Текст книги "Волшебный поезд. Сборник сказок для мудрых"
Автор книги: Михаил Лекс
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Не вздумайте развестись, родители, – сказал Саша. – Я вовсе не желаю, чтобы папа женился на какой-нибудь красивой молодой девушке и всё своё состояние завещал не мне и Маше, а своим новым детям.
Ольга Николаевна и Сергей Павлович испуганно посмотрели на своего сына.
– А что Вы так на меня смотрите? – спросил Саша. – Вы сами говорили, что отношения между нами, между родителями и детьми, должны быть честными.
– Саша! – многозначительно воскликнула Маша. – Пойми, что своей правдой ты убиваешь наших родителей.
– Хватит болтать, – строго сказала Ольга Николаевна, – впереди большой, интересный день. Он потребует от каждого из нас много сил и энергии. А для этого необходимо хорошо позавтракать. Через полчаса всех жду в обеденном зале.
Глава четвертая
Через полчаса семья, в полном составе, собралась в обеденном зале.
– Папа, зачем ты ходил к Олегу Михайловичу? – спросил Саша.
– Сейчас не время, – ответил Сергей Павлович. – Поговорим об этом вечером.
– Ночью! – многозначительно произнесла Маша. – Ворваться в квартиру старого Волшебника!
– С мусорным ведром в руках, – как бы между прочим уточнил Саша.
– Дети! – воскликнула Ольга Николаевна. – Не будьте жестокими. Ну могут быть у папы… – Ольга Николаевна многозначительно посмотрела на супруга, – свои маленькие странности.
– Могут, конечно, вот только смогу ли я дотерпеть до вечера, – как бы между прочим сказала Маша.
– Хорошо. Я скажу вам. Но прошу не задавать мне никаких вопросов, – сказал Сергей Павлович. – Я и сам пока ещё не всё понимаю.
Сергей Павлович сделал себе бутерброд с сыром, налил кофе, стал есть и рассказывать.
– Вчера ночью я вдруг подумал, что в нашей семье скоро должна случиться какая-то трагедия, – Сергей Павлович говорил таким загадочным голосом, что никто не решался его перебить. – Я вдруг увидел, что и наши отношения с мамой, и мои отношения с вами, дети, складываются далеко не так, как того хотелось бы. Между нами уже нет любви! Я так отчетливо это вдруг осознал, что мне стало страшно. Вот тогда я решил, что мне необходимо встретиться с Олегом Михайловичем. Я не знаю, почему именно с ним я решил встретиться, но я был уверен в тот момент, что помочь нам сможет только он. Мы говорили с ним долго. Почти два часа мы с ним разговаривали.
Так получилось, что наша беседа свелась к отношениям между родителями и их детьми. Да-да, именно отношения родителей со своими детьми и стало основной темой нашего разговора. Точнее… – Сергей Павлович задумался, – говорил больше я. Олег Михайлович, в основном, молчал и слушал меня. Я задался вопросом, какими они должны быть, эти самые отношения? Как разговаривать со своими детьми и на какие темы? Что можно обсуждать с ними, а что нет? Во что посвящать их, а что держать в тайне? Что делать, чтобы дети всегда любили своих родителей, а родители всегда любили своих детей? Ведь родители и дети – это… самые близкие друг другу люди! Не так ли? Но вот их взаимоотношения – то, как они общаются друг с другом, как они живут друг с другом и многое другое, – всё это вызывает множество вопросов, ответов на которые нет ни у детей, ни у родителей.
С чужими людьми всё ясно и просто. Здесь всё понятно. Отношения с чужими людьми не вызывают у нас вопросов. Вопрос именно в том, как вести себя с близкими, с теми, роднее кого и на свете-то нет… Почему с годами родители и дети становятся, если и не врагами, то чуть ли не… чужими друг другу? Ну даже если и не чужими, то почему, скажите, когда дети становятся взрослыми, а их родители становятся старенькими, то дети испытывают к родителям исключительно только одно чувство – жалость? Не любовь, а… жалость. И не надо убеждать себя в том, что любовь и жалость – это одно и то же. Это далеко не одно и то же. Это совершенно разные вещи. И там, где присутствует жалость, любви и в помине нет. Там, где присутствует жалость, есть только одно желание, чтобы тот, кого жалеешь, поскорее… умер. Да-да, умер, и тем самым избавил бы от мучений и себя, и тех, у кого он вызывает чувство жалости. Взаимоотношения родителей и детей сводится к тому, что дети ждут от родителей подаяния. И если родители в состоянии что-то подать своим детям, те их терпят и… жалеют.
