Текст книги "История изучения восточных языков в русской императорской армии"

Рассматриваемый проект представляет несомненный интерес для истории русского военного востоковедения по целому ряду положений. Прежде всего это относится к одному из наиболее противоречивых вопросов, по которому до того у туркестанской администрации и командования округа не было выработано единого взгляда. В дилемме, для какой службы готовить офицера-востоковеда – для строя или для администрации, было окончательно признано верховенство строя над администрацией. На это прямо указывалось в проекте нового Положения: «Минувшая война [с Японией] еще раз указала на один из крупнейших пробелов подготовки нашей армии в мирное время – отсутствие контингента офицеров, знающих языки населения вероятных театров военных действий, и недостаточное наше знакомство с последними. Ввиду сего, практическое изучение офицерами войск Кавказского и Туркестанского военных округов восточных языков и основательное ознакомление офицеров с языками, бытом и современным устройством стран, сопредельных с Кавказом и Туркестаном, в интересах дальнейшего изучения последних в военном отношении ставится главною целью (курсив мой. – М. Б.) Ташкентского курса восточных языков. Подготовка офицеров для замещения административно-полицейских должностей признается целью второстепенною (курсив мой. – М. Б.), связанною с вышеуказанною главною целью устройства курса лишь в видах удешевления его»[480]480
  Проект Корнилова и Ягелло. Л. 89.


[Закрыть]. Таким образом, проект четко определял приоритеты курсов и окончательно преодолевал пресловутое «шатание мысли» (по выражению А. Е. Снесарева) у туркестанского начальства в вопросе о предназначении готовившихся в округе офицеров-восточников. После появления проекта Корнилова – Ягелло дискуссия по этому вопросу была исчерпана, и эта тема больше не обсуждалась в недрах туркестанской администрации.

Особенностью ташкентского проекта явилось то обстоятельство, что в его разработке не участвовали представители штаба Кавказского военного округа (сам проект в штабе округа имелся и даже обсуждался); это предопределило несколько односторонний и региональный подход в его концепции. В составителях сильно чувствовался корпоративный «туркестанский» дух в оценке значимости Туркестана как военного центра и, как следствие, стремление придать туркестано-персидскому и туркестано-афганскому направлениям больший приоритет в русском стратегическом планировании, чем они на самом деле того заслуживали. Проект явно недооценивал турецкое направление и значение Турции, как наиболее серьезного и вероятного противника России на Среднем Востоке. По этой причине в проекте не предусматривалось изучение турецкого языка как основного, что, конечно, было крупной ошибкой его авторов.

Наконец, проект Корнилова и Ягелло не решал проблемы подготовки военно-востоковедных кадров по существу. Основной вопрос, который в то время активно обсуждался в ходе начавшейся военно-востоковедной реформы, – порядок прохождения службы офицерами-восточниками – был оставлен авторами проекта без всякого внимания. Важная организационная мера – введение штатных должностей для офицеров-восточников – будет реализована несколькими годами позже, о чем речь пойдет ниже.

В апреле 1907 г. состоялся очередной выпуск с ташкентских курсов восточных языков. Всего выпускались 15 офицеров, которые изучали языки индустани, персидский, сартовский и английский[481]481
  В общем списке выпускников ташкентских курсов за 1897–1909 гг., помещенном в «Вестнике Ташкентской офицерской школы восточных языков», среди выпускников 1907 г. указаны только штатные офицеры-слушатели. Между тем три нештатных слушателя – полковник Ливенцев, капитан Соколов и штабс-капитан Нехорошев – успешно сдали выпускной экзамен и были удостоены денежных премий. Штабс-капитан Нехорошев явился единственным дипломированным офицером-востоковедом во всем Корпусе военных топографов – факт показательный (если не прискорбный), учитывая объем задач и размах практической деятельности военных топографов на Востоке.


[Закрыть]. Особенностью этого выпуска стали языковые и страноведческие стажировки, которые были продолжены и в последующие годы. Из офицеров этого выпуска 1907 г. в стажировках приняли участие следующие офицеры: поручик Н. Г. Маргиани и подпоручик А. В. Головин (в Термез), поручик В. В. Сусанин (дважды в Бухару). Поручик С. В. Заимкин командировался на Памир в состав Памирского отряда.

Начиная с выпуска 1907 г., была прекращена практика заграничных командировок выпускников в Индию. Согласно Положению о курсе языка индустани (п. 8), от каждого выпуска предназначались к командированию в Индию два офицера (по одному в год), показавшие наилучшие успехи в изучении языка. В сентябре 1907 г. командующий войсками Туркестанского военного округа генерал от инфантерии Н. И. Гродеков обратился к начальнику Генерального штаба с просьбой временно приостановить практику командировок офицеров в Индию, поскольку в этой стране уже побывали несколько выпускников курсов (штабс-капитан Атаев там еще находился), а также ввиду возникшей необходимости заграничных стажировок по другим языкам – персидскому и английскому, изучавшимся по программе курса. Гродеков отмечал в этой связи: «Эта мера привела бы к тому, что Туркестанский [военный] округ, имея вполне надежных знатоков в языках сопредельных стран, мог бы пользоваться ими как отличными разведчиками, тем более что с осени этого года решено видоизменить организацию разведки в странах, соприкасающихся с Туркестанским военным округом»[482]482
  РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 955. Л. 97–97 об.


