Текст книги "История изучения восточных языков в русской императорской армии"

На деятельности двух выдающихся офицеров из этого выпуска, И. Д. Ягелло и А. И. Выгорницкого, мы остановимся более подробно в главе, относящейся к истории Ташкентской офицерской школы восточных языков. По представлению Главного штаба, поручик Б. А. Вревский, как «оказавший отличные успехи в турецком», командировался для языковой и страноведческой стажировки в распоряжение русского военного агента в Константинополе[265]265
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 28б (1895 г.). Л. 31. Доклад по Главному штабу, 12 мая 1895 г.


[Закрыть].

В 1896 г. произошли кадровые перестановки в руководстве ВУК Главного штаба; на смену генерал-лейтенанту Ф. А. Фельдману пришел генерал-майор В. У. Соллогуб, продолжительное время служивший в ВУК Главного штаба. Пребывание генерала Соллогуба во главе ВУК Главного штаба было непродолжительным, в 1901 г. на этом посту его сменил генерал-майор В. П. Целебровский. В отличие от генерала Фельдмана, генералы Соллогуб и Целебровский по причине непродолжительного пребывания в должности не оставили сколько-нибудь заметного следа в руководстве офицерскими курсами восточных языков. С уходом Фельдмана завершилась целая эпоха в истории курсов, и при новых начальниках они вступили в беспокойные времена реформ и преобразований.

В 1896 г. на курс восточных языков поступили поручики Чемерзин, Долгоруков, Рукин 2-й, Ильяшенко. Вступительный экзамен также сдал Генерального штаба капитан Семенов. Однако при утверждении списка к зачислению на курс у военного министра П. С. Ванновского возник вопрос, отслужил ли капитан Семенов положенные годы за учебу в НАГШ[266]266
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1992. Л. 115. Доклад по Главному штабу, 25 августа 1896 г.


[Закрыть]. Вполне возможно, что это и стало причиной, по которой Семенов не был зачислен на курс. В этом году курсы закончили: штабс-капитаны Гильфердинг, Трифанов, Кулаковский, поручики Термен 1-й, Поплавский.

В этом выпуске получили известность своей деятельностью на ниве военного востоковедения А. Ф. Гильфердинг и Р. И. Термен. Александр Федорович Гильфердинг (1862 – после 1924 г.) в качестве офицера-восточника начинал службу в Закаспийской области в период, когда в Асхабаде были открыты офицерские курсы языка индустани (урду). Гильфердинг проявил к языку индустани большой интерес и добился в его изучении значительных успехов. Он явился автором грамматики языка урду и ряда практических учебных пособий[267]267
  См.: Грамматика индустани (урду): Индус. собеседник и рус. – индустани-англ. слов. в рус. транскрипции / Сост. кап. А. Ф. Гильфердинг. СПб.: Типо-лит. И. Бораганского и К°, 1899. [2], 58 с., 244 стб.; Практическое руководство индустани (урду) / Сост. кап. Гильфердинг. СПб.: «Владимирск.» паровая типо-лит. Мордуховского, 1899. [2], VIII, 304 с.; Практическое руководство к изучению почерка шикесте: Пособие для изучения индустани: 50 актов, документов, писем и проч., перс. и рус. транскрипция их, пер. и полн. индустани-рус. слов. / Сост. кап. А. Ф. Гильфердинг. СПб.: «Владимирск.» паровая типо-лит., 1900. 265 с.


[Закрыть]. Гильфердинг принимал активное участие в работе индо-афганской комиссии Общества востоковедения.

Ричард Иосифович Термен (1870–1938) получил известность своей деятельностью по изучению Турции и ее воруженных сил. После окончания НАГШ проходил службу в штабе Кавказского военного округа, в 1905–1907 гг. являлся негласным военным агентом в Ване. В период Первой мировой войны на Кавказском фронте руководил штабами и командовал пехотным полком. За героизм и мужество в боях был удостоен Георгиевского оружия.

Интересную характеристику Р. И. Термена можно найти в воспоминаниях упоминавшегося ранее офицера-восточника К. Н. Смирнова: «Это был тип южного француза. Большого роста, живой брюнет. Прекрасно говорил по-французски, но во всех отношениях был совершенно обрусевшим типом и даже русским националистом и патриотом. Термен был очень веселый и милый человек. Он был легкомысленен, небрежен в своей внешности, всегда обходителен со всеми и всеми любим. Когда его назначили в Ван, то он своими писаниями очень смешил Гороха[268]268
  М. П. Горох – полковник, начальник разведывательного отделения штаба Кавказского военного округа.


