Текст книги "Илиада Капитана Блада"

Нечеловеческим, немыслимым усилием Элен удержала себя от того, чтобы не кинуться к нему. Они не виделись уже больше полугода. И какие это были полгода! Она так и осталась сидеть на кресле вполоборота ко входной двери.

– Элен! – снова позвал он и потянулся к ней, но его удержали стражники.

Понимая, что так дальше продолжаться не может, дон Мануэль решил вмешаться.

– Мисс Элен попросила привести вас затем, чтобы сообщить кое-что, – сказав это, алькальд сделал жест в сторону своей невесты, предоставляя ей возможность вступить в разговор. Но Элен продолжала сидеть в позе каменной статуи. Она боялась говорить, она чувствовала, что вместо слов у нее изо рта вырвутся рыдания.

– Элен! – Голос Энтони, представлявший собой смесь ужаса и надежды, сотряс стены комнаты. Аранта ушла за ширму в углу комнаты и там беззвучно расплакалась.

Дон Мануэль продолжал:

– Мисс Элен считает нужным сообщить вам, что сегодня в соборе состоится обряд венчания и мы с нею станем мужем и женой.

После короткой страшной паузы, наполненной жутким всеобщим молчанием, Энтони спросил:

– Это правда?

– Да, – тихо, но отчетливо сказала Элен.

– И это не внезапная прихоть, не каприз, считаю необходимым сообщить вам, сэр Энтони, что отношения наши имеют историю и начались в тот момент, когда мисс Элен согласилась бежать со мною, спасаясь из лап моего свирепого дяди дона Диего.

– Это правда? – еще более упавшим голосом спросил измученный пленник.

– Да, – сказала Элен, она находилась уже в полуобморочном состоянии. На нее навалилось странное безразличие к происходящему, она чувствовала себя неживой. Все в ней будто умерло.

– И в силу того, что мы теперь будем с вами довольно близкими родственниками, сэр Энтони, – продолжал заполнять паузы дон Мануэль, – а у нас не принято держать родственников в подвале вместе с крысами, я отпускаю вас к своим. Не позднее чем сегодня.

– Он заставил тебя, Элен, он истязал тебя?! – Эти слова прозвучали странно в устах измученного и растерзанного человека, к тому же обращенные к ухоженной, холодной и неприступной на вид красавице.

Элен, обжигаемая изнутри огнем, который почти невозможно было стерпеть, все же смогла произнести:

– Нет.

Энтони сразу как-то весь обмяк, обвис на руках стражников, словно из него выпустили воздух.

– Я не верил, до самого этого момента не верил. Что же ты сделала со мной, Элен. Это безбожно, этому нет ни названия, ни прощения.

Тирада Энтони оказалась короткой – кончились силы. Все также вися на руках стражников, он в последний раз поднял голову и с исчезающей надеждой в голосе спросил:

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Он хотел, чтобы она сказала «нет», чтобы продолжился разговор, чтобы оставалась хотя бы тень надежды, но Элен, спасая себя от надвигавшегося помешательства, выдохнула:

– Да.

Дон Мануэль тут же сделал знак стражникам, и потерявшего способность что-либо понимать пленника уволокли.

– Быстро привести в порядок, – приказал дон Мануэль караульному офицеру, – очень быстро.

Вернувшись в комнату Элен, он застал мизансцену неизменной. Элен не упала в обморок, Аранта продолжала рыдать за ширмой. Дон Мануэль имел вид человека, одержавшего большую победу.

– Я удовлетворен вашим поведением, мисс, и поэтому снимаю наказание, которое должен был бы на вас наложить за один ваш опасный и неприятный поступок.

– Что? – Элен повернула к нему залитое слезами лицо.

– Сейчас я вам объясню. – С этими словами алькальд подошел к секретеру и начал одним за другим открывать его ящики.

– Как вы смеете! – слабым голосом возразила его невеста, не в силах встать с места.

– Я ищу флакон из синего стекла, который по вашей просьбе купила вам моя сестра-идиотка.

Аранта выбежала из-за ширмы. Элен вскочила со своего места и попыталась схватить дона Мануэля за рукав, он коротким движением оттолкнул ее, и она вновь оказалась в своем кресле.

