Текст книги "Почтовый ящик"

Глава 34

Источник жалкого существования сотрудников, зарплата, стал пересматриваться по несколько раз в год для всех работников. Перестал действовать прежний механизм «повышения».

В старые времена, при стабильных ценах, на предприятии один или два раза в год, например к Майским и Ноябрьским праздникам, проводилось повышение окладов достойных работников. Начальники заранее подавали наверх характеристики, в конце которых было написано, что работник заслуживает перевода, например, из инженеров в старшие инженеры с определенным увеличением жалованья, или повышения оклада при неизменной должности. Сам работник мог повлиять на процесс повышения только ударным трудом, неимоверно длинным стажем работы или заявлением об уходе. Причем чем моложе был сотрудник, тем полнее владела им иллюзия, что только труд делает богатым.

Были еще аттестации, о которых вдруг вспоминали один раз в три или пять лет. Готовили характеристики с заключительной фразой «занимаемой должности соответствует». Обсуждали характеристики на собрании и кричали по поводу некоторых. Потом ждали под дверью, проходили аттестационную комиссию, получали рекомендацию.

Так когда-то, пока еще не придумали перевести защитников Петровичева, написавших письмо в ЦК, в другой институт, решили провалить их на аттестации, как не соответствующих занимаемым должностям. Готовили одну казнь, но решились на другую – вообще их убрать из института, поэтому аттестацию использовали просто как возможность поиздеваться на прощание. На аттестации Альберта Тарасовича, хорошенько поругав его, проголосовали поровну: сколько за соответствие, столько и против. По положению, такой результат голосования трактовался, как положительный. Но вместе с тем было ясно, что хоть и «соответствует», но не совсем.

Когда-то Сереже Зуеву написали при аттестации, что он не только соответствует должности старшего инженера, но и достоин выдвижения в ведущие. В течение ближайших двух лет остальных трех старших инженеров лаборатории, не получивших такой рекомендации, повысили до ведущего, а Сережа остался без повышения. Потому что те суетились, а рекомендованный Сережа нет. В какой-то момент Сережа возмутился этой несправедливостью, и тоже был повышен.

Нервов, бумаги и беготни, связанных с изменением жалованья, было много. Но всегда это был процесс индивидуальный, относящийся к конкретному человеку. Очень редко – групповой, когда, например, собирались уходить с предприятия сразу несколько человек, нужных для работы специалистов.

Устанавливались твердые оклады для каждой должности, потом отменялись и вводились «вилки». Старших инженеров переименовывали в инженеров первой категории, потом обратно в старшие. Разрешали повышать оклад инженерам без диплома, потом запрещали, а повышение их зарплаты проводили с помощью персональной надбавки. То есть давали оклад не 170 рублей в месяц, а 150+20. Все эти внешние пертурбации не изменяли внутреннего содержания процесса повышения: хорошо работай, долго протирай штаны или интригуй, иначе денег не прибавят. Зарплата работника, достигшего своего «потолка», не изменялась годами, даже десятилетиями.

В условиях сильной инфляции таинственный покров над повышением зарплаты и связанных с ним мероприятий был сорван. Если не изменять зарплату в течение нескольких месяцев, то работникам предприятия не хватит средств даже на скудное существование. Как только появлялась финансовая возможность, проводили всеобщее повышение на сколько-то процентов в среднем. Начальникам объясняли, что пересмотр окладов должен быть строго индивидуальным: хорошим работникам много, а плохим мало или вообще ничего, пусть уходят. Шумели, ругались, но прибавляли всем почти одинаково. Ведь все равно в результате получалось очень мало, только с голоду не умереть.

Такое положение никак не устраивало Сережу, наступившая крайняя бедность унижала его, била по самолюбию. Свою неспособность содержать семью на достойном уровне Сережа воспринимал болезненно.

Семья состояла теперь только из трех человек. Гена с ними уже не жил. Он окончил университет и работал в Москве в банке. Жил тоже в Москве, снимал квартиру около своего банка вместе с Олей. Говорили, что поженятся, как только накопят денег на шикарную свадьбу. Сначала в квартире без Гены казалось совсем пусто. Потом Сережа привык.

