Текст книги "История изучения восточных языков в русской императорской армии"

По мнению Надарова, офицеры-переводчики должны обладать определенными льготами и преимуществами, чтобы по окончании обязательного срока службы на Дальнем Востоке они имели моральные и материальные стимулы к продолжению службы в строю. «В противном случае, – считал Надаров, – по окончанию срока обязательной службы за обучение в школе, т. е. как раз тогда, когда посредством практики переводчики сделаются удовлетворительными переводчиками, они всегда найдут себе место в торговом мире за большое вознаграждение, и, таким образом, мы никогда не будем иметь хороших переводчиков»[546]546
  Там же. Л. 24.


[Закрыть].

Надаров поддержал идею Корфа о необходимости одновременного изучения китайского и маньчжурского языков, объяснив это реалиями языковой обстановки на Дальнем Востоке: «Вопрос о переводчиках в Приамурском крае усложняется тем обстоятельством, что разговаривать с китайцами и маньчжурами надо по-китайски, а писать им официальные бумаги и читать их бумаги надо по-маньчжурски. Таким образом, переводчик обязательно должен знать два языка – китайский и маньчжурский»[547]547
  Там же. Л. 24–24 об.


[Закрыть].

В другом разделе записки Надаров поднимает вопрос, в каком объеме следует военному переводчику знать восточный язык. «Обращаясь теперь, – писал Надаров, – к вопросу, какие переводчики нужны войскам Приамурского края, т. е. переводчики, знающие только разговорный язык или же разговорный и письменный, должно обратить внимание на то обстоятельство, что письменные сношения или чтение документов могут встретиться преимущественно только в управлениях. Войсковым же единицам главным образом понадобятся переводчики разговорного языка»[548]548
  Там же. Л. 25 об.


[Закрыть].

Мнение, высказанное Надаровым, имело в то время достаточно устойчивое хождение в среде армейского командования и, отчасти, отражало реалии того времени. Для этого были свои основания. Состояние военного дела конца XIX в. еще мало зависело от «информационного» измерения войны. Тактические единицы не обладали большой самостоятельностью и инициативой в принятии решений на поле боя, планирование велось в «высоких» штабах. Структура военного управления русской армии в конце XIX в. не предполагала обработку сведений о противнике в тактическом звене, т. е. в батальонах, полках, бригадах и дивизиях. Этот процесс начинался на уровне армейских корпусов. По этой причине считалось, что квалифицированных переводчиков достаточно было иметь только начиная от уровня штабов корпусов и выше[549]549
  Надаров вообще полагал, что переводчики понадобятся только в штабе действующей армии. Он считал, что «с открытием враждебных действий против Китая понадобятся переводчики, знающие маньчжурский и китайский письменные языки, только в штабе действующих войск. Следовательно, понадобится один переводчик китайского и один маньчжурского языка». Таким образом, для борьбы со всей китайской армией на тысячеверстном фронте Дальнего Востока Надаров вполне серьезно полагал достаточным иметь двух подготовленных переводчиков.


[Закрыть].

В рассматриваемый период предпочтение отдавалось переводчикам устного китайского языка. Задача обработки боевых документов противника тогда еще не стояла ввиду мизерности документального оборота в боевом управлении китайской армии. Потребность в обработке трофейных боевых документов, таким образом, отсутствовала. Переводчик устного китайского языка был более привлекателен для войсковых начальников еще и тем, что не требовал серьезной работы по подготовке профессиональных переводческих кадров, давал простор модной в ту пору «экономии средств от казны»[550]550
  Совсем неожиданно, в духе гоголевских героев, звучит и другое утверждение Надарова: «Рождается вопрос, стоит ли подымать речь о подготовке переводчиков в мирное время, стоит ли расходывать для этого значительные суммы, когда в мирное время не ощущается потребности в переводчиках, а в военное время не представляется затруднений в получении переводчиков. Когда еще война с Китаем будет, а мы тем временем ежегодно будем затрачивать значительные суммы». См.: Записка Надарова. Л. 26 об.


[Закрыть]. Господствовала наивная (и одновременно удобная) точка зрения, что глазами и ушами армии в войну станет подручный людской материал – китайский «ходя», корейский поселенец, казак-бурят и другие экзотические кандидаты в военные переводчики. Не оказался свободным от этого заблуждения и сам Надаров: «Что же касается войсковых частей и остальных управлений, то, как я сказал, для них нужны будут главным образом переводчики разговорного китайского языка. Таких переводчиков можно найти сколько угодно, и при том очень хороших переводчиков (курсив мой. – М. Б.), среди нашего корейского населения и среди гольдов[551]551
  Гольды – совр. нанайцы, коренной малочисленный народ Дальнего Востока, проживающий в бассейне р. Амур в России и Китае.