– Вот, – дон Мануэль с торжествующим видом поднял над головой флакон, – люди всегда прячут свои ценности в одни и те же места. – Он расхохотался.

– Это я сама, сама захотела купить, – попыталась вмешаться Аранта.

– Так я тебе и поверил, – усмехнулся дон Мануэль и обернулся к невесте.

– Так когда вы собирались плеснуть мне это в вино – до церемонии бракосочетания или все же после?

– Я не собиралась убивать вас, – тихо сказала Элен. – Хотя вы заслуживаете самой страшной казни.

– Тогда зачем вам понадобился этот яд?

– Я хотела убить себя.

– Это неубедительно.

Дон Мануэль опять рассмеялся, любуясь, как играют в свете гаснущего солнца синие грани флакона.

– Как я уже сказал, вы заслуживаете весьма серьезного наказания, но за то, что вы так мужественно сыграли свою роль, я прощаю вас. Кроме того, мне даже понравилось, что вам приходят в голову столь преступные идеи, это обещает в будущем нескучную совместную жизнь.

– Ведь Элен не любит тебя, братец, – неуверенно вмешалась Аранта, – ведь силой нельзя заставить человека полюбить.

– Мне удастся. Вспомни, сестра, что мне в жизни не удавалось? Я добился того, что мисс Элен выходит за меня замуж, я добьюсь того, что она полюбит меня. В крайнем случае отравит. Что может быть прекраснее, чем принять смерть из рук любимой женщины!

С этими словами дон Мануэль направился к выходу, но в дверях остановился.

– Начинайте готовиться к свадьбе, она состоится сегодня вечером, – сказал он и вышел.

Девушки некоторое время оставались на своих местах: Элен в кресле, а Аранта посреди комнаты с растерянным видом. У обеих было ощущение полной и окончательной катастрофы. Наконец у Элен появилась способность говорить.

– Аранта!

– Да, Элен.

– Вели сменить занавеси в окнах своей комнаты.

– На красные?

– На красные.

– Ты решила бежать к Лавинии?

– Ты видишь сама, что у меня нет другого выхода.

– Я чувствую, что ее приглашение – это какая-то ловушка, Элен.

– Я тоже это чувствую, но даже если она меня убьет, то это не больше того, что я сама собиралась с собой сделать. Пусть Лавиния сыграет роль яда. Но главное не это.

– А что?

– Чтобы Энтони оказался на свободе.

* * *

Когда дон Мануэль вошел в помещение магистратуры, он увидел забавную картину. В торце стола сидел капитан Блад с гусиным пером в руке, перед ним лежал лист бумаги. За спиной англичанина толпились испанские офицеры и внимательно следили за перемещениями пера по листу, на их лицах было выражение живейшего интереса.

– Ну что, господа, вы нашли общий язык? – весело спросил дон Мануэль, испытывая укол своеобразной ревности. У него было такое ощущение, что его штаб изменил ему.

Командор Бакеро первым вернулся на свое место, гремя золочеными шпорами. Остальные тоже стали рассаживаться.

– Где моя дочь? – тут же спросил капитан Блад, положив перо поверх начертанного им плана.

Дон Мануэль сделал вид, что не услышал вопроса, он медленно прошел к другому краю стола и встал там, опираясь о столешницу костяшками пальцев; все взгляды обратились на его изорванный манжет.

– Мне хотелось бы услышать мнение моих офицеров о плане сэра Блада.

– Если здесь нет подвоха, то, клянусь святым Бернардом, придумано толково, – значительно сказал дон Бакеро и пригладил свою бороду.

– Да, – подтвердил дон Отранто, – я, конечно, человек не военный, но скажу, что предложения сэра Блада кажутся мне убедительными.

– Стало быть, – дон Мануэль сел, – наша сделка может состояться?

– Нам осталось только узнать условный сигнал, который знают те люди, что пропустят нашу пехоту через передовые посты, – сказал Бакеро.

– И еще одна малость, – вступил в разговор капитан Блад, – я хотел бы увидеть моих детей.

– Увидите, – улыбнулся алькальд.

– И нелишне было бы, господа, чтобы вы все дали мне слово, что в том случае, если я выполню свои обещания, будут исполнены и ваши.