[Закрыть].

Гродеков предложил командировать в Лондон для изучения английского языка поручика А. Ф. Машковцева с тем, чтобы использовать его впоследствии в качестве штатного преподавателя английского языка на курсах, для переводов британской прессы и для «переговоров и сопровождения прибывающих в край англичан». Командующий войсками округа также предлагал командировать на шесть месяцев в Персию подпоручика В. Т. Федорова, на которого в период стажировки возлагались и разведывательные задачи, предусмотренные в специальной программе разведки, составленной штабом округа. С целью избежать переписки с Министерством иностранных дел офицеров предполагалось командировать частным образом под видом туристов. Начальник Генерального штаба согласился с предложением Гродекова, и заграничные стажировки офицеров состоялись.

Из офицеров этого выпуска наибольшую известность на ниве военного востоковедения приобрели С. В. Заимкин и А. Ф. Машковцев. Степан Васильевич Заимкин (1878 – после 1921 г.) в период службы на Памире (1908–1910) был начальником «восточных» постов и применял на практике полученные знания персидского и тюркских языков. В 1910 г. предпринял рекогносцировку Памира по маршруту станция Бор-Доба (в ущелье р. Кызыл-арт близ оз. Ранг-Куль) – Памирский пост. По материалам рекогносцировки представил в штаб Туркестанского военного округа описание пути (188 верст) и военно-статистические сведения. В 1911 г.

Заимкин был первым, кто обследовал район разрушительного землетрясения на Памире (в ночь с 5 на 6 февраля), в результате которого был полностью уничтожен кишлак Усой и сильно разрушен ряд других кишлаков Орошорской области. В период Первой мировой войны за героизм в боях удостоен Георгиевского оружия. Явился последним офицером русской императорской армии, командовавшим Памирским отрядом. В августе 1920 г. отряд Заимкина (русские офицеры, нижние чины и таджики-шугнанцы) занял западные посты Памирского отряда – Хорогский и Ишкашимский – и удерживал их до конца 1920 г.

Алексей Федорович Машковцев (?–1938) после возвращения из языковой стажировки в Лондон по Высочайшему повелению был бессрочно прикомандирован к разведывательному отделению штаба Туркестанского военного округа в качестве офицера-востоковеда. С 1908 г. состоял штатным преподавателем английского языка в Ташкентской офицерской школе восточных языков. Являлся членом-учредителем и сотрудником «Вестника Ташкентской офицерской школы восточных языков»; автором ряда военно-востоковедных работ, изданных штабом Туркестанского военного округа. В 1920-х гг. состоял преподавателем Восточного факультета Среднеазиатского университета в Ташкенте. Репрессирован в 1938 г.

В 1907 г. истекал срок, предоставленный подполковнику И. Д. Ягелло для выполнения заказа Главного штаба на составление трех словарей, о которых уже упоминалось выше. К этому времени замысел издания словарей претерпел существенные изменения и стал значительно отличаться от первоначально заявленного для Главного штаба. К 1908 г. работа представлялось И. Д. Ягелло в виде издания под общим названием «Полный индустани-русский словарь», который должен был состоять из двух частей – «Персидско-арабско-русского словаря» (Ч. 1)[483]483
  Ягелло И. Д. Полный персидско-арабско-русский словарь: (Сост. 1 ч. индустан. – рус. слов.) / Сост. полк. И. Д. Ягелло с содействия штаба Туркест. воен. окр. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1910. [2], IV, 1815, [4] с.


[Закрыть] и «Индустанско-санскрито-русского словаря» (Ч. 2). Общий объем первой части должен был составить 1500 страниц (80–90 тыс. слов), второй части – 750 страниц (45 тыс. слов). На подготовку этого грандиозного труда у Ягелло ушло почти пять лет напряженной работы[484]484
  Библиография // Туркестанские ведомости. 10 февраля 1908 г.


[Закрыть]. «Персидско-арабско-русский словарь» был готов к печати в начале августа 1904 г.[485]485
  Местные известия // Туркестанские ведомости. 1904. № 109.


[Закрыть], но фактическое издание его состоялось только в 1910 г., с большим отставанием от плана. Проект издания второй части – «Индустанско-санскрито-русского словаря» – так и остался нереализованным.

В 1907 г. подполковник И. Д. Ягелло приступил к осуществлению нового масштабного лингвистического проекта – к изданию серии грамматик и разговорников языков народов Средней Азии, получившей название «Среднеазиатские наречия»[486]486
  По поводу одной книги // Туркестанские ведомости. 1908. № 42.


