Текст книги "Теорема Столыпина"
Автор книги: Михаил Давыдов
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 22 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]
Кроме того, оно было фактором социальной напряженности, хотя значение этого фактора не нужно слишком преувеличивать[77]77
Впрочем, есть мнение, что каждый дворянин хотя бы раз в жизни подвергался опасности со стороны простолюдинов.
[Закрыть].
Вместе с тем – вопреки мнению советской историографии, крепостничество отнюдь не находилось в состоянии кризиса, и реформа вовсе не была «вырвана у самодержавия» народными волнениями. Строго говоря, не будь Крымской войны, крепостное право могло стоять еще не одно десятилетие.
Главным фактором его отмены стало изменение отношения верховной власти к самой возможности эмансипации.
Об изменении участи крепостных думала Екатерина II, думали и даже что-то предпринимали ее внуки, Александр I и Николай I. Однако все они – люди безусловной храбрости и сильной воли – не решились пойти на радикальные меры.
Время для освобождения пришло в середине XIX в., и во многом потому, что общество стало гуманнее, в жизнь вошли новые поколения с иными, чем у отцов, ценностями. Для части дворян крепостничество было не только социальным анахронизмом, но и моральным скандалом, отравлявшим жизнь страны сверху донизу. Вернувшийся из Сибири декабрист Н. В. Басаргин говорил, что в его время лишь 5 % дворян понимали, что крестьян нужно освободить, а теперь таких дворян – примерно треть.
Во имя общегосударственных интересов Александр II в очень непростых для России условиях решился на изменение всего жизненного уклада Империи.
Именно его личная добрая воля стала главным двигателем Великой реформы. Его поддерживал младший брат великий князь Константин Николаевич, председатель Государственного Совета, им очень помогла их тетка, весьма влиятельная великая княгиня Елена Павловна.
К этому времени в истеблишменте появились люди, готовые разработать и осуществить реформу, причем представители старшего поколения были там в меньшинстве.
Я не имею возможности рассказать о подготовке Великой реформы так подробно, как она того заслуживает.
А жаль, ибо в самом этом процессе есть сюжет с драматичной интригой, есть мощное кипение страстей, есть нарастающее предчувствие трагедии и, наконец, сама трагедия – крушение привычного векового образа жизни русского дворянства.
Это как бы пролонгированные «Унесенные ветром», развернутые на 180 градусов, с развязкой в виде несравненно более страшной Гражданской войны.
Но сейчас все это умещается на пяти страницах учебника.
Как нам хоть дверь приоткрыть? Запах почувствовать?
Увы…
Впрочем, существуют мемуары и богатая историография.
Главный вопрос ликвидации крепостного права – земельный. Сколько земли сохранят помещики и сколько получат крестьяне? В Европе он везде решался по-разному. В германских государствах процесс освобождения растянулся на долгий срок.
Оценивая реформу 1861 г., мы должны помнить, что поначалу крестьян хотели освободить без земли – так, как это сделал Наполеон в Пруссии и будущем Царстве Польском в 1807 г., а затем и Александр I в Прибалтике в 1816–1819 гг. – однако в конечном счете землю они получили.
Напомню, что новый министр внутренних дел С. С. Ланской во время коронации Александра II в 1856 г. вел переговоры с предводителями дворянства, тщетно пытаясь побудить их к подаче соответствующих ходатайств – прямо заставлять помещиков царь тогда не хотел. Только литовский генерал-губернатор Назимов пообещал привезти ходатайство от тамошних дворян. И сдержал слово: через год именно с этих губерний начнется подготовка реформы.
В январе 1857 г. был создан очередной Секретный комитет по крестьянскому делу.
Летом император получил письмо Гакстгаузена, в котором тот советовал освобождать крестьян с землей, непременно сохраняя общину.
В октябре того же года Назимов привез обещанный адрес дворянства литовских губерний. Ответный царский рескрипт с изложением принципов освобождения был готов 20 ноября и одобрен Секретным комитетом[78]78
1. Помещики сохраняют право собственности на всю землю, но крестьянам дается усадьба за выкуп, а кроме того, земля, за которую они платят оброк или несут барщину.
2. Крестьяне распределяются на сельские общества, а помещикам предоставляет вотчинная полиция.
3. «При устройстве будущих отношений помещиков и крестьян должна быть обеспечена исправная уплата государственных и земских податей и денежных сборов». (Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. М.: МГУ. 1984. С. 76).
[Закрыть].
