Текст книги "Лунные прядильщицы"

Я тогда не подумала, какие они сделают выводы, и смогу ли я придумать рассказ о том, как нашла нож в горах. Я просто сидела и отгоняла приступы бессмысленной паники, которые советовали мне убежать, мне и Фрэнсис, убежать, прямо сейчас, в эту именно ночь, к друзьям и огням и нормальным местам и людям, и к здравомыслию.

К Марку.

Спустя какое-то время я положила нож в чемодан, взяла себя в руки и пошла вниз по лестнице.

Глава 18

Thus far her Courageheld, but her forsakes:

Her faint Knees knock at ev'ryStepshe makes.

Dryden: Cinyras and Myrrha

«А, мисс Феррис», – сказал Стратос. Он сидел в холле, за столом. Ничего не делал, просто ждал меня. За закрытой дверью конторки слышались голоса Тони и Софии. Голос Софии был высок и настойчив? и сразу замолчал, когда заговорил Стратос. «Надеюсь, вы хорошо провели день», – сказал он.

«Очень. Спасибо, – улыбнулась я, надеясь, что он не увидит, что мои губы одеревенели, а пальцы нервно пульсируют. – Очень долгий день, но я получила очень большое удовольствие».

«Итак, посетили старую церковь, как сказал Тони?» Голос нормальный, даже дружеский, но что-то в нем заставило меня отвечать, словно меня в чем-то обвиняли.

«О да. – Я охрипла и прокашлялась. – По тропинке легко идти, и церковь стоит того, чтобы ее посетить, вы правы. Я только жалела, что не взяла с собой кинокамеру».

«А, да, мисс Скорби этим увлекается, да?» Ничего определенного. Черные греческие глаза наблюдают. В них всегда трудно прочесть что-нибудь, а сейчас они будто за темными очками.

Я улыбнулась пустым глазам и положила еще один кирпич на стену невинности, которую пыталась возвести. «Сегодня утром мы сняли несколько великолепных кадров в горах. Думаю, ваша сестра на мельнице получит приз. Она сказала, что была кинозвездой?»

Трудно удерживаться и не смотреть на дверь. За ней снова говорит София, странно подвывая. Стратос замигал и возвысил голос: «Да, сказала. Полагаю, она вам показала мельницу. – Звуки стихли до шепота. Тони заговорил мягко и настойчиво. – Надеюсь, вам было интересно», – сказал вежливо Стратос.

«О, очень. Только жаль, что я не видела, как она работает. Но полагаю, это происходит только, когда кто-нибудь хочет смолоть зерно?»

«Возможно, это будет еще до вашего отъезда». Уклончивый голос, глаза вдруг оживились и стали пристальными и осторожными.

Ясно. У него еще не было времени подумать, оценить то, что случилось. Тони сказал ему, что Колина больше нет на мельнице. София, сбитая с толку и, несомненно, напуганная тем, что обнаружила нож Джозефа в моем кармане, пришла на совещание. Ее встретили сердитыми обвинениями и переоценкой ситуации. То, что я слышу за дверью – конец бурной сцены. И, несомненно, Стратос потрясен. Смущен, встревожен и очень близок к тому, чтобы быть опасным, но пока осторожность сдерживает его. Еще не готов бросаться в открытую драку. Ему нужно время, чтобы подумать. И все, что ему нужно от меня в данный момент – это убедиться в двух вещах. Во-первых, что ничего не дало мне повода подозревать и поэтому представлять опасность. Во-вторых, как следствие, что я готова спокойно оставаться в Агиос Георгиос под его присмотром, пока мой отпуск не подойдет к естественному концу. Одно предполагает другое. Я только надеялась, что мой ответ удовлетворит его.

Довольно спокойно я сказала: «Если она будет работать, надеюсь, вы дадите мне знать».

Я снова ему улыбнулась и повернулась, но он сделал легкое движение, словно останавливал меня: «Скажите, мисс Феррис…»

Его прервали. Открылась дверь, и вышел Тони. Очень тихо закрыл за собой дверь и встал, облокотившись на косяк, как всегда свободно и изящно. Курит, сигарета торчит в углу рта. Не улыбается и не приветствует меня и, когда заговорил, не взял на себя труда вынуть сигарету изо рта. «Спрашивал мисс Феррис о рыбалке?» – сказал он.