[Закрыть]. Для реализации проекта он привлек двух талантливых офицеров – выпускника асхабадского курса языка индустани капитана А. В. Ефимова и поручика 12-го Туркестанского стрелкового батальона О. Б. Тумановича, самостоятельно изучавшего памирские языки в период службы в Памирском отряде. Издание лингвистических работ осуществлялось на средства штаба Туркестанского военного округа и было приурочено к Туркестанской юбилейной выставке 1909 г.[487]487
  Бσльшая часть лингвистических работ была издана уже к концу 1907 г. См.: РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 955. Л. 101. Письмо начальника штаба Туркестанского военного округа начальнику Генерального штаба, 31 декабря 1907 г.


[Закрыть] Работы лингвистической серии были широко представлены в военном отделе выставки в разделе «Отдел штаба Туркестанского военного округа»[488]488
  Юлин Г. Юбилейная выставка // Туркестанский сборник. Статьи и заметки из русских и иностранных газет. Ташкент: [Б. и.], [1909]. Т. 512. С. 176.


[Закрыть].

В туркестанской прессе издание полковником Ягелло серии «Среднеазиатские наречия» было встречено вполне благожелательно. В одной из статей, в частности, отмечалось, что «по отзывам весьма компетентных в деле востоковедения лиц, книжечки эти очень ценны для всех интересующихся восточными языками, в особенности для начинающих их изучать»[489]489
  Нечто о книжечках // Туркестанские ведомости. 1908. № 192.


[Закрыть]. Вместе с тем следует признать, что ограниченность времени и стремление представить к выставке как можно большее число изданий не могли не отразиться на качестве работ. Известный туркестанский ориенталист А. А. Семенов в рецензии на одну из работ серии отмечал «промахи, которые, конечно, вовсе нежелательны в почтенных по идее изданиях штаба Туркестанского военного округа»[490]490
  С[еменов] А. [Рец.]: Сартовский переводчик. Среднеазиатские наречия / Под ред. полк. И. Д. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркестанского военного округа, 1908 // ЗВО ИРАО. Т. XVIII. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1908. C. 192–194.


[Закрыть].

Издания представляли собой разговорники, снабженные кратким очерком грамматики, небольшим словариком (включая военные термины) и набором наиболее употребительных фраз. Как отмечали составители, разработаннные ими пособия предназначались для военнослужащих, не имевших языковой подготовки, с целью облегчить им общение с коренными народами Туркестанского края и сопредельных государств. Это была первая масштабная попытка снабдить туркестанские войска лингвистическими материалами, необходимыми для боевой деятельности и повседневной жизни.

Полковник И. Д. Ягелло выступил в качестве редактора серии, им же был подготовлен и «Персидский (фарсидский) переводчик»[491]491
  Ягелло И. Д. Персидский (фарсидский) переводчик: С перс. – рус. и рус. – перс. слов. / Сост. подполк. И. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1907. 125 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. Поручик М. П. Басалов при участии видного туркестанского востоковеда В. Н. Наливкина составил «Сартовский переводчик», который был снабжен краткой грамматикой сартовского языка[492]492
  Басалов М. П., Киясбеков Т. Сартовский переводчик / Под ред. подполк. Ягелло. Ч. I. Сост. поручик М. П. Басалов. Испр. В. П. Наливкин. Ч. II. Слова и элемент. грамм. сартовск. языка / Сост. Т. Киясбеков. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1908. 27; 37 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть].

Важное значение имела серия лингвистических работ поручика О. Б. Тумановича по памирским языкам, мало исследованной группе восточно-иранских языков. Составленные им «Краткая грамматика и словарь шугнанского наречия»[493]493
  Туманович О. Б. Краткая грамматика и словарь шугнанского наречия / Сост. поручик Туманович; Под ред. подполк. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1908. 33 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть] были продолжением первых исследований шугнанского языка, предпринятых Д. Л. Ивановым и К. Г. Залеманом об этом практически неизвестном науке языке горцев Памира[494]494
  Первые лингвистические материалы по шугнанскому языку были получены горным инженером Д. Л. Ивановым в ходе Большой Памирской экспедиции (1883). Составленный им «Шугнанский словарь» с «объяснениями» к нему был в 1890 г. передан секретарем ИРГО на обработку К. Г. Залеману, известному русскому филологу-иранисту, директору Азиатского музея. К. Г. Залеман опубликовал полевые материалы Д. Л. Иванова с кратким морфологическим и грамматическим разбором. См.: Залеман К. Г. Шугнанский словарь Д. Л. Иванова // Восточные заметки. Сборник статей и исследований профессоров и преподавателей факультета восточных языков Императорского С.-Петербургского университета. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1895. С. 269–320. При этом К. Г. Залеман отмечал желательность получения дополнительных и проверенных сведений о шугнанском языке от «лиц, которым суждено будет побывать в Шугнане и Рошане». Таким исследователем и оказался поручик О. Б. Туманович. Более подробно о военно-востоковедной деятельности О. Б. Тумановича в период службы в Памирском отряде см.: Лужецкая Н. Л. Материалы штабс-капитана Тумановича в Архиве востоковедов ИВР РАН // Рахмат-наме. Сб. статей к 70-летию Р. Р. Рахимова / Отв. ред. М. Е. Резван. СПб.: МАЭ РАН, 2008. С. 203–212.


