Текст книги "Босфор"

Воздух вокруг наполняется шелестом крыльев!

18

Проснулись счастливыми. С управляющим договорились, что к вечеру, когда Айлин съедет, он отдаст ключи. И можем заплатить всего за два месяца.

Перед выходом было немного времени, и мы складывали вещи. Их было мало. Пока собирались, прикидывали, что купить в новую квартиру. Там не оставалось ни мебели, ни посуды, ни черта лысого – это все принадлежало Айлин.

Вышли из дома и сели в такси. Вскоре можно было выйти и идти пешком – скорости пешехода и автомобиля сравнялись. Вылезать не хотелось.

В начале Шишли[27]27
  Улица в центре Стамбула.


[Закрыть] я сошел.

Поднял воротник и зашагал в направлении павильона.

Пахло горелой резиной. Это был фабричный квартал. Из вентиляционных отверстий в серых стенах цехов вырывался желтый пар. У проходных толпились люди.

Показал листок с адресом мальчику-разносчику чая. Он держал широкий медный поднос со стаканчиками, похожими на колбы электрических ламп. Мальчик говорил одними губами. Немой.

Через два дома вошли в большой гараж. Там стояло два запыленных доисторических автомобиля. К ним, судя по всему, давно не прикасалась рука человека. Если, конечно, она же не покрывала их пылью.

Поднялись на второй этаж.

За журнальным столиком сидел Саадык. Он разговаривал по телефону. Саадык работал вторым режиссером. Мальчик-разносчик оставил несколько стаканчиков, взял деньги и ушел.

Саадык протянул руку, продолжая разговор на турецком. Я сел и стал прислушиваться, пытаясь разобрать, о чем идет речь. Но Саадык говорил слишком быстро, и я ничего не понял. Он закончил и спросил по-английски, как дела.

– Хорошо, – ответил я и вдруг подумал, а что, если затянуть сейчас перед этим интеллигентным человеком монолог минут на сорок, как у меня идут дела, раз уж он спросил. Но я еще пока плохо знал Саадыка и не стал так шутить.

Саадык провел меня через маленькое кафе, где сидела массовка и незанятые актеры, в павильон, к бару.

– Мы его специально построили для съемок, – похвастался Саадык.

– Хороший бар, – похвалил я и погладил стойку. Так обычно делают в гостях, при знакомстве с детьми и собаками. Гладят, чтобы доставить хозяевам удовольствие.

Это был как бы киношный бар. На стенах висели в рамочках фотографии известных всему миру актеров, сценки из фильмов, какие-то кинограмоты и кинодипломы. Вдоль стен стояли столы, а сам бар находился в центре. Пахло краской, лаком и работой. Глаза немного пощипывало.

– Это потому, что мы доделали декорацию позавчера, – сказал Саадык. – Привыкай.

Я только занялся этим, как в помещение ретиво вкатился невысокий шарообразный человек с отекшим бледным ядром для боулинга на месте головы. Быстрые, все замечающие глазки сидели глубоко и были похожи на жерла двух пистолетов, спрятанных там, где мозг. Пистолеты уставились на меня. Стало не очень приятно.

– Тот самый Никита, – представил Саадык. – А это Тунч, режиссер.

– Есть фото? – спросил Тунч.

Я протянул конверт.

Тунч разложил фотографии. В основном это были Наташины снимки – ее фотографировали чаще.

– Чок гюзель, – бормотал Тунч, возясь с нашими бумажными лицами. – Очень хорошо.

Он еще что-то проговорил Саадыку и ушел.

– Вас взяли, – сказал Саадык. – Обоих. Теперь наш сценарист напишет историю. Конечно, Наташа тоже должна появиться, чтобы познакомиться с Тунч-беем.

– Конечно, – сказал я.

– Это будет любовная история, – продолжал Саадык, присев на тумбу возле стойки. – Нам не хватает в сериале любви. Герои много разговаривают, мало двигаются, иногда поют и совершенно не страдают. Пришло время заняться этим.

– Мы к этому готовы, – поспешно ответил я.

Из коридора послышался шум голосов, и в павильон стали заходить актеры. Саадык представил нас. Они разглядывали меня. До этого актеры репетировали в отдельной комнате, где я еще не был.

– Покрутись здесь, – сказал Саадык. – Посмотри, как мы снимаем.

