Текст книги "Безумный Макс. Полковник Империи"

Глава 5

1916 год, 14 мая. Северный фронт у Штормграда

Максим прошёлся вдоль бруствера траншеи в полной темноте. До рассвета оставалось около часа. Но привлечённые силы с железной дороги успели навести мосты через эти искусственные препятствия. С использованием заранее запасённых материалов «для ремонта железнодорожных мостов». Шутка ли – здесь пролёт был за три метра. Просто бревно не положишь без подпорки. А если и положишь, то на очередной пушке или грузовике оно и лопнет, натворив дел.

Успели. Вроде бы успели.

На всех запланированных участках германских траншей первого эшелона навели пусть и временные, совершенно «колхозные», но мощные мосты с настилом, удобные как для прохождения пехоты, так и для прохода техники. Они выглядели, правда, диковато, словно их сооружали орки, а не люди. Но здесь теперь могли и тяжёлые грузовики в перегрузе пройти, и 15-см гаубицы на буксире. И даже привлечённые для нужд Северного фронта паровые дорожные тягачи. Их полгода уже как закупили в США и Великобритании довольно крупной партией.

Закупка техники (за золото, разумеется) и привлечение гражданских специалистов позволили в сжатые сроки изменить схему снабжения всего фронта. Из-за чего обозное хозяйство на уровне дивизия – корпус – армия преобразилось, что серьёзно повысило мобильность и подвижность этих организационных единиц. А главное – снизило нагрузку на дорожную сеть, просто сместив основной объём перевозок на эти «паровозные дорожные команды». Ведь один «паровик» заменял целую орду мужиков с повозками и добрым табуном лошадей. Что резко повышало эффективность войск, давая возможность их относительно быстро перебрасывать с фланга на фланг и относительно неплохо снабжать в отрыве от железной дороги. Практически на уровне немцев, компенсируя их организованность и дисциплину техническими решениями и передовыми идеями. А если в перспективе ещё и с орднунгом да рациональной прагматичностью и здоровой инициативой на местах дело подтянуть хотя бы немного, то и вообще – сказка могла получиться… в теории…

Почему именно паровые дорожные тягачи, а не те же бензиновые тракторы или тяжёлые грузовики, которые уже были на рынке? Всё упиралось в особенность эксплуатации. Паровой тягач развивает максимальный крутящий момент сразу. Ему для этого значимые обороты не требуются. У него вообще этот параметр от оборотов не зависит. Поэтому при каких-то десяти – двадцати лошадиных силах и скромном КПД он умудряется вполне уверенно тащить целый поезд из гружёных прицепов, совершенно непосильный трактору с ДВС аналогичной мощности и даже вдвое-втрое большей. Медленно, конечно, тащить, но тащить, плавно разгоняясь до пяти-десяти километров в час, а иной раз и больше.

Другим немаловажным фактором оказалось топливо. Уголь, торф, горючий сланец или дерево в текущих условиях Северного фронта найти было намного проще, чем нефть или, тем более, бензин. Максим-то для себя расстарался, конечно, и обеспечил хороший бензин в необходимых объёмах. Но его механизированный полк – это всего лишь полк, пусть и раздутый до предела. На весь фронт же напастись бензином в нужных объёмах затруднительно. В тех условиях, во всяком случае. Да, закупался и привозился. Да, какой-то штат автомобилей держался. Но совершенно недостаточный для полноценной механизации тыла. Из-за чего дорожные паровые тягачи стали важнейшим – можно сказать даже, фундаментальным – фактором стратегического тыла Северного фронта.