Иногда Гена, один или с Олей, весело заваливался к родителям. Вынимал из сумки какие-нибудь небывалые фрукты, киви или манго, необычные консервы, оливки, например, фаршированные анчоусами, еще что-то непонятное, купленное в коммерческом ларьке. Ася накрывала на стол, и начинался пир.

Сережа скучал без Генки, рад был его видеть, но такие визиты переживал тяжело. «Сколько эта банка может стоить? – думал Сережа. – Небось, чертову пропасть денег. А ведь невкусно на самом деле. Черные маслины с косточкой в сто раз лучше, чем эти зеленые с начинкой. Зачем покупал? С чего они такие радостные, когда в стране такое положение? Надо что-то делать…»

А что сделаешь? Сережа приходил с работы, ел, шел в гараж, выводил машину и ехал в Москву, подрабатывал извозом, что называется, «бомбил». Иногда до глубокой ночи, иногда до утра. За ночь привозил столько, сколько ему давали на работе за две недели. Опасно, конечно… Было несколько случаев, ну да ладно…

Зарплата, деньги, заработанные по ночам на своих «Жигулях», что сюда еще можно добавить? Малое предприятие, которое Сережа организовал, когда понял, что можно обойтись без НТТМ, было при институте, деньги получало от института. Но так как в институте денег не было, то и малому предприятию ничего не перепадало. А деньги были ох как нужны. Анастасия училась в университете. Пошла, как брат, на экономический факультет. Ничего, нравилось. Какое счастье, что Генка успел поступить до этого кошмара, а на Аськиных репетиторов хватило старых запасов. Правда, их выгребли подчистую. Но теперь Сереже никак не хотелось, чтобы дочь была самой бедной девочкой в группе. Надо что-то делать…

Легче стало, когда у института появились заказчики с Востока.

Глава 35

Говорят, что основные предметы легальной международной торговли – это нефть, кофе и оружие. А нелегально торгуют наркотиками и, опять же, оружием. Металл, уголь, хлеб, одежда и другие необходимые человечеству вещи продаются и покупаются в меньших объемах. Может быть, и правда. В изменившихся условиях Россия стала официально и широко продавать свои военные разработки. Во всех институтах, создающих вооружение, разрешенное к продаже другим странам, появились представители военных ведомств Китая, Индии, потом и других стран. Эти институты поднялись… или, скажем, почти восстановились.

По первым контрактам китайцы платили очень мало, да и то деньгами только часть, другая часть – товарами, ширпотребом, который институт сам должен был реализовывать на нашем бедном рынке, эта часть называлась «бартером». Право закупать в Китае и продавать в России ширпотреб у неопытных институтов перекупали торговые фирмы, которые лучше разбирались во всех этих тапочках и полотенцах.

И заказчики-иностранцы, и торговцы-соотечественники безжалостно надували разработчиков. Заказчики на полном серьезе обосновывали заниженные цены тезисом, что «русский с китайцем – братья навек», а торговцы уменьшали стоимость «бартерной» части контракта чуть не в два раза, а в случае несогласия предлагали институту самостоятельно торговать китайскими товарами. Солидный кусок от контракта откусывало государство, как хозяин своих оборонных предприятий.

Позже, во второй половине 90-х годов, этот рынок принял более цивилизованный облик. Исчез бартер, пропали фирмы-прилипалы, поднялась стоимость контрактов. Правда, и заказчик стал более привередлив: за свои деньги хотел выбирать, иногда норовил заказать не целиком изделие, а только ту его часть, которую не мог сделать сам. Но и институты стали свободнее, могли отказываться от невыгодных, рискованных или тяжелых контрактов, тем более что заказчиков становилось все больше.

Работникам институтов несколько прибавили зарплату, некоторым оформили заграничные паспорта. Работники секретных институтов стали ездить за границу!