[Закрыть]. В особенности гольды могут дать превосходных переводчиков, даже знающих китайский письменный язык»[552]552
  Записка Надарова. Л. 26 об.


[Закрыть]. Понадобилась маньчжурская катастрофа, чтобы стала очевидной вся пагубность подобных упрощенных воззрений, и пришлось без промедления обратиться к серьезной и системной работе по подготовке квалифицированных военных специалистов со знанием дальневосточных языков.

Судьба проекта барона Корфа о создании офицерских курсов китайского и маньчжурского языков в Хабаровске была решена к июлю 1889 г., когда военным министром П. С. Ванновским на основании заключения Главного штаба было указано на преждевременность подобной идеи. Как следует из записки начальника Главного штаба генерал-адъютанта Н. Н. Обручева, «для приготовления военных переводчиков офицеры Приамурского военного округа представляют элемент слишком подвижный, так как они по прослужении нескольких лет на окраине стараются перейти на службу во внутренние губернии, и что положение военного переводчика мало заманчиво для строевого офицера, готовящегося в ротные командиры[553]553
  Утверждение по меньшей мере странное, тем более что обеспечение условий привлекательности службы офицеров в качестве военных переводчиков как раз и зависело от действий военного министра и начальника Главного штаба. То, что специальность военного востоковеда весьма привлекательна для строевых офицеров, убедительно показали уже первые наборы на офицерское отделение Восточного института во Владивостоке, когда количество претендентов значительно превышало число имевшихся вакансий.


[Закрыть]. На этом основании командующему войсками [Корфу] предложено было обсудить, не будет ли удобнее образовать военных переводчиков из казаков и вообще из лиц, имеющих постоянную оседлость в крае, и нельзя ли воспользоваться открытыми Министерством внутренних дел в Урге и Кульдже школами для подготовления переводчиков и толмачей»[554]554
  Записка Обручева. Л. 1 об.


[Закрыть].

В июле 1889 г. барон А. Н. Корф направил начальнику Главного штаба письмо, в котором фактически отказывался от своей первоначальной идеи. «Учреждать в Приамурском военном округе особую школу нет надобности, – сообщал Корф, – так как можно довольствоваться уже существующей в Урге, где, незначительно увеличив учительский персонал, содержать сколько потребуется стипендиантов, что обойдется дешевле учреждения особой школы, и притом недостатка желающих поступить в эту школу не предвидется»[555]555
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 28 об. Командующий войсками Приамурского военного округа начальнику Главного штаба, 28 июля 1889 г.


[Закрыть]. Он также выразил просьбу ввести в штат (как военного, так и мирного времени) штаба Приамурского военного округа двух военных переводчиков китайского языка. Просьба эта нашла понимание у начальника Главного штаба[556]556
  Записка Обручева. Л. 8–8 об.


[Закрыть]. Однако Военный Совет, рассматривавший этот вопрос на заседании от 21 июня 1890 г., отклонил предложение барона А. Н. Корфа. В заключении Военного Совета указывалось: «Едва ли встречается неотложная необходимость иметь еще особых военных переводчиков и учреждать для них штатные должности, тем более что из представления командующего войсками Приамурского военного округа и доклада по сему представлению Главного штаба вовсе не видно, для какой, собственно, надобности учреждаются эти должности и какие обязанности будут лежать на штатных переводчиках китайского языка; предугадать эти обязанности невозможно в особенности для мирного времени, когда все сношения Приамурского и Омского генерал-губернаторов (они же и командующие войсками) с приграничными китайскими властями делаются через посредство наших консулов в Урге, Кульдже и других городах»[557]557
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1890 г.). Л. 28 об. Выписка из журнала Военного Совета от 21 июня 1890 г.


[Закрыть].

Мнение весьма примечательное, указывающее на уровень понимания вопроса со стороны высших военных должностных лиц. В начале 1890-х гг. военное ведомство оказалось не готово не только приступить к подготовке специалистов со знанием дальневосточных языков, но даже ввести две переводческие должности в штаб стратегически важного военного округа. Для Петербурга тема языковых специалистов по китайскому языку, не говоря уже о японском, была настолько абстрактной, что там на полном серьезе не могли даже «предугадать» круг занятий военных переводчиков. Отражением этих настроений является, к примеру, взгляд генерала Л. Ф. Костенко, заведующего Азиатской частью Главного штаба, на главное предназначение военного востоковеда, – «оказывать содействие разным лицам, командируемым в китайские пределы». Суждение, приближающеся в своей основе к абсурду и откровенному военному нигилизму.

