Текст книги "Гуляния с Чеширским котом"

«Он знал, что вертится Земля, но у него была семья…»[65]65
  Для тех, кто со слишком большим пафосом относится к семье, меланхоличный Шопенгауэр написал: «Единственное неудобство иметь четырех жен – это четыре тещи».


[Закрыть]

В наше время средняя английская семья мало чем отличается от среднеевропейской: муж и жена – одна сатана, двое детей. Родители обычно живут отдельно, детей приучают к самостоятельности, и они при первой возможности выпархивают из гнезда. Один развод на каждые три семьи – как и у нас (еще одно сходство с нами!), первое место по разводам в Европейском союзе. Правда, разведенные вступают, как правило, в новый брак, однако хватает матерей– и отцов-одиночек, в Англии их больше, чем в других европейских странах. К концу 90-х годов XIX века четверть незамужних англичанок в возрасте от 18 до 49 лет сожительствовали с мужчинами – о, дщери Альбиона![66]66
  Интересно, как это у дщерей получается? Репутация у них неважная, но, я думаю, это дело рук «французских собак». Анекдот: «Англичанин снял номер в парижской гостинице, его предупредили, что номер темный и неудобный. „Как вы провели ночь?“ – спросил утром портье. „Отлично!“ – „Мы забыли вас предупредить, что в номере находится мертвая француженка…“ – „Да? А я думал, что это живая англичанка!“»


[Закрыть]

Увеличение продолжительности жизни привело к тому, что появилось много одиноких вдов и вдовцов, попутно заметим, что в Великобритании 5 млн пенсионеров, из которых только 750 000 могут существовать без дополнительной материальной помощи. К детям принято относиться как к равным; патернализм прошлых веков уступил место свободному воспитанию. Помнится, меня особенно поражало, что английские мамаши не носятся со своими детьми как с писаной торбой, не кутают их в ненастную погоду, не указывают постоянно ребенку, что он должен делать. С ужасом я наблюдал, как дети бегают под проливным дождем по сырой земле босиком, а мамаше хоть бы хны! – россиянка давно схватила бы ребенка и прижала к своей сердобольной груди! Если ребенок плачет, англичанка обычно не обращает на него никакого внимания, пусть он хоть заливается от рева, а преспокойно вяжет или ведет беседу. В этом есть глубокий смысл: дитя с детства приучают к самостоятельности, не дергают его по пустякам.

Подмечено, что свободное время англичане склонны проводить в семье, и в этом они тоже похожи на русских, правда, мужики не хлещут водку на семейной кухне. По воскресеньям или на праздники разрозненные члены семьи часто собираются вместе, например: поколдовать над рождественской индейкой с вареными морковью и картошкой, горошком, брюссельской капустой и, конечно же, с подливкой.

– Какая скука! – вздохнул Чеширский кот. – Так и хочется, задрав хвост, рвануть подальше от такой семейки! Что может быть прекраснее вольных женщин, резвящихся на чердаках и крышах? А от твоего занудства по поводу брюссельской капусты и вареной моркови меня тошнит. Поговорим о женщинах, все-таки без них семья невозможна…

«Почему же невозможна? – подумал я. – Совсем недавно два английских педераста образовали законную семью, их примеру последовали две лесбиянки. Так что вечная зависимость мужчин и женщин друг от друга подошла к концу».

И все же поговорим о женщинах. Многие любители и эксперты считают английских мужчин и женщин самыми красивыми в мире. «О, как красивы английские девушки! – писал немец Роденберг. – Пусть другие теряют голову от черных глаз, маленькой стопы и грации парижанок. Подайте англичанку с аристократическими чертами лица, двумя рядами белоснежных зубов, с густыми золотистыми волосами и огненным сердцем!» (Подайте, подумал я, но где они?)

