Текст книги "22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка"

Михаил Алексеевич Алексеев
22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР»

Автор выражает благодарность за оказание помощи и поддержку при подготовке к изданию монографии Александру Ивановичу Колпакиди, Олегу Владимировичу Каримову, Юрию Владимировичу Григорьеву, Сергею Вадимовичу Чертопруду, Виктору Борисовичу Леушу, Владимиру Петровичу Шишову, Тамаре Дмитриевне Михайленко, Владимиру Николаевичу Егорову и Геннадию Владимировичу Потапову

© Алексеев М., 2020

© ООО «Маг Сервис», 2020

© ООО «Издательство Родина», 2020

Предисловие

Освещение советской военной разведкой планов нападения фашистской Германии на Советский Союз целесообразно рассматривать в сложном контексте международный отношений периода, предшествовавшего июню 1941 г., а также учитывая то обстоятельство, что только за вождями двух стран оставалось последнее слово начинать или не начинать боевые действия, а если развязывать войну, то в какие сроки.

Более того, Гитлер сам определял те цели, которые должны быть достигнуты военным путем и объекты нападения, и тем самым давал начало оперативным разработкам штабов видов вооруженных сил по подготовке боевых действий, отслеживая все этапы этой подготовки, внося коррективы в ее исполнение. Честолюбивые интересы фюрера отождествлялись с государственными интересами Германии. Это привело к тому, что многие важные стратегические решения принимались в угоду личной амбиции Гитлера, хотя они были заведомо нецелесообразны с военной и политической точки зрения и требовали необоснованных издержек людских сил и материальных средств.

Сталин же, исходя из своего видения международной обстановки, существовавшей на этот момент расстановки сил и своих представлений о геополитических интересах СССР, пытался, с одной стороны, обеспечить безопасность советского государства и отсрочить неминуемый момент втягивания страны в войну, а с другой стороны, старался извлечь максимальную выгоду из участия в союзах.

Вооруженное столкновение Германии и Советского Союза было неизбежно. Однако, этому предшествовала политика взаимных уступок и обоюдных выигрышей, когда каждая из сторон рассчитывала в краткосрочной (и даже среднесрочной) перспективе на лояльность на данный момент партнера по отношению к проводимой ею внешней политике (вплоть до применения военной силы против третьих стран) и когда каждая из сторон стремилась занять более выгодные позиции в преддверии будущей войны.

Представляется неправильным видеть прямую линию от зарока Гитлера в «Майн Кампф» двинуться на Восток – «Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке… Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены»[1]1
  Гитлер А. Моя борьба (перевод с немецкого). С комментариями редакции «ОДА». Каунас. Без года издания. С. 562.


[Закрыть] – до принятия окончательного решения приступить к операции «Барбаросса». Идеологическая составляющая – «Русский большевизм есть только новая, свойственная XX веку попытка евреев достигнуть мирового господства»[2]2
  Там же.


[Закрыть], – не могла не присутствовать во внешней политике Гитлера, но она подчинялась меняющимся политическим обстоятельствам и окончательно выкристаллизовалась только весной 1941 г.

1.1 «Там стоит гриф “секретно”, домой я не могу взять книгу, а на работе не могу читать, работой нужно заниматься…»

(реплика К.А. Мерецкова на совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА, проходившего 14–17 апреля 1940 г.)

Существуют три уровня ведения разведки. Это стратегическая разведка, оперативная разведка и тактическая разведка. Накануне 22 июня 1941 г. стратегическую разведку организовывало и вело Разведывательное управление Генерального штаба РККА, оперативную разведку – штабы военных округов, тактическую разведку или войсковую разведку, разведку переднего края (собственно общевойсковая разведка) – организовывали и вели штабы полков – дивизий, специальная разведка родов войск (артиллерийская, танковая, химическая, инженерная и связи), а также разведка, которую организовывали и вели военно-топографическая, военно-санитарная и военно-ветеринарная службы РККА.

Стратегическая разведка является высшей формой разведывательной деятельности, от эффективности которой зависит жизнеспособность государства. Круг задач, решаемых стратегической разведкой в рассматриваемый период, выглядел следующим образом;

«Стратегическая разведка, добывая нужные материалы, изучает вооружённые силы государства, планы действий его вооружённых сил, группировку войск на фронте, промышленные, финансовые и научные возможности противостоящей страны, состояние сельского хозяйства, внутреннюю и внешнюю политику правящих кругов, политическое и моральное состояние населения, стратегические резервы страны как в отношении людских ресурсов, так и во всех областях. Изучение этих материалов способствует разработке плана войны и необходимых мероприятий по выбору направления главного удара.

В военное время ведение стратегической разведки усложняется и данные, добываемые ею, в значительной степени дополняются сведениями, полученными в результате работы органов оперативной и тактической разведки, проводимой непосредственно на полях сражений»[3]3
  Подполковник Ф. Давыдов. Разведывательная работа офицерского состава и штабов // Сборник «Войсковая разведка». Вып. № 6. 1944.


[Закрыть].

К 1940 году военная стратегическая разведка была существенно ослаблена, что являлось следствием репрессий предшествовавших годов, которые затронули разведку, равно как и весь кадровый состав РККА.

Как следовало из Справки-доклада начальника Управления по начальствующему составу РККА Наркомата Обороны СССР Е. А. Щаденко от 20 марта 1940 г.: «… 1937–1938 годы в связи с очисткой армии было арестовано, исключено из партии и, таким образом, выбыло из РККА 35000, в том числе 5000 политсостава… Правда, из этого количества за 2-ю половину 1938 года и 1939 год восстановлено в партии и возвращено в армию 12000 командиров, это несколько смягчило, но не устранило остроты положения с кадрами»[4]4
  Известия ЦК КПСС. – 1990, № 1. – С.177.


[Закрыть].

«Репрессии (Приложение № 1) нанесли серьезный удар и по руководителям зарубежных органов и агентуре, что и сказалось на дееспособности военной разведки накануне войны, когда она должна была работать особенно эффективно – напишет много лет спустя первый заместитель начальника ГРУ (1978–1989 гг.) генерал-полковник А.Г. Павлов. – В результате репрессий многое из того, что удалось подготовить для работы в военное время, было разрушено, намеченные к проведению мобилизационные и оперативные мероприятия почти перестали проводиться. Восстановление утраченного и завершение подготовки к работе в военное время, как известно, дело сложное, требующее высокого профессионализма и значительного времени. К сожалению, времени до начала войны осталось немного, а пришедшие в разведку неопытные кадры просто не умели делать необходимое, да еще в быстром темпе. Эти и другие обстоятельства послужили причиной ряда серьезных провалов в разведывательных зарубежных организациях на начальном этапе войны.

Репрессии крайне отрицательно сказались на настроении и деловых качествах уцелевших, да и вновь пришедших кадров. Они были запуганы, скованы в работе, избегали принимать самостоятельные и ответственные решения»[5]5
  Павлов А.Г. Советская военная разведка накануне Великой Отечественной войны // Новая и новейшая история. 1995. № 1. – С. 49–60.


[Закрыть].

В систему военной разведки стали массово приходить новые, молодые офицеры без специальной подготовки и опыта практической разведывательной работы за рубежом и в войсках.

Кадровая разведчица М.И. Полякова[6]6
  Полякова Мария Иосифовна (пс.: Милдред, Гизела, Вера).
  27.03.1908-Санкт-Петербург – 07.05.1995-Москва.
  Еврейка. Из рабочих. Подполковник. В Советской Армии с 1935. Член компартии с 1943.
  Окончила Школу РУ РККА (январь 1935 – январь 1936). Владела немецким, французским и английским языками.
  Училась в Германии и Англии, где в торгпредствах СССР работали ее родители (1921–1925). С 1925 – в Москве. Работала в КИМе и Коминтерне (1925–1932). Вступила в комсомол в 1927, принята Бауманским райкомом ВЛКСМ.
  Помощник нелегального резидента в Германии (1932–1934), нелегальный резидент РУ в Швейцарии (1936–1937). Покидая страну, «передала» своих людей Ш. Радо. Награждена орденом Красной Звезды (17.06.1937) «за выполнение специального задания Правительства». Старший лейтенант (19.06.1936).
  В центральном аппарате РУ штаба РККА – ГРУ Генштаба ВС СССР (1937–1941), состояла в распоряжении Управления, вводила в курс дела новых сотрудников, которые приходили на смену репрессированным, работала в подразделениях военно-технической и военной разведки. Старший помощник начальника 1‐го отделения 3‐го (военной техники) отдела (июль 1939 – сентябрь 1940), 2‐го отделения 4‐го отдела (сентябрь 1940 – июнь 1941).
  «В конце 1938 года М. Полякову неожиданно пригласил на беседу бригадный комиссар И. Ильичев – заместитель начальника управления. Он поинтересовался, откуда она пришла в Разведуправление, с кем работала в КИМе (Косарев к тому времени уже был арестован), что думает об аресте ее отца и брата…
  В конце беседы Ильичев приказал дать письменные ответы на все его вопросы и добавил: “Все дела в отделе передадите майору Большакову. Мы будем увольнять вас из армии. Мы не можем держать вас на разведывательной работе”.
  …После мучительных раздумий Полякова решила написать личное письмо наркому обороны К. Ворошилову, которое и оправила в Кремль утром, оформив его литерной (то есть секретной) почтой, на что имела право.
  Через несколько дней в ее кабинете раздался телефонный звонок. Помощник Ворошилова сообщил, что “Климент Ефремович прочитал ее письмо, просит не волноваться и продолжать работать”…».
  Участник Великой Отечественной войны. Старший помощник начальника 3‐го отделения 2‐го отдела РУ Генштаба Красной Армии (с июня 1941). Осенью того же года готовилась стать нелегальным резидентом в Москве, в случае захвата столицы гитлеровцами. Всю войну работала на европейском направлении. В январе 1943 представлена к награде «за отличную организацию агентурной разведки на территории противника». Заместитель начальника 7‐го отдела 1‐го управления ГРУ Красной Армии.
  Преподавала в специальном учебном заведении военной разведки (1946–1956).
  С 1956 в отставке.
  Награждена орденом Отечественной войны II‐й ст. (1945), Красной Звезды (1937), «Знак Почета» (1943).
  Лота В. «Альта» против «Барбароссы». Указ. соч. – С. 45.