Любопытно, что рескрипт был сразу же набран в типографии и срочно отправлен поездами всем губернаторам и предводителям дворянства9. Ланской боялся, что наутро члены комитета одумаются, – так и случилось, но было уже поздно, фельдъегеря были в пути. Через неделю его опубликовали в официальной правительственной газете «Le Nord», издававшейся на французском.
Столичные дворяне безмолвствовали, но правительство сумело выйти из положения, прибегнув к уловке, на которую вряд ли пошел бы Николай I, – предыдущие их ходатайства на другую тему были использованы как предлог, и 5 декабря 1857 г. был издан рескрипт на имя петербургского губернатора П. Н. Игнатьева. Оба рескрипта напечатал «Журнал МВД», и их разрешалось перепечатывать всем СМИ. Это была уже официальная гласность, отступать было некуда.
С этого момента начинается обсуждение отмены крепостного права в печати. Рескрипты разрешали дворянству создавать на местах губернские комитеты и разработать проекты «улучшения быта» крестьян для своих губерний. Тогда еще думали, что отдельные губернии могут иметь свои законы об освобождении.
Дворянство не скрывало своего негативного отношения к действиям правительства. Современник отмечает, что «повсюду тогда складывался тот сорт людей», прототипом которых был столичный уездный предводитель дворянства Н. А. Безобразов и которые соединяли «вполне крепостнические взгляды» с открытой бранью в адрес правительства и царя. Этих людей тогда «довольно метко» прозвали «крепостниками-гарибальдийцами»10. Их фронда, кстати, была наказуема[79]79
«Люди, громко выражавшие неудовольствие по поводу освобождения крестьян, рисковали не только попасть в немилость, но и подвергнуться карам более чувствительного рода. Когда Безобразов, например, представил государю записку, в которой ссылался на дворянскую грамоту Екатерины II, отрицал право верховной власти отнимать у помещиков землю, Александр II сделал на полях записки очень резкую отметку, велел сказать ее автору, чтоб он выбрал уездный город, где намерен поселиться. Безобразов, кажется, ответил просьбой – таким уездным городом выбрать себе Париж, на что Государь будто бы, сказал, что шуток не любит, и от себя уже назначил Безобразову местом пребывания – Козлов. И пример этот был далеко не единственным». (Головин К. Ф. Воспоминания. Т. Е. С. 46–47).
[Закрыть].
В 1858 – начале 1859 гг. открылось 46 губернских комитетов (именно по этому поводу Герцен сказал о победившем «Галилеянине»).
Секретный комитет переименовали в Главный комитет по крестьянскому делу. В губернских комитетах дворяне разделились на фракции – прежде всего, сторонников и противников реформы. Дело доходило до потасовок, многие имели телохранителей. Самарин ходил на заседания с револьвером (Ленин потом называл эти дискуссии непринципиальной борьбой за меру уступок).
Идею о безземельном освобождении поколебало восстание крестьян в Эстонии весной 1858 г. Царя убедили в том, что бунт – следствие именно такого варианта эмансипации. Неудачной оказалась попытка освобождения без земли удельных крестьян – крестьян оно не устроило. Позиции крепостников заметно пошатнулись.
В верхах стала набирать популярность мысль о том, что конечная цель реформы должна состоять в уничтожении вотчинной власти помещиков, в превращении бывших крепостных в собственников своих наделов и приобщении их к гражданским правам.
Этот поворот был связан с влиянием генерал-адъютанта Я.И. Ростовцева, которому царь доверял абсолютно и который убедил его поддержать наделение крестьян землей.
4 декабря 1858 г. правительство приняло новую программу.
Помещик отдает крестьянам усадьбу и часть земли, более или менее совпадающую с той, которой они пользуются в настоящее время. Эту землю крестьяне при помощи правительства выкупают в собственность, – т. е. казна оплачивает дворянству крестьянскую свободу и землю, а крестьяне должны будут возвращать государству ссуду.
Хотя большинство членов Главного комитета было против потери помещиками их земли, пусть и за выкуп, считая это нарушением права частной собственности, провозглашенного Екатериной II, царь решительно прекратил дискуссию.
Тем временем число присылаемых из губерний проектов, ориентировавшихся на старую программу росло, а правительство уже выбрало новый путь. От идеи губернских законов отказались.
Нужен был общий закон, и для его выработки создали специальный орган во главе с Ростовцевым – Редакционные комиссии (административную, хозяйственную и финансовую, но работали они вместе, поэтому обычно используется множественное число).