Я проводил Саадыка до дверей, а потом набрал номер «Платформы». Там попросили подождать. Наконец Наташа подошла.

– Все хорошо! – торопливо сказала она. – С деньгами разобрались. В агентстве ошиблись – сумма получилась на порядок больше.

– Еще бы! У меня тоже хорошо. А теперь еще лучше…

Воодушевленный Наташиным сообщением, зашел в кафе для актеров. Взял чашку кофе, сел за пустой стол.

Кофе был горячий и крепкий.

Ждал, пока остынет, листал пестрые стамбульские газеты и потихоньку разглядывал сидевших за соседними столами.

Преимущественно были девушки. Они производили впечатление единого коллектива. Словно учились в одном классе, или на одном факультете. Или играли в одной команде. Или вместе нюхали кокаин…

Четыре ничего.

Когда отложил газету и взялся за кофе, одна из них посмотрела. Не отвел взгляда.

Так мы смотрели друг на друга какое-то время. Возможно, даже несколько часов…

Пришло время обедать.

Ел за одним столом с актерами. Заметив, с каким удовольствием грызу яблоко, они стали предлагать. Сгрыз еще два до горячего, и одно после.

Актеры были немолоды. У них были крепкие лица гонцов, привыкших приносить известия о победах. Делали паузы даже после просьбы передать солонку. Сказывалась привычка к аплодисментам. И играли, как предлагали яблоки – от всей души, но чтобы в ложах тоже услышали.

После обеда я ушел.

Надо было забрать залог из кырал-ажанс.

С утра не дозвонился.

Чтобы снова позвонить в кырал-ажанс зашел к фотографу Гюнгеру.

Гюнгер светился. Прямо хоть свет не зажигай, или прикуривай от него.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил он.

Что бы это значило?

Гюнгер был скуп. Прилично зарабатывая, он редко угощал, ездил на велосипеде и читал вчерашние газеты, что подбирал у мусорных баков…

Гюнгер был похож на свой нос. А нос у Гюнгера был похож на его имя – большая буква «Г».

Несколько раз делали с ним фоторекламу для небольших магазинов. И несколько раз он пытался надуть. Но Гюнгер был другом, а друзьям до поры прощаешь. Хотя и не забываешь…

– Пожалуй, пообедаю у тебя, – как ни в чем не бывало сказал я. – Значит так, мне, пожалуйста… Гюнгер, у тебя есть чем записать, а то ты не запомнишь?

На лице Гюнгера как будто раздавили красный фломастер.

– Ладно, ладно, Гюнгер! – поспешил успокоить, чтобы не дошло до инфаркта. – Мне кофе и больше ничего…

Пока он делал кофе снова набрал кырал-ажанс. Наконец-то!

– Хочу забрать залог. Когда подойти? Завтра позвонить? А в чем дело?

Бросили трубку.

Ладно…

Из соседней комнаты выглянула девушка-турчанка. Она была в коротком халатике на голое тело и очень смущалась.

– Гюнгер, мне надо в ванну!

Я попрощался и ушел. Когда еще моему другу так подфартит…

19

Айлин переехала.

Но ее квартира осталась пуста.

Арендную плату подняли в два раза.

Управляющий оправдывался глядя в пол.

– Это не моя вина. Хозяин дома решил увеличить ренту. Инфляция. Все дорожает.

– Но цены на жилье здесь обычно поднимают с нового года, – возразил я. – Нельзя ли поговорить с этим хозяином, чтобы оставил прежнюю плату хотя бы еще на два месяца?

Управляющий хрустел пальцами и грустил, как пустой огнетушитель в разгар пожара. Хотя вряд ли он был на нашей стороне. На его месте, я бы не был. Его зарплата наверняка складывалась из процента от арендной платы жильцов.

Дома Наташа заплакала.

В углу были свалены вещи, готовые к переезду и к борьбе. Два чемодана, большая спортивная сумка и несколько полиэтиленовых пакетов.

– Не хочу к Жале, – сказала Наташа. – Вздорная, избалованная, маленькая и неуютная! Что она, что ее квартира…

– Можно только ночевать, а все остальное время проводить в городе. Или купим снотворного и она проспит месячишко-другой, пока не найдем выход.

– Все равно не хочу.

– Значит, завтра переедем в отель. Пока ты будешь работать, что-нибудь подыщу.