[Закрыть]. Британская разведка, которой стало известно о наметившемся в русском военном востоковедении интересе к изучению языков стратегически важных Памира и Северной Индии, обратила на этот факт внимание правительства Британской Индии[495]495
  См.: OIOC/ L/P&S/20/212: Summary of Principal Events in 1908. Russia in Asia. Oriental Languages.


[Закрыть]. В предисловии к изданию поручик Туманович отмечал: «Цель предлагаемого словаря и краткого объяснения грамматики – дать возможность служащим на Западном Памире офицерам ознакомиться с местным языком и не давать себя в руки переводчиков. Начальник поста, не знающий языка, не может быть уверен в правильной передаче как его личных распоряжений, так и донесений и жалоб, поступающих от населения. В таком случае начальником района является обыкновенно не офицер, а его переводчик. Предлагаемый словарь учит шугнанскому наречию, которое только немногими словами и выражениями отличается от рушанского. Вообще же, шугнанское наречие может служить для свободного разговора в Шугнане, Рушане, по Гунту и в Шахдаре, т. е. во всех районах Западного Памира. Изучение языка тем легче, что грамматика его весьма несложна». Одновременно с работой по шугнанскому языку поручик О. Б. Туманович подготовил «Краткую грамматику и словарь читральского языка»[496]496
  Туманович О. Б. Краткая грамматика и словарь читральского языка / Сост. поручик Туманович; Под ред. полк. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1908. 31 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. Работа явилась первым в России филологическим исследованием по одному из малоизвестных языков Северной Индии. Исследование поручика Тумановича развивало лингвистические работы другого русского военного востоковеда – Б. Л. Громбчевского, который в период путешествия по Хунзе в 1888 г. занимался изучением канджутского наречия (современный бурушаски)[497]497
  Более подробно о судьбе лингвистических материалов Б. Л. Громбчевского см.: Басханов М. К. К последнему перевалу: жизнь и странствия Бронислава Громбчевского // Дервиш Гиндукуша: путевые дневники центральноазиатских экспедиций генерала Б. Л. Громбчевского / Русское географическое о-во; [сост.: М. К. Басханов, А. А. Колесников, М. Ф. Матвеева]. СПб: Нестор-История, 2015. С. 23.


[Закрыть]. В предисловии к изданию поручик Туманович отмечал: «Настоящее руководство читральского языка составлено мною в том предположении, что оно явится вовсе нелишним. Читральский язык является господствующим в Северной Индии от Пешавера до Мастуджа и от Асмара до Кашмира, т. е. на пространстве около 4000 кв. верст. Всем вообще, а русским в частности, небезынтересно побывать в этих краях; знание же местного языка в таких случаях, по-моему, является первою необходимостью. Таким образом, составляя настоящую книгу, я руководствовался искренним желанием и надеждою сделать работу не только полезную, но и нужную».

Третьей работой поручика О. Б. Тумановича в серии «Среднеазиатские наречия» стала «Краткая грамматика и словарь афганского языка»[498]498
  Туманович О. Б. Краткая грамматика и словарь афганского языка / Сост. поручик Туманович; Под ред. полк. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1908. [4], 29 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. Работа имела важное значение не только для изучения языка пушту в России, являясь одной из первых самостоятельных работ в этой области, но и значительно усиливала «лингвистическое обеспечение» туркестанских войск на случай вооруженного столкновения с Афганистаном. Это было особенно важно в условиях, когда потребности русской императорской армии в базовых лингвистических материалах не могли быть удовлетворены из-за отсутствия интереса к разработке такого рода материалов со стороны представителей классической школы русского востоковедения, больше ориентированных на академические филологические исследования. В предисловии к изданию поручик Туманович отмечал: «Настоящий словарь я составил потому, что, насколько мне известно, ныне русско-афганский словарь и афганский язык мало кому знакомы в России. Не берусь судить, насколько эта моя работа полезна и нужна, но думаю, что она явится нелишней. Во всяком случае, она приводит к концу намеченную мною цель, а именно: ознакомиться самому и познакомить желающих с языками Западных Памиров и стран к ним прилегающих, что и достигнуто мною составлением настоящего словаря и представленных раньше словарей шугнанского и читральского языков».