Оставались проблемы с персоналом этих паровиков. Но его удалось навербовать под хорошие зарплаты и страховые гарантии среди простых работяг. В США преимущественно. Да, были шан-

сы «зацепить» и союзных шпионов, но Меншиков не переживал – их и так было вдоволь. Толпой больше, толпой меньше – непринципиально. Руководство фронта другое волновало. Северный фронт заметно меньше Юго-Западного как по численности личного состава, так и по протяжённости. У него тупо было меньше ресурсов буквально по всем параметрам. А в сложившихся непростых политических условиях надеяться в операциях Ренненкампф мог только на своих ребят и свои силы. Как показала кампания 1915 года, «южане» легко могли подставить, в том числе под что-то совершенно самоубийственное. Так что он охотно прислушивался к советам своего юного друга, стараясь максимально повысить эффективность Северного фронта как в целом, так и удельно. Тем более что Максим не только советовал, но и помогал материально, подкидывая немало внештатных денег на разные нужды…

Меншиков пнул, проверяя надёжность креплений, одну из балок эрзац-моста. Довольно крякнул. И скосился на звук топоров. Чуть в стороне плотники завершали сооружать короб временного узла коммуникации. Туда сводились все телефонные провода с передовой по этому сектору. Маркировались. И дальше уже вязаным пучком бежали к мосту, под которым и прокладывались. Короб узла сейчас доделают. Установят. Прикроют бревенчатыми перекрытиями и землёй, оставив доступ по узкому лазу из траншеи.

А на той стороне траншеи ставят такой же. Только вход с одного из изломов, чтобы снаряд при фронтальном обстреле не залетел случайно. Лишняя возня, конечно. Но мост – цель приоритетная. Его могут попытаться уничтожить. То есть близкими разрывами или даже точными попаданиями порвать провода. И как быть дальше? Гадать – какой куда идёт – в лихорадке боя? А их там целый пучок. Вот Максим заранее и продумал этот момент: соорудить своего рода «распаечные коробки», закрытые от обстрела, и работать уже с ними в случае необходимости…

Приближался рассвет. Поэтому наш герой тяжело вздохнул и отправился к своему автомобилю. Нужно было подготовиться и ему. Больше отсиживаться в штабном бункере не получится. Требовалось выступать ближе к противнику и держать руку на пульсе, чтобы в нужный момент пойти в отрыв. Да и избегать полевых войск в такой напряжённой обстановке – плохая стратегия. Войска должны чувствовать, что их командир с ними. Видеть его. Слышать. Наблюдать. Что он не прячется за их спины, за их жизни, их кровь и боль. Иррационально, конечно. Из штабного бункера, куда стекается много всякой полезной информации, можно командовать и лучше, и больше. Однако люди – существа иррациональные и нередко нуждаются в таких вот демонстрациях больше, чем в чём-то здравом и разумном. Иногда. И сейчас, судя по всему, был именно такой момент. А в деле, что наш герой задумал, люди очень важны. И особенно их доверие ему.

Где-то в стороне ухнули выстрелы. Это люди Ренненкампфа на соседних участках обозначи-

ли вялую артподготовку, начав отрабатывать по целям, выявленным разведкой Меншикова. Северный фронт готовился к общему наступлению и только ждал отмашки. Поэтому Ренненкампф накопил в ключевых местах вагоны, и – Максим был уверен – туда уже грузили людей и материальную часть каких-нибудь стоящих в тылу фронта дивизий и полков. Дыру в обороне, что ковырял сейчас наш герой, требовалось расширять и углублять. И делать это как можно скорее и решительнее…

Ночь заканчивалась. Утро неудержимо рвалось вперёд, сжирая с чудовищной – прямо-таки хтонической – прожорливостью последние минуты и секунды благословенной темноты. Ночь всегда лучше дня. Ночью можно поспать… или хотя бы надеяться на это. Ночь полна свежести и прохлады. Да и вообще, Максиму нравилась ночь больше дня. Слишком яркий свет его раздражал. А сумрачного неба, затянутого тяжёлыми тучами, не ожидалось…

И вот – забрезжил рассвет.

Корректировщики, выдвинутые за ночь к германским позициям второго эшелона, уже успели выявить некоторые цели. Поэтому подтянувшиеся батареи 10-см гаубиц дали свои первые залпы. Эти новые артиллерийские позиции были тоже заранее продуманы и проработаны – во всяком случае, на бумаге. Так что действовать удавалось с них пусть не так точно да ловко, как по первому эшелону укреплений, но вполне себе эффективно и оперативно, без значимого перерасхода снарядов и износа стволов.

