Текст книги "Репортер"

А Лёха не заморачивался. Уже лет сорок пять у него один прием. Он подходит к девушке и говорит одну и ту же фразу: «Девушка, пойдемте поебемся!». И что интересно, девушки шли к нему все эти сорок пять лет. И идут сейчас, сам видел это совсем недавно.

Как-то я спросил у Лёхи, а не давали ли ему за эту фразу по морде?

– Давали, – крепко задумавшись, ответил он. – Но чаще шли ебаться.

А вот в дверях Крымской филармонии стоит легендарный Виталик Киселев по прозвищу Гера, потому что раньше у него была фамилия Гершкович. Гера – известный городской картежник. Помимо филармонии, где Виталий работал администратором, и улицы Пушкина его часто можно встретить в парке культуры около кинотеатра «Симферополь», – там, на «катране», Гера «обувает» лохов. В преферанс, в стос, в покер – не важно во что, лишь бы заработать.

У Геры не всегда было место для секса, и потому он часто пользовался квартирами приятелей. Иногда и в моей квартире часа в два ночи раздавался звонок в дверь. Чертыхаясь, шел открывать. В дверях Гера с двумя дамами.

– Значит так, старичок, – быстро говорит Гера, указывая на одну из них. – Твоя вот эта.

«Свою» он быстро ведет на кухню, и уже через три минуты я слышу, как там начинается таинство любви. Пока я спросонья разбираюсь, что происходит, возвращается Гера, оставляет мне уже попользованную богиню красоты и уводит на кухню «мою»…

Гера – мастер по съему девиц. Он, как и Лёха Харлей, кадрил только на прямых. Использовал, как правило, одну и ту же схему.

– Девушки, пойдемте поебемся? – улыбаясь и приглаживая фирменным движением остатки волос на голове, говорил Гера.

– Какой вы мерзавец! – гневно отвечали девушки. – С какой это стати мы должны идти к вам?

– А что? – удивлялся Гера. – Девки вчера ебли – хвалили!

– Гера, – корил я его, – как ты можешь? Ты же в филармонии работаешь! Почитай Федерико Гарсиа Лорка, посмотри, как он о сексе говорит:

 
И лучшей в мире дорогой
до первой утренней птицы
меня этой ночью мчала
атласная кобылица…
 

– Это все ваши интеллигентские штучки, – смеялся Гера, – я на своей технике вас как мальчиков сделаю…

И ведь делал!

Однажды мы отдыхали с ним в Коктебеле. Гера снял двух роскошных львовских девиц, с которыми мы развлекались пару дней. Ранним утром красавицы уезжали в Симферополь, поскольку их отпуск закончился. Мы вышли их провожать. Девицы уходили, постоянно к нам оборачиваясь, мы прощались с ними, и вдруг я заметил, что движения Гериной руки стали из «провожающих» – «приветственными». Гера заметил двух других девушек, идущих по другой стороне улицы, и уже обращался к ним. Через десять минут девицы были у нас в квартире, а еще через час лежали в наших постелях…

Вот идет Гена Корнев. Один из самых блестящих мужчин Симферополя. Артист первого в Крыму варьете. Всегда ходил в белом костюме и в широкополой шляпе. Варьете закрыли, и Гена не нашел себя на новом поприще. Бедствует. Но по-прежнему приветлив, раскланивается за тридцать метров до встречи…

Иногда улицу Пушкина быстро пересекает легендарная Галина Михайловна Волынец, по мужу Коробова, по прозвищу Помидор.

Галя-Помидор сыграла большую роль в моей жизни. Много лет тому назад работала она в букинистическом магазине и собрала лучшую, быть может, библиотеку в городе.

Лет с двенадцати я начал ходить к ней в гости на знаменитые пятницы, где собирались крымские интеллигенты. Пили чай с вареньем, много спорили, обсуждали театральные постановки и новые книги.

С этими книгами я и уходил каждый раз от Помидора. И читал запоем. По сути, все, что я прочитал в своей жизни, было взято мною с книжных полок Гали-Помидора.

Много лет назад страшно погиб ее муж Саша Коробов. Утонул, ныряя за рапанами. Его тело так и не нашли. Сколько лет прошло, а я все слышу истории, как Сашу видели то в Ялте, то в Севастополе…

Саша был одним из лучших крымских врачей-психиатров, доктором медицинских наук, профессором. Абсолютно безотказный, надежный человек. Наш общий близкий друг. Его могилы не существует, но он всегда в нашей памяти.