– Знаешь, давай немного выпьем, – предложила Наташа. – За последний вечер здесь. Это была наша первая квартира в Стамбуле. Она была к нам добра, и мы любили ее, правда?

Сходил в магазин и принес бутылку «Якута». С грустью подумал: «С завтрашнего дня эта лирическая тропа начнет зарастать…»

Вдруг проснулась злость.

– Знаешь, что, – крикнул, вскочив с дивана. – Мы им всем еще покажем. Давай не терять времени и репетировать.

– Сейчас? – удивилась Наташа.

– Да, а когда же? Время уходит.

– Но я устала…

– Хорошо, тогда буду один! А ты показывай, если что не так.

Наташа включила музыку.

Скинул тапочки и стал танцевать. Сперва был немножко зажат и чувствовал себя как молодой гиппопотам, переходящий по тонюсенькой жердочке через грязную лужу на глазах у всей саванны. Но через минуту музыка увлекла.

Я танцевал без передышки. Это было нелегко. Но казалось, что в этот момент все наши враги, весь мир, не желающий нам помогать, смотрят, как я радостно и зло отбиваю ногами ритм своего сопротивления…

Наташа удивленно смотрела. По мере того, как я двигался, взгляд менялся. В Наташиных чувствах ко мне появлялось что-то новое, еще одна едва уловимая краска. И имя ей – тревога.

20

Переехали в отель.

О плате пришлось поторговаться.

– В Стамбуле теперь сложно, – сказала хозяйка отеля Ферда. – Все дорожает. Нужно зарабатывать кучу денег, чтобы выжить.

– Нам грех жаловаться, – беспечно заявил я. – Но, как говорят в России, копейка рубль бережет…

– Я сделаю скидку, – сказала Ферда.

– Это правильно. Летний сезон прошел, и наплыв туристов спал. Отели стоят пустые. Многие готовы принимать у себя практически даром. Но у вас так уютно…

– Да, но вы предлагаете платить слишком мало…

– Да, но у вас нет тренажерного зала…

– Зато здесь парк…

– Зато мы хорошие люди. И не будем водить гостей…

– Отчего же? Водите на здоровье. Мы всем рады.

– Значит, к вашим постояльцам постоянно ходят?

– Нет, но даже если да, внизу ресторан, где можно принять гостей… А у вас есть вид на жительство?

– Да, но даже если нет, у нас наличные и не нужен чек…

– Кстати, по вечерам живая музыка…

– Кстати, как со звукопроводимостью? Дело в том, что моя жена с трудом засыпает…

В конце концов сошлись.

Поздним вечером собирался в бар на работу. На душе скребли кошки. Я чувствовал, как они растут и каждую минуту норовят превратиться в саблезубых тигров.

В одиннадцать в баре было пусто. Дискотека начиналась в полночь. Мне выдали одежду. Черная водолазка, черные лосины с причудливым узором, высокие черные ботинки на толстой подошве и черный длинный фартук. Не хватало еще котелка в виде гробика…

Слева на груди к фартуку были пришиты кусок льда и трубочка для коктейлей. Лед не таял, а сквозь трубочку невозможно было ни пить, ни плеваться. Везде обман!

Переоделся и встал за стойку главного бара напротив сцены.

– Работал раньше барменом? – строго спросил Тунч, словно речь шла о приюте для бездомных собак. – Тогда слушай. Бар – это корабль. Его надо знать, как свои пять пальцев. Или сколько их там у русских? Не торопись. Если попытаешься узнать сразу – запутаешься.

Тунч повернулся к полкам, заполненным бутылками.

– Все эти напитки жаждут быть выпитыми! – продолжал он. – Не иди у них на поводу. Экономь.

Здесь около ста бутылок. Но в баре может быть и больше. Выучи для начала три-пять рецептов. Только не путай, где какая бутылка – знай места назубок. Ошибка в ингредиентах может вызвать судорогу.

Чаевые мы складываем в этот ящик и делим поровну после работы. Вопросы?

– Если заказали судорогу, в каких пропорциях и что наливать?

Тунч задумался. Наконец до него дошло. Он выплюнул аршин и превратился в нормального парня.

– Тогда обращайся ко мне, – рассмеялся он, хлопнув меня по плечу. – А пока порежь морковь. Орехи и морковь подаются у нас бесплатно, не забудь.