Но что будет с нами, если мы не сможем в старости ничего подать своим детям? А они стоят с протянутой к нам рукой и ждут! Они ждут подачки! Ждут её не от кого-то, а… от нас. И вот в том случае, если нам нечего им дать, тогда они будут желать нашей смерти.
Страшная картина, не правда ли? Но как избежать этого? Как избежать того, чтобы наши дети не желали нашей смерти, когда мы состаримся и не сможем им ничего дать? – Сергей Павлович многозначительно оглядел свою семью. – Не превращать своих детей в нищих? Не делать из своих детей попрошаек? Не строить свои взаимоотношения на том только основании, что мы им что-то даём? Сделать это будет очень трудно, если мы сами такие же попрошайки, как и наши дети.
Сергей Павлович замолчал. По его виду можно было сказать, что к сказанному ему более добавить нечего.
– Дети богатых родителей боятся разводов родителей, потому что боятся потерять в наследстве! – сказал Саша.
– Но что может быть страшнее? – воскликнула Ольга Николаевна.
– Страшнее может быть только ситуация в малообеспеченных семьях, – сказала Маша. – Там не осталось уже ничего. Там даже жалость и та – большая редкость.
Глава пятая
Сергей Павлович первым поднялся со своего места, давая таким образом понять остальным, что завтрак окончен. Во всяком случае, для него. Следом за ним поднялись со своих мест и остальные.
– Так! Пока все не разошлись, предупреждаю, сегодня буду дома не раньше одиннадцати часов, – сказал Сергей Павлович.
– Вечера? – спросил Саша.
– Почему, вечера? – переспросил Сергей Павлович. – Дня, конечно же. Что мне делать на работе до одиннадцати вечера.
– В кино показывают, что богатые люди очень много проводят времени на работе, – сказала Маша.
– В кино, доченька, тебе ещё и не то покажут, – ответил Сергей Павлович. – Чем богаче человек, тем меньше ему нужно быть на этой самой работе. Вы знаете, сколько уже сейчас у меня денег.
– У нас, ты хотел сказать, – поправила супруга Ольга Николаевна.
– Ну конечно же у нас, – Сергей Павлович виновато улыбнулся и обнял жену. – Так вот, дети, вы знаете, сколько уже сейчас у нас с мамой денег?
– Восемь триллионов рублей, – ответила Маша. – Тоже мне, тайна. Об этом пишут чуть ли не каждый день в газете «Богатые родители». Я на улицу боюсь выходить. Всё жду, что меня выкрадут и потребуют выкуп.
– Господи, – воскликнул Саша, – об одном тебя молю: сделай так, чтобы мама и папа никогда не разошлись, а до самой своей смерти жили вместе. И лучше всего, если они умрут в один день, на моё совершеннолетие.
– Не смешно, Саша, – строго сказала мама. – Я не хочу умирать в сорок лет. Тем более одновременно с твоим отцом. Надеюсь, что он умрёт раньше и я смогу пожить в своё удовольствие. Если бы вы знали, дети, сколько у меня поклонников. И, между прочим, все очень красивые мужчины. Но я вынуждена сохранять брак с вашим отцом. Надеюсь, что после его смерти я успею насладиться всеми удовольствиями, какие сейчас для меня недоступны.
– Ты, сынок, не спеши нас с мамой хоронить, – сказал Сергей Павлович. – Прежде я хочу погулять на твоей свадьбе.
– А чего это тебе так хочется погулять на моей свадьбе? – Саша подозрительно посмотрел на отца.
– Я представляю, как ты женишься на молодой и красивой девушке, – ответил Сергей Павлович. – Ей будет, как и тебе, восемнадцать лет, и она влюбится в меня. Ведь я буду ещё не старым. Мне будет тогда всего-навсего сорок девять. В тебе она будет видеть лишь мою жалкую тень. Тогда как во мне она увидит настоящего мужчину. Эх! – задумчиво воскликнул Сергей Павлович. – Вот если бы ваша мама к тому времени умерла бы. У меня тогда были бы развязаны руки и совесть моя была бы чиста. А так… Придется прятаться по чужим квартирам, встречаться урывками в грязных подъездах.