Французский историк Ипполит Тэн считал, что в Англии женщины самые женственные, а мужчины самые мужественные. Боюсь, что немец увлекся «огненным сердцем», а француз – метафизикой «вечно женственного». Оливер Голдсмит: «…наши суждения о красоте полностью зависят от моды и каприза. Древние, считавшие себя тонкими ценителями красоты, восхищались узким лбом, рыжими волосами и сросшимися бровями, таковы прелести, некогда пленявшие Катулла, Овидия и Анакреонта. Однако различия между людьми древности и нынешними не столь велики, как между людьми, живущими в разных странах. Так, например, влюбленный из Гонгоры вздыхает по толстым губам, а китаец вдохновенно восхваляет тонкие; в Черкесии прямой нос считается наиболее отвечающим канонам красоты, но стоит вам пересечь горы, отделяющие эту страну от татар, и окажется, что там в чести приплюснутые носы, желтая кожа и глаза, между которыми три дюйма расстояния. В Персии и некоторых других странах мужчина, женясь, предпочитает, чтобы невеста была девушкой, а на Филиппинских островах, если жених обнаружит в брачную ночь, что ему подсунули девственницу, то брак немедленно расторгается и невесту с позором возвращают родителям».

Меня англичанки никогда не прельщали: я настолько уставал от постоянного диалога на английском, что тянуло в сон. Правда, с ними можно было и не говорить, собственно, было глупо с ними говорить, но что поделать? – служба! К тому же из-за долгого чтения троицы сестер Бронте, Диккенса и Теккерея образы англичанок у меня ассоциируются с бледными, несчастными гувернантками, которых хочется усадить у камина, закутать в плед, напоить глинтвейном и бесконечно долго растирать им холодные ножки. Наверное, поэтому принято считать, что все они спят в ночных рубашках из твида…

В начале XVIII века на женщин смотрели со снисхождением и исключали их участие в общественной жизни. Именно тогда появилась борьба за эмансипацию, за участие в выборах, начали создаваться «клубы синих чулок», и они совсем не были такими синими, как представляют это ненавистники феминизма. Женщины с головой окунулись в Знание, они не только взялись за литературу, но пустились в изыскания на ниве физики, химии, хирургии, медицины, ботаники, астрономии, минералогии, они начали – о, ужас! – корпеть над философскими фолиантами шотландца Дэвида Юма… В клубах и салонах женщины пытались организовать публичные дискуссии, но немногие обнаружили в себе ораторские таланты, к тому же на такие сборища начали проникать хитроумные мужчины, переодетые в дамское платье. Только в 1870 году парламент признал право женщин контролировать свои финансы. Если в «Словаре национальных биографий», выпущенном в 1900 году, из 28 000 великих имен лишь 1000 составляли женщины, то к 1990 году произошел прогресс: там уже женщина была каждой десятой в числе биографий. Кембриджский университет допустил в свои стены женщин только в 1948 году. Почему?

– Да глупые они! – сказал Кот. – Посмотри на женский череп, пощупай! Он такой хлипкий, что может лопнуть под лапами. И сил у них меньше, и много у женщин несуразностей вроде торчащей груди или менсов, вызывающих даже температуру… Тут кошки дают им фору.

Тем не менее в наше время и девушка Бутройд уже давно спикер, и железная мадамища Тэтчер вошла в историю, и страна читает одних писателей-женщин, и это ужасно. Но самое главное, зайдите в паб: все забито бабами, пьют, курят, болтают, и на истинного Male Chauvinist Pig[67]67
  Одна прекрасная англичанка подарила мне галстук с надписью «Мужская шовинистическая свинья». Надеваю по торжественным датам.


[Закрыть] ни одна не поднимет очей.

Лорд Честерфилд: «Женщину следует воспринимать чуть ниже, чем мужчину, и чуть выше, чем ребенка».