Дом Гали до сих пор открыт для всех. Можно прийти без звонка и быть уверенным, что без чашки кофе тебя не отпустят.

Галя помогала нам с братом хоронить наших родителей. И это я тоже никогда не забуду…

Еще можно встретить на Пушкина Лешу Мисюрова. Сейчас он хозяин одного из крымских пансионатов в поселке Малореченка.

Леша – любитель погулять. Отправляясь в ресторан, он сразу берет деньги с расчетом, что нужно выпить, закусить, снять девочек и побить посуду. Это его стиль такой.

Как-то он принимал меня в своем пансионате.

Ну, выпили, конечно, прилично, закусили. Неинтересно Леше Мисюрову стало.

– Пойдем на катере кататься, – предложил он мне.

– У тебя есть катер? – поинтересовался я.

– Пока нет, но сейчас будет.

Было уже около часа ночи. Мы вышли на набережную Малореченки. У пирса стоял огромный рейсовый корабль. Вход был тщательно задраен, но Мисюрова это не остановило. Он подошел к кораблю и приложил свое большое ухо к теплому корпусу. Прислушался.

– Здесь они, – удовлетворенно сказал он мне и стал стучать кулаком по обшивке.

Через некоторое время двери открылись. Вышел не очень трезвый человек, похожий на боцмана.

– Что надо? – не очень дружелюбно спросил он. – Хотите по дыне схлопотать?

– Команда в форме? – не обращая внимания на агрессию боцмана, спросил Леша. – В море можем выйти?

– Мы день рождения отмечаем, – пробурчал боцман. – Какое море?

– Вот тебе тысяча долларов, – протянул Леша купюры боцману, – и чтобы через пять минут отчалили! И, блядь, встретить важных гостей как положено!

Абсолютно пьяная команда выстроилась в две шеренги. В составе команды была даже женщина, очевидно буфетчица. Судя по ее слегка мечтательному виду, было очевидно, что минут пять назад с буфетчицей этой спал весь личный состав, причем одновременно.

Мы торжественно вошли на корабль.

Кое-как отошли от пирса. Выдвинулись в черное Черное море…

Катались мы минут тридцать. Команда продолжала отмечать день рождения. В соседней каюте кто-то снова начал топтать буфетчицу.

– И нам пора блядей потревожить, – сказал мне Мисюров и, обращаясь к боцману, спросил: – Бляди где?

– Ближайшие бляди в Ялте, – четко, по-военному ответил боцман. Он отпил прямо из бутылки. – Это километров шестьдесят по берегу. Поплывем? Команда готова!

– Нет, по суше вызовем, – решил Мисюров.

Он дозвонился куда-то в Ялту и выписал девиц.

Часам к четырем утра на такси подъехали заспанные бляди.

Мы сели отмечать встречу в мисюровском кафе на берегу – естественно, когда хозяин приезжал на работу, все сотрудники пансионата бодрствовали.

Неожиданно у одной из девиц зазвонил телефон. Она объяснила кому-то, что уже на работе.

Леша попросил телефоны у нее и подруги.

– Зачем? – удивились подружки.

– Моделями интересуюсь, – вежливо улыбнулся Леша.

Девушки передали ему свои телефоны.

Леша повел себя странно. Вместо того чтобы изучать модели аппаратов, он размахнулся и закинул оба телефона далеко в море. У девиц началась истерика. Телефоны были важнейшей частью их нелегкой работы.

Утро встретило нас все в том же кафе. В море работали два аквалангиста, которых Алексей выписал из Судака. Они нашли телефоны, и девушки, чертыхаясь, уехали по домам…

Я уже вспоминал про Аркадия Левина. О нем стоит сказать особо.

Аркадий, Аркан, Аркаша, Ара… Один из самых колоритных персонажей Симферополя. Человек в очках, с умным прищуром, с оригинальным чувством юмора, обаятельный…

Самый непунктуальный человек в мире. Никогда не приходил вовремя. Чаще всего вообще не приходил. Я из-за этого переставал общаться с ним на долгие месяцы, но потом все начиналось сначала…

Работал Ара тогда преподавателем фотографии в одном из симферопольских ПТУ. Со всех крымских деревень съезжались в это ПТУ не вполне половозрелые девушки. Ара становился для них кумиром! Спал он со всеми подряд, с каждой играл в любовь, причем довольно искренне, – девчонки чуть ли не вешались потом, и мне часто приходилось их успокаивать.