– А почему, папа, ты думаешь, что моя жена будет мне изменять? – спросил Саша.
– А ты у сестры своей спроси, – посоветовал Сергей Павлович.
– Видишь ли, Саша, – многозначительно произнесла Маша. – Первый мужчина для женщины это… Как тебе помягче сказать? Ну это что-то вроде пробника. Может, понравится, а может – нет. И очень редко, когда первый мужчина – действительно тот человек, которому не хочется изменять. А тем более, если он ещё и ровесник. Нет, Саша, здесь папа абсолютно прав, и твоя жена… Ну, твоя первая жена, Саш, будет изменять тебе на девяносто девять целых и девять десятых процентов.
– Даже если я женюсь на нищей и уродине? – спросил Саша.
– Это не имеет значения, сынок, – вмешалась в разговор Ольга Николаевна, – физиология одна и та же. Что у нищей, что у богатой. Что у красивой, что у уродины. Природа, Сашенька, она берёт своё. Вернее… Она заставляет брать своё. Вот я вспоминаю сейчас своего первого мужа. Не изменить ему было бы с моей стороны преступлением.
– Так. Всё. Я опаздываю, – сказал Сергей Павлович, глядя на часы. – Сейчас восемь утра. Через три часа я дома.
Сергей Павлович поцеловал жену и дочь, потрепал по голове сына и умчался на работу. У Сергея Павловича на сегодня были запланированы две важные встречи. Первая встреча, с представителями МВФ, была запланирована на девять часов. Вторая встреча, с президентом страны, была запланирована на десять часов утра.
Саша и Маша ушли в школу. Маша училась в пятом классе, а Саша – в четвёртом. А Ольга Николаевна отправилась на киностудию. Ольга Николаевна была очень известной актрисой и снималась сейчас в каком-то сериале.
Глава шестая
В Ольгу Николаевну нельзя было не влюбиться. Она была не просто красивой женщиной, просто изумительно какой красивой женщиной была Ольга Николаевна. Мужчины сходили по ней с ума. В свои тридцать два года Ольга Николаевна выглядела очень хорошо, к тому же она была очень талантливой актрисой. Она не только снималась в кино, но и играла в театре. Билеты на спектакли с её участием достать было очень, очень трудно.
В жизни Ольги Николаевны, можно сказать, не было никаких, ну почти никаких, неприятностей. Всё и всегда у неё складывалось очень, и даже очень, хорошо. Ольга Николаевна родилась, как принято говорить в таких случаях, в семье более чем благополучной. Её отец был советником президента страны по философским вопросам, а её мама была директором балетной школы.
Родители дали Ольге Николаевне не только красивую внешность, но и воспитание безупречное. Ольга Николаевна знала три языка, не считая родного. На английском, немецком и французском она говорила так же безупречно, как и на родном языке. В семнадцать лет Ольга Николаевна закончила балетную школу и поступила в институт кинематографии, на актёрский факультет.
Учась на первом курсе, она снялась в трёх кинофильмах, один из которых был удостоен премии Оскар. Ольгу Николаевну приглашали работать в Голливуд, но она отказалась, потому что влюбилась в одного своего однокурсника, забеременела от него, а когда родила, вышла за него замуж. Брак этот был недолгим. Через восемь месяцев Ольга Николаевна была снова свободной женщиной. Правда, теперь у неё уже был ребёнок.
С Сергеем Павловичем Ольга Николаевна встретилась, когда училась уже на четвёртом курсе. Ей тогда исполнился двадцать один год. Они поженились и через год у них родилась Маша, а ещё через год – Саша.
Первого ребёнка отдали в детский дом. Ольга Николаевна очень этого не хотела. Она много плакала и переживала по этому поводу. Принять такое непростое решение помогли Ольге Николаевне её родители.
