Текст книги "О себе, о людях, о фильмах"

Неслыханно быстрое развитие мира происходит стихийно. Именно поэтому оно опасно, а порой и тревожно. Мы видим сейчас странную однобокость материальной культуры.

Мир истребляет естественные ресурсы планеты с такой быстротой, как если бы люди собирались жить максимум сто, ну двести лет. Но ведь человечество хочет жить гораздо дольше. Оно находится в самом начале своего пути. Только сегодня оно вырвалось в космос и получило в руки реальную возможность переделки планеты. Но с планетой нужно обращаться с осторожностью – она у нас одна. Во всяком случае – пока.

Самые разные люди начинают постепенно сознавать опасную неуправляемость капиталистического развития.

Почему это происходит? Ведь армия деятелей науки растет неслыханно быстро. Если сто лет тому назад ученый был тихим работником лаборатории, если Менделеев или Пастер работали почти в одиночестве, то сейчас науку обслуживают гигантские институты, огромные предприятия с промышленными установками. В некоторых быстро развивающихся отраслях техники научно-исследовательские работы занимают двадцать, сорок, пятьдесят, а то и больше процентов всех расходов.

Прослойку интеллигенции между двумя противостоящими классами – буржуазией и пролетариатом – сейчас уже трудно назвать прослойкой, – она постепенно становится одной из самых массовых составных частей современного общества. Но люди, обслуживающие науку на Западе, раздроблены, хотя и собраны подчас в огромные, многотысячные коллективы. Молодая часть работников науки и техники, по существу, пролетаризируется. Верхушечная часть сливается с капиталистической элитой.

Раздробленность работников науки связана, в частности, с очень узкой специализацией. Сейчас во всех областях знания количество информационного материала настолько выросло, что специалист в состоянии проглотить только то, что ему до зарезу необходимо для его работы, не больше. Он не знает положения науки в целом. Он – специалист в определенной области электроники, но уже другие стороны электроники он знает плохо, а, скажем, атомная физика или биология для него темный лес. Множество специалистов делают каждый свое дело, и каждый из них варится в своем маленьком котелке. Ученый с широким мышлением – это редкость.

Сейчас промышленное развитие передовых стран в очень многом зависит от возникновения и роста новых, специальных областей; там, где собраны мощные институты, обещающие новое и прибыльное дело или новое и важное для войны дело, там находятся узлы технического и экономического прогресса, туда бросаются огромные средства.

Изменился социальный состав современного общества. В наиболее развитых странах работники сельского хозяйства составляют теперь только от семи до десяти процентов населения. Армия промышленного пролетариата тоже постепенно сокращается в результате механизации и автоматизации.

Растет сфера обслуживания. Ибо это немедленные прибыли. И еще быстрее растет та часть населения, которая обслуживает науку. Через двадцать-тридцать лет одной из самых многочисленных частей населения станет армия научных работников и обслуживающего их персонала.

Вместе с тем состав работников науки и техники стремительно молодеет. Университеты и специальные учебные заведения вынуждены вовлекать все более широкие слои населения. Университет перестал быть узкой привилегированной средой. Растущая армия научной молодежи становится, по существу, высоко квалифицированным пролетариатом науки. В среду научной и технической молодежи широким потоком вливается студенчество.

О западной молодежи говорят уже лет двадцать.

Сначала появились длинноволосые стиляги и «кожаные куртки»; появилось сердитое молодое поколение. Причин для того, чтобы сердиться, было достаточно, но не совсем понятно было, чего именно оно хочет. Затем появилось поколение, которое называли молчаливым, иногда – загадочным. Потому ему дали такое название: поколение «икс». Поколение «икс» было недовольно миром – миром вообще. Казалось, никаких специальных задач оно не ставило. Оно просто не любило взрослых. Профессора и социологи, отцы и матери, философы и литераторы рассуждали об этом непонятном поколении, гадали о том, куда оно идет, сетовали на потерю идеалов, привычных идеалов буржуазного общества, устоями которого являются семья, религия, личное благополучие, карьера, официальная благопристойность.

Это был этап отрицания без намека на положительную программу. Вот кинорепортаж из ФРГ примерно семилетней давности. Заброшенный, перенесший бомбежку дом. Пять молодых людей, им лет по 20. Трое лежат прямо на бетонном полу, подложив под голову рюкзаки. Четвертый пришивает пуговицу. Пятый рассматривает гитару. Увидев репортера, поворачиваются, молча ждут.