В вопросах боевой готовности и военного планирования в отношении соседних дальневосточных государств штабу Приамурского военного округа предлагали положиться на услуги… консулов. Эта близорукая политика военного ведомства в отношении подготовки языковых кадров для Дальнего Востока привела к возникновению «переводческого кризиса» в период войны с Японией и поставила русскую армию в положение глухой и немой в столкновении с первоклассным военным противником.

Первая попытка создать специализированное учебное заведение для подготовки военно-востоковедных кадров на Дальнем Востоке закончилась безрезультатно. Военное ведомство не смогло проявить должного стратегического предвидения и разглядеть очертаний новой эпохи, наступавшей на Дальнем Востоке. Обстановка на дальневосточных окраинах требовала вдумчивого анализа, взвешенных военно-политических решений и стратегических рекомендаций, что было невозможно без привлечения к делу профессиональных военно-востоковедных кадров. Для Главного штаба Восток все еще представлялся местом «великих географических открытий», а не ареной возможного масштабного военного конфликта, а сами армии Востока считались продуктом деградации и упадка (слишком силен был еще гипноз идей Н. М. Пржевальского[558]558
  Н. М. Пржевальский, к суждениям и взглядам которого весьма прислушивались в Главном штабе, не видел в Китае источника военной опасности, а саму китайскую армию представлял в карикатурном виде и не верил в возможность ее усиления даже в отдаленной перспективе. См.: Пржевальский Н. М. Современное положение Центральной Азии / [Соч.] Н. М. Пржевальского. М.: Унив. тип. (М. Катков), 1887. С. 38–39.


[Закрыть] и его сподвижников).

Дискуссия вокруг проекта барона А. Н. Корфа выявила многие злободневные вопросы русского военного востоковедения. Вместе с тем она не только обозначила крупную проблему, но и дала интеллектуальный импульс для последующей выработки более четкой и прагматичной политики в этой сфере военной деятельности. Пройдет совсем немного времени, и к идее барона А. Н. Корфа снова вернутся.

Военные стипендиаты Ургинской и Кульджинской школ переводчиков и толмачей

Практическим результатом проекта барона А. Н. Корфа стала организация обучения военных стипендиатов в Кульджинской и Ургинской школах переводчиков и толмачей. Ургинская школа переводчиков была открыта в 1865 г. по предложению генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-лейтенанта М. С. Корсакова[559]559
  Документы о деятельности школы отложились в фондах АВПРИ: Ф. 143, Китайский стол, 1644–1917. Д. 2035. Школа переводчиков и толмачей в гор. Урге и Кульдже. Ч. 1. 18721900; Д. 2036. Школа переводчиков и толмачей в гор. Урге и Кульдже. Ч. 2. 1884–1916.


[Закрыть]. Цели школы определялись в ее уставе следующим образом: «Вследствие крайней необходимости в переводчиках и толмачах при развивающихся наших сношениях с Китаем на границах Восточной и Западной Сибири, а равно Туркестанского края учреждается при нашем консульстве в Урге школа для переводчиков и толмачей маньчжурского и монгольского языков»[560]560
  Цит. по: Скачков П. Е. Очерки истории русского китаеведения / П. Е. Скачков; [Предисл. В. С. Мясникова]; АН СССР. Ин-т востоковедения. Ин-т Дальнего Востока. М.: Наука, 1977. С. 242.


[Закрыть]. История создания Кульджинской школы берет свое начало со времен русской оккупации Илийского края (1871–1881), когда администрация Семиреченской области направила в Кульджу несколько молодых людей из казачьего сословия для обучения китайскому разговорному языку.

Вплоть до 1884 г. в правительственных кругах отсутствовала единая точка зрения на целесообразность содержания сразу двух школ. Наконец, в 1884 г. была признана необходимость готовить переводческие кадры одновременно в Урге и Кульдже. 27 ноября 1884 г. император Александр III утвердил «Положение об Ургинской и Кульджинской школах для приготовления переводчиков и толмачей» и соответствующие штаты к ним[561]561
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 11–16 об. Положение об Ургинской и Кульджинской школах для приготовления переводчиков и толмачей.


