Текст книги "История изучения восточных языков в русской императорской армии"

29 апреля и 2 мая 1909 г. состоялись выпускные экзамены для девяти офицеров Ташкентской офицерской школы восточных языков, в течение двух семимесячных учебных сезонов изучавших индустани, персидский, сартовский, английский языки и мусульманское право. Это был последний выпуск из школы до ее переформирования в подготовительную школу восточных языков. На выпускных экзаменах присутствовали известные туркестанские востоковеды – директор учительской семинарии Н. П. Остроумов, дипломатический чиновник при Туркестанском генерал-губернаторе А. Д. Калмыков, помощник управляющего канцелярией Туркестанского генерал-губернатора А. А. Семенов и др.

«Несмотря на такую широкую постановку вопроса проверки знаний офицеров в изученных языках, – отмечалось в туркестанской прессе, – результаты испытаний по всем четырем, особенно персидскому, оказались самыми блестящими. Офицеры не только свободно читали и переводили из пройденного курса, но уверенно и безошибочно отвечали на все экспромтные вопросы разнообразного состава экзаменаторов и вели на разные темы по каждому из изученных языков довольно свободный разговор с преподавателями, экзаменаторами и практикантами-туземцами. Отрицательных ответов совершенно не было. Особенно поражали офицеры знанием форм слов и тонкостей арабского языка, столь необходимого для более скорого и основательного совершенствования в каждом из восточных языков, несмотря на то, что арабский язык не составлял предмета специального изучения»[515]515
  Восточник. Ташкентские офицерские курсы местных языков // Туркестанские ведомости. 1909. № 96.


[Закрыть].

Выпускники 1909 г. для языковой стажировки были командированы в различные местности Туркестанского края: штабс-капитан Фенин – в Бухару; подъесаул Колбин – в Восточную Бухару в г. Куляб; подпоручик Гегелашвили – на Кушку; подпоручик Канатов – в Керки; подпоручик Шубин – в Тахтабазар и Серахс; хорунжий Гольц и подпоручик Ханыков – на Памир.

Среди офицеров выпуска 1909 г. необходимо выделить штабс-капитана В. В. Фенина и подпоручика Л. К. Ханыкова. Валериан Викторович Фенин (1875–1933) представлял собой классический тип офицера-восточника туркестанской школы. Фенин удачно сочетал в себе черты талантливого востоковеда и образцового строевого офицера. Становление Фенина как офицера и востоковеда целиком прошло в Туркестанском крае. Блестящий «павлон» (закончил Павловское военное училище в Петербурге по 1-му разряду), он по собственному желанию получил вакансию на далекую азиатскую окраину. Поступив на службу в 1-й Туркестанский стрелковый батальон, известный своими боевыми традициями и службой в нем многих известных военачальников – А. Н. Куропаткина, Л. Г. Корнилова, П. А. Половцова и др., – он последовательно занимал должности батальонного квартирмейстера и адъютанта батальона. Когда открылась вакансия на должность начальника Таш-Курганского поста в Сарыколе (Южная Кашгария), он с готовностью предложил свою кандидатуру. С этого момента начинается его непосредственное знакомство с Памиром и сопредельными азиатскими территориями. Фенин дважды занимал должность начальника Таш-Курганского поста (1902–1904, 1906–1907). В 1904 г. совместно с Генерального штаба подполковником В. Г. Ласточкиным совершил рекогносцировку Кашгарии по маршруту Кашгар – Маралбаши – Аксу. Принял активное участие в русско-японской войне, награжден четырьмя боевыми орденами. В 1909 г. после окончания ташкентских курсов восточных языков для совершенствования сартовского и таджикского языков командировался на шесть месяцев в Старую Бухару. Провел тайную топографическую съемку Бухары, по материалам которой штаб Туркестанского военного округа издал обновленный план города с указанием названий на русском и узбекском языках. В виде приложения к плану Фенин издал брошюру с подробным указателем. Он также представил в штаб округа специальный отчет о Бухаре, содержавший сведения этнографического характера.