«О рыбалке? – Голова грека быстро повернулась, и мужчины встретились взглядами. Затем Стратос кивнул. – Только что собирался. – Он повернулся ко мне. – Вы раньше просились на рыбалку».

«На рыбалку?» – Теперь была моя очередь быть озадаченной.

«Вы сказали, что хотите пойти на рыбалку, разве не так?»

«О. Да. Конечно».

«Не хотели бы отправиться сегодня вечером?»

«Сегодня вечером?» – На какой-то момент у меня отнялась речь и пропали мысли. Мозг легок и пуст, как пузырь. Затем я поняла, что надо сказать. Что бы он ни подозревал, что бы он ни пытался узнать, остается только доказать эти два факта ему тотчас же. «Ну, я бы очень хотела! Большое спасибо. Вы имеете в виду рыбалку с фонарями?»

«Да».

«Но караван лодок уже ушел».

«О, вы видели? Я не пойду с ними. Я говорил, что хожу на рыбалку для удовольствия, а не для пищи. Рыбачу у берега. Так вы пойдете?»

«С восторгом, – сказала я энергично. – Но как насчет Фрэнсис?»

«Я говорил с ней. Она не хочет».

«А, понимаю. Тогда…»

«Я пойду на рыбалку с вами». Тони наконец вынул изо рта сигарету и улыбнулся. Глаза пусты и холодны. Я в ответ тоже улыбнулась. Теперь я была уверена, что они не собирались упоминать о ноже, и облегчение сделало меня подлинно веселой. «Правда? Будет смешно! Почему-то я не думала, что лодки ваше хобби».

«О, нет. Но этой прогулки я не пропустил бы ни за что на свете, дорогая. Могу составить Стратосу судовую команду».

«Нет необходимости». Грек ответил грубо. Большие руки резко перекладывают бумаги на столе, на виске пульсирует вена, как раз там, где начинают расти волосы. Что-то странное происходит.

Если Тони захотел пойти на рыбалку, чтобы тщательно следить за своим союзником или просто помочь ему в любых планах в отношении меня… «А завтра вы пойдете?» – спросила я.

«Завтра ночью?»

Я облизнула губы, переводя взгляд с одного на другого с видом извинения. «Дело в том… Если вам все равно… Думаю, честно, сегодня я немного устала. Долго гуляла, и сейчас, после плотного обеда, меня клонит ко сну. Так пойдете завтра вечером?»

Небольшая пауза. «Возможно».

«Тогда вы… да, думаю, я бы хотела оставить это до того времени, вам ведь все равно?»

«Конечно. – Изо всех чувств труднее всего прятать облегчение, и думаю, в жесте, которым он одобрил мое предложение, было именно это чувство. Теперь он во мне уверен. Улыбнулся: – В любое время лодка в вашем распоряжении».

Я задумалась. Не будет вреда, если его уверенность увеличится. «Есть одна вещь, которую я хочу предложить, мистер Алексиакис. Помните, вы говорили, что мы предпримем прогулку на „Эросе“. Ну, я очень хотела бы знать, можно ли его нанять скоро? Чтобы совершить прогулку вдоль берега в ту сторону?.. – Я неопределенно помахала рукой на запад. – Туда, где была древняя пристань? Дело в том, что я нашла растение на развалинах, которое очень взволновало кузину. Она говорит, что это критская душица, вы ее знаете? – Он покачал головой. – Ну, Фрэнсис хочет увидеть, как она растет, и сфотографировать, но слишком далеко, и трудно идти по тропе. По-моему, будет довольно весело предпринять морскую прогулку. Может, пристанем у старой пристани, затем мы пойдем вглубь до церкви. Не может быть, чтобы это было далеко, я видела море оттуда. Тогда она увидит, как растет душица, и сфотографирует. И я бы сама хотела сделать несколько снимков церкви и пристани. Вы думаете, мы сможем это сделать? Мы не спешим, – закончила я. – Подойдет любой день, когда вам не нужен каяк».

