Текст книги "Одиночный десант, или Реликт"

20

В прошлый месяц к Андрею на проверку работ приезжал начальник отряда.

В первый же день отправились в лес.

Начальник побродил среди деревьев, полистал заполненные журналы, помозговал над перечетками, спросил про площадки.

Андрей честно признался, что расчеты приблизительные.

– Главное чтобы камня не было, – сказал начальник, – и за рельефом следи, а деревья – это дело хитрое… Только не зарывайся… Соображай!

Андрей обещал соображать.

Остальные пять дней начальник, вместо утомительной инспекции, просидел с удочками на реке…

21

На массив припорошенного снегом неокультуренного сенокоса ушло больше часа.

К удовольствию Андрея, цепочка мелких прикопок демонстрировала полную пригодность почвы к глубокой обработке.

Изрисовал карту пометками.

Кое-где срезал кустарник, кое-где убрал десяток лиственниц…

Черные корявые исполины было прекрасно видно издали.

Не заморачиваясь возней с диаметром каждого дерева, поставил в перечетку всем самый большой.

Чтобы потрафить председателю объемом будущих работ, добавил тридцать штук несуществующих пней, тоже лиственничных и тоже большого диаметра, и для наглядности приплюсовал валежины.

Изрядно промерзнув на ветру, Андрей решил, что на сегодня достаточно.

Пора возвращаться в заброшенную деревню, в чужую хату, где загибается чужой старик, где на стене фотография бравого воина Семена Карповича и снимок погибшей внучки…

22

Когда Андрей, жаждущий тепла и горячего крепкого сладкого чаю, ввалился в дом, с порога понял: ситуация не изменилась.

Судя по аромату целебных трав, хриплому кашлю, доносившемуся из спальни, да приглушенных бабьих причитаний, старик по-прежнему лежал пластом.

Андрей осторожно напомнил о себе, дважды стукнув о входную дверь чугунным кольцом витой ручки.

Увидев измученного дальним походом землемера, хозяйка всплеснула руками и запричитала:

– Ой, ты же у меня голодненький!

– От обеда не откажусь…

Андрей быстро избавился от сапог и промокшей одежды, переоделся в сухие штаны и колючий свитер.

Хозяйка, не обращая внимания на доносившиеся стоны, накрыла щедро стол.

Андрей вяло принялся за угощение.

Поначалу казалось, что под аккомпанемент страданий больного набивать желудок будет некомфортно, но тарелка наваристого борща разрешила все сомнения…

23

Закончив пир, Андрей перебрался на раскладушку, чтобы блаженно раздеться и немного подремать.

Но появилась неугомонная хозяйка и позвала к Федору.

Андрей прошел в спальню и за цветной занавеской, на широкой кровати, увидел разметавшегося деда.

Больной с трудом разлепил глаза и тихим, просящим голосом проговорил:

– Друже… Подсоби по хозяйству… Старухе одной… Не совладать.

– Конечно, конечно!

– Она скажет… Что надо делать… Она скажет…

Федор закрыл глаза и больше не промолвил ни слова: лишь сиплое, неровное дыхание вздымало грудь.

Андрей постоял минуту рядом с постелью и вышел.

Дело-то попахивает гнильцой…

24

Андрей возился по хозяйству, пока не стемнело.

Варил картошку в больших чугунах, толок ее в шайке поленом, сыпал туда муку, тщательно перемешивал и полученную бурду таскал в грязных ведрах в загончик, где верещали три голодные свиньи.

Они беспокойно метались и рыли землю.

Пока Андрей выливал ведра в корыто, свиньи толкались рядом, пытаясь сбить его своими крутыми боками.

Андрей пинался налево и направо, а свиньи дружно напирали, отчаянно хрюкали, переходили на визг.

Потом долго поил корову, бычка и пегую телку, бросал им сена и даже попробовал старыми вилами вычистить настил от свежего навоза.

Под конец Андрей одурел от хрюканья, мычанья и вони.

Хотелось только одного – добраться до раскладушки…

25

Ночью Андрею снилось огромное стадо голодных свиней.

Они очумело метались по деревне, пожирая всех подряд.

Мощные рыла опрокидывали дома, сбивали заборы, выворачивали с корнями деревья.

А он бежал впереди стада в костюме официанта, низко кланялся и приговаривал: «Сюда, пожалуйста».

Но вот споткнулся, упал в холодную грязь, и что-то жесткое и тяжелое навалилось сверху…

Андрей проснулся, выпутался из-под одеяла и перевел дух.

В комнате стариков тоскливо горела лампа.

Свет тонкой чертой пробивался сквозь портьеры и почти доходил до раскладушки.

Было слышно, как постанывает Федор.

Андрей перевернул подушку и заснул.

Свинский кошмар не повторился…

26

Но с утра началось повторение вчерашнего действа.

Хозяйка растолкала Андрея в несусветную рань, накормила как следует и отправила во двор совершать новые подвиги.

