Текст книги "История изучения восточных языков в русской императорской армии"

В последовавших на запрос ответах обрисовывалась безотрадная картина. В письме начальника штаба Омского военного округа сообщалось, что «в войсках округа и в Сибирском казачьем войске в настоящее время нет офицеров, изучавших китайский язык в Кульджинской школе и офицеров-переводчиков, окончивших какие-либо другие курсы названного языка»[585]585
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2294. Л. 428. Отношение начальника штаба Омского военного округа к начальнику штаба Туркестанского военного округа, 3 января 1912 г.


[Закрыть]. Примечательно, что подобное состояние дел обнаружилось в округе, для которого, собственно говоря, и создавалась Кульджинская школа. Также очевиден и факт, что для разведки в Западном Китае штаб Омского военного округа не располагал ни одним специалистом по китайскому языку. Это положение наблюдалось в то время, когда в Приамурском военном округе уже со всей очевидностью обозначился кризис перепроизводства офицеров-китаистов, готовившихся в Восточном институте.

Весьма показательным оказался и ответ начальника штаба войск Семиреченской области генерала Г. Г. Джонсона: «Возрастающее значение Семиреченской области в вопросах русско-китайских отношений, необходимость постоянного присутствия в сопредельных областях Китая офицеров-разведчиков (негласных), знакомящихся с краем в военно-статистическом отношении, совершенно не удовлетворяются теми условиями постановки изучения китайского языка, каковые существуют в настоящее время для войск области. Офицеры, окончившие двухлетние курсы в г. Кульджа, не только не могут разбираться со словарем в написанных и напечатанных на китайском языке книгах и документах, но, по их личному признанию, мало удовлетворяют требованиям даже разговорного языка. Причины эти, по моему мнению, коренятся, во-первых, в кратковременности курса, во-вторых, в отсутствии строгой экзаменационной проверки как результатов изучения языка, так и результатов всей вообще заграничной службы офицера – будущего интеллигентного разведчика в военное время. Кадра офицеров-переводчиков китайского языка в войсках области не имеется»[586]586
  Там же. Л. 426–426 об. Отношение начальника штаба войск Семиреченской области к начальнику штаба Туркестанского военного округа, 7 декабря 1911 г.


[Закрыть]. Как следует из отношения начальника штаба войск Семиреченской области, из окончивших Кульджинскую школу офицеров в войсках области проходил службу только есаул 1-го Сибирского казачьего полка Грызов. Другие три офицера – есаул Васильев, подъесаул Водопьянов (оба – 1-го Сибирского казачьего полка) и сотник Бакуревич (1-го Семиреченского казачьего полка) по состоянию на конец 1911 г. в войсках Семиреченской области не числились.

В конце декабря 1911 г. в штаб Туркестанского округа поступило письмо от консула в Кульдже А. А. Дьякова, в котором он изложил свой взгляд на постановку обучения в подведомственной ему школе[587]587
  Консул А. А. Дьяков прекрасно знал китайский язык, провел в Монголии и Западном Китае продолжительное время, и потому мнение его было вполне авторитетным.


[Закрыть]. «Дело подготовки командируемых в Кульджу офицеров к роли переводчиков китайского языка, – сообщал А. А. Дьяков, – поставлено из рук вон плохо. Приезжающие сюда гг. офицеры изучают китайский язык разговорный (так определено по Положению) при посредстве только одного учителя из школы переводчиков. Учитель-китаец ходит на известные часы к г. офицеру. И так дело тянется в течение двух лет. Потом офицер уезжает. Познания его никто не контролировал и не контролирует. И вдобавок каждый изучающий китайский язык здесь офицер, не в укор ему будет сказано, думает, что изучил уже китайский язык, приобрел способность свободно изъясняться на этом труднейшем в мире языке. Но на самом деле не так. Офицер в течение двух лет слышал голос и звуки только одного своего учителя. И само собой разумеется, что можно было привыкнуть понимать его с полуслова. Но попробуй заговорить с изучавшим китайский язык другой китаец, как окажется, что этот китаец говорит почти на неизвестном языке <…>. Для изучения китайского разговорного языка нужна богатая практика и практика. И изучать китайский язык нужно не здесь в Кульдже или в г. Курэ (куда не пустят), а в каком-либо многолюдном городе. В этом отношении я указываю только на город Урумчи, как ближайший к Туркестанскому генерал-губернаторству. В таковом отношении и нужно организовать дело изучения офицерами китайского языка»[588]588
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2294. Л. 429–430. Письмо управляющего Российским императорским консульством в Кульдже в штаб Туркестанского военного округа, 24 декабря 1911 г.


