Текст книги "Проба пера"

* * *

Я не воспользовался советом моего друга и продолжил расследование. К сожалению, Егора не отпустили со мной в поездку. Кстати, я не поверил своим глазам, когда подлетал на дирижабле к краю земли этого Срединного мира и увидел бездонную голубизну вверху и внизу. Нет, это аберрация зрения! «Там море», – уговаривал меня внутренний голос. Ох, уж мне этот внутренний голос! Он наставительно предлагал мне начать поиски Лил.

Несколько раз сыщики приводили ко мне в отель различных лилиток, одна прекрасней другой, и очень удивлялись тому, что я отказываюсь от них. Особенное удивление вызвал отказ от «лолитки», как я ее назвал, – нимфетки с уже созревшими формами «лилитки». Подчеркивая превосходство той или иной части оголенного тела чудесного создания, сыщик провел ее по столу, словно рабыню на восточном рынке. Наконец и…

Я дождался чудного мгновения. С барабанным стуком ошалелого сердца приближался к Лил в холле отеля на потерявших силу ногах все ближе и ближе…

– Здравствуйте, принц, – не своим голосом сказала она с незнакомым выражением на знакомом лице.

Несмотря на понимание случившейся подмены, я отвечал ей, в надежде на то, что у нее изменился лишь голос.

– Лил, я – король, неужели не помнишь?

– Ты всегда был выдумщиком, Иржи, – каким-то будничным тоном сообщила мне незнакомка. – Сам же меня называл принцессой. Стало быть, ты – принц, или у тебя уже другая фантазия на уме?

– Ее лицо было по-прежнему прекрасным, за исключением нарочито жеманного выражения. Где же они смогли найти такое, обманчиво-похожее лицо? Где и мое! Ни слова правды я не мог от нее добиться. Когда предъявил золотую монету со своим изображением, она сказала, «совсем не похож», а после показа кредитки, сделала возмущенное лицо:

– Вот где ты пропадал столько лет, а я здесь страдала одна.

Она категорически отказалась признать мой титул, называя меня разными именами, прилепляя к каждому несуществующую историю наших, якобы, с ней отношений. Из мести за мое длительное отсутствие она всякий раз ускользала из моих объятий, позволяя при этом тискать себя обитателям отеля. Я, хотя и понимал, что наши отношения ничего общего не будут иметь с теми, что были у меня с Лил, и, что люблю уже не её, а копию, и не тем чувством, что прежде, и все равно длил и длил попытки добиться её расположения, поскольку считал, что её поведение всего лишь игра, навязанная канцлером или судьбой. Я любил её, и ненавидел одновременно. Она то ластилась ко мне, словно кошка, то выпускала когти и рычала, превращаясь в пуму. Все в один голос жалели бедную Марту, коей она в очередной раз представилась.

– Вы, батенька, – хватал меня за пуговицу незнакомый человек в клетчатом фраке, подходящим для клоуна, – авантюрист и распутник. Вас надо в клетку посадить и выставить на площади в назидание потомкам.

Другой принялся доказывать, что я – самозванец, хотя именно в этом сей экземпляр шантажиста был прав, – и фальшивомонетчик, что уж совсем не соответствовало моему положению. Но самым настойчивым оказался старик в мундире адмирала, один из тех, кто вечно приближают свое лицо с выпуклыми рыбьими глазами под линзами очков к собеседнику. Испуская пары винного перегара в смеси со вкусом содержимого пепельницы, он приставал ко мне с повторяемым на разные лады вопросом:

– Нет, вы скажите мне, в чем смысл жизни?

– Сам хотел бы узнать.

– Я морской волк, служил адмиралом в министерстве чешского морского флота, хотя и просухопутничал всю свою жизнь в силу обстоятельств понятных. Вот вы мне докажите! – что именно не уточнял, а только бил кулаком по столу до тех пор, пока рука его не развалилась, оказавшись искусственной.

– Я – капитанская дочь, – указывая на адмирала, утверждала моя новая пассия, – он мой внебрачный отец.

Сыщики, которые отыскали копию, не в состоянии были оградить меня от преследования обитателей отеля. Слуги норовили облить меня проносимыми мимо напитками. Женщины фыркали на меня с презрением, мужчины то и дело пытались вызвать меня на дуэль, чего не допускали сыщики. Они попросту сажали бретеров в роллс-ройс и увозили куда-то, после чего прибывали другие. Особенно неистовствовали дамы, угрожали зонтиками и обещаниями навести на меня порчу и проклятия потомкам до седьмого колена. Хорошо, мое настоящее имя не знали. Я, впрочем, – тоже!