Комиссии, куда вошли 17 представителей от министерств и ведомств и 21 приглашенный эксперт, замышлялись как второстепенный технический орган, однако реформу разработали именно они.
Лидером был выдающийся 40-летний чиновник Н. А. Милютин (брат будущего военного министра Д. А. Милютина). Царь назначил его товарищем министра внутренних дел, но лично вписал в указ – «временно». Милютина в Петербурге ненавидели и считали красным, как в свое время и его дядю П. Д. Киселева.
В Редакционных Комиссиях преобладали относительно молодые (1810-1820-х годов рождения) и пока не самые чиновные представители либеральной бюрократии – А. П. Заблоцкий-Десятовский, Я. А. Соловьев, братья Н. П. и П. П. Семеновы[80]80
П. П. в 1906 г. станет Семеновым-Тян-Шанским.
[Закрыть], С. М. Жуковский, будущие министры финансов Бунге и Рейтерн и др. Очень важную роль сыграли видные славянофилы Ю. Ф. Самарин и князь Н. А. Черкасский. После смерти Ростовцева в феврале 1860 г. его место занял упоминавшийся выше министр юстиции граф Панин.
Все члены Комиссий хотели свободы крестьянам, но понимали ее неодинаково. По ряду важнейших вопросов единства между ними не было, и многие решения стали компромиссными экспромтами.
В губернских комитетах крепостники были в большинстве, и Комиссии стали поддерживать либеральное меньшинство, широко используя гласность как средство подготовки умов – протоколы заседаний сразу же печатались во всеобщее сведение.
Темпы работы Комиссий впечатляют – было проведено 409 заседаний за год и 7 месяцев11, т. е. примерно 5 заседаний в неделю. Они торопились, понимая неустойчивость своего положения, – реформа была предметом острейшей борьбы в элите. Эта спешка, однако, даром не прошла.
У Наполеона среди множества крылатых фраз есть и такая – главное ввязаться в бой, а там видно будет. Последние лет двести она очень популярна у политиков, особенно у тех, кто в конечном счете терпел фиаско – из-за непонимания того, что Наполеон имел в виду себя – чемпиона человечества, а вовсе не их. Да и он не всегда принимал верные решения.
Даже из нашего пунктирного изложения ясно, что Россия «ввязалась в бой», т. е. начала важнейшую в своей истории реформу в большой спешке и не имея притом четкого плана.
К чему же пришли Редакционные Комиссии?
Весь корпус документов, подписанных Александром II 19 февраля 1861 г. включает 17 законодательных актов.
Давайте вспомним основные условия освобождения крестьян.
Помещичьи крестьяне объявлялись лично свободными и получали права государственных крестьян – свободу вступления в брак, право на самостоятельное заключение гражданских сделок и ведение судебных дел, право на владение движимым и недвижимым имуществом, право на свободное занятие промышленностью и торговлей, право отлучаться с места своего проживания, поступать в любые учебные заведения, переходить в другие сословия. С началом Великих реформ крестьяне могли быть избраны в присяжные заседатели новых судов и органы земского самоуправления. Однако реализацию многих из этих прав закон ставил в зависимость от решения общины.
Помещики, признаваемые собственниками всей земли в каждом отдельном имении, обязаны были наделить бывших крепостных усадьбой и полевым наделом, за пользование которыми крестьяне временно – вплоть до перехода на выкуп – несли барщинные и оброчные повинности. Отсюда термин «временнообязанные» крестьяне, т. е. не перешедшие на выкуп.
Принципиально важно, что наделение крестьян землей носило принудительный характер, потому, что правительство хотело сохранить крестьян как основных налогоплательщиков.
Кроме того, у множества дворян всегда была самая настоящая массовая фобия, что, получив свободу, крестьяне начнут нравственно разлагаться, станут мигрировать в города и другие районы страны, что якобы могло иметь непредсказуемые последствия.
В течение 9 лет крестьянин вообще не мог отказаться от надела, но и позже сделать это было весьма сложно.
После перехода на выкуп они именовались «крестьянами-собственниками», хотя реальное содержание этого громкого термина отличается от обычного.
Выкупная сделка могла заключаться по обоюдному согласию сторон (помещиков и крестьян) и по одностороннему требованию помещика.
Размеры наделов определялись местными положениями (всего 4). Согласно «Положению для Великороссийских, Новороссийских и Белорусских» крестьян, охватывавшему 34 губернии Европейской части страны, они делились на три полосы – черноземную, нечерноземную, степную.
