Текст книги "Небесный полководец"

Глава III
СТЫЧКА И… РАЗЖАЛОВАНИЕ

Когда мы наконец достигли берегов Таити и в поисках аэропарка спустились ниже облаков, стало ясно, что чудовищный тайфун обрушился и на остров. Воздушный корабль мотало, точно щепку, и рулевые изо всех сил старались удержать его на курсе.

Целые пальмовые рощи были выкорчеваны ветром; многие здания получили серьезные повреждения. В аэропарке уцелело только три мачты, и все оказались заняты – к ним было пришвартовано два корабля, удерживаемых паутиной дополнительных тросов.

Оценив обстановку, шкипер приказал первому рулевому кружить над аэропарком и покинул мостик. «Сейчас вернусь», – только и сказал он. Третий помощник подмигнул мне.

– Держу пари – пошел тяпнуть рому… А что прикажешь делать? Сначала шторм, потом этот Эган…

На полной скорости наш огромный корабль описывал круги над островом, борясь с завывающим ветром, который, похоже, не собирался стихать. Время от времени я смотрел вниз, на аэропарк, и видел, что ураган свирепствует и там.

Прошла четверть часа, а капитан все не возвращался.

– Что-то долго, – заметил я. – Не похоже на него.

Третий помощник попробовал связаться с каютой шкипера по телефону, но там никто не отвечал.

– Может, он уже идет сюда, – предположил помощник.

Через пять минут он послал свободного от вахты матроса проверить, все ли в порядке. Вскоре тот в ужасе прибежал обратно.

– Капитан, сэр… Наверху, у склада парашютов… Кажется, он ранен, сэр. Доктор уже идет.

– У склада парашютов? Что он там делал?

Поскольку никто из вахтенных офицеров не имел права покинуть мостик без приказа, то с матросом отправился я. Мы прошли по узкому коридору, поднялись к офицерским каютам, миновали апартаменты шкипера и наконец оказались у подножья трапа, ведущего к хранилищу спасательного снаряжения. В полумраке я увидел лежащего в футе от лестницы капитана Хардинга и опустился рядом с ним на колени.

– Упал с этого треклятого трапа, – процедил он, морщась от боли. – Кажется, ногу сломал. – Корабль содрогнулся от очередного порыва ветра. – Эган, сволочь… Пытался вскрыть ящик с парашютами… Я поднялся, велел ему проваливать, а он толкнул меня… Ох!..

– Где он сейчас, сэр?

– Сбежал. Испугался, наверное…

Появился врач, осмотрел ногу капитана.

– Боюсь, это перелом. Вам надо немедленно в больницу.

Я перехватил полный страха взгляд шкипера. Если он сейчас окажется на земле, то окажется там навсегда: ведь Хардинг давно перешагнул пенсионный возраст. Скаутмастер Эган недрогнувшей рукой поставил точку на его карьере воздухоплавателя. На всей его жизни. Попадись мне Эган в тот момент, я убил бы подлеца собственными руками!

Буря утихла, и через полчаса мы стояли у причальной мачты. Небо очистилось, показалось солнце, и остров засиял во всей своей красе. Если бы не несколько разрушенных зданий да сломанных деревьев, вы бы никогда не подумали, что здесь недавно бушевал тайфун.

Чуть позже я увидел, как медики осторожно подняли и понесли на нос корабля носилки с капитаном Хардингом, увидел, как его спустили на землю, где уже был разбит полевой лазарет… Я знал, что больше никогда не встречусь со своим шкипером, и невыразимая печаль наполнила мое сердце. Господи, как я ненавидел Эгана! Никого в своей жизни я не презирал столь сильно. В этом мире Будущего Хардинг был одним из немногих людей, к кому а испытывал чувство привязанности. Наверное, из-за того, что Хардинг – старик, и потому ближе, так сказать, к моему времени, чем к своему собственному. А теперь нам приходится расставаться… Не могу передать, каким одиноким я чувствовал себя в эту минуту. Я решил уделить «капитану» Эгану особое внимание.

Мы пролетели над Тонга и держали курс на Сидней. При слабом (по сравнению с недавним штормом) встречном ветре скорость наша составляла почти сто двадцать миль в час.

Пока «Лох-Итайв» стоял на Таити, Эган и его скауты обедали за своими дурацкими ширмами, все остальное время почти не выходя из кают. Создавалось впечатление, что американец напуган собственной выходкой и рад, что легко отделался. Как-то раз мы случайно столкнулись в коридоре – он отвел взгляд и, не сказав ни слова, пошел своей дорогой. Однако затем произошло несчастье, послужившее толчком к дальнейшим событиям.