[Закрыть], столь абсурдного и оригинального он писал, но в сущности не так все это было абсурдно, а заключало довольно много нешаблонных взглядов и оригинального, что тогда казалось несерьезным. Как военным агентом им были не особенно довольны, и вскоре возник вопрос о перенесении этого поста в более нужный район – Багдад. Термен был против этого назначения и ушел с этой должности опять на Кавказ. <…> Термен после этого еще не раз играл роль. Он был председателем комиссии по восстановлению пограничных знаков на русско-турецкой границе. Комиссия эта как раз закончила работы к началу войны. В бытность в Ване он особенно интересовался несторианами, много ездил по своему району и написал книги о своих поездках, изданные штабом»[269]269
  Смирнов К. Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта. С. 212–213.


[Закрыть].

В 1897 г. на офицерские курсы восточных языков[270]270
  В 1897 г. Азиатский департамент был переименован, в связи с этим изменилось полное название курсов – офицерские курсы восточных языков при учебном отделении I-го Департамента МИД.


[Закрыть] поступили: штабс-ротмистр Радошевский, поручики Добржанский, Керстич, Фолянд. Выпустились с курса следующие офицеры: штабс-капитаны Агабеков, Термен 2-й, Рукин 1-й, поручики Яковлев, Шмидт. Все офицеры были определены в распоряжение генерал-губернатора Туркестанского края. В августе 1897 г. они были назначены в распоряжение военных губернаторов областей: Самаркандской – Термен, Сыр-Дарьинской – Рукин и Яковлев, Ферганской – Агабеков и Шмидт[271]271
  Приказы по Туркестанскому краю, 25 августа 1897 г., № 120 // Туркестанские ведомости. 1897. № 63.


[Закрыть]. В 1898 г. штабс-капитан Агабеков принимал активное участие в подавлении Андижанского мятежа[272]272
  Андижанский мятеж – вооруженный мятеж в Ферганской области. В ночь с 17 на 18 мая 1898 г. толпа мятежников (ок. 2 тыс. чел.) на рассвете внезапно напала на бараки 4-й и 5-й рот 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона, расположенного на окраине г. Андижана. В результате нападения убиты 2 унтер-офицера и 19 нижних чинов, еще 19 нижних чинов получили ранения (из них 14 – тяжелые). Оставшиеся в живых военнослужащие огнем рассеяли неорганизованную толпу. Мятеж был быстро и жестоко подавлен. Военно-полевым судом осуждены 383 чел., 18 из них (включая руководителя мятежа Мадали-ишана) повешены, остальные отправлены на каторгу и поселение.


[Закрыть]. «За отличие при отбитии шайки мятежников» был удостоен ордена Св. Владимира 4-й ст.[273]273
  Высочайшие награды // Туркестанские ведомости. 1898. № 48.


[Закрыть] Поручик Шмидт в декабре 1898 г. вернулся в строй, добившись перевода во вновь сформированный 20-й саперный батальон (в Виленском военном округе)[274]274
  Приказы по Туркестанскому краю, 23 января 1899 г., № 14 // Туркестанские ведомости. 1899. № 8.


[Закрыть].

Среди этой группы выпускников стоит выделить двух офицеров-восточников – М. С. Агабекова и В. С. Яковлева. Мамед Садык-бек Агабеков (1865–1944) продолжительное время находился на службе по военно-народному управлению Закаспийской области. Агабеков разработал «Учебник туркменского наречия»[275]275
  Агабеков М. С.-Б. Учебник тюркменского наречия с приложением сборника пословиц и поговорок тюркмен Закаспийской области / Сост. Агабеков. Асхабад: электропеч. К.М. Федорова, 1904. [135] с.


[Закрыть] с приложением сборника пословиц и поговорок туркмен Закаспийской области. С рецензиями на работу Агабекова откликнулись известные российские востоковеды А. А. Семенов и А. Н. Самойлович.

Василий Степанович Яковлев (1866–?) после выпуска был распределен на службу по линии военно-народного управления Туркестанского края. Яковлев окончил также Ташкентскую офицерскую школу восточных языков, получив второе военно-востоковедное образование. В период службы в Ташкенте написал несколько работ, посвященных Афганистану.

Упоминание о А. И. Термене можно найти в воспоминаниях К. Н. Смирнова: «У Термена был брат, тоже восточник, Альфред Иванович. Мало похожий по характеру на Ричарда, он занимался естественными науками. Служил в Туркестане, потом в военно-учебных заведениях. Во время войны оказался на Кавказе, и когда назначили первых начальников округов в Турцию[276]276
  В период Первой мировой войны в оккупированных русскими войсками районах Азиатской Турции была введена временная военная администрация, которая подчинялась Управлению военного генерал-губернатора (1916 – апрель 1917), затем – Управлению генерал-комиссара Турецкой Армении и других областей Турции, занятых по праву войны (апрель 1917 – март 1918).