Глава седьмая
– Пойми, доченька, – говорил Ольге Николаевне её отец. (Если вы помните, он был советником президента по философским вопросам.) – Я тебе, как человек, любящий мудрость, говорю, твоя жизнь не может зависеть ни от кого и ни от чего. Только ты сама, доченька, способна сделать себя счастливой, больше никто. Мы с мамой очень хорошо понимаем, как трудно тебе сейчас расстаться с Ириной. (Ириной звали первую дочку Ольги Николаевны. Тогда ей было всего один годик.) Ты любишь её, – продолжал отец Ольги Николаевны, – это замечательно. Но, доченька, пойми, всё это не более чем элементарный материнский инстинкт. Пройдёт время, пройдёт какой-нибудь год, и у тебя будет ещё ребёнок, и не один. Ты забудешь своего первого ребёнка, тем более что он доставил тебе столько хлопот.
А маленькая Иринка тогда лежала здесь же в маленькой кроватке и улыбалась. Она была счастлива от того, что видела свою маму, и всё у неё было хорошо.
– Сергей Павлович – это такой человек, такой человек! – продолжала уже мама Ольги Николаевны. – Это самый богатый, самый умный человек на всей планете. И он влюблён в тебя, Оленька.
– Оля, – строго сказал отец, – у тебя будет всё, поверь мне. Всё, о чём только может мечтать женщина.
– Но он на девять лет меня старше, – отвечала Ольга Николаевна, – мне кажется, что он уже старый. А ну как он вскоре умрёт?
– Не умрёт, доченька, – воскликнул отец Ольги Николаевны, – уверяю тебя, доченька, такие люди живут долго. Очень, очень долго.
– Но мама! – восклицала тогда Ольга Николаевна. – Отец! Как вы себе это всё представляете? Покинуть свою маленькую дочку! Ей же всего один годик. Смотрите, какой уже сейчас это замечательный ребёнок. Неужели вы думаете, что я смогу после этого всего жить? Да за кого вы меня принимаете, родители мои дорогие? За извергиню?
– Доченька, – ласково отвечал ей папа, косо глядя на внучку, что беззаботно лежала в своей кроватке, не думая не о чём плохом, и улыбалась, – рано или поздно, но вам с Ириной всё равно придётся расстаться. Ирина станет взрослой и выйдет замуж, и ты, доченька, поверь, совершенна ей будешь не нужна. Да вот взять хотя бы твою маму.
– А что моя мама? – спросила Ольга Николаевна и посмотрела на свою маму.
– Ну вот скажи честно, очень тебе нужна сейчас твоя мать? – спросил папа Ольги Николаевны.
– Но я люблю тебя, мама, – воскликнула Ольга Николаевна.
– Доченька, – сказала мама, – давай только честно. Ну на кой я тебе сейчас сдалась? У меня – своя жизнь, у тебя – своя. Никаких особых чувств ко мне ты испытывать в принципе не можешь. Ведь так?
– Мама, ты говоришь сейчас страшные вещи, – ответила Ольга Николаевна.
– Это правда, доченька, – сказал папа. – Никаких чувств мама не испытывает ни к тебе, ни ко мне. По правде говоря, нам следовало бы расстаться уже двадцать лет назад.
– Сразу, как только ты родилась, Оленька, – добавила мама.
– Уже тогда мы поняли, что не любим друг друга, – сказал папа. – Мы не хотим, Оля, чтобы ты повторяла наши ошибки. И сейчас, дочка, мы не столько заботимся о тебе, сколько о себе.
– Сергей Павлович Стрешнев – это, Оленька, имя, – сказала мама. – Это очень влиятельный человек в нашем мире. И нам с папой было бы очень выгодно породниться с ним через тебя.
– Я, доченька, философ, и вижу вещи такими, какие они есть, – сказал папа. – Что мы знаем о жизни? Ничего. Никто ничего не знает.
– Жизнь, доченька, – это загадка, разгадать которую невозможно, – сказала мама.
– Да и зачем? – вопрошал философски папа. – Зачем разгадывать эту загадку? Воспринимать всё так, как оно есть, и быть счастливым, не мучиться по разного рода пустякам. Ты вот беспокоишься о своей дочурке, – папа Ольги Николаевны посмотрел на внучку. – Это характеризует тебя с положительной стороны. Это говорит о том, что ты – здоровая женщина, и в тебе присутствуют все необходимые инстинкты. Но до каких пор мы будем вести себя как животные, Оля? До каких пор мы будем руководствоваться в своих поступках своими инстинктами? Пора, доченька, становиться человеком. Ты дала жизнь этой девочке? Замечательно. Что ещё ты должна ей? Ничего.