Однажды вечером, перед тем, как мы должны были прибыть в Сидней, на мостике прозвучал сигнал тревоги из столовой третьего класса. Идти и разбираться было моей обязанностью, и я нехотя отправился в обеденный зал. В углу, около ведущей на камбуз двери, толпились люди. Стюарды в белой форме, матросы в темно-синих мундирах, пассажиры в вечерних костюмах, их спутницы в коротких платьицах – все толкались и кричали, окружив человека, одетого в знакомые шорты цвета хаки и зеленую рубашку юного берейтора. Чуть поодаль кучкой стояли перепуганные скауты. С побагровевшим лицом, отмахиваясь своим посохом от тех, кто хотел приблизиться. Эган что-то нечленораздельно вопил. Я разобрал только одно слово.

– Ниггеры! Ниггеры!.. Ниггеры!

В стороне несколько индийских клерков что-то втолковывали офицеру, который вызвал меня.

– Что здесь происходит, Муир? – спросил я.

Он покачал головой.

– Как я понял, этот джентльмен, – он указал на одного из индийцев, – попросил соль со стола мистера Эгана. В ответ мистер Эган ударил его… а затем взялся за его друзей.

Только теперь я увидел на лбу пострадавшего пассажира большущий синяк. Кое-как совладав с собой, я громко сказал:

– Так, господа! Не будете ли вы так любезны немного расступиться? Пожалуйста, отойдите.

Слава Богу, пассажиры и обслуживающий персонал послушались.

Эган, тяжело дыша и глядя вокруг себя безумными глазами, оказался в центре круга. Внезапно он отпрыгнул к ближайшему столу и пригнулся, держа посох наготове. Я должен был говорить вежливо – во-первых, чтобы не опорочить доброе имя компании и свой мундир, а во-вторых, чтобы Эган успокоился и больше никому не причинил вреда. Взять себя в руки оказалось непросто – ненависть к этому человеку переполняла меня – но я постарался хоть как-то извинить его, посмотреть на происшедшее с некоторой долей юмора.

– Все в порядке, капитан Эган. Если вы попросите прощения у джентльмена, которого ударили…

– Прощения? У этого ублюдка?

Эган взревел и замахнулся на меня посохом. Уклонившись, я перехватил его и, дернув, выволок американца из-за стола. Никто не осудил бы меня, если б я его ударил… но я не хотел уподобляться этому типу. Эган почти вплотную приблизил ко мне искаженное яростью лицо и прорычал:

– Отпусти мой посох… и иди целуйся со своими черномазыми, ты, британская свинья!

Этого я стерпеть уже не мог.

Я плохо помню, как нанес первый удар. Помню лишь, что бил, бил его, пока меня не оттащили; помню, как кричал что-то невразумительное о покалеченном шкипере. Помню кровь, струившуюся по разбитому лицу, его палку в моих руках – поднимающуюся и опускающуюся… Потом матросы оттащили меня, и стало вдруг очень тихо. Эган лежал на полу – весь в крови, без сознания, а может быть, даже мертвый.

Потрясенный содеянным, я обернулся и увидел ошарашенные лица скаутов, пассажиров, членов экипажа. Увидел бегущего ко мне второго помощника – ныне исполняющего обязанности командира корабля. Офицер склонился над Эганом, а я спросил:

– Он умер?

– Живехонек, – ответил кто-то. – А жаль…

Второй помощник повернулся ко мне.

– Освальд, бедолага! Что ты натворил? Теперь жди неприятностей.

Разумеется, я был отстранен от своих обязанностей и сразу по прибытии в Сидней доложил о случившемся в местное отделение СВП. Все мне сочувствовали, особенно когда офицеры «Лох-Итайва» рассказали во всех подробностях, как было дело. Однако Эган успел изложить газетам свою версию. И произошло самое неприятное.

«АМЕРИКАНСКИЙ ТУРИСТ ИЗБИТ ОФИЦЕРОМ ПОЛИЦИИ!» – так, к примеру, написала «Сидней Геральд». Большинство сообщений об этом инциденте, помещенных на первой полосе, носило откровенно сенсационный характер. Репортеры не забыли упомянуть и компанию, и название корабля. Прошлись они и по всей недавно созданной ЕИВ службе СВП. «Этого ли должны мы ждать от людей, призванных защищать нас?» – вопрошала какая-то газетенка. У пассажиров брали интервью, цитировали невразумительные оправдания, даваемые представительством компании в Сиднее… Прессе я, естественно, ничего не сообщил, и некоторые газеты расценили мое молчание как признание вины – мол, я первый набросился на Эгана, вознамерясь его убить безо всяких на то оснований. Потом пришла телеграмма от моего начальства: «НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В ЛОНДОН».