Акустические посты тоже продвинулись вперёд, вновь объединившись в единую сеть, сведения из которой обобщались в центре управления огнём. То есть во всё том же самом штабном бункере. Его переносить не стали. Да и не сумели бы за столь короткий промежуток времени.

Уже в войне тех лет штаб выступал главным нервом армии, без которого она ничто – просто сборище вооружённых людей. Ему, конечно, вполне позволительно свободно переезжать с места на место, болтаясь как говно в проруби. Но эффект от такого был бы, словно от мозга, который себя то в заднице обнаруживал, то под мышкой. То есть вроде есть, а толку никакого, одно лишь неудобство и расходы: ведь питательные соки он тянет в совершенно конских дозах.

Важнейшим моментом было ещё и то, что в данной ситуации ресурсов было крайне мало и требовалась предельно точная и деликатная работа. Поэтому штаб сидел крепко и неподвижно, протянув свои нервные окончания – телефонные линии – в самые опасные и горячие места. Да и с телеграфом почти что сросся, обмениваясь данными с тыловыми и смежными участками.

К сожалению, по ряду причин с собой этот штаб Максим забрать не мог. Ренненкампф не собирался отдавать и отпускать этот штаб в столь рискованное дело. Он, видите ли, уже успел оценить то, КАК работает хороший штаб, и был в восторге от его возможностей.

Ничего даже близкого в Российской Императорской армии пока не существовало. Ни на Севе-

ре, ни на Юго-Западе. Поэтому он планировал на базе этого костяка развернуть новый штат штаба своего фронта. На его взгляд, это было важнее крепкого и излишне перекачанного аналитического звена в рейде. Намного важнее. И Меншиков это прекрасно понимал, как и то, что за всё нужно платить. За всё. Всегда. Пусть не сейчас, а завтра. Пусть не рублём, а услугой. Но платить нужно. Вот наш герой и оплачивал привлечение обширного количества прикомандированных из Северного фронта сил и с флота при самом деятельном посредничестве Ренненкампфа. Без них он бы не справился. Без них бы его полк надорвал пупок и лёг почти весь на этих рубежах обороны…

В этот раз наступление началось по всем правилам – ранним утром. С первыми лучами солнца артиллерия открыла огонь по выявленным огневым точкам и узлам обороны. А штурмовики поползли в атаку.

В этот раз немцы попытались встретить их губительным стрелковым огнём из ручного огнестрельного оружия и пулемётов, в том числе и условно ручных, которые постоянно мигрировали вдоль фронта по траншеям. Так что штурмовики залегли, укрывшись от слишком плотного обстрела. Хоть у них и были стальные каски, да и штурмовые нагрудники, но помогало это мало против такого плотного огня. Тем более что винтовочная пуля обладала слишком большой энергией для надёжного экранирования такими тонкими скорлупками металла.

Поэтому пришлось на ходу импровизировать.

Максим велел выкатить на дистанцию двух километров все 37-мм Пом-Помы, которые у него имелись. То есть четыре штуки. И расстрелял по ленте – «в ту степь». Для устрашения и психологического воздействия. А потом вывел в поле бронеавтомобили.

Сразу все, что имелись, чтобы массировать применение и обеспечить значимое, качественное превосходство. Пусть и локально. Тем более что их было не так много, чтобы размазывать или эшелонировать этот импровизированный «бронетанковый» кулак.

Костяком выступали тяжёлые бронеавтомобили БАТ-1 «Витязь». Их проектировали и строили буквально на коленке в Штормграде на заводе Stoewer на базе трофейных Daimler Marienfelde. Точнее, не на базе, а по мотивам.