[Закрыть], пережившая чистки, вспоминала:

«Вернулась я из командировки осенью 1937 года. Не застала в управлении ни Павла Ивановича (Я. К. Берзина. – М.А.), ни моего начальника и учителя Оскара Стигги. Не застала я и Н. В. Звонареву, которую успела хорошо узнать и полюбить. О ней мне сказали: уволилась, где-то работает, а где, не знаем. В кабинете Стигги сидел командир с двумя шпалами. Это был А. А. Коновалов. Мы поздоровались. Он сказал, что надеется, что я выйду скоро на работу, так как некому разбирать и отправлять почту отдела. На мой вопрос, когда мне докладывать начальству, он ответил: “Пока начальства нет наверху, а мне вы доложите по ходу дела. Завтра в Кремле вас ожидает награждение орденом. Поздравляю вас, пропуск заказан, явиться в 12 часов”. Я обещала ему после обеда прийти на работу. Меня охватило чувство полного одиночества. Дело в том, что специфика моей работы держала меня в полной изоляции и я знала все эти пять лет только трех человек и фотографа. На душе было тяжело, я не могла понять, что происходит, и я не знала, кого можно спросить об этом. И награде своей как-то не могла радоваться. Было ясно, что представили меня к ордену мои “исчезнувшие” начальники. Я даже догадывалась за что.

Получив на другой день награду, я пришла в управление. А. А. Коновалов, еще раз поздравив меня, сразу же отвел в комнату напротив и, показав три больших сейфа, сказал: “Принимай это хозяйство по описи, получи расписание почты и действуй. Мы уже многим задолжали с ответами”. Эти простые слова меня встряхнули. Я вспомнила сразу, что в сейфах дела живых людей, что они ждать не могут, что им нужно руководить, помогать им. Познакомилась с товарищами в отделе, в основном это были командиры, окончившие академии, но языков и нашей работы не знали. Не знал ее и А. А. Коновалов. …»[7]7
  Лурье В.М., Кочик В.Я. ГРУ: дела и люди. – СПб., 2002. – С. 70.


[Закрыть].

Ветеран военной разведки генерал‐майор В. А. Никольский[8]8
  Никольский Виталий Александрович
  18.05.1910-д. Ясенево Одоевского уезда Тульской губернии – 2002-Москва.
  Русский. Из семьи сельского дьяка. Генерал‐майор (10.05.1961). В Советской Армии с 1932. Член компартии с 1937. Окончил инженерный факультет Военно-химической академии им. К.Е. Ворошилова (1932–1937).
  Помощник начальника химической службы 43‐й стрелковой дивизии (1937–1938).
  В РУ РККА – РУ Генштаба Красной Армии: в распоряжении (март – май 1938), проходил обучение в ЦШПКШ при Управлении (май – ноябрь 1938), старший помощник начальника 6‐го отделения 3‐го (военно-технического) отдела (май 1939 – декабрь 1940), 1‐го отделения 7‐го (приграничной разведки) отдела (декабрь 1940 – ноябрь 1941), заместитель начальника 1‐го отделения 2‐го отдела РУ Генштаба РККА.
  Участник Великой Отечественной войны. Старший помощник начальника отдела, начальник 3‐го отделения РО штаба 10‐й армии Западного фронта (ноябрь 1941 – апрель 1942), начальник оперативного пункта отдела, старший помощник начальника 2‐го (агентурного) отделения РО штаба Западного фронта (апрель – август 1942), начальник 2‐го (агентурного) отделения РО штаба Юго-Восточного, Сталинградского фронтов (август – декабрь 1942), помощник начальника 4‐го отдела 2‐го управления ГРУ Красной Армии (декабрь 1942 – апрель 1943), начальник западного направления, заместитель начальника 2‐го (агентурного) отдела (апрель 1943 – май 1945) РУ Генштаба Красной Армии. «Работая в разведорганах с начала Отечественной войны, тов. НИКОЛЬСКИЙ много приложил сил и энергии в общее дело разгрома немецких оккупантов под МОСКВОЙ. Работая начальником 3‐го отделения РО штаба 10 армии, а потом начальником оперативного пункта Западного фронта, правильно организовал специальную разведку вследствие чего штаб фронта всегда был в курсе тактических и оперативных резервов противника перед фронтом, а также знал коммуникацию противника. В настоящее время тов. НИКОЛЬСКИЙ, работая начальником 2‐го отделения РО штаба ЮВФ, проявляет мужество и отвагу в деле организации радиофицированной агентуры в тылу противника (за 15 дней посадил 2 радиофицированных точки)… За короткое время сумел подобрать кадры для необходимого ведения агентурной разведки, умело организовав их подготовку для выполнения специальных заданий» (из Наградного листа, 15.09.1942).
  В 1944 руководил подготовкой поляков – добровольцев, которые поступили в распоряжение РУ Генштаба Красной Армии. Их обучение велось на базе в Сосновом бору Москвы. В середине того же года созданные там группы стали перебрасывать в Польшу.
  Работал в ГРУ Генштаба ВС СССР (1945–1947), заместитель начальника РУ штаба Центральной группы войск в Австрии (1947–1955). «В Австрии активно велась агентурная разведка, ею руководил заместитель начальника управления опытнейший полковник Виталий Александрович Никольский. Ряд наших разведывательных пунктов находились в Вене. Нашим офицерам удалось завербовать немало агентов» (генерал-лейтенант Е.И.Малашенко, бывший сотрудник этой резидентуры). Среди них: работник Государственного архива Австрии Ганс Нильке, дипкурьер МИД Австрии Франс Крафт, унтер-офицер охраны верховного комиссара Франции в Австрии и др. Но как отметил Е.И. Малашенко «были у нас неудачи и случаи провала», так предателем оказался сотрудник резидентуры П. Попов, работавший в Вене до 1954.
  Ответственный сотрудник центрального аппарата ГРУ Генштаба ВС СССР (1955–1956), заместитель начальника РУ штаба ГСВГ (1956–1958), начальник направления Управления оперативной разведки ГРУ (1958–1960).
  Военный, военно‐морской и военно-воздушный атташе при посольстве СССР в Швеции, резидент военной разведки (октябрь 1960 – июнь 1963), курировал работу крупного агента Стига Венерстрёма («Викинг»). Покинул страну после его ареста.
  Начальник факультета Военно-дипломатической академии Советской Армии (1963–1968), контрольный редактор в Воениздате МО СССР (1968–1990).
  С мая 1990 на пенсии.
  Награжден двумя орденами Красного Знамени, Отечественной войны I‐й ст., тремя орденами Красной Звезды, медалями.


[Закрыть], пришедший в Разведупр в 1938 г. с должности помощника начальника химической службы дивизии, писал об обстановке, которую он застал в управлении:

«К середине 1938 года в военной разведке произошли большие перемены. Большинство начальников отделов и отделений и все командование управления были арестованы. Репрессировали без всяких оснований опытных разведчиков, владевших иностранными языками, выезжавших неоднократно в зарубежные командировки. Их широкие связи заграницей, без которых немыслима разведка, в глазах невежд и политиканствующих карьеристов явились “корпусом деликти” – составом преступления – и послужили основанием для облыжного обвинения в сотрудничестве с немецкой, английской, французской, японской, польской, литовской, латвийской, эстонской и другими, всех не перечислишь, шпионскими службами. Целое поколение идейных, честных и опытных разведчиков было уничтожено. Их связи с зарубежной агентурой прерваны.

В результате сталинской “чистки” почти вся разведывательная сеть за рубежом была ликвидирована. К немногим, действующим нелегально, сотрудникам относились с подозрением. Даже донесениям таких суперразведчиков, как Рихард Зорге, не верили, считая их двойными агентами, предателями, провокаторами. Сообщения о подготовке фашистской Германии к войне, начавшие уже в то время поступать в Центр, рассматривались как инсинуации британских спецслужб, преследовавшие цель столкнуть нас с немцами.

На должности начальника управления и руководителей отделов приходили новые, преданные родине командиры. Но они были абсолютно не подготовлены решать задачи, поставленные перед разведкой. В Центральном комитете партии считали, что в разведке, как, впрочем, и повсюду, самое главное пролетарское происхождение, все остальное может быть легко восполнено. Такие мелочи, как понимание государственной политики, уровень культуры, военная подготовка, знание иностранных языков, значения не имели. Это давало возможность проникать к руководству нашей “интеллигентной службой” случайным людям, ставящим корыстные, карьеристские интересы выше государственных, или просто добросовестным невеждам. Из них особенно отрицательно проявил себя И.И. Ильичев[9]9
  Ильичев Иван Иванович
  14 августа 1905, деревня Навопоки Калужской губернии – 2 сентября 1983, Москва – советский разведчик и дипломат, генерал-лейтенант (1943).
  Родился в семье сторожа железнодорожных мастерских. С 1912 – 1916 учился в городской приходской школе, затем – год в калужском «выше-начальном училище». В 1919 поступил на работу учеником столяра электромеханических мастерских службы движения станции Калуга (январь 1919 – октябрь 1924).
  Избран ответственным секретарём месткома профсоюза железнодорожников станции Калуга (1925). Вступил в ВКП(б) в том же году. С мая 1926 г. работал заведующим экономическим сектором, ответственным секретарем губернского комитета ВЛКСМ в Калуге, членом оргбюро РК ВЛКСМ по Западной области и заведующим деревенским отделом в Смоленске (апрель – август 1929).
  В августе 1929 выдвинут на руководящую комсомольскую работу в армию. Служил старшим инструктором по комсомольской работе в политуправлении Белорусского военного округа (сентябрь 1929 – ноябрь 1931), военным комиссаром 81‐го стрелкового полка 27‐й стрелковой дивизии в Витебске.
  Слушатель Военно-политической академии имени Толмачева в Ленинграде, (с мая 1934 по май 1938). На последнем курсе был исключен из партии, но после постановления ЦК ВКП(б) о перегибах восстановлен. Его сын вспоминал: «На последнем курсе он возглавлял парторганизацию сухопутного факультета, и был исключен по доносу агента или “помощника” НКВД о посещении отцом в середине 20-х годов какого-то собрания троцкистов. … С отцом беседовал сам Сталин, который … сказал по поводу его исключения из ВКП(б): “Мы знаем, что Вас исключили из партии… Партия ошиблась – партия исправляет эту ошибку”».
  С мая 1938 – исполняющий должность начальника отдела политической пропаганды, переименованным в политотдел Разведывательного управления РККА. С 15 июня 1938 – начальник политотдела. С 6 сентября 1940 – заместитель начальника Разведупра ГШ КА по политической части. С 17 июля 1941 – военный комиссар Разведупра ГШ КА, с 16 февраля 1942 – военный комиссар Главного разведывательного управления ГШ КА.
  Временно исполняющий обязанности начальника ГРУ КА с 28 августа 1942, начальник ГРУ КА (с 24 августа 1944).
  Первый заместитель начальника (с 9 июня 1945), заместитель начальника ГРУ (с мая 1946).
  Резерв назначения Комитета Информации (КИ) (с 28 февраля 1948).
  С 22 октября 1949 числится в распоряжении 2‐го Главного управления ГШ,
  откомандирован в распоряжение Комитета Информации, заместитель председателя КИ с оставлением в кадрах вооруженных сил.
  Работа в центральном аппарате Министерства иностранных дел СССР.
  В 1949–1952 – заместитель политического советника Советской контрольной комиссии в Германии и главного резидента КИ.
  В 1952–1953 возглавлял дипломатическую миссию СССР в ГДР.
  Верховный комиссар (1953–1955), после вывода союзных войск – посол СССР в Австрии (с 13.06.1953 по 31.03.1956).
  В 1956 – заведующий отделом Скандинавских стран (1956), 3‐м Европейским отделом (1956 – 1966) МИД СССР.
  В 1966–1968 – посол СССР в Дании.
  С 1968 работал в центральном аппарате МИД, в 1975 г. вышел в отставку.
  В запас из Вооруженных сил увален 19 августа 1958 по болезни.
  Награды: Орден Ленина, Орден Октябрьской Революции (14.08.1975),
  Орден Красного Знамени, Орден Кутузова I‐й степени, Орден Отечественной Войны I‐й степени, два Ордена Красной Звезды (1940, 1944)., два Ордена Трудового Красного Знамени, югославским Орденом «Партизанская звезда» 1‐й степени (1945), польским Орденом «Крест Грюнвальда» 3‐й степени (1946).
  Похоронен на Кунцевском кладбище.