– А воспитать? – спросила Ольга Николаевна. – Разве я не должна воспитать её. Поставить её на ноги. Научить всему, что знаю. И, кроме того, я уверена, что мама обязательно должна быть рядом с ребёнком. Она должна прижимать своего маленького ребёнка к своей груди по несколько раз в день. Ребёнок должен чувствовать тепло матери.
– Глупость какая! – перебил Ольгу Николаевну её отец. – Где ты нахваталась этой дряни?
– Я читала об этом в одной книжке, – ответила Ольга Николаевна. – Не помню сейчас её название, но там подробно рассказывалось о том, что более всего дети нуждаются в заботе до пяти лет.
– Доченька, помнишь жён декабристов? – спросила мама. – Вот они вели себя, как настоящие женщины. Они бросали своих детей во имя любви и ничего страшного с их детьми не случилось. Во всяком случае, никто из брошенных детей не стал маньяком-убийцей, или ещё кем хуже.
– Ну так ведь там была любовь, – ответила Ольга Николаевна. – А я ведь нисколько не люблю Сергея Павловича.
– Ты его обязательно полюбишь, доченька, – сказал папа. – Это я тебе, как философ, заявляю со всей ответственностью. Он влюбится в тебя, поскольку в тебя нельзя не влюбиться. Затем ты родишь от него, и инстинкты сделают своё дело. Ты полюбишь его, как отца своих детей.
– Но я даже не видела его ни разу, – сказала Ольга Николаевна. – Может быть, он урод, и я даже не захочу ложиться с ним в постель.
– Он очень, очень красивый мужчина, – сказала мама. – Я как увидела его в первый раз, так сразу и влюбилась. Да одно слово его, и я брошу всё и всех и уйду с ним куда угодно.
Глава восьмая
В школе Саша Стрешнев был задумчив. На перемене он ни с кем не разговаривал, а молча стоял у окна и смотрел в даль. К нему подошёл Антон Смешин.
– Скучаете, Александр Сергеевич? – спросил Антон.
– Здравствуйте, Антон Павлович, – приветствовал Саша своего друга, а также одноклассника и сына президента страны. – Не то чтобы скучаю, а так… думаю о разных вещах.
– Завтра дочка министра культуры празднует свой двенадцатый день рождения, – загадочно произнёс Антон. – Я в числе приглашённых.
– Двенадцать лет? – мрачно отозвался Саша. – Старуха.
– Говорят, она очень хороша собой, – сказал Антон.
– Кто говорит, Антон Павлович? – скучающим тоном, спросил Саша.
– Все говорят, Александр Сергеевич, – смеясь, отвечал Антон. – Говорят ещё также, что взрослая – не по годам. Единственная дочка у своего папаши. Росла без матери. Была там какая-то история, вроде того, что мамаша её бросила, когда девочке исполнился год. Уехала куда-то. То ли в Турцию, то ли в Израиль. С каким-то нефтяным магнатом. Так вот папаша её, мне сказали, дарит ей на её двенадцатилетие остров в Мёртвом море.
– Шутить изволите, Антон Павлович, – сказал Саша. – Откуда на Мёртвом море остров?
– Никаких шуток, Александр Сергеевич, – ответил Антон. – Остров есть. А на острове – дворец. Сказочной красоты, говорят.
– Не хочу, – ответил Саша. – Да меня и не приглашали.
– Насчёт приглашения можете не беспокоиться, Александр Сергеевич, – Антон подмигнул другу. – Приглашение я устрою.
– Не хочу, – мрачно отозвался Саша. – Вот верите, Антон Павлович, не до этого мне сейчас. У меня сейчас проблемы… с отцом.
– Ходят слухи, Александр Сергеевич, что Ваш папа… слегка не в себе? – как бы между прочим заметил Антон.
– Не в себе? – с усмешкой ответил Саша. – Мягко сказано. По-моему, Антон Павлович, мой папа так просто спятил.
– Вот как, – ответил сын президента. – Спятил, значит, советник по финансовым вопросам.
– Антон Павлович, как друга Вас прошу, поговорите с господином президентом, – попросил Саша, – пусть он вправит моему отцу мозги.