– Почему мы должны давать такое слово? – удивился командор Бакеро.

– Потому, – стараясь говорить спокойно, объяснил гость, – что я не требую у вас, чтобы вы отпустили их заранее, до начала операции. Другими словами, я не делаю даже попытки вас обмануть.

– Это верно, – согласился дон Отранто, – я думаю, при таком положении дел мы просто обязаны дать слово сеньору Бладу.

И дон Мануэль, и командор, и остальные офицеры вынуждены были обещать. Трудно сказать, что думал каждый из них в этот момент, но тем не менее они поклялись.

После этого дон Мануэль приказал, чтобы ввели Энтони. Выглядел он несколько лучше, чем при свидании с сестрой: наспех отысканный камзол, великоватые панталоны, грубые чулки и башмаки.

Сэр Блад вскочил со своего места и, подбежав к нему, обнял со словами:

– Это ты, сынок!

Энтони был не в силах что-либо вымолвить, второе мощное потрясение в течение каких-нибудь трех четвертей часа лишило его дара речи. У него не было сил даже разрыдаться. Прижимая голову сына к груди, капитан Блад повернулся к дону Мануэлю:

– Где моя дочь?

Алькальд не торопясь поправил изуродованное кружево манжета.

– А вы спросите у вашего сына.

– Что это значит?

– Спросите, спросите. Надеюсь, свидетельству из его уст вы поверите.

Капитан Блад взял Энтони за плечи и, слегка отстранив от себя, спросил:

– Что он имеет в виду, Энтони?

Лейтенант Блад с трудом разлепил губы:

– Она выходит за него замуж.

– Что ты говоришь?! Элен выходит замуж?

– Да.

– Она сама тебе это сказала?

– Сама. Только что.

– Ну что, сэр, вы удовлетворены? – спросил дон Мануэль.

– Признаться, это для меня неожиданность, – задумчиво сказал сэр Блад, – и я уверен, что здесь дело нечисто.

Алькальд усмехнулся:

– Напрасно вы оскорбляете своего будущего зятя. Но так и быть, я вам прощаю. И теперь, – он развел руками, – не вижу никаких препятствии к тому, чтобы привести в действие наше соглашение. А заодно и отметить мое бракосочетание – оно состоится сегодня. Приглашаю всех.

– Не слишком ли богат событиями ваш сегодняшний день? – спросил капитан Блад.

– На что вы намекаете?

– На то, что если вы согласны с моим планом, то приводить его в действие нужно сегодня ночью.

– К чему такая спешка, нельзя хотя бы завтра?

– Нам нужно подготовиться, – сказал Бакеро.

– Это ваши заботы. Люди, с которыми я обо всем условился, ждать не могут. До следующей ночи они скорей всего просто не доживут.

– Почему, черт возьми?

– Потому что всем в лагере известно, что они мои сторонники. И когда выяснится, что меня в лагере нет, они не проживут и часа.

Дон Мануэль задумался, мысленно он проклинал этого хитрого англичанина – с ним никогда нельзя было быть уверенным, что ты обыграл его окончательно, всегда в запасе у него есть неожиданный ход.

– Ну что ж, – сказал он, – если положение дел таково, что нам нужно выступить сегодня ночью, мы выступим сегодня ночью.

– Около полуночи, – сказал сэр Блад.

– Около полуночи, – повторил дон Мануэль, – стало быть, венчание переносится. Я хочу жениться сразу после боя. Отпразднуем одновременно и победу, и свадьбу.

– Вы не захотите выспаться перед венчанием? – спросил дон Отранто.

– Я рассчитываю хорошенько выспаться в супружеской постели.

Все понимающе улыбнулись. Дон Мануэль, на их взгляд, поступал совершенно правильно. Пока эти вояки из метрополии будут дрыхнуть, дон Мануэль перебьет пиратов и женится, а потом сам сатана уже ничего не поделает. Не станет же дон Диего осаждать испанский город.

Дон Мануэль размышлял и над тем, что неплохо было бы обвенчаться с Элен до выступления, отправиться в битву из-под венца, с бала на корабль. Но он понимал, что Элен никогда не согласится на это, не увидев Энтони на свободе, а отпустив его, дон Мануэль лишался возможности влиять на капитана Блада и, стало быть, на исход вылазки. Все досконально взвесив, алькальд решил: будь что будет.