[Закрыть].

Будучи начальником политотдела управления, он рассматривал как потенциальных “врагов народа” всех старых сотрудников разведки, а созданную ими агентурную сеть полностью враждебной и подлежащей поэтому уничтожению»[10]10
  Никольский В. А. Аквариум-2. – М., 1997. – С. 39 – 40.


[Закрыть].

Когда репрессии в Управлении уже пошли на убыль, а именно 5 марта 1939 года, вспоминала М.И. Полякова, Ильичев докладывал начальнику Политуправления РККА Л. Мехлису: “Я лично считаю, что очистка Управления не закончена. Никто из руководства Управлением этим вопросом по существу не занимается. Орлов по-прежнему на этот вопрос смотрит сквозь пальцы. Видимо, неправильно докладывает Народному Комиссару”»[11]11
  Лурье В.М., Кочик В.Я. Указ. соч. – С. 70.


[Закрыть].

«Уже в середине 1938 года, – отмечал В.А. Никольский, – перед руководством управления во весь рост встала настоятельная задача подготовить новые кадры зарубежной агентуры, но для этого требовались годы упорной работы. Очевидно, наши начальники не вполне понимали это. Да у них и не было достаточно времени, чтобы использовать свои способности и возможности. В период с 1937 по 1941 год, как в калейдоскопе, мелькали руководители «секретной» службы РККА Берзин, Урицкий, вновь Берзин, Никонов, Орлов, Гендин, Проскуров, Ильичев, Голиков, Панфилов и опять Ильичев. За четыре года девять человек сменили один другого на должности, требующей, как нигде, преемственности, громадного объема конкретных знаний, авторитета в армии. Отсутствие у тех, кто занимал руководящие посты в разведке, уверенности в том, что они не будут завтра арестованы как “враги народа”, парализовывало инициативу, создавало атмосферу перестраховки, желание оградиться визами и резолюциями руководства НКО и других директивных инстанций, тормозило работу, вызывало недоверие к получаемой из-за рубежа информации».

«Работа в аппарате управления, в том числе и в отделе военно-технической разведки, в котором я состоял, носила самый разнообразный характер. – Пишет Никольский об обязанностях, которые ему пришлось выполнять, и о трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться. – Мы подбирали людей для зарубежной работы, руководили выделенной нам агентурной сетью, обобщали информационные материалы, получаемые из-за границы. Поскольку эти материалы были главным образом по военной технике, нам приходилось для их оценки поддерживать контакты с ведущими научными учреждениями. Участок служебной деятельности был новый, опыт отсутствовал. Хотелось не ударить лицом в грязь, сделать все как можно лучше. Но практической помощи ждать было не от кого. Наши начальники, как правило, сами были новичками. На свои посты они попали, можно сказать, по воле случая и знали разведывательное дело не больше подчиненных. Незначительные сложности часто ставили нас в тупик. Очевидно, поэтому стилем работы были “ночные бдения”. Рабочий день не лимитировали, он продолжался в зависимости от обстоятельств 12–14 часов в сутки, а иногда и более. В этом свете все стремившиеся найти в разведке легкую жизнь, полную романтики и авантюр, жестоко разочаровывались и быстро отсеивались. Оставшиеся упорно овладевали новой специальностью по таким “авторитетным” пособиям, как книги Марты Рише “Моя разведывательная работа”, Макса Ронга “Разведка и контрразведка”, отдельным заметкам возвратившихся из командировок нелегалов Бронина, Кинсбургского, Мильштейна и других. Иных пособий не было. Все написанное ранее руководителями нашей службы до 1938 года было изъято, как измышления “врагов народа” и их приспешников. Поэтому на практике приходилось руководствоваться главным образом здравым смыслом и зачастую “изобретать велосипед”…

Нужно заметить, что к 1940 году в военной стратегической разведке не осталось ни одного старого кадрового сотрудника. На руководящих постах вместо репрессированных профессионалов высокого класса… находились скороспелые выдвиженцы, в свою очередь менявшиеся, как узорчатые картинки в калейдоскопе…»[12]12
  Никольский В. А. Аквариум-2. – М., 1997. – С. 39 – 40.


[Закрыть].

Утверждение, что «в военной разведке не осталось ни одного старого сотрудника», безусловно, преувеличение, однако не далекое от истины. Однако ожидать больших успехов в ранее неизвестной деятельности, которая делалась, исходя из здравого смысла, не приходилось.

Тем не менее, сохранившиеся кадры разведчиков в Центре и за рубежом, оставшаяся агентура продолжали добывать важную военную и военно-политическую информацию.

14 апреля 1939 года заместителем наркома обороны СССР – начальником Разведывательного управления РККА был назначен комдив Иван Иосифович Проскуров[13]13
  Проскуров Иван Иосифович
  05(18).02.1907-с. Малая Токмачка Бердянского уезда Таврической губернии, ныне Запорожской области Украины – 28.10.1941-пос. Барбыш, ныне Самарской области.
  Украинец. Проскуров, по-видимому, очень сознавал свое украинское происхождение. Заполняя личное дело во время военной службы, он указал украинский язык, как первый, а русский, как второй.
  Из рабочих. Генерал-лейтенант авиации (04.06.1940). Герой Советского Союза (21.06.1937). В РККА с 1931. Член компартии с 1927. Окончил 5 классов Железнодорожной школы в Запорожье (1914–1919), рабфак Сельскохозяйственного института в Харькове (октябрь 1927 – май 1930), 7-ю военную школу летчиков им. Сталинградского Краснознаменного пролетариата (апрель 1931 – январь 1933).
  Работал в литейном цехе завода им. Ф.Энгельса в Запорожье (1919–1922), в домашнем хозяйстве, батрачил (1922–1923). Вступил в комсомол (1923), избирался секретарем райкома ЛКСМУ, работал помощником вагранщика на заводе № 4 им. Ф.Энгельса (1923–1926), был председателем районного секретариата профсоюзов сел Хортица и Токмаковка (1926–1927).
  После рабфака учился в Харьковском институте механизации и электрификации (сентябрь 1930 – апрель 1931).
  Летчик-инструктор 1‐го разряда авиационной бригады Военно-воздушной академии им. проф. Н.Е.Жуковского (январь 1933 – май 1934), службу проходил в подмосковных городах Монино и Серпухов. Командир тяжелого бомбардировщика 23‐й авиационной бригады тяжелых бомбардировщиков, базировавшейся в г. Монино Московского ВО (май 1934 – январь 1935), командир отряда 89‐й эскадрильи тяжелых бомбардировщиков там же (январь 1935 – январь 1936), командовал той же эскадрильей (январь – октябрь 1936). 25–30.10.1935 в составе советской делегации побывал на Международном авиационном слете в Румынии в Бухаресте, принимал участие в состязании в качестве командира самолета. 19.08.1936 он был награжден именными золотыми часами за доставку в рекордный срок (28 часов 10 минут) запасных частей в Хабаровск, для самолета В.П.Чкалова.
  Находился в специальной командировке в стране «Х» (Испания) (октябрь 1936 – июнь 1937). Возглавлял 1-ю интернациональную бомбардировочную эскадрилью ВВС Испанской республики. Летчик этой эскадрильи К.Т.Деменчук много лет спустя писал: «Иван Иосифович был личностью незаурядной. Большого ума, на редкость душевный и отзывчивый человек, он пользовался общей любовью».
  В июне 1937 И. И. Проскуров был отозван в Советский Союз. Нарком обороны маршал К.Е. Ворошилов направил И.В. Сталину представление на присвоение семнадцати военнослужащим звания Героя Советского Союза. В шестом пункте указывалось:
  «Ст. лейтенант ПРОСКУРОВ Иван Иосифович. Командир отряда 89 тяжелобомбардировочной авиационной эскадрильи. В Испании командир эскадрильи СБ. Награждён орденом “Красная Звезда” в 1935 г. и орденом “Красное Знамя” 02.01.1937 г. Налёты скоростных бомбардировщиков республиканской авиации на аэродромы, станции и склады, другие объекты противника производились без прикрытия истребителями и в большинстве случаев сопровождались самостоятельными воздушными боями, которые самолётам СБ приходилось вести с истребителями противника. В этих трудных условиях т. ПРОСКУРОВ выполнил 46 боевых полётов продолжительностью свыше 120 часов, из коих большинство по объектам (целям), расположенным в глубоком тылу противника и защищённым зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Этими налётами противнику были нанесены громадные потери на его аэродромах – сожжены и разбиты десятки самолётов, на железнодорожных путях и станциях – уничтожены многие воинские эшелоны, и на фронте – выводилась из строя и деморализовывалась живая сила мятежников. Во всех этих многочисленных боевых операциях т. ПРОСКУРОВ обнаруживал исключительное мужество, спокойствие и выдержку. Его самолёт не раз оказывался пробитым осколками снарядов зенитной артиллерии и пулями истребителей. Тов. ПРОСКУРОВ пользуется заслуженной репутацией исключительно смелого, хладнокровного и храброго бойца и командира». И.В. Сталин, ознакомившись с документом, вычеркнул слова “ст. лейтенант” и своей рукой вписал “майор”. 21 июня 1937 Постановлением Центрального Исполнительного Комитета СССР пяти командирам Рабоче-Крестьянской Красной Армии за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и проявленный в этом деле героизм было присвоено звание Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина. После учреждения медали «Золотая Звезда», как особого знака отличия для Героев Советского Союза, ему была вручена медаль № 33.
  Продолжил службу в авиации: командир 54‐й авиационной бригады в городе Белая Церковь (июль 1937 – май 1938), командующий 2‐й отдельной авиационной армией особого назначения в Воронеже (май 1938 – апрель 1939). В декабре 1937 избран депутатом Верховного Совета СССР 1‐го созыва.