Раму им удлинили и усилили, водрузив на неё 70-сильный двигатель Stoewer, каковых нашли больше полутора сотен на складах завода. Ну и возобновить выпуск по возможности. Их перед войной собирались пустить на выпуск серии спортивных автомобилей, но не срослось. Зато теперь вот пригодились. Так-то они были 100-сильные, но Меншиков велел их дефорсировать для повышения ресурса. Ну и изменить передаточные числа в коробке, чтобы компенсировать слишком большие обороты двигателя и поднять его тяговитость. Максимальная скорость при этом заметно снизилась, зато на тех скоростях, что остались, грузовик стал тянуть дай боже.

На удлинённую раму поставили второй задний мост с двухсторонним цепным приводом от первого. Конечно, не самый лучший вариант, но дешёво, быстро и вполне в моде тех лет. Ведь бо2льшая часть грузовиков Первой мировой имела не карданный, а именно цепной привод.

Не менее значимым моментом оказались и колёса. В моде в те годы были колёса узкие, со слабо развитым протектором покрышки и камерами высокого давления. Да и сами покрышки практиковались с совершенно архаичным расположением корда. Не говоря уже о весьма и весьма примитивных дисках, конструктивно очень близких к колёсам повозок, а нередко от них и применялись.

Максим сделал все диски стальными, штампованными, вполне современного вида. На оба задних моста поставил колёса парами, а не одиночно, чтобы увеличить площадь контакта и опоры. То есть оба задних моста несли не четыре колеса, а восемь. Плюс парочку – передний мост. Этакая «многоножка» в представлении местных, которые до того только машины с четырьмя колёсами и видели. Покрышки изготовил завод «Треугольник», сразу с хорошо развитым протектором «ёлочкой», мощными, жёсткими боковыми стенками и правильной ориентацией корда. Что позволило применить камеры низкого давления, резко повышающие проходимость по бездорожью. Управляемость, правда, на дорогах с твёрдым покрытием ухудшилась, но на таких скоростях это было не принципиально.

Совокупно все эти меры позволили в кратчайшие сроки создать совершенно уникальную для эпохи тяжёлую колёсную платформу. На её базе и построены тяжёлые бронеавтомобили (и не только они). Их компоновка в целом выдержана в духе так полюбившейся Максиму парадигме британских Lanchester, только доведенной до ума. Сварной бронекорпус выполнен из катаных 15-мм плит марганцевой стали. Однако в лобовой проекции и корпус, и башня имели усиление – экраны, крепящиеся на болтах и доводящие общую толщину броневой защиты до 30-мм. Что делало такой бронеавтомобиль сложной целью для малокалиберных пушек тех лет.

Вооружение БАТ было представлено тремя основными типами. А-вариант нёс 75-мм «окурок», П-вариант – тот самый укороченный и доведённый до ума 37-мм Pom-Pom. А К-вариант – спарку из крупнокалиберных пулемётов. Само собой – везде в довесок шёл лёгкий пулемёт основного калибра для самообороны, также установленный в башне. Тот самый доработанный Льюис с питанием из коробчатых магазинов. Но он был вспомогательным факультативом на всякий случай.

Крупнокалиберных пулемётов к моменту принятия решения об их установке ещё не существовало в железе никак. То есть вообще. Никто над ними даже не задумывался. Поэтому осенью 1915 года Максим обратился к Джону Браунингу с предложением довести до ума его старую модель 1895 года. Ничего монументального не требовалось. Нужно только заменить газоотводный узел с рычажного варианта на поршневой, как у ещё не созданного Marlin Rockwell M1918, и тупо отмасштабировать всё под патрон.505 Gibbs[9]9
  505 Gibbs (12,83x80) разработан в 1910 году для охоты на крупного зверя и в 1911 году пошёл в серию. Развивает дульную энергию за 8 тысяч Дж. По своим габаритам и энергетическим характеристикам близок к.50 Vickers, но появился задолго до него. Мощность легко нарастить банальным увеличением навеса пороха, благо, что запас места в гильзе имелся.