Командор Бакеро и другие офицеры отправились в казармы. У них было шесть рот, и все их нужно было бросить в бой.

Испанцы, разумеется, откровенно боялись пиратов, но когда им объяснили, что они пойдут на спящих, они приободрились.

Капитан Блад остался в зале, где проходил совет, и под охраной, что вызвало его ироническую улыбку. Дон Мануэль не очень-то доверял своему неожиданному союзнику и будущему тестю.

Глава двадцать вторая
«Лиллибулеро»

Лавиния томилась в ожидании на борту «Агасфера»; ей боялись показаться на глаза и слуги, и офицеры. За малейшую провинность она могла отправить человека на нок-рею. Мисс Биверсток сидела у себя в каюте и раскладывала пасьянсы, и они все время у нее сходились, тоже, видимо, из страха перед ее гневом.

Троглио без стука вбежал в каюту, а это можно было объяснить только чрезвычайной причиной.

Лавиния подняла на него суровый взгляд. Ей не нравилось, как он выполнил ее поручение.

– Миледи, – закричал он на бегу.

– Ну, что такое?

Троглио преодолел волнение и выпалил:

– Красные занавески!

– Что ты говоришь?

– Красные занавески!

Лавиния одним движением руки смахнула карты со стола и скомандовала:

– Одеваться!

Управляющий удивленно спросил:

– Вы собираетесь отправиться сами?

– Неужели ты думаешь, что я буду сидеть и ждать?

– Да я ничего не думал...

– И правильно. Мужчине нечего делать там, где отношения между собой начинают выяснять женщины.

– Мне оставаться на «Агасфере»?

– Это еще почему?! Ты пойдешь впереди.

У мисс Биверсток был приготовлен мужской костюм из черного бархата. Он ей был очень к лицу и намного удобнее платья. С помощью служанки Лавиния спрятала волосы под шляпу. Теперь единственным, что слегка выдавало в ней женщину, оставались башмаки: хотя и мужского покроя, но слишком изящные.

Троглио хотел было что-то сказать по этому поводу, но раздумал. Когда его госпожа находилась в таком настроении, как сейчас, к ней лучше было не подходить с советами.

– Надеюсь, миледи, вы не прикажете спускать шлюпку немедленно? – осторожно заметил управляющий, когда Лавиния появилась из-за ширмы в полной боевой готовности.

– Конечно, прикажу, а почему нет?

– Нам так или иначе придется ждать наступления темноты, лучше здесь, на борту, чем на берегу. Ведь, насколько я понимаю, желательно, чтобы наше появление в городе осталось тайной для всех.

– Сколько нам придется ждать?

– Часа два или чуть меньше. – Троглио хотел сказать «чуть больше», но не посмел.

– Ладно, подождем, а вы пока подберите мне несколько добровольцев из тех, кто умеет стрелять и фехтовать. Может статься, они нам понадобятся, обещайте хорошо заплатить.

Когда Троглио ушел, Лавиния не стала раскладывать пасьянсы, она открыла свой секретер и достала оттуда старинный восточный кинжал со слегка искривленным лезвием, долго рассматривала его, вытащив лезвие из серебряных ножен. Это напоминало принесение некоей клятвы. После этого Лавиния достала из того же самого секретера небольшую перламутровую коробочку, сняла с нее крышку и осторожно принюхалась. По комнате распространился едва ощутимый, но очень волнующий запах. Эта коробочка была из наследства, оставленного тем первым Биверстоком, алхимиком, колдуном и исследователем индейских древностей. В отличие от прочих своих родственников, Лавиния не поленилась и хорошо разобралась в его записях и сумела воспользоваться кое-какими из созданных им составов.

Захлопнув коробочку, она откинулась на подушках, закрыв глаза и пребывая в состоянии легкого наркотического транса.

Центральноамериканские индейцы сумели поставить себе на службу силу многих растений, неизвестных в Европе; Агасфер Биверсток разгадал многие из их тайн, и теперь его правнучка пользовалась плодами его исследований. Началось это лет пять назад, когда Лавиния случайно пробралась в подземелье бриджфордского дома. Она никому не рассказала о свой находке; она сразу поняла, что богатства этого подземелья помогут ей в осуществлении ее будущих планов и в достижении самых фантастических целей.