[Закрыть].

По получении всех мнений, штабс-капитан Стромилов представил начальнику штаба округа доклад, положения которого были доведены до сведения начальника Главного штаба. В рапорте по этому вопросу генерал Глинский отмечал: «В смысле подготовки кадра офицеров, знающих китайский язык и Западный Китай, каковой кадр необходим как для ведения разведки в мирное и военное время, так и для снабжения войск интеллигентными переводчиками, Кульджинская школа не дала до сих пор (с 1891 года) ничего. Несомненно, главными причинами этого были: отсутствие надлежащей организации обучения, отсутствие основательной теоретической подготовки под руководством русского китаеведа и полное отсутствие фактического контроля со стороны военного ведомства»[589]589
  Там же. Д. 2369. Л. 9 об. Рапорт начальника штаба Туркестанского военного округа начальнику Главного штаба, 19 февраля 1912 г.


[Закрыть]. Глинский настоятельно просил решить вопрос о придании официального статуса китайскому отделению Ташкентской офицерской школы восточных языков с тем, чтобы сделать его центром подготовки офицеров-китаистов. Вопрос о Кульджинской школе так и не был решен в течение 1912–1913 гг.

В 1911 г. в Кульджинскую школу был командирован последний офицер – сотник 1-го Сибирского казачьего полка Е. А. Калачев, который в 1913 г. возвратился в свою часть по болезни, так и не закончив полного курса. Находившийся в 1913 г. в служебной командировке в Ташкенте делопроизводитель Азиатской части Главного штаба генерал-майор А. А. Давлетшин рекомендовал штабу округа вновь войти с представлением на имя военного министра о прекращении командирования офицеров в Кульджинскую школу ввиду «выяснившейся непригодности этой школы и невозможностью изменить положение дела за отдаленностью этой школы и отсутствием контроля со стороны компетентных лиц (из знающих китайский язык)»[590]590
  Там же. Д. 2349. Л. 45–45 об. Доклад по отделу окружного генерал-квартирмейстера штаба Туркестанского военного округа, 10 апреля 1914 г.


[Закрыть]. В конце 1913 г. генерал-квартирмейстер штаба Туркестанского военного округа генерал-майор Л. В. Федяй уведомил Азиатскую часть Главного штаба, что обучение офицеров в Кульджинской школе штабом округа прекращено. В связи с этим генерал Давлетшин в письме заведующему Ташкентской офицерской школы восточных языков полковнику Ягелло указывал: «О выяснении этого вопроса, помните, Главный штаб писал, и я несколько раз напоминал лично. Если командующий войсками находит нужным совершенно прекратить командирование в Кульджу, то непременно нужно будет дело оформить и для этого сделать соответствующее представление»[591]591
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2349. Л. 14 об. Письмо генерал-майора Давлетшина к полковнику Ягелло, декабрь 1913 г.


[Закрыть]. В феврале 1914 г. штабом Туркестанского военного округа вновь был поднят вопрос о необходимости войти с представлением на имя военного министра о прекращении командирования офицеров в Кульджу[592]592
  Там же. Л. 42–42 об. Доклад по окружному штабу [Туркестанского военного округа], 20 февраля 1914 г.


[Закрыть]. Был ли разрешен этот вопрос до начала Первой мировой войны, остается неизвестным.

С точки зрения эффективности и рациональности концепция подготовки офицеров-восточников в Ургинской и Кульджинской школах оказалась очевидной химерой, бесполезным паллиативом. Проект, в основе которого лежала пресловутая идея «экономии от казны», стоил государству больших средств и, не снабдив армию квалифицированными специалистами, только отодвинул по времени принципиальное решение вопроса о системной и фундаментальной подготовке военно-востоковедных кадров.

Проект изучения восточных языков офицерами морского ведомства во Владивостоке

Один из первых проектов создания специализированных курсов для изучения офицерами восточных языков на Дальнем Востоке относится к середине 1880-х гг. Появление проекта связано с запросом морского министра на имя командира Владивостокского порта относительно возможности организовать во Владивостоке курсы китайского и японского языков для офицеров Тихоокеанской эскадры[593]593
  Проект подробно рассмотрен в статье: Буяков А. М. Проект изучения восточных языков морскими офицерами российского флота во Владивостоке в конце XIX в. // Проблемы и методы разработки и эксплуатации вооружения и военной техники ВМФ: сб. ст. Владивосток: Изд-во Тихоокеанского военно-морского института им. адмирала С. О. Макарова, 2000. Вып. 28. Актуальные проблемы тактики военно-морского флота, военно-морской географии и военной истории. С. 114–117.


