Текст книги "Железом и кровью"

Тяжёлый характер Валентино нашёл себе применение в промышленности – он стал бессменным лидером металлургической мануфактуры, а в дальнейшем и фабрики, которая стала для него практически домом. Именно благодаря его ломовым усилиям было развёрнуто опытное производство, ставшее на фабрике отдельным управлением, которое не только доводило до ума технологии, но и внедряло новые способы металлообработки. Особенность опытного производства 1208 года заключалась в том, что там отрабатывались такие вещи, как сверление длинных каналов, нарезка резьбы как в отверстиях, так и на стержнях, а также фрезеровка. Хотя основное направление работы было сосредоточено на усовершенствовании станков и резцов со свёрлами.

В то же время самым интересным лично для Валентино стал поиск источника энергии. С этой целью проводились опыты с так называемыми испарительными аккумуляторами, которые работали на суточных перепадах температуры и позволяли запасать энергию в виде воды, поднятой на десять метров над основным резервуаром. Из аккумуляторного бака вода поступала по каналу небольшого диаметра на лопасть водяного колеса, которое приводило в движение, после чего поступала обратно в основной резервуар. На конец 1208 года пришёлся второй этап разработки данной энергетической установки: на базовую ёмкость поступал горячий воздух от пудлинговой печи и через медные радиаторы нагревал воду. А наверху посредством аналогичных медных радиаторов пар охлаждался в естественных потоках воздуха. То есть потихоньку развивалась не только инструментальная база, но и энергетическая, так как от подобных систем не так далеко до паровых машин, которые станут абсолютным прорывом в энергетике этого времени. Даже с учётом их смехотворной эффективности.

Винценто, итальянский охотник, заинтересовался научной деятельностью, и стал одним из самых активных и деятельных подопечных Морриган. Занимался он в первую очередь механикой и физикой. Настолько увлечённо, что, как и брат, часто забывался и ночевал прямо на рабочем месте, корпя над какой-нибудь книгой, тщательно и скрупулёзно переводя её и осмысливая. Собственно при изучении древнегреческого языка он нашёл себе вторую жену, гречанку Анастасию, что в своё время освободили из рабства в Сугдее. Она с таким же, как и он, энтузиазмом изучала древние трактаты. Сначала была дружба, которая перешла в некое подобие платонической любви, а через полгода Анастасия неожиданно для всех окружающих забеременела. После чего под вдохновляющим вправлением мозгов Эрика Винценто официально с ней обвенчался и узаконил свои отношения. Таким образом была образована первая семья из протоучёных, так как называть учёными их пока язык не поворачивался – уровень не тот. Но в будущем, несомненно, они из этой парочки получатся, так как их энергия и увлечённость были столь велики, что вызывали зависть и восхищение коллег. Но и это ещё не всё: пара оказалась замечательным союзом и в том плане, что они дополняли друг друга, ибо её тянуло к математике, а его – к физике. Получалась практически небольшая рабочая научно-исследовательская группа комплексного физико-математического толка.

Помимо них были и другие люди, что прибились к Эрику позже. Этнический и социальный разброс тех людей, что делали с князем его большое дело, оказался очень велик. С одной стороны, это очень плохо, так как получалось множество потенциальных конфликтов. С другой – это позволяло потихонечку создавать новый смешанный этнокультурный и экономический центр очень солидного масштаба. Можно даже сказать, получалось вполне неплохо, даже с имперскими замашками.