[Закрыть]. Общее руководство школами возлагалось на Министерство внутренних дел. Каждая из школ была рассчитана на шесть воспитанников. Ургинская школа готовила специалистов преимущественно для службы в Восточной Сибири и в Томской губернии, Кульджинская – для службы в Степном и Туркестанском генерал-губернаторствах. В Ургинской школе преподавались маньчжурский и монгольский языки (разговорный и письменный), а также китайский (разговорный и, частично, письменный). В Кульджинской школе преподавались маньчжурский, китайский, калмыцкий и татарский («среднеазиатских наречий») языки (разговорные и письменные). Курс обучения в школах был пятилетним с полным пансионом «от казны». Ежегодные расходы на содержание каждой школы определялись в 3000 руб. серебром. Общее руководство школами возлагалось на русских консулов в Урге и Кульдже, а непосредственное руководство учебным процессом осуществляли инспектора школ, которые назначались консулами из числа консульских работников. Преподаватели для школ подбирались консулом из числа лиц местного населения, способных к преподавательской деятельности. Школы размещались при консульствах, там же проживали и воспитанники. В школы принимались лица не моложе 16 лет всех сословий, с преимущественным правом обучения для казачьих детей. Воспитанники, сдавшие выпускные экзамены по первому разряду, считались переводчиками, и им присваивался гражданский чин XIV класса. Сдавшие по второму разряду относились к толмачам и получали чин XIV класса по прошествии двух лет службы в должности. Выпускники школ обязаны были прослужить шесть лет в должности переводчика или толмача.

После отклонения проекта об учреждении курсов восточных языков при штабе Приамурского военного округа барон А. Н. Корф представил в Главный штаб новые соображения о подготовке военных переводчиков для войск округа. Новый проект возник после обсуждения вопроса с наказными атаманами сибирских казачьих войск и при участии русского генерального консула в Урге Я. П. Шишмарева[562]562
  Я. П. Шишмарев одновременно являлся заведующим Ургинской школой переводчиков и толмачей.


[Закрыть], с которым барон Корф имел личную встречу летом 1889 г. во время служебной поездки в Кяхту. В ходе встречи был в деталях обсужден вопрос о подготовке военно-востоковедных кадров для Приамурского военного округа. По итогам совместного обсуждения барон Корф доносил в Главный штаб о желательности подготовки офицеров-переводчиков на базе Ургинской школы при условии увеличения бюджета школы[563]563
  РГВИА Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 29. Отношение командующего войсками Приамурского военного округа на имя начальника Главного штаба, 28 июля 1889 г.


[Закрыть].

Барон А. Н. Корф предлагал иметь при Ургинской школе восемь стипендиатов для того, чтобы в течение семи лет укомплектовать все 17 имевшихся в Приамурском военном округе вакантных должностей (для военного времени) военных переводчиков[564]564
  Количество определялось потребностью переводчиков при ведении боевых операций против Китая: в передовых конных частях (4), двух стрелковых бригадах (4), Сунгарийском (1) и Амурском (3) отрядах, в Забайкальских колоннах (5).


[Закрыть]. В мирное время предполагалось иметь только пять переводчиков – на пограничном Хуньчуньском карауле, в управлении заведующего конными сотнями Южно-Уссурийского отдела, в управлении командующего войсками Амурской области, в штабе войск Приамурского военного округа. После укомплектования всех штатных должностей предполагалось число стипендиатов в Ургинской школе сократить вдвое с тем, чтобы ежегодно выпускать в войска не более одного переводчика («для пополнения убыли и на случай новой потребности»). Общую годовую сумму расходов на содержание восьми офицеров-слушателей в Урге барон Корф определил в 4200 руб. Программа преподавания для слушателей предусматривалась такая же, как и для остальных воспитанников школы, за исключением того, что главным предметом должен был стать китайский язык (разговорный и, частично, письменный). Командующему войсками предоставлялось право определять кандидатов в число слушателей, отчислять из школы, а также командировать офицера или чиновника для присутствия на выпускных экзаменах.

Предложение барона Корфа по времени совпало с обсуждением в Петербурге проекта устава для Ургинской и Кульджинской школ, инициированного Министерством внутренних дел, в ведении которого и находились школы. В нем приняли участие министерства иностранных дел и народного просвещения, консулы в Кульдже и Урге, Приамурский и Степной генерал-губернаторы. При обсуждении вопроса было признано желательным не изменять условия приема и организацию обеих школ. Изменения касались курса обучения, в котором предлагалось иметь четыре теоретических и один практический классы. Кроме того, по предложению Степного и Приамурского генерал-губернаторов и консулов рассматривался вопрос о необходимости иметь при каждой из школ по четыре стипендиата для «образования купеческих агентов» с оплатой обучения по 200 руб. в год за каждого.