Капитан А. В. Ефимов также подготовил и издал в серии «Среднеазиатские наречия» несколько лингистических работ. В дополнение к работе поручика О. Б. Тумановича по языку пушту он издал «Афганский (пушту) переводчик»[499]499
  Ефимов А. В. Афганский (пушту) переводчик / Сост. Закасп. саперного батальона кап. Ефимов; Изд. под ред. подполк. Ягелло; [Кап. А. Ефимов]. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1907. [2], 38 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. В предисловии к изданию капитан А. В. Ефимов отмечал: «Цель предполагаемого пособия есть слабая попытка поднять таинственную завесу, отделяющую от нас недоступный и неизвестный нам Афганистан. В противоположность нам афганцы так ревниво оберегают свою родину, что даже изучение их языка сопряжено с большими трудностями. Ни текинцы, ни персы, ни джемшиды не знают пушту, ссылаясь на то, что он очень труден; из афганцев очень немногие позволяют вторгаться в запретную для иностранцев область их родной речи. Предлагаемый переводчик заключает в себе около 600 самых необходимых слов, попутно с краткими сведениями по грамматике, и 450 разговорных фраз».

Таким образом, с изданием работ по языку пушту войска Туркестанского военного округа были обеспечены базовым набором практических лингвистических пособий – краткой грамматикой, словарем и разговорником. Это имело важное значение в период, когда после заключения англо-русского соглашения 1907 г. афганская армия стала основным противником туркестанских войск в Средней Азии. Издание российских работ по языку пушту также в какой-то мере сокращало разрыв между уровнем исследований этого языка в России и Британской Индии. К описываемому периоду в Британской Индии уже имелась сложившаяся традиция изучения языка пушту, в формирование которой большой вклад внесли офицеры и чиновники индо-британской армии. Начиная со второй половины XIX в., в Британской Индии были подготовлены и изданы разнообразные лингвистические пособия по языку пушту – словари, грамматики, дидактические материалы[500]500
  Из последних следует упомянуть несколько грамматик языка пушту. Наиболее ранней является грамматика (и словарь), разработанная подполковником Джоном Воном (John Luther Vaughan, 1820–1911), – A Grammar and Vocabulary of the Pooshtoo Language (as spoken in the Trans-Indus territories under British rule). Calcutta, Thacker, Spink and Co.; R. C. Lepage and Co., 1854–1855. За ней последовала грамматика, составленная известным ориенталистом, капитаном индо-британской армии Генри Раверти (Henry George Raverty, 1825–1906), – Grammar of the Pukhto, Pushto, or language of the Afghans; in which the rules are illustrated by examples from the best writers, both poetical and prose; together with translations from the articles of war, &c., and remarks on the language, literature, and descent of the Afghan tribes. Calcutta, printed by J. Thomas at the Baptist Mission Press, 1855. Упоминаемый нами ранее военный медик Г. Беллью на основе двух вышеназванных работ составил собственную граматику, пользовавшуюся большим успехом и широко использовавшуюся при изучении британскими офицерами языка пушту, – A Grammar of the Pukkhtto or Pushto language, on a new and improved system, combining brevity with practical utility, and including excercises and dialogues, intended to facilitate the acquisition of the colloquial. London, Thacker & Co., 1867. Наконец, Джон Лоример (John Gordon Lorimer, 1870–1914), известный ориенталист и дипломат, состоявший на службе правительства Британской Индии, составил собственную грамматику языка пушту применительно к потребностям британского командного состава на Северо-Западной пограничной провинции Британской Индии – Grammar and Vocabulary of Waziri Pashto. Calcutta, Office of the Superintendant of Government Printing, 1902.


[Закрыть].

По аналогии с изданной группой пособий по языку пушту в серии «Среднеазиатские наречия» была разработана группа практических пособий по персидскому языку. Основу этой группы составила разработанная капитаном А. В. Ефимовым «Практическая грамматика языка фарси (персидского)»[501]501
  Ефимов А. В. Практическая грамматика языка фарси (персидского) / Сост. Закасп. саперного батальона кап. Ефимов; Изд. под ред. подполк. Ягелло. Ч. 1. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1907. VI, 157 с., 2 л. прописей. (Среднеазиатские наречия). Работа заявлялась как состоящая из двух частей. Вторая часть была объявлена к продаже с указанием стоимости (30 коп.), но без указания года издания. (См.: Объявления // Приложение к «Вестнику Ташкентской офицерской школы восточных языков при штабе Туркестанского военного округа». Вып. I. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1911). Предположительно, вторая часть работы капитана А. В. Ефимова осталась неизданной.


[Закрыть]. Эту работу он же дополнил «Персидским (фарсидским) переводчиком»[502]502
  Ефимов А. Персидский (фарсидский) переводчик / [Кап. Ефимов]; Изд. под ред. подполк. Ягелло. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1907. [2], 29 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. Отмечая практическую значимость своей работы, капитан Ефимов замечал: «Русско-японская война показала преимущества народа, знающего язык противника; успехи японцев главным образом были основаны на военном шпионстве в широких размерах, что без знания местного языка было бы невозможно. В случае войны с Афганистаном, безусловно, и нам принесет громадные выгоды знание языка афганцев. Язык пушту (или пашту), собственно афганский, нам неизвестен и в изучении труден для русского благодаря своеобразным гортанным звукам; русских учебников и книг на этом языке нет, но весь Северный Афганистан говорит также на языке фарси (персидском), который гораздо легче изучать. Цель настоящей брошюрки не выучить персидскому языку, а дать возможность мало-мальски грамотному нижнему чину, имея ее всегда с собой на разведках, переговорить о всем, что ему нужно узнать».