Чтобы я мог бесплатно ездить на общественном транспорте, Ара сделал мне удостоверение учащегося ПТУ, которое всегда лежало у меня рядом со студенческим билетом ВГИКа. Удостоверение, кроме всего прочего, позволяло мне беспрепятственно попадать в здание ПТУ, откуда я каждый день таскал девиц к себе на квартиру – брал сразу парочку, потому что чуть позже подъезжал Аркадий, и мы развлекались с ним по полной программе.

Как-то утром, оставив разметавшихся на кровати девиц и Аркадия, я вышел вниз за хлебом и столкнулся уже на лестнице с женой Аркадия – известной крымской журналисткой Леной Рожен. Ара не пришел ночевать, и она искала его по всему городу. Если бы она позвонила в дверь, пришлось бы открыть, и взору Елены предстала бы весьма любопытная картина…

Больших трудов стоило мне увести ее от квартиры, сказав, что Ару не видел уже неделю.

Впрочем, Лена все знала про своего непутевого мужа, но терпела, поскольку обижаться на Ару было невозможно.

Прошло много лет, и Лена страшно заболела. У нее обнаружилась четвертая стадия рака. Дети Аркадия и Лены к тому времени давно уже жили в Израиле. Лена поехала туда на консультацию. В Израиле согласились сделать бесплатную операцию только в том случае, если Лена примет израильское гражданство. Врачи предупредили, что болезнь зашла очень далеко, и гражданство нужно было получить очень быстро.

Лена вернулась в Симферополь, и они с Арой начали оформлять выезд на ПМЖ. Обычно на это уходит около года. Но благодаря нашему общему другу Грише Иоффе, который работал вице-спикером Крымского парламента, Аре с Леной удалось все сделать за несколько дней.

Они выехали в Израиль, и буквально на следующий день Лена легла под нож. Утверждали, что операция прошла успешно.

Ара и Лена вернулись в Крым. Но рак не обманешь. Очень скоро Лены не стало…

Теперь Аркадий живет один. Ему уже хорошо за шестьдесят. Все так же появляются у него «малышки», с которыми он играет в любовь, и все так же они сохнут по нему.

Аркадию тяжело. Дети в Израиле, жена умерла, а недавно ушел из жизни самый его близкий друг – поэт Александр Ткаченко.

Вот он, Саша Ткаченко, облокотился на поручни аптеки, которую в народе прозвали «Черной». «Черная аптека» – место наших свиданий на улице Пушкина…

Знаменитый Саша Ткаченко! Блестящий футболист и поэт. Играл в «Таврии», «Локомотиве», «Зените»… Один из самых колоритных крымчан за всю историю полуострова.

Это его Андрей Вознесенский назвал крымским мустангом. Это его он вытащил в Москву, и Саша начал делать сумасшедшую карьеру, став в итоге генеральным директором российского отделения Всемирной писательской организации – русского «Пен-центра».

Саша был одним из самых ярких российских правозащитников. Он спасал Григория Пасько и Алину Витухновскую…

Ткач, Саня, Санек, а на самом деле – Александр Петрович Ткаченко.

Родился в 1945 году. Отец Ткача был украинцем, а мать – крымчачкой.

Крымчаки – очень малочисленный народ. На сегодняшний день их осталось не более 1500 человек. Эта тюркоязычная группа иудеев, исконно проживавшая в Крыму в районе Карасубазара (ныне Белогорск), исповедовала ортодоксальный иудаизм.

Знаменитыми крымчаками были Герой Советского Союза Цезарь Куников, который захватил плацдарм «Малая земля», и известный писатель Илья Сельвинский. Теперь в этот список можно смело добавить и Александра Петровича Ткаченко.

Незадолго до смерти – буквально за несколько дней – Саша презентовал свою новую книгу. Он очень спешил, словно чувствовал, что книга эта станет главным делом его жизни.

«Сон крымчака, или Оторванная земля». Первая книга, в которой рассказывается о народе, который почти исчез с лица земли после массового убийства крымчаков фашистами в 1941 году.