[Закрыть]. Благо этот патрон производился к 1915 году пусть и малыми, но сериями, и заказать его в нужном объёме на заводах США не представлялось проблемой. Особенно если платишь вперёд, а не обсуждаешь какие-нибудь мутные кредитные схемы с оплатой когда-нибудь потом… может быть…

Браунинг охотно взялся за заказ и уже в декабре 1915 года поставил первую партию пулемётов. Четыре штуки. Разных вариантов. Для испытаний. После которых от бака с водой отказались в пользу конструкции с массивным, толстым стволом. Вот их-то на бронеавтомобили и начали ставить. Да и не только на них.

Эти «колёсные танки» поддерживали и лёгкие бронеавтомобили – БАЛ-1 «Новик», сделанные на базе американского полноприводного грузовика Jeffery Quad. Одного из первых в своём роде и весьма удачного. Его немного доработали, поставив унифицированные с тяжёлой платформой колёса. Да и в остальном он повторял концепцию компоновки и сварного корпуса своего старшего товарища. Только бронирование пожиже – кругом 10-мм, детали же лобовой проекции – 15-мм,

но без экранов – единой плитой. Вооружение тоже представлено одним вариантом – станковым пулемётом MG-08 в лёгкой вращающейся башне.

Штурмовики отреагировали на появление бронетехники адекватно и оперативно. Как на учениях. Пропустили «броню» вперёд. А потом поднялись и пристроились за ними на «полусогнутых», то есть пригнувшись. Благо, что двигалась техника не быстро и непрерывно вела огонь на подавление, забивая немцев обратно в траншеи.

Появление на поле боя более семидесяти единиц бронетехники сыграло свою роль. Самую что ни на есть печальную для немцев. Они оказались не готовы отражать натиск. Им было просто нечем. Ни технически, ни психологически.

С одной стороны, такое массирование «железа» было им внове. Да ещё так плотно «долбящего» по ним из всех стволов. С другой стороны, открыто расположенная лёгкая и основная полевая артиллерия у них оказалась выбита. И вести огонь прямой наводкой из чего-то значимого им было нечем. Пулемёты основных калибров оказались бессильны против этой бронетехники. А немногочисленные лёгкие пехотные пушки не причиняли ей никакого вреда. «Окурки» 37-мм стволов Гочкиса не имели бронебойных снарядов, а стреляли дешёвыми чугунными фугасами, не способными пробить 15-мм катаной марганцевой стали. И начальная скорость ничтожна, и прочность материала. Да и не успевали они дел натворить, чтобы если и не пробить броню, то хотя бы обездвижить, лишив колёс. При столь значимой плотно-

сти огневых средств их подавляли быстрее, чем они успевали тявкнуть два-три раза. А иной раз ещё на стадии установки треноги. Немаловажную роль сыграли и штурмовики, которые, сблизившись при поддержке бронетехники на дистанцию действенного огня, окончательно пресекли все бесплодные попытки немцев обороняться…

Глава 6

1916 год, 14 мая. Северный фронт у Штормграда

Как только «тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город», взревели моторы на аэродроме, что располагался чуть в стороне от Штормграда. В ночь с 13 на 14 мая. Максим ведь больше полугода готовился к этой операции и постарался её сделать как можно более многослойной… чтобы у немцев не было ни единого шанса…

Самолёты готовили тщательно и заранее. И ждали лишь наступления ночи. Лётчики и штурманы уже получили опыт ночных полётов и неплохо ориентировались на местности. Так что начали прогревать моторы, уверенные в успешном выполнении поставленного перед ними задания. Настолько, насколько вообще можно быть уверенным в такого рода мероприятиях при столь несовершенной технике.

В ночь с 12 на 13 мая лётчики уже вылетали, чтобы отправить за линию фронта первых бой-

цов. Их сбросили с парашютами, благо эти удивительные приспособления были уже вполне совершенны и без участия Максима. Их ещё до войны смогли довести до ума. На гражданке. Силами нашего соотечественника – Котельникова. Потому что военные считали их излишеством и опасным соблазном не бороться за спасение самолёта, а покидать его при первых страхах. Вот парашюты и употребляли только в увеселительных аттракционах, когда люди прыгали из корзины воздушного шара на потеху толпе.

