Текст книги "Сердце Феникса"

ГЛАВА 11

Януэль впервые созерцал кристаллы Священного Пепла. У Феникса Истоков они выглядели куда более простыми, чем обычные, их чернота была насыщеннее, чем у тех Фениксов из башни. Первое, что предстояло сделать юноше, – это рассортировать мельчайшие фрагменты по их форме и размеру. Пока он решил отказаться от того, чтобы установить с ними мысленный контакт, ограничившись работой с материей. Его руки тотчас приступили к акту творения, составляя три круга Завета, знаменующие три этапа Возрождения. Первый, внешний, круг, охватывавший остальные, превращался в бесчисленные языки пламени, которые излучало тело Феникса. Кристаллы второго круга обеспечивали придание Фениксу исходной формы. И наконец, внутренний, самый опасный круг был предназначен для воссоздания души Феникса, которую следовало укротить.

Поскольку у него не было возможности приготовиться к Возрождению, Януэль, решая, какой из кристаллов к какому кругу следует отнести, положился на собственный инстинкт. Он отключился от внешнего мира: гости, император и даже мэтр Фарель перестали существовать для него. Его дух управлял руками, а руки – кристаллами пепла. Когда кристаллы были разобраны и каждый из них занял свое место, Януэль закрыл глаза и насторожил слух. Звуки, издаваемые кристаллами Священного Пепла, удивили его. Они развивались с необычной, по сравнению с прежними, мощью и скоростью. Эти звуки напоминали рокот лесного пожара, приближающегося, как скачущий галопом конь, пожара, пожирающего все на своем пути.

Януэлю стало ясно, что, если немедленно не предпринять что-нибудь, дух его вспыхнет, как веточка, в этом пламени. Следовало переместить ярость Хранителя на иную территорию, отвести ее от себя, прежде чем вихрь захватит его.

Стиснув зубы, Януэль направил указательный палец левой руки на внешний круг и описал окружность, предписывая каждому кристаллу остановиться. Этот жест открывал Фениксу путь инкарнации. Мощная жаркая вспышка буквально взорвалась возле самого лица юноши, и тот невольно отпрянул. От круга потянулись первые языки янтарного пламени, стелившиеся над кристаллами; порой его жгучие щупальца касались Януэля. Юного фениксийца охватила паника. Он раскрыл глаза, намереваясь загасить их, но в последний момент удержался. Стоит только попытаться все остановить, и он приговорен. Нужно доказать Фениксу, что он готов страдать ради него. Несколько искр прожгли его одеяние, оставив на груди ожоги. Стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от боли, он вновь закрыл глаза.

К сожалению, кристаллы разрослись в сплошной огненный вал, из медной чаши, сделанной в форме раковины, вытянулась вверх колонна огня. Януэль погрузил туда руки, и тотчас понял, что Феникс оценил этот знак доверия. В этот миг фениксиец совершенно не чувствовал боли и мог управлять языками пламени. И все же огонь, в опьянении свободой почуяв близость поживы, несколько раз пытался, выбившись из колонны, полыхнуть и захватить подставку чаши. Неопытный фениксиец пожертвовал бы этими вспышками и загасил бы их, чтобы не рисковать, но Януэль не пошел на подобный шаг. «Нельзя гасить ни единой искры», – подумал он, в то время как его руки возвращали эти выбившиеся языки пламени в колонну.

А сама колонна все росла и росла и уже достигала сорока локтей в вышину. Ее свет заставлял жмуриться толпившихся на террасе гостей. Они были потрясены этим зрелищем. Януэль был изумлен. Магия Фениксов покорила его дух, на миг, равный биению сердца, он сам превратился в один из языков бушующего пламени, частицу одушевленного вихря жизни.

Переживаемое волнение лишило юношу остатков сдержанности. Он совершенно забыл, что этому Фениксу некогда довелось видеть зарю Миропотока, когда возникла лига фениксийцев. Он видел в нем не Хранителя, но жизнь, что вот-вот воплотится.

Рождение.

Он направил указательные пальцы в основание второго круга и очертил над ним крутую дугу. Этот жест творил тело Феникса, разошедшиеся пальцы вновь соединились, по огненной колонне пробежала дрожь, и раскат грома потряс террасу.