В 1911 г. состоял в качестве офицера-востоковеда при штабе Джаркентского отряда, развернутого близ границы с Китаем в связи с беспорядками в Синьцзяне. С мая 1912 г. по июль 1914 г. находился в составе Памирского отряда. С началом Первой мировой войны подал рапорт с просьбой отправить из Памирского отряда на фронт. В боях проявил мужество и героизм, удостоен Георгиевского оружия.

В июне 1917 г. назначен начальником Памирского отряда. После большевистского переворота оставался в должности начальника Памирского поста. В ноябре 1918 г., в связи с угрозой занятия Памира большевиками, с офицерами и частью нижних чинов поста через Ваханский коридор ушел в Британскую Индию. Во время тяжелого горного перехода простудилась и вскоре скончалась его жена, также умер и новорожденный сын. В Индии был интернирован в лагерь для иностранцев, затем работал в коммерческой фирме. В конце 1920-х гг. перебрался в Багдад, где и скончался от воспаления легких[516]516
  Лепехин Н. Полковник В. В. Фенин [некролог] // Часовой. 1933. № 106.


[Закрыть]. Оставил рукопись воспоминаний о службе на Памире и о побеге в Индию, местонахождение которой остается неизвестным[517]517
  Никитин В. П. По Азии (факты и мысли) // Версты. Париж, 1926. № 1.


[Закрыть].

Лев Константинович Ханыков (1887–?) по выпуску с ташкентских курсов восточных языков состоял в разведке штаба Туркестанского военного округа, в качестве офицера-востоковеда в мае 1909 г. командировался в состав Памирского отряда на должность начальника Лянгарского поста, в 1910 г. по личной инициативе посетил укр. Калаи-Бар-Пяндж в афганском Бадахшане. Накануне Первой мировой войны предполагался в качестве переводчика в состав совместной французско-русской экспедиции под руководством профессора Гатьо для лингвистических и этнографических исследований на Памире.

Такова в общих чертах история курса для обучения офицеров Туркестанского военного округа языку индустани (урду) при штабе Туркестанского военного округа, который сыграл важную роль в развитии туркестанского регионального центра русского военного востоковедения. В июле 1909 г. курсы были преобразованы в подготовительную школу для изучения офицерами восточных языков при штабе Туркестанского военного округа (Ташкентскую офицерскую школу восточных языков)[518]518
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 2294. Л. 29. Приказание войскам Туркестанского военного округа, 25 июля 1909 г., № 275.


[Закрыть]. Короткий, но чрезвычайно плодотворный период деятельности школы будет рассмотрен в разделе истории окружных подготовительных школ восточных языков (1909–1914).

Глава IV
Отдельные курсы восточных языков в Туркестане и на Кавказе (1900–1907)

Курсы персидского и туркменского языков в Асхабадском гарнизоне

В Асхабаде, административном центре Закаспийской области и месте дислокации управления 2-го Туркестанского армейского корпуса, курсы персидского и туркменского языков учреждены в 1900 г. по инициативе командира корпуса генерал-лейтенанта А. А. Боголюбова. На момент открытия курсов имелись 45 офицеров и чиновников, изъявивших желание изучать персидский язык[519]519
  Разведчик. 1900. № 495. С. 356.


[Закрыть]. Непосредственное отношение к организации курсов имел заведующий статистическим отделом канцелярии начальника Закаспийской области А. А. Семенов, выпускник Лазаревского института восточных языков в Москве. Он же преподавал на этих курсах вплоть до своего отъезда к новому месту службы в Ташкент в 1906 г. Сведений о дальнейшей деятельности курсов после отъезда Семенова из Закаспийского края не имеется.

В Закаспийской области постоянно существовала большая потребность в чиновниках и офицерах, владеющих персидским и туркменским языками. Созданные в 1897 г. в Асхабаде курсы языка индустани не вполне отвечали реальным потребностям администрации области в сношениях с соседней Персией и туркменским населением. По этой причине, когда курс языка индустани был закрыт, в руководстве области к этому событию отнеслись вполне спокойно. Начальник Закаспийской области в рапорте на имя туркестанского генерал-губернатора прямо заявлял, что «особой надобности в изучении этого языка в Асхабаде не представляется»[520]520
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1553. Л. 25. Рапорт командира 2-го Туркестанского армейского корпуса, 13 мая 1900 г.