Государство забеспокоилось, попыталось ограничить круг лиц, командируемых за рубеж, в институты поехали представители в штатском. Представители приглашали главных конструкторов разработок и выясняли, не пытаются ли иностранцы в процессе работы по своему контракту узнать тактико-технические данные нашего оружия. «Да вроде бы, ничего такого они не спрашивали», – недоуменно отвечали руководители разработок. Сережа Зуев попытался объяснить представителю, что опасность не в том, что иностранцы интересуются нашими тайнами, а в том, что они, заплатив за одну разработку, хотят постигнуть все, заполучить себе весь опыт нашей работы. Они сами хотят стать разработчиками не хуже наших, и если задают лишние вопросы, то не разведывательного, а общенаучного или общетехнического характера. Сереже показалось, что представитель его не понял. Но, видно, понял, к тому же, наверное, не один Сережа это говорил, во всяком случае, появилось строгое указание не делать для иностранных заказчиков ничего, что выходит за рамки конкретной разработки. Указание-то появилось, но ведь все равно научатся…

* * *

– Директор Арьсен нам как отец, профессор Зуин нам как брат, инженер Миша нам как родственник. Мы очень рады, что работаем вместе и укрепляем дружбу между русским и китайским народами. Предлагаю этот тост за нашу успешную работу и за здоровье русских специалистов! – Сережа сидел за круглым столом с большим вращающимся кругом, уставленным блюдами, посередине и слушал переводчика. В одной руке он держал крошечную, грамм на пятнадцать, рюмочку с пахучей китайской водкой, а в другой палочки.

Наше мнение, что хорошая водка не должна иметь сильного запаха, а если он есть, то это не водка, а самогон, не соответствовало китайскому. Китайцы считают, что любое блюдо должно доставлять наслаждение видом, запахом и вкусом. Пытаясь внести ясность в этот важный вопрос, наши деликатно спросили, почему у китайской водки такой сильный запах? Китаец воспринял это как комплимент и радостно ответил: «Да, сильный запах и хороший вкус!»

Директором Арьсен китайцы звали Арсена Степановича, профессор Зуин, это был Сережа, а инженер Миша – Миша Севостьянов из Сережиной лаборатории. За столом из наших был еще председатель профкома Роман, которого директор давно обещал взять в Китай. Но Роман приехал впервые, с ним китайские инженеры еще не работали и, видимо поэтому, родней пока не признавали.

Тост произносил Ван, руководитель работ, небольшой начальник, равный примерно Сереже по уровню. Переводил пожилой инженер Ши, по-китайски Лао Ши, почтенный Ши. Он когда-то учился в Москве, в Энергетическом институте, работал в Пекине по специальности, потом несколько лет перевоспитывался в деревне. Теперь он понадобился стране в качестве переводчика.

Наши тоже переименовывали китайцев, звали по-русски. Вана – Ваней, Ши – Сашей. Иногда китайское имя произносилось неприлично, тогда наши называли китайского товарища Хуэй. Китайцы смеялись и говорили, что так неправильно звучит, потом весело произносили, как нужно. Некоторые русские слова китайские специалисты выучили быстро, в частности слово «чуть-чуть».

Пользоваться палочками Сережа научился еще в первый свой приезд в Китай, а теперь он был в Пекине четвертый раз. Китайцы принимали наши делегации очень хорошо. Приличная гостиница с одноместными номерами, вкусная, обильная и необычная пища, потрясающие экскурсии. По условиям контракта, все за счет принимающей стороны. А на валютные командировочные можно было что-то купить или привезти деньги домой. Этот аспект международных отношений директор отслеживал очень скрупулезно и на сетование одного сотрудника на недостаточную зарплату директор с искренним возмущением воскликнул: «Но вы же имеете дополнительные доходы от загранкомандировок!»

Китайцы учились очень старательно. Записывали каждое слово, прорабатывали свои записи по вечерам и на следующий день задавали вопросы, иногда дурацкие, сразу не поймешь, как такой вопрос мог у китайца возникнуть. Но к познанию стремились всеми силами.