[Закрыть].

«Молодой летчик. После Берзина Проскуров лучше всех подходил к своей должности. Он изо всех сил старался вникнуть в дело. Никогда никого не обрывал, всех выслушивал и каждую минуту учился. И не боялся начальства. … Это было самое главное»[14]14
  Селютин Сергей, Горбачева Юлия. Мне удалось недорого купить автоматическую авиационную пушку // Общая газета. – № 17 (145). – 1996.


[Закрыть]. – Такую характеристику И.И. Проскурову дала М.И. Полякова[15]15
  Полякова Мария Иосифовна (пс.: Милдред, Гизела, Вера).
  27.03.1908-Санкт-Петербург – 07.05.1995-Москва.
  Еврейка. Из рабочих. Подполковник. В Советской Армии с 1935. Член компартии с 1943.
  Окончила Школу РУ РККА (январь 1935 – январь 1936). Владела немецким, французским и английским языками.
  Училась в Германии и Англии, где в торгпредствах СССР работали ее родители (1921–1925). С 1925 – в Москве. Работала в КИМе и Коминтерне (1925–1932). Вступила в комсомол в 1927, принята Бауманским райкомом ВЛКСМ.
  Помощник нелегального резидента в Германии (1932–1934), нелегальный резидент РУ в Швейцарии (1936–1937). Покидая страну, «передала» своих людей Ш. Радо. Награждена орденом Красной Звезды (17.06.1937) «за выполнение специального задания Правительства». Старший лейтенант (19.06.1936).
  В центральном аппарате РУ штаба РККА – ГРУ Генштаба ВС СССР (1937–1941), состояла в распоряжении Управления, вводила в курс дела новых сотрудников, которые приходили на смену репрессированным, работала в подразделениях военно-технической и военной разведки. Старший помощник начальника 1‐го отделения 3‐го (военной техники) отдела (июль 1939 – сентябрь 1940), 2‐го отделения 4‐го отдела (сентябрь 1940 – июнь 1941).
  Участник Великой Отечественной войны. Старший помощник начальника 3‐го отделения 2‐го отдела РУ Генштаба Красной Армии (с июня 1941). Осенью того же года готовилась стать нелегальным резидентом в Москве, в случае захвата столицы гитлеровцами. Всю войну работала на европейском направлении. В январе 1943 представлена к награде «за отличную организацию агентурной разведки на территории противника». Заместитель начальника 7‐го отдела 1‐го управления ГРУ Красной Армии.
  Преподавала в специальном учебном заведении военной разведки (1946–1956).
  С 1956 в отставке.
  Награждена орденом Отечественной войны II‐й ст. (1945), Красной Звезды (1937), «Знак Почета» (1943).


[Закрыть], кадровая разведчица, работавшая в это время в центральном аппарате.

«Молодой, отважный пилот, – писал В.А. Никольский, – за личное мужество и великолепное мастерство в боях с немецкими летчиками получил звание Героя Советского Союза. За два года он из старшего лейтенанта превратился в генерала. Его избрали в Верховный Совет СССР. В 1938 году ему было всего 31 год, и назначение на пост заместителя наркома не могло не вскружить ему голову.

Понятно, Проскуров не имел ни малейшего представления о разведке и, несмотря на самоуверенность, чувствовал себя на новом посту не в своей стихии. Здесь помимо личной храбрости нужен был большой объем специальных знаний, государственный ум, способности дипломата, высокая оперативная подготовка. Этих данных у нового руководителя разведуправления не было. Не поднявшись по общему уровню развития выше командира авиационного звена или в лучшем случае комэска – командира эскадрильи, но окрыленный громадной властью, которую ему давала должность заместителя наркома, Проскуров тем не менее употреблял ее иногда со всей солдатской прямотою»[16]16
  Никольский В. А. Аквариум-2. – М., – 1997. – С. 39.


[Закрыть].

В мае 1939 г. центральному аппарату военной разведки было присвоено номерное наименование – 5-е управление РККА (в июле 1940 г, было возвращено прежнее название – Разведывательное управление). 29 июня 1939 г. были утверждены новые штаты 5‐го управления – 341 военнослужащий, 189 вольнонаемных.

Представление о ситуации, сложившейся в Управлении перед войной дают доклады руководства РУ РККА (о приеме дел), Наркомата обороны СССР.

В мае 1939 г. И.И. Проскуров писал в «ЦК ВКП(б) Тов. СТАЛИНУ»:

«Разведывательное Управление РККА принял.

На время приема организацию аппарата РУ, состояние оперативной и информационной работы нахожу в неудовлетворительном состоянии по следующим причинам.

1. Агентурная сеть построена качественно неправильно и количественно совершенно недостаточно. В силу этого агентурная сеть не дает материалов, позволяющих составить необходимые выводы. Не обеспечена жизненность агентурной сети на военное время (связь идет к Полпредствам и Консульствам), насыщенность радиоточками неудовлетворительная, питание не организовано (выделено мной. – М.А.).

2. Информационная работа была в загоне. Квалифицированной и глубокой обработки получаемых материалов и особенно изучение легальных источников (пресса, данные военных атташе), главным образом, суммировались без анализа и выводов. Коллектив информационных работников не сколочен и над повышением своей квалификации не работает. На лицо сильная текучесть.

3. Аппарат РУ организован принципиально неверно: агентурная и обрабатывающая части свалены в одну кучу. Не созданы нормальные рабочие условия для подавляющего числа работников аппарата.

Партийный коллектив работников РУ, в основном, здоровый, подталкивая руководство в вопросах перестройки работы и устранения недостатков. Но часть руководящего состава приобрела инерцию застоя, привыкла к неудовлетворительному состоянию дел, и с моим приходом не проявляет достаточной напористости к устранению недостатков.

Поэтому необходимо часть работников из РУ перевести на другую работу, а часть заменить по мере подготовки заместителей с целью освежить аппарат новыми кадрами, желающими и способными бороться за большевистскую разведку.

…

Докладываю, что Ваши указания по разведке, данные 21.5.1937 г., не проводились на практике в РУ, а все отмеченные недочеты сохранились и на сегодня.

1. Проверка агентурной сети не произведена.

2. Размаха в подготовке кадров не видно, не привлечены талантливые, авторитетные, с большим именем люди.

3. Должного авторитета вокруг разведчика не создано, его правовые и материальные условия еще плохие.

4. Органа для координации всей разведывательной службы не создано.

Убедительно прошу в первую очередь разрешить:

1. Подобрать в течение 1939 г. до 150 хороших, ответственных, квалифицированных товарищей для легальной и нелегальной сети (из армии и гражданских организаций).

2. Дать указания всем союзным Наркоматам, имеющим сношения с закордонном, о самой тесной увязке с Управлением при посылке людей в загран. командировки.

…

4. Выделить 100 квартир в Москве и 10 подмосковных дач для размещения основных кадров аппарата и организации агентурной подготовки в соответствии с требованиями конспирации (теперь в Управлении в Москве нет ни одной конспиративной квартиры)…».

