Текст книги "Песня орла"

Тут Линет побледнела как полотно, стиснула до боли пальцы и в первый раз за время рассказа прикрыла глаза, словно пытаясь отогнать от себя ужасные картины. Разумеется, она знала, что Озрик дядя и Райсу, и Марку, знала она и то, что человек, владеющий субфеодом, полученным от отца, сын какого-то старого сакского лорда, но никогда ни один человек не намекнул ей, что замок достался графу Годфри путем уступки таких огромных и богатых земель.

Райс хорошо видел и стиснутые пальцы, и побелевшие губы, а потому не дал Линет времени оформить свой вопрос в слова и быстро продолжил.

– Третья же клятва – а именно ее, учитывая тогдашние обстоятельства, скорее всего намеревался нарушить Годфри – касалась брака младшей дочери лорда – Морвены и передачи ей в пожизненное владение, равно как и ее будущим детям, всех южных приграничных земель.

– Матери Марка?! – Восклицание Линет было не вопросом, а, скорее, страстной мольбой развеять же наконец эту ужасную тьму, затрагивающую и ее прошлое и настоящее.

Райс опустил голову и, нежно взяв руки девушки в свои, тихонько пожал их.

– И Морвена стала жить в замке Рэдвелл как жена Годфри, но он наотрез отказался освятить этот союз благословением церкви. Когда их сыну исполнилось уже пять лет, твой отец неожиданно был призван королем Вильгельмом в Нормандию, ко двору. Прошел год или немногим больше, и Годфри вернулся в Рэдвелл с уже беременной женой-норманнкой.

– Беременной мной! – Линет мучительно захотелось спрятать пылающее лицо в ладони, и она непременно сделала бы это, если бы Райс не сжимал ее руки в своих. Глаза принца постепенно заволакивала печаль. – И поэтому отец привез вместе с мамой и Миару! Ведь меня ждали, правда?

Что мог ответить на эти жалкие вопросы Райс, уже давно проклинавший себя за обещание рассказать эту слишком печальную историю?

– Так вот почему маленькому Марку всегда было со мной так неуютно, ведь это я выжила его из родного дома! – вырвалось у Линет под грустным и сожалеющим взглядом Райса.

– Слава Богу, это было не так. – Райс обрадовался, что может хотя бы немного облегчить боль Линет. – Морвена, конечно же, была немедленно удалена в свои владения на южной границе – где живет и поныне, – но Марк оставался в замке еще долго, до тех пор пока твоя мать, обезумевшая от невозможности выносить здорового живого сына, не стала подозревать его Бог знает в чем. Посчитав, что именно присутствие подвижного шумного Марка мешает ей выносить ребенка, она упросила твоего отца отослать мальчика куда-нибудь. К тому же Марку было уже пора учиться военному искусству, и Годфри отправил его на выучку к норманнскому двору.

Итак, первый вопрос был разрешен, но в мозгу Линет бешеной каруселью закружились еще десятки новых вопросов.

– Теперь ты видишь, почему, когда я брал тебя в заложницы, я даже не уточнил, какие именно земли требую взамен. Твой отец прекрасно знает, что мне нужны лишь те территории, которые он поклялся оставить за моей матерью и ее наследниками. И наверное, понимаешь, почему я не поверил его клятвам, касающимся меня, если он нарушил даже те, что дал старому Сайварду на Святом Кресте.

Но Линет уже не поражали рассказы о злых деяниях отца, поскольку она убедилась в его непорядочности тогда, когда он покушался на жизнь Райса, и страшнее этого для нее уже не было ничего. Голову ее теперь занимали иные вопросы.

– Но я не понимаю, почему отец, так легко нарушивший клятву, данную матери Марка, так долго не нарушал обещания о землях твоей матери?

– О, старый сакский лорд был далеко не так прост! Сначала твой отец произнес свои клятвы перед ним и тремя детьми устно, но затем Сайвард призвал священника, который записал их, и Годфри был вынужден подписаться, безусловно рассчитывая, что впоследствии не составит труда уничтожить пергамент. Однако Сайвард предусмотрел и это. Он отдал подписанные бумаги юному Озрику с указанием спрятать их в надежном месте, откуда, тем не менее, их будет легко достать, если Годфри все же нарушит клятвы. И если это случится, то документ будет немедленно отправлен самому королю, который, как тебе известно, строго следит за исполнением рыцарских обещаний.

– Но почему же этого не сделали, когда обманули Морвену и Марка? – Добравшись наконец до самых темных уголков пугающего прошлого, Линет хотела теперь распутать каждый узел и свести все с концами.