По рядам приглашенных прокатился гул. Колонна, извиваясь, разделилась на длинные пылающие дорожки, и в воздухе возникла гигантская птица. Януэлю не нужно было открывать глаза, чтобы понять, как прекрасен Феникс. Вначале проявились его крылья, сложившись подобно двум огромным пламенеющим полотнищам. Их размах достигал тридцати локтей. Золотое зарево осветило террасу настолько ярко, как если бы ночная тьма сменилась жгучим полднем. Затем проявилось удлиненное, окруженное рдеющими всплесками тело, лапы, походившие на растопыренные вилы, и хвост. Клюв напоминал сверхпрочный Огненный Клинок. Глаза, сиявшие словно рубины, узрели фениксийца.

Сам император задержал дыхание при виде подобного спектакля. Сам же Януэль, столь ничтожно маленький на фоне громадной огненной птицы, дрожал от нахлынувших чувств. По его щекам текли слезы, а волосы развевались, когда он обвел руками третий круг.

Встряхнувшись, Феникс вытянул шею, и в небесах раздался крик, исполненный неудержимой жестокости. Чужеземные посланцы бессильно рухнули в кресла, из ушей у них текла кровь. Дух Феникса ворвался в сознание Януэля, подобно урагану; именно в этот миг юноша понял, что его дара недостаточно, чтобы противостоять силе, которую не смог бы остановить ни один из его наставников. Черной проклятой силе…

Желчь.

Обычно Фениксы истребляли в себе это извечное пагубное чувство, послужившее причиной войны Хранителей. Ныне Януэль мог созерцать его изнутри, в своем мозгу, видя, как волны Желчи захлестывают со слепой яростью крепость его духа. Боль подсекла его, заставив опуститься на колени. Он сжал виски руками.

На террасе возникла неописуемая давка. Первыми по направлению к башне, где начинался спуск, устремились химерийцы, отрицавшие магию и относившиеся к своим жрецам не лучше, чем к рабам.

Не в силах терпеть страшный гул в ушах, император, пошатываясь, поднялся и бросил взгляд на мэтра Фареля. Застывшее в оцепенении лицо старца яснее слов сказало ему о неожиданном и вместе с тем неотвратимом поражении. И тогда повелитель империи Грифонов одним-единственным движением отдал приказ стоявшему перед ним рыцарю. Воспитанник фениксийцев был приговорен.

Выпустив поводок своего льва, рыцарь обнажил меч. Скорчившийся у его ног Януэль не реагировал. Все препятствия, возведенные в его душе с помощью упражнений Завета, были сметены. Дух Феникса восторжествовал над его мозгом, не встретив ни малейшего сопротивления. Прилив Желчи, заливавшей сознание Януэля, принес странные видения – это были полыхающие зарницы Истоков Времен, печальный, усыпанный пеплом пейзаж, гигантские скелеты Хранителей, исчезающие в пелене черной пыли. Он видел агонию Грифона, которому Феникс, изрыгнувший вспышку пламени, нанес смертельный удар, Пегаса, умиравшего после схватки с Единорогами, чувствовал запах подпаленной шерсти. Будто приподнялась таинственная завеса, за которой разыгрывались сцены войны Хранителей. Это бесконечно печальное зрелище лишило Януэля остатков сил. И он еще боялся, что его прошлое может помешать Возрождению… Несчастный глупец! Пришедший из глубины веков взрыв энергии, который невозможно было предвидеть, в мгновение ока смел стены, возведенные им для защиты. Волна Желчи возобладала над тщательно усвоенными приемами. Осознать это было невозможно.

Когда рыцарь занес над ним меч для удара, юноша даже не пошевелился. Он и представить не мог, что в тот самый миг, когда карающий меч должен был обрушиться на него, Феникс легким движением крыла смел рыцаря. Тот издал какой-то звук и, охваченный пламенем, рухнул на кого-то из гостей.

Давка сменилась паническим бегством. Грифийские придворные рванулись к башне, вход в которую преграждали трое вооруженных химерийцев, пропускавшие лишь своих собратьев. Охрана императора плотно сомкнулась вокруг него. Рыцари, вплотную окружившие трон, обнажили мечи. Двое из них были вооружены Огненными Клинками.