В качестве выхода из создавшейся ситуации сыщики предложили похитить Власту, таково было последнее из имен, которыми она представлялась, что и сделали, не дожидаясь моего согласия. На моих глазах они засунули ее, поскольку брыкалась, в багажник моего роллс-ройса, а когда мы отъехали на некоторое расстояние, и я предложил переместить её в салон, в багажнике никого не оказалось.

Я тотчас вернулся в отель, но никого уже там не было, как если бы актеры отыграли спектакль и удалились со сцены. На полу валялся заказанный ею портрет, ею же и порванный безо всякой причины, а из сложившихся обрывков на меня сквозь монокль показалось лицо графини Немюр, одной из тех, кого мне прочили в супруги.

Несмотря ни на что, жизнь продолжалась.

* * *

– Хороший спектакль, – отметил Егор, когда я вернулся, – устроили дамы, скинувшись на актеров, в отместку за нежелание их.

– Дамы? Я думал – канцлер.

– Исчезновение семьи вашей пассии дело его рук, а спектакль в отеле на их совести. Запомните: влюбленность – непозволительная роскошь, даже для короля. Будь вы простым гражданином, влюбляйтесь сколько угодно, если желаете заняться самообманом.

– А если отрекусь от престола?

– Запрут в удаленном замке и будут держать, пока не раскаетесь. В нашем благополучном королевстве все, что угодно возможно. Королевство не может обойтись без властелина, а назначение нового связано с решением Европейского союза. Канцлеру невыгодно иметь дело с неподвластным ему королем. Теряет статус и место, скорее всего.

– Но зачем же он лишил меня возлюбленной?

– Рисковал, но ритуал оказался важнее! Теперь уже ничего поделать нельзя.

* * *

– Ваше королевское величество, – обратилась ко мне очередная красотка, – какой вы грустный сегодня. Просто рыцарь печального образа. Давайте я вас полечу? Хотите примочку на сердце?

– Примочку?

– Я себя имею ввиду, – и выставляет содержимое расстегнутой блузки.

– У вас прекрасные формы, маркиза…

– Эммануэль, если забыли! Вы с графиней Немюр переспали на днях. Об этом весь двор говорит.

– По настоянию канцлера.

– Почему, не со мной? Чем я хуже графини? Да вы на мои сиськи взгляните.

– Cто пятьдесят пар осмотрел и ощупал у ваших подружек, предложивших мне свои прелести… они подсчитали… за последнее время.

– Ах, эти подруги! Мне ничего не сказали. Змеюги они, а не подруги. К моим не прикоснулись ни разу. У меня самые лучшие. Вот, убедитесь. Во всем дворе не найдете таких.

– Достаньте мне адрес любимой. Все царство отдам за неё!

– Вот уж её вы никогда, никогда, – заявила она, прочерчивая сверкающие молнии перед собой рукой в перчатке, усыпанной бриллиантами, – не получите! Как вы смеете просить у женщины помощь в приобретенье другой?!

– О, и слезы уже! Простите, простите меня за бестактность.

– Может быть, она уже замужем. Съели? К тому же титул вам принадлежит, а царствие – нет! Поговорите лучше со мной.

– О чем мне с вами говорить? О том, кто с кем переспал?

Как уже говорилось, а если нет, повторяю, в школе девочек учат только тому, как танцевать, кокетничать и злословить, риторике, то есть. На всю Европу у них одна только писательница, да и та Эстер Крумбахова. «Мученики любви» – все, что она написала. Все о том же. Какие, зато они рукодельницы, какие придумывают узоры, какие броши собирают из разноцветных камней, а как прелестно поют и танцуют, а какие развратницы! О, искусницы!

* * *

– Вы, наверное, думаете, – конфиденциальным тоном сообщил мне виконт Ратенау, ныне барон, – барышня из Карлсбада оставила свое занятие? Не могу от нее отвязаться: приходит по ночам с намерениями, от которых отказывается при встрече с ней днем. Как-то я выловил ее в парке, выкрутил руки назад, надел наручники, поставил на колени, как она, бывало, меня в лихорадочном сне, и под дулом пистолета потребовал сказать, кто она и чего добивается. Она усмехнулась: «Чего еще, говорит, может добиваться женщина от мужчины, – любви». Не найдя в ее сумочке паспорта, а в ответах – ничего вразумительного, отвез в полицейский участок, где потребовал идентифицировать личность авантюристки, которая преследует меня по ночам. С нее сняли наручники и надели на меня. В камере снится мне сон, будто бы я – зачарованный сыщик или зачарован был поезд Париж-Анкара. Проходит мальчик в униформе по вагону-ресторану, звонит в колокольчик и объявляет: «Русского шпиона просят на выход». Меня выдало то, что вздрогнул, нежданно.