[Закрыть].

В 1908 г. в руководстве Закаспийской области вновь вернулись к идее возобновления деятельности курсов персидского и туркменского языков. Этому проекту весьма симпатизировал вновь назначенный начальник Закаспийской области генерал-майор М. Д. Евреинов, бывший до того начальником штаба Туркестанского военного округа. Евреинов был специалистом в вопросах разведки, уважительно относился к офицерам-восточникам и рассматривал изучение восточных языков как важный элемент боевой готовности войск. Он хорошо понимал специфику Закаспийской области и считал, что «по службе в крае понимание местных языков необходимо на каждом шагу, в особенности по военно-народному управлению»[521]521
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1881. Л. 33. Приказ 2-му Туркестанскому армейскому корпусу, 1 июня 1910 г., № 44.


[Закрыть].

В 1909 г. в порядке опыта были открыты курсы персидского и туркменского языков для офицеров Асхабадского гарнизона. Руководство курсами возлагалось на капитана 4-го Закаспийского стрелкового батальона Шакир-бека Юзбашинского (Агаев-Юзбашинский) и его помощника капитана Ибрагим-бека Азис-бек-оглы. В мае 1910 г. состоялись экзамены для офицеров-слушателей курса. Наилучшие результаты в знании языков показали помощник старшего адъютанта штаба 2-го Туркестанского армейского корпуса капитан Антонов (персидский язык) и 1-го Закаспийского стрелкового батальона подпоручик Ченгеры (туркменский язык)[522]522
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1881. Л. 33.


[Закрыть].

Курсы сартовского языка при Туркестанском военно-топографическом отделе (1901)

Вопрос об изучении военными топографами языков народов Туркестана возник сразу после образования Туркестанского военно-топографического отдела (1867 г.). Топографические работы в стране, только что завоеванной, малоизвестной и населенной народами и племенами с разной культурой, языками и традициями, с самого начала столкнулись с неизбежными трудностями. Появилась потребность дать военным топографам основы страноведческих и лингвистических знаний о Туркестане. С этой целью штабом Туркестанского военного округа в начале 1871 г. для топографов унтер-офицерского звания, на которых лежала основная работа в «поле», были организованы пятимесячные лекционные курсы. К чтению лекций, проводившихся во внеслужебное время, привлекались один обер-офицер из числа офицеров Генерального штаба, четыре обер-офицера Корпуса военных топографов и один чиновник военно-народного управления. Помимо общеобразовательных предметов (русская история, словесность, арифметика, алгебра и геометрия) читались лекции по основам сартовского и киргизского языков. Кроме того, слушателям было «прочитано краткое описание Средней Азии в той постепенности, как она становилась известною по нашим исследованиям с севера и английским – со стороны Индии, причем было охарактеризовано значение русского движения в Туркестане. В то же время слушателям были указаны источники китайские, арабские, греческие и латинские для составления карты Средней Азии»[523]523
  РГВИА. Ф. 404. Оп. 2. Д. 49. Л. 286 об. – 287. Отчет о работах Военно-топографического отдела Туркестанского военного округа в 1871 г.


[Закрыть]. Результат деятельности курсов, по признанию самих организаторов, оказался «мало удовлетворительным» по причине их краткости и «трудности приискать хороших преподавателей». Курсы интересны как первая попытка Туркестанского ВТО снабдить военных топографов основами военно-востоковедных знаний для повышения эффективности их профессиональной деятельности.

В 1901 г. при Туркестанском ВТО по решению начальника штаба округа были вновь организованы курсы сартовского языка. Курсы учреждались на субсидию командующего войсками округа. Занятия проводились в вечернее время три раза в неделю. Всего занимались на курсах около 10 военных и классных топографов[524]524
  Классный топограф – гражданский специалист, состоящий на службе по военному ведомству.