В период обсуждения генерал-адъютант Н. Н. Обручев подготовил специальную записку «О подготовлении военных переводчиков китайского языка», в которой изложил свой взгляд на вопрос[565]565
  См.: Записка Обручева.


[Закрыть]. Обручев рассматривал допуск «коммерческих» стипендиатов в Ургинскую и Кульджинскую школы как удобную возможность подготовки военных переводчиков[566]566
  Там же. Л. 6.


[Закрыть]. Он указывал на необходимость иметь военных переводчиков из числа офицеров: «Военнослужащие, знающие китайский язык, нужны не только в Приамурском, но и в Омском военном округе, и, независимо от военных переводчиков из казаков, военному ведомству необходимо иметь хоть несколько офицеров, говорящих по-китайски»[567]567
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]. По мнению Обручева, если в Приамурском военном округе возникнут сложности с подбором офицеров из числа уроженцев края, желающих изучать китайский язык, то таковых можно будет найти в войсках Омского военного округа. «Генерал от инфантерии Колпаковский, – отмечал Обручев, – надеется, что в Сибирском и Семиреченском [казачьем] войске найдется немало офицеров, а в особенности подхорунжих из лучших учеников Оренбургского юнкерского училища, которые охотно займутся изучением китайского языка и останутся на службе в Азии <…>. Правильнее командировать одного или нескольких офицеров в распоряжение консула на 2 года с обязательством изучить разговорный китайский язык. Этого времени в Кульдже, населенной китайцами, вполне достаточно, потому что разговорный китайский язык усваивается русскими довольно легко (курсив мой. – М. Б.), доказательством чему служит, что бσльшая часть казаков полусотни, составляющей конвой консульства, свободно изъясняется по-китайски»[568]568
  Там же. Л. 7 об. Что являлось критерием знания китайского языка для Г. А. Колпаковского и почему так некритически воспринял это суждение опытный Н. Н. Обручев, остается загадкой. Как выяснится накануне Первой мировой войны, когда вопрос о целесообразности Кульджинской школы будет вновь поднят штабом Туркестанского военного округа, даже офицеры-выпускники школы могли с трудом изъясняться по-китайски, не говоря уже о простых казаках, состоявших на службе в консульском конвое.


[Закрыть].

В период работы над запиской «О подготовлении военных переводчиков китайского языка» Обручев распорядился подготовить заключение Азиатской части Главного штаба по существу вопроса. Заключение в виде справки подготовил начальник Азиатской части генерал-майор Л. Ф. Костенко[569]569
  См.: Справка Костенко.


[Закрыть]. «В Приамурском крае, – отмечал Костенко, – совершенно достаточно ограничиться двумя штатными переводчиками при штабе [Приамурского] военного округа. Цель этих переводчиков в мирное время будет состоять главным образом в содействии разным лицам, командируемым в китайские пределы; эти переводчики должны знать письменный китайский язык для сношения с китайскими властями.

В переводчиках, знающих разговорный монгольский язык надобности не встречается, так как почти все казаки, расположенные на границе в Забайкальской области, весьма бойко говорят на этом языке. Поэтому в случае военных действий всегда можно будет найти достаточное число переводчиков для разговорного языка монгольского как между нашими казаками, так и между нашими пограничными с Монголией русскими обывателями, торговцами, приказчиками и другими лицами. Переводчиков же маньчжурского языка не потребуется, так как маньчжурский язык распространен весьма мало, и в самой Маньчжурии более говорят по-китайски, чем по-маньчжурски.

Поэтому казалось бы совершенно достаточным ограничиться только двумя стипендиатами, содержимыми при Ургинской школе. Эти стипендиаты по выходе из школы будут комплектовать штатных переводчиков и в то же время служить кадром на случай потребностей в военное время. Необходимо заметить, что при занятии среднеазиатских ханств русскими войсками было мало хорошо подготовленных переводчиков. Принимаемыми мерами этот недостаток устраняется на маньчжурском театре войны.

Посылать в Кульджу казачьих офицеров для изучения разговорного и письменного языка было бы также полезно, но только казалось бы, что нет надобности посылать двух офицеров; совершенно достаточно одного. К Омскому округу прилегает “Новая линия” (Гань-су-синь-цзян), населенная по преимуществу народностями тюркского происхождения. Китайский язык практикуется только администрациею и войсками, внедренными в совершенно чуждую им народность»[570]570
  Там же. Л. 40–40 об.


[Закрыть].