[Закрыть], то назначили Альфреда Термена в Ван <…>. Термен довольно долго был в Ване, обострил там отношения с военными властями, взял ошибочный курс в отношении приехавших из Америки армян и в конце концов с неприятностями ушел оттуда, и скоро умер в Тифлисе»[277]277
  Смирнов К. Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта. С. 215.


[Закрыть].

В 1898 г. к руководству Военным министерством пришел генерал-лейтенант А. Н. Куропаткин, который по своей предыдущей службе в Закаспийской области весьма ценил и благоволил к офицерам-восточникам. При Куропаткине была намечена реформа курсов (о ней будет подробнее сказано ниже), восстановлена практика зарубежных командировок офицеров-слушателей, взят курс на переориентацию служебной деятельности офицеров-восточников – с военно-народного управления на службу в разведке.

В 1898 г. на курсы восточных языков поступили: штабс-капитаны Беляков, Гек, поручики Герарди, Данталь, корнет Спечинский. Последний был позже отчислен с курса. Выпускались в этом году следующие офицеры: штабс-капитан Попов, поручики Зайцев, Яровой-Равский, Ияс, Семенов. Первые трое были зачислены в распоряжение Туркестанского генерал-губернатора, Ияс – в распоряжение командующего войсками Закаспийской области, Семенов – в распоряжение главноначальствующего Кавказской администрации. Поручик Яровой-Равский в августе 1899 г. с разрешения Туркестанского генерал-губернатора командировался в Петербург для «держания дипломатического экзамена при Министерстве иностранных дел»[278]278
  Приказы по Туркестанскому краю, 30 июля 1899 г., № 114 // Туркестанские ведомости. 1899. № 60.


[Закрыть].

Среди офицеров этого выпуска известность получил Александр Иванович Ияс (1869–1914). После выпуска с курсов вся последующая служебная деятельность А. И. Ияса прошла в Персии, где он последовательно занимал должности негласного военного агента в Турбети-Хейдари (Хорасан) и Сауджбулаке (Персидский Курдистан). Ему принадлежат несколько работ по географии и экономике Восточной Персии. Весьма ценные сведения о Персии и персидских вооруженных силах, британской политике в Персии содержатся в донесениях Ияса в штаб Туркестанского военного округа. Ияс увлекался фотографией и в период службы в Персии составил богатую коллекцию фотографий с видами Персии, этнографическими сценами и типами местных жителей[279]279
  В настоящее время уникальная фотографическая коллекция (ок. 600 негативов) хранится в фондах Финского музея фотографии (Finnish Museum of Photography) в Хельсинки. В 2006 г. в Школе востоковедения и африканистики (SOAS) Лондонского университета была организована выставка фоторабот Ияса из фондов финского архива. Фотографии Ияса – уникальная летопись Персии начала XX в. См. печатный каталог выставки: Tchalenko, John. Images from the Endgame. Persia through a Russian Lens 1901–1914. London, SAQI in association with Iran Heritage Foundation, 2006.


[Закрыть]. В Первую мировую войну в самом начале военных действий на Кавказском фронте предательски убит и обезглавлен курдами.

Весьма интересную характеристику Ияса оставил известный русский ориенталист В. Ф. Минорский, который по службе был с ним хорошо знаком: «На своем посту А. И. [Ияс] сумел себя поставить необыкновенно хорошо, и репутация его, как крайне знающего, спокойного, умелого и обходительного человека, распространилась далеко за пределы Хорасана. Кто бы ни приезжал из Восточной Персии – перс, русский или иностранец, – он непременно говорил о каком-нибудь внимании или услуге капитана Ияса. Его донесения были в высокой мере содержательны, добросовестны до мелочей, и округ свой он изъездил вдоль и поперек, узнав его во всех отношениях. Все это находило должную оценку, и в одном официальном отзыве А. И. [Ияс] был аттестован как “отличный агент, заслуживающий полное одобрение Министерства иностранных дел и уважение всех кругов местного населения”.

С детства говоря по-фински, шведски и русски, А. И. [Ияс] изучил ряд европейских и азиатских языков. Он был едва ли не единственным у нас практическим знатоком афганского языка; ту же монополию он в последние годы приобрел и в отношении курдского языка. По-персидски он не только отлично говорил, но и писал безукоризненно; у меня хранится свидетельство, выданное им одному персу, написанное настоящим канцелярским стилем и, что для европейца еще более удивительно, отличным персидским почерком»[280]280
  Минорский В. Ф. А. И. Ияс, 16 декабря 1914 г. [Некролог] // Поездка по Северному Персидскому Курдистану Лейб-гвардии Литовского полка полк. А. И. Ияса. Пг.: Тип. В. Ф. Киршбаума, 1915. С. [1–2].