Что касается религии, то с каждым шагом её положение на территории княжества всё более уничижалось. В месте, где пересекалось такое количество разных культурных традиций, пускать дела клириков на самотёк было бы самоубийством. Это привело к тому, что к январю 1209 года на территории княжества не осталось никаких действующих культовых сооружений. То есть священники всех конфессий были серьёзно стеснены в своих возможностях. Основной их бедой было то, что строить что-то в городах им запрещалось, а в пригороде, как правило, располагались хозяйственные земли, которыми нельзя было пожертвовать ради культа. Конечно, делались робкие попытки строить церкви далеко в горах, но там практически не было прихожан, которым оказалось просто лень ходить в такую даль да по крутым горкам. Даже католический монастырь, что в обмен на королевскую корону получил папа, и тот строился уже практически год, но так как всеми доступными средствами срывались работы или поставки строительных материалов, то получилось сделать только небольшую часть фундамента главного здания и обнести строительную площадку забором. Самым умилительным было то, что князь умудрялся выставить виновником срывов строительных работ монастыря епископа, о чём и писал Иннокентию. Поначалу это давало эффект – бедный Гонорий не знал, за какие дела хвататься, ибо его вконец задергали из-за грамотной игры Эрика. Он стал раздражителен, плохо спал, сильно похудел. Однако в январе 1209 года приехал эмиссар папы римского с ревизией. Мужик он оказался неглупый, а потому достаточно быстро разобрался, что к чему. За этим визитом последовал отзыв епископа на консультацию в Рим. Судя по обстановке, назревал серьёзный кризис в отношениях с католической церковью. В мае того же года вернулся Гонорий, да не один, а с многочисленной свитой. С ним, по донесениям Феодора, из Италии прибыло порядка ста человек, сразу же включившихся в работу по подрыву авторитета князя в среде подданных. Их основной задачей, по всей видимости, было организовать выступление на религиозной почве, чтобы вынудить князя пойти на уступки якобы под напором собственного народа.

Увы, более-менее адекватной службы государственной безопасности, способной противодействовать агентам католического церковного аппарата, у князя не было. Поэтому в середине июня 1209 года Гонорий поднял достаточно организованное восстание. На главную площадь Боспора пришло около трёх тысяч человек, то есть больше половины всех католиков государства. Предотвратить подобный демарш у Эрика не получилось, поэтому оставалось только подготовиться к подавлению бунта. Для этих целей оба батальона и артиллерийская рота были тайно сконцентрированы в непосредственной близости от центральной площади, куда, как заранее стало известно, должны подойти бунтовщики. А когда те, добравшись, начали скандировать лозунги религиозного характера, к ним верхом с небольшой свитой выехал сам князь и занял верхние ступеньки крыльца уже практически достроенной академии, что возвышались на два метра над землёй. К нему вышел Гонорий и стал, пользуясь популистскими лозунгами и прочими пиар-ходами, разыгрывать концерт. Эрик же выжидал и лишь изредка задавал вопросы или вставлял комментарии с целью поддержать шоу и направить его в нужное русло. Но вот на двадцатой минуте епископ сорвался и перешёл на обвинения, а местами и на оскорбления, пытаясь выставить князя злодеем и религиозным отступником перед толпой верующих. Этого-то наш «германец» и ждал. Улыбнувшись самой милой улыбкой Гонорию, он повернулся к одному из сопровождающих его людей и кивнул. Тот поднял горн, и спустя минуту к площади подошли войска, заняв заранее определённые позиции. Народ притих, ибо оказался ошарашен подобным поворотом событий. А Эрик подошёл к епископу, взял его за шиворот и, встряхнув, поставил на колени перед собой. После не спеша и громогласно начал свою речь:

– Этот человек собрал вас на площади, чтобы я, ваш господин, усомнился в вашей преданности мне. Он, жертвуя вами, хотел шантажом получить деньги и власть. И это его давнее желание, которое я уже не раз пресекал. Люди, подумайте, что вы творите! Вы собрались в эту толпу и стали требовать от меня наделить властью человека, который вывел вас на бунт против своего господина. Вы понимаете, что он привёл вас на убой, как тупой скот?! Многие из вас прибыли сюда добровольно, за лучшей долей. О чём вы думали, когда решались выступать против меня? О чём вы думали, когда позволяли этому человеку меня публично обвинять в совершенно немыслимых преступлениях? Вы понимаете, что за выступление против своего господина я должен вас всех покарать? Дабы другим неповадно было. Да не просто так, а вместе с семьями вашими. Что?! Зароптали? Вы думали, я маленький ребёнок, что испугается бредящей толпы? Ваше счастье, что я знал о заговоре и что вот это ничтожество, – Эрик встряхнул Гонория, – привёз с собой всего около сотни людей из Рима, чтобы смущать честные умы моих верных подданных и подбивать их на преступление. Среди вас есть полезные и толковые люди, которые своими руками делают нашу жизнь лучше, поэтому, в первый и в последний раз, я даю вам шанс осознать свою ошибку и раскаяться. Выдайте тех, кто смущал ваши умы, и я прощу вас. Если же нет, то вас ждёт судьба предателей и бунтовщиков.