«Конечно, – сердечно сказал он. – Это хорошая мысль. Сам вас отвезу. Только скажите заранее, когда пожелаете отправиться. А что касается рыбалки с фонарями… это решено? Завтра вечером?»

«Да. Спасибо, буду мечтать о ней».

«И я тоже, – сказал, улыбаясь, Стратос, – и я тоже».

На сей раз он не пытался удерживать меня. Я пошла к Фрэнсис, которая под тамарисками пила кофе. Их сучья воздушны, как облака. За ними было темное шепчущее море и темное чистое небо. Ночь без луны. Я вспомнила, как вена пульсирует у Стратоса на виске, и подумала об убийстве, которое давит на его сознание. И о Тони. И о себе, в море, в маленькой лодке, с ними, одной в темноте… Я вообще-то не задумывалась, что он собирался сделать и действительно ли я выиграла передышку до завтра. Я только знала, что где-то в море в этой же темноте плавает каяк без огней с Марком на борту, и что бы то ни было, мы с Фрэнсис должны выбраться отсюда сегодня.

Каменные ступени успокаивающе молчали у нас под ногами. Где-то залаял пес и замолчал. Море слабо мурлыкало под ветром с берега. Дикость темноты. Огромное, спокойное создание, которое дышит в ночи. «Если можешь, придерживайся скал, – выдохнула я Фрэнсис. – Галька будет шуршать».

Мы шли вдоль отшлифованного края скалы, где ковры ледяных маргариток глушат шаги. Ночь настолько темна, что массивные продолговатые очертания отеля едва заметны. Он был бы совсем невидим, если бы не был выкрашен в белый цвет. Ни огня. Дальше внизу деревни тоже густая темнота, только два огонька с булавочную головку показывают место, где кто-то все еще не спит. Очень слабое мерцание церкви намекало на лампады, которые горят перед иконами всю ночь.

Мы шли на ощупь, ужасно медленно. А хотелось зажечь фонарь и спешить, спешить… Волей-неволей мы оказались на гальке. Она шумела, как град, под осторожными шагами. После бесконечных скольжений я остановила Фрэнсис. «Подожди. Послушай». Мы ждали, стараясь услышать что-нибудь, кроме собственного дыхания. Преследователей. Ничего. Только дыхание моря.

«Ты уверена, что не будет луны?» – прошептала Фрэнсис.

«Наверняка». Небо бархатно-черное, вуаль облаков медленно движется от Белых гор. Позже его усеют звезды, но сейчас оно черное-черное, и утешает тех, за кем охотятся. Лунные прядильщицы сделали свою работу. Где-то там, за черным горизонтом, утонувшая луна ждет, чтобы прядильщицы распустили свои нитки и протянули свет дорожкой к берегу. Но не сегодня. Я снова коснулась руки Фрэнсис, и мы продолжили наш путь.

Когда долго блуждаешь в ночи, начинаешь видеть различную плотность темноты, даже ее цвет. Море – живая темнота. Галька, – шепчущая, двигающаяся, вязкая темнота. Скалы, которые теперь вздымались справа, казались неясно вырисовывавшейся черной, как сажа, массой, которая изменяет звук шагов и дыхания. Наше продвижение было до боли медленным. Отвесные скалы прижимались справа и выбрасывали зубчатые корни скал, чтобы пленить нас, а с другой стороны, в ярде – берег моря, на фут ближе, на фут дальше, всегда в движении, видимый только как слабая светящаяся линия бледной пены. Наш единственный гид.

Не представляю, как долго длилась эта прогулка. Кажется, часы. Но наконец мы пересекли всю кривую залива, и перед нами поднялась высокая, напоминающая собор, скала, которая простиралась в глубокие воды. Море плескалось у ее основания и пенилось среди валунов, по которым вел единственный путь. Мы проходили тут при дневном свете. Но можно ли это проделать в темноте?