А у нас, в СССР, секса нет…

– Чего не хватает вам, русским, так это чувства меры! – сказал Кот. – Как начнешь болтать, то тебя не остановить. То ты буйно весел, то впадаешь в меланхолию и учишь, как жить. Скучно, друг мой, скучно! К черту феминисток, давай лучше поговорим о сексе и абортах! (Будто это не одно и то же!) О, доброе старое время!

А чего в нем, собственно, доброго? Подумать только: сколько пришлось страдать, используя единственный метод предохранения – coitus interruptus.[68]68
  Мне трудно объяснить, что это такое, но уверяю, что не название коктейля.


[Закрыть] Презервативы продавались в Лондоне с 1776 года, но считались дорогими и ненадежными, для них использовали полотно, кишки животных или рыбью кожу. (Несчастные мужики! На какие испытания обрек их Господь из-за того, что Адам съел яблоко, протянутое Евой!) В начале XIX века шотландский врач Драйсдел советовал использовать защитные чехлы, губки и теплый душ, а также писал о теории ритмов, предусматривающей совокупление лишь в определенные дни. Положение изменилось к середине следующего века, когда научились вулканизировать резину. Сейчас на всю Великобританию около 178 тысяч абортов в год, то есть каждый пятый ребенок погибает.[69]69
  Сэр в кресле с газетой за утренним кофе. Леди спускается по лестнице из спальни. «Плохая новость, сэр. То, что мы принимали за беременность, оказалось не беременностью…» – «Как, миледи, у нас не будет наследника?» – «К сожалению, нет, сэр!» – «Боже мой! Опять эти нелепые телодвижения!»


[Закрыть]

Но все равно время было старым и добрым, оно выглядело колоритнее нынешнего. Найти женщину и создать семью было несложно, но вот развестись…

Жил-был веселый человек Георг IV, король английский, повеса и мот. Еще в 1798 году, когда Георг являлся принцем-регентом, родители заставили его заключить брак с дочкой немецкого герцога по имени Каролина. Уже на смотринах в Сент-Джеймсском дворце, когда по ритуалу невеста стояла на коленях, жених от избытка чувств повернулся к другу: «Харрис, принеси мне рюмку бренди, я неважно себя чувствую!» Когда кто-то тактично заметил, что в данных обстоятельствах приличествовал бы стакан воды, Георг нецензурно выругался и выбежал из помещения. Во время свадьбы он напился вдупель и непрерывно икал, а в семейной жизни постоянно лупцевал несчастную Каролину, открыто ей изменял и окружил ее шпионами – куда без них деться!

Но принцесса оказалась с норовом: однажды застукала мужа в Грин-парке, когда он рвал цветы, но не для нее, а для своей дамы сердца. Тогда она приказала вытоптать все цветы и засеять парк травой. Сначала принцесса слабо боролась за свои права, но к пятидесяти годам достаточно созрела, чтобы бросить мужу наглый вызов: двинулась в поездку по Европе со своим дворецким и любовником Бергами. Тут принц и начал работу по сбору компромата, а в 1820 году, унаследовав корону, подал на развод, обвинив супругу в неверности.

Начался шумный судебный процесс, на котором в качестве свидетелей выступали десятки иностранных официантов и горничных. Отрывки из судебного протокола допроса слуги: «Вы присутствовали во время подогрева кровати Бергами?» – «В то время я там не был, но я принес грелку». (Тогда англичане спали в нетопленых комнатах и постели обогревали грелками, в ходу до сих пор шутка: «У англичан нет секса, у них есть грелка».) – «Слезал ли Бергами с кровати, чтобы дать ее подогреть?» – «Да». – «Была ли принцесса в то время в комнате?» – «Да». – «Видели ли вы вдвоем принцессу и Бергами вечером во время поездки?» – «Вечером не видел». – «Тогда днем или ночью?» – «Только днем». – «В какое время?» – «Точно не помню, но кажется, перед ужином или после». – «Вы что-нибудь заметили, когда видели их вместе?» – «Да». – «Что же?» – «Когда я проходил через двор, я увидел, что принцесса делает это…» (Показывает.) – «Кто находился с принцессой?» – «Бергами».