Как видно из представленного документа, потребности всей группировки русских войск в Туркестане, Восточной Сибири и на Дальнем Востове в военных переводчиках китайского, маньчжурского, монгольского языков определялись в «поштучном» исчислении. Для действий на обширных театрах войны в Сибири и на Дальнем Востоке русской армии предлагалось иметь всего двух-трех военных переводчиков. О таких языках, как японский и корейский, в Главном штабе речь в то время вообще не велась. Когда русская армия в войну с Японией пережила свою «лингвистическую Цусиму», то это были печальные последствия предшествующих войне оптимистичных суждений вроде тех, что «достаточно ограничиться двумя штатными переводчиками» в китайском языке, а в переводчиках, знающих разговорный монгольский язык «надобности не встречается».

Чтобы выяснить позицию министерств иностранных и внутренних дел относительно возможности обучения офицеров в Урге и Кульдже, Главный штаб направил в эти ведомства соответствующие запросы. От министра внутренних дел и товарища министра иностранных дел были получены положительные отзывы – «препятствий не встречается». В июне 1890 г. по представлению Главного штаба состоялось решение Военного Совета (Высочайше утверждено 22 октября 1890 г.) об ассигновании ежегодно, начиная с 1 января 1891 г., в распоряжение командующего Приамурским военным округом 1000 руб. серебром на содержание в Урге двух «военных стипендиатов». Этим же решением в распоряжение командующего Омским военным округом выделялось 540 руб. серебром на командирование через каждые два года в Кульджинскую школу одного офицера на два года для изучения китайского языка[571]571
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1890 г.). Л. 28–29. Выписка из журнала Военного Совета, 21 июня 1890 г.


[Закрыть]. Право выбора кандидатов для Кульджинской школы предоставлялось командующему войсками Омского военного округа. Кандидаты на учебу обязаны были сдать экзамен по русскому языку и военно-топографической съемке. После двухлетнего пребывания в Кульдже и изучения китайского разговорного языка офицеры обязаны были не менее четырех лет прослужить в крае и занимать административные должности в местностях Омского военного округа с компактным проживанием китайского населения или возвратиться в свои части и периодически исполнять поручения по ведению разведки в Китае[572]572
  Там же. Л. 33. Отношение управляющего делами ВУК Главного штаба в штаб Омского военного округа, 5 января 1891 г.


[Закрыть].

Большой срок обучения и ограниченное число слушателей в Ургинской школе в значительной степени ограничивали возможности штаба Приамурского военного округа по созданию кадров переводчиков китайского языка. В феврале 1896 г. начальник штаба округа генерал-майор К. Н. Грибский доносил в Главный штаб: «В текущем году состоится первый выпуск двух казаков, стипендиатов военного ведомства, изучавших китайский язык в Ургинской школе переводчиков; в настоящее время еще не известно, каков достигнут ими результат, и во всяком случае – этой меры для потребностей округа слишком недостаточно, так как выпуск двух стипендиатов бывает раз в пять лет»[573]573
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 48 (1896 г.). Л. 1 об. – 2. Отношение начальника штаба Приамурского военного округа к управляющему делами ВУК Главного штаба, 9 февраля 1896 г.


[Закрыть].

В 1896 г. состоялся первый выпуск слушателей из Ургинской школы переводчиков и толмачей. В связи с этим управляющий российским императорским генеральным консульством в Урге уведомил штаб Приамурского военного округа, что курс школы по первому разряду окончили казаки Забайкальского казачьего войска Большаков и Цыдыпов[574]574
  РГВИА. Ф. 1558. Оп. 6. Д. 21. Л. 1. Справка отчетного отделения [штаба Приамурского военного округа], 13 июля 1905 г.


[Закрыть]. После их выпуска в школе оставалось еще два слушателя от Забайкальского казачьего войска – Бимбаев и Сахаров[575]575
  РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 29. Л. 8. Именной список нижних чинов, знающих маньчжурский, монгольский и бурятский языки.


[Закрыть].

В конце декабря 1906 г. командующий войсками Иркутского военного округа направил начальнику Генерального штаба запрос о возможности командировать в Ургинскую школу от войск округа офицеров для изучения китайского и монгольского языков. В связи с этим запросом начальник Генерального штаба в письме на имя министра иностранных дел указывал, что командирование двух-трех офицеров от Иркутского военного округа в Ургу для изучения восточных языков «очень желательно» и что расходы на такое командирование целиком возьмет на себя военное ведомство[576]576
  РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1120. Л. 44 об. – 45. Письмо начальника Генерального штаба министру иностранных дел, 20 января 1907 г.