– Можно с вами поговорить?

Никакого ответа, но один в знак согласия пожимает плечами.

– Вы живете здесь?

– Мы живем везде, – цедит парень с гитарой.

– Работаете где-нибудь?

– А зачем?

– Учитесь?

– А зачем?

– Но нужно же что-нибудь делать!

– Видите ли, господин репортер, мы делаем то, что нам нравится. А то, что нам не нравится, мы не делаем. Вам ясно?

– Вам нравится танцевать?

– Иногда.

– У вас есть подружки?

– А у вас, господин репортер?

– У меня есть жена.

– А телевизор у вас есть? Или хотя бы порнографические карточки?

– Я все-таки хотел бы знать, чем вы занимаетесь?

– Мы не воруем. А до остального вам нет дела.

– Вы кончили школу?

– Глупый вопрос. Естественно!

– А дальше?

– Мы живем.

– Но нужно же что-нибудь делать!

– Слушайте, вам не нравится то, что мы делаем, а нам не нравится то, что делаете вы. Считайте, что интервью окончено.

– Можно снять ваши крупные планы?

– Только быстрее. А потом убирайтесь к черту.

Я написал этот диалог по памяти, но содержание примерно такое. Ну, разумеется, этот репортаж не типичен, но в чем-то он примечателен.

Сейчас пошла совсем другая молодежь, но тогда на первый план выдвигалось только отрицание старшего поколения – больше ничего. Молодежь ни в чем не хотела походить на родителей. Они опрятны? Будем неопрятными. Они стригутся? Будем косматыми. У них ботинки? Будем ходить в сандалиях на босу ногу или огромных чёботах. Я видел американских девочек в чудесных, явно дорогих брючках, но штанины внизу нарочно отрезаны ножницами, одна короче другой, а концы тщательно превращены в лохмотья. Решительно все нужно делать наоборот: другая походка, другая музыка, другой лексикон, другие отношения.

На этой базе возникали различные экстремы.

Возникали полухулиганские банды с массовыми драками, бессмысленными побоищами.

Рядом с этим, правда на иной почве, появились калифорнийские «Черные ангелы», «Дикие ангелы» – полуфашистские организации. Одна из них, например, выработала свой собственный завет. Завет этот довольно выразителен. Участники этой организации изваяли большую цементную скрижаль, вертикально разделенную пополам. На левой половине написано: «Ненавижу», на правой – «Люблю».

Итак, ненавижу: русских, китайцев, негров, евреев, арабов, всех цветных, коммунистов, социалистов, писателей, полицейских и всех прочих.

Люблю: деньги, женщин, снова деньги, успех, снова деньги, насилие, снова деньги, власть…

В Западной Германии, следуя старой нацистской традиции, появились охранные отряды НДП – штурмовики нового типа. Такие же отряды фашистских молодчиков созданы в Италии.

В самой благополучной, спокойной стране мира, в Швеции, возникло странное расслоение общества: молодежь стала выкидывать совершенно невероятные номера. Она проповедовала освобождение от моральных принципов, свободное сожительство с кем угодно, наркотики, насилие и прочие эскапады.

В течение нескольких лет Стокгольм был Меккой этой странной молодежи.

Как раз в Стокгольме однажды собралось совещание верховных судей государств Европы. Прибыл туда и наш представитель. На совещании стоял один вопрос: что делать с молодежью? Что делать со стремительным ростом потребления наркотиков, с огромным количеством всевозможных преступлений, с бессмысленным хулиганством, с полной безыдейностью?

На стокгольмском рынке торговля кончается в девять часов утра и продукты убираются. Молодежь, не только шведская, но и приехавшая из Германии, Бельгии, Дании, Англии и т. д., собиралась на этом рынке. Судьи решили побывать на рынке и поговорить с молодыми людьми.

Представитель нашего советского суда решил пойти вдвоем с английским судьей. Они переоделись, приобрели, так сказать, незаметный, скромный вид и пришли на рынок.

На рынке сидели на прилавках или просто на земле, лежали и стояли толпы молодежи. При появлении английского и советского судей они воззрились на них. Англичанин сказал:

– Я хочу сначала разыскать английских молодых людей.

Разыскали.

Английский судья сказал:

– Здравствуйте.

Одни из сидевших на земле молодых людей ответил:

– Пошел вон, полицейская морда.