Замыкал группу работ капитана Ефимова еще один разговорник – «Спутник русского врача по Средней Азии (на языках персидском, сартовском и текинском)»[503]503
  Ефимов А. В. Спутник русского врача по Средней Азии: (На яз. перс., сарт. и текин.) / Сост. кап. Ефимов. Ташкент: Тип. Штаба Туркест. воен. окр., 1909. 65 с. (Среднеазиатские наречия).


[Закрыть]. Необходимость разработки такого разговорника капитан А. В. Ефимов объяснял следующим образом: «Настоящее руководство составлено мною по просьбе многих врачей, которым в Средней Азии приходится иметь дело с больными туземцами, что при полном незнании языка довольно затруднительно и может повести к роковым ошибкам. Предлагаемое руководство дает около 300 фраз на языках персидском, сартовском и текинском (туркменском). Каждая фраза написана в транскрипции русскими буквами».

В 1907 г. на курсы восточных языков поступили одиннадцать человек. Большинство поступивших составили офицеры стрелковых и резервных батальонов (7), количество офицеров от казачьих полков осталось в пределах средних цифр за прежние годы (2), также были представлены артиллерийские и саперные части округа (по одному офицеру). К концу первого года обучения два слушателя покинули курсы. Программа курсов в учебный период 1907–1909 гг. не изменялась.

Примечательно, что за деятельностью ташкенстких курсов внимательно следили в разведывательном управлении генерал-квартирмейстерской службы Генерального штаба индо-британской армии. Начиная с 1907 г., в специальном секретном отчете разведывательного управления о событиях в восточных странах, представляющих интерес для оборонной политики Британской Индии, в разделе «Россия в Азии» регулярно публиковался обобщающий материал об изучении восточных языков в русской армии (подраздел «Восточные языки»). Сведения отчета за 1907 г. сообщали, что на курсы языка индустани было принято 20 офицеров (в действительности – 11), по одному офицеру от каждой стрелковой, резервной, артиллерийской, казачьей и саперной бригады, от 1-й Туркестанской казачьей дивизии[504]504
  OIOC/L/P&S/20/211: Summary of Principal Events in 1907. Russia in Asia. Oriental Languages.


[Закрыть]. Отмечалось также, что в программу курсов были введены дополнительные предметы – история и военная статистика Туркестана и сопредельных с ним стран Востока. Эти предметы указывались как уже введенные в программу курса и, очевидно, были взяты из проекта Корнилова – Ягелло, о котором упоминалось в туркестанской прессе. Сообщалось также о том, что состоявший на курсах практикантом языка индустани британский подданный Халил-уддин после трех лет пребывания на курсе летом 1907 г. вернулся в Индию через Мешхед и Сеистан. Перед отъездом из Туркестана он был награжден русским правительством.

В конце 1907 г. в адрес курсов языка индустани прозвучала первая серьезная критика, которая, имея под собой различные поводы, то затихая, то вновь обостряясь, продолжалась в течение нескольких лет. Начало этой истории положила передовая статья в журнале «Разведчик»[505]505
  Разведчик. 1907. № 984. С. 727–728.


[Закрыть]. Она, несомненно, принадлежала перу компетентного военного специалиста и поднимала вопрос о неудовлетворительной постановке в русской армии дела изучения офицерами восточных языков. В отношении курсов языка индустани в Ташкенте, в частности, отмечалось: «Доподлинно известно, что само возникновение этих курсов обязано совершенно случайному модному веянию, вопреки здравому пониманию наших действительных пограничных потребностей; не говоря уже про то, что нашим разведчикам необходимо прежде изучения Индии изучить еще Афганистан, забыли совершенно, что при помощи “индустане” можно в Индии собирать только базарные сведения – все равно как если бы английский разведчик, приехавший в Русский Туркестан, хотел бы узнать что-нибудь о русских войсках и положении этой окраины, зная лишь один сартовский язык[506]506
  Мнения о нецелесообразности изучения в Туркестанском военном округе языка индустани высказывались и ранее. В 1904 г. в газете «Туркестанские ведомости» появилась статья, в которой утверждалось, что, по отзывам самой индо-британской прессы, в Индии изучение языка индустани признавалось «не особенно практичным» и что персидский язык имел значительно большую практическую ценность. Автор статьи отмечал, что настала пора «поставить на очередь вопрос об изучении действительно нужных нам чужих наречий». См.: Разумная поспешность // Туркестанские ведомости. 1904. № 165. Подпись: Н. Л. Статья заставила И. Д. Ягелло обратиться в редакцию газеты с письмом. В нем он отметил, что никогда не встречал мнений индо-британской прессы о бесполезности языка индустани, который являлся в Британской Индии вторым (после английского) государственным языком, и что на персидском языке говорило лишь 0,2 проц. городского населения трех провинций Северной Индии. См.: Ягелло И. Д. Письмо в редакцию // Туркестанские ведомости. 1904. № 168. Примечательно, что уже спустя два года И. Д. Ягелло (совместно с Л. Г. Корниловым) в упомянутой нами выше записке о преобразовании курсов языка индустани указывал совершенно обратное и выступал за то, чтобы сделать персидский язык основным в программе курсов.