Тунч показал, как резать морковь. Еще бы он показал, как обращаться с рюмкой! Чтобы я мог научить клиента, если вдруг окажется, что он не знает…

За главной стойкой нас было трое – Тунч, Нисо и я. Нисо пришел последним. Он показал, как делается коктейль «Секс-сандвич».

– Почему такое название? – насторожился я. – Он повышает потенцию? Или стимулирует аппетит?

Нисо пожал плечами.

– Возможно. Как-то не приходило в голову. Знаю только, что все коктейли, в названии которых присутствует «секс», необычайно крепкие. Ну как?

Сразу было трудно понять, нравится мне «Секс-сандвич» или нет – девушек поблизости не было. И сандвичей тоже. Но для Нисо было важно, чтобы коктейль понравился.

– Всем коктейлям коктейль! – я щедро прищелкнул языком. – Где научился?

– На юге, – ответил Нисо. – Летом подрабатываю барменом в Анталии. Здесь все бармены работают летом у моря. В Анталии, Бодруме, Кушадесе… Если хочешь, можем на следующий год поехать вместе.

– Не знаю, пробуду ли здесь так долго.

– Мы поедем в апреле договариваться. Чтобы с мая работать.

В баре заиграла музыка, стали собираться люди. Зажглись лампочки над баром, и мы оказались как на витрине. Или в аквариуме, который вместо воды заполнили музыкой и винными парами.

Я старался выполнять подсобную работу – тщательно мыл стаканы, чистил и резал морковь, рассыпал в блюдечки орехи. За всю свою жизнь не нарезал моркови столько, сколько за одну эту ночь! И не схрумкал столько халявных орехов!

Принимать заказы я боялся. Словно могли заказать не коктейль, а, по меньшей мере, изнасилование чьей-нибудь любимой собачки! В ту ночь я не принял ни одного заказа! В самых крайних случаях, когда отступать было некуда, и клиенту удавалось поймать мой дикий взгляд загнанного орангутана, притворялся отлитым из воска дальним родственником мадам Тюссо.

– Ничего, – сказал Тунч, похлопывая по плечу. – В первый раз всегда так. Потом не сможешь жить без этих бутылок, без перезвона бокалов и своей власти – делать людей веселыми и забавными.

«И так не могу без этого жить, – подумал я. – Только все равно хочется залезть под стойку».

Тунч работал барменом пять лет. Он был профи, что постоянно демонстрировал, легко жонглируя бутылками, если не был занят с клиентом. Эта серьезность мне понравилась.

К стойке подошел Омер-бей. Попросил налить виски.

– Как первая ночь? – ласково спросил он. – Сегодня хороший вечер, много посетителей. Тебе повезло.

– Да. Чувствую себя ужасно счастливым…

В два Тунч позвал наверх, в ресторан. Работала только кухня – готовила для персонала. Повар-албанец, прозванный почему-то Ганнибалом, налил нам по тарелке кукурузного супа. Суп был густой и пах божественно!

– Ты хороший повар, Ганнибал, – сказал я. – Никогда не ел такого вкусного кукурузного супа.

По правде говоря, я ел кукурузный суп только в армии. Но там кукуруза была похожа на вопль голубого павлина во время запора.

– Я еще умею готовить борщ, – сказал Ганнибал.

– Здорово! Обязательно приготовь его в следующий раз. Страшно соскучился по борщу.

Когда мы спустились вниз, Нисо сделал коктейль. Он налил тридцать капель кофейного ликера, столько же молочного и сверху – водку. Каждый из напитков он вливал осторожно, чтобы не смешались. Зажег спичку и стал разогревать рюмку, медленно поворачивая. Наконец, водка вспыхнула нежно-голубым пламенем.

– Если на таком горят в аду, – заметил я, – там не так уж плохо.

– Пожалуйста, – Нисо подал рюмку лысому посетителю у стойки. Тот с благоговением глядел на пламя, как оборотни на салют. Его толстые пальцы робко прикоснулись к рюмке. Убедившись, что она не горячая, Лысый поднял ее и поднес ко рту. Но в последний момент включил стоп-кран. Хмельные глазки с недоумением посмотрели сквозь узкие прорези заметно покрасневших век. Я с любовью наблюдал за ним.

– Не обращайте на пламя внимание и глотайте залпом, – сказал Нисо, словно читал лекцию по борьбе с глистами. – Можете задуть, если боитесь. Только быстрее решайте, пока рюмка не нагрелась.