– Зачем, когда брак с твоей матерью был освящен церковью и на свет ожидали появления младенца? – Улыбка Райса была слишком циничной. – Я немного помню те отчаянные письма, что слала нам Морвена, но на них обращали мало внимания, ибо только что, разрешившись Гранией, в мучениях умерла моя мать. Отец же, в свое время женившись на ней только из традиции брать в супруги сакских наследниц, никоим образом не имел права вмешиваться в дела наследства своей свояченицы. К сожалению… – Принц, словно от душащей его безысходности, тряхнул головой, но взял себя в руки и продолжил: – Не мог он и апеллировать к норманнскому королю, ибо документа о клятвах никто не видел, а вокруг ходили только смутные слухи. Да и к тому же, даже объявись этот пергамент, сам король не в силах был бы расторгнуть узы, наложенные церковью, а один из детей неминуемо стал бы считаться незаконным. И, конечно, ни саксы, ни уэльсцы совершенно не сомневались, что норманнский король в такой ситуации объявит незаконным не еще не рожденного младенца благородной норманнской девицы, а мальчика смешанной крови. Словом, женитьба твоего отца лишь усилила позиции Озрика, который, являясь хранителем документа, ждал момента, чтобы пустить его в ход – как заносят топор над головой жертвы.

Линет понимающе кивнула. – Так вот почему Алан был послан в учение не к королю, как подобало бы положению его отца, а к вассалу. К Озрику…

Райс без тени улыбки молча прикрыл глаза.

– О, ты ответил на многие вопросы, которые я даже не решалась задать… – Голос Линет в тишине пустой залы звучал отчетливо и ясно. – Мне даже стало понятно, почему отец согласился выдать меня за этого… сакса.

Райс медленно покачал головой.

– Увы, хотя на первый взгляд это и понятно, но на самом деле все не так просто. Видишь ли, письменные клятвы имеют свою силу как оружие лишь до тех пор, пока жив священник, их составивший. А отец Бертран умер на исходе этой зимы. Именно его смерть развязала твоему отцу руки настолько, что он рискнул занять Абергель… Алан тоже был вызван домой неспроста… Правда, бедному мальчику пришлось поплатиться за это двумя неделями заложничества… Словом, я полагаю, что Годфри решил, будто старый документ отныне безопасен. Кто поверит притязаниям сакса, когда прошло уже столько времени? Должно произойти чудо, не иначе.

– Но ведь отец в самом деле намеревался обручить меня с Озриком! Я просто уверена в этом! – Смущаясь, Линет все же настаивала на своем утверждении, и брови ее то разлетались, то соединялись в каштановую ровную линию.

– В этом я не сомневаюсь, – снова со злой усмешкой подтвердил Райс. – Сомневаюсь я лишь в том, что тому причиной старинный пергамент.

И его дальнейшие объяснения повергли девушку уже в окончательное смущение и удивление.

– Я видел Озрика на флангах недавнего побоища у Абергеля – он не принимал в битве ни малейшего участия. Думаю, что твой отец выставил его участие в битве со мной – его родным племянником! – самым главным условием вашей помолвки. В противном случае Годфри никак не мог бы рассчитывать на помощь сакса: такие люди, как Озрик, не прощают оскорблений. А отец твой нанес их ему за последнее время уже дважды – во-первых, отозвав Алана с намерением сместить наставника и, во-вторых, отказав ему в твоей руке в первый раз.

Райс умолк, внимательно наблюдая, как на открытом личике Линет отображаются все ее раздумья, а перед полуприкрытыми глазами встают образы людей давно знакомых, но о которых она так мало знала. Успокаивать девушку принц по-прежнему боялся и посчитал за лучшее не вдаваться более ни в какие подробности, равно как и оставаться с Линет наедине. Осторожно отпустив ее руки, он быстро поднялся.

– Я должен пойти проверить людей, несущих стражу на восточной границе, – и с этими непонятными словами Райс вышел из дома не оглядываясь, так как боялся увидеть смертельно раненные его уходом медовые глаза.

С уходом принца Линет охватила даже не тоска, а жгучий страх за него, ибо могучий Уэльский Орел улетел туда, где поджидало его слишком много опасностей и бед. Упорство и гнев отца Линет знала слишком хорошо, и теперь она была абсолютно уверена, что он ни за что не отступится от своей цели увидеть принца Гриффина мертвым.