[Закрыть]. Запрос морского министра для проработки был передан командиром порта подпоручику Корпуса флотских штурманов В. А. Панову[594]594
  Панов Виктор Ананьевич (1854–1922) – капитан Корпуса флотских штурманов, один из выдающихся местных деятелей Приморья в конце XIX – начале XX в. Прибыл на службу во Владивосток в 1876 г., назначен заведующим поверкою астрономических и навигационных инструментов и корректурой карт Владивостокского порта (1886); заведующий Александровскими мореходными классами (1890–1902), владивостокский городской голова (1903), редактор и издатель газеты «Дальний Восток» (с 1892 г.).


[Закрыть].

Панов составил проект, основная идея которого сводилась к максимальному использованию существовавших в то время у сил Тихоокеанской эскадры возможностей для организации изучения восточных языков. Применительно к каждому языку он предлагал отдельный план постановки учебного процесса. Для практического изучения японского языка Панов считал возможным использовать школу при Русской православной миссии в Токио, в которой имелись необходимые преподаватели, знающие японский и русский языки. Проект предполагал командирование в Японию небольшой группы офицеров Тихоокеанской эскадры, которым выдавались средства на проживание и оплату услуг преподавателя японского разговорного и письменного языка. Срок обучения составлял два года. В течение каждого года офицеры командировались на несколько месяцев в Японию, а затем самостоятельно продолжали изучение японского языка в России. В Японию могли быть посланы в первую очередь те офицеры, которые уже имели некоторое знание японского разговорного языка, полученое ими в период стоянок кораблей эскадры в японских портах.

Для изучения китайского языка Панов предлагал создать для офицеров зимние курсы на берегу. В качестве преподавателей предполагалось пригласить русского лектора и нескольких образованных китайцев для речевой практики. Для курсов выделялось отдельное помещение и устанавливался бюджет в 4500 руб. в год. Основной целью ставилось изучение китайского разговорного языка с основами китайской письменности. «Изучение китайского разговорного языка, – справедливо считал Панов, – немыслимо без некоторого ознакомления с китайской письменностью, поэтому предполагалось обязательное изучение хотя бы около тысячи простейших иероглифов, требующихся для выражения мысли в повседневном практическом хозяйственном обиходе»[595]595
  Панов В. А. Высшее учебное… недоразумение // Дальний Восток. 1916. № 178.


[Закрыть]. Срок изучения китайского языка определялся в три года. Предполагалось, что в первый год после зимнего курса офицеры практиковались в разговорном китайском языке в самом Владивостоке или во время летнего плавания. На второй год после зимнего курса слушатели отправлялись на несколько месяцев на языковую практику в Маньчжурию, а на третий год – в Пекин. Находясь в Пекине, офицеры должны были сдать экзамен при Российской дипломатической миссии и получить свидетельство о присвоении звания судового переводчика. В дальнейшем офицеры могли бы поддерживать и совершенствовать свои языковые знания во время ежегодных плаваний на кораблях Тихоокеанской эскадры.

Проект Панова командиром Владивостокского порта был отправлен для утверждения в Морское министерство, но дальнейших распоряжений из Петербурга не последовало. Проект так и остался нереализованным. Вместе с тем он представляет несомненный интерес для истории русского военного востоковедения как одна из первых попыток организации языковой подготовки офицеров морского ведомства применительно к дальневосточному театру военных действий. События русско-японской войны лишний раз подтвердили, что проект Панова имел перспективу и практическую значимость, но руководство Морского министерства не проявило в этом вопросе должного государственного подхода.

Гродековские премии за изучение восточных языков

Китайско-японская война (1894–1895) оказала большое воздействие на формирование российской внешней и оборонной политики на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX в. Посредничество в мирных переговорах между Китаем и Японией предоставило России значительные экономические привилегии в Китае, но одновременно привело к столкновению российских экономических и военно-политических интересов с японскими. Стремясь обеспечить новое положение на Дальнем Востоке, российские власти предприняли ряд мер стратегического характера, направленных на усиление оборонного потенциала в регионе. Военным ведомством была произведена корректировка стратегического планирования на дальневосточном театре военных действий, произведено усиление сил армии и флота, намечены меры к развитию транспортной инфраструктуры, строительству и модернизации баз и стоянок Тихоокеанского флота.