Полосы, в свою очередь, делились на «местности» (от 10 до 15 в каждой полосе). Для каждой «местности» устанавливались «высшая» и «низшая» норма наделов – в диапазоне от неполных 3 до 12 дес.
Если до реформы крестьянский надел был больше «высшего» надела, то закон разрешал отрезать часть земли в пользу помещика. Аналогично, если надел оказывался меньше «низшей» нормы, то крестьянину добавляли земли. Так и появились пресловутые «отрезки» и «прирезки».
Четверть высшего надела, установленного для данной «местности», крестьянин мог получить бесплатно – официально такой надел назывался «дарственным» (неофициально – «нищенским», «кошачьим» и др.). Такие наделы взяли 640 тыс. крестьян (порядка 6 % крепостных), преимущественно на степных окраинах, где они рассчитывали на дешевую аренду, т. к. земли там было много и стоила она недорого. Это расчет оправдался, но лишь отчасти.
Дарственный надел, вопреки традиционной историографии, был выгоден далеко не всем помещикам, многие из которых нуждались в деньгах, т. е. в выкупе, а не в земле. Источники и литература опровергают утверждения о том, что помещики в массовом порядке заставляли крестьян брать такие наделы[81]81
Есть немало свидетельств «роковой ошибки крестьян, не сумевших предвидеть будущее. К чести наших землевладельцев следует сказать, что не они в огромном большинстве случаев навязывали эти даровые наделы крестьянам, а напротив, сами крестьяне в первые годы после освобождения рвались на них, несмотря на уговоры мировых посредников и самих помещиков, которые оказывались более дальнозоркими, чем крестьяне». (Ермолов А. С. Неурожай и народное бедствие. СПб., 1892. С. 111)
[Закрыть]. Введение это нормы было серьезным изъяном реформы.
Если в 9-ти западных губерниях наделы крестьян выросли на 18–20 % (за счет «прирезков»), то в большинстве центральных губерний (в 27 из 31) они сократились на 20–30 %.
В целом по стране отрезка составила около 20 %. Однако если бы дарственные крестьяне взяли полный надел, то эта цифра уменьшилась бы до 12–13 %. А это большая разница.
В результате – средний душевой надел помещичьих крестьян (они составляли 47,3 % всего крестьянства) составил 3,4 дес. Величина отрезки – около 18 %.
Юридическим собственником земли выкупаемой земли считалась община, хотя свой надел каждый домохозяин выкупал самостоятельно (см. ниже). При этом община не имела права продавать наделы (неполная собственность). Так появилась новая форма землевладения – «надельная».
В западных губерниях землепользование было подворным, земля передавалась по наследству и не было переделов земли.
Как крестьяне выкупали землю?
Правительство исходило из того, что помещики не должны потерять прежних доходов. Поэтому выкуп равнялся такой сумме, при помещении которой в банк помещик получал в виде 6 % годовых сумму старого годового крестьянского оброка[82]82
Например, если оброк равнялся 10 руб. в год, то пропорция имела следующий вид:
10 руб. – 6%
X (сумма выкупа) – 100 %;
Выкуп равен 166 руб., 66 коп.
[Закрыть]. Это называлось капитализацией оброка из 6 %.
Общий объем выкупной суммы по России составил 867 млн руб. Посредником в выкупной операции между помещиками и крестьянами выступило государство, которое дало крестьянам кредит в размере 80 % выкупной суммы (75 % при получении неполных наделов). Эту ссуду крестьяне должны были возвращать государству в течение 49 лет. Остальные 20–25 % они должны были выплатить помещикам по договоренности: сразу или в рассрочку, деньгами или отработками.
Нельзя сказать, что условия выкупа всегда были выгодны помещикам. Во-первых, они получали причитавшиеся им выкупные суммы не деньгами, а специально выпущенными ценными бумагами – 5 %-ми выкупными свидетельствами, которые, конечно, котировались ниже номинала.
Во-вторых, государство отняло в свою пользу 425 млн руб., которые помещики были должны казенным банкам. В итоге государство должно было выплатить помещикам всего 268,6 млн руб. (80 % от 867 млн руб. = 693,6 млн руб.; 693,6 -425,0 = 268,6 млн руб.)12.
В качестве посредника этой выкупной операции государство в период с 1862 по 1907 г. получило около 1,5 млрд руб., но эта сумма – никоим образом не является прибылью казны, как это часто пишут[83]83
М. Д. Долбилов считает, что ко времени прекращения выкупной операции общая сумма прибыли за 1862–1907 гг. составила примерно 41,5 млн руб. (Долбилов М. Д. Проекты выкупной операции 1857–1861 гг.: к оценке творчества реформаторской команды // Отечественная история. 2002. № 2. С. 32).