– Глотать? – недоверчиво проговорил Лысый. – Может, взять трубочку?

– Возьмите, если себя не уважаете…

– А ну-ка давай ты! – Лысый отодвинул рюмку и коварно прищурился. В его ситуации это означало совсем зажмурить глаза. – За мой счет, разумеется.

Нисо как будто только этого и ждал. Он ловким движением опрокинул в себя рюмку.

– Здорово, – сказал Тунч, похлопав Нисо по спине. Нисо был доволен. Он победоносно смотрел на Лысого.

– Повторить?

Лысый кивнул и уперся локтями в стойку.

– Послушай, парень, – сказал он, – а это не вредно?

– Не вреднее всего остального, что мы делаем по ночам, – бодро откликнулся Нисо.

– Ну что, запомнил? – спросил он, обращаясь ко мне, когда закончил вторую рюмку.

– Да. Не вреднее всего остального…

После трех посетители стали расходиться. К половине пятого на танцевальной площадке остались три ненадежных фигуры. Они напоминали усталых матросов на раскачавшейся палубе. Или футболистов, играющих в футбол без мяча…

21

Днем позвонила Маруся.

– Пойдете на Визон-шоу? – спросила она. – У меня есть лишние пригласительные.

В назначенное время стояли среди белоснежных мраморных колонн в фойе Конрад-отеля. Элегантно одетые пары проходили мимо по ковровой дорожке. Я был в майке и джинсах. Наташа тоже оделась скромно.

– По-моему, мы не угадали дресс-код, – сказала она, когда мимо продефилировала очередная пара – самец в смокинге, самка в черном платье, украшенном сверкающими драгоценностями.

– Не знаю, как ты, а для меня всегда невероятно сложно из своих ста пятидесяти трех с половиной фраков выбрать подходящий к конкретному случаю, – сказал я.

– Вот вы где! – крикнула Маруся, появляясь из-за колонны. – Я забыла предупредить, здесь два входа. Идемте. Мурат торопится.

Мурат был новым увлечением Маруси. Она жила теперь у него, они везде появлялись вместе.

Мы прошли по коридору, по которому до нас проходили все эти платья и фраки, и я чуть не задохнулся от запаха духов.

Маруся была одета просто. Это успокоило. Вообще со мной что-то происходило. Раньше никогда бы не переживал, что меня нельзя вот так взять и сразу, не помыв, не переодев, и не перекрестив на дорожку, поместить на обложку «Вог» или «Мари Клер». Подумаешь! Но теперь внимательно глядел по сторонам и невольно ускорял шаги, проходя мимо враждебных фраков и смокингов.

В зал не пускали.

Публика толпилась в фойе.

На широких столах стояли сотни рюмок с мартини. Фирма-дистрибьютор этого напитка в Турции была одним из спонсоров шоу.

Другая фирма-спонсор производила шоколад. Поэтому столы рядом были завалены шоколадом.

Третьим спонсором был парфюмерный концерн. Слава богу, он не разливал духи по рюмкам, как мартини! Но тоже в грязь лицом не ударил. Три высокие девушки радушно раздавали крохотные розовые коробочки с духами и чулки. Наташа и Маруся не растерялись и набрали по целому чемодану.

Мы подошли к столу с мартини, быстро хлопнули по рюмке и взяли еще.

– Хорошо жить с турчаками, – сказала Маруся, облизываясь. – Весело и хлебно.

– Справедливое замечание, – сказал я, допивая третью рюмку и берясь за четвертую. Мне хотелось быть пьяным, несмотря на то, что ночью ждала работа.

Открыли двери в зал.

Люди быстро занимали места.

Было много знакомых.

Мы кивали направо и налево, словно делали гимнастику для шеи.

– Ну что, какие новости?

К нам подходил Дениз. С ним под руку шла Шермин. На лице ее застыла улыбка силача, в лучах славы пытающего стальной прут.

– Все хорошо, – сказал я, пожимая мягкую руку.

– Сегодня праздник, – сказал Дениз. – Пять моих моделей участвуют в конкурсе мужчин.

– Поздравляем, – сказала Наташа.

– Рано поздравлять. Конкурс еще впереди.

– Дай бог им удачи!

Дениз и Шермин отправились к подиуму. У них были места в первом ряду.

Музыка смолкла. И заиграла вновь, громко-громко.