– Русский? – оживился я. – С чего это вдруг?

– В сновидениях, знаете ли, своя логика, непонятная нам. Пришлось удалиться в купе, а там уже находилась все та же апсара с пистолетом в руке, под дулом коего мне вновь пришлось соответствовать ей. Приблизиться ко мне наяву она не решилась, а ночью опустилась откуда-то сверху из золоченых зарослей лепных узоров потолка и, пользуясь состоянием полусна, вновь сотворила сурсик. На следующий день, когда я подошел к ней, она повела себя так, будто к ней пристает незнакомец. Обещала даже призвать полицию на помощь. Улыбка, однако, играла у нее на устах. Я подвел ее к обрыву в парке и приказал удалиться из нашего мира. «Только с тобой, дорогой», – сказала она. Я попросту столкнул ее вниз, но она не упала, а, проделав в воздухе дугу, полетела над верхушками сосен в туман. Неведомая сила подняла меня, и я полетел вслед за ней в полутьме над домами. Над лысоватой горой вошел в нее на лету. Проснулся за городом на вершине сосны. Я уже потерял границу между явью и сном. Купаюсь в реке или мне снится. Вылезать, а одежду украли. Зовут меня почему-то Жан-Жак, и на мне – ничегошеньки нет. Маркиза в старинном платье протягивает руку, помогая выбраться на берег. Просыпаюсь – стоит у кровати все та же маркиза. «Просыпайтесь, маркиз», – говорит. «Какой еще, к черту, маркиз?» – возмущаюсь я. «Де Караба», – отвечает мерзавка.

– Намекаете на желание присвоить вам еще и титула маркиза?

– Мне и барона достаточно. Впрочем, не откажусь.

* * *

Мне нечего делать, большую часть дня, хожу по аллеям парка, вопросы иногда задаю. «Кто такой Гитлер?» – спрашиваю у придворного. «Гитлер, такого не знаю», – получаю ответ.

– Надо было спросить, кто такой Шикльгрубер, – отметил Егор. – Сейчас он – известный художник. Склочный такой тип, ехидный, как наш канцлер. Именно он изобрел Черный квадрат. Умельцы вешают его на стену, проделывают пред ним ритуалы различные, кто на что горазд, после чего приобретают способность отправлять предметы туда изысканные, а получать другие взамен. Еще более изысканные. Кому везет, тот более ценный товар получает оттуда, а большинство проигрывают, как в казино. Ты туда золотую ложку Челлини, а оттуда тебе декоративный шиш из серебра. Бывает, что и дерьмо пребывает в золотом портсигаре, но это кому повезло, и прочими артефактами с изюминками.

– Представляю, что за изюминки.

– Все они разобраны по частным коллекциям. Сама большая у канцлера, но он вам ее не покажет.

– Есть альбомы с фотографиями?

– Фотографирование у нас запрещено, фотографировать можно только в полиции. Дам в чем мать родила рисовать разрешается, а фотографировать – нет, а также фильмы снимать. Во Франции, впрочем, уже имеется на то разрешение. Опережая вопрос «почему», отвечаю, чтобы прогресс не наступил раньше времени. Мы – консерваторы.

– Это заметно.

– Умельцы, однако, умудрились не только фотографии делать, но и фильмы подпольно снимать этнографические.

– Представляю какие.

Афродиту вспомнил, стоящую на четвереньках на склоне горы. Лицо к нам обратила, а зад выпятила со входом в храм в ее честь, проделанный каменотесами в недрах горы.

* * *

Продолжаю исследование Срединного мира. День здесь длится дольше, потому как солнце, ярче, чем на Земле, и делает над овалом большую дугу, чем под ним, оборачиваясь с севера на юг. Урожаи здесь собирают четыре раза в году с хлебных деревьев. Обыватели живут припеваючи, у всех не дома, а хоромы. Что ни день, то новое чудо, а по ночам еще больше. К чему отнести падение звезд с неба? Вся поляна усыпана светящимися драгоценными камнями, а на небе образуется круг черноты. Вот откуда столько украшений у дам во дворце. Я уже перестал спрашивать, что за чудо и от чего оно происходит.

