Текст книги "Гуляния с Чеширским котом"

Кажется, случится секс…

Очень даже к месту и ко времени раздается телефонный звонок, и вкрадчивый женский голос по-английски приветствует и интересуется моим либидо. Я нежен и ласков, мне хочется купаться в беседе, но голос практичен и не склонен много болтать – ведь разговор платный. Все удовольствие обойдется в 100 фунтов плюс неизвестность…

Быть или не быть?

Вглядываясь в себя, представляю, какой ужас вызвал бы подобный звонок в славном прошлом. «Прекратите провокации!» – проорал бы я в трубку и потом приложил бы длинное ухо к двери, пытаясь услышать шорохи провокаторов, готовых ворваться в номер, щелкая фотоаппаратами. По чистоте душевной наверняка доложил бы по инстанции, и шеф спросил бы: «А как вы думаете, почему она звонила именно вам? Вот мне в гостиницах никто не звонит!» Дошло бы и до парткома, вставили бы эпизод куда-нибудь в очередной доклад о морально-политической работе: «Имеются подходы со стороны связанных со спецслужбами проституток к отдельным морально неустойчивым сотрудникам…»

Боже, уже иссякла вторая бутылка вина! Надо подышать воздухом, купить йогурта. По дороге решить, живем ведь один раз, правда? На улице моросит дождик. Ухожу в ночь, иду по слабо освещенному переулку, погруженный в глубокие, как бездна, мысли. Вдруг из-за угла выскакивает пьяный мужик и неожиданно, словно обезьяна, копирует меня, причем в его исполнении я выгляжу надменным идиотом, идущим пузом вперед, с мордой, похожей на перевернутый горшок. Очень похож на русского, не переодетый ли это полковник с гитарой? «Сейчас будет бить, – обреченно думаю я, – весьма достойное завершение вечера». Как жаль, что забыл все приемы самбо, изученные в разведшколе, может, его без всяких затей садануть ногой по челюсти (или по куриным яйцам, что проще)? Но вряд ли я прыгну так высоко, только сломаю ногу. Но мужик хохочет и протягивает руку. Играет, видите ли, растуды его… Быстренько и униженно пожимаю и, как испуганный жираф, ловко ныряю в лавку за йогуртом, но почему-то покупаю бутылку вина (о, подсознание!).

Мое «Гнездо» уже превратилось в шумный дворец; на моем этаже пир горой.

– Возьми на примету этого старого козла! – говорит одна леди на хорошем русском.

Я цепенею. Безумно шпарит магнитофон «Шарп». Родные мои, да сколько же вас тут?! Сразу вижу, что много и в хорошей кондиции, особенно мужики.

Элиота тоже ухитрялись чаровать русские:

 
Вот мисс Grishkin, чей подведенный
Славянский глаз пленяет всех,
Чей дружелюбный бюст – находка
Для пневматических утех.
Не так ли ягуар бразильский
Мартышек ловит средь болот,
Распространяя запах киски?
Нас мисс Grishkin в свой дом зовет.
 

Делаю каменное лицо англичанина (из тех, кто бродит по Сахаре в наглухо застегнутом костюме) и спокойно прохожу в свой номер. Серьезно, словно шифровку из тайника, достаю бутылку из сумки, быстренько открываю и засасываю стакан. На дворе веселье, «бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах» ревет на полную катушку, мужики и бабы подпевают, каждому хочется побродяжить. Я тоже жужжу этот мотив под нос, эх, сейчас бы на Байкал, нырнуть в ледяную воду, сожрать потом омуля… Кот доел плавленый сырок и подмяукивает, подлец. Все-таки «наши» неповторимы. С ними не соскучишься, это не занудные англосаксы. Удивительно, как случилось, что один миллиард человек изучает английский язык? А три четверти международной почты, четыре пятых банковских данных в компьютерах тоже написаны на английском, при этом из 650 млн англоговорящих только 8 % составляют англичане.