Тут следовало возражение защиты по поводу телодвижения свидетеля: по английским законам любые факты требовали точного описания словами, только тогда они признавались судом. «Опишите, что делали принцесса и Бергами, когда вы проходили по двору?» – «Принцесса обнимала Бергами». Вопрос лорда – члена суда: «Что вы подразумеваете под словом „обнимала“?» – «Она делала руками так…» (Показывает.) – «Куда она положила свои руки?» – «Принцесса положила руки ему на плечи». – «Вы имеете в виду талию?» – «Да». Вопрос обвинителя: «Они смотрели друг на друга?» – «Да». – «Касались ли друг друга лицами?» – «Лица были на некотором расстоянии – она ведь маленького роста, а он высокий».

А вот более пикантные свидетельства горничной: «В Карлсруэ Ее Величество была в спальне Бергами; она сидела у него на кровати, а он лежал на спине и обнимал ее за шею. В этот момент я случайно вошла в комнату… на постели лежал плащ, который впоследствии Ее Величество надевала; на той же постели были видны некоторые пятна… думается, об их происхождении господа судьи сделают выводы сами, без описаний». Вот это допросик, что там ЧК! Заметим, что британский суд полностью оправдал королеву, и она, оставшись неразведенной, в следующем году отдала богу душу на радость своему супругу.

Так уж повелось, что в Англии до конца XIX (!!!) века разводили только при доказательстве измены одной из сторон. До сих пор никто в мире не превзошел англичан по красочной скандальности бракоразводных процессов! Свидетели работали что надо: один видел через замочную скважину, как миледи покрывали поцелуями и бросали на тахту, а затем она приводила себя в порядок перед зеркалом; две подружки-актрисы продырявили дырочку в стене и наблюдали, как их коллега задирал даме юбку и целовал ее в колено. Мадам Харрис попросила служанку повесить к приходу мужа новые занавески. Правда, пришел не муж, а сосед-священник, и сестра мадам, ее подружки и все служанки всю ночь простояли в коридоре и, как показали позже на суде, слышали скрипы кровати, а утром обнаружили пятна (!) на простынях. Кучер видел свою жену на лугу с любовником «в очень экстраординарной позиции»; епископ давал показания, что его жена соблазнила юношу, которого она привела в дом для женитьбы на собственной дочери, последняя и сообщила папочке, что мама проводит ночи с женихом, и тот всю ночь слушал из укрытия, как они целовались. Когда наступила тишина, он вместе с дочкой и слугой ворвался в комнату…

Судьи обожали выслушивать похабные детали и всегда задавали дополнительные вопросы, не случайно один пострадавший назвал их «худшими порнографами». Везде в мире обманутые мужья и жены стыдились выносить сор из избы и выглядеть глупейшим образом. Но только не в Англии: капитан корабля застал свою жену в постели с матросом, с помощью всей команды привязал обоих к мачте, и затем их протащили по всему Ист-Энду под музыку оркестра и при огромном стечении зрителей. Другой подозрительный сквайр сообщил жене, что отбывает, но тут же вернулся из «поездки» и застал ее в объятиях офицера. По его приказу слуги связали их шнуром, привязали к спинке кровати и на четыре дня выставили парочку на обозрение всем соседям и любопытным. Правда, иные мужья и жены были смирнее: например, вельможа Джордж Кеппел полагал, что выполняет патриотический долг, поощряя любовную связь своей жены с Эдуардом VII. А ведь мог устроить скандал и подать на развод!

Что же лежало в основе этого уникального английского феномена? Жестокость? Приверженность кодексу джентльмена? Агрессивность? Мазохизм?

– Зря ты влез в это дело, – заметил Кот. – Ты не понимаешь, что англичане всё делают основательно и любое дело доводят до логического конца. Очень жаль, что в наше время все истрахались и безрадостно изменяют друг другу.