Главному штабу китайско-японская война среди прочих выводов дала мысль о недостаточной готовности русских войск к ведению широкомасштабных действий на дальневосточном театре военных действий ввиду слабой военно-географической и военно-статистической изученности театра. Многие районы Восточной Монголии, Маньчжурии и Кореи были еще крайне слабо изучены в стратегическом отношении, о них имелась лишь отрывочная информация. Одним из результатов переосмысления новых стратегических реалий на Дальнем Востоке явилась программа по военно-географическому изучению территорий сопредельных стран, к которой привлекались как Главный штаб, так и силы азиатских военных округов.

Вполне естественным явился и вопрос о подготовке на случай войны специалистов по странам и языкам Дальнего Востока. 28 июля 1895 г. Главным штабом на Высочайшее имя был подготовлен доклад о мерах по усилению боевой готовности войск в связи с событиями китайско-японской войны. Среди предлагаемых мер указывалось и на необходимость «иметь для изучения Дальнего Востока и в рядах войск Приамурского военного округа образованных офицеров, знающих китайский и японский языки»[596]596
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 48 (1896 г.). Л. 7. Отношение начальника Главного штаба к военному министру, 4 апреля 1896 г.


[Закрыть].

О положении с переводчиками дальневосточных языков в военном ведомстве красноречиво свидетельствует эпизод с подготовкой экспедиции Генерального штаба полковника В. П. Карнеева в Корею в 1895 г. и поисками переводчиков корейского языка. «К прибытию нашему во Владивосток, – доносил Карнеев, – все более или менее грамотные переводчики были разобраны во флот. Пришлось удовольствоваться оставшимися. Ни один из них не умел читать по-корейски. Только один кое-как писал по-русски, а другой же с трудом изъяснялся по-русски»[597]597
  Поездка Генерального штаба полковника Карнеева и поручика Михайлова по Южной Корее в 1895–1896 гг. // СМА. 1901. Вып. LXXV. С. 1–171.


[Закрыть]. Этот эпизод заставляет лишний раз вспомнить оптимистические прогнозы Генерального штаба полковника И. П. Надарова, утверждавшего, что на русском Дальнем Востоке «переводчиков можно найти сколько угодно, и притом очень хороших».

В декабре 1895 г. временно командующий войсками Приамурского военного округа генерал Н. И. Гродеков, «признавая весьма полезным и желательным распространение среди офицеров частей войск округа знаний китайского и японского языков», нашел возможным из сумм, находившихся в непосредственном распоряжении командующего войсками округа, учредить специальные премии за «основательное изучение» восточных языков[598]598
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 48 (1896 г.). Л. 4. Приказание по войскам Приамурского военного округа, г. Хабаровск, 15 декабря 1895 г., № 132.


[Закрыть].

Всего учреждалось четыре премии (по две на каждый язык) по 500 руб. каждая. Стипендии предназначались для офицеров округа, которые самостоятельно изучили китайский язык в объеме разговорного и несложного чтения (желательно) или японский язык – в объеме «читать, писать и свободно говорить». Соискатели на стипендию должны были сдать экзамены специальной комиссии, назначаемой по распоряжению командующего войсками округа. Первые экзамены назначались на январь 1897 г. Как отмечалось в приказе по войскам округа, командующий войсками был «твердо уверен, что гг. офицеры, сознавая всю важность основательного изучения восточных языков, не отнесутся равнодушно к этому делу и найдут время для этого полезного занятия».

Гродековские премии просуществовали недолго и были приостановлены «за недостатком средств». Тем не менее они имели важное значение для выработки системы стимулов к поощрению офицеров изучать восточные языки. Среди пятерых офицеров, получивших гродековскую премию, были штаб-офицер для особых поручений при командующем войсками Примурского военного округа Генерального штаба подполковник В. К. Самойлов и поручик 20-го Восточно-Сибирского стрелкового полка П. А. Россов, впоследствии известные военные востоковеды. Полковник Самойлов продолжительное время занимал должность военного агента в Японии (1902–1905, 1906–1914). Поручик Россов в 1897 г. командировался в г. Тяньцзинь для совершенствования в китайском языке. По поручению военного агента в Китае Генерального штаба полковника К. И. Вогака он занимался переводом на русский язык китайских географических названий, нанесенных на новой секретной японской маршрутной карте Кореи[599]599
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 4. Д. 632. Л. 3 об. Рапорт военного агента в Китае, 17 июня 1897 г.


