Текст книги "Проба пера"

* * *

– Вы кто? – спрашиваю. – Как вы попали в меня?

– Вы сейчас удалитесь, – не своим голосом отвечаю, – а я ваше место займу.

– Да, кто вы такой?

– Я ваше второе «я». Вы, как и я, живете двойной жизнью. Я прихожу, вы уходите.

– Во сне?

– Сейчас наяву. Я вам предлагаю посетить иные миры. Долго там пребывать невозможно, но зато удовольствие получите несказанное. Заодно посетите другие тела.

– Что вы тут без меня будете делать? Надеюсь, вы меня не скомпрометируете? У вас очень странные фантазии.

– Это вас не должно беспокоить. Отправляйтесь, куда мысль поведет. В астрале побудете годик-другой, что позволит вам стать по возвращении режиссером. Когда вернетесь назад, все будет в порядке.

* * *

– В мгновение оказался я в какой-то бездонной голубизне. В астрале, должно быть. Где только я не побывал. К кому ни пристроюсь во сне, через некоторое время меня выгоняют, отчитывать собрались как-то, для чего пригласили попа. Петлю в одном месте уже набрасывали на шею, едва избежал. Многое чего повидал, во многих мирах побывал. Наконец, чувствую, вроде не гонит никто. Смотрю на себя в зеркало. О, ужас! Любимец женщин, душа общества, и на тебе – шут, к тому же урод. Рот моего предшественника в свое время разрезали, как в романе «Человек, который смеется». Говорили к тому же, что я – внебрачный сын нашего канцлера, как будто похож на него, но это не так. Меня изуродовали люди, а он своими преступлениями лицо довел до безобразия.

– На чем основывается власть канцлера?

– У него деньги и сильный хозяин.

– Хозяин… у канцлера?

– Тсс, враг подслушивает. Как-нибудь потом объясню. Задача Кощея – сохранить Баварию в указанных границах.

– Кто же нам угрожает, соседние страны?

– Нет, подпольные княжества, возникающие тут и там повсеместно. Когда набирается достаточное количество сторонников с деньгами, участники заговора могут заявить о своих правах и отделиться. Мальвазией их не пои, а дай поиграть в независимость.

– С канцлером все понятно, хотя не вполне, а что со мной?

– Произошло перерождение вас из одного тела в другое.

– Я не родился здесь заново, а появился в возрасте тридцати двух – тридцати пяти лет, полагаю. Мне навязали несвойственную роль короля.

– Поскольку доказать противное невозможно, оставайтесь, кем стали. Воспользовавшись тем, что ваша душа отошла на опасное расстояние от тела в сновидении или фантазии, канцлер со товарищи уловили ее и притянули сюда. Над замком возвышается башня. На самом деле, это ствол магической пушки, замаскированный под каминную трубу. Вашего предшественника усыпили и усадили в камине на трон. По завершению какого-нибудь неприличного ритуала его тело катапультировалось и полетело вверх. Куда делась душа Леопольда, не ведаю, должно быть, ушла в астрал, а ваша вошла в его тело, и вы упали с неба на дерево не двойником короля, и именно им самим. Телом, во всяком случае.

– Я много историй наслышался здесь, ваша оказалась наиболее интересной, но еще менее убедительной.

– Вы себя узнаете в зеркале?

– Нет, совершенно чужое лицо.

– Как вы можете утверждать, что лицо не ваше, если вы ничего о себе не помните?

– Логично.

– У вас лицо короля, стало быть, вы – король.

– Как вы думаете, Егор, душа короля не могла войти в меня? Как бы он там не натворила чего-нибудь эдакого.

– Скорее всего. Полагаю, он там в психушке находится.

– В психушке?! Значит, он там меня дискредитирует!

– Объявил себя королем, а таких куда помещают, вспомните?

– Нет-нет-нет, я не согласен.

– Кто не рискует, тот не надевает корону.

– Я не хотел быть королем.

– Короля не любили за многое. Залезал на деревья и стрелял резиновыми пулями по живым мишеням. Многие знатные люди не могли ему этого простить. Главным условием было ваше беспамятство. Чтобы легче управлять вами, соответственно. Надеюсь, вы понимаете, что – не король?

– Да, не король, я – самозванец.

– Делаем соответствующие выводы и принимаем меры. У нас иерархия! Каждый представитель своего круга имеет отличительные знаки на одежде. Двенадцать первых мужей королевства могут нанести дюжину ударов хлыстом нижестоящим мужам в иерархии. Не все этим пользуются из-за боязни мести, но имеют возможность.