Учитесь торговать!

Но все же самым потрясающим в истории английской семьи остается тот факт, что до конца XIX века продавали и покупали жен! Даже в России, по европейским меркам варварской стране, не было такого безобразия, торговали крепостными, дочерьми, наконец, но чтобы продать верную супругу… Говорят, что этот обычай пришел с древних времен, когда в период патриархата английский папа выращивал девочек не только для работы по хозяйству, приготовления пищи, шитья и кройки, но и для обогащения: продажи девиц женихам. С приходом христианства эта традиция уже укоренилась, и наиболее предприимчивые папаши продавали одних и тех же дочерей разным женихам. Правда, был шанс вернуть дочь отцу и получить денежки обратно, если в ней при ближайшем рассмотрении обнаруживались недостатки. Постепенно рыночные отношения охватили и жен, и эта практика расцвела в конце XVIII – начале XIX века. Супруг вел свою жену на рынок, где продавался скот, надев ей на шею веревку, как мирной корове. Там он назначал цену, торговался и в присутствии свидетелей продавал жену (обычно вдовцам и холостякам). Дети от нового владельца считались законными, иногда владелец считал возможным заключить церковный брак, например: какой-нибудь лорд, соблазнивший красавицу-супругу своего слуги, мог ее купить у мужа и затем на ней жениться. Порой объявления о продаже жен появлялись в газетах.

Чтобы успокоить возмущенных феминисток, добавлю, что и мужей продавали с молотка! И самое обидное для нас, мужиков, заключалось в том, что цену устанавливали очень низкую, гораздо ниже цены для жен, все-таки женщины тоньше и изощренней – умеют обидеть! Или мы большего не стоим?

Многие объясняют традицию продажи жен сложностями развода: гораздо проще и выгоднее продать, нежели проводить дело через суд. Резонно и, главное, практично, особенно если не хватает на виски. И все же: почему? Невольно хватаешься за голову и соглашаешься с профессором Блохом о зависимости английского национального характера от распространения порки розгами, склонности к дефлорации и прочих жутких фрейдистских штучек.

Так и осталась эта особенность быта котом в мешке.

– Ты просто охамел! – вскричал Чеширский кот. – Видимо, ты столько продавал и покупал жен, что у тебя не осталось ничего святого! Что это за коты в мешках? Это тебя наверняка таскали в мешках на агентурные операции! Еще скажи, что ты жил со своей последней женой как кот с собакой, хотя, между прочим, коты обожают собак, а вот собаки почему-то не любят котов и вечно за нами гоняются. Выражайся поделикатнее: проблема похожа на скелет в шкафу.

Мы еще вернемся к проблемам любви (но без семьи), а сейчас несколькими штрихами обрисуем ОБРАЗОВАНИЕ, структура которого так же сложна, как порядок уплаты налогов.

Ох уж эта образованщина!

Признаемся, что дело это такое же непосильное, как и попытка объяснить систему медицинского и страхового обеспечения, которую в 1948 году создали лейбористы. Государственную бесплатную медицину ругают все, но попробуйте ее отменить! – на дыбы встанет вся Англия! Конечно, лечение зубов или заказ очков предусматривают оплату, но скидки внушительны, а страховые выплаты за увечья, болезни, инвалидность и подобное забирают 47 % расходов на социальные нужды.

Начальные и средние школы в Великобритании охватывают 7,7 млн человек; кроме этого, существуют около 500 колледжей, дающих специализированное образование после средней школы: политехническое, в областях науки, искусства или коммерции. Высшее образование получают в 34 университетах. Но английская элита обычно черпала знания в частных школах, именуемых, словно в издевку, public, туда принимают с одиннадцати лет за кругленькую сумму. Обычно после частной школы абитуриент легко поступает в ведущие английские университеты, вроде Оксфорда или Кембриджа.