[Закрыть]. Но у нас, как известно, патриотизм собственного прихода ставится превыше всяких общих соображений государственной потребности, поэтому курсы “индустане” под крылышком туркестанского начальства продолжают существовать и поныне, совершенно независимо от конечной цели практического приложения языка»[507]507
  Разведчик. 1907. № 984. С. 728.


[Закрыть].

Статья в «Разведчике» вызвала крайне негативную реакцию в Ташкенте. В начале января 1908 г. в газете «Туркестанские ведомости» была опубликована статья, которая опровергала критику курсов языка индустани[508]508
  Восточник. Курсы восточных языков // Туркестанские ведомости. 1908. № 1.


[Закрыть]. Статья публиковалась под подписью «Восточник», однако сам стиль ее и отличное знакомство с вопросом позволяют указать на подполковника И. Д. Ягелло как на наиболее вероятного автора. В статье были подробно рассмотрены все основные претензии к курсам, указано на основное их отличие от офицерских курсов восточных языков при Первом департаменте МИД. Автор статьи на критическое замечание, что штабы в Средней Азии «собирают сведения о сопредельных странах через туземных разведчиков и байгушей (нищих. – М. Б.)», ответил: «Пускай успокоится автор: туземных разведчиков пограничные штабы заменили офицерами, лишь только ташкентские курсы стали выпускать офицеров, знающих помимо индустани еще и местные языки». В заключении статьи автор замечал, что «нельзя не удивляться, как стал неразборчив “Разведчик” в печатании материала, да еще от имени редакции».

В связи с серьезностью критики, содержавшейся в статье «Разведчика» и бросавшей тень как на курсы языка индустани, так и на руководство Туркестанского военного округа, бюро печати округа подготовило ответ за подписью окружного генерал-квартирмейстера генерал-майора Л. В. Федяя. Ответ опубликован не в туркестанской прессе, а в газете «Русский инвалид», т. е. был обращен к широкой армейской аудитории[509]509
  Федяй Л. В. О курсах языка индустани // Русский инвалид. 1908. № 58.


[Закрыть]. Генерал Федяй писал, что курсы языка индустани, а не «индустане», как они были названы в статье «Разведчика», появились не благодаря «совершенно случайному модному веянию, вопреки здравому пониманию наших действительных пограничных потребностей», а в связи с насущными политическими потребностями, которые имелись при учреждении курсов. Было отмечено, что сравнение языка урду с сартовским совершенно неуместно, поскольку если сартовский язык являлся языком лишь одного народа в Туркестанском крае, то язык урду являлся вторым государственным языком Индии, на нем говорила интеллигенция, издавались газеты. Также уточнялось, что за десять лет курсы языка индустани остались таковыми только по названию, на них преподаются и другие восточные языки. Окружной генерал-квартирмейстер не соглашался и с утверждением, что «десятилетие существования этих курсов ни один питомец не нашел случая постоянного применения своих скромных познаний, хотя бы в качестве переводчика». Как подчеркивал генерал Федяй, местные языки на курсах стали изучаться с 1904 г. и за это время из числа выпускников уже имелись «начальники пограничных постов, переводчики, составители учебников, преподаватели и пр.».

Статья Ягелло и опровержение Федяя не остались без внимания автора статьи в «Разведчике». В феврале 1908 г. он публикует в том же журнале свой разбор опровержений со стороны штаба Туркестанского военного округа[510]510
  Разведчик. 1908. № 905. С. 140–141.


[Закрыть]. При этом отмечалась слабость аргументации туркестанских оппонентов и указывалось, что главный тезис автора – необходимость устройства последующей службы офицеров-восточников – так и остался без ответа. Автор указывал, в частности, что офицеру-разведчику для знакомства с вооруженными силами Британской Индии, а не для знакомства с туземной интеллигенцией, литературой и публицистикой Индии, прежде всего необходим английский язык. Относительно названия курсов предлагалось «переменить вывеску, дабы читатели (вывески) не были введены в заблуждение». В завершении статьи автор писал: «Основная мысль передовой статьи “Разведчика” (с которой началась дискуссия. – М. Б.) заключалась в том, чтобы указать на необходимость упорядочить и организовать последующую службу “восточников” и на самую постановку восточных курсов вообще (в Санкт-Петербурге, например, на восточных курсах при Министерстве иностранных дел не так давно грек читал арабскую литературу на французском языке (курсив автора статьи. – М. Б.)… Это не анекдот!). Вопрос этот уже четверть века положительно оскомину набил у всех знакомых с этим вопросом, не исключая и самих “восточников”. <…> Впрочем, ташкентским курсам было необходимо именно такое “академическое” выступление, потому что там существует поползновение эти курсы обратить в академию (курсив автора статьи. – М. Б.)… Вот в этом поползновении, как говорят немцы, зарыта собака обоих опровержений».