– А в чём дело-то? – спросил Антон.
– В нашем доме, этажом выше, живёт один писатель, – сказал Саша. – Может слышали, Антон Павлович, некто ***, – Саша назвал моё имя.
– Как же, как же, – мрачно отозвался Антон. – Слыхали. Это который пишет про ведьм, про Волшебников, богов высмеивает?
– Он самый, – сказал Саша.
– Отец называет его сказочником, – сказал Антон.
– Как здоровье многоуважаемого Павла Антоновича? – поинтересовался Саша.
– Жив, здоров, – ответил Антон, – правда, в последнее время стал слишком подозрительным.
– Вот как? – удивился Саша. – В чём же проявляется эта излишняя подозрительность господина президента?
– Подозревает всех и во всём, – весело отвечал Антон. – Но Вы, Александр Сергеевич, не берите в голову. Так что там по поводу писателя?
– Отец ходил к нему сегодня ночью, – загадочно произнёс Саша, – пробыл более двух часов. Вернулся от него сам не свой. Говорит, что наша семья в опасности, и что если не предпринять срочных мер, то случится несчастье.
– Так и сказал «несчастье случится»? – переспросил Антон.
– Так и сказал, – ответил Саша.
– Хорошо, я поговорю с папой, – пообещал Антон. – Ну а как насчёт дня рождения министерской дочки? Вы же знаете, Александр Сергеевич, что без Вас я всё равно туда не пойду.
– Антон Павлович, Вы же знаете меня уже давно, – объяснял Саша. – Идти на чей-либо день рождения! Да ещё и… без приглашения! Я слишком гордый, Антон Павлович.
– Да уж именинница, говорят, очень хороша собой, – соблазнял друга Антон.
– Тем более, Антон Павлович! – воскликнул Саша. – Девица хороша собой. Что она подумает обо мне? Что я влюбился в неё? Тем более она старая. Сколько Вы сказали ей? Двенадцать?
– Я обещаю Вам, Александр Сергеевич, что никто ни о чём не подумает, – пообещал Антон. – А возраст её пусть Вас не беспокоит. Уверен, что и кроме хозяйки Вам будет на кого обратить своё драгоценное внимание. Точно могу сказать, что Снежана Синицкая тоже там будет.
– Снежана Синицкая?!
Глава девятая
– Жизнь, дорогой мой, – президент страны заглянул в блокнот с тем, чтобы вспомнить имя собеседника, – Сергей Павлович, не так проста, как кажется.
Сергей Павлович Стрешнев уже минут десять как разговаривал с Павлом Антоновичем Смешиным, президентом страны, в его рабочем кабинете. У Павла Антоновича был ещё и нерабочий кабинет. В нерабочем кабинете он, как правило, мечтал. А вот в рабочем кабинете Павел Антонович решал важные государственные дела.
Рабочий кабинет президента страны был очень большим. По периметру длина рабочего кабинета равнялась двум километрам ста метрам. Рабочий кабинет был квадратным. Длина каждой стенки была 525 метров. Пол в рабочем кабинете президента был из чистого золота, толщина золотого покрытия составляла двадцать пять миллиметров по всему периметру. Президент лично присутствовал при его заливке. Потолок был платиновый. Толщина платинового покрытия составляла десять миллиметров по всему потолку. И всё это наносили под бдительным контролем Павла Антоновича. Огромных размеров рабочий стол президента был высечен из цельного куска изумруда. Где они взяли цельный кусок изумруда такого размера? Даже не знаю… Кресла – бриллиантовые.
Высота изумрудных стен рабочего кабинета равнялась пятистам метрам. А там, на самом верху, висела огромная люстра. Люстра, как и кресла, была бриллиантовой и своими размерами была в половину кабинета.
– Недавно закончил ремонт этого кабинета, Сергей Павлович, – скромно сказал Павел Антонович. – Вам нравится?
– Скромно, – ответил главный финансист страны, – и кресла – жёсткие. Но в целом мне нравится.
– Скромно, – задумчиво произнёс Павел Антонович. – Как это Вы верно подметили, Сергей… – президент снова заглянул в блокнот, – Павлович. Ситуация в стране заставляет быть скромным. Вот это, – Павел Антонович развёл руками, как бы показывая всё вокруг, – всё, что я смог себе позволить. Всего один стол и два кресла. А Вы помните, какой кабинет был у моего предшественника, Сергей Павлович?