Размышления дурака

Англичане? Узнаваемы ли они в своем национальном характере? Узнаваемы ли все мы? У Набокова в «Даре» русский эмигрант, живущий в Берлине, убежден, что «в малом количестве немец пошл, а в большом – пошл нестерпимо». Он тихо ненавидит пассажира-немца, подсевшего к нему в трамвае, «за низкий лоб, за эти бледные глаза; за фольмильх и экстраштарк, подразумевающие существование разбавленного и поддельного; за любовь к частоколу, ряду, заурядности; за культ конторы; за дубовый юмор и пипифаксовый смех; за толщину задов у обоего пола; за видимость чистоты – блеск кастрюльных днищ на кухне и варварскую грязь ванных комнат; за чужую живую кошку, насквозь проткнутую в отместку соседу проволокой, к тому же ловко закрученной с конца». Список претензий к соседу велик, правда, под конец оказывается, что это не немец, а русский. Вот и я, дурак, вообразил, что знаю англичан. Все меняется слишком быстро. Где ты, Англия круглых котелков и элегантных зонтов-тростей, очень строгого распорядка работы ресторанов, когда к трем дня уже не подавали ленч, где многочисленные бары «Уимпи» с «быстрой пищей»? Где фунт стерлингов из 20 шиллингов и шиллинг из двенадцати пенсов (существовала и гинея из 21 шиллинга), «газетная» улица Флит-стрит и вечно спешащие клерки в Сити? Моя Англия исчезла, как черный дым каминов, струившийся из труб лондонских домов.

 
Как грустно мне под фонарями газовыми
Всю эту сырь своим теплом забрасывать
И наблюдать с усталою гримасою,
Как догорает третий час камин.
Не пахнут для меня цветы газонные,
Не привлекают леди невесомые,
А джентльмены, мудрые и сонные,
Меня вогнали в англо-русский сплин.
И я уже фунты тайком считаю,
Лью сливки в чай и биржу изучаю.
И я уже по-аглицки скучаю,
Уныло добавляя в виски лед.
Сиамский кот в ногах разлегся барином,
И шелестит в ногах газета «Гардиан»,
И хочется взять зонтик продырявленный
И в клуб брести, как прогоревший лорд…
 

Это безумный старлей, он любил лордов, мечтал стать членом эксклюзивных клубов «Уайт» и «Брукс», шить костюмы в крупную клетку на Сэвил-роу, заказывать шляпы и трости в «James Lock» на Сент-Джеймс (там отоваривались первый денди, щеголь Браммелл, и сам лорд Байрон), выписывать сигары и дорогие портвейны в «Berry Bros. & Co.» а-ля Черчилль и Уайльд. Не видно газовых фонарей; где вы, шикарнейшие рестораны «Прюнье» и «Монсеньор» на Джермин-стрит? Я любил ваш ошеломляющий шик, куда вы исчезли?

Наступает новое время, холодное и стеклянное, кто мог подумать, что склады и мастерские верфей на Темзе будут переделаны в комфортабельные яхт-центры, изящные жилые дома и рестораны, что появятся величественные здания в честь Миллениума? Я прекрасно помню верфи Сент-Катерины и Батлера, испокон веков служившие для разгрузки шерсти, сахара, каучука и кофе, или замызганные доки Челси – теперь там деловые центры, современные дома и гостиницы. В шестидесятые годы только сумасшедшему приходило в голову развлекаться на южном берегу Темзы (кроме Гринвича и Баттерси) – ныне там воздвигнуты второе здание галереи Тейт, Национальный театр, Национальный дом кино, там воссоздан знаменитый шекспировский театр «Глобус». Кто мог подумать, что, помимо Челси и Хемстеда, богема обживет ист-эндовские районы Спитлфилдз или Кларкенвелл, где на месте трущоб появились художественные галереи и антикварные лавки? И молодежь изменилась и африканизировалась: куда ни ткнешься – юнцы и девицы с серьгами в носах, с проколотыми пупками и в самых диких татуировках, с неимоверными стрижками, которые больше похожи на специальные парики, из которых щеткой торчат странные волосы. Увы, но женщины уже давно носят брюки и мужские часы, ростбифы и рыба с чипсами уступают место хот-догам, безвкусным макам и азиатской еде, а фирмой «Роллс-ройс» владеют немцы.

Неужели не вернется прошлое?