В ответ на очередную статью в «Разведчике» штаб Туркестанского военного округа опубликовал краткий очерк истории курсов языка индустани и проект их преобразования. Статья под заголовком «Ташкентские курсы языка индустани» была опубликована в газете «Туркестанские ведомости» и не имела авторства[511]511
  Ташкентские курсы языка индустани // Туркестанские ведомости. 1908. № 110.


[Закрыть]. Она вызвала продолжение полемики в журнале «Разведчик» с неизвестным оппонентом, который в очередной статье указал, что последняя статья ташкентских деятелей является подтверждением главного тезиса всей дискуссии о неудовлетворительности постановки вопроса изучения офицерами восточных языков[512]512
  Курсы восточных языков // Разведчик. 1908. № 922. С. 425–426.


[Закрыть].

Подводя итоги полемики, автор статьи в «Разведчике» отмечал: «…изучение восточных языков в нашей армии приобретает вполне определенный смысл, чисто практического свойства: ближайшей целью организации курсов восточных языков, по нашему мнению, должна служить, во-первых, подготовка дельных администраторов по так называемому военно-народному управлению и, во-вторых, офицеров-разведчиков для изучения сопредельных стран. Из всего этого ясно, что язык индустани <…> является совершенно приблудшим для наших восточных языков; это для нас язык совершенно излишний и сам по себе, а уж совершенно нелепым является название “курсов индустани” – раз там главную роль, по уверению туркестанского официоза, играет не язык индустани, а языки персидский и сартовский. На это обстоятельство мы и указывали, и это пытались опровергнуть из недр туркестанских властей».

В связи с возникшей дискуссией в газете «Туркестанские ведомости» была опубликована статья о состоянии дел с подготовкой военно-востоковедных кадров в Туркестанском военном округе[513]513
  Об офицерах-переводчиках для туркестанских войск // Туркестанские ведомости. 1908. № 189.


[Закрыть]. В статье, написанной лицом вполне компетентным, отмечалось, что предлагавшиеся ранее проекты реорганизации ташкентских курсов восточных языков остались лишь на бумаге, что задача курсов – «создать кадр офицеров, знающих восточные языки на случай военного времени» уже не вполне отвечает реальным потребностям войск. Статья обращала внимание на слабое знакомство офицеров округа с местными языками Туркестанского края, в то время как в повседневной практике войск приходилось общаться с местным населением, не всегда владеющим русским языком. Для решения этой проблемы предлагалось использовать офицеров-выпускников ташкентских курсов восточных языков, которые могли бы в своих частях выступить в роли учителей местных языков в особых учебных командах для нижних чинов. От каждой роты в такую учебную команду предлагалось направлять двух наиболее способных нижних чинов, преимущественно из конно-охотничьих команд. В течение зимнего сезона с ними бы проводилось обучение разговорной форме местных языков – узбекского и таджикского. Офицеру за обучение предлагалось выплачивать вознаграждение не менее 15 руб. в месяц. В результате подобной меры офицеры-выпускники ташкентских курсов не забывали бы восточные языки сами и помогли бы создать в частях переводчиков местных языков из нижних чинов, необходимых как в мирное, так и в военное время.

В последних числах апреля 1908 г. на курсах восточных языков состоялся промежуточный экзамен. «Все одиннадцать слушателей, – отмечалось в туркестанской прессе, – выказали основательные познания грамматических правил, легко читали и переводили пройденное в течение учебного года, и большинство из слушателей в состоянии были вести на этих языках легкий разговор»[514]514
  Ташкентские курсы языка индустани // Туркестанские ведомости. 1908. № 110.


[Закрыть]. Экзаменационную комиссию возглавлял опытный востоковед генерал-майор К. Н. Блюмер, генерал для поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа. Примечательно, что генерал Блюмер не высказал на экзамене каких-нибудь замечаний по поводу качества подготовки офицеров-слушателей. Однако спустя два года он выступит с резкой критикой постановки обучения на курсах, ссылаясь в том числе и на личные наблюдения, сделанные им во время переводного экзамена 1908 г. На этом эпизоде мы остановимся несколько подробнее ниже.

Как уже отмечалось, в декабре 1908 г. Особым совещанием в Главном штабе был разработан новый проект Положения об изучении офицерами восточных языков. Проект не предусматривал приостановки набора слушателей на ташкентские курсы восточных языков в связи с тем, что эти курсы наиболее соответствовали требованиям новой системы подготовки военно-востоковедных кадров.