[Закрыть]. К преподаванию на них привлекались офицеры, получившие востоковедное образование на офицерских курсах восточных языков при Азиатском департаменте МИД, а также ташкентские востоковеды. Журнал «Разведчик» отмечал в связи с открытием курсов: «Топографам во время работ приходится проводить нередко в самых глухих горных или степных местностях около половины года, вращаясь при этом почти исключительно среди туземного населения. Сколько драгоценных наблюдений над бытом и нравами туземцев, сколько научных и практических открытий можно бы сделать при таких условиях, если бы топографы обладали знанием местных языков! Знание этих языков необходимо для успешного ведения самого съемочного дела. Искажения и ошибки в названиях местностей еще пестрят наши прекрасные во всех других отношениях географические карты»[525]525
  Разведчик. 1902. № 589. С. 114.


[Закрыть]. Сведений о деятельности курсов после 1901 г. не имеется.

Курсы татарского языка в Тифлисе

В 1899 г. штаб Кавказского военного округа обращался к штабу Туркестанского военного округа с просьбой сообщить о порядке изучения офицерами восточных языков на ташкентском и асхабадском курсах. В это время в Тифлисе рассматривалась возможность организации собственных курсов восточных языков для удовлетворения кавказских войск в квалифицированных специалистах по турецкому, персидскому и кавказским языкам.

10 января 1900 г. по инициативе командира 2-го Кавказского армейского корпуса генерал-лейтенанта Э. Э. Зеземана в Тифлисе был открыт бесплатный курс татарского (азербайджанского) языка. Курс пользовался большой популярностью у офицеров Тифлисского гарнизона, в связи с чем пришлось создать на курсе две группы обучающихся. Продолжительность существования курсов остается неизвестной, предположительно они были закрыты незадолго до русско-японской войны.

Деятельность курсов татарского языка была возобновлена в Тифлисе с разрешения Главнокомандующего войсками округа 1 октября 1905 г.[526]526
  РГВИА. Ф. 1450. Оп. 7. Д. 24. Л. 3. Отношение начальника штаба Кавказского военного округа к начальнику штаба Омского военного округа, 10 мая 1907 г.


[Закрыть] Чтение лекций производилось два раза в неделю, продолжительность лекции составляла 2,5 часа. Руководство курсами было возложено на штатного переводчика штаба Кавказского военного округа, которому ежемесячно выплачивалось по 60 руб. из экстраординарных сумм, находящихся в распоряжении Главнокомандующего войсками округа. В помощь преподавателю татарского языка и для дополнительной работы с обучающимися был назначен офицер, прикомандированный к штабу округа и закончивший офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД.

К весне 1907 г. деятельность курсов была свернута в связи с переводом руководителя курсов на службу в другое ведомство и незначительным числом офицеров, изъявивших желание изучать татарский язык.

Курсы местных языков при управлениях стрелковых бригад Туркестанского военного округа (1904–1905)

В период войны с Японией при управлениях стрелковых бригад Туркестанского военного округа были организованы специальные курсы для изучения офицерами и нижними чинами языков Туркестана и основ исламоведения. Появление этого проекта было обусловлено реалиями войны, опасениями возможного внутреннего этнического и религиозного конфликта в Туркестане, который, как полагали в туркестанской администрации, мог быть спровоцирован неудачами русской армии в войне. Курсы не преследовали сколько-нибудь конкретных целей, не имели серьезной учебной программы и единой организации. Порядок организации курсов, разработка учебной программы и приглашение преподавателей были предоставлены в ведение начальников стрелковых бригад. В условиях военного времени мера эта выглядела больше как полуосознанная рефлексия, как хаотичная попытка туркестанской администрации иметь под рукой тот инструмент, который можно было бы использовать для предотвращения или в ходе возможного этно-религиозного конфликта в Туркестанском крае.

Точное время существования курсов остается неизвестным. Предположительно они были созданы по инициативе нового туркестанского генерал-губернатора генерала от кавалерии Н. Н. Тявешева и существовали в течение двух учебных периодов (с ноября 1904 г. по ноябрь 1905 г.). Учреждение курсов, как представляется, произошло не без участия заведующего Азиатским отделом Главного штаба генерал-майора Ф. Н. Васильева. В сентябре – октябре 1904 г. он совершил рабочую поездку в Ферганскую область с целью изучения на месте вопроса о влиянии русско-японской войны на умонастроения туземного населения и эффективности мер, принимаемых областной администрацией, для обеспечения спокойствия в области[527]527
  О посещении Туркестана генерал-майором Ф. Н. Васильевым сообщала туркестанская пресса. См.: Местные известия // Туркестанские ведомости. 1904. № 134.