– Рискую задать наивный вопрос: для чего?

– Чтобы те, кто ниже, знали свое место.

– Мог бы и сам догадаться.

– Вам придется научиться властвовать. Дамы предпочитают пользоваться пощечницами, чтобы ладошки не утруждать. Частенько происходит путаница, которую разбирают на суде чести. Ранги фрейлин постоянно меняются. Пощечина равной по званию, не говоря уже о старшей, стоит дерзкой нарушительнице публичного наказания. Какие при этом вопли они издают, а также вздохи, ахи и охи! А какие пускают слезы! Обожаю процедуры подобного рода! Обожаю женские слезы! Вы, ваше величество, в свое время любили присутствовать на публичных наказаниях женщин! В отличие от всех остальных, вам разрешено всё. Для всех прочих, включая канцлера, на то или иное действие в своде законов пишут меж строк «запрещено», а королю «не рекомендуется».

– Где же прочесть ваш пресловутый свод законов?

– Свод законов… скорее он ваш, а не наш… в количестве десяти тысяч законодательных актов находится в библиотеке. Никто, однако, не в состоянии прочесть палимпсест, разве что библиотекарь, он единственный в королевстве, кто знает все законом полагаемые вирши наизусть. Когда нужно закон изменить, стирают предыдущую запись и делают новую.

– Пергамент все стерпит.

– Очень удобный способ управления страной.

– Как же король должен управлять страной с таким сводом законов?

– Король не управляет, он властвует. Вам достаточно указать пальцем на какую-нибудь даму, и она тут же получит пощечину от рядом стоящей подруги. Только не спрашивайте: «для чего?» Для ритуала, для чего же еще! Вы думаете, горб у меня настоящий? Прикладной, чтобы не было больно, когда бьют по спине.

– Если я вас побил когда-либо в прежнем, не моем, состоянии, вы уж простите меня.

– Ничего-ничего, у меня горб на это имеется. К тому же, это были не вы, а король Леопольд. У вас много привилегий, но вы, ваше величество, несмотря на титул, не находитесь в первом круге самых влиятельных людей при дворе. Разве что, – во втором.

– Какие условия необходимы для пребывания в первом круге?

– Чтобы оказаться в первом круге, необходимы три условия: быть знатным, иметь деньги и уверенность в своем превосходстве. Последнее – самое главное.

* * *

– Я не злодей, – продолжал он на следующий день, поскольку нас прервали, – но человек безнравственный, насмешник к тому же. Обожаю, капнув пару капель вина на пути какого-нибудь спесивца, вместо того, чтобы смеяться, как все остальные над тем, как он барахтается в попытке подняться, бросаюсь к нему, чтобы помочь ему встать…

– Весьма похвальная черта характера.

– … за что получаю хлыстом по горбу, если какой-нибудь зевака не попадется прежде под руку и не получит свое. Смешно, не правда ли, к тому же наглядно. Моя профессия – умник. Канцлер ценит меня за умение высмеивать придворных.

– За доносительство, полагаю, в первую очередь?

– Ничего страшного, одной копии доношу на другую. На вас – нет! Кое-что, конечно же, сообщаю, но не о главном. У нас не принято говорить «ложь», нужно сказать «ввели в заблуждение». Скажите правду, но не всю. Особенно канцлеру. Будучи моим другом…

– Сейчас я вам друг, Егор, а завтра…

– Живем сегодня, а завтра можем отомстить.

– Кому? За что?

– За наши с вами унижения.

– За то, что стали мальчиком для битья, а мне за что?

– За неприемлемое обращение с душой вашей и телом.

– Поймал, поймал на слове, и все же пока не готов.

– Живите тогда в свое удовольствие. Как вы успели заметить, краски здесь ярче, зимы вообще нет, никто не болеет, никто не умирает, а только исчезают. Почему, вы спросите?

– Говорите же, наконец, вечно вы со своими экивоками…

– Архитектор, которого все здесь ставят на место Бога создал копию городов, полей и рек, людей и зверей, а сам удалился на покой, оставив нас в иллюзии существования. Живите, сказал, как хотите, а сам, может быть, где-то и пребывает, но к нам не является. Что касается Бога, нам о нем ничего не известно. Называя творца вселенной Архитектором, мы избавляемся от утомительной необходимости поклоняться Ему как Богу. Все, что вы видите вокруг и ощущаете, лишь кажется. Неважно, как подобное явление называется, главное мы – пленники Иллюзии. Не в самом худшем ее проявлении.