Фарель совершенно остолбенел. Всплеск Желчи, обрушенный Фениксом, был абсолютно непредсказуем. Легенды о чем-то подобном давно затерялись в лабиринтах прошлого. Он был не в силах поверить в то, что это происходит в реальности, что Януэль, к которому он относился как к собственному сыну, вот-вот испустит дух. Старый фениксиец, бледный, с сумасшедшим выражением глаз, понимал, что смерть неизбежна.

– Простите меня, мэтр Игнанс, – прошептал он в тот момент, когда рослый химериец с искаженным лицом сшиб его с ног.

За исключением двоих фениксийцев, Сен-Ден был, несомненно, единственным, кто понимал, что самое худшее еще впереди. Он вдохнул поглубже, перед тем как бросить клич, сзывающий Грифонов. Перед началом пира император повелел удалить их, чтобы не пугать приглашенных, а также не желая мешать ритуалу Возрождения.

Клич «Аскельон» с его заостренными переливами тона, легко воспринимаемыми человеческим ухом, эхом отдавался в окрестных горах, призывая Грифонов слететься к цитадели на защиту императора.

В этот миг Януэль со стоном выпрямился. Непонятно каким образом, дух Феникса там, внутри, внезапно затих, как если бы огненная птица вдруг решила пощадить его. Это позволило Януэлю несколько прийти в себя и оглядеться. По ноздрям хлестнул невыносимый запах сгоревшей плоти. Глаза, обожженные неистовым жаром, исходившим от Феникса, смогли сквозь дым разглядеть картину опустошения. Толпа приглашенных, отхлынув от громадного императорского стола, пыталась протиснуться в двери башни, где завязалась настоящая баталия. Лев, рухнувший возле обугленного тела рыцаря, жалобно стонал, а Сен-Ден парил между грозным, невероятных размеров Фениксом и императором с его охраной. Мэтр Фарель, морщась от боли, корчился на полу.

Внезапно сложив свои гигантские крылья, Феникс вдруг вытянул шею и дохнул огнем на Сен-Дена. Тело жреца вспыхнуло, как факел. Пламя задело его крылья, и он рухнул к подножию трона.

Лицо Януэля представляло собой сплошной ожог, будто он побывал в самом пекле. Дрожа всем телом, он пытался сообразить, что же делать. Ему казалось, что в груди его, под одеждой, пылают раскаленные угли. Каждый вдох заставлял его стонать от боли. Сжав кулаки, он напряг все силы, чтобы не рухнуть на пол.

Януэль понял, что Феникс вот-вот примется за императора с его рыцарями. Сделает ли он это намеренно или же, движимый внезапным импульсом, бросится в атаку на того, кто представлял для него наибольшую опасность? Этого юноша не знал. Он лишь почувствовал, что остается один-единственный шанс разом спасти и Феникса-Хранителя, и монарха. Правда, для него, Януэля, это было смертным приговором, но в этой ситуации его жизнь больше ничего не значила. Ему уже никогда не исправить того, что случилось, но он использует малейшую отсрочку, чтобы совершить эту последнюю попытку, проверить пришедшую на ум догадку. Одна мысль о предстоящем уже была мукой, и все же то, что он намеревался предпринять, могло получиться. Если удастся освободить Феникса от воздействия Желчи, его жертва будет не бессмысленной. Тогда как смерть императора вновь ввергнет империю в хаос, и она сделается легкой добычей для Харонии. Поэтому Януэль должен отдать свое тело во власть Феникса, сделаться футляром для него.

Единственным решением было Великое Объятие.

Мэтр Фарель уверял, что никто из фениксийцев не в состоянии выжить после Великого Объятия с Фениксом, существующим от Истока Времен. И все же смерть в этом случае не означала поражения. Хранитель будет скован, сам Януэль исчезнет, но его сердце, питаемое Фениксом изнутри, останется жить и будет сохранено лигой как реликвия.

Следовало действовать как можно скорее. Огненная птица уже медленно нависала над троном, взмахивая крыльями, глаза ее впились в императора и его охрану. Десять рыцарей ордена Льва готовились бросить вызов Хранителю, спустив на него хищников. Движимые древним страхом, львы издавали жуткое рычание.