Саша успел ее написать и издать – теперь он культовая фигура в среде крымчаков…

Помимо квартиры, в которой Саша жил в Москве вместе с женой и сыном, у него была еще одна, о которой знали лишь друзья. В этой квартире Саша работал, писал, а иногда и, что греха таить, встречался с девушками.

Именно поэтому нашли Сашу лишь спустя три дня после смерти.

Его жена Татьяна сразу начала волноваться, потому что у них было заведено перезваниваться ежедневно. Но телефон Саши не отвечал, и она стала объезжать всех друзей, пока не узнала адрес тайной квартиры. Когда Татьяна с сыном наконец приехали на эту квартиру, соседи запретили им ломать дверь.

– Кто вы такие? – спросили соседи у жены.

– Я – жена, а это его сын.

– Знаете, сколько тут таких жен было? – отвечали соседи. – Не пустим!

Пришлось вызывать милицию.

Мне рассказывали, что потом одна из соседок стала перед вдовой Саши на колени и лежала так, лицом в лестничную клетку, пока Татьяна не согласилась ее простить.

Панихида была в Центральном Доме литераторов. Из Крыма приехал Аркадий Левин. Очень хотел сказать слова перед гробом, но куда там… Выходили одни маститые, не было им дела до провинциального Аркадия Левина из Симферополя.

Я подошел к распорядителю, наклонился и тихо сказал, что здесь присутствует самый близкий друг покойного и ему нужно дать слово. Не разжимая губ, распорядитель послал меня в жопу. Разжав губы, я ответил ему, что пока буду идти в какую-то условную жопу, успею его собственную жопу порвать, причем немедленно. Распорядитель оживился, узнал у меня фамилию Ары и немедленно дал ему слово.

Над гробом лучшего друга Аркадий прочитал мои любимые стихи Ткаченко:

 
Мы не расстались, мы распались —
Как самолет от флаттера…
 

Но сейчас – в 1983 году – Саша еще жив. Он стоит, такой красивый, усмехаясь в роскошные усы, которым многие из нас завидовали…

Сейчас я подойду и прочту ему его же стихи:

 
Люблю себя бегущего,
особенно когда
иду вперед на бьющего,
из-под удара под удар.
 

– Прекрати, – недовольно поморщится он, – лучше свои прочитай…

Как и многие другие, Саша был в восторге от моих авантюрных способностей.

Однажды в 1982 году мы пошли с ним в кинотеатр «Мир» на фильм «Трюкач» – черную комедию режиссера Ричарда Раша с Питером О'Тулом в главной роли. Но в кино мы не попали – не было билетов. Тогда я по своей вечной привычке вызвал директора. Вышел крайне неприятный комсомольский розовощекий карьерист, видевший себя лет через пять работником обкома партии. И вел себя вызывающе. На все мои попытки объяснить, что Александр Ткаченко – лучший крымский поэт и ему необходимо быть в курсе всех культурных событий, к которым, безусловно, относится фильм «Трюкач», презрительно отмахивался и требовал покинуть помещение. Мы с Ткачом вышли униженные и оскорбленные.

– Я ему устрою завтра! – мстительно сказал Саша.

– Зачем завтра? – полюбопытствовал я. – Мы ему сегодня устроим!

Из телефона-автомата я позвонил в 09 и узнал телефон дирекции кинотеатра «Мир». Опустил две копейки и набрал номер. Услышал голос комсомольского карьериста. Представился инструктором идеологического отдела обкома партии. И рассказал ошеломленному директору о гуманитарной акции обкома партии.

Уже три года шла война в Афганистане, и уцелевшие при исполнении интернационального долга солдаты начинали возвращаться к мирной жизни. Нужно было как-то проводить реабилитацию личного состава. Обком партии решил принять в этом активное участие.

– Через полчаса, – холодным голосом сказал я, – к вам подъедут двадцать пять крымчан – воинов-интернационалистов. Им нужно показать фильм «Трюкач» в совершенно пустом зале. Обычным гражданам не нужно видеть воинов-афганцев. Надеюсь, вы понимаете почему?

– Я все понимаю! – торопливо заговорил директор. – Но сеанс уже начался…

– Остановить. Людей вывести. Подумайте, как это сделать и выполнить распоряжение обкома. Ждите гостей!

И я повесил трубку на рычаг.