– Верю на слово, что так и должно быть, – шепчу про себя. – Смирился со всем, ан нет – каждый день новое, необъяснимое

Как же описать мне все это… не знаю, как и назвать… Зазеркалье или Затридевятьземелье? Судя по всему, я много читал, но не помню, чтобы писал. Воспользуюсь методом Стерна, Лесажа, а также Петрония: что вижу, то и описываю без прикрас.

* * *

– Ваше величество, – отметил Егор, глядя на меня изучающе, – по тому, как вы шевелите губами, стало понятно: вы создаете что-то в уме. Скорее всего там, на Земле, вы были писателем и возможно попали в одну из созданных вами фантазий. Вам не нужно вспоминать вашу жизнь, забыли и ладно, вам необходимо припомнить то, что писали. Осмелюсь предположить, что вы и есть автор романа обо мне «Подлец с идеалами». Кстати, вы могли бы здесь осчастливить меня. В ваших силах присвоить мне дворянское звание.

– Что же вы раньше молчали?

– Плод должен созреть. Помимо избавления от унижений мне представится возможность принять участие в ритуалах для обретения варианта какой-нибудь жизни, отличной от унизительно-нынешней.

– Категорически не хотите на Землю?

– Здесь можно использовать ритуалы, позволяющие переходить из одного мира в другой, а на Земле я вынужден буду на задних лапах зайчиком стоять пред Богом, а передними махать, изображая раскаяние, за все согрешения, чтобы в Ад не попасть.

– Рано или поздно…

– Простите за дерзость, ваше величество, будь я на вашем месте, такого, как вы, отхлестал бы хлыстом за такие слова.

– Стало быть, мне повезло.

– Нет уж, увольте! Я лучше сибаритом побуду еще лет эдак пятьсот.

– Сегодня же подпишу указ о присвоении вам дворянского звания с титулом маркиза де Караба.

– С титулом маркиза… нет слов для благодарности… я, минуя три нижних круга, попадаю в один из самых верхних благодаря наглости и сбереженному золоту.

– Украденному?

– Приобретенному в буквальном смысле горбом. Остается только принести подходящую жертву для попадания в Элизей. В арсенале магического воздействия имеются артефакты с неприличными свойствами, сесть на фасциний, к примеру, для отправления в иные миры. Нам, гедонистам и циникам, не привыкать к жертвам подобного рода. Вмиг улетишь в другой мир или сразу в астрал.

– Что произойдет с теми, чьи тела вы займете?

– Живые формы питаются друг другом во вселенной.

– Сомнительное оправдание.

– Никакого ущерба никто не несет, родится заново, будет художником или еще кем-нибудь в том же роде. Кстати, здесь от ран никто не умирает, излечиваются за пару дней, за исключением ранения в сердце. Здесь умирают своей чередой, хотя, когда разрывают могилу, покойника уже через три дня в ней не оказывается, а те, кто насильственной смертью погибают, те исчезают.

– Как… исчезают?

– Хотите увидеть сегодня то, – загадочно взглянул на меня Егор, – что еще не видали?

– Очередную инсинуацию?

– Нечто вроде того. Барон цу Кракенхауэр в запальчивости ударил недавно тростью… первым, что попалось под руку… собрата по своему кругу – тем самым переступил красную черту. Канцлер подозревал его в амбициях быть равным ему и теперь решил воспользоваться поводом для наказания выскочки. Будет смешно и наглядно. На него была выписана черная метка, для чего пришлось испросить разрешение у Хозяина. Только не спрашивайте, кто у канцлера хозяин. Еще не дозрели до знания подобного рода. Приходите в гостиную вечером. Будете удивлены.

* * *

Всякий раз я не перестаю удивляться, но на этот раз был поражен! Заходит в зал сановник, толстый, с одышкой, с выпученными глазами на жабьем лице – неприятнейший тип. Пока сановник читал поданное ему письмо, посланник соорудил из конверта пакет, надул его и хлопнул. Никто из читателей не поверит тому, что случилось с бароном. Он попросту исчез, и только одежда на мгновение осталась на месте, а затем стала оседать, позвякивая орденами. Меня вывели из ступора аплодисменты присутствующих. Его не любили, и не за что было, и все же! И все же!

* * *

– Вот вам пример иллюзорности, – пояснил мне Егор.