А разве не изменилась Россия? Помню хорошо сороковые – пятидесятые: карточки и вполне приличные продукты на рынках, крабы в сельпо, которые никто не брал (так впоследствии произошло с кальмарами и миногами), семгу в свободной продаже в Елисеевском, внезапные завозы «Анизетт де Рикар» и испанского коньяка, а перед перестройкой – первоклассного виски «Чивас Ригал» за 15 рэ. Цистерны с алжирским вином на юге, которое отлично пилось из граненых стаканчиков, из них же неплохо шла и водка (пиво с прицепом), кособокие и кривобокие мужские костюмы с надставными плечами и брюками-клеш, толстых баб-официанток в грязных столовках, пионерские линейки и лагеря… Вспоминаю себя в отцовской полковничьей бекеше и каракулевой папахе (естественно, без регалий), военные парады и ощущение счастья, когда однажды попал на трибуну для гостей рядом с Мавзолеем. Где ты, уютная неказистая Москва? На месте убогих деревушек возникли спальные районы, а центр наводнили стеклянные здания. Среди новостроек, вроде храма Христа Спасителя или Сити, хватает и прекрасных сооружений, но они не мои!

Понимаете, это не мое!

К 2004 году английский писатель-фантаст Артур Кларк прогнозировал клонирование человека, в 2014 году будут построены гостиницы для желающих провести отпуск в космосе, в 2015 году сбудется мечта алхимиков и из других металлов будет получено золото, в 2020 году будет создан человеческий интеллект, в 2021 году люди высадятся на Марс, в 2095 году люди начнут осваивать звездные миры и начнется новая эра человечества. Как холодно! Из всех предсказаний мне ближе всего создание дома-кокона, который можно не покидать годами. Жить себе поживать (и детей наживать?), получать все необходимое за счет восполняемых ресурсов и переработки отходов жизнедеятельности. И спать до этого светлого завтра в криостате-холодильнике.

Что дальше станется с Англией? Что дальше станется с Россией?

Уже давно великие умы сулят финал человечества. Еще в 1956 году Джон Осборн писал в «Таймс»: «Это письмо ненависти. Оно для вас, мои соотечественники, я имею в виду тех людей моей страны, которые ее осквернили. Людей с пальцами маньяков, тянущих слабое, заброшенное тело моей страны к смерти. Я надеюсь, что эта ненависть вспрыснет в меня жизнь. Я думаю, она сохранит меня на несколько месяцев. А пока: будь проклята, Англия! Ты разлагаешься и очень скоро исчезнешь!»

Страна не исчезла, но исчезла империя. Уплыла в Лету и наша империя, и, между прочим, вместе с империями укатилось яблоко раздора: впервые в истории между Россией и Великобританией нет явных геополитических противоречий.

Чеширский кот схватил медную трубу и начал в нее дуть. Прогремели английский и российский гимны. Мы оба встали, обнялись и запели, слезы блестели на наших глазах. Только тогда я заметил, что мы поем оба гимна одновременно, и в этом проявление нашей национальной гордости, а значит, и будущих конфликтов. К тому же борьба за экономическое влияние на том же Кавказе никуда не исчезла…

Куда идет Англия? Куда идет Россия?

Отнюдь не перелицовка империй и стран волнует меня – ведь это проходит через всю историю человечества. В свое время Герцен восхищался идеей Милля: «Постоянное понижение личностей, вкуса, тона, пустота интересов, отсутствие энергии ужаснули его; он присматривается и видит, как ясно все мельчает, становится дюжинное, рядное, стертое, пожалуй, „добропорядочнее“, но пошлее. Он видит, что в Англии (это Токвиль заметил во Франции) вырабатываются общие стадные типы, и, серьезно покачивая головой, говорит своим современникам: „Остановитесь, одумайтесь! Знаете ли, куда вы идете? Посмотрите – душа убывает!“» Убывает!

Душа убывает!

Где крупные личности, куда они делись? На экране маячат пресные ясноликие телеведущие и истерически орущие поп-певцы и певуньи! Почему исчезают крупные писатели? Где фигуры, соразмерные Сноу, Уэйну или Бёрджессу? Утешает Оливер Голдсмит: «Этот упадок не зависит от чьей-то злой воли, а является естественным ходом вещей. В течение двух-трех тысячелетий Природа через надлежащие промежутки времени производит на свет великие умы с усилием, подобным тому, которое влечет за собой смену времен года. Эти умы появляются внезапно, живут отпущенный им век, просвещают мир, затем умирают, как осыпавшийся колос, и человечество вновь постепенно погружается в прежнее невежество. А мы, простые смертные, озираемся по сторонам, дивимся упадку, пытаясь постигнуть его тайные причины, относим их на счет небрежения талантами, меж тем как на самом деле это вызвано оскудением творческой мощи. Нас поражает застой в науках и искусстве, и нам неведомо, что плодоносная осень миновала и утомленная Природа копит силы для новых свершений. Поэтому упадок любой нации следует объяснить не случайностью, а естественным ходом вещей».