[Закрыть].

Поход русских войск в Китай в 1900–1901 гг. вновь поднял перед военным командованием вопрос о необходимости иметь достаточное количество военных востоковедов, знающих Китай и китайский язык. Начавшаяся в то время подготовка военно-востоковедных кадров в Восточном институте не могла решить проблему быстрого насыщения войск азиатских военных округов необходимым числом офицеров-восточников. Первый выпуск из Восточного института предполагался только в 1903 г., число обучавшихся в нем офицеров было в то время ничтожно мало. В апреле 1901 г. командующий войсками Приамурского военного округа генерал-лейтенант Н. И. Гродеков в рапорте на имя военного министра вновь поднял вопрос о подготовке кадров переводчиков китайского и японского языков. В рапорте он отмечал нехватку профессионально подготовленных военных переводчиков и указывал на неудобство прибегать к услугам «полуграмотных невежественных китайцев, с грехом пополам усвоивших начатки русской речи», у которых «нравственные качества <…> не ушли далеко от их знаний»[600]600
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 2299. Л. 158–161. Рапорт командующего войсками Приамурского военного округа военному министру, 17 апреля 1901 г.


[Закрыть].

В условиях нараставшего экономического бума в Маньчжурии, связанного с началом эксплуатации Китайско-Восточной железной дороги, потребность в компетентных переводчиках китайского и маньчжурского языков сильно возросла, что существенно снижало возможности военного ведомства по привлечению для нужд армии квалифицированных переводчиков. «За недостатком благонадежных и знающих свое дело переводчиков, – отмечал Гродеков, – приходится пользоваться теми, какие есть; порядочные же переводчики настолько редки, и спрос на них столь велик, что они получают тысячные оклады и занимают ответственные места на железной дороге, при комиссарах и т. д. Привлечь их на службу при войсках будет крайне дорого, да их не хватит на все части войск»[601]601
  Там же. Л. 158.


[Закрыть].

С тем, чтобы в какой-то мере снизить некомплект военных переводчиков, Гродеков разработал проект по «распространению знания китайского языка и письменности среди офицеров войск округа». В основе проекта лежала идея материального стимулирования самостоятельного изучения офицерами округа восточных языков. Гродеков, по существу, призывал вернуться к системе премий, существовавшей в 1895–1897 гг. в войсках Приамурского военного округа, автором которой он являлся. Гродеков был убежден, что «найдутся и изучившие китайский язык офицеры, и тем в большем числе, чем солиднее будет размер денежных премий». Гродековым была разработана специальная система премий для поощрения офицеров к изучению восточных языков и составлена программа языковых испытаний. В основе испытательных экзаменов лежали довольно простые требования – владеть разговорным китайским языком и читать со словарем простейший китайский текст. За знание разговорного и основ письменного китайского языка, подтвержденное экзаменом в Восточном институте, офицер получал премию в 3000 руб. – сумму для младшего офицера по тем временам огромную, составлявшую его почти трехлетний должностной оклад. За знание только одного разговорного китайского языка предполагалась премия в половинном размере. Испытания на знание разговорного китайского языка должны были проводиться в штабе Приамурского военного округа. В случае последующей сдачи офицером письменного экзамена размер премии предусматривалось увеличить. Столь высокий размер премий, по мысли Гродекова, был необходим не только для привлечения более широкого круга офицеров к самостоятельному изучению китайского языка, но и для выравнивания размеров их материального поощрения с теми, что были установлены для офицеров-слушателей Восточного института.

Всего предполагалось установить три премии в 3000 руб. и десять премий в 1500 руб. Введение системы премий намечалось с 1 сентября 1902 г. С целью удержать офицеров в строю за каждые 1000 руб. премии устанавливался один календарный год обязательной службы на Дальнем Востоке. Офицерам, подтвердившим знание письменного и разговорного китайского языка, производилась надбавка к основному жалованью в размере 25 %. Офицерам, сдавшим экзамен на знание только разговорного китайского языка, надбавка не полагалась, «дабы заставить их не останавливаться на полпути».