Обычное явление при приеме дел – подчеркнуть неудовлетворительное состояние у своего предшественника (комдива Александра Григорьевича Орлова[17]17
  Орлов Александр Григорьевич
  30.07.1898-г. Пермь – 25.01.1940-Москва.
  Русский. Из дворян. Комдив (19.02.1938). В РККА с 1918. Член компартии с 1927. Окончил Алексеевское реальное училище в Перми (1908–1915), два курса юридического факультета Московского университета (1915–1916), ускоренный курс Михайловского артиллерийского училища (1916–1917), правоведческое отделение факультета общественных наук 1‐го МГУ (1922–1925).
  В службе с 1916. Участник 1‐й мировой войны (август 1917 – февраль 1918), прапорщик. Младший офицер 2‐й батареи 1‐го Горного артиллерийского дивизиона Румынского фронта. Прапорщик. Избран командиром той же батареи (ноябрь 1917 – февраль 1918).
  Работал в Перми репетитором, статистиком-регистратором в Союзе кооперативов (февраль – июль 1918).
  Участник гражданской войны (1918–1920). Командир 4‐й батареи Пермской артиллерийской бригады (август – октябрь 1918), 1‐й батареи, запасной легкой батареи 10‐го артиллерийского дивизиона (октябрь 1918 – ноябрь 1919), командир легкой батареи Сводного артиллерийского дивизиона Приволжского ВО (ноябрь 1919 – март 1920), помощник командира этого дивизиона (март – июль 1920), старший инструктор учебной команды, командир 10‐го легкого артиллерийского дивизиона Запасной армии Республики (июль – октябрь 1920), начальник артиллерии правой подгруппы войск 6‐й армии (октябрь 1920 – апрель 1921).
  14 октября 1920 получил тяжелое ранение, которое привело к ампутации ноги; в госпиталях до апреля 1921.
  Преподаватель и по совместительству полковой судья, врид председателя полкового суда 95-х Уфимских пехотных курсов (апрель 1921 – август 1922), штатный преподаватель, главный руководитель по артиллерии 1‐й Объединенной военной школы им. ВЦИК (август 1922 – июль 1925), старший редактор законодательной части Юридическо-статистического отдела, помощник начальника Законодательного отдела Управления военного законодательства Главного управления РККА (июль 1925 – сентябрь 1926), помощник начальника 1‐й части, юрисконсульт, начальник 3‐го отдела, помощник управляющего делами НКВМ и РВС СССР (сентябрь 1926 – ноябрь 1931), начальник Управления военных приборов Главного артиллерийского управления РККА (ноябрь 1931 – декабрь 1933). Побывал в служебной командировке в Германии (1931), участвовал в Международной конференции по разоружению (Женева, Швейцария) в качестве начальника штаба военной части советской делегации и военного эксперта по сухопутным вооружениям (1933).
  Помощник военного атташе при полпредстве СССР во Франции (декабрь 1933 – декабрь 1934), военный атташе при полпредстве СССР в Германии (декабрь 1934 – сентябрь 1937).
  Заместитель начальника РУ РККА по информации (сентябрь 1937 – апрель 1939).
  В начале октября 1938 г. старший майор госбезопасности С.Г. Гендин, был отстранен от исполнения обязанностей начальника Разведывательного управления РККА, а 22 октября – арестован.
  Из воспоминаний Н.С. Ляхтерова, начальника отделения 1‐го (Западного) отдела:
  «Осенью 1938 года Ворошилов решил собрать совещание ответственных работников Разведывательного управления Генерального штаба и узнать их мнение о возможности назначения начальником Разведуправления комдива Орлова… На совещании присутствовал и сам Орлов. Все было похоже на “выборы” в Гражданскую войну. В ответ на слова маршала зал молчал, затем поднялся полковник С. Степанов и сказал: “Орлов высокообразованный человек, свободно владеющий тремя языками, отличный информатор, но он никогда не занимался агентурными и военно-диверсионными делами. Поэтому целесообразнее на эту должность назначить одного из работников Разведуправления или начальников разведотделов штабов Ленинградского или Дальневосточного округов”. Ворошилов согласился с этим и добавил: “Подумаем и в ближайшие дни решим”».
  И.о. начальника Разведывательного управления РУ РККА (28.10.1938 – 13.04.1939).
  В распоряжении наркома обороны СССР, начальник кафедры иностранных языков Артиллерийской академии РККА (апрель – июнь 1939).
  Репрессирован 03.06.1939. Реабилитирован 21.05.1955.
  Награжден двумя орденами «Красного Знамени» (1928, 1938), юбилейной медалью «ХХ лет РККА» (1938).
  Соч.: Современные приборы управления огнем. М., 1933.
  «Стенограмма
  ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
  Свидетеля АРСЕНОВИЧА Григория Борисовича
  от 16 февраля 1955 года.
  АРСЕНОВИЧ Г.Б., 1902 года рождения, уроженец Киевской области, еврей, гр-н СССР, член КПСС, пенсионер Советской армии.
  Проживает: Арбат, 20, кв.18. Тел. Г 1-29-58.
  Допрос начат в 10 часов.
  ВОПРОС: Вы вели дело по обвинению ОРЛОВА Александра Григорьевича?
  ОТВЕТ: Такого арестованного я сейчас вспомнить затрудняюсь.
  ВОПРОС: Вам предъявляется фотокарточка арестованного ОРЛОВА А.Г.
  Теперь Вы вспоминаете его?
  ОТВЕТ: Нет, Я и сейчас вспомнить лицо, изображенное на предъявленной мне фотокарточке, не могу.
  Дело в том, что в 1951 году в течение полугода я находился на излечении в госпитале в связи с частичным кровоизлиянием в мозг. В результате этого заболевания у меня в известной мере ослабла память, что и было отмечено в соответствующем врачебном заключении, и я, как инвалид второй группы, был уволен из рядов Советской Армии.
  ВОПРОС: Не может быть, чтобы Вы не помнили арестованного ОРЛОВА, являвшегося ранее заместителем начальника Разведупра РККА, а до этого военным атташе в Германии. К тому же, у ОРЛОВА была ампутирована нога.
  ОТВЕТ: Приведенные мне детали и, в частности, то, что у арестованного была ампутирована нога, меняет дело. Я сразу вспомнил этого арестованного, к следствию которого имел отношение, работая в 1939 году старшим следователем Следчасти НКВД СССР.
  ВОПРОС: Покажите, за что был арестован ОРЛОВ и какие показания он дал на следствии?
  ОТВЕТ: За что был арестован ОРЛОВ, я не знаю, так как к его аресту отношения не имел. Поскольку ОРЛОВ до своего ареста занимал ответственное положение, то его дело числилось за ВЛОДЗИМИРСКИМ, занимавшим в то время должность помощника начальника Следчасти НКВД.
  Через несколько дней после ареста ОРЛОВА, меня вызвал ВЛОДЗИМИРСКИЙ и поручил допросить арестованного и дать ему очную ставку с арестованным АНТОНОВЫМ (АНТОНОВ К.В., 1900 г. рождения, русский, гр-ва СССР, член РКП (б) с 1918 года. Первый секретарь полпредства СССР во Франции (1933–1935). До ареста старший научный сотрудник Института Права Академии наук. Сотрудник НКИД. – М.А.) обвинявшимся как участник военного сговора.
  Дело АНТОНОВА, как видно из предъявленного мне протокола очной ставки, вел старший следователь Следчасти НКВД МАТЕВОСОВ.
  Когда арестованного ОРЛОВА доставили на допрос, то внешний вид ОРЛОВА свидетельствовал о том, что он был до моего вызова избит так, что самостоятельно без помощи надзирателей не мог ходить (здесь и далее выделено мной. – М.А.). На мой вопрос ОРЛОВУ, почему у него такой вид, ОРЛОВ ответил, что доставлен на допрос из карцера. Правда, об избиениях ОРЛОВ ничего не говорил, но внешний вид достаточно явно говорил за то, что ОРЛОВ был кем-то сильно избит.
  ВОПРОС: Кем избивался ОРЛОВ?
  ОТВЕТ: Это мне не известно. Я могу лишь предполагать, что его избивал ВЛОДЗИМИРСКИЙ, который вызвал ОРЛОВА сразу же после ареста последнего. ВОПРОС: А разве ВЛОДЗИМИРСКИЙ Вам не говорил, что ОРЛОВ подвергался мерам физического воздействия?
  ОТВЕТ: Этого я не помню.
  ВОПРОС: А Вами избивался арестованный ОРЛОВ?
  ОТВЕТ: Мною ОРЛОВ никогда не избивался. В этом не было необходимости, так как на первом же допросе, произведенном мною, ОРЛОВ начал давать показания. Видимо, сказалось на поведении ОРЛОВА то обстоятельство, что после избиения, я отнесся к нему гуманно, по-человечески.
  ВОПРОС: В какой тюрьме содержался ОРЛОВ?
  ОТВЕТ: Этого я тоже сейчас не помню, так как прошло с тех пор около 16 лет. Могу лишь заявить, что, если ОРЛОВ содержался в Сухановской тюрьме, то там условия были таковы, что арестованные начинали давать показания через 2–3 дня даже без применения к ним мер физического воздействия.
  ВОПРОС: В архивно-следственном деле № 975045 имеется отпечатанный на пишущей машинке протокол допроса ОРЛОВА А.Г., датированный 9-10 июня 1939 года, подписанный начальником Следчасти НКВД РОДОСОМ и ст. следователем Следчасти НКВД АРСЕНОВИЧЕМ.
  Показания ОРЛОВА, изложенные в этом протоколе, соответствовали действительности?
  ОТВЕТ: Прежде, чем ответить на поставленный мне вопрос, я должен объяснить, как составлялись так называемые «обобщенные» протоколы допроса арестованных, направлявшиеся в инстанцию.
  В 1939 году в Следчасти НКВД имелись «специалисты» по составлению таких протоколов, типа ШВАРЦМАНА, РОДОСА, ВЛОДЗИМИРСКОГО и некоторых других лиц, которых сейчас не помню.
  Следователь, получив от арестованного показания о проведении им вражеской работы против Советского государства (причем эти показания я брал от арестованных в их собственноручном изложении), давал такие собственноручные показания арестованного своему начальнику. В данном случае собственноручные показания ОРЛОВА оказались у РОДОСА, который составил и написал по ним «обобщенный» протокол допроса. Так как арестованный ОРЛОВ свои собственноручные показания писал в течение двух дней, то в обобщенном протоколе его допроса были указаны эти дни, то есть 9-10 июня 1939 года.
  ВОПРОС: О каких собственноручных показаниях арестованного ОРЛОВА Вы говорите?
  В деле по его обвинению никаких собственноручных показаний арестованного не имеется.
  ОТВЕТ: Я утверждаю, что собственноручные показания о своей вредительской работе ОРЛОВ давал. Однако, почему эти показания не приобщены к делу, я сказать не могу. Следствие по делу ОРЛОВА я не заканчивал.
  ВОПРОС: На стр. 18 обобщенного протокола допроса арестованного ОРЛОВА в качестве фактов его предательской деятельности фигурирует то, что в 1931 г. он, являясь участником советской делегации на конференции в г. Женеве по разоружению при Лиге Наций, не добился «сколько-нибудь благоприятного решения по существу вопроса», и в результате его предательской деятельности после Женевской конференции Германия начала быстро осуществлять план вооружения своей армии. Как Вы расцениваете эти показания арестованного?
  ОТВЕТ: В настоящее время я считаю эти показания абсурдными, видимо, ОРЛОВ давал такие показания с тем, чтобы впоследствии отказаться от них, показав их явную несостоятельность.
  ВОПРОС: Но Вы же являлись следователем по делу. Вы же не могли не понимать в то время абсурдность этих «признаний» ОРЛОВА?
  ОТВЕТ: Я прошу учесть обстановку работы органов в 1939 году. Поскольку обобщенный протокол допроса того или иного арестованного поступал к следователю уже, будучи апробирован, БЕРИЯ и КОБУЛОВЫМ, то следователь не имел права критически относиться к его содержанию, и в его обязанность входило лишь дать такой протокол на подпись арестованному.
  ВОПРОС: Исследуем еще одно обстоятельство.
  Чем Вы объясните неестественность подписи ОРЛОВА под протоколом допроса от 7 июня 1939 года, составленным Вами?
  (Свидетелю предъявляется архивно-следственное дело).
  ОТВЕТ: Ознакомившись с подписями арестованного под протоколами допросов в деле, я не могу отрицать того, что подпись ОРЛОВА под протоколом допроса от 7 июня 1939 года мало, если не сказать больше, похожа на обычную роспись этого лица. Вместе с тем, я утверждаю, что в данном случае именно ОРЛОВ подписывал протокол допроса от 7 июня 1939 года. А сильное искажение его подписи явилось результатом физического состояния, в котором тогда он находился.
  Выше я уже показывал, что на допрос ко мне и МОТЕВОСОВУ ОРЛОВ был доставлен из карцера избитым. Естественно, что такие обстоятельства не могли не сказаться на характере его росписи.
  ВОПРОС: На заседании Военной Коллегии Верховного Суда СССР 24 января 1940 года ОРЛОВ отказался от данных им на предварительном следствии показаний и заявил, что его заставляли подписывать показания путем избиений.
  Не в результате ли таких методов допроса появились искаженные подписи арестованного ОРЛОВА под протокол допроса?
  ОТВЕТ: Выше я объяснил, почему ОРЛОВ необычно подписывал протокол допроса. Еще раз заявляю, что лично я его не избивал и никакого принуждения к подписанию протокола допроса не применял.
  О том, что ОРЛОВ отказался на суде от данных им на следствии показаний, я впервые слышу.
  Допрос окончен в 11 ч.45 м.
  Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан.
  (АРСЕНОВИЧ)
  Допросил:
  ЗАМ. НАЧ. ОТДЕЛЕНИЯ 1 ОТДЕЛА СЛЕДУПРАВЛЕНИЯ КГБ
  при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
  капитан (ПИЧУГИН)
  «Особый контроль
  «УТВЕРЖДАЮ»
  СЕКРЕТНО
  Экз. № 1
  ЗАМ. ГЛАВНОГО ВОЕННОГО ПРОКУРОРА
  ПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ
  /ТЕРЕХОВ/
  28 марта 1955 года.
  В ВОЕННУЮ КОЛЛЕГИЮ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  /в порядке ст. 378 УПК РСФСР/
  По делу ОРЛОВА А.Г.
  26 марта 1955 года Военный прокурор отдела ГВП подполковник юстиции БЕЛЯЕВ, рассмотрев архивно-следственное дело № 975045 по обвинению ОРЛОВА Александра Григорьевича и материалы проверки,
  У С Т А Н О В И Л:
  24 января 1940 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР по ст. ст. 58-1 «б» и 58–11 УК РСФСР осужден к ВМН:
  ОРЛОВ Александр Григорьевич, 1898 года рождения, уроженец Москвы, русский, с высшим образованием, член КПСС с 1927 по 1939 год, быв. начальник кафедры иностранных языков артиллерийской академии, комдив.
  ОРЛОВ признан виновным в том, что с 1931 года являлся агентом германской разведки, которой передавал шпионские сведения о Советской Армии, а в 1932 году вошел в состав антисоветского военного заговора, куда был завербован ВЕНЦОВЫМ.
  В 1935 году ОРЛОВ якобы установил связь с ТУХАЧЕВСКИМ, по заданию которого поддерживал изменнические связи с представителями германской армии.
  Допрошенный по существу предъявленного ему обвинения, ОРЛОВ в суде заявил, что
  «он виновным себя не признает. От показаний, данных на предварительном следствии, отказывается, заявляя, что дал их вынужденно, т. к. его избили и таким путем заставили подписать показания».
  К делу приобщена копия протокола допроса АНТОНОВА К.В., из которого видно, что АНТОНОВ на допросе 2 июня 1939 года назвал ОРЛОВА участником антисоветской организации и что он поддерживал с ним антисоветскую связь.
  Однако в суде АНТОНОВ заявил:
  «Виновным себя не признаю. Показания на предварительном следствии отрицаю …., т. к. дал их в результате применения ко мне методов физического и морального воздействия… Под давлением следователя я вынужденно изобличал ОРЛОВА ….». …
  Из материалов архивно-следственного дела № 967581 по обвинению ТУХАЧЕВСКОГО М.Н. видно, что в своем заявлении от 10 июня 1937 г. последний назвал некоего ОРЛОВА участником заговора, однако в последующем ОРЛОВ в показаниях ТУХАЧЕВСКОГО не упоминается. …
  Просмотром архивно-следственного дела по обвинению ЕЖОВА Н.И., дававшего на предварительном следствии показания о связях ОРЛОВА с германской разведкой /л.д. 75–80/, установлено, что в суде ЕЖОВ отказался от показаний, данных им на предварительном следствии…
  Допрошенный бывший ст. следователь следственной части НКВД СССР АРСЕНЕВИЧ Г.Б. 16 февраля 1955 года показал, что во время следствия к ОРЛОВУ, действительно, применялись меры физического воздействия.
  Таким образом, материалами проверки установлено, что ОРЛОВ А.Г. осужден неосновательно.
  Учитывая, что указанные обстоятельства не были известны суду при вынесении приговора, руководствуясь ст.378 УПК РСФСР,
  ПОЛАГАЛ БЫ:
  Архивно-следственное дело № 975045 по обвинению ОРЛОВА Александра Григорьевича и материалы проверки внести на рассмотрение Военной Коллегии Верховного Суда СССР на предмет отмены приговора Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 24 января 1940 года в отношении ОРЛОВА А.Г. и прекращении о нем дела в уголовном порядке по п.5 ст.4 УПК РСФСР.
  ПРИЛОЖЕНИЕ: архивно-следственное дело 975045 с материалами проверки на 219 листах от н/вх. № 0106331 и 2 обзорные справки на 3-х листах с н/маш. № 2745 и 2707.
  ВОЕННЫЙ ПРОКУРОР ОТДЕЛА ГВП
  ПОДПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ /БЕЛЯЕВ/
  «СОГЛАСЕН»
  ПОМ. ГЛАВНОГО ВОЕННОГО ПРОКУРОРА
  ПОДПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ
  28/III-65. /КАМЫШНИКОВ/».