Хочется верить, но не верится.

Душа убывает!

В результате на свет появится генерация англичан и русских, неотличимых друг от друга, сереньких, скудненьких роботов, не только без национальных, но и без всяких характеров.[112]112
  «– Опять ты о чем-то думаешь? – спросила Герцогиня и снова вонзила свой подбородок в Алисино плечо. – А почему бы мне и не думать? – отвечала Алиса. Ей было как-то не по себе. – А почему бы свинье не летать? – сказала Герцогиня».


[Закрыть] Торжество усредненности. Торжество демократии? Торжество всеобщей буржуазности?

«Бродяга, судьбу проклиная…» – надоела эта тоска, еще с родителями я тянул ее за праздничным столом.

Бодрее, колонель, выше голову, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама! «По улице Пиккадилли я шла, отбивая шаг. Когда меня вы любили, я делала все не так…»

Может, выйти к этим русским порезвиться? Нет. Они придут сами, они не могут не прийти. Главное – это выдержка, разве не этому учили? Английская выдержка, о которой столько написано, этому у них стоит поучиться. Ложусь на кровать в вельветовых брюках рыжего цвета, ставлю рядом вино. Бродяга, судьбу проклиная… с сумой на плечах… Не наша ли это русская судьба? Или это английская судьба во времена короля Лира, когда озверевшие бродяги слонялись по всей стране?

Снится кошка, она скребется в дверь, потом стучится коготком. Видимо, покрытым красным лаком.

– Извините, сэр, – она еле мямлит по-английски, улыбается до ушей, смолит сигаретой. – У вас не найдется взаймы до завтра… до сегодняшнего утра… 50 фунтов?

Ну и наглость! А может, намек? Плата вперед? Только достану банкноту, как она обнимет меня и потащит в койку, срывая с себя белье на ходу… 50 фунтов – не деньги за такое удовольствие, решительней, старина, решительней! Будь настоящим мужчиной. А вдруг обманет? Возьмет деньги и слиняет навсегда. Не будем играть с огнем, обдумаем, взвесим, примем решение – и я делаю растерянную английскую рожу, словно ничего не понял.

– Посмотри на него внимательно, Ксюша, – говорит мужской голос по-русски, – ведь на морде написано, что жмот! Типичный английский засранец!

– Извините, мисс, – говорю я, лаская альвеолы оксфордским акцентом и дрожа щеками от обиды. – К сожалению, у меня только кредитная карточка…

– Тут внизу банкомат… – перебивает она.

– Да ну его на фиг! – убеждает пьяный мужик. – Пошли его подальше, Ксюша, англичанин удавится, но не даст взаймы. Посмотри, как он высокомерен, как он ханжит, делая вид, что плохо тебя понимает. Отойди от двери, иначе я дам ему по яйцам, и на этом разговор будет закончен…

Тут я вижу Кота в черном смокинге, он юркнул сквозь щель в коридор и расхаживает с гордым видом по этажу, улыбаясь и подмигивая дамам. Распутник! Интересно, чем он будет расплачиваться? Не занозами же!

Я допиваю вино. «Бродяга, судьбу проклиная…» И вдруг (впрочем, почему вдруг?) наваливается, хочется выйти, обнять, расцеловать, признаться, умереть, уснуть, ребята, Россия, врагу не сдается наш крейсер «Варяг», страна моя, Москва моя! Спать совсем не хочется. Лондон исчез, я уже дома, где все на распутье, и совсем не хочется спать.

– Старина! – кричу я, открыв дверь. – Пошли погуляем по лондонским улицам, у меня такая тоска, что хочется выть…

Котяра тут как тут, словно и не уходил, на нем блестящий цилиндр и угольного цвета смокинг, и красная бабочка, а в растянутой Улыбке пылает умопомрачительная сигара. Еще бледен рассвет, озабоченно спешат на работу первые прохожие, гортанно кричат продавцы газет и пыхтят автомобили. Влезаем в метро, утренние лица однообразно хмуры, все спокойно покачиваются и думают о своем.