Эрик замолчал. Наступила пауза. На второй минуте в толпе начались крики и движение – из неё стали выталкивать людей, которых, по кивку князя, оперативно брали под ручки, вязали и уводили. На пятой минуте всё затихло. Всего было сдано восемьдесят четыре человека.

– Хорошо. Я рад, что вы поняли меня правильно. Теперь вы свободны и можете возвращаться к своим делам и семьям. Что же касается этого человека, – Эрик вновь встряхнул епископа, – то из уважения к Римской католической церкви я сохраню ему жизнь. Однако если в течение трёх суток он не покинет земли княжества, то будет повешен на городских воротах Боспора в назидание смутьянам.

Эрик изо всех сил пнул Гонория, и тот покатился по ступенькам. Никто из тех, кого епископ привёл на площадь, к нему не подошёл, ибо все испугались княжеского гнева. В общем, спустя полчаса всё было завершено. Эрик выиграл эту битву, однако война ещё продолжалась. Покинув княжество, епископ отбыл в Константинополь, откуда стал руководить своей подрывной деятельностью. Обстановка нагнеталась. В конце концов терпение Эрика лопнуло, и в первых числах августа буквально за несколько дней была накрыта вся агентурная сеть епископа, ибо взятые на площади агитаторы сдали всю информацию, которой владели. В итоге насчитали двести пятьдесят пленников, которых собрали на центральной городской площади, где при большом скоплении народа состоялся суд. Гонория как непосредственного руководителя подрывной деятельности приговорили к смерти заочно, рядовым агитаторам по итогам судебного слушания постановили отрубить головы, а священников сжечь заживо. Чинить казнь в городе не стали, дабы не поганить его, и вывели осуждённых за его пределы, где, после того как те вырыли себе могилы, их казнили. Последними убивали священников – на то, как они будут умирать в огне, собралось посмотреть много народу, поэтому это действо пришлось украсить речью о том, какие плохие эти негодяи в рясах.

В ночь на 20 августа в Константинополе был зарезан Гонорий, после чего суд посчитал приговор исполненным.

Это событие получило самый широкий резонанс в европейском обществе, особенно в сравнении с тем, какие бесчинства с успехом творили крестоносцы и клирики в Окситании. Поэтому, играя на опережение, уже 30 августа, по инициативе князя, в Боспоре собрался импровизированный конгресс региона. На нём присутствовали князья практически всех русских княжеств и представитель Новгородской земли. Помимо этого прибыли уполномоченные представители Болгарского и Грузинского царств, Эпирского деспотата, Никейской и Трапезундской империй. На собрании обсуждались вопросы торговли, политики и прочие вещи. 10 сентября 1209 года пришло сообщение о том, что Иннокентий III отлучил Эрика от церкви. По большому счёту этот шаг стал критическим промахом Святого престола, предопределившим его судьбу. Не с тем человеком Иннокентий связался. Подданные князя в связи с проводимой им политикой особой религиозностью не страдали, а войскам так и вообще религия была фиолетово. То есть негативного резонанса в среде населения княжества получилось избежать. А так как Эрик проводил свои внешнеэкономические операции исключительно через венецианскую компанию Деметры, то на торговых оборотах это также никак не сказалось. По крайней мере, негативно. Мало того, так как с тамплиерами всё было давно условлено, то этот шаг только укрепил их отношения с княжеством в целом и с Эриком в частности, который подобный поворот событий им предсказал. Но и это ещё не всё: так как Эрик последние годы занимался проработкой региональной дипломатии, то подобная глупость Иннокентия не только не ослабила его позиции, но и, напротив, серьёзно усилила, так как Эрик стал очень интересным кандидатом на вступление в православный мир. Появление такого государя в православном мире было выгодно всем игрокам ортодоксального христианского крыла. Поэтому уже 11 сентября участники конгресса разъехались по домам – готовиться к любопытной авантюре. По инициативе Эрика было решено выступить в поход против злобного священника, что порочит честные имена людей. То есть был объявлен крестовый поход против Рима, который объявили дьявольским гнездом. Русские княжества, Болгария, Грузия и Трапезунд должны были до 5 октября прислать свои силы в столицу Боспора, куда Деметра, которая присутствовала на конгрессе, подгоняла флот, необходимый для перевозки этих войск до устья Тибра. Вторая часть кораблей с войсками Никейской империи и Эпирского деспотата должны были ждать в Пиреях, куда примерно 11–12 октября подойдёт основной флот, задержится там на некоторое время для ревизии и пополнения провианта и примерно 15 октября двинется дальше. Никакого религиозного рвения, как написали бы монахи, не наблюдалось, просто отказаться от возможности разграбить Рим не мог себе позволить ни один из приглашённых правителей. Совершенно обычное явление для крестовых походов, которые всегда носили исключительно финансовый характер.