[Закрыть].

В 1898 г. выпускники и офицеры-слушатели отметили пятнадцатилетие со дня открытия офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД. В Ташкенте это событие было отмечено 12 февраля 1899 г. товарищеским обедом в Военном собрании, на котором присутствовали семь выпускников курсов и негласный «старшина» туркестанских восточников – генерал-майор М. А. Терентьев[281]281
  Обед восточников // Туркестанские ведомости. 1899. № 13.


[Закрыть].

В 1899 г. на курсы восточных языков поступили пятеро офицеров: поручики Шелковников, Цветков, Брянчанинов, Титов, корнет Арсеньев[282]282
  Арсеньев Евгений Константинович (1873–1938) – корнет Л.-гв Уланского полка, впоследствии генерал-лейтенант, участник Первой мировой войны и Белого движения, сын писателя и общественного деятеля К. К. Арсеньева.


[Закрыть]. Двое последних позже были отчислены с курса. Выпускались в этом году следующие офицеры: поручики Чемерзин, Рукин 2-й, Ильяшенко, князь Долгоруков. Поручики Чемерзин, Ильяшенко и Рукин 2-й получили назначение на службу в Туркестанский военный округ, но Чемерзин по собственному желанию был отчислен в свой полк. Поручик князь Долгоруков для практического совершенствования в турецком языке командировывался на один год в императорское посольство в Константинополь.

Среди офицеров выпуска следует отметить поручика Б. А. Чемерзина, который, оставив военную службу, перешел в Министерство иностранных дел, посвятив свою жизнь службе на Востоке. По поступлении на службу в МИД Чемерзин был зачислен в Первый департамент, занимал должность вице-консула в Болгарии (1904–1909), секретаря и поверенного в делах миссии в Абиссинии (1910–1917), состоял в политическом отделе МИД (1917).

О Чемерзине имеются сведения в воспоминаниях С. В. Чиркина: «Отсутствие знатоков арабского языка и интереса к нему студентов [учебного отделения восточных языков] ярко сказались при посещении Петербурга, кажется, в 1901 г. чрезвычайным абиссинским посольством во главе с высшим представителем абиссинской церкви Абуна. Я был тогда слушателем учебного отделения и помню разговоры о тех затруднениях, которые испытывало министерство, не имея под рукою надежного переводчика, не говоря уже об абиссинском, никому не известном диалекте арабского языка, так как старый Нофаль был болен, да если бы и был здоров, по немощам своим совершенно не был бы пригоден для этой живой роли. Спасителем положения оказался причисленный к Первому департаменту Чемерзин – бывший гвардейский офицер, прослушавший курс учебного отделения, который взялся за обязанности переводчика при Абуне. Исходя из тех соображений, что он был учеником того же Нофаля, непонятно, откуда он мог приобрести достаточные знания разговорного арабского языка; тем не менее говорили, что он, имея некоторое знакомство с разговорным арабским языком, благодаря частной поездке на Восток со своей задачей справился»[283]283
  Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата / С. В. Чиркин. М.: Рус. путь, 2006 (Ульяновск: Ульяновский Дом печати). С. 13.


[Закрыть].

В 1900 г. в связи с недобором слушателей в младший класс в 1899 г. было разрешено принять семеро офицеров, из которых пятеро были штатными слушателями: штабс-капитан фон дер Фляас, поручики Смирнов, Певцов, Давыдов, Вольский (два последних отчислены с курса до выпускных экзменов[284]284
  По сведениям С. В. Чиркина, поручик Давыдов, отличавшийся блестящими способностями, был вынужден оставить офицерский курс и свой Л.-гв. Уланский полк после пьяного столкновения с каким-то штатским в петербургском ресторане «Медведь». См.: Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата / С. В. Чиркин. М.: Рус. путь, 2006 (Ульяновск: Ульяновский Дом печати). С. 43.


[Закрыть]), двое – сверхштатными: штабс-капитан Кавтарадзе (впоследствии отчислен с курса) и поручик Данилевский. В этот год с курсов выпускались: штабс-ротмистр Радошевский, поручики Добржанский, Керстич, Фолянд.

Александр Николаевич Добржанский (1873–1937) в 1903 г. предназначался в качестве помощника начальника экспедиции и востоковеда для участия в экспедиции, организуемой ИРГО для изучения областей Месопотамии и Курдистана, а также условий судоходства по р. Тигр[285]285
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 233. Л. 2. Письмо вице-председателя ИРГО на имя военного министра, 5 марта 1903 г.


[Закрыть]. Один из инициаторов создания автомобильных войск в России, командир первого в истории русской армии подразделения бронеавтомобилей. Участник Первой мировой войны, генерал-майор. Награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. и Георгиевским оружием.