В любом случае, придется. Но я бы не советовала для тренировки нести чемодан целую милю по песку и гальке в темную ночь, а затем пробираться по узкой тропинке, где неверный шаг означает падение на глубину около двух сажень в море, которое, хотя и спокойно, но, как акула, вооружено зубчатыми клыками. Я оглянулась. Последний огонек деревни исчез. Залив казался провалом темноты. Фрэнсис сказала задыхаясь: «Далеко в море… огни. Везде».

Я повернулась и растерянно увидела, что темнота ожила. Затем я поняла, что это. «Это рыбная ловля на свет, – сказала я Фрэнсис. – Лодки далеко в море. Я видела, как они выходили. Думаю, что в заливе мы находились слишком низко и не видели их. Справишься? Рано еще зажигать фонарь».

«Теряю сознание, но держусь, – сказала Фрэнсис жизнерадостно. – Вообще-то я хорошо вижу. У меня сейчас ночное зрение».

Второй залив оказался маленьким, только небольшая бухточка, устланная великолепным твердым бледным песком, который хорошо виден в темноте. Приятно идти. Мы хорошо провели время и через десять минут достигли второго мыса, где продвигаться было тоже сравнительно легко. Довольно отчетливая тропа протоптана вдоль линии прибоя, похожей на полосу пены за движущимся кораблем. Я пошла осторожно вокруг скалы, затем вниз на твердый песок залива Дельфинов. Фрэнсис все еще стояла на тропинке, как неясная движущаяся тень, и осторожно нащупывала дорогу вниз ко мне. «Все в порядке?»

«Да. – Она тяжело дышала. – Это тот залив?»

«Да. Нам нужно на скалу в том конце, придется идти над обрывом. Сейчас, слава Богу, можно зажечь фонарь. Вот… – Я вложила фонарь в ее ладонь. – Лучше пусть он будет у тебя. Дай чемодан».

«Нет. Я могу запросто…»

«Не глупи, это недалеко, а у меня чемодан очень легкий. Ходить здесь сложно… кажется, здесь есть всякие ямы… поэтому иди вперед и освещай путь. Можешь повесить через плечо мою сумку. Вот. Я за тобой».

Неохотно она отдала чемодан и взяла сумку и фонарь. Луч света казался очень ярким после невыносимой темноты. Он показывал песок и скалы настолько рельефно, что чувство расстояния и пропорции почти исчезло. По крайней мере, у меня было такое ощущение и, полагаю, то же самое случилось с Фрэнсис. Она сделала только три или четыре шага, вдруг со страшным криком боли наклонилась и упала на песок, словно в нее выстрелили. Темнота опустилась, как покрывало, когда фонарь выпал у нее из руки и погас от удара по ближайшей скале со зловещим звоном стекла. Я бросила чемоданы и уже была возле нее. «Фрэнсис! Что это? Что случилось?»

На мою нервную систему свалилось столько за последние три дня… Секунду я честно думала, что она умерла. Но она была вполне жива, да к тому же ругалась. «Это моя проклятая лодыжка. Ты когда-нибудь знала такую дуру, да к тому же у меня был фонарь. Эта проклятая штука разбита?»

«Боюсь, что да. Но твоя нога…»

«О, это все та же лодыжка. Все в порядке, не беспокойся. Она только вывихнута. Обычная вещь. Если я минутку посижу и как следует поругаюсь, это пройдет. Проклятие, и я промокла! Ты права насчет ям. Песок провалился в дыру или еще куда-то. Я не видела. А теперь, если фонарь разбит… – Она озиралась, ошеломленная. – Ники, фонарь!»

«Да, знаю. Ничем нельзя помочь. Во всяком случае, он… он наверняка придет близко, чтобы поискать нас, и мы сможем окликнуть его».

«Если увидим».

«Мы услышим, правда?»

«Моя дорогая девочка, он не будет пользоваться мотором, правда?»

«Не знаю. Возможно, и будет. Есть другие лодки в море на рыбалке, этого звука никто не заметит. Все будет хорошо, Фрэнсис, не беспокойся».

«Ничего не остается делать, – сказала она мрачно. – Потому что наши корабли сожжены. Почему-то я не представляю, что мы отправимся в поход обратно по этой дороге, не сейчас».