Проект генерала Гродекова, основываясь на благородной и рациональной идее, имел совершенно очевидные слабые стороны. Он сводил сложный и системный процесс подготовки военных специалистов по Востоку к простой идее иметь слабо подготовленного толмача и отрицал фундаментальное востоковедное образование офицеров. Позиция Гродекова в этом вопросе предельно ясно видна из его суждения: «Восточный институт подготовляет интеллигентных деятелей на Востоке; нам же нужны простые переводчики». Гродеков полагал, что полуобразованных военных переводчиков будет легче удержать в рядах войск, и им в силу недостаточно основательной востоковедной подготовки будет закрыт доступ к высокооплачиваемым должностям вне армии (словами Гродекова – «офицерам этим труднее будет достать должность на стороне»). Главный вопрос, нужны ли армии такие горе-переводчики, программа Гродекова оставляла без ответа. В программе хорошо описывались стимулы, но совершенно не указывались пути к достижению цели. Обучению восточным языкам придавался элемент случайности – офицеры сами должны были искать преподавателей, из своих средств оплачивать их услуги, покупать учебники, изыскивать время на занятия и при всем этом не забрасывать строевую службу. Сам процесс изучения сложного китайского языка подавался Гродековым упрощенно, на бытовом уровне – «по опыту изучения [китайского] языка многими лицами можно предположить, что солидные успехи в нем можно достичь, живя в Маньчжурии, в год». Гродеков, человек широкой эрудиции и большой знаток Востока, в данном случае искренне и глубоко заблуждался, механически перенося свой туркестанский лингвистический опыт (самостоятельно овладел казахским и узбекским языками) на дальневосточную почву. Примечательно и то, что вся эта программа подготовки «босоногих»[602]602
  По аналогии с босоногими врачами (赤脚医生) – китайскими крестьянами периода культурной революции в Китае (1966–1976), получавшими начальные сведения по традиционной китайской медицине и оказывавшими первую необходимую помощь односельчанам.


[Закрыть] переводчиков по своей стоимости (24 000 руб. в год) ничуть не уступала стоимости подготовки полноценных военных востоковедов в Восточном институте в первые годы его деятельности. Не случайно на рапорте Гродекова военный министр поставил краткую резолюцию: «Задумано слишком широко и требует большого расхода».

Премии за преподавание китайского языка все же были введены, но точное их количество и размер остаются неизвестными. Выдача премий вводилась на ограниченный срок – до 1904 г., когда должен был состояться первый выпуск офицеров-китаистов из Восточного института. Одновременно Военное министерство сочло желательным такую же меру поощрения распространить и на офицеров, желающих самостоятельно изучить японский язык. 15 августа 1902 г. состоялось Высочайшее утверждение постановления Военного Совета о введении в качестве временной меры (также до 1904 г.) денежных премий за самостоятельное изучение японского языка. Всего учреждалось пять премий: одна в 1000 руб. за изучение письменного и разговорного языка, четыре премии по 500 руб. за изучение разговорного языка[603]603
  Разведчик. 1902. № 629. С. 1014.


[Закрыть].

В июне 1903 г. штаб Приамурского военного округа обратился к директору Восточного института с просьбой назначить экзаменационную комиссию для испытания офицеров, самостоятельно изучавших китайский и японский языки, а также определить время производства экзаменов. Решением конференции Восточного института время приема экзаменов было назначено на 1 декабря 1903 г. В состав экзаменационной комиссии вошли профессора А. В. Рудаков, П. П. Шмидт, Е. Г. Спальвин, лекторы китайского и японского языков Ци Шаньцин и Маэда Кёцугу[604]604
  Заседание конференции Восточного института от 9 сентября 1903 г. // Известия Восточного института. 5-й год изд. 1903–1904 акад. год. Т. X. / Вост. ин-т; под ред. А. Позднеева. Владивосток: Тип. газ. «Дальний Восток», 1904. С. XXVI.


[Закрыть].

Проект Гродекова, несмотря на то что он был реализован не в полной мере и существовал недолго, интересен, по крайней мере, с двух точек зрения: он продолжил дискуссию по вопросу «кого готовить» – офицера-ориенталиста или офицера-переводчика, – а также отразил в себе одну из главных болезней того времени: стремление готовить кадры «впрок», без учета военно-стратегического прогноза, реальных потребностей войск в мирное и военное время, а также без оглядки на перспективы служебной деятельности подготовленных специалистов. Тема эта приобрела особо острый характер в период перепроизводства военно-востоковедных кадров, имевшего место незадолго до Первой мировой войны.