В 1901 г. на офицерский курс восточных языков поступили: штабс-капитаны Дворжицкий, Павлов, Скурат, поручики Соколовский, Августус. Выпустились с курса штабс-капитаны Беляков, Гек, поручики Герарди (все – в Кавказский военный округ), Данталь (в Туркестанский военный округ)[286]286
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 308 (1901 г.). Л. 89. Доклад по Главному штабу, 8 июня 1901 г.


[Закрыть].

Из выпускников этого года двое офицеров, А. А. Герарди и Н. А. Данталь, продолжили службу в Туркестанском военном округе на различных должностях в военной разведке. Бσльшую известность получил Николай Альбертович Данталь (1870–1907) благодаря своей деятельности на посту офицера-востоковеда в составе Российского императорского вице-консульства в Сеистане (1904–1907). Скончался от туберкулеза легких в персидском г. Бирдженд на пути из Сеистана в Россию.

Важным событием в жизни офицерских курсов восточных языков стало возобновление в 1901 г. зарубежных стажировок офицеров-слушателей в Персию и Турцию. Главным штабом было признано целесообразным направлять в эти стажировки не по выпуску из учебного заведения, а в период учебы, после переводных экзаменов в средний и старший классы. Из командировашихся в 1901 г. слушателей достоверно известно только о поручике К. Н. Смирнове, совершившем поездку в Турцию.

В 1901 г. офицерские курсы восточных языков вступили в эпоху преобразований, которая продолжалась вплоть до их закрытия в 1909 г. Основной вопрос, вызвавший необходимость реформы курсов, заключался в несоответствии получаемого высшего востоковедного образования последующему прохождению службы офицерами-восточниками. По представленному ВУК Главного штаба докладу о служебном положении офицеров, окончивших курс восточных языков, начальник Главного штаба генерал-лейтенант В. В. Сахаров признал необходимым приступить к пересмотру Положения о курсе восточных языков 1885 г.[287]287
  АВПРИ. Ф. 153. Оп. 663. Д. 205. Л. 7. Отношение начальника Главного штаба директору канцелярии Министерства иностранных дел, 6 сентября 1901 г.


[Закрыть]

Комиссия по реорганизации офицерских курсов восточных языков (1902–1904)

В конце 1902 г. по распоряжению военного министра генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина была образована особая комиссия с участием представителя Министерства иностранных дел для рассмотрения вопроса о реорганизации офицерских курсов восточных языков при Первом департаменте МИД. Комиссия не включала в себя представителей от штабов Кавказского и Туркестанского военных округов и потому не могла в полной мере учесть действительной потребности войск в военных востоковедах. Комиссия установила, что, несмотря на полное соответствие курсов поставленным целям и задачам, практические итоги подготовки военно-востоковедных кадров свидетельствовали о том, что «курс восточных языков не оправдал возлагавшихся на него надежд и не соответствует достижению тех результатов, кои имелись в виду при его основании»[288]288
  РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1164. Л. 36. Справка по Главному штабу. 1906 г.


[Закрыть].

Полученные комиссией сведения свидетельствовали, что за пятнадцатилетний период существования курсов только четверть офицеров-выпускников занимали должности, соответствующие полученному образованию, около трети выпускников лишь частично использовали знание восточных языков, немало выпускников оставили военную службу.

В своих действиях комиссия руководствовалась указаниями начальника Главного штаба относительно общей концепции подготовки кадров, смысл которых сводился к следующим положениям: 1) придать подготовке специалистов возможно более практический характер; 2) обязать выпускников более продолжительное время служить по специальности, предоставить им право преимущественного занятия должностей, на которых предусматривалось использование восточных языков; 3) с целью привлечения лучших офицеров на курсы предоставить им по выпуску определенные привилегии; 4) решить вопрос о целесообразности объединения петербургских и ташкентских курсов или сохранении двух отдельных курсов, а также выработать новое Положение и программу курсов; 5) привлечь к подготовке кадров лучшие преподавательские силы и придать курсам прочную организацию.

В период работы комиссии начальник Главного штаба обратился с запросом к командующим войсками Кавказского и Туркестанского военных округов с просьбой высказать свое мнение по существу вопроса. Штабам указанных округов предлагалось представить проекты новой редакции Положения и программы курсов.

Представляет интерес ответ командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанта Н. А. Иванова. Документ содержит ценные сведения о взглядах высшего регионального командования на вопрос подготовки военно-востоковедных кадров, в связи с чем приведем этот документ в развернутом виде.