Свиньи встретили его как старого знакомого и нетерпеливо дожидались у корыта своей порции.

– Жрите, падлы, жрите!

В ответ лишь жадное чавканье.

Для отвода души каждой свинье, кроме еды, досталось по увесистому пинку.

От хрюкающих и визжачих Андрей отправился к вечно жующим.

С рогатым скотом все-таки полегче… Да и видок у них вполне интеллигентный… Мычат почти по-человечески…

Разделавшись с «интеллигентами», Андрей решил тихонько собраться и смыться в поле.

Лучше продираться сквозь чащобу и ковыряться в мерзлой почве, чем ждать новых заданий по хозяйству…

Но в комнате постояльца ждала старушенция.

Андрей схватил со стены полевую сумку.

– Поработать надо, план горит!

Хозяйка, не понимая, смотрела на него.

– А деду антибиотики надо давать, таблетки… Может, у вас завалялись где-нибудь? Антибиотики, понятно?

– На все воля божья… – ответила хозяйка еле слышно. – Видно, час пришел…

Андрей, застегивая на ходу куртку, стремительно выскочил в сени.

– Вот влип!..

27

Только настоящая добросовестная работа могла оправдать трусливое бегство.

Андрей решил начать с закочкаренной речной долины.

Подошел к краю береговой террасы, швырнул лопату подальше и стал спускаться.

Сапоги предательски соскользнули.

Андрей съехал вниз и бухнулся на четвереньки.

Полевая сумка рванулась вперед, больно ударила по руке.

Вскочив, обтер ладони о штаны и повернулся к обрыву.

Прямо перед ним – стенка, вся в белесых натеках, ни черта не разобрать.

Подобрал лопату и начал остервенело срезать слой за слоем.

Скоро определилось четкое разделение на горизонты.

Стала видна прослойка галечника.

Если так по всей долине, то хорошего мало… Можно, конечно, заменить вспашку дискованием… Да что гадать – надо посмотреть, пойма есть пойма…

Андрей отошел на пятьдесят метров от обрыва в сторону речушки и принялся копать.

Почва здесь успела промерзнуть, и сверху образовалась крепкая корка.

Андрей продолбил одну прикопку.

Лопата откалывала мелкие, блестевшие прожилками льда кусочки.

Пробившись, лопата заскрипела о камень.

Галечник залегал на глубине тридцати сантиметров.

Андрей сделал мазки в журнале, взял образец и нарисовал на карте узкую полоску.

В натуре эта полоса шла вдоль террасы, и почти вся ее поверхность была покрыта кочками: ближе к деревне чернели земляные, там, где начинался ерник, густо рассыпались травянистые.

Андрей промерил шагами площадку десять на десять метров и стал пересчитывать кочки.

Два раза сбился.

Пришлось начинать сначала.

Злость на себя одолела.

Андрей перестал считать дурацкие кочки.

Выпрямился и посмотрел в сторону деревни.

Среди заброшенных домов был виден краешек знакомой крыши.

Из трубы густо валил дым.

Может, Федору и надо-то – пару таблеток да укол… Валяется приболевший дед, в глуши, никому не нужный… А до фельдшера – сорок километров… Всего сорок…

Подхватив сумку, лопату, Андрей ринулся к обрыву.

Бежал то пригнувшись, то перепрыгивая через кочки.

Все казалось, что движется слишком медленно.

Андрей вскарабкался на террасу, забросил лопату за ближний сарай, перемахнул через просевший заборчик и рванул по дороге в сторону от деревни.

До центральной усадьбы, до медпункта – десять часов пешего хода…

28

Сумка болталась и хлопала о правую ногу.

Андрей прижимал строптивую сумку одной рукой к бедру, а другой взмахивал, поскальзываясь на замерзших лужицах.

От холодного воздуха стыли зубы.

Дыхание утратило равномерность и билось в каком-то рваном ритме.

А он бежал, бежал, бежал пока не споткнулся о рытвину и не рухнул на обочину.

Рывком поднялся и почувствовал, как засаднило правое колено.

С трудом доковылял до колоды, брошенной возле дороги.

Сняв сумку, сел, согнулся, закрыл рот ладонями.

Горло немело, зубы ныли, кололо правый бок.

Нет, кого спасать собрался?.. И главное – зачем?.. Старуха права – ему же все равно крышка… Да и не в этом дело, не в этом… Ну дотопаю до фельдшера, начну вопить: «Федор помирает!» – а он уставится, как на идиота, и спросит ласково: «Ты откуда, голубчик, взялся?» А я ему в самых горячих выражениях распишу, как преодолел героическим усилием сорок километров, как шел, шел, шел… А он мне: «Сейчас, одну минуточку, только лекарство захвачу, съездим удостоверимся, чтобы вас совесть не мучила»… В конце концов окажется, что Федора надо везти в больницу, а он по дороге дух испустит… Но скорее всего, фельдшера и не найдешь: уехал куда-нибудь на конференцию или в район вызвали…

Отдышавшись, Андрей шагнул вдоль обочины.