Я предпочел бы воздержаться от оценки качества английского образования: бывали и непроходимо глупые выпускники Оксфорда, и такие кумиры, как Льюис Кэрролл или множество премьер-министров.[70]70
  У. Черчилль писал: «Школьные учителя обладают властью, о которой премьер-министры могут только мечтать».


[Закрыть] Но в любом случае и частные школы, и университеты остаются важнейшей частью английской жизни. Без излишнего придыхания могу отдать должное развитой системе факультативного посещения и концентрации на семинарах, а не на лекциях.

Вспоминаю англичанина, защитившего в Оксфорде диссертацию по Ахматовой: он плавал в ее жизни и творчестве как рыба в воде, знал все даты написания ею стихов и даже изучил улицу Бонапарт в Париже, куда бегал к ней на свидания распутный Модильяни. Зато он только слышал о Баратынском и Кузмине – с этой узостью западного образования я сталкивался постоянно, но до сих пор не уверен, хорошо это или плохо по сравнению с широтой дилетанта.

Совсем недавно вновь я посетил места давних боев в Виндзоре, полюбовался Гольбейном и Халсом в Виндзорском замке, поглазел на смену караула на площади, а затем перешел через мостик с живописным пейзажем по обе стороны (по Темзе плавали несметные отряды лебедей, которым мне, подобно Паниковскому, хотелось отвинтить головы) и очутился в знаменитом Итоне, частном колледже, который окончили восемнадцать премьер-министров и много других английских и международных великих деятелей. Еще в школе я знал, что «битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных полях Итона», и прошелся по зеленому дерну, рассчитывая, что он вдохнет в меня английскую волю к победе. По улочкам беспечно бродили школьники во фраках и полосатых брюках, жилеты у них были разные, зато у каждого шея торчала из белой манишки с белой бабочкой. Признаюсь, что меня больше интересовала осмысленность их физиономий, но, увы, словно нарочно, навстречу попадались одни мордовороты (возможно, гениальные), ничуть не отличавшиеся от ребят со Сретенки, которые, помнится, в третьем классе весьма успешно лупили меня, отличника, своими замызганными портфелями.

Спорт, конечно, играл главную роль в образовании, это спасало от мастурбации жаждущих школьников, но не от гомосексуализма, который, как считают многие, распространен в Англии именно благодаря частным школам. Спорт помогал, спорт способствовал: автор гимна «Земля надежды и славы» А. Бенсон признавался, что сексуальные проблемы его не волновали, герой Англии генерал Гордон в четырнадцать лет мечтал стать евнухом, а фельдмаршал Монтгомери настолько сумел одолеть в себе дьявола, что во время дебатов о разрешении гомосексуализма в Англии предлагал установить возраст для педерастов: восемьдесят лет!

Изможденные игрой в регби и участием в регатах, школьники возвращались в свои комнаты, забрасывали ноги в грязных спортивных ботинках на стол, дули французское шампанское, в то время как слуги в специальных комбинезонах разжигали камины.

Но это было давно, сейчас все проще, и в частных школах учатся дети новых русских. Однажды я летел в Москву с девицей лет шестнадцати (из свойственной новым русским конспирации она не представлялась и не упоминала о профессии своих родителей). Она читала «Идиота» Достоевского (домашнее чтение) и в неожиданном порыве откровенности поведала мне о своем обучении в закрытом колледже в Челтенхеме. О, я хорошо знал это местечко, ибо там располагался центр шифровальной службы Англии, пролезть туда – мечта советского разведчика. Девочка излила мне душу по поводу ужасов частной школы: огромное количество заданий, никуда не выходить за пределы школы (в Лондон их свозили на экскурсию лишь один раз), не посещать комнаты друг друга вне зависимости, мальчик это или девочка, полное подчинение воспитателям. «А как же обстоят дела с мальчиками?» – задал я нескромный вопрос. «Нам разрешают целоваться на переменах, когда все собираются во дворе, правда под бдительным оком воспитателей! – ответствовала она грустно. – Поэтому я упросила родителей иногда вызывать меня на уик-энды в Москву», – тут ее личико засветилось от предвкушения предстоящего счастья.