«Если случится самое худшее, – сказала я с притворным весельем, – поплетусь обратно с чемоданами, распакую их, затем скажу, что мы ходили купаться в полночь, и не будут ли они так любезны выйти и подобрать тебя».

«Да, – сказала Фрэнсис, – и они прибегут изо всей силы и налетят на Марка и компанию».

«Тогда все кончится для Марка. Ему бы это понравилось».

«Возможно. Ну, так мне и надо, что я тебя не воспитала лучше. Если бы я научила тебя не лезть в чужие дела…»

«И переходить на другую сторону улицы?»

«Ну да, именно так. Если мы хотим быть необщительными и уезжаем в покинутые Богом уголки земли, чтобы избежать собратьев туристов, полагаю, мы должны брать то, что приходит. Ты не могла ничего больше сделать, даже для такого комического эпизода. Нельзя прикоснуться к убийству и не быть в ужасе. По-моему, мы не сможем выбраться. Пусть будет проклята эта лодыжка. Нет, не беспокойся, она начинает остывать. Который час?»

«Почти половина второго. У тебя есть спички?»

«Нет, но есть зажигалка. Возможно, она сойдет. Я очень сожалею о фонаре».

«Ты ничего не могла сделать».

«А теперь дай руку и помоги подняться, а?»

«Вот. Сможешь? Молодец. Послушай, а что, если я оставлю чемоданы здесь и проведу тебя вдоль пирса, насколько смогу? Затем вернусь за ними… или вообще оставим их здесь, пока не увидим, что появился Марк. Правда, ты сможешь так?»

«Да. Не беспокойся обо мне. Посмотри, это фонарь?»

Слабое отражение звезды на металле показывало, где он лежит. Нетерпеливо я подняла его и включила. Бесполезно. Когда я осторожно его потрясла, послышалось тарахтение разбитого стекла.

«Капут?» – спросила Фрэнсис.

«Совсем капут. Неважно. Удача не могла сопровождать нас всю дорогу и все время. И тем не менее, поспешим».

Это была тихая, ужасная прогулка. После короткой иллюминации и падения, наши шаги окончательно потеряли уверенность. Фрэнсис благородно прихрамывала, а я старалась показать, что не спешу, совершенно уверена и спокойна. Но ночь дышала в спину, и я мысленно беспощадно критиковала себя за то, что вообще устроила этот ночной аттракцион. Глупо поддаваться панике. Возможно, они даже и не видели нож Джозефа. Возможно, он был все время у меня в кармане. Возможно, попытка Стратоса заманить меня в море диктовалась только желанием доставить удовольствие, и никогда и не было никакой опасности, кроме как в моем воображении. Совсем не нужно было втягивать Фрэнсис в этот опасный переход, в эту нелепую школьную выходку, которая, возможно, даже и не сработает. Если бы я думала головой и подождала до завтра… Завтра мы могли бы вызвать по телефону машину и затем пойти к ней, при солнце, по открытой дороге. Но мы в темноте и обязаны продолжать путь.

Через полчаса я дотащила Фрэнсис до края скалы. Шаркая ногами, с моей помощью, полукарабкаясь, она продвигалась вдоль нее, прежде чем нашла место, где сесть, в нескольких футах от обрыва. Она глубоко с облегчением вздохнула и согнулась, словно для того, чтобы помассажировать лодыжку. «Ты была изумительна, – сказала я ей. – Теперь дашь зажигалку?»

Она поискала в кармане и дала ее мне. Я прошла немного вперед вдоль края скалы. Вершина заострилась в крутой хребет, затем круто спустилась к глубокой воде. Впереди показались клыки скалы, отмечающие разрушенную гряду, которая выходила прямо из моря. Основание клыков очерчивала призрачная пена, ветер свежел. Я нашла ровное место, чтобы можно было стоять, приготовила зажигалку и повернулась к морю.