В моей душе поселилось уныние. Летя в Лондон на военном корабле «Беспощадный», я мог думать лишь о своей тяжелой судьбе. Оправдания ждать не приходилось, поскольку в этом деле оказалась замешана армия. Несомненно, я попаду под трибунал, и меня уволят со службы. Хорошенькая перспектива!..

Прибыв в Лондон, я был немедленно доставлен в небольшой военный аэропарк неподалеку от Лаймхауса, где находилась штаб-квартира СВП, и посажен под замок в казарме – до тех пор, пока командование и военное ведомство не решат мою участь.

В конце концов Эган был вынужден отказаться от своих обвинений, выдвинутых против каждого, кто находился на «Лох-Итайве», и признать, что в этом конфликте виноват он сам. Но на меня все еще смотрели косо, и угроза трибунала по-прежнему висела надо мной.

Несколькими днями позже меня вызвали к начальству. Генерал-майор Фрай, человек очень порядочный, вояка старой закваски, прекрасно понимал мое состояние, но, предложив сесть, высказал свое мнение крайне резко:

– Слушайте, Бастейбл, я знаю, через что вы прошли. Сначала амнезия, теперь этот… ну, скажем, приступ… Назовем это приступом ярости, договорились? Бывает. Но… видите ли, мы не уверены, что это не повторится. Я имею в виду… э-э… слабая черепушка и все такое… Ну, какое-нибудь пустяковое замыкание в мозгах… Понимаете?

Я криво усмехнулся.

– Думаете, я сумасшедший?

– Нет-нет. Конечно, нет. Скажем, шалят нервишки… Короче говоря, что бы у вас там ни было, я хочу, чтобы вы подали в отставку.

Он смущенно кашлянул и, не глядя мне в глаза, предложил сигару. Я отказался. Затем встал и отдал честь.

– Сэр, я все понимаю. И крайне признателен за то, что вы позволили мне самому сделать это. Разумеется, я подам в отставку… утром. Вас устроит?

– Вполне… Что ж, вы свободны. Жаль терять вас. Удачи, Бастейбл. Все офицеры на вашей стороне, поэтому, думаю, Макафи неприятностей не доставит. Кроме того, капитан Хардинг замолвил за вас словечко.

– Я не знал этого… Спасибо, сэр.

– Не за что. До свидания, Бастейбл. – Он встал и пожал мне руку. – Да, кстати. Мне сказали, что ваш брат хочет с вами встретиться. Сегодня вечером он будет ждать в Королевском Аэроклубе.

– Мой брат?

– А вы и о его существовании забыли?

Не было у меня никакого брата!.. То есть, было – целых три, но все остались в девятьсот втором. Чувствуя себя так, будто и впрямь сошел с ума, я вернулся к себе, написал рапорт об отставке, собрал нехитрые пожитки, переоделся в штатское и, поймав электрокэб, поехал на Пикадилли – в Королевский Аэроклуб. Зачем кому-то понадобилось выдавать себя за моего брата? Конечно, есть простое объяснение – ошибка, но я не был в этом уверен.

Глава IV
«БРАТИШКА» ИЗ БОГЕМЫ

Я глядел в окно мягко движущегося кэба и старался собраться с мыслями. С тех самых пор, как произошла стычка с Эганом, я находился в каком-то заторможенном состоянии, и только теперь, когда казармы остались позади, до меня начал доходить смысл всего происшедшего. С одной стороны, я легко отделался… Однако все мои усилия стать гражданином общества семьдесят четвертого года оказались тщетными. Сейчас, как. никогда раньше, я чувствовал себя чужим в этом мире. Я уронил честь офицера; я оказался не у дел. То, что виделось мне волшебной грезой, обернулось жутким кошмаром,

Я вынул часы. Было всего лишь три часа пополудни – до вечера, как ни крути, еще далеко. Какой прием окажут мне в КА? Я по-прежнему являлся его членом, но вполне вероятно, что меня решат исключить – точно так же, как исключили из СВП. Лучше всего не показываться в клубе, чтобы не быть в тягость посетителям.

Постучав в крышу, я приказал кэбмену остановиться у ближайшего входа на пешеходный уровень, расплатился и вышел.