Судья смутился:

– Почему вы думаете, что я полицейский?

– Это написано на твоей роже.

И девушка, сидевшая на прилавке, нежным голосом добавила:

– Лучше уйдите. Мы таких, как вы, не любим.

Года четыре назад в Париже я шел с приятелем по одной из улочек Латинского квартала. Это было ночью. Поперек улочки, взявшись за руки, бежала стайка девочек и мальчиков. Они громко кричали: «Мы идем! Мы идем! Мы идем! Идите к черту! Идите к черту! Идите к черту! Вы дерьмо! Вы дерьмо! Вы дерьмо!»

Приятель спросил девочек:

– Почему вы кричите?

– А вам какое дело?

– Но ведь люди спят.

– Пусть послушают. И вообще, что вы хотите от нас? Вы же ничего не понимаете!

И стайка со смехом убежала, продолжая кричать.

Когда я работал в Париже над дубляжем, я спросил молодого помощника звукооператора, не может ли он устроить меня на какую-нибудь молодежную вечеринку? Мне хочется посмотреть, как они танцуют. Он сказал:

– Боюсь, что вас выгонят. Они собираются здесь, совсем близко, за углом. Но ведь вас надо спрятать. Давайте лучше я покажу вам людей вашего возраста. У нас есть специальный дансинг для пожилых и одиноких мужчин и женщин.

Кстати, дансинг для пожилых и одиноких мужчин и женщин произвел на меня сильное впечатление. Это не относится к теме молодежи, и я прошу извинить меня за короткое отступление.

Мы прошли через какую-то площадь где-то около бульвара Сен-Мишель.

Очень узкая улочка, в которой две машины рядом стоять уже не смогут. Никакой вывески.

В огромном полутемном зале сидели одинокие люди – кто за столиком, кто в маленькой ложе. Когда выступал оркестр, люди вставали, мужчины подходили к женщинам, приглашали их. Кончался танец, и они расходились поодиночке. Было так темно, что первые минут десять я почти ничего не видел. Потом привык, пригляделся. Но лица все-таки были еле видны. Какой-то пожилой человек в морской форме, какой-то приличный господин в белом воротничке. Женщины, одетые в темное, неопределенного возраста. Танцы тоже были немножко старомодные: вальсы, танго, фоксы. Иногда вдруг какой-то современный танец, но его танцевали мало.

Ровно в час ночи хозяин этого дансинга для одиноких громко сказал через микрофон: «Через две минуты конец». И произошло странное: все женщины стремглав ринулись к выходу. Не прошло и минуты, как не было никого. Зал был пуст. Я спросил спутника:

– Почему такое бегство?

Он сказал:

– Сейчас увидите.

Через несколько секунд вспыхнул ослепительно яркий свет.

Никто не хотел показывать лицо при этом свете.

Мы со спутником вышли. Вот эти ушли вдвоем. Вот еще двое ушли вместе. А вот этот еще топчется. И она топчется на той стороне тротуара.

Нет, это совсем не проститутки, и совсем не альфонсы, это просто одинокие люди в огромном городе.

Но вернемся вновь к этому непонятному поколению. Лет пять или шесть тому назад возникло вдруг мощное движение хиппи. Возникло в Сан-Франциско. Сначала все издевались над хиппи. Хиппи раскрашивали себя цветными мелками, одевались самым странным образом, вели себя как блаженные или душевнобольные. Но потом вьіяснилось, что это, пусть нелепая, но все же форма протеста против капитализма. Среди хиппи ecть дети состоятельных родителей, которым предстояла прекрасная карьера и обспеченное будущее. Они убежали из своих домов и скрылись. Они ненавидят город, ненавидят войну, ненавидят насилие, ненавидит буржуазный^: уклад.

Когда состоялась первая демонстраций хиппи против агрессии во Вьетнаме, полицейские; как положено, бросились на них с дубинками, но хиппи протягивали им цветы и кричали: «Мы вас тоже любим, не бейте нас».

Оказалось, что у хиппи есть своя идеология. Эта идеология – помесь христианства, толстовства, гандизма, идеология непротивления злу, бескорыстии, презрения к деньгам:

Замечательный эпизод произошел однажды на нью-йоркской бирже в разгар делового дня.

Все знают, что представляет собой нью-йоркская биржа. Эго сумасшедший дом, это каша возбужденных, жестикулирующих, кричащих людей. Стремительные колонки цифр: доллары, доллары, акции, доллары.