Они должны очень хорошо увидеть пламя. Я вспомнила, что слышала, как во время войны в кромешной тьме летчики на значительной высоте могли увидеть спичку, от которой внизу прикуривали. Если я даже не смогу подать световой сигнал, о котором мы договорились, то наверняка свет, любой свет от этого залива в это время, привлечет внимание Марка… А если он близко, тихий оклик сделает остальное. Я прикрыла зажигалку рукой и чиркнула. Чиркнула снова. И снова. Когда мой большой палец стал мокрым от усилий, я позволила себе понять, что случилось. Вспомнила всплеск, когда Фрэнсис упала, и то, как она выжимала подол пальто. Зажигалка была в кармане. Фитиль намок. У нас совсем нет света. Я стояла и кусала губы, стараясь думать. Смотрела и вслушивалась в темноту.

Ночь наполняли звуки. Море шептало и шумело, как большая раковина, приставленная к уху, а темный воздух вокруг меня жил своим шумом. Теперь было больше звезд, и я подумала, что даже смогу увидеть, если какое-либо судно будет двигаться по направлению к берегу. Огромное море выглядело почти светлым в сравнении с густой чернотой скал. Затем я услышала. Или подумала, что услышала. Плеск воды о корпус. Скрип металла где-то на борту.

Глупо, но я встала на цыпочки и наклонилась вперед. Затем, недалеко от берега, справа, проплыл огонь, направляясь на восток. Маленькая лодка без мотора двигалась медленно и странно по черному вакууму. Ее свет танцевал на воде. Одна из рыбацких, близко к берегу. И это все. Я подумала, что даже вижу фигуру, которая вырисовывается на фоне света и наклоняется у весел. По крайней мере, подумала я, вероятно, он не опознал каяк Лэмбиса, который тут же в море, но без огней. Но поскольку лодка с огнями была так близко, я не рискнула звать Марка громко. Я вернулась к Фрэнсис и рассказала ей.

«Тогда нам придется вернуться?»

«Не знаю. Он тоже увидит лодку с огнями. Возможно, он подумает, что мы побоялись сигналить из-за этой лодки. Он… возможно, стоит в заливе только для того, чтобы посмотреть. – Я остановилась, страдая от нерешительности. – Я… я не знаю, как мы можем вернуться теперь, Фрэнсис. Возможно, они обнаружили… что тот мужчина…»

«Смотри! – резко сказала она. – Там!»

На какой-то миг я подумала, что она просто показывает на рыбацкую лодку, которая, следуя своим тихим курсом через вход в залив, скоро скроется из вида за западным мысом. Затем я увидела другую лодку, которая глубже сидела в воде. Корпус, молчаливый и тихий, показавшийся сразу, когда за ним проплыла освещенная лодка. Лодка без огней, в дрейфе, немного в стороне от рукавов залива. «Вот! – У меня застрял ком в горле. – Это он. Не заходит в залив. Делает то, что мы договорились делать. Ждет. Вот, рыбацкая лодка скрылась из вида. Марк будет ждать, чтобы мы ему сейчас посигналили, если мы здесь… И мы не можем больше ждать, не войдет ли он в залив… Уже десять минут третьего. А ты не можешь зажечь?»

«Боюсь, что нет. – Она усиленно возилась с зажигалкой. – Совсем намокла. Боюсь, что бесполезно… Что ты делаешь, Никола?»

Я бросила пальто возле нее на скалу, а за ним туфли. «Собираюсь к нему».

«Дорогая девочка! Ты не должна этого делать! Послушай, разве мы не можем рискнуть и закричать? Он услышит нас, правда?»

«И любой услышит на расстоянии многих миль. Крик разносится далеко по воде. Нет. Во всяком случае, у нас и времени нет кричать, через двадцать минут он уплывет. Не тревожься обо мне, он сейчас в пределах досягаемости, а вода в заливе, как стеклышко».

«Знаю, русалочка. Но, ради Бога, не заплывай за мыс. Там волны сильные».

Мое платье и кофта, которая была на него одета, тоже полетели в кучу. «Все в порядке. А сейчас не беспокойся. У меня будет все хорошо. Видит Бог, я с удовольствием сделаю хоть что-то. – Нижняя юбка тоже полетела к скале, затем носки, и я стояла в лифчике и трусиках. – Конечно, не тот туалет, в котором навещают мужчину, но очень практичный. Я всегда мечтала поплавать нагой и осмелюсь сказать, что близка к цели. Вот мои часы. Спасибо. Увидимся позже, любовь моя».