«Рассмотрев прилагаемый к сему проект, – сообщал Н. А. Иванов, – и действующее ныне Положение о курсе восточных языков, прихожу к следующему. Курсы, ныне существующие при Министерстве иностранных дел, как то сознано Главным штабом, не удовлетворяют поставленной им цели; весьма опасаюсь, что и видоизмененные по проекту, выработанному здесь, в окружном штабе, курсы также не дадут нам желаемого.

Мне кажется, что ошибка как действующего Положения, так и вновь проектируемого заключается в том, что курсам придается значение академии; окончившие курсы снабжаются значками, поднимаются вопросы о более быстром продвижении по службе по сравнению со строевыми сверстниками, проектируются даже должности особых штаб-офицеров при корпусах и т. д.

Эти значки и мечтания повели к тому, что цели, для которых курсы устанавливались, решительно не дали полезных результатов. Офицеры со значками считали ниже своего достоинства занимать младшие должности по административному управлению и в ожидании чего-либо лучшего или оставались без дела, или в лучшем случае, забыв то, что они на курсах слушали и самые восточные языки, возвращались в строй и даже в посторонние ведомства.

Конечно, полезнее было бы, как то проектирует окружной штаб, иметь курсы, если они должны быть, не в Петербурге, а в Ташкенте или в Тифлисе как в центрах, в которых слушатели кроме теоретических познаний могли бы изучать практически восточные языки, но позволяю себе высказать, что самые курсы не нужны нам в том объеме и программе, как они существуют и проектированы.

Для нас важно иметь офицеров для службы по административному управлению в азиатских округах России, хорошо знающих местные наречия, свободно говорящих и пишущих, знающих азиатскую географию и историю, знакомых с местными обычаями и Положением об управлении инородцами, ознакомленных с учением Корана и мусульманского шариата, и только.

Офицер, окруженный подобными знаниями, будет всегда желанным для замещения административных должностей <…>. Если с этим мнением моим согласится Главный штаб, то я думал бы курсы существующие закрыть, новых не создавать в широкой программе, а учредить в Ташкенте курсы упрощенные, которые будут и стоить недорого, и преподаватели на которые могут быть найдены здесь же на месте.

Никаких значков, никаких служебных прерогатив слушателям не должно быть обещано; единственно, чего желал бы, чтобы офицерам, окончившим курсы и не получившим пока назначение на административные должности, выдавалась известная прибавка к содержанию»[289]289
  АВПРИ. Ф. 153. Оп. 663. Д. 205. Л. 11–12. Копия с письма Туркестанского генерал-губернатора на имя начальника Главного штаба, 6 июля 1903 г.


[Закрыть].

Письмо командующего войсками Туркестанского военного округа отражает в себе несколько групп проблемных вопросов, связанных с подготовкой офицеров со знанием восточных языков: для какого рода службы готовить военных востоковедов; где иметь специализированное учебное заведение для обучения восточным языкам; кому отдать предпочтение – ориенталистам-академикам или переводчикам-практикам. Оценивая письмо генерал-лейтенанта Н. А. Иванова с точки зрения исторической перспективы, следует заметить, что в вопросе развития общей концепции русского военного востоковедения оно представляло собой явный шаг назад. К примеру, высказанное Ивановым мнение о необходимости готовить только специалистов по военно-народному управлению. От этого взгляда пришлось отказаться после печальных итогов русско-японской войны, выявившей провалы в организации всей системы информирования о сопредельных государствах Востока и их вооруженных силах, а также в подготовке военных переводчиков. В послевоенный период в Военном министерстве вопрос о подготовке офицерских кадров со знанием восточных языков для нужд военно-народного управления больше не поднимался и был окончательно снят с повестки дня. Другой мыслью Н. А. Иванова было размещение востоковедного учебного заведения не в столице, а на азиатской окраине, там, где в выпусниках существовала непосредственная потребность. В период военно-востоковедной реформы 1905–1911 гг., под несомненным влиянием этого распространенного в то время в военной элите взгляда, произошла ликвидация петербургского центра подготовки военно-востоковедных кадров, и армия осталась без офицеров-восточников с академическим образованием по профилю ближневосточных языков.

Взгляды Н. А. Иванова, уважаемого и авторитетного военного деятеля, во многом отражали воззрения немалой части представителей военной элиты «старой школы» о том, что офицеры-академики с восточными языками армии не нужны, что существует потребность только в военных переводчиках и военных администраторах со знанием восточных языков. Эти взгляды, которые имели и рациональный элемент, тем не менее придавали развитию военного востоковедения в России другую крайность – отрицание важности специалистов по Востоку с академическим образованием. Взгляд этот, как мы увидим ниже, оказал господствующее влияние при проведении военно-востоковедной реформы в русской армии 1905–1911 гг.