Но если несколько дней назад она могла реально что-то предпринять для спасения жизни возлюбленного, то теперь ей оставалось лишь молча и покорно ждать.

Глава 12

– Мы выглядим премилой парочкой! – слова Линет были ничуть не ядовитее обычных насмешек Райса. Одетая все в то же затрапезное домашнее платье, девушка уселась посередине деревянной скамьи напротив Грании, которая сидела сгорбившись, как будто она растеряла свою удивительную энергию.

День еще только начинался, но Оувейн уже снова явился в дом, чтобы опять увести Райса. Стычки на границе Рэдвелла и страны кимеров продолжались, то затухая, то вспыхивая вновь. Линет, знавшая, что отец скорее погибнет сам, чем отступится от намерения покончить с принцем Уэльским, заставила себя не думать об опасности, или же ее постоянными спутниками в течение долгих часов, а может, и дней будут тревога и ненужные слезы. Те же чувства испытывала и Грания, и всю долгую бесконечную ночь обе женщины провели в страхе за жизнь любимых и в тоске о несбыточной любви.

– Я восторгаюсь твоим решением вернуться в Ньювид-Фарм, несмотря на запреты Райса и даже Оувейна. – Линет решилась заговорить об единственном предмете, способном сейчас хотя бы как-то оживить Гранию. Она и действительно преклонялась перед ее силой воли и желанием во что бы то ни стало соединиться с любимым, родство с которым возвело между ними преграду, пожалуй еще более непреодолимую, чем между Линет и Райсом.

Поначалу Линет наивно удивлялась, почему эта пара просто-напросто не добьется папского разрешения на брак, но потом поняла, что это было далеко не так просто. Во-первых, вряд ли у них были деньги, чтобы купить это разрешение, а во-вторых, среди уэльсцев, в отличие от норманнов, слово папы едва ли являлось законом вообще, и потому, даже несмотря на высочайшую милость Рима, народ кимеров никогда не будет смотреть на союз мачехи с пасынком как на законный.

Грания тяжело подняла черные глаза, но в них не промелькнуло ни теплоты, ни энтузиазма. В свой последний короткий визит Оувейн ни разу не обратил на нее свой синий взгляд и не сказал ей ни слова; так продолжалось с того самого времени, как Грания, нарушив требования и брата и пасынка, все-таки перебралась на жительство в Ньювид-Фарм.

– Оувейн поклялся, что покинет дом сразу же после моего там появления, а сделал еще хуже! Он оставил там все свои вещи, но старается просто не замечать ни меня, ни Дэвида. Он уходит, когда я еще сплю, а возвращается лишь тогда, когда мы уже легли, – и неважно, сколько часов я просижу у очага в ожидании его возвращения.

Глаза Линет сурово потемнели, ведь она и сама точно так же страдала от холодности Райса; еще час назад она выбежала в зал, чтобы хоть на мгновение увидеть его в кровавой предрассветной дымке, – но напрасно! Лишь завидев ее, Райс резко поднялся и вышел, не подарив ей ни единого взгляда.

– И все же… – Линет снова обратилась к Грании своим самым мягким, самым задушевным тоном, – добиваясь своей цели, ты проявляешь такое мужество, о котором я и не мечтаю! Хотела бы я так храбро требовать любви у Райса!

Грания посмотрела на девушку таким бездонным, таким черным взглядом, что Линет на мгновение показалось, что на нее смотрит сам принц.

– Но я все еще ничего не добилась!

– А твоя железная воля? – тут же отозвалась Линет.

– Воля… Впрочем, у меня есть один план. – И Грания почти с ненавистью посмотрела на свои дрожащие пальцы, бесцельно постукивающие по голому столу. – Если уж Оувейн решил дома лишь ночевать – а смятые простыни в его спальне говорят о том, что он все же когда-то спит, – то я стану ждать его прямо там, в спальне! в темноте! в постели!

Правда, опытная Грания знала, что такая тактика еще не обязательно должна привести к окончательной победе, а в лучшем случае явится лишь первым шагом к ней, но ей было нечего терять. Однако, взглянув на заалевшее лицо юной норманнки, она поняла: надо все-таки объяснить девушке, что за любой триумф обычно приходится платить весьма дорого.