Януэлем овладело странное спокойствие. Тяжкая завеса, за которой покоились его воспоминания о прошлом, о пережитом некогда ужасе, вдруг исчезла. Он всегда чувствовал себя виновным в том, что ему удалось остаться в живых, в то время как его мать погибла под клинками коварных убийц. И вот теперь ему представился случай оправдать случившееся своей смертью, достойно воссоединиться где-то там, далеко, со своей матерью. Учение Завета утверждало, что душа праведников сливается с ветром, становится дыханием, волной, что вольно перемещается в Миропотоке. Януэлю раньше часто казалось, что мать превратилась в едва слышный шелест, который порой слышался в его снах и вел его по жизни. Мысль об этом стала для него светлым источником, к которому он приникал всякий раз, когда его одолевали сомнения в будущем. И вот в тот момент, когда Феникс Истоков в сиянии, подобном солнечному, взвился над императором, Януэль безраздельно принял мысль о смерти.

Он помнил ту смешанную со страданием радость, что овладевала им во время Великого Объятия в Алой Башне. Миг, когда Феникс проникал в тело, чтобы слиться с ним, был чрезвычайно болезненным. Кровь буквально превращалась в кипящее масло, так что хотелось просто вырвать из груди сердце, ставшее пылающим углем, и этому желанию было трудно противостоять. Януэль живо помнил обо всем этом, но в сей роковой час он почерпнул новые силы в воспоминании о неповторимой близости, возникавшей между учеником и Фениксом…

Теперь или никогда.

В страстном порыве он погрузил руки в Священный Пепел, зачерпнул пригоршню и поднес ее к лицу. Этот открытый и искренний контакт являлся необходимой прелюдией к Великому Объятию. Это был знак Фениксу, что юноша готов самоотверженно служить ему, не питая никаких надежд.

Януэль тотчас почувствовал, как душа Феникса встрепенулась и вновь стихла, стремясь завладеть сознанием своего восприемника. Он опустился на мраморный пол, прижав ладони к вискам. Никакие метаморфозы не могли сравниться с этим древним жертвенным посланием фениксийцев их Фениксу. Два духа плавились в едином горниле.

Януэль застонал, но стон замер на его губах, так как в этот момент Желчь коснулась его души. Он надеялся, что Великое Объятие истребит Желчь, погасит ее разрушительный напор, но он ошибся. Феникс расправил крылья и торжественным движением сомкнул их над императором и его свитой.

С пламенем Хранителя могла сравниться лишь убийственная мощь вулканической лавы. В мгновение ока десять лучших рыцарей империи приняли смерть. Доспехи превратились в расплавленный металл, мечи увяли, как цветы, а тела превратились в пепел.

Единственное, о чем успел подумать император в тот миг, когда он понял, что все пропало, – это была Харония. С его смертью пробьет последний час борьбы против харонцев. Монарх, возложив обе руки на эфес своего меча, с которым он одержал столько блистательных побед, погиб, не проронив ни единого звука.

В глубине души юный фениксиец ощутил смерть императора как собственную, мысленно он разделил его последние муки. По его, Януэля, вине бесславно исчез один из величайших правителей Миропотока. Почему же не исчезает он сам? Почему Великое Объятие еще не испепелило его?

По его лицу, плечам и спине стекали капли пота, но, что странно, он больше не чувствовал боли. Напротив, казалось, что Феникс наконец признал власть юноши, переполнявшая его Желчь иссякла. Огненная птица начала понемногу сдавать под напором леденящего ветра с гор Гордока. Януэль не осмеливался поверить в это. Шквал унес языки пламени, окружавшие Феникса, унес навстречу слетавшимся издалека Грифонам. В лунном свете оперение Хранителей империи отливало серебром. Всем размахом своих крыльев они ощутили смерть императора и теперь, рассекая небо, мчались к его убийце.

К Януэлю.

Он закрыл глаза и сжался, не в силах двинуться с места. Его тело больше не принадлежало ему. Его била жестокая дрожь, его сердце разверзлось и, вместив в себя Феникса Истоков, вновь сомкнулось.