Яркие прожекторы осветили подиум.

С грохотом выехал сверкающий «Харли Девидсон».

Шоу началось!

Из-за кулис появлялись манекенщики и манекенщицы. Их движения были отточены и точны, как удары матерых бильярдистов.

Когда на подиум выходил Мурат, Маруся превращалась в безумный рупор восторга.

Лица женщин в зале отражали желание жить широко. Негромко переговариваясь, они старались не смотреть друг на друга, чтобы не зацепиться наклеенными ресницами.

Мужчины были розовощеки и самодовольны, как хурма. Черные напомаженные волосы лоснились. Издали казалось, что это паюсная икра.

Кое-кто держал в руках блокноты.

Было много профессиональных моделей, одетых, словно только что их соскоблили с глянцевых желтых обложек.

Толпа фотографов облепила подиум. Они ползали тут и там, словно им платили в зависимости от степени истертости локтей и коленей.

– Здорово! – восторженно сказала Наташа. – Неужели это не сон?

Я взглянул на нее. Наташа заворожено смотрела туда, где разворачивалось шикарное действо, парад моды. Губы приоткрылись. Глаза сияли. Такой возбужденной я давно не видел Наташу.

Я понимал, что происходившее на подиуме и реальная жизнь – как небо и земля. И что мир моды и рекламы – это мир иллюзий, без которых людям было бы намного труднее продираться сквозь серость повседневного существования. Но все равно испытывал что-то похожее на ревность. Наташа теперь была не со мной, а где-то там, на сцене и за сценой. А возможно и еще дальше.

Показ осенне-зимней коллекции плавно перетек в конкурс «Мужчина года».

На подиум стали выходить крепкие, раздетые до пояса ребята, похожие на сны созревающих четырнадцатилетних девочек, как я себе это представлял. Они улыбались, поигрывали мускулами и бросали в зал нежные взгляды голодных самцов американских бизонов. Эти парни были олицетворением мужественности и родительской добросовестности. Я не страдал комплексом неполноценности. Но, откровенно говоря, мне до них было, как до Эвереста. А то и до Луны.

В это время жюри решало, кому отдать предпочтение.

Наконец, музыка смолкла. К микрофону вышел маленький лысый человек. Среди могучих красавцев он производил впечатление карлика или стриженого малыша.

Малыш по-английски поздравил публику с величайшим торжеством и, смакуя каждую букву, назвал имя победителя, Мистера Турции этого года. Зал взорвался овациями.

– Лысый – это и есть Питер, постановщик шоу, – крикнула Маруся. – Сволочи!

– Почему? – удивилась Наташа.

– Да потому, что нет никакой справедливости!

– В чем дело? – спросил я. – Чем тебе не нравятся все эти милые люди?

– Они выбрали любовника Питера, понимаете? Уж я-то знаю, поверьте. Этот мальчик мне сам рассказывал, как Дениз познакомил его с Питером.

– Ну и что?

– А то, что в постели он никакой…

Маруся вдруг замолчала, сообразив, что сболтнула лишнее.

– Но здесь же не за это призы раздают, моя дорогая, – сказал я. – Иначе я бы тоже участвовал…

– Кто никакой, Мистер или Питер? – набросилась Наташа, отмахнувшись от меня. – Ты что, спала с кем-то из них?

– Вот именно, что спала, – нахмурилась Маруся. – Спала и больше ничего. И ты скажешь тоже – с Питером! Что я, совсем себя не уважаю, чтобы ложиться со всякими лысыми коротконогими обезьянами?

– Вот это да! – почти обрадовалась Наташа. – Ну, расскажи нам, расскажи, пожалуйста!

– Тут и рассказывать нечего. Ты что, маленькая? Сама знаешь. И вообще, дело не в этом. Жюри куплено!

Участники конкурса переоделись и вышли на подиум в элегантных костюмах.

– Все-таки мужчины у них работают здорово! – сказала Наташа. – Высший класс, правда?

– Ну, смотря кто и где…, – гнула свою линию Маруся.

– Неплохо работают, – согласился я.

Питер повесил через плечо победителя красную ленту. Мужчина минувшего года по имени Гекан подарил преемнику огромный букет роз. Это была символическая эстафетная палочка мужской красоты. Сказано двусмысленно, но, если верить Марусе, небезосновательно.

Зрители стали расходиться. Праздник завершился.