Ровно через два часа с борта «Агасфера» была спущена шлюпка, места в которой заняли восемь гребцов, Лавиния, Троглио и трое матросов, знающих толк в обращении с оружием.

* * *

Солдат построили в четыре шеренги, атаку собирались производить по принятым в Европе правилам, которые заключались в следующем: первая шеренга, сделав залп из своих мушкетов, спешно уходит в тыл, где начинает заряжать оружие, на линию огня выходит вторая шеренга. Третья стоит наготове. Четвертая готовится. Считалось, что этот метод наиболее эффективный. А при атаке на спящий лагерь он должен был принести просто-напросто убийственные результаты. Оказавшись под непрерывным огневым валом, даже хваленые корсары ничего не смогут поделать. Большая часть вообще умрет во сне.

Первый этап операции прошел вполне успешно, всем шести испанским ротам удалось бесшумно покинуть город.

Дон Мануэль стоял в темноте перед смутно различимым строем солдат. На нем была прочная стальная кираса с золотой насечкой, гвардейская каска со слегка загнутыми кверху полями, левой рукой он сжимал пистолет, правой – длинную аквитанскую рапиру. У свободно стоявшего рядом капитана Блада оружия, разумеется, не было. Дон Мануэль, слегка наклонившись в сторону перебежчика, сказал вполголоса:

– Мы уже пустились в предложенную вами авантюру, сэр Блад, но не забывайте, что ваши дети находятся в полной моей власти.

– Плохо начинать совместное предприятие со взаимных угроз, дон Мануэль. Поэтому я вам ничего не отвечу на ваш дурацкий выпад.

Стоявший с другой стороны капитана командор Бакеро вмешался в разговор:

– Не кажется ли вам, что уже пришло время открыть пароль, а?

Сэр Блад пожал плечами:

– То, что вы узнаете, каков он, вам ровным счетом ничего не даст.

– Не темните, сеньор перебежчик, – грозно нахмурился командор.

– Ну как хотите, – вздохнул капитан, – паролем является мелодия одной английской шуточной песенки, я бы насвистел вам ее мелодию, но это собьет с толку тех, кому должен быть адресован пароль. Они подумают, что мы уже на исходных позициях, и раньше времени нападут на часовых.

– Вот оно что, хитро придумано, – пробурчал командор.

– Отдайте лучше приказ двигаться вперед.

Дон Мануэль подозвал к себе двух младших офицеров, они выслушали указания алькальда и кинулись бегом вдоль цепочки солдат вправо и влево от своих командиров. Через несколько секунд передняя шеренга дрогнула и, нарушая тишину ломаемыми сучьями, цепляясь сапогами за мелкие камни, пошла вперед. Ярдов через двести сэр Блад поднял руку и по шеренге пробежала команда – остановиться.

– Нам надо спешить, через полчаса взойдет луна, – нервничал дон Мануэль.

– Мы успеем, – спокойно сказал сэр Блад. Послушав наступившую тишину, он тихонько насвистел несколько тактов из «Лиллибулеро», популярной английской песенки. Тут же из темноты донеслось продолжение.

– Все в порядке, – облегченно вздохнул капитан Блад.

– Что мы делаем теперь? – спросил дон Мануэль.

– Нам нужно подождать минуту или две, за это время мои люди уберут часовых и дадут знать об этом.

Дон Мануэль и командор Бакеро напряженно вглядывались в чернильно-черную темноту ночи, но рассмотреть что-либо они были, конечно, не в силах.

Прошла минута, другая.

– Что же они там медлят? – нетерпеливо прошептал дон Мануэль.

Одновременно с его вопросом пришел условный сигнал.

– Ну что ж, – сказал капитан Блад, – насколько я понимаю – путь открыт.

– С Богом! – Дон Мануэль перекрестился эфесом своей рапиры.

– Думаю, нам осталось пройти ярдов двести пятьдесят или триста, – сказал командор.

– Несколько меньше, я укажу, где остановиться.

– Близится восход луны, нам надо спешить, – нервно сказал алькальд.