– Ну как же, как же, – ответил Сергей Павлович. – Разве такое можно забыть. Обустройство кабинета Вашего предшественника обошлось нашему государству в сто пятьдесят триллионов долларов США.
– И это при том, что весь наш годовой бюджет, Сергей Павлович, укладывается в один триллион долларов, – добавил президент страны. – Как прошли консультации с представителями МВФ?
– Сказали, что денег нам больше не дадут, – мрачно ответил Сергей Павлович.
– То есть как? – воскликнул Павел Антонович, вскакивая со своего бриллиантового кресла. – Не дадут? А как же нам жить? Они об этом подумали?
– Они сказали, что мы ещё прошлое не вернули, господин президент, – объяснил Сергей Павлович. – Да Вы не волнуйтесь, Антон Павлович, что-нибудь придумаем. В первый раз что ли.
Президент облегчённо вздохнул и опустился в своё кресло. По всему видно, что слова Сергея Павловича его успокоили.
– Да я, если честно, Сергей Павлович, и не волнуюсь, – уже спокойно отвечал Павел Антонович. – Вы же меня знаете. Я никогда особо не переживал ни по какому поводу, а тем более по поводу денег. Не жили богато, Сергей Павлович, и привыкать не стоит, – весело сказал президент и искренно рассмеялся.
Вслед за президентом рассмеялся и Сергей Павлович.
– Сергей Павлович, здесь одно щекотливое дельце образовалось, – сказал Павел Антонович.
– Дельце? – переспросил Сергей Павлович.
– Сынок мне недавно позвонил, – продолжал Павел Антонович.
– Как здоровье Антона Павловича? – поинтересовался Сергей Павлович.
– Здоровье его в порядке, спасибо. А вот насчёт Вашего соседа сверху, Сергей Павлович, вот здесь не всё ясно.
– Вы же знаете, Сергей Павлович, что я демократ не по принципам и убеждениям, как те, что любят очень выступать по телевизору и давать разного рода интервью в средства массовой информации, – сказал Павел Антонович. – Я демократ по рождению. С молоком матери впитал я в себя демократические принципы, с кровью предков.
– Мы знаем Вас, господин президент, как выдающегося демократа современности, – сказал Сергей Павлович, – и у нас, у Ваших ближайших подданных, никогда не возникало и тени сомнений на Ваш демократический счёт. Что до моего соседа сверху, Павел Антонович, то… видит бог, здесь всё чисто.
– Но ты же знаешь, Сергей Павлович, моё к нему отношение, – сказал Павел Антонович. – Он ненавидит нас. А в первую очередь он ненавидит меня. Но даже не это страшно, дорогой мой советник по финансовым проблемам, что он ненавидит меня, а то страшно, что он ненавидит демократию в целом.
– Почему же Вы, господин президент, его до сих пор не убили? – спросил Сергей Павлович.
Президент страны в бешенстве вскочил со своего бриллиантового кресла. Глаза его налились кровью. Изо рта текла пена. Он рванул галстук на шее с тем, чтобы ослабить давление. От рубашки с треском отлетела верхняя пуговица. Павел Антонович подскочил к сидевшему Сергею Павловичу и схватил того… за руки.
– А почему, Серёжа, ты думаешь, я его не убил? – загадочно прошептал Павел Антонович. – Я, может быть, уже сто раз его убивал, да он, сука, всё время оживает.
– Как же это возможно? – испуганно спросил Сергей Павлович.
Павел Антонович вдруг как-то сразу успокоился. Он улыбнулся, отпустил руки Сергея Павловича и, насвистывая весёлый мотивчик, вернулся на своё рабочее место.
– Кто его знает, Сергей Павлович, как это у него получается, – ответил президент.
– Может, ему бог помогает, Павел Антонович? – спросил Сергей Павлович и плюнул три раза через левое плечо.
– Сергей Павлович, милый Вы мой, какие ещё боги? – воскликнул Павел Антонович. – Никакие боги ему не помогают, это точно. Я узнавал. Ты пойми меня, Сергей Павлович, я ведь теперь и на твой счёт сомнения имею.