В военную авиацию ввели только с началом войны. Да и то – не сразу. Но не суть. Главное – в мае 1916 года парашюты хоть и были в ходу, но только как средство аварийного спасения экипажа. Максим же их применил иначе и забросил с их помощью в тыл врага несколько бойцов. Именно эти ребята и должны подготовить и встретить своих коллег сутки спустя. А именно выйти на заранее намеченные позиции и развести сигнальные огни.

И вот, ревя множеством моторов, через границу двинулась авиагруппа. Десяток самолётов буксировал большие планеры, набитые бойцами и грузами. Также были задействованы дирижабли. Мягкие, правда, и довольно скромных размеров. Но все, что удалось найти в России и привлечь к делу. Они несли на внешней подвеске разные негабаритные грузы. Прежде всего – автомобили: два лёгких бронеавтомобиля «Новик» и восемь грузовиков, на чьей платформе он создан.

Провести всю эту толпу летательных средств через границу и доставить в нужную точку по темноте было непросто. Но на учениях, проведённых пару раз, всё удалось. Пусть и на грани. Так что Максим надеялся на успех. Если и не полный, то в целом.

Вот самолёты отцепили буксировочные тросы планеров, отпуская их в свободный полёт. А сами стали уходить назад, на аэродром. И планеры, бесшумно скользя в ночном небе, устремились к едва различимым вдали огням. Ну и стараясь друг друга при этом не сбить. А за ними, медленно пыхтя двигателями, ползли дирижабли, словно какие-то чудовища, держащие в своих лапах добычу. Они вышли раньше. Но самолёты сумели их догнать, даже обременённые буксировкой своих фанерных грузов.

Ночь была лунная, до полнолуния оставалось три дня. Облаков почти не было. Поэтому с земли этот кошмар наблюдался весьма сочно. Те, кто поумнее, конечно, догадались, что это за пакость, и даже бросились доносить наверх. Но вот простой солдат с его примитивно-архаичным религиозно-магическим мышлением с ужасом взирал на небо. Если не спал. Смотрел и крестился, читая молитвы. Чего только не почудится такому человеку в тех кошмарных силуэтах, что медленно проползали по нему. Тарахтя в полнейшей темноте. Лишь изредка двигатели плевались несгоревшим топливом в короткие патрубки, отводящие продукты сгорания. Что только добавляло мистицизма ситуации.

И вот – земля. Если в небе ещё как-то удалось избежать проблем, то при посадке они оказались неизбежны. Один планер умудрился врезаться в другой. Они зацепились крыльями и в такой раскоряченной форме проехали до полной остановки. Потом в них влетел третий. Прямо в эту сцепку. Словно разбивая крепкое рукопожатие… Так или иначе, но из десяти планеров только два сели нормально.

Хорошо, что их не требовалось использовать снова. Но и без жертв не обошлось. Один труп – пилот планера, встретивший крылья аппаратов коллег лицом. Лицо выдержало, хоть и помялось слегка, а вот шея такого надругательства не снесла и сломалась.

Ещё двое получили тяжёлые травмы. Их командиру взвода Семёну Михайловичу лично пришлось добить. Всё равно вылечить не было никакого шанса. Как и продержаться до подхода основных сил с госпиталем. Максимум три-четыре часа мучений – по большей степени без сознания – и всё, финиш. Вот и решил Будённый, привлечённый Меншиковым к своим делам как лихой и отважный парень, завершить дело коротким ударом ножа. Ударом милосердия. Двумя ударами, если быть точнее.