Внезапно по его спине скользнула чья-то рука, он выпрямился. Попытался что-то сказать, но из пересохшего горла донесся лишь жалобный стон.

– Нужно бежать, – прошептал незнакомый хрупкий голос.

Януэль, сглотнув ком в горле, слабо откликнулся:

– Учитель?

– Фарель приказал мне спасти тебя.

Лихорадочный жар спутал все мысли юноши, парализовав его энергию. Таинственный спаситель поддержал его и резко поставил на ноги.

– Идем, – повторил незнакомец. – Мужайся. Не то Грифоны атакуют нас.

Януэль, не слыша его, что-то пробормотал, покачав головой. Из последних сил он открыл глаза и увидел перед собой дверь, ведущую в башню. И все погасло.

ГЛАВА 12

Вначале Януэль, не открывая глаз, ощутил лишь ласковое прикосновение руки, поглаживавшей его лоб. Рука нежно, как волна, прошлась по бровям, затем поднялась к волосам. Он хотел заговорить, но из пересохших губ не вылетело ни звука. Тем временем он понял, что от его тела исходит тепло, и, напрягшись, вспомнил, что отныне в его сердце заключен первородный Феникс.

– Ты пылаешь, – донеслось до него издалека.

– Воды… – Он едва сумел выговорить это слово. Несколько капель упоительно-свежей воды упало на его губы.

– Не беспокойся, теперь мы в безопасности, – произнес чей-то голос.

Януэль не ответил. В этот момент между ударами своего сердца он различил биение сердца Феникса. Этот приглушенный ритм для него сейчас был дороже всей музыки Миропотока.

– Я слышу его, – сказал он.

– Да?

– Феникса… в моем сердце.

Внезапно незнакомец, поглаживавший его лоб, замер. До них донесся отдаленный шум.

– Грифоны, – произнес он. – Они ищут нас…

Януэль понемногу начал приходить в себя, несмотря на мучивший его жар.

– Мэтр Фарель… Где он?

– Не знаю. Он остался там, на террасе, чтобы мы смогли бежать.

Януэль с неимоверным усилием приподнялся, опершись на локоть, и открыл глаза.

Он находился в каком-то алькове, погруженном в полумрак, сквозь задернутый полог пробивался лишь бледный луч света. Чуть повернувшись, он разглядел своего спасителя.

Это была женщина.

Из Драконии.

Ее лицо, обрамленное длинными шелковистыми темными волосами, напоминало полную луну. Характерная для обитателей Драконии бледность лишь подчеркивала фиалковую синеву огромных глаз. На ней была туника коричневого шелка, на плечи накинут тяжелый темный плащ. Януэль заметил черные кожаные сапоги до колена. Меж округлых грудей висел медный медальон с отчеканенным профилем юноши.

Рядом лежала дорожная сумка из замши и ножны, откуда отблескивали серебром два клинка, вставленные крест-накрест. Они были сделаны из рога Единорога.

– Близнецы, – заметила девушка, слегка касаясь их рукой, – принадлежали самкам Единорога из племени Аль-Рези.

Януэль прекрасно представлял себе ценность подобного оружия. Заполучить рог Единорога можно было лишь в редких случаях, да и то после его смерти. Однако что же это за девушка, которая, прежде чем назвать свое имя, говорит о своем оружии?

– Как вас зовут? – выдохнул он. – И кто…

– Шенда. Меня зовут Шенда. Мэтр Игнанс велел мне позаботиться о тебе.

– Он просил об этом женщину из Драконии?

– Меня для этого и наняли.

Юный фениксиец прищурился. Когда-то давно он напрочь отвергал саму мысль о том, что можно сделаться вооруженным наемником. Для этих мужчин и женщин честь имела лишь один цвет – цвет золота.

– Мы подождем, пока ты сможешь подняться и идти, – сказала она.

– Идти куда?

– Фарель хотел, чтобы я проводила тебя в столицу в мэтрам Огня.

– Но… но ведь император умер! – возразил Януэль. – Зачем идти?

– Это ты убил его, Януэль. Ты его убийца.