– Ну это Вы напрасно, господин президент, – сказал Сергей Павлович, – я Вам служу верой и правдой, спросите у кого хотите.
– У кого спросить, Серёжа? – воскликнул президент. – Скажи!
Сергей Павлович задумался. Спросить было действительно не у кого. Все жили в страхе и недоверии. И даже те, на чей счёт он не опасался и у кого мог позволить себе выпить чашку кофе, не боясь быть отравленным, и те в данном случае за него бы не поручились.
– За каким дьяволом, Сергей Павлович, ты попёрся к нему ночью, да ещё и с мусорным ведром? – спросил президент.
– Сон мне приснился, господин президент, – ответил Сергей Павлович. – Приснилось, что лежим мы с Вами в инфекционной больнице, в одной палате.
– И что? – спросил Павел Антонович. – Это повод бежать к соседу сверху?
– А в этой же палате, Павел Антонович, вся моя семья лежит, – продолжал рассказывать свой сон Сергей Павлович. – И Ваша семья, Павел Антонович, и Ваша семья тоже в этой палате.
– И что? – уже без истерики и не так драматично спросил президент.
– И заходит наш лечащий врач и спрашивает: «Ну как, гниёте?», – прошептал Сергей Павлович.
– А мы что ему ответили на это? – поинтересовался Павел Антонович.
– А мы хором ему и отвечаем, мол, гниём, доктор, – сказал Сергей Павлович. – А он рассмеялся так жутко и ушёл.
– В общем так, Сергей Павлович, – Павел Антонович решил подвести черту под сегодняшним разговором. – Я всё же надеюсь, что ситуацию с деньгами Вы утрясёте. В противном случае Вы мне, как советник по финансовым вопросам, просто не нужны. А что касается Вашего соседа, то… Сделайте одолжение, попробуйте решить свои семейные проблемы без его участия.
Сергей Павлович встал с бриллиантового кресла и, слегка поклонившись, пошёл на выход. Но пройдя метров пятьсот, он понял, что не знает, куда ему идти. Сергей Павлович огляделся по сторонам. Никаких признаков жизни. Золотой пол, платиновый потолок, изумрудные стены и люстра, сверкавшая триллионами огней.
– Вы что-то забыли, Сергей Павлович? – откуда-то издалека раздался голос Павла Антоновича.
– Господин президент, – крикнул Сергей Павлович, не видя Павла Антоновича, – я, кажется, заблудился. Вы не подскажите, где выход.
– Возьмите чуть левее, – откуда-то кричал президент. – Левее.
– Спасибо, – крикнул Сергей Павлович и взял левее.
Вскоре он вышел к высокой двери. Вздохнув с облегчением, Сергей Павлович с огромным трудом открыл дверь и вышел на свежий воздух. Дверь из кабинета президента сразу вела на центральный проспект города. Сергей Павлович остановил такси и через пять минут, ровно в одиннадцать часов, как и обещал, был уже дома.
Глава десятая
В одиннадцать пятнадцать вся семья Сергея Павловича собралась в обеденном зале. За обедом Сергей Павлович и Ольга Николаевна очень любили разговаривать. Детям, Саше и Маше, не возбранялось принимать участие в разговоре родителей.
– По моему, – сказал Сергей Павлович, – Павел Антонович сошёл с ума. Сегодня был в его новом кабинете. Это какой-то кошмар. А ещё он любит совать свой нос в чужие дела. Интересовался моими ночными похождениями. Ему, видите ли, не нравится, что я по ночам консультируюсь со своим соседом сверху.
– Хочешь, сегодня я к нему схожу? – спросила Ольга Николаевна.
– Оленька, ты чудо! – воскликнул Сергей Павлович и поцеловал руку своей супруге. – Сходи к нему, будь другом. Мне ну никак нельзя. Эта … – Сергей Павлович посмотрел на потолок, – сволочь, – перешёл на шёпот Сергей Павлович, – поставил везде подслушивающие устройства, – далее Сергей Павлович продолжал уже обычным голосом. – Он следит за каждым моим шагом. У него какие-то трения с этим писателем, а наша семья должна страдать. Можно подумать, что это мы с тобой виноваты, что этот старик не любит демократию и не верит в коллективных богов. Просто смешно.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.