[Закрыть]. Ферганская область была выбрана Васильевым не случайно. После Андижанского мятежа 1898 г. обстановка в области находилась под пристальным вниманием как туркестанской администрации, так и Главного штаба. После завершения поездки в Фергану Васильев вернулся в Ташкент. По его просьбе в Ташкент также приехал действительный статский советник В. П. Наливкин, помощник губернатора Ферганской области, крупный знаток Туркестана и местных языков. Они встречались с Н. Н. Тевяшевым и докладывали обстановку в Ферганской области[528]528
  Прямым результатом поездки генерал-майора Ф. Н. Васильева в Туркестан стало отстранение от должности военного губернатора Ферганской области генерал-майора Г. А. Арендаренко, последовавшее в декабре 1904 г.


[Закрыть]. Вполне возможно, что решение об открытии в частях туркестанских войск «курсов местных языков и мусульманства» возникло у Н. Н. Тевяшева под влиянием мнений Васильева и Наливкина.

О самих курсах сохранилось достаточно мало сведений. Из всех имевшихся в Туркестанском военном округе подобных курсов относительно достоверные сведения имеются лишь о курсах, учрежденных при управлении 4-й Туркестанской стрелковой бригады, дислоцированной в Термезе. Курсы в Термезе были учреждены в соответствии в приказом начальника бригады генерал-майора В. К. Грека от 13 ноября 1904 г.[529]529
  РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1662. Л. 59–59 об. Приказ 4-й Туркестанской стрелковой бригаде, урочище Термез, 13 ноября 1904 г.


[Закрыть] Официально они именовались как «курсы для изучения местных языков и мусульманства».

Как следует из Приказа, на курсы в обязательном порядке зачислялись начальники охотничьих (разведывательных) команд, их помощники и по четыре нижних чина от каждой роты, последние зачислялись на курсы в добровольном порядке. Кроме того, всем офицерам бригады предоставлялось право на бесплатное посещение занятий. Обучение офицеров и нижних чинов предполагалось вести раздельно. Офицеры должны были заниматься на квартире бригадного начальника два раза в неделю (по вторникам и пятницам) с 4 до 6 часов вечера. Для занятий нижних чинов оборудовалась часть столовой в одном из батальонов бригады. Все нижние чины делились на две группы, с которыми проводились двухчасовые занятия раз в неделю (по понедельникам и четвергам). Наблюдение за порядком на занятиях возлагалось на дежурного офицера батальона, в помещении которого занятия проводились. Занятия планировалось проводить с ноября 1904 г. и до наступления Пасхальных праздников. Руководство занятиями и чтение лекций возлагалось на переводчика при управлении Термезского воинского начальника Курвякова. Для оплаты его услуг выделялось 200 руб., по 50 руб. от каждого батальона бригады. Результаты учебной деятельности должны были докладываться штабом бригады в штаб Туркестанского военного округа одновременно с представлением годовых отчетов о боевой подготовке и службе войск. Позже, в целях сокращения переписки сведения об изучении местных языков в краткой записи помещались в разделе «служба и занятия войск» годового отчета штаба бригады.

Курсы для изучения «местных языков и мусульманства», не имевшие серьезной идейной, организационной и финансовой основы, оказались несостоятельными. В 1905 г. в приказе командующего войсками Туркестанского военного округа отмечалось: «Из представленных отчетов по изучению туземных языков и ознакомлению с обычаями и верованиями мусульман за минувший зимний период усматриваю, что занятия этого рода часто сводятся лишь к исполнению формальной стороны дела»[530]530
  Приказы войскам Туркестанского военного округа, 1905 г., № 227 // Разведчик. 1905. № 70. С. 592.


[Закрыть]. Как следует из документа, из всех языковых курсов при управлениях стрелковых бригад округа реально действовали только термезские курсы.