Последние слова откликнулись в нем волной дрожи, прокатившейся по телу. Он ни на миг не допускал возможности бежать из крепости. Пока он еще не знал, почему Желчь столь внезапно переполнила Феникса, но понимал, что происшедшее не может быть вменено ему в вину. Ни один фениксиец не смог бы держать под контролем это Возрождение. Несомненно, существовало какое-то объяснение тому, что случилось, но без его, Януэля, помощи никому не удастся понять причину трагедии.

– Послушайте, Шенда, дело не в том, чтобы бежать и спрятаться. Те, кто управляет империей, должны выслушать меня. Я расскажу им всю правду, и мы вместе попытаемся понять, что же произошло. Не забывайте, что…

Быстрым движением Шенда зажала ему рот. Он было решил, что она хочет задушить его, но понял, что ошибается: там, за пологом, загрохотали тяжелые шаги.

– Ни слова больше, – прошептала она ему на ухо.

Януэль молча кивнул. Ему хотелось осторожно выскользнуть наружу, но эта рука на его губах вдруг пробудила в нем какое-то прежнее воспоминание. После смерти матери ни одна женщина не касалась его вот так. Смущенный этой мыслью, он вслушался: шаги постепенно удалялись и наконец затихли.

– Точно, это служитель, – заметила Шенда, убирая руку.

В ее взгляде появилось жесткое выражение.

– Послушай меня в свою очередь, фениксиец. Фарель настаивал, что тебе необходимо добраться до столицы. Если тебя схватят, то несомненно заключат в тюрьму, а, по его мнению, это худшее, что может с тобой произойти. Словом, во что бы то ни стало ты должен присоединиться к лиге.

– Но вы не принадлежите к фениксийцам и даже не знаете, о чем говорите.

Твердо ухватив его за подбородок, она приблизила к нему глаза:

– Мальчик мой, боюсь, что это ты не понимаешь. Ради тебя Фарель пожертвовал собой. Ты прав, я не принадлежу к лиге. Но твой наставник принял верное решение. Если ты попадешь в руки имперских властей, невозможно предсказать, что они с тобой сделают. Приближенным императора необходимо как можно скорее найти виновного в его смерти и наказать, иначе империя погрузится во мрак и хаос. Поразмысли сам… Они могут воспользоваться этим поводом и обвинить во всем фениксийцев. У тебе есть лишь одна возможность доказать свою невиновность.

– Что значит «мэтр Фарель пожертвовал собой»?..

– Ну да. Еще неизвестно, чем все для него закончится. Ему придется утверждать, что ты действовал по собственному побуждению, что тебя, несомненно, подкупили харонцы. Пока ты на свободе, ваши противники не могут доказать обратного. Вот что сейчас важно.

Януэль сник:

– Таким образом, свои же избрали меня в качестве идеального виновника случившегося, чтобы обезопасить лигу.

– Вот именно.

– Что ж, все пропало.

– Нет, не забывай, что лига хочет сохранить тебе жизнь. Тебя обвинили во всем лишь для того, чтобы выиграть время, и фениксийцы вовсе не заинтересованы в том, чтобы тебя схватили. Конечно, это достаточно опасная игра, но у Фареля не было иного выбора.

– Что с ним стало?

– Не знаю. Может быть, они задержат его и пустятся искать тебя. Или будут его пытать и затем казнят, чтобы успокоить послов.

Януэль, дрожа всем телом, обхватил голову руками.

– Самое трудное еще впереди, Януэль. Крепость оцеплена Грифонами. Ускользнуть отсюда смог бы лишь самый изощренный преступник империи… Идешь ли ты со мной? Сумеешь ли сделать все, что возможно, чтобы покинуть эту проклятую крепость?

В мыслях Януэля царил разброд. Он до сих пор не мог поверить в то, что выпавшая на его долю чудесная возможность осуществить Возрождение Феникса Истоков обернулась настоящим кошмаром. На что же ему решиться? Послушаться своей интуиции, подсказывающей, что он должен покончить с этим маскарадом? Достаточно отдернуть полог и сдаться первому появившемуся охраннику. Но остаются мэтр Фарель и Феникс. Первый рискует собственной жизнью, чтобы дать своему ученику шанс ускользнуть. Второй заключен в его сердце, и, если имперские власти решат казнить его, Януэля, Феникс погибнет. В этих обстоятельствах юноша лихорадочно пытался обрести точку опоры, решить, стоит ли продолжать жить. Возможно, жизнь его еще может обрести смысл, если удастся бежать из крепости с помощью этой незнакомки и добраться до мэтров Огня, чтобы открыть им всю правду.