После этого мы с Ткаченко вновь подошли к кинотеатру.

Там творилось что-то непонятное. Зажегся свет. Сотрудники кинотеатра бегали внутри и явно нервничали. Двери в зрительный зал были открыты. Директор мелькал и что-то рассказывал возмущенной публике. Народ толпами покидал кинотеатр.

Наконец все разошлись.

Директор стал вышагивать вдоль входа, нервно вглядываясь вдаль. Почему-то запомнилась такая деталь – он все время поправлял манжеты своей белоснежной рубашки.

Мы с Ткаченко медленно растворились в ночи…

Благодаря Саше я познакомился со многими известными людьми. Это он организовывал в Крыму концерты Андрея Вознесенского, Булата Окуджавы, Беллы Ахмадулиной, Василия Аксенова… И на все посиделки после этих концертов он приглашал своих крымских друзей.

Одна из самых ярких для меня встреч – с Булатом Окуджавой.

Кажется, это был 1984 год. Булат Шалвович приехал в Крым вместе со своей тогдашней гражданской женой Наталией Горленко. Той самой, которой он посвятил как минимум две песни. Одну просто великую – «Песенку о молодом гусаре»:

 
А юный тот гусар, в Наталию влюбленный,
Он все стоит пред ней коленопреклоненный.
 

Вторую – просто замечательную «Песенку Изабеллы» – он пел нам на кухне симферопольского дома Саши Ткаченко на улице Фрунзе.

 
Жизнь драгоценна, да выжить непросто.
Тень моя, тень на холодной стене.
Короток путь от весны до погоста.
Дождик осенний, поплачь обо мне.
 

Мы были вчетвером. Булат Шалвович сидел слева, и я вспомнил стихи Андрея Вознесенского «И плечо твое онемело / от присутствия слева».

У меня онемело не только плечо. Онемело все тело, включая мозг. Мы все тогда понимали, что Окуджава – живой гений, его песни были нашими гимнами.

Пили водку. Булат Шалвович заботливо подливал Наталии. Смотрел на нее влюбленными глазами.

Мы только что пришли с концерта. Одно отделение пел Булат, второе – Наталия. Она пела какие-то песни на свои стихи, на стихи Лорки. Потом они вместе пели «Виноградную косточку»…

В какой-то момент я решился что-то сказать кумиру. Долго собирался.

Самой моей любимой песней Окуджавы была и остается «Прощание с новогодней елкой».

 
Ель моя, Ель – уходящий олень,
зря ты, наверно, старалась:
женщины той осторожная тень
в хвое твоей затерялась!
Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови,
твой силуэт отдаленный,
будто бы след удивленной любви,
вспыхнувшей, неутоленной.
 

Невероятной красоты песня с самыми загадочными стихами Булата Окуджавы. Какая ель, почему она – уходящий олень? Вот я и не нашел ничего лучшего, как спросить мэтра:

– Булат Шалвович, а о чем ваша песня «Прощание с новогодней елкой»?

Саша Ткаченко сверкнул в мою сторону глазами. Булат как-то странно улыбнулся и внимательно наклонился к Наталии:

– Птичкин, сегодня холодно, ты теплые рейтузики надела? – Почему-то он называл Горленко Птичкиным.

Я был посрамлен. Никакого ответа. Какие-то рейтузики…

Саша потом долго мне выговаривал:

– Что за вопросы ты задаешь?

– Саня, знаю, что мудак, – виновато отвечал я. – Типичный мудак… Ну не мог сдержаться…

Часто у Ткача в гостях бывал Аркадий Арканов, о встрече с которым в Баку я уже писал.

Однажды Арканов уговорил Сашу Ткаченко пойти поиграть с ним в футбол. Арканову, очевидно, было интересно сразиться с профессиональным футболистом.

Они пришли на стадион «Авангард», где в те годы тренировалась главная крымская футбольная команда «Таврия». Сашу, конечно, все знали и потому без проблем выпустили на поле.

Арканов сразу направился к воротам.

– Из меня мог бы получиться классный вратарь, – важно сказал Аркадий Михайлович Саше Ткаченко. – Ни за что меня не пробьешь!

Поспорили.

Ткач установил мяч на одиннадцатиметровую отметку и ударил, не разгоняясь, с места. Арканов неловко выставил руку. Мяч попал в нее, и Аркадий Михайлович вскрикнул от боли. Поехали в больницу, и рентген определил перелом.