Кроме этих бедолаг, ещё у пятерых были переломы ног, но этим вполне можно наложить шины, перебинтовать и даже прихватить с собой. Увечные и временно небоеспособные, но сидеть – снаряжать магазины – вполне могут. Хоть такая польза. А бегать и не требовалось – всё одно на автомобилях рейд планировался. На ушибы и ссадины никто не обращал даже внимания. Не до них.

С техникой вышло всё намного лучше. Почему – не ясно. Однако дирижабли смогли посадить паллеты с автомобилями на удивление мягко. Только один разбили. В остальном же – всё вышло прекрасно. Паллеты приземлились относительно мягко, хоть и с некоторым перекосом. Бойцы споро обрубили крепёжные канаты. И дирижабли улетели на аэродром. Ибо и так немало засветились.

А личный состав занялся разборкой жёстких деревянных рам, в которых были надёжно зафиксированы оба бронеавтомобиля и грузовики. Минут десять – и все машины удалось выкатить с площадок и начать подготавливать к движению. Заправлять. Прогревать двигатель. Проверять рессоры, тормоза и прочее. Всё-таки способ транспортировки не вполне обычный. Мало ли что разболталось.

Ну вот – готово.

Кое-как раскидались. Двигатели завелись. И автоколонна первого в мире воздушно-десантного подразделения двинулась вперёд. Спустя всего полчаса после того момента, как первый планер коснулся земли…

Маршрут в целом ясен и хорошо известен. Ночные полёты и вдумчивый сбор материалов, в том числе из официальных источников, позволил довольно точно локализовать местонахождение штаба германской армии. Именно армии – на меньшее наш герой не замахивался. На эту добычу и натравил своих десантников, забросив их заметно глубже в тыл и чуть в стороне. Так, чтобы они смогли атаковать внезапно и с неожиданного направления.

Да, немцы учли опыт двух предыдущих кампаний. Да, они держали часть войск в тылу для парирования прорывов. В том числе и подвижные соединения. Однако они выстраивали оборону хоть и многослойным узором, но в одной плоскости. Максим же решил ввести в действие ещё один совершенно недооценённый фактор.

Дело в том, что излишне затянувшийся манёвренный период войны совершенно не способствовал бурному развитию авиации, как в оригинальной истории.

Там что? К осени 1914 года фронты уже встали колом и упёрлись в лоб друг другу, начав энергично закапываться. Появилась возможность в непосредственном тылу у войск развернуть сложную и развитую систему инфраструктуры для поддержки и обеспечения. В том числе и аэродромы, авиационные мастерские и так далее.

Им ведь мотаться в тех условиях было не с руки. Самолёты только развивались и имели очень небольшой радиус. Поэтому не могли действовать с одного аэродрома слишком долго при большой динамике движения фронта. Постоянное же перебазирование было чрезвычайно затруднено отсутствием на начало войны нужного количества механического подвижного состава. Авиация вообще к лету 1914 года в армиях находилась на птичьих правах – её роль сводилась, по сути, к разведке и передаче важных донесений.

Как дальше пошли дела в оригинальной истории – всем известно. Крепкие и стабильные тылы вкупе с невозможностью пробить лихой атакой в лоб вражеские позиции заставили искать варианты. Какие угодно и где угодно. Что привело к бурному развитию «альтернативных средств войны», в том числе и авиации, наравне с химическим оружием, танками и прочим.

Здесь же всё пошло не так и не туда.

Авиация, конечно, развивалась и здесь. Но иначе. Да, специализация военной авиации уже началась. Уже выделились специализированные самолёты: разведчики, истребители и бомбардировщики. Но основной вектор развития авиации почти полностью сосредоточился на создании лёгких и максимально мобильных самолётов. Удобных в транспортировке и с достаточно большим радиусом действия. Насколько это вообще возможно на том уровне развития техники.

Истребители пошли совсем другим путём, нежели в реальной истории. Высокая, просто запредельная манёвренность «этажерок» Первой мировой здесь пока ещё только развивалась. Конструкторы пытались нащупать баланс между манёвренностью и аэродинамикой, чтобы увеличить «запас хода» и, как следствие, радиус действия. Благодаря чему в позиционный период войны, начавшийся осенью 1915 года, авиация подошла готовая совсем к другому характеру боёв и эксплуатации.