Подготовка к походу шла аккуратно, и если не считать небольшого эксцесса с продовольствием, поставка которого вынудила отложить выход эскадры на три дня, то можно было бы говорить об образцово-показательном проведении подготовительной операции. Итак, утром 8 октября с задержкой на три дня от берегов Боспора отошла весьма внушительная эскадра, на борту которой находилось впечатляющее войско. Русские князья прислали по 70–80 воинов из своих дружин, болгарский государь – три сотни доспешных пеших воинов, Грузинское царство – 56 дружинников, три осколка Ромейской империи выставили в общем счёте 432 воина при доспехах (преимущественно металлических) и оружии. То есть силы, пришедшие поддержать Эрика в походе, насчитывали 1238 бойцов. Вместе с силами самого князя получалась армия без малого пять тысяч человек при доспехах и оружии. По тем временам это была весьма внушительная сила, для переброски которой понадобилось более шестидесяти кораблей.

Удача и свежий ветер сопутствовали им в походе, и уже 2 ноября началась высадка десанта в устье реки Тибр. Удивительно, но высадке никто не препятствовал. Как выяснилось позже, Иннокентий до конца не верил в то, о чём ему доносили, считая возможность крестового похода на Рим исключительной глупостью. Именно поэтому он не распорядился не только отозвать войска из Окситании, но даже собрать гарнизоны всех итальянских земель Святого престола для обороны Рима. Собственно, удивлён был не только он, но и горожане, когда 4 ноября после обеда под стенами города показались солидные по числу и снаряжению войска, включая знаменитых «железных» воинов боспорского князя. Они просто отказывались верить своим глазам, а потому не только не скрылись за стенами города и не покинули его, но и вообще не развивали какой-либо активной деятельности по спасению собственных «тушек». Эрик же, не страдая приступами счастья, чётко отдавал распоряжения и уже к ночи перекрыл все дороги, ведущие к городу, начав его осаду.

6 ноября утром из города прибыли парламентёры, которым были объявлены условия сдачи – город должен заплатить 200 тысяч венских марок серебром (около 1,1 миллиона боспорских денариев) и выдать Иннокентия. Формально условия были выполнимы, фактически – нет, так как выдать того, кого они почитали как представителя Бога на земле, горожане не могли. Да и с выкупом выходило не просто. Деметра, правда, докладывала, что её купцы оценивали всё движимое имущество Рима примерно в 5–6 миллионов боспорских денариев, то есть в пять раз больше, чем запросил Эрик. Но кто же просто так расстанется с такими колоссальными средствами, тем более что львиная их доля находилась в руках клира? Поэтому договориться не удалось. Горожан даже не смутило то, что в случае отказа Рим ждёт полное уничтожение, так как Эрик не собирался изменять себе в давно отработанных методах. Поэтому боспорский князь начал готовить штурм Вечного города.

Но тут был нюанс: самым слабым местом стратегического положения Эрика было время – чем дольше он стоит у ворот города, тем ближе окситанская армия, которая, без сомнений, вскоре поспешит для защиты Святого престола. Взятие Рима осадой могло затянуться на полгода, а этого времени у Эрика не было. В связи с чем на дистанциях до трёх дневных переходов им были расставлены посты наблюдения, чтобы избежать неприятных сюрпризов, а к северу от города стали возводить полевую оборонительную систему редутов. Число добровольцев, которые могут присоединиться к окситанской армии крестоносцев, было неизвестно. 7 ноября общая организационная и материальная подготовка штурма была завершена, и на рассвете, после получасового артиллерийского обстрела ворот Святого Паоло, начался приступ. К вечеру были взяты также Аппиевы и Латинские ворота и часть городских кварталов. Войска упёрлись в небольшую речку.