– Он умер?

– Не может умереть то, чего нет, исчезает лишь видимость предмета, в данном случае – тело. Оно исчезают целиком, потому что души у обитателей срединного мира неотделимы от тел, а тела – копии. У нашего общего с вами блистательного Срединного мира имеется особенность, он – иллюзорный!

– Как и все остальные миры, по вашим словам, и даже наш с вами покинутый мир, что не очень заметно и даже совсем незаметно.

– Только в отличие от всех остальных, он самый неудобный для проживания.

– Большинство так не считает, живут себе припеваючи…

– Не побывали в лучших мирах.

– Как бы из вашего лучшего мира выбраться, посоветуйте.

– В жертву можно кого-нибудь принести, а вот, скажем, и канцлера. В яму его посадить возможность имеется. В долговую.

– Канцлер откупится, золото ведь у него.

– В том-то и дело, золото ваше! Воспользоваться им вы не можете, заставить отдать не сумеете. Имеется способ вполне безопасный, если совершить его втайне. Нужно вступить с ним в схватку.

– С помощью тех же ритуалов?

– Нет, с этим никто не справится. Равных ему не найдется, пожалуй. Хотите услышать мой план?

– Для общения со мной вас и назначили моим другом.

– Коим я и в самом деле являюсь, даже если считать моё расположение к вам стремлением воспользоваться возможностями вашего титула.

– Нечего рассыпаться в экивоках, итак все ясно, рассказывайте.

– Берите деньги в займы у банкиров под золото ваше. Когда сумма долга превысит стоимость золота, произойдет неминуемое: внезапность предъявления всей суммы долга сделает свое дело – империя рухнет. Сам он не имеет право брать деньги взаймы, только вы, ваше величество.

– Хотите, чтобы меня засунули в трубу и отравили в астрал с непредсказуемыми последствиями?

– Рано или поздно вы вернетесь на Землю, а канцлер получит по полной. «Все спокойно в королевстве Триландиия» – звучит первая строка романа «По кругу». Канцлер… прослушайте притчу… держит народ в ежовых рукавицах, фактически управляя страной за спиной короля Карла II Беспечного. Как только король делает попытку изменить статус кво, его заменяют на двойника, заточенного до времени в тюрьме.

– Мою историю пересказываете?

– Подневольный узурпатор, возведенный на трон, мучительно переживает отведенную ему роль марионетки. Обретая союзника в лице сидящего за зеркалом шута, разделившего с ним ненависть к своей участи при дворе, король (по совету того же шута) начинает втайне от занимать деньги у иностранных банкиров для создания недоверия канцлеру. Пройдут, однако, еще годы заговоров и интриг, прежде чем разъяренная толпа, врывается во дворец, чтобы свергнуть его, Карла Бездарного, короля некогда процветающей страны, вместо того, чтобы выловить канцлера, сбежавшего из страны с остатками казны. Не проходит и года, как благородные банкиры…

– Благодарные, скорее всего.

– … освобождают экс-короля из тюремной камеры… хорошо – благодарные… и возвращают в золотую клетку. Похожая с нами история, не правда ли? Цитата, кстати, из романа… приблизительная, разумеется… «Приглашение в замок». Забыл, к сожалению, автора какого-то чешского.

– Хорошенькую перспективу вы для меня описали.

– Скоро-скоро этому миру наступит конец. Сами видите, он трещит и разваливается.

– Что происходит?

– Готовится переход на Треугольник.

– Что еще за Треугольник?

– В Праге находится пуп нашего Срединного мира. Вокруг него образуется Треугольник, который останется, а все остальное скоро обвалится.

– Все-то у вас возможно, да предположительно.

– Для понимания требуется предварительные пояснения. Начну издалека. Все решения, которые принимает человек, совершенно неверны. Они логичны и необходимы в момент принятия решения, но никто не подозревает, что незримые духи, которые носятся в воздухе, начинают чинить препятствия на пути осуществления любого замысла, будь то создание нового государства или приготовление супа. Вы чаще всего достигаете своей цели, но с результатами, которые даже при благополучном исходе подвергаются искажениям. Как на Земле, так и здесь. Что вверху, то и внизу. Необходимо, как в фехтовании, мгновенно менять позиции, чтобы выжить, хотя в жизни будет казаться, что между выпадами рапиры прошло несколько часов или дней. Для того, чтобы обезопасить себя от нападений шкодливых духов, необходимо ублажать их ритуалами.