[Закрыть].
Статья 165 Положения о выкупе допускала выход из общины и единоличную выплату выкупных платежей, но это было под силу лишь зажиточным крестьянам. В 1893 г. единоличный выкуп фактически был отменен.
Центром жизни деревни становились заместившие собой помещика уравнительно-передельная община и органы крестьянского самоуправления.
Важнейшей частью реформы было двухуровневое (сельское общество-волость) «крестьянское общественное управление», созданное по образцу реформы Киселева, однако с некоторыми важными отступлениями. Его структуру и функционирование мы подробно рассмотрим ниже.
Для обеспечения платежей и повинностей по примеру государственной деревни была введена круговая порука.
Хотя сельские старосты и волостные старшины подчинялись властям – мировому посреднику, судебному следователю и полиции – в своей внутренней жизнедеятельности община стала практически автономной.
Реально она получила огромную власть над своими членами, которой часто распоряжалась очень плохо, – далее мы в этом убедимся.
В 1863 г. нормы «Положения» были распространены на удельных, а в 1866 г. и на государственных крестьян, которым с 1886 г. также пришлось выкупать свои наделы у казны.
Средний надел удельных крестьян (3,9 % всего крестьянства) равнялся 4,9 дес. Отрезка – 1,7 %;
Средний надел государственных крестьян (48,8 % всего крестьянства) был равен 5,7 дес. Они сохранили всю землю полностью.
На тех же принципах – предоставление крестьянам личной свободы и надельной земли за повинности, с правом выкупа наделов – была проведена крестьянская реформа на национальных окраинах России.
Крестьяне становились лично свободны, землю они получали и выкупали на установленных правительством условиях, а по завершении выкупа через 49 лет становились ее собственниками.
Дискуссия об общинеС началом гласности сторонников освобождения (именно их звали тогда либералами – от libero) весьма серьезно разделила бурная полемика по поводу общины. Она шла не только в СМИ, не только «в кулуарах», но даже и в Редакционных Комиссиях, отразившись в итоге в Общем Положении 19 февраля 1861 г. К этому времени община уже превратилась в сложнейший клубок проблем, в котором сплелись разные интересы, сюжеты, линии.
Эта дискуссия имела сложную динамику, и с приливами и отливами она продолжалась вплоть до 1917 г. При этом противники общины, среди которых в 1860-1890-х гг. были весьма видные представители общественности, крупные чиновники и даже министры, вплоть до начала аграрной реформы Столыпина будут в меньшинстве.
Несколько упрощая, замечу, что внешне это всегда выглядело как спор о том, где лучше жить человеку – у себя дома или в общежитии.
В сущности, это была полемика о выборе пути развития России – либо пути утверждения крестьянской частной собственности и неотделимых от нее прав человека, что позволило бы реализовать огромный потенциал Великих реформ, либо пути коллективизма, при котором общегражданские права 80 % населения ограничиваются, а модернизация, соответственно, тормозится.
В тех конкретных условиях это был – выбор либо западноевропейского пути или модифицированного, но привычного крепостнического.
Всем было понятно, что эксплуатировать крестьян через общину гораздо удобнее, однако ее сторонники, разумеется, оперировали аргументами идеалистическими и социальными.
Противники общины печатались в основном в «Русском Вестнике» М. Н. Каткова и «Экономическом примечании» И. В. Вернадского. Отстаивали общину славянофильские журналы «Русская Беседа», «Сельское благоустройство», а также «Колокол» и «Современник»
У обеих сторон были аргументы, заслуживающие внимания.
Так, Вернадский критиковал хозяйственную архаичность общины, утверждая, что только частная собственность является залогом успешного процветающего хозяйства, в то время как община спасает лентяев и бездельников от голодной смерти.
Частная собственность дает человеку уверенность не только в завтрашнем или послезавтрашнем дне, айв том, что это чувство уверенности будут разделять и его потомки. Собственность – это навсегда (не случайно крестьяне-общинники землю, которую после 1861 г. они покупали в личную собственность, называли «вечной). И это мощный стимул для таких трудовых усилий, которые в конечном счете неизбежно поднимут благосостояние массы крестьянства.
Вместе с тем крестьянам нет смысла улучшать передельную землю и вкладываться в нее. Притом же община не избавит деревню «от бедности и нищеты, которые всегда и везде неизбежны, как добро» и зло, как свет и тень».