К рассматриваемому периоду относится еще один интересный документ, подготовленный в рамках работы комиссии по пересмотру постановки изучения офицерами восточных языков, – записка преподавателя курсов языка индустани в Ташкенте капитана И. Д. Ягелло, составленная в январе 1901 г. Записка адресована на имя военного министра генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина и подавалась капитаном Ягелло через штаб Туркестанского военного округа. Документ представляет собой обобщение личного опыта и взглядов капитана Ягелло на систему подготовки военно-востоковедных кадров, в нем вскрываются причины проблем и предлагаются пути их решения.

В записке капитан Ягелло подробно рассмотрел процесс подготовки специалистов на офицерских курсах восточных языков при Первом департаменте МИД по состоянию на начало 1901 г. По мнению Ягелло, выбор преподавательского состава и система преподавания на курсе были весьма удачными. Проблема возникала после выпуска офицеров с курсов, когда они сталкивались с отсутствием штатных должностей. По данным Ягелло, из 64 офицеров, закончивших курс к началу 1901 г., и за вычетом пяти умерших, на действительной службе находились 59 офицеров. Из этого числа вернулись в строй или перевелись в Европейскую Россию – 50 % выпускников, заняли штатные места на Востоке – 25 %, перешли на службу по военно-народному управлению – 13 %, служили вице-консулами – 2 %, находились на должностях, не требующих знания восточных языков, – 10 %[290]290
  Записка Ягелло. Л. 7 об.


[Закрыть].

«Говоря другими словами, – отмечал капитан Ягелло, – значительный процент офицеров отказались от Востока, ничтожный процент получили штатные места и незначительный процент состоял в “распоряжении”, т. е. не у места. То и другое показывает, что офицеры, с одной стороны, бегут с Востока, с другой, ими пользуются там весьма мало. Отчего это происходит? Бегут (подчеркнуто Ягелло. – М. Б.) по следующим причинам. Офицеры, оставив строй и идя на курс, естественно, рассчитывают улучшить свое материальное и социальное положение. Это является главным и почти единственным серьезным двигателем для всякого офицера, идущего в какую-либо академию. Затратив, однако, три года кропотливого труда на изучение совершенно чуждых им языков и приобретя специальную восточную подготовку, офицеры терпят по окончании курса неудачу за неудачей.

Прежде всего, что дает им курс? 15 руб. добавочных к содержанию и право на четырехмесячный отпуск с сохранением содержания. Вот и все. Но первое имеет силу только до [получения] штатного места, второе – вещь относительная, и не всякий им пользуется. Такие права, конечно, очень ничтожны, особенно по сравнению с другими академиями. Даже кончающие два класса академии (Генерального штаба, артиллерийской или инженерной) имеют неоспоримое преимущество перед восточниками в виде денежной награды в размере годового оклада и льготного производства в штаб-офицеры.

Дальше, на Востоке ждет офицеров целый ряд разочарований. Приехав на место, т. е. в Туркестан или на Кавказ, они поступают в распоряжение главного начальника края, а от него – губернатора. Для последнего они являются как снег на голову, и с ними не знают, что делать. Особенно положение ухудшилось со времени циркулярного письма управляющего Военно-ученым комитетом [Главного штаба], закрывшего этим офицерам, неизвестно почему, службу в штабах и управлениях. Куда идти? Одна дорога – по административно-полицейскому управлению. Но и тут губернаторы предпочитают обходиться местными офицерами, пробывшими в крае более или менее продолжительное время и успевшими до некоторой степени ознакомиться практически с местным языком и некоторыми особыми условиями быта туземцев. Помимо того, не все офицеры, кончившие курс, чувствуют призвание к этого рода деятельности, не говоря уже о том, что для этого ни к чему было заканчивать курс[291]291
  Аналогичного взгляда на создавшееся положение придерживался и Генерального штаба полковник Л. Г. Корнилов: «Назначение офицеров, согласно Положению о курсах, оказалось совершенно несоответствующим первоначальной цели учреждения их и принятой на них программе. Офицеры-ориенталисты с лингвистическо-дипломатической подготовкой оказались совершенно неподготовленными для административно-полицейской службы на наших азиатских окраинах, а изучаемые ими на курсах языки в большинстве случаев не сходными с наречиями местного туземного населения. В результате для главных начальников военных округов представлялось крайне затруднительным назначать бывших курсистов на административные должности, почему они не раз входили с представлением – не присылать к ним офицеров-восточников». См.: Справка Корнилова. Л. 34 об.


[Закрыть].