– Луна осветит поле, заваленное трупами.

– Такое впечатление, сэр Блад, что вы вообще не способны волноваться.

– Я не могу себе этого позволить.

Испанцы старались не шуметь: они осторожно перебирались через поваленные стволы, обходили камни, стараясь не задеть их ножнами или прикладом мушкета. Совсем рядом был корсарский лагерь, посреди которого горел одинокий костер.

* * *

Как раз в этот момент Лавиния со своими людьми высадилась на каменистой отмели чуть западнее стен Санта-Каталаны.

Гребцам было приказано ждать.

– Куда идти, Троглио?

– Вон там, миледи, чуть дальше по берегу, домик смотрителя. Я с ним договорился, что он проведет в город, если это будет нужно. Я дал ему десять монет.

– Идемте, и побыстрее, что там у вас, одышка?

– Нет, миледи, нога, – управляющий постанывал сквозь зубы, – ударил о камни при высадке.

– Вы что, совсем не можете идти?

– Я попытаюсь. – Троглио действительно попытался опереться на ушибленную ногу, но тут же со стоном присел.

– Эй вы! – скомандовала Лавиния. – Живо сажайте его на спину – мне все равно на чью. У нас нет ни одной лишней минуты. За то, что вам придется поработать еще и мулами, я увеличиваю вознаграждение вдвое.

* * *

– Элен, скажи, Элен, что нам теперь делать?

Аранта сидела рядом с подругой и время от времени подносила ей скляночку с нюхательной солью. С того времени, как дон Мануэль покинул их комнату, унося с собой синий флакон, девушки были в отчаянии. Положение Элен выглядело безнадежным, катастрофическим. Уже после того как они дали сигнал Лавинии, оказалось, что свадьба отложена и Энтони посадили обратно в тюрьму. Таким образом, бегство с Лавинией становилось бессмысленным. Энтони все равно погибнет. Если же отказаться от побега, то придется по-настоящему идти под венец и по-настоящему стать женою дона Мануэля. Мысль об этом рождала в душе Элен ужас. Это замужество действительно было бы предательством Энтони. Яда у нее не было, а искать какой-нибудь другой способ умереть у Элен уже не было ни сил, ни времени.

Неужели он победил? – раз за разом задавала себе этот вопрос Элен. Неужели его бахвальство о том, что ему все удается в этой жизни, окажется правдой? Где же тогда справедливость твоя, Господи?! Почему ты на стороне негодяя и предателя?! Неужели таков твой промысел, но тогда дай мне силы смириться с ним! Почему все в душе восстает против жребия, который ты навязываешь?!

Выхода не было. Девушки уже не могли даже плакать, будто слезы иссякли. Они сидели в оцепенении, и только Аранта механически повторяла, как заведенная:

– Что нам делать, Элен, что нам делать?

Неожиданно Элен спросила у подруги:

– А что дон Франсиско, как он себя чувствует?

Аранта ответила не сразу. Сначала по ее заплаканному лицу пробежала тень мысли, потом она даже подпрыгнула на диване.

– Как же я сразу не подумала?

– О чем ты, Аранта?

– Ведь у папы должны быть ключи от всех... У него должны быть ключи от тюрьмы!

В глазах у Элен вспыхнула надежда.

– Что ты говоришь?

– Я сейчас пойду и уговорю его. По крайней мере попытаюсь.

– Что же ты ему скажешь?

– Мой папа хороший человек, очень хороший.

– Он хороший испанец, а Энтони англичанин.

– Нет, папа хороший человек, он должен понять.

– Ну тогда скорее, Аранта, умоляю тебя. Сейчас Мануэля нет в городе, у нас все может получиться.

Аранта вскочила, лицо ее сияло.

Поскольку последние фразы были сказаны девушками громко, Сабина до некоторой степени поняла, о чем идет речь, она заворочалась на топчане, села и угрюмо сказала:

– Не к лицу приличной девушке освобождать преступника из тюрьмы.

Пробегая мимо нее, Аранта весело прикрикнула на нее:

– Молчи, дурында, – не отдавая себе, конечно, отчета в том, что это слово значит по-русски.

* * *

– Ну что, скоро? – Дон Мануэль положил руки на плечо капитана Блада, покрытое его легендарным плащом.