Наступил довольно скверный, но необходимый этап боевой операции. Жители, поняв, что всё происходящее вполне реально, пробовали прорываться из города, но удалённые блокпосты очень эффективно их останавливали. Пара залпов из двух десятков арбалетов – и группа в триста человек возвращалась в город, оставив на полях, окружавших Рим, около десятка трупов и массу брошенного имущества.

В захваченных кварталах города заранее выделенные бригады занялись зачисткой, которая заключалась в тотальном уничтожении жителей. Оно происходило по следующей схеме. Группами по двадцать человек жителей со связанными руками и кляпами во рту во избежание лишнего шума выводили из города. У ворот их сажали в длинные телеги и увозили по Аппиевой дороге на юг, за небольшой приток Тибра. Там два крепких парня держали бедолагу по одному на краю траншеи, сзади к обречённому подходил третий и втыкал нож в основание черепа, после чего вытаскивал кляп и шёл к следующему. Бьющегося в агонии умирающего сталкивали вниз. В общем, организовали очень аккуратный и производительный конвейер по умерщвлению больших масс населения. Жутковато, конечно, но для того времени вполне обыденно. Геноцид, как это ни прискорбно, совершенно обычное дело в человеческом обществе.

Жизнь сохраняли только здоровым красивым и девственным девочкам в возрасте от 10 до 13 лет. А также здоровым мальчикам в возрасте от 4 до 5 лет. Эти дети пошли в качестве оплаты доли, которая причиталась Эрику с общей добычи. Цена положена по одному боспорскому денарию за мальчика и три за девочку. Возраст детей был выбран так: у мальчиков – как оптимальный для наименьшего сохранения негативных воспоминаний о происходящих событиях, да и импринтинг нужно было захватить. А у девочек – чтобы до детородного возраста они смогли пройти некоторый курс воспитания в интернатах Остронега и хотя бы немного вжиться. Детей аккуратно вывозили в обход полигона, где хоронили их земляков. Эрик сохранял жизнь и грамотным людям при их согласии ему служить, а также красивым и здоровым женщинам детородного возраста, так как в его государстве всё ещё наблюдался дефицит женского пола. Полонянки после обязательного образовательного курса, в ходе которого их учили читать, писать и считать, должны были выйти в свободное плавание на территории государства. Опасная игра, так как многие из них могли затаить обиды и попробовать мстить. Но им вполне доходчиво объясняли, что в случае, если они, поразмыслив, не смогут сделать правильные выводы, их смерть будет мучительной.

Утром 8 ноября общий штурм продолжился, и к вечеру была полностью занята вся левобережная часть Рима. Наступление на правобережную часть предприняли только десятого числа, так как на захваченном ранее участке было очень много жителей и команды не справлялись с их уничтожением. Ведь нужно было не только вывезти и зарезать, но и вырыть братские могилы и после казни закопать их, так как в противном случае легко можно было вызвать какую-нибудь эпидемию. Как таковой штурм особых проблем не представлял, ибо в самом Риме было всего несколько сот гвардейцев папы, которые легко выбивались арбалетами до того, как вступали в бой.

Десятого числа взята практически вся правобережная часть Рима за исключением укреплённого квартала, что назывался городом Леонином и стоял на холме Монс Ватиканус. Он пал к обеду 11 ноября 1209 года. Этот день стал официальной датой падения Вечного города.

Масштаб кровопролития был поразителен – из 38 тысяч жителей было умерщвлено 30 тысяч. Около 3 тысяч смогли убежать, остальные взяты в плен и переправлялись в Боспор. За пять дней 30 тысяч трупов – Эрик переплюнул даже легатов Святого престола, которые вырезали около 10 тысяч жителей в Безье в июле того же года. Впрочем, в этом плане он не выделялся на общем фоне других правителей.