Это были даже не молодые, а юные специалисты. Лет, наверное, двадцати двух, двадцати пяти. Еще во время их первого визита эти мальчишки пошептались между собой и, смущаясь, спросили Арсена Степановича через переводчика: «А молодые инженеры у вас есть?» «Молодые? – переспросил директор. – Конечно, есть!» И указал на Сережу. Китайцы не выдержали и засмеялись. Для них профессор Зуин, сорока с лишним лет, никак не мог сойти за молодого. Это у себя в институте Сережа считался молодым, потому что моложе него после произошедших в России событий почти никого не осталось.

* * *

Служба, как правило, расставляет инженеров по местам. Такие инженеры, как Таня Зуева или Маша Иванова, получившиеся из тех самых неспособных студенток, до пенсии получают младший оклад. Иногда они находят другое, более подходящее для них дело. Но другую работу поискать им тоже не по силам, и они, несчастные, так и сидят, ничего не понимая, только, в зависимости от характера, гордятся многолетним стажем, ругают начальство или возмущаются теми, кто продвигается по службе, потому что у них «все схвачено».

В большой степени из-за таких инженеров нельзя создать в «почтовом ящике» атмосферу ритмичной и творческой работы за хорошие деньги. Это они вовремя приходят на работу, вовремя уходят, но между этими двумя событиями мало что делают. Это из-за них сложилось мнение, что в закрытых институтах бездельничают. Они ничего не делают, потому что ничего не умеют делать, они развращают своим бездельем товарищей по работе.

Наверное, не каждый поверит, что наличие таких инженеров в оборонных НИИ и КБ – явление массовое, они составляют, наверное, четверть, а то и треть инженерного корпуса закрытых учреждений. Они громко кричат, что при социализме было лучше. Еще бы, тогда они получали 120 рублей в месяц, а к пенсии дорастали до 170, и на эти деньги в общем-то можно было жить. К тому же их толковый товарищ получал немногим больше. О хороших заработках, или о поездках за границу никто не смел и мечтать.

Раньше в официальные командировки, как правило на выставку вооружений, авиасалон или что-нибудь в этом роде, ездил только директор. Случались и другие командировки. Могли посадить двух—трех человек в самолет на военном аэродроме, привезти в какую-нибудь южную страну, иногда без всякого оформления. Там, в чужой стране, в автомобиле привозили на точку, где эти люди разрешали техническую проблему, возникшую в разработанной ранее системе. Никаких экскурсий. Опять в машину, на самолет, и домой. Иногда после такой поездки у командировочного возникала неизвестная нашим врачам болезнь. Тогда весь институт боролся за его здоровье, создавая какую-нибудь небывалую кровать или хирургический инструмент. Но такие поездки относились к области экзотических случаев. К тому же тот, кто ездил за границу, ничего потом не рассказывал. Во-первых, потому что нельзя рассказывать, а во-вторых, потому что нечего.

В конце века выяснилось, что наше оружие и достижения в смежных с оборонной техникой разделах науки чуть ли ни единственный конкурентоспособный отечественный продукт на мировом рынке. Наши стали торговать оружием.

Когда на инженерную зарплату прожить стало невозможно, и Тани с Манями бедствовали, способный инженер, сидевший с ними за соседним столом, ездил в командировки в Китай и Индию. И сколько он получал, было неизвестно.

Инженеры института стали довольно резко разделяться на две категории: «чистые» и «нечистые». Разделение это было всегда, но особенно ясно оно обозначилось, когда основной работой стало выполнение китайских, индийских и подобных международных контрактов. «Чистые» ведут эти контракты (большей частью переделывают наши старые разработки), иногда ездят в Китай и получают валютные командировочные, надбавки и премии. Это, как правило, приличные инженеры, знающие свой прибор или умеющие хорошо писать технические документы. «Чистые», как толстовские счастливые семьи, похожи друг на друга: из Китая они везут женам, дочерям и любовницам жемчужные бусы и шубки из козьего меха, сыновьям – кожаные куртки и дешевые китайские тестеры, а для украшения квартир – разнообразные вазы, парные и непарные, и сандаловых Будд.