– Я жду ответного сигнала.

– Надо сказать, мне уже надоела ночная прогулка.

– Мы будем здесь стоять столько, сколько потребуется. Они, видимо, слегка запаздывают.

– Кто это запаздывает? – быстро спросил дон Мануэль. – Кто такие эти они.

Капитан Блад не знал, что ему ответить; он проговорился, и трудно сказать, что произошло бы в следующее мгновение, если бы не раздался из темноты ответный сигнал.

– Все, – облегченно сказал сэр Блад, – нам имеет смысл перейти в тыл, очень скоро здесь будет очень жарко.

Ряды пехотинцев разомкнулись, пропуская алькальда и его будущего тестя.

– Так я все-таки не понял, кого вы имели в виду только что, говоря...

– Не время, дон Мануэль, не время, чуть позже я отвечу вам на все ваши вопросы. А сейчас командуйте.

– Что командовать?

– Вперед, шагом марш, огонь!

Бешеное сомнение искажало лицо дона Мануэля! Он с явной неохотой отпустил плечо капитана Блада и отдал нужную команду. В ту же секунду ночь словно лопнула по шву. Огонь, крики, стоны! Все шесть рот защитников Санта-Каталаны решительным шагом двинулись вперед. Передняя шеренга, встав на колено, давала залп, и тут же ретировалась в тыл, освобождая место для следующей шеренги. Но довольно быстро этот стройный порядок нарушился. Судя по всему, противник отнюдь не был захвачен врасплох. Он тоже отвечал мощным залповым огнем. Тьма впереди взрывалась, и оттуда прилетала стена горячих пуль, которые легко прошибали кирасы и каски, калечили руки, ноги. Солдаты падали с проклятиями и предсмертными хрипами. Свирепые команды командора Бакеро и других офицеров упорно гнали их вперед, ведь впереди их ждала желанная победа. Командор был убежден, что это сопротивляется внешняя охрана лагеря; если подавить ее слабое сопротивление, больше никаких проблем не будет – остальных корсаров можно будет взять тепленькими. Очень долго и солдаты, и офицеры не могли поверить в тот очевиднейший факт, что из неожиданного нападения ничего не вышло, что противник встречает их во всеоружии и даже, кажется, контратакует. Линия встречного огня, несомненно, наплывала.

Дон Мануэль сориентировался первым; то, что его люди попали в хитроумно придуманную ловушку, было несомненно. Некоторое время он как завороженный смотрел на наплывающую по всему фронту линию мушкетных выстрелов, потом, очнувшись, резко обернулся, чтобы поделиться своим недоумением с капитаном Бладом, но обнаружил, что англичанина скрыла темнота.

* * *

– Он пьян, – в отчаянье сказал Троглио, опуская на лавку приподнятое за грудки тело, – я даже не представлял, что человек может до такой степени набраться.

– Человек может и не такое, – со зловещим спокойствием в голосе сказала Лавиния.

– Честно говоря, я не знаю, что нам предпринять, – морщась от боли в ноге, сказал Троглио.

Пьяный испанец лежал навзничь на лавке, разметав свои загребущие ручищи, из горла у него вырывался мощный храп.

Его супруга, крупная вальяжная мулатка, спокойно объяснила, что вообще-то он человек обязательный, и если берет деньги, то всегда отрабатывает. Но если уж напьется, лучше его сразу застрелить, потому что разбудить в таком состоянии его еще не удавалось никому.

Лавиния остановилась над грузным, густо пахнущим телом, сжимая под камзолом рукоять спрятанного кинжала. Если бы она не боялась нашуметь и поставить под угрозу свое предприятие, она бы, ни на секунду не задумавшись, воткнула кинжал в сердце этой пьяной свиньи.

Преодолев соблазн, она повернулась к Троглио:

– Вы помните, где вы прошлый раз пробирались в город?

– В общем... в общем, да. Там такая калитка в стене, прикрытая зарослями.

– Сможете сейчас ее отыскать?

– Навряд ли.

– Значит, сможете.

Троглио жалко улыбнулся.

– Как зовут твоего мужа? – резко обернулась Лавиния к мулатке.

