыта, хвост, шипы и рога (вертикальные зрачки еще можно!). Плюхается в бадью, тут французы волокут ему девок в сарафанах и кокошниках. Девки рыдают. Наполеон, запрокинув голову и восторженно высунув язык (раздвоенный!) торжествующе хохочет.

Смена плана – бодрая музыка – нарезка сценок – Пьер прощается с Наташей – Пьера стригут – Пьер в военной форме – Пьер подметает плац зубной щеткой (экспорт!) – Пьер под надзором Кутузова учится собирать-разбирать автомат Калашникова мушкет – Пьер первый раз идет в битву, стреляет с обеих рук из мушкетов, двумя выстрелами убивает четырех французских драгун, оглядывается, сзади из окопа Кутузов показывает большой палец. Натаща Ростова вырезает из газеты фотолитографию Пьера в обнимку с Кутузовым.

Потмо снова тревожная музыка. Рогатый Наполеон сидит над картой и чешет между рогов. Рядом дрожащие французские генералы. Нападем здесь! – говорит Наполеон – когтистый палец упирается в карту, крупно карту, коготь указывает на надпись «Бородино» – Этого они точно не ждут! И раскатистый хохот.

Смена плана – тоже карта, та же надпись, тоже палец, но другой. Следующий план – и мы видим, что палец – Кутузова. – Вот здесь они нападут! – говорит он и тычет пальцем в карту. – Я их, скотов, насквозь вижу (про всевидение: можно, кстати, чтоб у Кутузова вместо повязки был искуственный крутящийся глаз, как у чувака из Гарри Поттера).

Потом минут шесть Бородинской битвы – обязательно, чтоб Пьер геройствовал, там, допустим, выносил из-под обстрела раненого Кутузова, при этом отстреливаясь и убивая одного француза за другим.

И русские – часа в 4—5 ночи – начинают одерживать победу. Но тут Наполеон читает непонятные слова жутким голосом, рисует пентаграмму и на русских солдат с земли начинают подниматься вампиры, в которых превращаются все свежеубитые. Чтоб клыки, чудовищная сила, полеты по воздуху и оружие не берет.

Пьер, опять же не растерявшись, хватает небольшую пушку, и орудуя оной как базукой, разносит в пыль пару особо наглых вампиров. Но тех все равно слишком много

– Командуй отступление, – хрипит Кутузов Пьеру, – за них сам сатана!

Пьер трубит, русские отступают, в этом момент начинается рассвет, вампиры массово гибнут в солнечных лучах. Пьер падает без сознания.

Потом – показываем утро после сражения, гору трупов, дым, туман, пожары, обозы Российской Армии медленно уходят.

Смена плана – раненый Пьер – обмотанный окровавленными бинтами, на носилках, рядом хлопочут санитары. Пьер, пробуждается, спрашивает, где он, ему говорят, что мол, в Тарутино. Пьер возмущается, хрен ли его раненого повезли хрен куда вместо Москвы. А ему говорят, что Москва сдана.

Москва – сдана? – шепчет Пьер, – сдана? Но там же Наташа!

Встает, шатаясь озирается по сторонам, спрашивает – где тут кузнец и церковь.

и врубаем бодрую музыку

смена плана – кузнец отливает серебряные пули на глазах у Пьера

смена плана – пули освящает местный священник, он же снимает с груди здоровенный крест и вешает его на Пьера

Пьер вытёсывает колья из осины

Смена плана – Пьер деловито заряжает пистолеты серебряными пулями, затем засовывает пистолеты за пояс, цепляет к седлу связку кольев, прыгает на коня… Нет, прыгает на пасущегося тут же медведя, пришпоривает его и уезжает. Что я Кутузову-то скажу? – запоздало кричит вслед санитар, – скажи, что я спасу Россию, – кричит в ответ Пьер.

Дальше мрачная музыка – ту-дум – показываемя горящую ночную Москву, французы – мародерят, вампиры – мучают москвичей, во главе процессии знакомая рогатая башка.

Камера пролетает через несколько улиц, мы видим – французы поджигают дом, с верхнего этажа кричит перепуганный ребенок, его родители бестолково суетятся. Но тут появляется Наташа, спасает дитя, вручает его родителям…

Они начинают благодарить, потом смотрят на что-то за спиной Наташи и с криками разбегаются.

Наташа оборачивается – там рогатый Наполеон, а вокруг – вампиры.

Потом Наполеон говорит Наташе мерзости, мучает ее по-разному, вокруг вампиры стоят и зубы скалят.

И тут – файт!

В вампиров летят колья!

Вампиры сгорают!

Наполеон крутит рогатой башкой – появляется Пьер с пистолетом – Ты обидел ее – кивает на Наташу – и за это умрешь!

Меня не убить из такой пукалки – говорит Наполеон.