Не знаю, кто выиграл спор, но уже вечером мы выпивали на квартире Саши Ткаченко, и Аркадий Арканов был вынужден держать рюмку в левой руке, поскольку правая была в гипсе…

В Крым часто приезжал Андрей Вознесенский.

Ему очень нравилась Крымская астрофизическая обсерватория, расположенная недалеко от Бахчисарая в поселке Научный. Именно Ткаченко впервые привез Андрея Андреевича в это роскошное место в горной лесистой местности, на южном склоне горы Сель-Бухра. Рядом пещерные города, ханский дворец, Большой Каньон Крыма…

В 1975 году на Андрея Вознесенского большое впечатление произвел студент МГУ Сергей Шугаров, приехавший в обсерваторию на практику. Шугаров тогда обнаружил вспышку новой звезды в созвездии Лебедя. Назвали звезду Новая Лебедя 1975. Вознесенский, приезд которого в Крымскую обсерваторию совпал со вспышкой новой звезды, той же ночью написал:

 
Звезда народилась в созвездии Лебедя —
Такое проспать!
Явилась студенту без роду и племени
Новая Лебедя – 75!
 

Андрей Андреевич был большой любитель женщин. Он часто приезжал в Крым со своей музой тех лет – прекрасной актрисой Татьяной Лавровой, – которой посвятил «Сагу», одно из своих самых известных стихотворений:

 
Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни,
Возвращаться – плохая примета,
Я тебя никогда не увижу.
 

Как точно он описал глаза Татьяны Лавровой, одной из самых красивых актрис советского кино – «безнадежные карие вишни»…

Однажды в мае 1973 года они приехали в Крым без денег. Чтобы как-то поддержать Андрея, Ткаченко устроил в Ялте концерт, на котором Андрей и Саша читали свои стихи, Татьяна – стихи Андрея. Но денег им за концерт почему-то не заплатили… А следующий день был днем рождения Вознесенского.

Спать ложились голодными. Перед тем как разойтись по номерам, Лаврова, которая рано утром должна была улетать в Москву, отвела Ткаченко в сторону и дала ему заначку – десять рублей.

– Купите, пожалуйста, завтра самые красивые розы, которые найдете, – попросила она Ткаченко, – и подарите Андрею от меня. Андрей очень любит розы, ему будет приятно…

На следующий день Саша Ткаченко «раскололся» Андрею, что у него есть десятка от Лавровой, на которую он должен купить ему розы.

– Какие розы! – воскликнул поэт. – Немедленно в ресторан!

На десятку тогда можно было хорошо поесть и даже неплохо выпить.

После сытного обеда Андрей расслабленно откинулся в кресле и задумчиво произнес:

– Как хороши, как свежи были розы….

Давно уже умерла Татьяна Лаврова, умер Андрей Вознесенский…

Умер и Александр Ткаченко, которого мне очень не хватает.

Как не хватает его и в жизни симферопольской улицы Пушкина, которую он облагораживал одним своим присутствием…

В 1984 году я пришел на Крымское телевидение. Нет, конечно, не в штат – это было нереально все по тем же причинам, по которым меня так долго не принимали во ВГИК.

Пришел с предложением сделать развлекательное шоу. Тогда мы еще не знали про телевизионные форматы, про западные лицензии…

Я придумал это шоу сам.

Сейчас не могу даже понять, как мне удалось убедить кондовое руководство Крымского телевидения в 1984 году согласиться на это производство.

Суть шоу была в том, что между собою соревновались семейные пары.

Я придумал много конкурсов.

Один из них был невероятным по тем временам – мужья фехтовали друг с другом на шпагах. В главной студии Крымского телецентра проложили фехтовальную дорожку, подключили электричество, чтобы загорались при уколах лампочки – в общем, все было, как на настоящих соревнованиях.

Еще один конкурс был таким – жены становились за ширму и в специальные отверстия протягивали руки. Мужья по этим рукам должны были угадать своих жен. Половина не угадала…

Перед съемками я пошел в Крымский обком комсомола и уговорил их назначить приз победителям. Они согласились и купили путевку в какой-то дом отдыха в Латвии.

Шоу имело большой успех. Я получил 92 рубля гонорара. Так началась моя внештатная работа на телевидении.