– Фаустино. Фаустино Асприлья.

– Он часто бывает в городе?

– Довольно часто. Иногда. Не знаю. Мы живем бедно...

– Вы знаете имена тех, с кем он обычно имеет дело?

Мулатка зашмыгала носом.

– Думайте скорее, может быть, это сохранит жизнь вашему мужу.

– Я не знаю. Не уверена, но, кажется, одного он называл.

– Как называл?! Ну же!

– Кажется, Бенито, а может быть, и не Бенито.

Лавиния достала из кармана золотую монету.

– Точно, Бенито, а второго, дай Бог памяти, а второго...

Появилась и вторая монета.

– А второго – Флоро. Именно так, сеньора, Бенито и Флоро, они стражники сеньора, они охраняют вход в калитку.

– Ну что ж, – Лавиния поправила шляпу, – попробуем сами.

Мулатка засунула монеты в рот.

– Теперь вы, Троглио, будете у нас Фаустино Асприлья, и вам надлежит любой ценой договориться с вашими приятелями Бенито и Флоро.

Троглио занервничал.

– Но они сразу догадаются, что это не я, то есть это не он. Я не так уж чисто говорю по-испански. У меня акцент.

– У них, – Лавиния указала на матросов, – совсем нет акцента, потому что они не знают по-испански ни слова. У меня тоже нет, но Бенито и Флоро наверняка помнят, что их друг Фаустино был не женщина.

Возразить было нечего, Троглио покорился.

– Так, чья очередь нести мистера Троглио?

Один из матросов охотно опустился на колени, собираясь принять управляющего на закорки.

* * *

– Папочка, теперь ты знаешь все, и я думаю, что поможешь Элен и Энтони.

Дон Франсиско лежал на перине и тяжело дышал. Рядом с ложем грудой лежали мокрые полотенца, горели спиртовки, блестели холодной сталью инструменты для кровопускания.

– Не думал, что еще до смерти попаду в ад, – сказал дон Франсиско и слабой рукой подтащил к груди угол простыни и вытер шею.

– Папочка, сделай доброе дело, это облегчит твою душу, я умоляю тебя.

– Аранта, когда мне понадобится исповедник, я позову отца Альфонсино. Не надо читать мне проповеди и не надо лить надо мною слезы, будто я неисправимый грешник.

– Но ты же понимаешь, что я права, я никогда, согласись, никогда не вмешивалась ни в какие дела, я всегда была маленькая, слишком маленькая. И слишком глупенькая. Ты можешь не принимать в расчет мои доводы, но ты не можешь не поверить моим чувствам.

Дон Франсиско закашлялся.

– И твои чувства велят тебе выступить против твоего родного брата?

– Если бы ты знал, как мне трудно было прийти к такому решению! Сколько ночей напролет я проплакала, расставаясь в душе со светлым образом Мануэля, обожаемого Мануэля, лучезарного Мануэля. За последние месяцы он не сделал ничего, ничего, чтобы вернуться на прежнее место в моей душе.

Дон Франсиско продолжал бороться со своим кашлем, но это давалось ему все труднее и труднее.

– Но все же он твой брат, Аранта. Родной брат, ты не можешь об этом забывать.

– Но мой брат фактически стал насильником и, нисколько не задумавшись, станет убийцей, и никто его не остановит.

– Не забывайся, Аранта! – возмущенно воскликнул дон Франсиско. – Он твой брат!

– Да, папочка, именно потому, что я помню об этом, я хочу помочь ему.

– Помочь в чем?

– Я хочу помешать ему стать и насильником, и убийцей!

Дон Франсиско молчал, слова дочери его потрясли. Это оказалось слишком неожиданным. Он всегда считал ее ребенком, маленькой несмышленой девочкой, несколько обделенной природой, потому что главное досталось на долю Мануэля: и сила, и ум, и красота.

– У тебя чистая душа, дочка, – тихо сказал дон Франсиско.

– Ты говоришь так, как будто не видел этого раньше, папа.

– Я просто раньше не думал об этом.

– Почему?

– Потому что в нашем доме все шло своим чередом...

– Я не очень умная, папочка, я не поняла, что ты хотел сказать.

– И не надо, это я так, про себя.

– А что же ты скажешь мне?