– Делая свой выбор, я знаю, на что иду и что нарушаю, и до тех пор, пока Оувейн не обручится со мной, – а он этого, пожалуй, не сделает никогда, ибо такой брак есть великий грех, – он будет постоянно терзаться бесчестьем, нанесенными его гордости, его достоинству, его имени. Я, разумеется, знаю, что этот упрямый дурак любит меня ничуть не меньше, чем я его, но вот только я не боюсь ради нашей любви опозорить свое честное имя…

– О! – Линет посмотрела Грании прямо в лицо. – Как я тебя понимаю! И, знаешь, проведя столько ночей в безумных мечтах, я пришла к такому же решению. – И, увидев закаменевшее при этих ее словах лицо Грании, Линет горячо принялась настаивать на своем решении. – Да-да, я с радостью воспользуюсь такой же возможностью хоть сегодняшней ночью! Неужели я уйду в монастырь, так и не насладившись его объятиями и ласками? Подумай: всего одна, одна ночь любви и тепла, а затем вечное холодное одиночество…

Сердце Грании дрогнуло от нежности к этой самоотверженной малышке, и она поклялась про себя, что поможет ей, чем только сможет.

– И даже то, что ребенок, рожденный мной от твоего брата, не сможет стать наследником, – даже это не остановит меня теперь! Я буду любить малыша, и, как сын Райса, он будет достаточно силен, чтобы самому пробиться к славе, к удаче, как сделал, например, мой единокровный брат! – На ее янтарных глазах заблестели слезы. – Впрочем, что толку в моей решимости! – у меня нет твоей отчаянной храбрости, да и к тому же Оувейн любит тебя, и это облегчает дело. А Райс видит во мне, увы, лишь интересного собеседника, быть может, но уж никак не желанную женщину.

– Ты не права. Просто брат, как никто, умеет скрывать свои чувства – талант, который не раз спасал ему жизнь за долгое пребывание в стане врагов. Теперь этот же дар дает ему возможность уберечь и тебя и себя от лишних сплетен.

Линет смотрела на Гранию завороженным взглядом, боясь что-нибудь переспросить, чтобы не развеять сладкую, но, возможно, обманчивую надежду.

Грания жестко усмехнулась.

– Он смотрит, смотрит на тебя неотрывно, но так, что ты и не замечаешь, смотрит с таким пламенем в глазах, с каким никогда не смотрел ни на одну…

– Так, ты считаешь, мой план выполним?!

И Грания, уже решившая все в своем сердце, ободряюще улыбнулась этому отчаянному вопросу:

– Давай-ка лучше посерьезней обдумаем наши планы.

Серебристые глаза хищно вспыхнули на пробившемся сквозь седой туман солнце. Близился полдень, и скоро должен был быть подан обед – время, как подумал Марк, самое подходящее для возвращения и для выполнения того дела, на котором так настаивали мать и дядя.

Он пришпорил своего вороного коня и пустил его галопом, чтобы как можно быстрей перекрыть расстояние меж краем леса и виднеющимся вдалеке подъемным мостом. Простучав копытами по деревянному настилу, конь Марка въехал во двор. Марк тотчас же спешился и, не теряя времени, прошел в зал, где сразу увидел предмет своей спешки.

– Марк! – Мрачный Алан, увидев брата, расцвел радостной улыбкой и побежал через весь зал ему навстречу.

– Ты вернулся! Значит, Линет нашлась?

Тайная любовь на мгновение растопила лед в глазах Марка, но он тут же печально и молча покачал головой.

– Но тогда ты снова поедешь на поиски, да? Марк, Марк, возьми меня с собой, ну пожалуйста! – Алан сыпал вопросами, не дожидаясь ответов, и заискивающе-робко гладил узкую руку брата.

– Я за этим и вернулся, Мышка. Знаешь, это просто нечестно оставлять тебя тут, когда все остальные мужчины заняты поисками. Хотя – но только между нами, ладно? – почти прошептал Марк, – я не верю, что Линет похищена или потерялась. Она вовсе не хочет, чтобы ее нашли, а потому никакие розыски никогда ни к чему не приведут.

Алан хмыкнул и признался брату в том, в чем не посмел открыться отцу, когда искали пропавшего Эдольфа:

– Я очень боялся, что отец спросит меня о Линет, но он не спросил, ну, я и не сказал ему ничего. А она сама рассказала мне, что хочет немного покататься верхом. И как я не заподозрил ничего, когда она вдруг решила взять Грома!

Брови Марка сдвинулись в одну линию.

– Грома?! – Исчезновение Линет еще никто не связывал с таинственной ночной скачкой дестриера. Но если теперь попробовать связать два эти факта, то выйдет, что, во-первых, здесь участвовал мужчина, ибо одной девушке невозможно оседлать тяжелого боевого коня, а во-вторых – подвигнуть ее на такой шаг могло лишь нечто сверхординарное и отчаянное. Если, конечно, не бабская глупость.