С курсовым пулемётом тоже всё было не слава богу. Германские наработки Максим похерил, за-

хватив все чертежи по синхронизатору. А французские так и остались в стадии идей, так как острой необходимости в них не было. Ведь напряжённых воздушных боев не было за ненадобностью. Цели завоевать господства в воздухе при столь подвижном фронте и неопределённой обстановке никто не ставил. Цель сводилась больше к разведке, противодействию разведке противника и отдельным операциям по уничтожению мостов и иных важных объектов в оперативном тылу противника. Например, для того, чтобы снизить темпы его продвижения или отрезать, дабы окружить.

Бомбардировочная авиация тоже была. Но развивалась она странно. Самыми тяжёлыми и большими серийными самолётами оказались отечественные четырёхмоторные «Ильи Муромцы». Но их было мало. Основной же тренд был сосредоточен на двухмоторных самолётах с достаточно умеренной бомбовой нагрузкой. Так что никаких предпосылок для проведения воздушно-десантных операций просто не имелось.

Разве что в России. Но и там к этому относились весьма скептически. Поэтому Меншиков не сильно опасался утечки. Даже если в Берлине узнают о таких его приготовлениях, то и что? Никто всерьёз этот вопрос не рассматривал. Ведь для проведения такой операции в хоть сколь-либо значимом масштабе просто не было подходящей техники.

А планеры… ну, они оказались сюрпризом. Для всех. Наш герой ведь не афишировал то, как со-

бирается их использовать. Он их строил как будущие самолёты. Двухмоторные. С установкой двигателей в подвесных гондолах. В общем – ничего необычного. Дурацкий фюзеляж, правда. Но мало ли? Экспериментов в те годы было пруд пруди. Одним уродцем больше, одним меньше – не принципиально.

Так и жили. Поэтому весь узор заслонов из правильно расставленных тыловых подразделений был рассчитан только на прорыв по дорогам с линии фронта. Ведь Максим именно это и делал в прошлые два года. А тут ребята раз – и подъехали со стороны тыла. Да как подъехали! С огоньком! С шумом! С фанфарами!

Два лёгких бронеавтомобиля ворвались в предрассветных сумерках в городок, где стоял штаб армии. И, порыкивая моторами, отправились вперёд, снеся хлипкие деревянные шлагбаумы.

Лёгкий блокпост, сооружённый из мешков с песком, был подавлен короткой очередью станкового пулемёта. В упор. И сделать он ничего не смог. Просто не успел… да и даже если попытался, куда там с его «стволами» против брони?

Следом за бронеавтомобилями двигались колонной грузовики. У каждого за кабиной на специальном упоре стоял станковый пулемёт основного калибра, позволяющий работать с очень большими углами горизонтального и вертикального обстрела. По сути, установка давала круговой обстрел в горизонте, пусть и с задержками, так как приходилось бы подныривать под опорную балку и наводить пулемёт в другой полусфере. Ну и вер-

тикальные углы были такие, что огонь несложно вести как по верхним этажам дома и даже колокольням, так и по самолётам. Для последних даже имелся секторный прицел, облегчающий ускоренные наведения на дальние и подвижные цели.

Плюс бойцы в грузовиках – сплошь с самозарядными карабинами и такими же дробовиками. Четверо с доведёнными карабинами маузерами с Т-образным прикладом, съёмным магазином на двадцать патронов и оптическим прицелом. Не очень большой кратности – всего два с половиной. Но и это – подмога немалая. Так что огневая мощь выходила у этого отряда воздушного десанта впечатляющая по тем годам. А ведь ещё и гранаты были, и пистолеты, и ножи, и лёгкие ручные пулемёты… и даже несколько 60-мм миномётов, способных доставить неприятности кому угодно – особенно во время боя на сложной местности.