Он поднял взгляд на Шенду:

– Что ж, веди меня в столицу. И скажи, для чего…

Она нахмурила брови:

– Что ты хочешь спросить?

– Для чего тебе рисковать своей жизнью? Ради золота? Обычно подданные Драконии предпочитают мечу перо.

Она, отбросив упавшую на лицо прядь, сухо бросила:

– Это тебя не касается.

– Напротив. Я хочу понять, можно ли доверять тебе.

– Лига мне платит достаточно, чтобы я взялась защищать тебя.

Януэль понимал, что это вовсе не единственная причина, но счел за лучшее не настаивать. Он не питал никаких иллюзий: без помощи этой женщины у него нет ни малейших шансов спастись и достичь Альдаранша.

Поднявшись, она сбросила плащ и принялась закреплять на спине ножны со своим магическим оружием. Януэль заметил, что у нее мало сходства с субтильными соотечественниками: ее рост в шесть раз превышал длину ступни, талия была упругой и соразмерной фигуре, ее тело являло собой тончайшую гармонию между женственной округлостью пропорций и натренированной мускулатурой. Внимание Януэля, казалось, удивило ее и позабавило. Подобрав плащ, она скрепила его на плечах двумя застежками.

– Как ты себя чувствуешь? – задала она вопрос, едва он встал на ноги.

– Неплохо, – пробурчал он.

На самом деле, как только он выпрямился, боль сжала его виски. Борясь с головокружением, он оперся на стену. Ноги его подкашивались, но все же он почти пришел в себя. Стиснув зубы, он признался:

– Не думаю, что смогу бежать.

– Охотно верю, – заметила она, выглядывая наружу. – Путь свободен, поспешим.

– Подожди!

– А, ты решил обращаться ко мне на «ты»?

У Януэля это вышло не намеренно. Он пожал плечами и спросил:

– Куда ты собираешься идти?

– К покоям, отведенным гостям. Послы в панике собираются отбыть как можно скорее, я хочу присоединиться в этой сутолоке к кому-нибудь, кто сможет помочь нам. В любом случае нам не удастся уйти незамеченными. Я рассчитываю лишь на то, что нас обнаружат не сразу.

– Но прежде чем мы доберемся до гостевых апартаментов, придется пройти несколько этажей.

– У тебя есть другое предложение?

– Может, лучше смешаться со слугами?

– Я думала об этом, но они все знают друг друга. Ночью я в этом убедилась. Ну все, следуй за мной, – приказала она, поднимая полог.

Неверными шагами фениксиец направился за Шендой. Они оказались в просторной спальне, по углам которой располагались еще четыре алькова, похожих на тот, что они покинули. В комнате были две двери, одна из них выходила на север, а другая на юг. Девушка выбрала вторую.

– Здесь лестница, которая ведет на кухню для прислуги, – уточнила она, нажимая на железную задвижку.

Дверь отворилась, перед ними открылась узкая лестница, уходящая куда-то во тьму. Снизу донесся звук, напоминающий журчание ручья. Шенда достала из ножен клинок подлиннее и, заткнув его за подкладку плаща, начала спускаться. Молчаливая и гибкая, как пантера, она едва касалась ступенек. В темноте Януэль было потерял ее из виду, но тут она дотронулась до его рукава, прошептав:

– Я здесь…

В конце спуска лестница упиралась в бронзовую дверь. Та была прикрыта так, что образовалась тонкая светящаяся щель. Девушка собрала волосы на затылке, закрепив их черной шелковой лентой, и приникла ухом к двери.

– Никого…

В кухонном помещении площадью пятьдесят на двадцать локтей над остывшими кастрюлями еще витал запах чеснока и солонины.

– Прихватим что-нибудь поесть, – прошептала спутница Януэля.

Они обшарили кухню, обнаружив глиняные сосуды и бочки с вином. В свете факелов Януэль нашарил несколько яблок, репу и головку сыра, обернул все это тряпкой и опустил за пазуху.