[Закрыть]. В ответном письме министр иностранных дел высказался за желательность такой меры, но просил оказать некое материальное содействие для ремонта школы. Испрашивалась сумма в 5000 руб., выделение которой по состоянию бюджета Военного министерства возможно было не ранее 1909 г. В связи с началом обсуждения в Генеральном штабе новой организации дела изучения офицерами восточных языков, последовавшего в 1907 г., вопрос о командировании офицеров в Ургу утратил свою актуальность.

Подготовка военных переводчиков в Ургинской школе совершенно не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Спустя 13 лет после первого выпуска из школы в войсках того же Приамурского военного округа не имелось ни одного выпускника школы. В апреле 1909 г. штаб округа уведомил Азиатскую часть Главного штаба: «По наведенным справкам, в войсках и управлениях округа бывших стипендиатов Ургинской школы ныне не состоит»[577]577
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3723. Л. 212. Телеграмма штаба Приамурского военного округа в Азиатскую часть Главного штаба, 13 апреля 1909 г.


[Закрыть].

До 1898 г. от Омского военного округа из числа казачьих офицеров Сибирского и Семиреченского казачьих войск через каждые два года сроком на два года командировался один офицер в Кульджинскую школу переводчиков и толмачей. Выбор конкретного кандидата осуществлялся командующим войсками округа по представлению командующего войсками Семиреченской области. Вся переписка и финансовая отчетность по обучению офицеров в Кульдже были сосредоточены в штабе войск Семиреченской области. Ежегодно штабом войск Омского (Сибирского) военного округа на штаб войск Семиреченской области переводились средства для оплаты обучения офицера в Кульдже, которые затем переводились в распоряжение российского консула в Кульдже.

Под управление штаба Туркестанского военного округа Кульджинская школа перешла в 1900 г. Этому предшествовало изменение в военно-административном делении азиатских военных округов (1899 г.), по которому Семиреченская область вошла в состав Туркестанского генерал-губернаторства. В апреле 1900 г. штаб Сибирского военного округа уведомил штаб Туркестанского военного округа о переводе на счета Туркестанской казенной палаты кредита Главного штаба, предназначенного для финансирования подготовки офицеров-востоковедов в Кульдже. С этого момента руководство и финансирование обучения офицеров в Кульдже перешло к штабу Туркестанского военного округа.

В мае 1900 г. штаб округа запросил командующего Семиреченской области о состоянии дел с обучением офицеров китайскому языку. По сообщению командующего войсками области, в мае 1899 г. в Кульджу был командирован хорунжий 1-го Семиреченского казачьего полка А. И. Вяткин[578]578
  Сведения о выпускниках и обучавшихся в Кульджинской школе приводятся в Прил. № 3 настоящего издания.


[Закрыть]. В октябре 1900 г. командир Западно-Сибирской казачьей бригады ходатайствовал об откомандировании сотника Вяткина к месту постоянной службы и о направлении в Кульджу сотника 1-го Сибирского казачьего полка А. Ф. Васильева[579]579
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1589. Л. 31–31 об. О командировании офицера в Кульджу. Справка по отчетному отделению штаба Туркестанского военного округа, 5 ноября 1901 г.


[Закрыть]. Однако средств на обучение офицера в Кульдже Главным штабом на начало ноября 1901 г. перечислено не было.

Несмотря на достаточно продолжительный период деятельности Кульджинской школы, она дала слишком мало переводчиков для сибирских и туркестанских войск. В 1909 г. в войсках Омского военного округа имелось всего два выпускника школы – состоящий в распоряжении атамана 1-го военного отдела Сибирского казачьего войска есаул Меньков и делопроизводитель войскового хозяйственного правления того же войска коллежский секретарь Щеглов[580]580
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 3723. Л. 213. Отношение штаба Омского военного округа на имя начальника Азиатской части Главного штаба, 22 апреля 1909 г.


[Закрыть].

В 1911 г. в связи с введением в действие Положения об изучении офицерами восточных языков перед руководством Туркестанского военного округа возник вопрос о дальнейшей судьбе Кульджинской школы. Как следует из архивных документов, в Ташкенте смутно представляли, что происходит с подготовкой военных переводчиков в Кульдже. Само обучение уже давно превратилось в формальность, и командирование офицеров осуществлялось скорее по инерции, чем в соответствии с какой-либо системой. Поскольку Высочайший указ о подготовке офицеров-восточников в Кульдже никто не отменял и Главный штаб продолжал финансирование проекта, то в штабе округа смотрели на всю историю с Кульджой как на тягостную формальность, устранить которую никто из высшего руководства округа самостоятельно не решался. Для штаба Туркестанского военного округа Кульджинская школа всегда была «инородным» телом, продуктом, к созданию которого округ не имел никакого отношения. К тому же после 1897 г. основное внимание в штабе округа уделялось руководству Ташкентской офицерской школой восточных языков. После введения в курс последней китайского языка подготовка офицеров-китаистов в Кульдже стала выглядеть явным анахронизмом. Это особенно проявилось, когда возник вопрос о придании отделению китайского языка в Ташкентской офицерской школе восточных языков статуса постоянно действующего.