Глава V
Подготовка военно-востоковедных кадров на Дальнем Востоке до русско-японской войны

Проект генерал-адъютанта барона А. Н. Корфа об учреждении курсов восточных языков при штабе Приамурского военного округа

Всередине 1880-х гг. Военное министерство приступило к усилению группировки русских войск на Дальнем Востоке. Это было вызвано ростом военного потенциала Японии и Китая, обострением соперничества европейских держав в регионе, а также усилившейся китайской колонизацией Маньчжурии. Командующий войсками Приамурского военного округа генерал-адъютант барон А. Н. Корф доносил в Петербург, что китайская колонизация ставит целью «не только захватить всю удобную для культуры Маньчжурию, но и искоренить в ней национальные особенности. Успехи в этом отношении, достигнутые Китаем, поразительны: почти сплошь от границ Кореи до среднего Уссури тянутся новые поселения исключительно китайского происхождения, там же, где местность менее благоприятствует земледелию, вдоль нижнего течения Уссури и, особенно, по Амуру, китайцы распространяются военными постами для подготовки к занятию этой местности оседлыми китайцами».[531]531
  Записка Корфа. Л. 3 об. – 4.


[Закрыть] Реагируя на эти вызовы, русское правительство приняло меры к усилению группировки войск Приамурского военного округа за счет передислокации из Европейской России новых частей, вооружения и военной техники. Вдоль границы с Китаем, преимущественно на территории Уссурийского края и в Южно-Уссурийской области, были развернуты новые батальоны, сотни и батареи. Ускоренно шло укрепление Владивостока как береговой крепости, который превращался в операционную базу сил русского флота на Тихом океане.

Вместе с тем возникла большая потребность в подготовке переводческих кадров для Приамурского военного округа на случай вооруженного столкновения с Китаем. «Для полной боевой готовности войск к походу в сопредельные с нашими владения Китая, – отмечал барон Корф, – в которых находится довольно значительное культурное и оседлое население, в войсках и управлениях не достает необходимого числа переводчиков, без посредства коих невозможно пользоваться не только средствами страны, но и услугами китайского населения»[532]532
  Там же. Л. 3.


[Закрыть]. Впервые этот вопрос был поставлен Корфом в 1887 г. при личном докладе военному министру П. С. Ванновскому в Петербурге. Корф предложил учредить в Приамурском военном округе специальную школу военных переводчиков. Военный министр «изъявил сочувствие этой мысли». В ноябре 1888 г. в письме военному министру Корф испрашивал на подготовку переводчиков 7000 руб. в год и обязался поставить в войска «хороших офицеров-переводчиков»[533]533
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 1–2. Отношение командующего войсками Приамурского военного округа на имя военного министра, 30 ноября 1888 г.


[Закрыть]. Развивая свой проект, Корф представил на имя военного министра специальную записку «Об учреждении офицерских курсов китайского и маньчжурского языков при штабе Приамурского военного округа»[534]534
  См.: Записка Корфа.


[Закрыть].

Записка Корфа представляет большой интерес применительно к истории русского военного востоковедения на Дальнем Востоке. Записка позволяет представить взгляды высшего военного руководства на роль и место военного востоковедения в системе обороноспособности Дальнего Востока. Она также позволяет проследить процесс становления «дальневосточного» центра русского военного востоковедения. Записка важна еще и в том отношении, что является наиболее ранним историческим документом, в котором зафиксирован системный подход к изучению китайского языка в военном ведомстве России.

В записке барон А. Н. Корф указывал, что в случае конфликта с Китаем войска Приамурского военного округа будут поставлены в сложное положение из-за отсутствия военных переводчиков, подготовленных еще в мирное время. Он поставил под сомнение возможность в случае военного конфликта направить для войск дипломированных переводчиков китайского языка из глубины России и призвал к подготовке таких специалистов на местах. «Не расчитывая на помощь из Европейской России, – отмечал Корф, – так как знание китайского языка составляет удел немногих ученых синологов, не выходящих из стен академий и университетов, и не ожидая близких практических последствий от введения в существующих здесь учебных заведениях преподавания этих языков, приходится обратиться к учреждению практического курса этих языков только для офицеров и в объеме не выходящем из круга понятий переводчика при войсках»[535]535
  Записка Корфа. Л. 4–4 об.


[Закрыть].