Безо всякой цели бродил я по огромным сводчатым галереям, блуждал между изящных колонн, поддерживающих транспортные уровни, рассматривал экзотические товары, в изобилии выставленные в витринах – товары, привезенные со всех уголков Империи и напоминающие о странах, которые я, возможно, больше не увижу…

Чтобы отвлечься, я заглянул в кинематограф, где шла музыкальная комедия. Действие ее происходило в шестнадцатом веке. В роли сэра Френсиса Дрейка снимался американский актер Хэмфри Богарт, а шведская актриса Грета Гарбо (подозреваю, жена Богарта) играла королеву Элизабет. Фильм оставил у меня самые светлые воспоминания за весь день.

Около семи часов я появился в клубе и, никем не замеченный, проскользнул в приятный сумрак бара. Стены его украшали десятки эмблем известных воздушных судов; за столиками сидело несколько завсегдатаев, но, к счастью, никто меня не узнал. Я заказал виски с содовой и залпом выпил. Потом заказал еще, и тут кто-то дотронулся до моей руки. Уверенный, что меня сейчас выставят за дверь, я обернулся и увидел бодро ухмыляющегося молодого человека, одетого по дикой моде старшекурсников Оксфорда: непривычного покроя сюртук с бархатными лацканами, парчовый жилет, галстук малинового цвета и брюки – узкие на бедрах и необычайно широкие у щиколоток. Черные длинные волосы незнакомца были зачесаны назад без пробора… Короче, этих так называемых «эстетов» вы можете встретить и сейчас, в девятьсот третьем. К подобным щеголям из богемы я всегда относился с некоторым подозрением. Мне стало как-то не по себе – ведь я старался не привлекать внимания, а теперь все посетители бара крайне неодобрительно косились на этого типа рядом со мной. Как будто не подозревая о реакции, которую вызвало его появление в клубе, молодой щеголь схватил мою руку и тепло пожал.

– Освальд, братишка!

– Освальд Бастейбл, – представился я. – Но, боюсь, не тот, который вам нужен. У меня нет братьев.

Он склонил голову набок и ухмыльнулся.

– Почем знать, почем знать… Ведь у тебя амнезия, не так ли?

– Э… да. – В самом деле, трудно было отказываться от брата, одновременно настаивая на потере памяти. Я попал в дурацкое положение. – Почему ты не объявился раньше? Когда газеты писали про меня всякую чушь?

Он потер подбородок и весело ответил:

– А я был далеко. В Китай летал, ей-Богу. Но не будем об этом.

– Слушай-ка, – тихо сказал я, теряя терпение, – ты ведь сам, черт побери, прекрасно знаешь, что я тебе не брат. Ума не приложу, чего тебе надо, но лучше оставь меня в покое.

Он вновь ухмыльнулся.

– Совершенно верно, мы даже не родственники. Если серьезно, то меня зовут Демпси. Корнелиус Демпси. Дай, думаю, представлюсь вашим братом – вдруг поверите, или в вас проснется любопытство. Однако это забавно, – он с хитрецой посмотрел на меня, – полная амнезия, и тем не менее вы уверены, что брата у вас нет. Останемся поболтать или выпьем где-нибудь в другом месте?

– Не уверен, мистер Демпси, что мне понравится ваше общество. Вы, между прочим, так и не объяснили, зачем был нужен этот обман. Жестокая шутка, не находите?

– Пожалуй, – небрежно ответил он. – А с другой стороны, вы могли по какой-то причине симулировать амнезию. Скрываете что-то от властей, да?

– Не ваше дело. И уверяю вас, мистер Демпси, что имя Освальд Бастейбл я ношу с колыбели. А теперь будьте любезны, оставьте меня одного. И без вас проблем хватает.

– Бастейбл, старина! Я за тем и пришел. Простите, если обидел вас, но, ей-Богу, я хочу помочь. Уделите мне полчаса. – Он огляделся. – Тут за углом есть местечко, где мы можем спокойно пропустить по стаканчику.

Я вздохнул.

– Ну, ладно. – В конце концов я ничего не терял. Мне вдруг пришло в голову, что юный щеголь, такой самоуверенный и невозмутимый, знает обо мне правду… Но я отбросил эту мысль.

Покинув КА, мы свернули на Берлингтонский пассаж – одно из немногих мест, почти не изменившихся с девятьсот второго года, – и двинулись по Джермин-стрит. Наконец Демпси остановился у неприметной двери и постучал медным молоточком. Дверь отворила старуха. Оглядела нас с ног до головы и, узнав Демпси, впустила в темную прихожую. Откуда-то снизу доносились голоса и смех. По запаху я понял, что попал в трактир.