Да и кто просил, кто просил за фельдшером сбегать?.. Если бы бабка хоть словечко вымолвила, а то ведь смирилась… Да и Федор, наверное, смирился… И зачем вмешиваться в чужую жизнь, которую они сами выбрали?.. Нет, надо возвращаться… Тем более что и погода портится… Зачем горячку пороть, может, Федор уже отмучился… А протопать сорок километров любой олух может… Все равно люди скажут, что сбежал, бабку беспомощную одну бросил, покойника испугался… Никто не поверит в сказку о фельдшере…

Андрей развернулся, закинул на плечо сумку и, еле передвигая ноги, тронулся в сторону мертвой деревни, в сторону мертвого Федора.

Нет, надо же, чуть стайером не заделался… Гуманист выискался… А может, просто волков испугался паршивых – тех, что поблизости видели с Семеном Карповичем… Хотя какие волки днем… И не зима еще, чтобы жрать безжалостным хищникам кого попало…

Боль в колене и боку постепенно утихла.

Андрей вернулся в нормальный ритм армейского шага: четыре километра в час.

В общем, нет в «героическом» марш-броске за фельдшером никакого смысла… Нет, нет и нет… Да и небо затянуло… Вот-вот снег повалит…

29

Вернувшись, Андрей пересек пустой двор – даже собак не было видно.

Прихрамывая, взобрался на крыльцо.

В сенях остановился и долго разглядывал давно не крашенную дверь с большой самодельной ручкой.

Войдя в комнату, тихонько повесил сумку на гвоздь, прислушался.

Ни звука, только нервно стучат часы на буфете.

Андрей приблизился к спальне, заглянул.

Хозяйка отсутствовала.

Живой Федор дремал.

На голове – мокрое полотенце.

Лицо потемнело, веки набухли.

Громадные руки безвольно вытянулись вдоль тела.

Дышал Федор с трудом, как бы подымая грудью пудовое одеяло.

Андрей на цыпочках вышел из спальни и замер.

Взгляд наткнулся на фотографию в резной рамочке.

Подошел поближе.

Внучка насмешливо улыбалась, позируя рядом с чучелом бурого медведя.

– А ты бы побежала? Если бы он тебе был чужой, да и вообще никому не нужный… Побежала бы?

Девушка, еще не знающая о своей трагической судьбе, смотрела с презрением на малодушного инженера.

Андрей сделал два шага к раскладушке.

Остановился.

И повернувшись, на цыпочках вышел в сени, прихватив одежду и сапоги.

Осторожно приоткрыл дверь и выскользнул на крыльцо.

Начало пробрасывать снегом.

Небо вдавилось в сопки.

Ветер заметался по двору.

Клочки сена прижались под стену амбара.

Андрей застегнул куртку, надвинул поглубже шапку и, глядя под ноги, поплелся в зимовье.

Хозяйка была там – возилась с печкой.

Андрей вытер сапоги о толстую тряпку, расстегнул куртку и уселся на край скамьи рядом с прикрученным сепаратором.

Хозяйка посмотрела на Андрея, вытерла руки о край подола.

– Наработался, милок?

Андрей стянул с головы ушанку, положил перед собой на узкий стол, развязал бантик тесемок.

Хозяйка отвернулась и застучала чугунками.

– Может, за фельдшером сбегать? – спросил Андрей громко. – На центральную усадьбу?

Она живо повернулась и уставилась на него неподвижными, вылинявшими, бессмысленными глазами.

– За фельдшером, – повторил Андрей. – Понимаете, за фельдшером!

– Какой к лешему фельдшер…

Хозяйка, зло надвигалась на Андрея.

– А скотину, скотину кто кормить будет? Ты же обещался.

Андрей прижался спиной к стене. Задетый локтем сепаратор лязгнул.

Старуха приблизилась почти вплотную.

– Как обедати – так первой, а как подмогнуть по хозяйству, так в кусты!

– Ладно, ладно… Успокойтесь.

– То-то, милок!

Старуха вернулась к печке и энергично загремела чугунками.

Андрею стало нестерпимо душно.

Налившись всем телом на тугую дверь зимовья, вырвался во двор.

Ветер стих.

Повалил крупный снег.

Мягкие хлопья степенно ложились на землю, на черные доски, на крышу зимовья.

Андрей закрыл глаза, подставив лицо под снегопад, и побрел к дому.

Но дойдя до крыльца, опять остановился.

Посмотрел на часы.

Светлого времени осталось в обрез.

Потрогал ноющее колено и вышел за ворота.

На сером фоне долины медленно скользили белые хлопья, и казалось, они светятся изнутри.

Дальних сопок уже не было видно совсем.

Квадратными пятнами темнели молчаливые избы, и где-то там, должно быть, уже белела дорога, по которой два дня назад уехал Семен Карпович…