По замыслу Корфа, предполагалось учредить в Хабаровске курсы с двухлетним сроком обучения. Первый год предназначался для изучения теоретических основ языка («классные занятия»), второй – для практических занятий. Последние предлагалось проводить либо в местностях Уссурийского края, где проживало маньчжурское и китайское население, либо на сопредельной китайской территории в городах Хуньчунь[536]536
  Хуньчунь – совр. адм. центр уезда Хуньчунь, Яньбянь-Корейского авт. окр., пров. Гирин (Цзилинь), КНР.


[Закрыть] и Айгунь[537]537
  Айгунь – в прошлом город в Северной Маньчжурии, ниже г. Благовещенска по р. Амуру. В настоящее время – поселок на территории р-на Айхой, окр. Хэйхэ, пров. Хэйлунцзян, КНР.


[Закрыть]. Курсы комплектовались из числа офицеров, проходивших службу преимущественно в Южно-Уссурийском крае, где имелась наибольшая потребность в переводчиках, а также из числа офицеров, получивших образование в местных духовных семинариях, в которых преподавались местные языки края. Предполагалось первоначально, в качестве опыта, подготовить на курсах 20 офицеров-переводчиков маньчжурского и китайского языков, принимая ежегодно по 10 слушателей[538]538
  Подготовленные переводчики предназначались к распределению в стрелковые (10) и линейные (4) батальоны, дивизион Уссурийского казачьего войска (1), управление войск Южно-Уссурийского отдела (1), бригадные управления (3) и управление заведующего конными сотнями (1).


[Закрыть]. Поступившие на курсы офицеры считались командированными от своих частей с сохранением штатного содержания. Дополнительно слушатели получали по 20 руб. в месяц на учебные пособия. Преподавание языков возлагалось на двух штатных переводчиков управления Южно-Уссурийского отдела, на вознаграждение которых выделялось 2000 руб. в год. Для языковой стажировки слушателей («практических экскурсий») в смете предусматривалось 1400 руб. Общий бюжет курсов, согласно проекту, составлял 7000 руб. в год.

Корф предлагал «в качестве опыта» провести подготовку переводчиков на курсах в течение двух лет. «Более подробных соображений, – указывал он, – об учреждении означенных курсов нельзя представить, так как по новизне такого дела необходим сначала опыт, дабы не впасть в какую-либо крупную ошибку»[539]539
  Записка Корфа. Л. 6 об.


[Закрыть]. По прошествию четырех лет, т. е. когда закончится практическая стажировка второй группы слушателей и в наличии будут все 20 подготовленных переводчиков, предполагалось выработать план учреждения постоянно действующих курсов китайского и маньчжурского языков при войсках Приамурского военного округа.

Ознакомившись с запиской барона А. Н. Корфа, начальник Главного штаба генерал-адъютант Н. Н. Обручев дал поручение ВУК Главного штаба представить заключение по существу проекта. Обручев также указал на нежелательность дополнительных расходов в связи с проектом. В качестве альтернативы он предлагал рассмотреть возможность введения маньчжурского и китайского языков в программу офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД.

Проект Корфа получил отрицательное заключение со стороны ВУК Главного штаба. В нем отмечалось: «Расчеты барона Корфа крайне поверхностны, и он очень ошибается, что через 4 года будет иметь 20 офицеров, знающих китайский язык»[540]540
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 8 об. Докладная записка по Главному штабу, февраль 1889 г. Заключение представил генерал Ф. А. Фельдман, курировавший офицерские курсы восточных языков при Азиатском департаменте МИД.


[Закрыть]. Вместе с тем было высказано мнение о невозможности преподавания маньчжурского и китайского языков на офицерских курсах восточных языков при Азиатском департаменте МИД в связи с тем, что «ни начальник [учебного отделения], ни профессора не знают китайского и маньчжурского языка, и в числе здешних [петербургских] синологов нет достаточно подготовленных преподавателей»[541]541
  Там же.


[Закрыть].

Военно-ученый комитет высказался также против идеи одновременного изучения маньчжурского и китайского языков. «Барон Корф, – отмечалось в заключении комитета, – предполагает обучать офицеров китайскому и маньчжурскому языкам; одновременное изучение обоих языков едва ли будет под силу офицерам. К тому же маньчжурское наречие менее нужно, потому что Маньчжурия все более и более окитаивается. Для офицеров Забайкальского казачьего войска несравненно важнее монгольский язык, на котором говорят все казаки из бурят»[542]542
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 44 (1889 г.). Л. 10. Докладная записка по Главному штабу, февраль 1889 г.