Как и в Москве.

На станции «Грин-парк» поднимаемся к Пиккадилли.

– До свиданья, мой друг! – говорит Кот. – Я приглашен сегодня в Букингемский дворец, там сегодня на десерт подают фламинго. К тому же совсем недавно в Королевский сад свалился голый маразматик на параплане, естественно жаждавший познакомиться с королевой, и меня попросили с ним разобраться… До свиданья, не пей много виски и будь счастлив, я еще вернусь к тебе, и мы снова совершим променад…

И Чеширский кот, помахав прощально хвостом, важно устремился в Грин-парк.

Какое счастье, что на дворец еще падают голые! Какая радость, что не все еще клонированы под овечку Долли, что еще не во всех пабах разливают в кружки по тридцать сортов пива автоматы-роботы! Как утешает, что на Рождество в новом здании Миллениум здоровенные леди и джентльмены развлекаются, швыряя друг в друга лепешки, а около тысячи английских «моржей» бросились купаться в Северном море!

Еще не все кончено, еще есть надежда…

И все-таки жаль, что уже нет огромной империи и святых идеалов, пусть химерических, но величественных, и я уже не тот солдат, всегда готовый идти на бой.

И все-таки жаль.

Шагаю мимо гордого отеля «Риц», мимо Королевской Академии искусств, мимо приюта гурманов магазина «Фортум и Мэйсон», мимо постамента с игривым Эросом, шагаю по Ковентри-стрит, где никогда не гаснет реклама, и легкий ветерок дует в лицо.

И все-таки жаль.

В голове играет все тот же мотивчик:

 
По улице Пиккадилли
Я шла, ускоряя шаг.
Когда меня вы любили,
Я делала все не так.
 

На миг кажется, что Лондон вновь принадлежит мне.

Эпилог, написанный хвостом Чеширского кота

Закончено путешествие в решете,

                         написана глубоко антинаучная,

                              но искренняя книга,

                               полная заблуждений

                                 и глупостей.

                          Их не больше и не меньше,

                          чем у премьер-министра

                   Джона Мейджора,

                  который сказал:

           «Великобритания

        всегда останется

    страной удлиненных теней

на полях графств,

    вкусного пива,

        непобедимых зеленых

           пригородов,

               любителей собак

                   и бассейнов в саду,

                      и, как выразился

                          Джордж

                      Оруэлл,

                „пожилых дам,

              прорывающихся

          на велосипедах

      сквозь утренний

туман

      на

         церковную

            службу“».

               Оруэлл тоже не Бриан.

                   Оба они ничего не смыслят в Англии.

                       Но ничуть не лучше

                          премьер-министр

                              Стэнли Болдуин,

                                  его Англия: «…стук

                                 молотка по наковальне

                                     в деревенской кузнице,

                                        птичка-коростель на утренней росе,

                                           звук отбивания серпа

                                               на точильном камне,

                                           группа мирных пахарей,

                                       идущих за плугом

                                  у холма, —

                            такой была Англия

                       с момента своего появления».

                 После этих откровений

          чувствуешь себя

     кастрированным.

Только мы, коты, понимаем,

     что в душе невозможно разобраться,

          английская ли она, русская или

             кошачья.

                 Цветная мозаика жизни

                     несравнимо

                          сочнее схоластических

                      рассуждений Большой Головы.

Каждый удар хвоста по полотну – это крик

     мятущейся души,

         он значит больше,

            чем вся картина.

               Истина все равно недоступна,

                   как бессмертие.

                      Мой хвост устал писать,

                          я прощаюсь с вами,

                              леди и джентльмены,

                                  будьте снисходительны

                                      к разбрызганным краскам,

                                           к размызганным маскам,

                                                к размазанным кляксам.

                              Кушайте на здоровье свой фаст-фуд,

                                не пренебрегайте бри

                            и хорошим вином,

                        носите приличные костюмы,

                    сидите у телевизора не дольше десяти,

растите детей, радуйтесь достижениям цивилизации.

         А мне пора.

                   Спокойной ночи,

                             спокойной ночи,

                                   спокойной ночи,

                                          леди и джентльмены,

                                    спокойной ночи, господа

                               и товарищи,

                         спокойной ночи,

                   спокойной ночи,

         вспоминайте нас…