– Мы не уходим, – заявила Маруся. – Мурат обещал провести на банкет.

– Это он тебя, наверное, собирался провести, – сказал я. – А мы с Наташей не имеем к этому никакого отношения.

Не хотелось идти туда.

– Имеете, – сказала Маруся. – И вы, и я – мы же модели. Значит это и наш праздник, и пусть найдется кто-нибудь, кто станет это отрицать. Тогда я первая не пойду.

«Тогда ты просто превратишь его в котлету и устроишь по этому поводу самостоятельный коктейль!» – подумал я, восхищаясь Марусиным талантом говорить убедительно.

Мы отправились в банкетный зал. Никто нас не остановил и не попросил предъявить приглашение.

Столы ломились! Сотни сортов сыра и колбас, невероятное разнообразие салатов и горячих закусок, всевозможные морские сволочи, в том числе и копченые лобстеры величиной с оленя, горы замысловатых сладостей, среди которых одних фруктовых тортов штук, я не знаю, сколько. Мы подсуетились и набрали в общей сложности двенадцать больших тарелок. Всего понемногу, чтобы не переесть.

– Идите сюда! – крикнул Дениз.

Он стоял у самого большого стола. Вокруг толпились модели.

– Ну, что скажете? – торжествуя, спросил он, когда мы подошли.

– Поздравляем, Дениз, – сказала Наташа. – От всей души. А где герой?

– О, ему теперь не до нас! – засмеялся Дениз. – Пожинает лавры.

Мы посмотрели, куда указал Дениз.

В окружении толпы стоял Кудрет – новый Мужчина года, Мистер Турция. Его фотографировали, у него брали интервью, с ним договаривались о работе. Рядом с Кудретом, держа его под руку, вероятно, чтобы он не улетел от счастья, стоял Питер. Питер сдержанно улыбался, подставляя морщинистое личико под великодушные лучи чужой славы.

– А что я говорил? – не унимался Дениз. – Разве я не говорил вам?

К Денизу протянулись руки с бокалами.

– Давайте выпьем за красоту! – торжественно сказал Дениз. – За то, чтобы все мы, люди моды, понимали в ней толк и умели отличать подлинную красоту от фальшивок.

– Ты же первый облажаешься, – пробормотала Маруся. Ее доброе девичье сердце вступило в единоборство с алкоголем и опрометчивым неприсутствием Мурата.

Наташа обняла Марусю.

– Что ты злишься? – ласково спросила она, словно мама или ведущая телепрограммы «Ребятам о зверятах». – Все будет хорошо. Разве может быть иначе?

Как на грех подошел Юсуф, да еще с девушкой. Да еще девушка оказалась хорошенькая. А улыбка, так просто Голливуд!

– Что, резвитесь, птички? – весело спросил он. – Как дела, как жизнь?

Маруся смерила Юсуфа взглядом орла, жаждущего свежей крови, но получившего на обед простуженного дождевого червяка.

– Как у тебя, Юсуфчик? – приветливо спросила Наташа. – Давно тебя не видели.

– Это вас не видно, – сказал Юсуф. – А меня найти не сложно. Траектория простая: бар – подиум – бар.

– Параша, – негромко добавила Маруся.

– Что она сказала? – не понял Юсуф.

– Ты забыл про сортир, без которого тебе крышка. Лопнешь от своего дерьма! – Маруся прямо смотрела на Юсуфа. Взгляд был интеллигентный, как у Сфинкса. И это было нехорошо.

Девушка Юсуфа удивленно посмотрела на нас, все поняла и улыбнулась.

– Слушай, не нарывайся, – спокойно сказал Юсуф. – Лучше поменьше пей. А то превратишься в винный бочонок и сама взорв…

Он не договорил. Не успели мы пошевелиться, как Юсуф уже стоял весь мокрый от вина. В следующее мгновение стакан со звоном ударился о мраморные плиты пола и разлетелся на сотню острых осколков.

Юсуф двинулся на Марусю, но я удержал его. Гости вокруг расступились, образуя плотное живое кольцо, ожидая, что будет дальше.

– Я убью тебя, сука! – прошипел Юсуф, пытаясь освободиться. Но я держал его крепко.

Маруся за словом в карман не полезла.

– Убивалку сперва отрасти, стручок!

– Уведи ее, Наташа! – крикнул я по-русски. – Скорее!