[Закрыть]. В качестве рекомендации ВУК Главного штаба предлагал вести подготовку военных переводчиков в Кульджинской и Ургинской школах восточных языков.

С целью получить по возможности более объективную оценку проекта Корфа управляющий делами ВУК Главного штаба генерал-лейтенант Ф. А. Фельдман обратился с частной просьбой к Генерального штаба полковнику И. П. Надарову высказать мнение по проекту. Надаров, большой знаток Уссурийского края и Маньчжурии, продолжительное время служил в войсках Приамурского военного округа. Он только что сдал должность начальника штаба Владивостокской крепости и получил назначение в Ригу. Он лично был знаком с Корфом – состоял при нем несколько лет в качестве штаб-офицера для поручений (1884–1887). Надаров являлся, безусловно, вполне компетентным экспертом в рассматриваемом вопросе.

Надаров подготовил для Фельдмана специальную записку с разбором положений проекта барона А. Н. Корфа. Ее содержание представляет большой интерес для истории формирования региональных центров русского военного востоковедения, особенно его дальневосточного центра.

В сопроводительном письме к записке И. П. Надаров сразу определил свое отношение к проекту: «Я безусловно убежден, что переводчики в мирное время совершенно излишни, и если их введут, то это будут люди ничего не делающие». Касаясь предложенных Корфом сроков обучения офицеров, Надаров отмечал: «Еще в бытность мою в Хабаровске барон Корф разрабатывал этот вопрос, но я и тогда говорил и теперь повторяю, что от подобной меры трудно ожидать хороших результатов. Считая срок обучения офицера китайскому и маньчжурскому языкам 3 года, мы еще не будем иметь переводчиков. Это будут только офицеры, подготовленные к тому, чтобы быть переводчиками (курсив мой. – М. Б.). Им нужна еще продолжительная практика, т. е. еще года два-три. И после этого уже можно будет назвать их сколько-нибудь удовлетворительными переводчиками»[543]543
  Записка Надарова. Л. 22.


[Закрыть].

Надаров отмечал, что из русских переводчиков на Дальнем Востоке только единицы могли считаться знатоками китайского языка. По его свидетельству, один из выпускников факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета, закончивший курс с отличным аттестатом и имевший лестный отзыв профессора В. П. Васильева, прибыв в Приамурский край, «не понимал ни наших, ни хунчунских китайцев, ни китайцы не понимали его»[544]544
  Там же. Л. 22 об.


[Закрыть]. По прошествии двух лет он все еще не был в состоянии вести перевод. По мнению Надарова, китайские переводчики в то время были лучше русских.

Прекрасно зная природу и психологию строевых офицеров, их настроения и господствовавшие в то время взгляды на службу, Надаров метко подметил, что необходимо создать материальные и моральные стимулы к удержанию в крае подготовленных офицеров-переводчиков. «Должен заметить, – указывал Надаров, – что при условиях тяжелой службы на амурской окраине мечта каждого офицера, прибывшего туда на службу, – поскорее выбраться оттуда в пределы Европейской России. <…> Долго еще будет продолжаться это явление, пока не изменятся условия жизни на этой отдаленной окраине и пока не образуется местный материал, из которого выходили бы офицеры. При таких условиях, спрашивается, могут ли офицеры принести в качестве переводчиков желаемую пользу? Конечно, нет. Три года по меньшей мере надо употребить на обучение да столько же времени, если не больше, на практику, и вот, едва только офицер в должной мере напрактиковался, как в это время он уже будет прилагать все усилия к тому, чтобы быть переведенным в Европейскую Россию. Принудительные меры, в случае оставления на дальнейшую службу в крае, не приведут к хорошим результатам. Повторится старое, т. е. начнется пьянство, картежная игра, самоубийства и пр., что в последнее время, благодаря облегчению перевода в Европейскую Россию, значительно уменьшилось»[545]545
  Записка Надарова. Л. 23 об. – 24.


[Закрыть].