«Ники, как бы я хотела, чтобы ты этого не делала».

«К чертям, мы должны так поступить! Мы не можем вернуться и не можем оставаться здесь. Непременно должны… это единственное оправдание для героев. Не то чтобы эти поступки были героическими. Если хочешь правду, я просто больше не могу оставаться на улице. Должна добиться отдыха после этой ужасной прогулки. Продолжай возиться с этой отвратительной зажигалкой, возможно, она еще заработает. До свидания, госпожа».

Я вошла в воду без всплеска.

Для перегретого тела первым впечатлением был холод, но затем шелковая вода обняла его с неизбежным трепетом чистого удовольствия. Тонкий нейлон, казалось, не чувствовался. Я ринулась от скалы в спокойную глубокую воду, откинула волосы с глаз и поплыла к морю. Плыла упорно и с большой силой, стараясь не плескаться. Из воды отвесные скалы казались даже массивнее под ночным небом. Я направилась прямо в открытое море, ориентируясь по гряде скал справа. Вскоре я была на уровне того места, где стояла с зажигалкой. Дальше гряда гор расколота и разрушена в линию груд и башенок. Когда я миновала укрытие внутреннего залива, ветер усилился. Пена собиралась у подножий скал и то и дело белый барашек шлепал солью меня по губам. Там, где я плыла, близко к скалам, подъем и падение воды на них было ощутимым. Я проплыла еще пятьдесят ярдов или около того, затем остановилась и отдохнула на воде, затаив дыхание, как только могла, и стараясь смотреть и слушать.

Сейчас больше, чем когда-либо, я чувствовала свежий ветер с берега. Он летел над водой, принося резкий привкус вербены и тысячу крепких сладких запахов цветов. Хотелось бы знать, не вызовет ли ветер течений, которые затруднят возвращение на берег, если придется это сделать…

Я больше не видела каяка… если в действительности это его я видела. Возможно, его отнесло немного к берегу, и черный силуэт растворился в темноте восточного мыса. Хотя, раз ветер дует с берега, это маловероятно. Даже для того, чтобы удержать каяк от дрейфа в сторону моря, им надо было либо бросить якорь, либо работать веслами. Я напряглась и вгляделась в движущуюся шепчущую темноту. Как и прежде, она была полна звуков, которых стало еще больше, чем казалось с берега, когда я была изолирована воздухом от приглушенной и ревущей жизни моря. Сейчас все заглушил плеск воды о нагромождение скал справа…

А время летело. И я права. Лэмбис не предпринимает никаких попыток войти в залив. А зачем ему? Чтобы найти каяк, я должна оставить линию гряды и переплыть открытый залив, ориентируясь на конец мыса.

Я колебалась там, разгребая воду, страшно не хотелось плыть, даже от холодного укрытия, в неизвестную темноту открытого залива. Полагаю, нет ничего так навевающего одиночество, как море ночью. Я зависла в черной воде, вдруг напуганная. Я осознавала только, что сзади – чужая страна, где я себя глупо вела и где глупость не сработала. И что передо мной бесконечное, пустое, безразличное море. Но делать нечего. Я должна плыть. И если их там нет, должна вернуться… Я вздохнула и поплыла в сторону от гряды гор, неуклонно направляясь в сторону моря, к смутным очертаниям мыса, месту, где лежит в дрейфе каяк. Я плыла быстро. Возможно, понадобится десять минут, чтобы доплыть на расстояние легкого оклика. И примерно через десять минут он поднимет якорь и уплывет…

Полагаю, я одолела не более тридцати ярдов, когда до меня резко донесся другой звук, уже не моря. Стук, безошибочно и близко, металла по дереву. Звук лодки. Но он доносился не спереди, а справа, дальше из моря. Я остановилась, снова разгребая воду, осознавая теперь, что у меня сильно бьется сердце. Мимо проплыла линия пены. Море шумело. Я находилась внутри огромной ревущей раковины, качалась в отражающемся смятении шума, словно эхо в пустой пещере. Подо мной на много морских саженей внизу пульсировали и гудели органные трубы моря. Глубокий страх, одиночество и смятение вливались в меня холодной струей. Но я не осмелилась колебаться. Если это не он, то я, возможно, опоздала. Сейчас я должна попытаться крикнуть… Но если это не он…