– Мне так и кажется, что обои на стене зашевелятся и предстанут занавесом. Откроется зал, заполненный зрителями, и я среди них, а не на сцене с абсурдными опереточными персонажами. Занавес только не торопится раскрываться.

– Вы, ваше величество, до сих пор не уяснили, есть только Иллюзия, размноженная на бесчисленное число вариантов. В каждом из них одна и та же история, разыгрывается с некоторыми изменениями. Хотите взглянуть на изображение нашего Срединного мира?

Подводит меня к картине на стене и указывает на изображение Европы на овальном блюде, вырванном из земного шара.

– Куда делся весь остальной мир?

– Возникновение Овала было обусловлено бегством художников и еретиков от Саванаролы. Земля встряхнулась, и мы оказался на блюде.

– Impossible! – вскричал я почему-то по-английски, отмахиваясь руками, как от какого-то чудовища. – Impossible! Impossible!

– А вот и possible! Перейдя на Овал, художники, еретики и авантюристы, недовольные жизнью на Земле, получили все в готовом виде: новые тела, копии, разумеется, тех, кто на Земле остались, уже построенные замки и города, природу почти что райскую. Живи, не хочу! После неудачной попытки Наполеона Луи захватить наш мир, все государства Европы договорились в Утрехте: никаких империй, а тем более, республик. Все большие страны разбиты на многие княжества и герцогства, за исключением трех-четырех королевств, как наше, и пары империй. В России осталась империя, но она далеко за горами Карпатскими. Вся Европа ее ненавидит, хотя она сломала зубы Наполеону.

– За что?

– Надо же кого-нибудь ненавидеть. Русские ведет себя замкнуто, отгородились стеной и ни во что не вмешиваются, за что их ненавидят еще больше. Англия, вот кого еще ненавидят. Когда европейский союз потребовал от их короля возвращения ценностей, украденных под шумок войны с узурпатором они все, что отдавали, предварительно портили. Из обломков разбитой вазы вынимали по два-три кусочка, чтобы в собранном виде имела ущерб. Гнусная нация!

– Нагло-саксы – известное племя, как у вас, так и у нас, на Земле.

– Здесь ни первой, ни второй мировой войны не было, все благодаря отсутствию прогресса и магическим ритуалам. Даже, если где-то затеяли войну… у нас бывает такое, но редко… в газетах сообщают: идут совместные маневры армий двух дружественных стран. Пытки, к примеру, у нас запрещены… стеком пройтись по бокам не в счет, развлечением всего лишь считается… но, если нанять частного сыщика, он вполне может применить к преступнику любые методы воздействия. Все, как у нас, на Земле, только в частном порядке! Наш девиз – счастье. Счастье, во чтобы то ни стало. Мир на земле и благоденствие.

– Все-то вы хорошо разъясняете, складно, но как объяснить твердость вот этого пола, – топаю я ногой о паркет, – с утверждением об иллюзорности всего, и даже нашей с вами планеты.

– Сам факт вашего присутствия здесь – безумие! Формально вы на земле вроде находитесь, в данном случае на паркете, но не на Земле с большой буквы.

* * *

Мне потребовалось некоторое время на осмысление сведений, полученных от моего нового друга. Поставьте себя на мое место. Если все говорят одно и тоже, поневоле начинаешь сомневаться в собственном разуме. Остается спасительное раздвоение личности, одна половина начинает юлить: «почему бы и нет», другая: «врешь ты все!» Что из того, вру или нет, ничего не изменится, король – и все тут, а уж какова форма Земли неважно. Ко всему привыкаешь, и все же…

Бонч-Бруевич вертелся у меня на языке несколько дней. Никому нынче не нужная фамилия, так, к слову пришлось. Помню, что в шестьдесят восьмом году произошла оккупация Чехословакии, а в год смерти очередного бонзы, назовем его в шутку Бруевич, я выпал из нашего мира. Правда, ничего это мне пока не дает.

* * *

Продолжая бродить по дворцу, и за семью сургучными печатями обнаруживаю железную дверь под охраной стоящих по бокам рыцарей.

– Что там? – спрашиваю.

– Музей, – отвечают.