Отдельно стоит отметить тот факт, что за самовольные грабежи была назначена смертная казнь, а потому, после нескольких инцидентов, они прекратились. Это позволило сохранить не только определённый уровень боеспособности армии, но и её управляемость. Естественно, никто не собирался бросать трофеи на произвол судьбы, но их сбор шёл силами посменно работающих команд, которые в несколько заходов собирали продовольствие и ценное имущество. Поэтому, когда утром 15 ноября со стороны Неаполя подошло ополчение крестьян числом в пять тысяч человек, его встретили войска, развёрнутые в боевые порядки, и легко разбили, уничтожив большую его часть. Более никаких неожиданностей не происходило, так как местные феодалы были слишком слабы, чтобы выступить против князя, а ополчения собрать больше не удавалось, так как весть о событиях на Аппиевой дороге очень быстро разлетелась по округе вместе с остатками крестьян. Войска же крестоносцев, находившиеся за 900 с лишним километров от Рима, двигались очень медленно и могли проходить маршем около 20 километров в день. К тому же они и выдвинулись только 15 ноября, аккурат с прибытием гонца, известившего их о неприятном событии – осаде Рима.

После завершения успешной военной операции в Риме началось самое интересное – из Иннокентия нужно было выбить собственноручно написанное признание в том, что он продал душу дьяволу. А так как времени было много, ибо теперь ждали армию крестоносцев и потихоньку грабили город, то его стали не спеша ломать психологически. Дни шли своим чередом, и вместе с уходом всех ценных предметов из города уходила его твёрдость. Иннокентия даже не били, так как важно было сохранить товарный вид, используя только психологические методы воздействия и, конечно, такие мелочи, как пытки, например каплей воды, что методично капает на темечко. В конце концов 5 декабря он сломался и начал писать. В манифесте, который был заранее составлен и им от руки переписан в десяти экземплярах, оказались просто чудовищные вещи. Для начала он признавался, что продал душу дьяволу в обмен на занятие Святого престола, а дальше описывал во всех красках массу эскапад, сделанных по наущению лукавого. Например, как, желая подорвать влияние христианства, он тайными интригами добился изменения цели крестового похода, в результате войска вместо Египта пришли во второй мировой центр христианства – Константинополь. Или как отлучил от церкви Эрика, героя всех христиан, что доблестно сражался с неверными в Святой земле, лишь потому, что тот отказался поклоняться дьяволу. Или как, увидев расцвет духовной благодати в землях Окситании, решил залить всё кровью и объявил крестовый поход против верующих и стремящихся к благодати людей. Ну и так далее. Короче, внушительный манифест получился, который по мере копирования его отсылали всем ключевым фигурам христианского мира.

В общем, когда 27 декабря 1209 года войска Симона де Монфора числом до девяти тысяч человек подошли к редутам армии Эрика, Европе было уже широко известно о раскаянии Иннокентия. Однако лидер крестоносцев не пожелал с этим мириться и решил дать бой людям, которые осквернили священный город ересью и варварством. Это была плохая идея, так как большая часть его армии была практически без доспехов да и сильно измотана длительным маршем. Его попытка штурма редутов привела к двум тысячам трупов на их подступах и в проходах. Князь предпринял новую попытку договориться, ссылаясь на то, что Бог поддерживает правых. Но Симон буквально взбесился и сам повёл на закате того же дня людей на новый штурм, где и был убит арбалетным болтом. Его смерть и новые, весьма значительные потери вынудили его армию отступить, оставив поле боя Эрику и больше не чиня ему препятствий. Отошла она на сорок километров севернее. Тот же, собрав трофеи в виде оружия и доспехов, погрузился на корабли и 31 декабря отбыл в сторону своего княжества.

Кризис веры перешёл в свою следующую стадию – реакцию общественности. Самым жутким сюрпризом для остатков армии Симона стала их находка в Риме – среди руин полностью разрушенного и разграбленного города, в центре Колизея, на длинной и тяжёлой цепи, прибитой к высокому дубовому столбу, резвился Иннокентий с полностью разрушенной психикой. Он практически утратил дар речи и вёл себя как обычное животное, причём не сильно адекватное, например, играл, валяясь в собственных испражнениях. На нём были изодранные лохмотья, оставшиеся от ритуального облачения папы римского, пропитанные грязью, мочой и калом. На столбе же в кожаном чехле был прикреплён текст манифеста.