Мы спустились по ступеням и оказались в скудно освещенном помещении, заставленном грубыми столами, за которыми сидели юноши и девушки, облаченные в такие же, как у Демпси, наряды. Несколько человек приветствовали моего спутника. Мы прошли между столами и заняли отдельный кабинет. Тут же появился официант; Демпси заказал бутылку красного vin ordinare22
  Столовое вино(франц.).


[Закрыть].

И здесь я чувствовал себя не в своей тарелке – впрочем, не так сильно, как в КА. Я впервые увидел изнанку лондонской жизни, в существовании которой верилось с трудом. Подали вино, и я сразу осушил большой бокал, с горечью подумав: «Будь я изгнанником, я бы терпимее относился к подобного рода заведениям». Демпси, откровенно потешаясь, смотрел, как я пью.

– Не бывали в этом подвальчике?

– Нет. – Я налил себе еще вина.

– Расслабьтесь. Атмосфера здесь приятельская, непринужденная. Как вино?

– Превосходное. – Я откинулся на спинку стула и попытался взять себя в руки. – Итак, мистер Демпси?

– Насколько я понимаю, вы пока не у дел.

– Вы преуменьшаете. Кажется, я остался без работы навсегда.

– Ну, это одно и то же. Короче, мне случайно стало известно, что в одном месте требуются люди. На воздушном корабле, если это вас интересует. Я уже переговорил с хозяином, и он не прочь взять вас. Он знает вашу историю.

Во мне зародилось подозрение.

– А что за работа, мистер Демпси? Никакой уважающий себя шкипер не примет…

– Этот шкипер – один из самых порядочных людей, которые когда-либо командовали воздушным кораблем. – Демпси отбросил шутливый тон. – Я восхищаюсь им. И вам он понравится, уверен. Такого кристально честного человека еще поискать.

– Тогда зачем…

– Его корабль – дряхлая развалюха, ничуть не похожая на ваш лайнер. Старая модель, неповоротливая. Перевозит грузы, от которых другие капитаны отказываются. Работа не пыльная, но подчас опасная. Ну, вы понимаете, о чем я говорю.

– Думаю, да. – Я отхлебнул вина. Это была невероятная удача, шанс, на который я и рассчитывать не мог. Известно, что на маленьких, «вольных» кораблях постоянно не хватает рук – ведь на больших платят гораздо больше. И тем не менее в этот момент я был серьезно озабочен – все клял себя за глупую выходку на «Лох-Итайве». – А вы уверены, что капитан знает обо всем? Ведь меня неспроста вышибли из полиции. Вам это известно?

– Да, известно, – с чувством ответил Демпси. – И я восхищаюсь вами.

– Восхищаетесь? Почему?

– Скажу лишь, что не терплю таких типов, как Эган. И очень рад, что вы вступились за тех индийцев. Значит, сердце у вас не каменное, как и у всех порядочных людей.

Не уверен, что я правильно оценил похвалу из уст этого юноши.

– Индийцы здесь ни при чем, – пожал я плечами. – Я ненавижу Эгана за то, что он покалечил нашего шкипера.

Демпси улыбнулся.

– Как вам угодно, мистер Бастейбл… В общем, для вас есть работа. Беретесь?

Я допил второй бокал и нахмурился.

– Даже не знаю…

– Не хочу принуждать, но позвольте заметить: вряд ли вам предложат нечто лучшее, чем временная работа палубного матроса.

– Это мне известно.

Демпси раскурил длинную «шерут»33
  Сорт сигар с обрезанными концами.


[Закрыть].

– Может быть, у вас есть друзья, которые подыщут вам работу на земле?

– Друзья?.. Нет у меня друзей. – Это было правдой. Из всех знакомых только капитана Хардинга я мог считать своим другом.

– Вот видите. Кроме того, вы летали. Сумеете управиться с кораблем, если придется?

– Наверное… Я сдал экзамен на второго помощника… но в практике, боюсь, слабоват.

– Ерунда, научитесь.

– Откуда вы знаете этого капитана? – спросил я. – Разве вы не студент? Демпси потупил взор.

– Старшекурсник, вы хотите сказать? Был когда-то. Но это отдельная история. Видите ли, с тех пор, как вас нашли на вершине горы, я пристально слежу за вами. Можно сказать, вы пленили мое воображение.

Я рассмеялся – впрочем, без особого веселья.

– Что ж, очень великодушно с вашей стороны предложить мне помощь. Когда я увижусь с капитаном?

– Нынче же вечером, хорошо? – Демпси улыбнулся во весь рот. – Можно поехать в Кройдон на моей машине. Что скажете?

Я пожал плечами.

– Почему бы и нет?