– Почему закрыт? Снимайте печати.

Придворные мнутся, не решаются первыми ступить на берег троянский. Заимствую перчатку у одного из рыцарей и сдираю печати. «Несите ключи!» Принесли связку на полпуда, ни один не подошел. Совали-совали ключи, пока скважина не раскалилась докрасна. «Пушку катите!» Притащили, пальнули: дверь – вдребезги. Захожу в абсолютно пустое помещение. «Несите каталог!» Принесли, полистал содержимое. «Кто украл?» – спрашиваю эдак строго, по-королевски. Все придворные молчат, пожимают плечами, и только фон Ратенау тычет пальцем вверх. «Канцлер», – промолвил я про себя. «Кто же еще!» – в ответ на мое мысленное предположение закивал барон, за что получил орден с моей груди. «Куда смотрели? – вопрошаю рыцарей. – На ваших глазах воровство происходит, а вы ни ухом, ни рылом, болваны!» От моих слов рыцари свалились на пол, и повинная голова одного из них подкатилась к моим королевским ногам.

– Воровство, – сказал мне начальник полиции, – крайне редкое преступление в нашем государстве. В других странах – да, а у нас – нет. Мы вообще стараемся заменить такие слова как, «ложь» или «вранье», на «введение в заблуждение».

– По сему предлагаю заменить «воровство» на незаконное перемещение предметов от одного владельца к другому.

– Совершенно верное, законодательное предложение. Ваше величество, вы – гений! Его превосходительство приказал отыскать хранителя музея, но тот оказался в отсутствии по причине отсутствия документов на него, как и его самого. Мы отобрали шестерых добровольцев, признавшихся в проникновение в музей через прорытый ими ход, за что, рассчитавшись на первый и второй, сами себя накажут бамбуковой палкой. Вследствие отсутствия состава преступления, поскольку в музее ничего не оказалось, вы, ваше величество, по милосердию вашему отменили экзекуцию, о чем можете прочесть в данном отчете.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – согласилось мое величество и подписало не глядя, согласие на отмену наказания, вместо того, чтобы сравнить содержание каталога с описью аукционов за последние годы.

* * *

– Во дворце столько бесценных музейных ценностей, – сказал мой друг, – что даже исчезновение пары сотен артефактов, никто не заметит.

Действительно, в залах столько картин, что не хватает места, и на холсты большого размера вешают среднего, а на них – маленькие, а на те – миниатюры. Меня привлекла надпись на полотне, завешенном дюжиной картин и картинок: «Мгновение перед убийством короля». Попросил разобрать, и под наслоением навешенных сверху шедевров обнаружилась огромная, от пола до потолка, картина неизвестного художника – король со свитою спускается по лестнице. Картина удостоилась обсуждения на заседании академии наук, в виде брошюры имеющейся в библиотеке под названием «Проба пера». Каждый может прочесть. По некоторым признакам в заговоре, решили академики, участвовал кардинал, подающий убийце знак платочком, вследствие чего можно было предположить, что преступление должен совершить монах, верящий ему беспредельно, но его не оказалось на картине. Высказывалось мнение, что монах переоделся в кого-то другого, но у всех персонажей было алиби, поскольку ни у кого из них не хватало трех-четырех мгновений для совершения преступления. Спрашивается, где монах?

– Да вот же он на расстоянии протянутой руки!

* * *

Она шла по аллее парка… уже вечерело… в какой-то задумчивости. Чтобы поправить прическу, вынула шпильку, одну придержала в зубах, а когда потянулась за другой, ахнула, увидев меня, и обронила и ту, и другую. Мое сердце вздрогнуло, когда ее черные волосы распустились пышным кустом, и в моей душе загорелся… нет-нет, избавьте меня от описания чувства, охвативших меня. Только у того, у кого было нечто подобное в душе, может, включив воспоминание, пережить частицу счастья от первой волны набегающей влюбленности. Не будучи королем, я не осмелился бы взять ее за руку и увести в ближайший павильон, но некоторый опыт властвования помог растопить нерешительность беспамятного землянина. Лилиток полон двор был, одна лучше другой, но не её внешность меня в ней привлекала, а внезапное, необъяснимое чувство, стремительное и всепоглощающее. В мгновение ока она оказалась в моих объятия. Она была легка, как эльф. Ее глаза, испуганные в первое мгновение, вдруг засветились, зрачки расширились, она ахнула и, обняла меня, освободив руки для путешествия по ее мягкому подвижному телу под платьем из тонкого шелка. Нет, невозможно передать все оттенки ощущений от прикосновений к каждой отдельной части ее тела, сливающиеся в общую симфонию блаженства. Погружение в сладкую мякоть спелых губ, пойманных, наконец, в поцелуе, отправляло душу в еще какое-то иное измерение восторга и упоения. Невозможно передать! Невыразимо! Последовательность прикосновений можно только перечислить одно за другим, а чувства – нет! Нет, не берусь, но нет и слов! Нет, утверждаю, таких слов в языках всех народов земли, хоть к «Темным аллеям» обращайся, да хотя бы и к «Песне песней». Не знаю, как мы оказались в гнезде на вершине дерева, которое мой предшественник использовал для охоты на зазевавшихся придворных. Далее затемнение…