[Закрыть]).

Авторами доклада тов. Сталину был вскрыт самый крупный недостаток в организации агентурной сети, который так и не был устранен до начала войны – «не обеспечена жизненность агентурной сети на военное время (связь идет к Полпредствам и Консульствам), насыщенность радиоточками неудовлетворительная, питание не организовано» (подписавший доклад Проскуров быстро учился и «схватил» суть проблемы). Отсюда следует, что в Разведупре понимали, в чем состоит «ахиллесова пята» военной (и не только) стратегической разведки.

Уже 17 мая И.И. Проскуров под грифом «Сов. Секретно. Особо интересно» представил в ЦК ВКП(б) тов. Сталину «перевод материала, характеризующего дальнейшие планы германской агрессии в оценке зав. восточным отделом канцелярии Риббентропа – Клейста»[18]18
  Известия ЦК КПСС. – 1990. № 3. – С. 216 – 220.


[Закрыть]. Переведенный материал на 6 листах завершался следующим выводом, который вышел за рамки констатации факта подготовки Германией вторжения в Польшу: «Итак выступление против Польши намечается на июль или август [1939]. Если же поляки спровоцируют превентивную войну ранее этого срока, то дело будет обстоять иначе. Ответим ли мы на эту провокацию решительным выступлением – будет зависеть от решения фюрера и от его оценки международной обстановки. Во всяком случае для нас будет неприятно, если поляки вынудят нас к войне в настоящий момент, когда международная обстановка не благоприятствует нам и наша подготовка к войне еще не закончена».

На полях документа имелась резолюция И.В. Сталина: «Пог[овори]ть с Проск[уровым] – кто “источник”». «Источником являлся» «Ариец» – Рудольф фон Шелиа[19]19
  Шелиа Рудольф фон (пс.: Ариец)
  31.05.1897-Цессель, Германия, ныне Польша – 22.12.1942-Берлин.
  Немец. Родился в семье крупного силезского помещика, выходца из старинного дворянского рода. Мать – дочь министра финансов фон Миккеля в кабинете Бисмарка.
  Член нацистской партии Германии (НСДАП) с 1933.
  Участник 1‐й мировой войны (1915–1918), имел офицерское звание, служил в одном из силезских кавалерийских полков. Воевал в Польше, России и Франции. Награжден Железным крестом 1‐го и 2‐го класса.
  Изучал право в университетах Бреслау и Гейдельберга (1918–1921).
  Атташе в Восточноевропейском отделе МИД Германии (1922–1925), работает в заграничных представительствах в Праге, Стамбуле и Анкаре (1925–1929), вице-консул Генерального консульства Германии в Катовице, Польша (1929–1932), сотрудник немецкого посольства в Польше (1932–1939).
  В 1937 привлечен к работе на советскую военную разведку Рудольфом Гернштадтом. Вербовка состоялась на материальной основе под «чужим флагом» – первоначально Р. Шелиа считал, что работает на английскую разведку. После вторжения нацистов в Польшу возвращается в Берлин, работает в Информационном отделе МИД Германии (1939–1942). Сотрудник агентурной группы И. Штёбе.
  Арестован гестапо 29.10.1942 по делу «Красной капеллы» и обвинен в шпионаже в пользу Советского Союза. Казнен в берлинской тюрьме Плётцензее.


[Закрыть], кадровый дипломат, советник, с 1939 г. работал в центральном аппарате МИД Германии, начальник информационного отделения восточного отдела.