Представители «нечистых» значительно разнообразней. Но большая часть их состоит из людей непригодных к инженерному труду, преобразовавшихся из тех самых тупых студентов.

Глава 36

Как могло случиться, что Сергей Геннадьевич Зуев, кадровый специалист, плоть от плоти «почтового ящика», приросший к нему, знавший в нем все ходы и выходы, ушел из института?

Конечно, Сережа и «малое предприятие» при институте организовал, значит с основами предпринимательской деятельности познакомился. Но ведь все это «от работы», рядом, просто новый способ организовать ту же самую работу, чтобы получить за нее больше денег.

Конечно, Сережа наступившую бедность болезненно переживал, перед семьей ему стыдно было за свою несостоятельность как кормильца, и он искал выход. Но ведь пик бедности уже прошел. Зарплата поднялась. Появились поездки в экзотические страны, которые так нравились Сереже.

Конечно, сын крепко взялся за работу в новом обществе, сам не лоботрясничал и об отце подумал. Были конечно и веские причины, и конкретные предпосылки… И все же как могло случиться?! Нет, не пойму!.. А дело было так.

Генка приехал один, без Оли, поздоровался и потащил отца в комнату.

– Слушай, отец, хочешь подработать? – спросил Гена.

– Буржуя, что ли, какого-нибудь в аэропорт отвезти? Да ведь они на «Жигулях» не любят ездить, – ответил Сережа, не настроившись на ответственный разговор.

Генка поморщился. «Мне бы в голову не пришло такую рожу скорчить при разговоре с отцом», – подумал Сережа.

– Пап, давай так, с этой минуты ни одного пустого слова. Разберись сначала, потом начнешь шутить. Значит, давай по порядку. Есть дальний клиент, который хочет вложить деньги в ценные бумаги, – стал рассказывать сын. – Нужно ему помочь разобраться, подготовить рекомендации, куда с наибольшей выгодой вложить средства. Твой гонорар – пятьсот долларов. Срок – две недели. Понял?

– Ни одного слова.

– Ладно, объясняю по пунктам, а ты кивай, если понятно, вверх-вниз, а если непонятно, то мотай головой вправо-влево, – сказал отцу нахальный Генка.

– Пошути еще с папой, негодник! – Генкина фамильярная манера разговаривать немного задевала Сережино самолюбие, но ведь сам такого воспитал, без комплексов. И Аська такая же. Так что ничего.

– Я работаю в банке. Предприятия, по-нынешнему – фирмы, которые имеют в банке счета, называются клиентами. Среди них есть дальние, немосковские фирмы. Одна такая фирма хочет на свои деньги купить акции, облигации, векселя и тому подобное, что называется «ценные бумаги». Купля-продажа таких бумаг – тоже один из видов заработка. Они попросили у банка рекомендацию, как это сделать. Наше руководство предложило им заключить договор с банком, чтобы мы для них покупали-продавали, сами при этом зарабатывали, ну и отвечали бы перед ними. Клиент так не хочет. Просит рекомендаций, чтобы начать эту деятельность самостоятельно. Самому, без банка, хочется ему этим заниматься. Наши отказались: «Банк – не консалтинговая фирма». Это значит, что за свои рекомендации мы будем отвечать. Если они, действуя по рекомендациям, проиграют, то мы будем виноваты, а исправить ничего не сможем. Тогда клиент обратился ко мне: «Дай рекомендации лично, не как работник банка». Я своим местом в банке дорожу, левыми работами не занимаюсь. Но их не прогнал, а сказал, что есть человек, кандидат наук, он сделает.

– А то, что кандидат наук не знает, какая разница между акцией и облигацией, ты их предупредил? – недоуменно спросил Сережа.

– Папа, не преувеличивай глубины своего невежества. Я ручаюсь за два часа все необходимые сведения тебе сообщить. Книжку тебе привез, в портфеле лежит, ее почитаешь, – ответил сын. – А следующий этап – поездишь по разным банкам, фондовым магазинам, поговоришь с людьми и напишешь записку.