Затем я увидела лодку, безошибочно и близко. Лодка, смутные очертания, темная на фоне темноты. С ее медленно и глубоко опускавшихся весел стекает белая пена. Нет огней. Ни звука, за исключением скрипа уключин, которые уловило мое ухо. Со стороны моря. Значит, это все-таки ведет лодку Лэмбис, без сигналов. Несомненно, решил разведать гряду, прежде чем повернуть в открытое море к Афинам.

Я опустила голову, сделала ныряющий поворот и поплыла самым быстрым кролем обратно к гряде. Моя рука схватилась за скалу, я всплыла на поверхность, ухватилась и повернулась у груды камней. Я пересекла курс лодки. Она все еще к морю от меня, но приближается к берегу. А сейчас она сравнялась со мной, неясно вырисовывается между мной и звездами. Я смахнула воду с глаз, сильнее схватилась за скалу и позвала очень тихо: «Эй, там, на лодке! Моряк!» Тишина. Продолжает плыть. Должно быть, ветер ухватил мой голос и закрутил его в бурлящей воде. Проплывает мимо и скоро затеряется в темноте. Я чувствовала, как волны от нее качают меня, поплыла, пытаясь ухватиться за нее. Но волны отнесли меня назад и вверх к моей скале. Трещина дала мне возможность снова ухватиться рукой, затем проскользнуть ногой. Я поднялась над водой и предоставила ей держать меня там, распростерлась у скалы, где мое тело казалось бы бледнее. Я не осмелилась оставить скалу, боялась, что меня смоет. Снова крикнула, не думая о том, как громко, и на сей раз скала подхватила мой крик и жутко отдала эхом над черной водой. «Эй, там, на лодке! Эй!»

Резкий треск дерева по дереву, и лодка понеслась быстрее. Высокий нос склонился, закачался и направился прямо в мою сторону. Я издала легкий всхлипывающий звук облегчения. Все кончено. Это Марк. Никакая другая лодка не вошла бы в этот залив, вдоль этой опасной гряды, в неосвещенной тишине. Только несколько минут, и мы с Фрэнсис будем в безопасности на борту, и будет… Он вырисовывался прямо надо мной, развернулся, и весла стали бить по воде. Лодка закачалась, проскользнула мимо, пошла обратно. Я услышала восклицание, полуудивленное, полуиспуганное. Я позвала мягко: «Все в порядке. Это я, Никола. Я плавала в море. – Тишина. Лодка застыла. – Марк…»

Вдруг неожиданно вспыхнул свет, ненормальный и ослепительный, как маяк. Прямо у меня над головой две огромные лампы повисли в воздухе. Лучи, сходящиеся в мерцающем кольце, упали вниз на воду, на меня. Меня ослепили, пригвоздили, удержали, поразили светом и лишили возможности двигаться или думать. Полагаю, я закричала, прильнув к скале, и в тот момент я услышала греческий крик с лодки. Но у меня не было времени прислушиваться. Меня охватил страх чисто инстинктивно, и уже прежде, чем он двинулся, я нырнула в темноту, вырываясь из освещенного пространства.

Я услышала, как весло ударило скалу, когда он запустил им, а нос лодки повернулся. Свет следовал за мной. Я видела, в этой острой немедленной вспышке ужаса, что это – рыбацкая лодка, слишком маленькая для каяка, но темнота скрывала это до сих пор. Слишком таинственная, правда, для того, чтобы посчитать ее обычной. И думаю, я узнала, чья это лодка с фонарями.

Следующая секунда подтвердила мою догадку. Шум разорвал ночь. Нет, это не одна из безобидных лодочек, которые каяк буксирует в море. Это лодка с мотором. Как у Стратоса. Да, лодка Стратоса. Я услышала, как он закричал: «Вы? Я это знал. А Джозеф?» Сейчас он там стоял, ярко освещенный, у фонарей, и шестизубая острога сияла, когда он бросил ее вниз, прямо на меня.