А вот и проверим, – отвечает Пьер и стреляет в Наполеона – тот с готовностью подставляется. Пьер отбрасывает пистолет, достает другой, стреляет еще раз. Силой выстрела французского императора отпрасывает назад, он тут же вскакивает, но мы видим, как вокруг дырок от пуль расползается сияние, потом Наполеон жутко кричит, потом вспыхивает пламенем и горит. Когда огонь утихает – мы видим, что вместо рогатого монстра на земле сидит голый толстый и ничего не понимающий человек. – Как же так, – вопрошает он, – я продал душу, почему я опять стал человеком? Я уничтожу тебя, Пьер! – тут Наполеон начинает махать руками и опять говорить на непонятном языке, но никакого эффекта это не оказывает. Пьер, улыбаясь, свистом подзывает к себе собаку медведя, показывает зверю на Наполеона, говорит, – Взять!

Медведь бросается на голого человека, голый человек, вопя, убегает.

Пьер оборачивается к Наташе, финальный поцелуй, хэппиэнд.

титры.

Сказки дочке – первая (страшная)

– Папа, расскажи мне сказку!

– Окей. Страшную?

– Давай страшную.

– Ну хорошо. Давай посмотрим. Представь себе лес. Зеленые верхушки, изумрудные опушки, редкое золото лужаек и кромешная тьма там, где деревьев особенно много. Да, это правда, что лес– это также и кустарник и зверушки с птицами, и грибы – но бал здесь правят именно деревья. Сплошь неподвижные. Вернее, не совсем. Никто не помнит, как и когда – все же эти огромные растения очень долго живут. Для страны – для целой страны! – шестьсот лет это достаточный срок. чтобы появиться, расшириться и бесследно исчезнуть. Для сосны – видишь сосны в окошке? для нее шестьсот лет – это всего лишь срок ранней старости. Я слышал и про более замшелых долгожителей, живущих тысячелетиями.

Ну так вот – однажды, когда-то давно появилось необычное дерево. Оно не было неподвижным, напротив, оно умело двигаться. Но движение требует постоянной подпитки, и подвижное растение вскоре выяснило, что питательных веществ в земле, воды под ней и солнечного света – слишком мало, чтобы хотя бы толком пошевелить веточкой. И оно начало охотиться на живых существ, чтобы придать себе сил. Сшибало ветвями птиц. Душило корнями грызунов. Перемещалось с места на место. Охотилось все успешней и успешней. Способно было очень долго ждать – прежде чем бросилось. Быть может, оно пережило динозавров. Наверняка, оно застало мамонтов. А потом по земле расселились люди, многочисленные, питательные и такие доверчивые! Одни пытались укрыться под загадочным деревом в дождь, другие хотели спрятаться в его кроне от диких зверей, третьи просто проходили мимо и собирали ягоды – и все погибли и бесследно исчезли.

Как знать, быть может, страх человеческий перед темнотой, нежелание бродить в чаще в одиночестве – когда-то породило именно это хищное растение. Да, важный момент. Оно хоть и двигалось, но редко, и, видимо, каким-то чутьем – понимало, что в активной схватке не одолеет никого. Подставляться – переползая с место на место – оно не хотело. Ну, если допустимо говорить о желаниях дерева. Поэтому оно таилось, передвигалось только в темноте и било исключительно исподтишка.

Однажды для него настали трудные времена. Люди изобрели такой неприятный и кусачий огонь. Люди переселились в города. Люди замостили землю камнем и асфальтом. Дотянуться до них стало сложнее. Впрочем, они оставались уязвимыми. Знаешь, почему?

– Почему?

– Смотри. У нас на участке есть деревья?

– Да, есть.

– Закрой глаза. Представь их. Ты помнишь, сколько их всего? Какое и где растет – помнишь?

– Нет.

– Ты заметишь, если появится еще одно скромное деревце, где-нибудь с краю?

– Нет. Папа, перестань, мне страшно!

– Да подожди, я уже заканчиваю. В общем, как ты, наверно, уже поняла, способ охоты у дерева был такой – в ночи прокрасться в чей-нибудь двор. В темноте же дождаться, как что-то живое попадется в ветки (или в корни!), съесть это нечто, и переместиться дальше. Так оно и кочевало, пока не попало к нам во двор. Солнечные лучи заставили его привычно замереть – прямо над тропинкой.

Тут-то его и заметил наш дедушка Витя. – М-м, сосна упала, – произнес он вслух, сходил в гараж за бензопилой и вот так: «ж-ж-ж-ж!» порубил дерево-хищника на маленькие кругляшки. Оно бы и радо было сказать ему, что он ошибается, но говорить дерево не научилось. Ну и, опять же, что бы оно сказало? «Не тронь меня, я страшный людоед и ночью съем твоих внучат?» Внутри, кстати, дерево оказалось совсем гнилым, так что дедушка и папа и твой брат Витя отвезли эти дрова на пустырь и сожгли.

Кажется, когда дым от костра окончательно рассеялся, а угли развалились в золу – весь мир вокруг стал немножко более радостным.

Спокойной ночи!