У Вернадского было немало единомышленников – М. Н. Катков, Б. Н. Чичерин, экономист А. И. Бутовский и другие авторы «Русского Вестника», а также члены «аристократической» оппозиции13 и т. д.
Против общины в печати тогда были высказаны практически все те доводы, которые мы слышали в первой половине XIX в. и услышим перед началом Столыпинской реформы.
В то же время мнение о том, что в 1861 г. община в том или ином виде хотя бы на первое время, должна была остаться – во многом было справедливо.
Безусловно, сохранение общины само по себе минимизировало социальные риски власти, причем в разных аспектах.
Радикально изменять модус привычного, устоявшегося крестьянского общежития в момент глобального преобразования, которое по определению должно было нарушить привычную жизнь 23 миллионов человек, едва ли было разумно. Ростовцев (и не он один) утверждал, что народ нуждается в крепкой власти, которая могла бы заменить собой устраненную помещичью власть.
Поскольку реформаторы очень боялись воздействия бывших господ на вчерашних крепостных, было решено, что помещик будет иметь дело только с миром, из-за чего во многом и было создано крестьянское самоуправление.
Община была необходима и для успеха выкупной операции. Податного аппарата, который мог бы заменить помещика, в деревне не было, поэтому понятна боязнь власти возложить на отдельных крестьян бремя платежей и повинностей. Отсюда введение круговой поруки, связавшей всех общинников.
То есть по целому ряду чисто технических причин для правительства община была предпочтительнее, проще. С. Ю. Витте писал на этот счет, что «когда приходится в сложной материи делать работу спешно, гораздо легче ее делать огульно, нежели детально. Гораздо легче иметь как материал для действия, в данном случае для наделения землею, единицы в несколько тысяч людей, нежели отдельных людей. Поэтому с точки зрения технического осуществления реформы община была более удобна, нежели отдельный домохозяин. С административно-полицейской точки зрения она также представляла более удобства – легче пасти стадо, нежели каждого члена сего стада в отдельности»14.
При этом индивидуализация землевладения потребовала бы немалых затрат на резкое увеличение корпуса землемеров (проблема, с которой в первую очередь столкнется Столыпин, когда выяснится, что землеустройства хотят миллионы дворов).
Словом, община имела очевидные практические удобства для реализации разработанного проекта реформы, позволявшие отложить «на потом» ряд сложных проблем. Ведь созданные Редакционными Комиссиями «Положения» имели временный характер.
При этом хозяйственные недостатки общины, напомню, были понятны и Гакстгаузену, Самарину, и тем более князю Черкасскому; в отличие от своих последователей 1870-1900-х гг. они не считали, что крестьянство должно быть сослано туда навечно.
И, хотя ясно, что правительство пошло по самому простому для себя пути, аргументы в пользу общины были весомыми, особенно если считать их доводами в пользу временного, адаптивного характера ее сохранения с перспективой дальнейшей трансформации в нечто иное.
Это если считать так.
Однако надо четко понимать, что – помимо приведенных выше аргументов – сохранение общины было предрешено позицией Александра II и его единомышленников из истеблишмента, разделявших то новое общественное настроение, о котором мы уже знаем и с которым – поскольку в его основе лежала община – удивительно гармонировала вся крепостническая генетика русского общества.
Крестьянская реформа планировались как социальная, т. е. нацеленная на смягчение социальных противоречий в обществе.
Эта социалистическая в своей основе идея родилась в Европе, но именно поэтому западный тип экономического развития, основанный на частной собственности и приведший к пролетаризации населения и революциям, по мнению тех, кто принимал решения, был неприемлем для России.
Редакционные Комиссии в очень большой степени (хотя и не полностью) находились под влиянием славянофильской парадигмы, и когда они стали определять контуры новой жизни страны, было ясно, от чего они постараются уберечь крепостную деревню.
В любом случае это должен был быть вариант, противоположный западному, как его – весьма упрощенно – понимали в России. Реформаторы отталкивались от европейской модели развития в обратную сторону – по крайней мере в отношении будущего крепостных крестьян. Путь, который, как считалось, прошел простой народ на Западе, для нашего народа был исключен.
Следовательно, давать крестьянам землю в частную собственность нельзя, потому что все беды Запада – от нее. Может быть, в отдаленном будущем, после выкупа – через полвека, которые в 1861 г. воспринимать реалистично невозможно.
Может быть…
Полвека еще прожить надо.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?