Поэтому большинство офицеров предпочитает, по крайней мере на первое время, отказаться от службы по административно-полицейскому управлению и остаться в неопределенном положении “состоящего в распоряжении”. Находясь, однако, долго в таком распоряжении, не получая штатного места, не обеспечив себя производством в штаб-офицеры и не видя ничего утешительного в будущем, офицеры эти начинают тяготиться своим неопределенным положением и жалеть о непоправимом шаге. Раскаяние является полное. После долгих усилий и поисков им удается наконец как-нибудь пристроиться: кому по той же полиции, кому в жандармах, интенданстве, пограничной страже, кадетской школе или на других случайных поприщах, большинство же, как показывают числовые данные, оставляет негостеприимный для них Восток и бежит без оглядки, считая уже за счастье иметь право бежать обратно по истечении обязательного срока пребывания на Востоке»[292]292
  Записка Ягелло. Л. 6 об. – 7 об.


[Закрыть].

Задаваясь вопросом, почему при таких тягостных условиях прохождения службы офицеры все-таки стремятся попасть на курс восточных языков, капитан Ягелло сам дает ответ: «Во-первых, по незнанию. Большинство офицеров, поступающих на курс, часто недостаточно, а то и совсем, неосведомлены с настоящим положением дела, так как слухи о бесцельности окончания курса и незавидной участи “восточника” достигают офицеров во всей своей наготе лишь только “на месте”, т. е. уже слишком поздно. Впрочем, за последнее время сведения подобного рода все чаще и чаще стали проникать в печать. Этим и объясняется, почему число желающих с каждым годом уменьшается <…>. Во-вторых, из жажды знаний и более широкой деятельности, чем в строю; наконец, по многим другим причинам. Во всяком случае, чем бы ни руководствовались офицеры, идя на курс, факт неоспоримый тот, что они портят свою карьеру и бывают вынуждены, против желания, оставить Восток и бежать обратно в строй или в Европейскую Россию»[293]293
  Записка Ягелло. Л. 7–8 об.


[Закрыть].

Вкрывая недостатки использования военно-востоковедных кадров на местах, капитан Ягелло выражал в записке твердую уверенность в необходимости таких специалистов для нужд императорской армии. «Кто может снять завесу будущего? – отмечал он. – Кто мог предсказать факт и результаты китайско-японского столкновения [1895 г.], последних событий в Китае[294]294
  Имеется в виду «боксерское восстание» и поход русских войск в Китай в 19001901 гг.


[Закрыть] и ожесточенную и бессмысленную грызню Англии с бурами. События разворачиваются так быстро и неожиданно, что преступно не готовиться к возможному[295]295
  Обратим внимание на особый смысл этих пророческих слов, до войны с Японией оставалось три года.


[Закрыть]. Случись вооруженное столкновение, государству понадобится целая армия военных востоковедов, не простых переводчиков (курсив мой. – М. Б.), а лиц, которым можно было бы доверить различные серьезные и сложные государственные военные задачи как внутри империи, так равно и заграницей, в восточных странах. На этот случай необходим уже готовый запас интеллигентных военных востоковедов»[296]296
  Записка Ягелло. Л. 12 об.


[Закрыть].

Капитан Ягелло высказался в своей записке за необходимость проведения коренных преобразований в системе подготовки и использования военно-востоковедных кадров. Прежде всего, он считал необходимым объединить все существовавшие языковые курсы в один, выбрав за его основу действовавшие в Петербурге офицерские курсы восточных языков при Первом департаменте МИД. Передать руководство курсами в ведение Азиатской части Главного штаба[297]297
  Эта мера была осуществлена в 1903 г. в связи с реорганизацией Главного штаба.


[Закрыть] как органа военного управления, непосредственно отвечающего за координацию действий с азиатскими военными округами и лучше осведомленного в возможностях наиболее рационального использования военно-востоковедных кадров. Ввести в программу объединенного курса восточных языков дополнительные предметы: историю Востока, полицейское право, политическую экономию, статистику, обычное право, английский язык и язык индустани (последний вместо самостоятельного курса индустани в Ташкенте).

В дополнение к этим мерам капитан Ягелло предлагал с целью облегчения учебного процесса и отсутствия необходимости офицерам изучать все восточные языки, предусмотренные программой, разделить курс на два отделения: иранское – арабский язык, персидский и индустани; тюркское – арабский, турецкий и татарский. Остальные предметы сделать обязательными для всех слушателей курса. Для преподавания на курсе привлекать выпускников, окончивших курс. Он также высказывался за необходимость приравнять курс восточных языков к другим военным академиям[298]298
  Фактически офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД были приравнены к военным академиям, и выпускники имели право на ношение академического знака. Здесь имеются в виду академические права для выпускников военных академий.


[Закрыть]. Для выпускников курса предлагалось установить все академические права, которыми пользовались выпускники военных академий: право на денежную награду в размере годового жалованья, право на производство в следующий чин и льготное производство в штаб-офицеры[299]299
  Записка Ягелло. Л. 13–13 об.


[Закрыть].