О том, насколько не был осведомлен штаб округа в вопросе о Кульджинской школе говорит тот факт, что когда начальнику штаба округа генерал-лейтенанту Н. С. Глинскому понадобилась справка о подготовке военных востоковедов в Кульдже, то в штабе не оказалось сколько-нибудь определенных сведений. Тогда не нашли ничего лучшего как запросить самого консула в Кульдже, чтобы он разъяснил вопрос. В январе 1911 г. на запрос штаба округа управляющий консульством в Кульдже С. А. Федоров телеграммой доносил: «Школа приготовляет переводчиков и толмачей тюркского, китайского и маньчжурского языков. Устава нет, и при отсутствии более подходящих и скудости вознаграждения приходится довольствоваться учителями, какие имеются, и не требовать правильной организации преподавания, предоставив им руководствоваться собственными методами»[581]581
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2294. Л. 425. Отношение начальника штаба Туркестанского военного округа, 16 ноября 1911 г.


[Закрыть].

В октябре 1911 г. управляющий консульством в Кульдже А. А. Дьяков доносил дипломатическому чиновнику при Туркестанском генерал-губернаторе о том, что в Кульджу прибыл для изучения китайского языка сотник Калачев и что консул при этом не был поставлен штабом Туркестанского военного округа даже в известность[582]582
  Там же. Л. 445–445 об. Отношение управляющего Российским императорским консульством в Кульдже к дипломатическому чиновнику при Туркестанском генерал-губернаторе, 25 октября 1911 г.


[Закрыть]. В связи с письмом консула командующий войсками округа генерал от кавалерии А. В. Самсонов поручил начальнику штаба округа подготовить доклад о состоянии дел в Кульджинской школе.

Генерал-лейтенант Н. С. Глинский поручил штабс-капитану Н. Н. Стромилову, старшему адъютанту штаба округа и преподавателю китайского отделения в Ташкентской офицерской школе восточных языков, составить специальную записку о Кульджинской школе переводчиков и толмачей. В подготовленной записке Стромилов дал краткую характеристику подготовке офицеров в Кульджинской школе и высказался за перенос обучения на китайское отделение Ташкентской офицерской школы восточных языков. Стромилов обратился к генералу Глинскому с просьбой направить запросы в Омск, Верный и Кульджу, чтобы выяснить мнения заинтересованных сторон по поставленному вопросу. Как отмечал Стромилов, «сведения эти были необходимы и для осведомления Главного штаба, который будучи не в курсе дела, рекомендовал штабу округа посылку офицеров в Кульджу, как это делалось в течение ряда лет без всяческого фактического контроля результатов такой постановки дела»[583]583
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2369. Л. 180. Справка по разведывательному отделению [штаба Туркестанского военного округа], 19 января 1912 г.


[Закрыть].

По поручению Глинского были отправлены запросы на имя начальников штабов Омского военного округа и войск Семиреченской области, в которых отмечалось: «В настоящее время для штаба округа представляется необходимым выяснить вопрос о том, представляется ли целесообразным командировать офицеров в Кульджинскую школу переводчиков и толмачей в смысле создания в войсках достаточного как по качеству, так и по количеству кадра офицеров-переводчиков китайского языка <…>. Ввиду этого представляется крайне желательным выяснить, удовлетворяют ли офицеры по окончании школы всем требованиям, которые могут быть к ним предъявлены в военное (в особенности) время как в интеллигентном разведчике и толковом переводчике. При этом важно отметить, могут ли фактические офицеры эти по окончании школы разбираться (со словарем) в написанных и напечатанных книгах, газетах и документах, и в какой мере, или владеют только одним разговорным китайским языком, и в какой степени. Желательно также сопоставить в общих чертах число офицеров, изучавших китайский язык, с имеющимся в настоящее время кадром»[584]584
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2294. Л. 425–425 об. Отношение начальника штаба Туркестанского военного округа, 16 ноября 1911 г.


[Закрыть]. Одновременно был направлен запрос на имя управляющего российским консульством в Кульдже с просьбой дать оценку эффективности подготовки военных востоковедов в Кульджинской школе.