– Да, Грома. Но когда на следующее утро я увидел, что отец сам едет на нем, то успокоился и подумал, что Линет, конечно же, дома.

Марк нахмурился. Неужели он ошибся в своих предположениях и его единокровная сестра выехала на столь опасную ночную прогулку лишь для того, чтобы быть скинутой своенравной лошадью где-то в чащобах леса? И не лежит ли она теперь на сырой земле, покалеченная… или мертвая?

– Что-то случилось? – заволновался чуткий, как все дети, к малейшей смене настроений Алан.

– Все в порядке, Мышка! – Марк ласково взъерошил мягкие каштановые локоны брата и улыбнулся, ободряя заодно и себя. Разумеется, если Линет упала и расшиблась, ее непременно обнаружат; в конце концов, пустят по следу охотничьих собак. – И, тряхнув головой, Марк заставил себя не думать больше о девушке, которую и так никогда не мог полюбить.

– Слушай, а давай-ка мы сейчас просто улизнем в лес, и ты наконец сможешь мне показать твою знаменитую охоту без оружия, а?

Взрыв восторга последовал за этим заманчивым предложением, и Алан чуть не бросился брату на шею.

– О, неужели? Наконец-то! Давай же пойдем скорей! Ты сам все увидишь!

Вид мальчика, восторженно прыгающего с ноги на ногу, искренне рассмешил Марка.

– Ну если ты прекратишь этот удивительный танец, то мы сможем отправиться прямо сейчас.

В лесу, совсем неподалеку от того места, где маленький норманн расставлял силки, собираясь продемонстрировать брату свое уменье, человек, приказавший завлечь его в лес с весьма нехорошими намерениями, встречался теперь с другим заговорщиком. И в это же время еще один мальчик, двигавшийся неслышно и незаметно для обеих групп, внимательно наблюдал за обеими, не слыша, правда, при этом ни одного слова.

– Согласись, я обеспечил тебя весьма ценной информацией. – Улыбка Озрика была столь же лжива, как и лицо его собеседника.

– Информация, разумеется, ценная, но тебе-то она принесет куда больше. – Гаденькая улыбка зазмеилась в уголках губ принца Каудра.

– Охотно признаю сей факт. – Лицо сакса расплылось в улыбке. – Какой мне расчет уступать тебе большую часть?

Смех, раздавшийся в ответ и приглушенный густым кустарником, был отнюдь не безобиден, но Озрик решительно продолжил:

– Но я рад, что ты честно и откровенно согласился помогать мне, равно как и я тебе, в делах, идущих на пользу нам обоим.

Туман рассеялся и проглянувшее солнце неожиданно высветило седину на черноволосой голове, склоненной в вопросе. Тем не менее отвечать Каудр не торопился.

– У меня есть план, благодаря которому, соединив наши таланты и силы, мы добьемся цели, о которой оба мечтаем, – цели, которая обеспечит более чем роскошную добычу!

Итак, сакский лорд говорил, а Уэльский принц слушал. Затем они поменялись ролями, и сговор продолжался. Сделка была заключена лишь тогда, когда лес накрыли тени, а низкое солнце окрасило небо на западе всеми цветами – от нежно-розового до ярко-оранжевого.

Удовлетворение сияло в светлых глазах Озрика, когда он выехал к вечеру из леса; цель его была близка, так близка, что он уже ощущал ее острую сладость. Семена одной обиды взросли, и вот уже вспахана земля под другую. И пусть трудно будет казаться спокойным и равнодушным, пока она созреет, но плоды вознаградят его за долгое ожидание. А пока он будет срывать ее цветы, наблюдая, как растет страх Годфри…

Ничто, казалось, не могло нарушить злобной радости Озрика до тех пор, пока он не вошел в главный зал Рэдвеллского замка, – но тут его ждала совершенно непредвиденная вещь: за высоким столом, улыбаясь и болтая, сидели оба брата, Марк и Алан! Сакс сурово оглядел их обоих. Итак, этот дурак Марк потерял такую блестящую возможность убрать с дороги то единственное препятствие, которое, как с детских лет учила его Морвена, стояло на пути обладания им графством Рэдвелл! Упустив этот шанс, Марк поставил под удар и другого чертова племянничка, принца Кимерского. Озрику оставалось лишь отправиться к сестре и проследить, чтобы она как следует отчитала своего непутевого сына.