– Предположим, я теорию освою. Но кто в этих банках станет со мной разговаривать? Какие у меня полномочия?

– Папа, ну ты же не в секретный институт поедешь! Позвонишь по телефону, скажешь, о чем речь, тебя тут же сквозь всю охрану в красивый кабинет проведут.

– А клиенты эти знают, что я – твой отец?

– Конечно, я им сказал.

– Ну, ты даешь, ребенок! Неожиданно, непривычно как-то, – сомневался Сережа. – А что будет, если они, действуя по моим научным рекомендациям, прогорят в пух и прах? Даже банк твой этого испугался.

– Ты за них не бойся. Они умные и деловые люди. Они просят то, что им нужно, а действовать будут, как хотят. Еще вопросы есть?

– Нет, сэр! Все ясно, сэр. Когда приступать? – сдался Сережа.

– Давай полопаем и начнем.

* * *

Подготовленная Сережей записка на пяти листах две недели изучалась в далеком сибирском городе. А потом раздался междугородний телефонный звонок.

– Сергей Геннадьевич? Это ваши заказчики, – раздался в трубке незнакомый молодой голос. – У нас праздник – пятилетие работы нашей фирмы. Мы приглашаем вас и вашу жену пожаловать к нам на торжество. Через две недели, на три дня: пятница, суббота, воскресенье. Сможете прилететь?

– Наверное, сможем, – с сомнением в голосе проговорил оторопевший Сережа.

– Мы очень рады, – тут же раздалось в трубке. В отличие от Сережи, его собеседник не ведал сомнений. – Ждем вас. Встречать будем в аэропорту. Деньги на поездку вам передаст ваш сын. До свидания.

– До свидания, – ответил Сережа.

* * *

Дальше завертелось, как в калейдоскопе. Самолет, машина, гостиница. Официальная часть праздника во Дворце культуры далекого сибирского города, потом неофициальная – концерт специально привезенных артистов из Москвы, потом самая неофициальная: экскурсия в тайгу, экскурсия на рудник, баня, пельмени с водкой (потому что, как объяснили Сереже, пельмени без водки только свиньи кушают).

А накануне отлета домой серьезный разговор с руководством фирмы. Сереже предложили собственные рекомендации, изложенные в справке, воплотить в жизнь. Для этого поступить на работу к ним на фирму в ранге полномочного представителя в Москве. Офис для представительства уже присмотрен. Работать – через банк, где работает Гена. Или, через другой, если Сергей Геннадьевич пожелает. Будут у представительства и другие функции: встретить командировочных, разместить в гостинице, помочь с покупками. Для этой работы нужно найти шофера и секретаря и купить недорогую машину, например «Жигули», а также оргтехнику и средства связи: факс, ксерокс, компьютер, сотовый телефон. Но такая работа Сергея Геннадьевича, ни, Боже мой, касаться не будет…ну, может быть, только в части общего руководства.

Татьяна сидела и изумленно хлопала глазами. Сережа тоже был как под анестезией. Директор фирмы, который все это излагал, был молодым парнем, на несколько лет старше Гендоса. Говорил он правильным литературным языком, иногда только вставляя в конце вопросительных предложений: «Ага?», «Вы меня поняли, ага?». Но от этого избавиться было трудно – так говорили все в этом городе.

И Сережа ушел из «почтового ящика», и даже не очень сильно сомневался. Надоели институтские стены. Надоело быть самым молодым, теперь он стал сразу самым старым на новом месте работы.

Опасался, что его уход вызовет взрыв, обвал, ну, хотя бы сильный шум. Но нет, ничего такого не было. Главный инженер пытался уговаривать, но не слишком настойчиво. Выслушал Сережину историю и сказал: «Ну, ладно, отпускаю тебя на год, через год возвращайся!» А директор и не уговаривал. Спросил, столкнувшись с Сережей: «Вы, кажется, хотели со мной поговорить?» «Нет, не хотел», – ответил Сережа, и разошлись. С другой стороны, и хорошо, не так больно. Отходную пьянку Сережа устраивал со спокойным сердцем.