* * *

Мой друг, конечно же, попытался свести мои чувства к обыкновенному влечению.

– У вас, ваше величество, произошло наслоение мгновенно мелькнувшего воспоминания из юности с влечением к случайно встреченной лилитке, усиленное редкими отношениями вас с женщинами – вокруг ведь столько красоток. Должно быть, запах экзотических цветов в парке совпал с ароматом духов вашей пассии. Знаем мы эти женские штучки! Одни стараются склониться в поклоне, чтобы показать, что у них есть при себе – мне они сиськи не кажут, приходится хватать самому. Другие, те, кто похитрее, шпильку вынимают из прически, чтобы внимание привлечь внезапно распустившимися ло-ко-нами. Любовь для нас, циников, только влечение. Не понимаю, как можно влюбиться в копию? Все равно, что в ожившую статую, к тому же, – в лилитку! В куклы не наигрались в детстве? Здесь не место для проявления столь изысканных чувств, – заявил он с сарказмом и руками изобразил нечто вроде танца двух душ. Вынужден вас предупредить: если не хотите трагических последствий, переспите с парой лилиток, чтобы показать двору предпочтение определенного типа женщин, а не влюбленность в одну из них. Вам отомстят, уверяю.

Я стал осторожнее в свиданиях с Лил. Увы! Уже через несколько дней о наших отношениях сообщили в газетах. Поскольку она была не знатного рода, стать королевой не могла, а только фавориткой. Хуже того: она вскоре исчезла.

На земле в девятнадцатом веке сказали бы: он впал в лихорадку и очнулся только через месяц. Я лихорадку перенес на ногах, поскольку в этом проклятом Срединном мире никто не болеет. Егор попытался меня успокоить:

– Родители выкупили для нее звание фрейлины за внушительную сумму. От вашей возлюбленной потребовали также совершения ритуала дефлорации в присутствии хихикающих фрейлин.

– Бедняжка.

– Обычная практика.

– После чего она только от меня получила отраду. И не старайтесь опорочить её, бесполезно!

– Еще раз предупреждаю: как только вы приступите расследованию, вам тут же начнут подсовывать одну лилитку за другой, но вашу возлюбленную скорее устранят, чем позволят найти.

– С какой целью?

– С ритуальной – какой же еще! Если вы обратитесь непосредственно к канцлеру с просьбой вернуть вашу возлюбленную, он забегает по кабинету с криками: «Что, где, кто, когда? Кто ответственный за похищение людей при дворе? Такого не может быть в Баварии! Хватайте, ловите преступника! – сам же будет указывать на себя в зеркало. – Всех агентов ко мне!» – может поднять даже гвардию. Будет топать ногами, призывать всех богов, возможно, изобразит эпилепсию. Представляете, как повеселится?

– Представляю.

– Не вздумай отправиться в Прагу. Она там проживала с родителями. Если все же решитесь, вам необходимо выждать месяц-другой. Скажите, что вы собираетесь слетать в Италию на дирижабле. Заодно загляните за край овала, чтобы совсем уже удостовериться в том, что наш вариант Земли плоский. Из Италии вы долетите до Вены, побудете там пару недель, и только потом отправитесь в Прагу, чтобы никто не догадался об истинной цели вашего путешествия.

Увы, догадались! Когда я прибыл на улицу, где проживала Лил с родителями, соседи сообщили, что за ночь их дом был снесен. На его месте остались живописные руины, покрытые приклеенным мхом. Посредине возвышалась изразцовая пирамида с орнаментальной коброй, готовой к прыжку.

«Знай свое место, король!»