– Ты просто постарел и стал злым как бешеная собака! – вдруг вскричал Кот и спрыгнул ко мне на письменный стол откуда-то с потолка. Его круглые глаза стали светло-зелеными, уши загнулись вниз, а усы так топорщились, что один край попал мне в ноздрю, и я неожиданно зачихал. – Что ты несешь о частных школах и моем любимом Оксфорде?! Разве не прославили его Роджер Бэкон, Шелли и Байрон? И как только поворачивается у тебя язык! У тебя с твоим вшивым МГИМО! Чем известен этот институт, кроме серых чиновников, пробившихся в министры и замминистры?! Может быть, Пушкин, Ленин, Ельцин или Путин окончили МГИМО?!

Мне стало несколько неудобно: действительно, я уж слишком замахнулся на английское образование, а точнее вымазал его в дерьме, заодно приподняв себя. Тут я вспомнил, как садился в лужу со своим вроде бы превосходным образованием. Однажды, в 1963 году, на банкете, приняв пару лишних драй мартини, я заговорил с крупным философом, сэром Альфредом Айером, лидером «оксфордской школы», считающей, что главное в философском подходе – это лингвистический анализ. К несчастью, я решил блеснуть своими познаниями на ниве современной западной философии (разумеется, я ничего не читал, кроме яростной критики в адрес «буржуазной философии», вся вина которой состояла в трагическом несоответствии марксизму-ленинизму). Профессора Айера я решил уесть самым слабым звеном всей западной, так называемой субъективной школы – солипсизмом, открытым Владимиром Ильичом в его на редкость простоватой и потому понятной книге «Материализм и эмпириокритицизм». Там досталось «субъективному идеалисту» Маху, его Ильич просто размазал как муху по стеклу, заявляя: раз объективная реальность, согласно Маху, не может быть доказана и не существует, значит, и сам Мах не существует, что и есть ужасный солипсизм. Эти путаные размышления о солипсизме я и обрушил на уважаемого Айера, видя в его лице ненавистного Маха. По-моему, профессор ничего не понял, кроме того, что я перебрал спиртного, и деликатно перевел разговор на более знакомые мне преимущества скотча перед драй мартини. Говорил он недолго и мягко улыбался, я же, как это ни странно, почувствовал стыд и свое полнейшее невежество (на следующее утро).

Другой раз я осрамился в более комической ситуации: в Копенгагене меня пригласил на ужин к себе домой английский дипломат. Жил он в приличном особняке с садом, в то время у него гостил шестнадцатилетний сын. С ним мы и разговорились сначала о политике, а затем постепенно перешли к английской истории.

Тут я должен признаться в одном грехе: конечно, я помню, что Ленин родился в XIX, а Горбачев – в XX веке, но не дай бог перенести меня в XVIII век и глубже, особенно в английскую историю. Так уж устроена несовершенная голова, ошибиться на пару веков ей ничего не стоит.

Шустрый мальчуган, только что сдавший экзамены по истории, тут же почувствовал мою слабину и стал гонять меня из века в век как настоящий мучитель. Он уже не стеснялся и прямо лепил, что я ни черта не знаю и путаю всех королей Генрихов, не говоря уже о женах, ими убиенных. В хорошей учительской манере он напрямую спрашивал: «Когда родился и умер Кристофер Марло?!» В ответ на мой жалкий лепет (видимо, я напоминал уходящего от ответа двоечника) гнусно хохотал и так победно поглядывал на папу, что тот счел необходимым вмешаться и отвести меня подальше от своего ублюдка.

В этот вечер, наверное, переворачивались в гробах все лучшие профессора МГИМО, и я долго переживал свое падение – помнить даты ведь гораздо сложнее, чем пудрить мозги по поводу разных теорий.