Спустя две недели – 31 мая – Зорге[20]20
  Зорге Рихард (пс.: И. Зонтер, И. Шварц, Ика Рихардович Зонтер, Рамзай, Инсон и др.).
  04.10.1895-г. п. Сабунчи (под Баку) – 07.11.1944-г. Токио, Япония.
  Немец. Герой Советского Союза (05.11.1964). Доктор государственных наук (1919). Член Независимой социал-демократической партии Германии (1917–1919), КПГ (1919–1925), ВКП(б) с 1925. Владел английским и норвежским языками.
  Внучатый племянник Фридриха Адольфа Зорге (1828–1906), соратника Карла Маркса и Фридриха Энгельса, видного деятеля американского рабочего движения, секретаря Генерального совета I Интернационала.
  Отец Зорге – Густав Вильгельм Рихард Зорге, инженер технолог («техник по нефтяному делу», признанный специалист по глубокому бурению). Приехал в Россию в 1882 после многих лет работы в Америке. В поселке Сабунчи (Черный город) открыл мастерскую буровой техники, где выполнялись заказы, поступавшие с нефтепромыслов, принадлежавших братьям Нобель. Мать Рихарда Зорге – Нина Семеновна Кобелева, дочь железнодорожного рабочего и фабричной работницы, в раннем возрасте потерявшая родителей. В момент рождения Рихарда Зорге его матери было 28 лет, а отцу – сорок три. Рихард был пятым, младшим ребенком в семье. У него было две сестры – Натали и Анна и два брата – Герман и Вильгельм.
  В 1898 семья Зорге переехала в Германию, в Берлин.
  Учился в реальном училище в Берлине (1902–1914), которое окончил впоследствии экстерном (1915), служил в кайзеровской армии (сентябрь 1914 – март 1916), участник 1‐й мировой войны в полевой артиллерии, унтер-офицер. Несколько раз был ранен. Награжден Железным крестом II‐й ст. (1916). Демобилизован из армии в январе 1918.
  После войны – «принимал активное участие в революционном движении», партийный работник: был «агитатором в Киле и Гамбурге – 1917–1919 гг., агитатором в Рейнской области – 1919–1920 гг., чернорабочим в Аахене и Голландии – 1920–1921 гг., преподаватель парткурсов и редактор партгазеты – 1922–1925 гг.» в Вуппертале и Золингене. Студент философского факультета Берлинского университета им. Фридриха Вильгельма, факультета общественных наук Кильского университета (1916–1919), в Гамбургском университете на факультете государства и права защитил диссертацию «Имперские тарифы Центрального союза немецких потребительских обществ» (1919).
  С декабря 1924 работал в СССР в ИККИ: референт в Информационном отделе, секретариате Д.Мануильского, инструктор Орготдела, сотрудник Секретариата (1924–1927), как инструктор Коминтерна, посетил ряд зарубежных стран, в том числе Данию, Швецию, Норвегию (1927–1928), Англию, Ирландию (1929), неоднократно бывал в Германии.
  В распоряжении РУ штаба – Генштаба РККА (октябрь 1929 – октябрь 1941). После легализации в Германии (октябрь – декабрь 1929), успешно действовал в Китае, сначала в качестве «вербовщика-осведомителя», затем резидента (январь 1930 – ноябрь 1932), в Японии в качестве резидента (сентябрь 1933 – октябрь 1941).
  Находясь в командировке в Москве летом 1935 г., Зорге написал автобиографию, подписавшись литературным псевдонимом Зонтер Ика Рихардович (именно на эту фамилию ему были выписаны документы на время пребывания в Советском Союзе):
  «Родился в 1895 г. 4 октября в Баку. Отец немец, работал там как техник по нефтяному делу. Трех лет я с родителями уехал в Германию в Берлин и там учился в школе до начала войны. В ноябре 1914 г. был призван в армию, был на фронте до марта 1916 г., когда, раненный, был помещен в госпиталь. В госпитале впервые связался с левыми социалистами. С 1917 г. по 1919 г. был членом независим. соц. – дем. партии, работал агитатором в Киле и Гамбурге и принимал активное участие в революц. движении. В декабре 1919 г. вступил в Гамбурге в члены КПГ.
  В 1920 г. работал в Рейнской оккупированной области.
  В 1921 г. принимал активное участие в подавлении Капповского путча. Должен был скрываться и стал работать в горной промышленности около Аахена и в Голландии в качестве чернорабочего.
  В 1922 г. работал в Вупперталь в качестве преподавателя партийных курсов.
  В 1923 г. работал редактором партийной газеты в Золингене.
  В 1924 г. во Франкфурте на Майне пропагандистом, работал нелегально (напр. скрывал у себя на квартире делегатов Конгресса Коминтерна тт. Пятницкого и Мануильского).
  По приглашению тт. Пятницкого и Мануильского приехал в январе 1925 г. в Москву и стал работать в аппарате Коминтерна до мая 1927 г. С этого времени начал работать в различных компартиях за границей в качестве инструктора Коминтерна.
  В октябре 1929 г. перешел в IV Управление Штаба РККА, где и работаю до сих пор.
  28.7.1935 г.»
  Из документа ГРУ (1964) «Опыт организации и деятельности резидентуры «Рамзая» (автор М.И. Сироткин): «Оценивая «Рамзая» с точки зрения его деловых качеств, надо признать, что он был энергичным и талантливым разведчиком, умевшим правильно ориентироваться в сложной обстановке, находить в ней главное и решающее и целеустремленно и настойчиво добиваться намеченной цели. Заслуга «Рамзая» в том, что он в трудных условиях, в малоизученной агентурной обстановке в Японии, нашел пути создания агентурной разведывательной организации и на протяжении долгих 8‐ми лет вел эффективную разведывательную деятельность…».
  Арестован японской полицией 18.10.1941, в период следствия содержался в токийской тюрьме Сугамо. Там же и был казнен.
  Зорге первым заранее сообщал в Москву о всех знаковых событиях начала Второй мировой и Великой Отечественной войн.
  31 мая 1939 Зорге докладывал в Центр: «… Данциг будет захвачен в сентябре 1939 года. В этом же году Германия отберет у Польши старую немецкую территорию и отбросит Польшу на юго-восток Европы в Румынию и Украину…».
  В середине сентября 41‐го Зорге доложил в Москву, что Япония в этом году не выступит против Советского Союза.
  Величие подвига «Рамзая» и его соратников состоит именно в том, что благодаря и их усилиям Япония не вступила в войну с Советским Союзом и двинулась на Юг, что неизбежно должно было привести к столкновению с Америкой и Великобританией.
  Опора Зорге на коммунистов и сочувствовавших им в Китае, перенос этого опыта на организацию разведывательной деятельности в Японии, т. е. использование идейного мотива привлечения к сотрудничеству с военной разведкой давало в Китае и дало свои положительные результаты в Японии.
  Начало провала нелегальной резидентуры Рамзая следует отнести к моменту ее передачи на связь с сотрудниками военной разведки под крышей советского представительства в Токио – конец ноября и начало декабря 1939.
  Провал резидентуры, пошел от Клаузена, который первым начал встречаться с советскими разведчиками, а от него к Зорге и Вукеличу, а последующем – к Одзаки и Мияги, и уже от последних – к остальным агентам сети нелегальной резидентуры. Резидентура «Рамзая», по образному сравнению Я.Г. Бронина, была «в небольшом кулаке»: всего пять человек, тесно между собой связанных – три европейца и два японца. Достаточно японской спецслужбе было «засечь» встречу «Фрица» – Клаузена, чтобы «буквально за один или два дня раскрыть всю резидентуру».
  Начиная с 1937 года в Центре сложилось предвзятое отношение к «Рамзаю» и руководимой им резидентуре, «расценивая ее как р-ру двойника».
  Из Справки 1940 года на резидентуру «Рамзая»:
  «1. Резидентура “Рамзая” основной задачи – добывание документальных данных по вооруженным силам Японии, подготовки Японией войны – не выполняет. Материалы резидентуры по вопросам политическим и дипломатическим переговорам представляют ценность, но, как правило, освещают только вопросы, в дальнейшем известные через прессу и даются с большим опозданием.
  2. Надёжность резидентуры сомнительна. Есть основания предполагать, что Рамзай работает на японцев или немцев (возможно, и на обоих одновременно), за что ему, несмотря на наличие больших компрометирующих в работе на СССР материалов, и представлена возможность вести н/л работу на СССР.
  Исходя из этого предположения – резидентура в случае войны Японии против СССР в лучшем случае будет свернута, а в худшем – перейдет на донесение дезинформационных материалов, проверить которые при отсутствии параллельных н/л резидентур в Японии возможностей нет.
  3. Резидентура “Рамзая” является единственным н/л. Источником для получения материалов о внутриполитическом положении Японии и мероприятиях японского правительства. Проверка правильности даваемых материалов показывает, что значительная часть даваемой Рамзаем информации достоверна. Возможно, что Рамзай делает это из стремления поддержать свой авторитет перед РУ и обеспечить себе возможность возвращения в СССР с определенными целями, – но все же текущая информация Рамзая имеет значительную ценность и не может в настоящее время быть перекрыта другими источниками ввиду их отсутствия. Это положение, если оно правильно, необходимо использовать для выкачивания из Рамзая всего, что возможно, повышая требовательность к нему и его р-ре».
  ПРЕДЛОЖЕНИЯ
  1. Резидентуру «Рамзая» сохранить, расценивая ее как р-ру двойника.
  2. Резко повысить требовательность в части добычи документальных материалов, в частности по вооруженным силам Японии.
  3. Получаемые материалы рассматривать весьма критически, проверяя их достоверность, правдивость и своевременность всеми способами.
  4. Подобрать в помощники ФРИЦУ надежного нелегала-радиста с целью проверки через него надежности р-ры Рамзая. Обеспечить его собственным шифром.
  5. Сократить расходы по резидентуре “Рамзай” на 1941 год на 30 %.
  6. Исходя из ненадежности р-ры “Рамзая” выработать конкретные мероприятия по созданию н/л. резидентур в Японии в 1941 году».
  С самого начала после ареста 18 октября 1941 Зорге позиционировал себя не как разведчика, пойманного с поличным, а как захваченного полицией политического деятеля-коммуниста. Такая позиция позволила ему вместо глухой оборонительной защиты против выдвигавшихся в отношении него обвинений действовать наступательно, выдвигая на первый план разъяснение и пропаганду целей, за которые он боролся: идеи коммунизма, защита Советского Союза, стремление избежать войны Японии с СССР.
  Рихард Зорге начинает давать показания лишь тогда, когда ему становится ясно, что арестовано ядро нелегальной резидентуры и показаниями Мияги, Одзаки, Каваи, Клаузена и других полностью вскрыта вся агентурная сеть. В «Тюремных записках Рихарда Зорге» говорится только о людях, уже известных следствию, но не сообщается никаких фактов, которые были бы новыми для следствия и которые, следовательно, могли повлечь за собой новые аресты. В «Тюремных записках» Рихарда Зорге нельзя уловить ни тени раскаяния, стремления выгородить себя, заискивания перед следствием, попыток умалить ответственность за свою многолетнюю разведывательную деятельность. Если бы Зорге поступил иначе – отступился от своих убеждений, раскаялся в своей разведывательной деятельности, как это сделал Макс Клаузен, – возможно, ему бы удалось дожить до капитуляции Японии.
  Награжден золотыми именными часами от НКО СССР (1935).
  Похоронен в Токио на кладбище Тама.
  Соч.: Зонтер Р. Новый немецкий империализм. Л., 1928; Статьи. Корреспонденции. Рецензии. М., 1971 и др.


[Закрыть] докладывал из Японии:

«Прибывшие в Токио немцы-фашисты, близко стоящие к Герингу, говорили о том, что дальнейшее продвижение Германии будет производиться в Европу. Данциг будет захвачен в сентябре 1939 года.

В этом же году Германия отберет у Польши старую немецкую территорию и отбросит Польшу на юго восток Европы в Румынию и Украину (здесь и далее выделено мной. – М.А.). Германия не имеет прямых интересов на Украине. В случае войны Германия с целью получения сырья захватит и Украину. Прибывший с визитом в Токио германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг сказал военному атташе в Токио, что главным и первым противником в настоящее время является Польша и уже после – вторым – Украина.

№ 70, 71. Рамзай».

[Резолюция НУ]: «НО-2. Составить спецсообщение. Проскуров. 1.6.».

4 июня в информационном докладе «Рамзай» писал: «Дорогой директор! К сожалению, в связи с моей болезнью, в последние дни перед отходом почты, я лично смогу Вам доложить очень немного и коротко. Прилагаемый при сем материал и периодические информации должны говорить сами за себя. Основным вопросом здесь, нам кажется, является задача распространения антикоминтерновского пакта на др. страны, т. е. практически также на Англию и Францию.

Из последних информаций совершенно ясно, что японцы не будут себя так, безусловно, связывать, как Германия и Италия, однако, в своей политике на Дальнем Востоке они будут держать равнение на более тесную связь с Италией и Германией (здесь и далее подчеркивание документа. – М.А.). В этом развитии можно не сомневаться, если бы даже отдельные группы в Японии, через посредство армии попытались помешать этому – японская завоевательная политика в отношении Китая гонит Японию в этом направлении. При этом можно с уверенностью считать, что в случае германо-итальянской войны, Япония предпримет на Дальнем Востоке определенные, если и не очень значительные, враждебные акты против Англии и Франции. Тем не менее, совершенно ясно, что Япония в своих действиях не пройдет мимо Сингапура и не даст Европе оставаться Европой.

Из всех этих переговоров, которые ведутся между Берлином и Токио и др. группами, ясно, что вопрос войны против СССР, который вначале при заключении всеобщего коминтерновского (так в документе. – М.А.) пакта был весьма актуален, сейчас значительно отступил на задний план.

В настоящий момент ясно, что, во-первых, Япония в такой войне против СССР едва ли найдет для себя какую-либо поддержку со стороны Германии.

Германия так погрязла в своем готовящемся завоевании Польши и в своей борьбе против Англии, что она почти не проявляет интереса к вопросу войны против СССР, да и едва ли в ближайшем будущем будет проявлять.

Сейчас это стало ясно японцам.