Наташа схватила Марусю за руки и потащила к дверям. Никто не пытался их остановить.

Я отпустил Юсуфа и дал платок.

– Прости, Юсуф, что так вышло, – сказал я. – Кто бы мог предположить…

– Ничего, – ответил Юсуф. Он уже успокоился. – На нее иногда находит, я-то знаю. Страстная девочка.

Наташа и Маруся ждали на улице.

– Вы куда сейчас? – спросила Маруся. Вид у нее был усталый.

– А ты?

– Не знаю… А к вам нельзя? Только на одну ночь?

Мы бы с удовольствием пустили Марусю. Но в отеле на ночь гостей оставлять запрещалось.

– Пойдемте ко мне в бар, – предложил я.

В такси Маруся расплакалась. Наташа принялась ее успокаивать.

– Извините меня, – всхлипывала Маруся. – Я не хотела, честное слово. Само получилось. Теперь вас из-за меня никуда не будут пускать.

– Как бы не так! Куда надо, и сами пройдем, – сказал я. – После взятия Берлина это раз плюнуть! Не расстраивайся, Маруся. Ты с нами. А мы с тобой. Здесь это почти дивизия!

У Мимозы собрались первые посетители. Охрана узнала, и я провел девушек бесплатно.

– Знакомьтесь, мой друг Тунч, – сказал я подводя Марусю и Наташу к стойке бара.

Тунч попытался дотянуться уголками рта до ушей. Ему было приятно видеть на тумбах перед собой двух хорошеньких девушек. Пока они усаживались и оглядывались, я подмигнул Тунчу, указывая взглядом на Марусю. Он понял и подмигнул в ответ.

Я взялся за любимую морковь, а товарищу предоставил заниматься гостями.

– Что будете пить? – спросил Тунч с напускной небрежностью.

– Мне красного вина, – сказала Маруся. – Двойную порцию.

– А мне рюмку белого мартини, – попросила Наташа.

Тунч выдернул из батареи бутылок одну. Она крутанула сальто мортале, рассекла воздух серебряным хвостом и замерла в цепких руках бармена. Он отвинтил крышку и бережно налил вермут в стакан.

– Вот это да! – сказала Маруся. – Ловко!

Я улыбнулся, зная, что главное впереди.

Тунч исчез за стойкой. Через секунду оттуда вылетела бутылка «Якута». Она зависла в воздухе, и в этот момент Тунч выпорхнул из-под стойки. Рука догнала бутылку, и та завертелась на ладони.

Мой товарищ резко ударил. Пробка взлетела в потолок. Густая темная струя полилась фонтаном. Девушки шарахнулись в стороны. И напрасно. На стойке уже стоял стакан. Вино закипело и очутилось перед Марусей.

Лицо Маруси изменилось. Теперь она смотрела на Тунча с интересом. Словно все время до этого он был ростом со спичечный коробок или, придя в бар, забыл снять шапку-невидимку, но сейчас заметил оплошность и исправился.

– Ловкий парень, – сказала Маруся мягким грудным голосом и достала сигарету.

Мы с Наташей переглянулись. Наблюдать, как Маруся флиртует, было все равно, что есть клубнику со взбитыми сливками!

Тунч протянул Марусе зажженную зажигалку. Маруся взяла его руку. Их лица озарились, и я отметил, какие они оба красивые.

Заиграла музыка.

В эту ночь мы работали вдвоем с Тунчем.

Иногда к нам за чем-нибудь приходили девушки из бара у сцены. Они смотрели на Марусю и Наташу взглядом Евы в момент изгнания из Рая.

– Очень хочется потанцевать, – сказала Наташа.

– Потанцуй, – ответил я. – Что мешает?

– Хочу танцевать с тобой.

– Не получится. Барменам танцевать не положено.

– А ты будешь первым танцующим барменом.

Я налил Наташе еще мартини и подал маслины с красным перцем, разложив в виде смайлика, как сделала она в мой приезд. Сын Омер-бея Атилла следил. Он подошел и спросил, где деньги за мартини и маслины.

– Это моя невеста, – сказал я. – Не хотелось бы рассчитываться у нее на глазах. Заплачу в конце вечера, можно?

Наташа не слышала, о чем мы говорили, но, встретившись с Атиллой взглядом, улыбнулась. Она любила улыбаться людям. В этом не было ничего особенного. Просто радовалась и ждала радости в ответ.