Во-вторых, война против Китая, т. е. дальнейшее пребывание там и желание закрепиться, оказалось слишком большим напряжением для Японии, так что об одновременной войне против СССР без поддержки Германии, не может быть и речи.

Для этой цели Япония должна сначала произвести основательную реорганизацию своей армии, морского и воздушного флота, что по их собственным данным продлиться не менее двух-трех лет.

Казалось бы, на это время должен был бы быть гарантирован перерыв, но это, однако, не исключает возможности серьезных столкновений в Монголии и на границах Сибири.

В-третьих, реорганизация японской армии, дальнейшее ведение войны с Китаем и освоение захваченных областей является настолько обширной задачей, что у Японии не хватит средств, а если и хватит, то при более медленном темпе развития и с еще большими внутренними трениями.

Япония не может, и это твердо, стать в несколько лет великой державой с военным хозяйством и одновременно находиться в войне с Китаем и Англией или СССР…

Следовательно, версия о военной сделке против СССР на ближайшее будущее заслуживает мало доверия. Тем не менее, надо сказать, что различные столкновения больших масштабов могут иметь место в любое время, т. к. самостоятельность Квантунской армии возросла, а также выросла ее склонность устраивать шумиху. При этом снова должно быть обращено внимание на то, что каждое местное поражение, каждая местная поблажка со стороны СССР повысит склонность японцев к новым столкновениям.

С японцами и, особенно с японской армией вообще, можно вести переговоры только при помощи палки. До тех пор, пока эта армия не получит хорошей взбучки, она будет становиться все наглее и бессовестнее. В интересах предотвращения дальнейших столкновений, как у Хасан или на монгольской границе, необходимо настоятельно советовать применять против японцев самые твердые и суровые средства, иначе это приведет к постоянным спорам на границах.

В течение нескольких последующих месяцев должна решиться судьба Польши. Тогда, конечно, после разгрома Польши германской армией всплывут новые, непредвиденные, необозримые возможности развития, которые могут оказать определенное влияние на действия Японии.

Однако до тех пор, пока современные европейские границы существуют, самостоятельной военной опасности Япония не представляет – на определенном отрезке времени. …

РАМЗАЙ».

[Резолюция НУ]: «т. Кисленко[21]21
  Кисленко Алексей Павлович 30.03.1901-г. Николаевске Самарской губернии, ныне г. Пугачев Саратовской области—01.1982.
  Украинец. Из крестьян. Генерал‐майор (17.11.1943). В РККА с февраля 1919. Член компартии с 1924. Окончил сельскую школу, трехклассное Высшее начальное училище в Николаевске (1916), 20-ю Саратовскую пехотную школу (1921–1924), Артиллерийские КУКС в Ленинградском ВО (ноябрь 1928 – август 1929), специальный факультет Военной академии им. М.В. Фрунзе (1932–1936). Владел английским и японским языками.
  Работал с 9-10 лет: пастухом, батраком на хуторах вблизи Николаевска, работал по найму главным образом летом, а зимой учился. Работал в городе извозчиком (1916–1918), в 1918 был секретарем союза ломовых извозчиков.
  Участник гражданской войны (1919–1921). Красноармеец армейского депо 10‐й армии Южного фронта, 1‐го Кубано-Черноморского стрелкового полка Южного фронта (февраль 1919 – июль 1920), 521‐го стрелкового полка 58‐й стрелковой дивизии Польского фронта (июль 1920–август 1921).
  Командир взвода 131‐го стрелкового полка (октябрь 1924 – январь 1925), артиллерийского полка 44‐й дивизии (январь – октябрь 1925), начальник разведки пушечного дивизиона там же (октябрь 1925 – октябрь 1926), командир батареи 132‐го Донецкого стрелкового полка (октябрь 1926 – февраль 1931), преподаватель, руководитель по курсу артиллерии Киевских объединенных курсов подготовки комсостава им. С.С.Каменева (февраль 1931–апрель 1932).
  В РУ РККА – РУ Генштаба Красной Армии: в распоряжении (май – октябрь 1936), секретный уполномоченный (октябрь 1936 – июль 1938), заместитель начальника отделения по учебной части (июль – сентябрь 1938) 2‐го (восточного) отдела, проходил стажировку в японской армии. Начальник особого отделения (уполномоченный в Дальневосточном крае) того же отдела (сентябрь 1938 – май 1939), заместитель начальника, и.д. начальника 2‐го (май 1939 – август 1940) отдела, в распоряжении РУ, начальник 3‐го отдела 1‐го управления ГРУ (1942), заместитель начальника 1‐го управления ГРУ.
  Представлен к награде в январе 1943 «за отличную организацию разведки за рубежом». В распоряжении ГРУ Генштаба. Стажер по должности начальника штаба 6‐й гвардейской армии (1944). Затем «в длительной командировке».
  Глава советской военной миссии при штабе командующего средиземноморскими экспедиционными союзными войсками, представитель советского правительства в Союзном консультативном совете по делам Италии (1944–1945).
  С 1950 член Союзного совета для Японии от СССР.
  После войны продолжал службу в центральном аппарате ГРУ Генштаба ВС.
  С 1959 в отставке.
  Награжден орденом Ленина, пятью орденами Красного Знамени, медалями.
  Некролог: Красная звезда, 05.01.1982.


[Закрыть]: … 3. Информационный материал для учета НО-5… Проскуров. 8/X.39/».

Резолюция Начальника 5‐го Управления И.И. Проскурова появилась лишь 8 октября 1939 г. Подобная задержка была связана не только с проблемами организации связи, но и с тем, что поступавшие в Центр из Токио документы своевременно не переводились и не докладывались руководству[22]22
  Из объяснений одного из офицеров 5‐го Управления, имевшего отношение к деятельности резидентуры Зорге (зафиксировано в «Заключении по архивным материалам в отношении Рихарда Зорге» от 2 ноября 1964 г., подготовленном сотрудниками КГБ): «Дело в том, что люди, руководившие “Рамзаем”, относились к нему с политическим недоверием и часто игнорировали его разведывательную информацию. Мне пришлось быть очевидцем такого отношения.
  Дело дошло до того, что полученные доклады от “Рамзая” часто не переводились и не передавались в Информацию месяцами.
  Припоминаю случай, когда доклад “Рамзая” с информацией о подготовке войны Германией против Польши пролежал в сейфе начальника агентурного отделения по японскому направлению П. несколько месяцев без движения и был переведен, когда война уже началась. Материал потерял свою значимость… Когда речь заходила о “Рамзае”, П. всегда махал на него рукой как на безнадежного и выражал явное недоверие к нему»10.
  Так, П. писал 9 сентября 1939 г.: «Как правило, даваемая “Рамзаем” информация по какому-либо важному вопросу опаздывала примерно на 15–30 суток. Нужно полагать, что это ловко продуманная дезинформация».
  «Таким образом, П. поддерживал построенную в то время на различных предположениях и допущениях версию о том, что ЗОРГЕ является немецким и японским шпионом…
  Во время беседы в КГБ 8 октября 1964 г. П. дал положительную оценку информации, поступавшей от ЗОРГЕ, заявляя, что “был всегда убежден в том, что ЗОРГЕ работает на нас честно”. В то же время т. П. заявил, что существовавшая в тот период обстановка общей подозрительности заставляла относиться к ЗОРГЕ с определенной настороженностью.
  “Особенно это стало ощутимым для меня после того, как был арестован в 1938 г. мой начальник отдела СИРОТКИН М.И., который на очной ставке со мной… заявил о том, что ЗОРГЕ он, СИРОТКИН, лично выдал японцам. В связи с этим у работников НКВД СССР было твердое убеждение в том, что ЗОРГЕ является предателем и его надо из Японии отозвать”.
  Ссылку т. П. на т. СИРОТКИНА следует считать несостоятельной, поскольку сам СИРОТКИН, дав первоначально в своих показаниях отрицательную характеристику ЗОРГЕ и заявив, что он, СИРОТКИН, выдал всю резидентуру ЗОРГЕ японской разведке, в последующем отказался от своих показаний, а позднее (в 1956 г.) явился инициатором критического разбора всего дела ЗОРГЕ и положительной оценки деятельности ЗОРГЕ как разведчика» Заключение по архивным материалам в отношении Рихарда Зорге // Manuscript div. library of Congress. D1. 16 Р.


[Закрыть].

Важнейшая информация, которая со 100 %-ной точностью обрисовывала позиции, занимаемые Германией и Японией, и давала безошибочный прогноз внешнеполитического и военного курса этих стран, пролежала без движения четыре месяца. Тем временем у советского руководства сохранялось неоправданное опасение, что Япония пойдет на эскалацию конфликта на Халхин-Голе. Именно нехватка информации о реальных возможностях Японии в определенной мере оказала влияние на позицию Советского Союза на переговорах с Германией.

На проведенных сразу же после заключения 12 марта 1940 г. мирного договора между СССР и Финляндией мартовском пленуме ЦК ВКП(б) и апрельском совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА были рассмотрены уроки войны с Финляндией. В этой связи в адрес военной разведки были высказаны серьезные претензии. Так, в своем докладе на мартовском (1940) пленуме ЦК ВКП(б) народный комиссар обороны маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова в разделе «Наши недочеты, обнаруженные при первых же столкновениях с финнами» отметил следующее:

«3. Плохо поставленное дело военной разведки особенно отрицательно отразилось на нашей подготовке к войне с Финляндией.

Наркомат обороны и Генеральный штаб, в частности, к моменту начала войны с Финляндией, не располагал сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника, качестве войск и их вооружении, особенно плохо был осведомлен о действительном состоянии укрепленного района на Карельском перешейке, а также об укреплениях, построенных финнами в районе озера Янисярви – Ладожское озеро»[23]23
  ³ Тайны и уроки зимней войны. 1939–1940. – СПб., 2000. – С. 431–432.


[Закрыть].

Данную информацию должны были добыть органы стратегической и оперативной (РО штаба Ленинградского военного округа) разведок

Для устранения выявленных «недочетов» наркомом были сформулированы «Практические выводы и предложения», в том числе касающиеся и военной разведки:

«… 13. Отдельно стоит вопрос о нашей военной разведке. Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет или почти нет.

Военную разведку, достойную нашей страны и армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно короткий срок.

Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную группу работников для этой цели»[24]24
  ⁴ Там же. С. 447–448.


[Закрыть].

Командующий 7‐й армией командарм 2‐го ранга К.А. Мерецков выступивший на совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии, проходившего 14–17 апреля, со своей стороны, предъявил серьезные претензии военной разведке в части информирования об организации обороны противником: «События показали, что мы не имели полного представления о том, что впоследствии встретили в обороне у противника. Если вы посмотрите на схему, то увидите, что от прежней государственной границы до Выборга тянется оборонительная полоса около 90 км глубиной. … Все вместе составило сплошную оборонительную полосу большой глубины, о которой мы ясного представления не имели.