Хиппи достали пропуска на нью-йоркскую биржу. На этот раз они не раскрашивали, разумеется, лица мелками и были одеты так, как одеваются все нью-йоркцы. Посетителям положено стоять наверху, на галерее. Биржевая торговля происходит внизу. И вот вдруг десять или пятнадцать молодых людей-хиппи вынули пачки однодолларовых бумажек и стали штука за штукой бросать эти доллары вниз. Бумажки медленно падали на пол. Их не замечали, пока кто-то из биржевых маклеров не крикнул: «Ведь это доллары!» И произошло невероятное: маклеры, которые ворочали тысячами, сотнями тысяч, стали хватать эти доллары. Биржа прекратила работу. Люди ползали на полу, хватали доллары на лету, подскакивали, ловили. А хиппи весело хохотали.

Ну, разумеется, движение хиппи бесперспективно, и это только одно из уродств капиталистического мира. Но это движение перебросилось из Америки в Европу, в латиноамериканские страны (правда, там оно нашло менее благоприятную почву). Появились хиппи в Лондоне, даже в Голландии. Некоторые из них носили на шее [нечто] вроде коровьих колокольчиков, другие – венки или ожерелья из цветов.

К сожалению, практика хиппи очень скоро оказалась связанной с наркотиками, в частности – с ЛСД. Этот препарат дает мирные, блаженные галлюцинации, а изготовить его может любой студент в химической лаборатории своего университета. Формула препарата очень проста. Выяснилось также, что шкурка банана тоже дает наркотик. Вокруг хиппи выросла целая кустарная промышленность. Торговцы обдирали бананы, сушили шкурки, толкли их в порошок и извлекали наркотик. А сама мякоть бананов расходилась в детские дома или просто выбрасывалась.

Но как бы ни был странен этот зигзаг пути современной молодежи, все же в нем есть презрение и ненависть к доллару, к буржуазному укладу, к наживе, к войне, к насилию.

Я намеренно подчеркиваю молодежные экстремы 50-х – 60-х годов. Но рядом с этим росло прогрессивное движение здоровой, прекрасной, морально чистой молодежи. Эта молодежь спасает из грязи и нефти сокровища Флоренции, восстанавливает разрушенный землетрясением Скопле, организует совместные интернациональные молодежные кемпинги, едет в слаборазвитые страны мира, чтобы помогать и учить, как когда-то шли в народ наши народники. В Западной Германии студенток называют «дочерьми революции».

Эта молодежь оптимистична. Она не боится полиции, дубинок и слезоточивых газов. Кипящие и задорные толпы таких юношей и девушек я видел в Париже во время разгона демонстрации на бульваре Сен-Мишель.

Вплоть до 1968 года социологи гадали о дальнейшем пути молодежи. Протесты против вьетнамской агрессии, борьба за гражданские свободы, походы молодежи в негритянские районы юга – это были важные этапы, предвестники революционного взрыва.

В 1968 году разразилась буря – буря в Сорбонне, во всей Франции, в Западном Берлине, в ФРГ, революционный взрыв в Мексике. К этому нужно прибавить Италию, Испанию, США, Японию. Только в этих странах студенческое движение охватило уже не сотни тысяч, а миллионы бунтарей, и этот бунт теперь уже нельзя назвать бессмысленным.

В США прогрессивная революционная молодежь, к которой примкнула часть преподавателей, выдвинула лозунг новой демократии и новой организации американского общества, выдвинула лозунг революционного преобразования классических устоев капиталистического государства. Студенты научились работать конспиративно. Готовить выступления организованно.

Мексиканские студенты создали агитбригады и направились к рабочей молодежи; в Испании студенческое движение приобрело такой размах, что было объявлено чрезвычайное военное положение. Все лозунги революционного студенчества стали антибуржуазными и революционными. Студенты, даже не члены Коммунистической партии, выдвигали даже такой лозунг, как «вся власть Советам», в частности в Западной Германии. Это новый этап молодежного движения.

В любом номере газеты рядом с сообщениями о забастовках, о политических выступлениях трудящихся вы встречаете упоминание о революционном студенчестве. Совсем недавно в «Правде» была заметка о том, что фашиствующие организации в Турине подложили бомбу замедленного действия в зале, где должна была выступать греческая певица Мелина Меркури. В результате произошла демонстрация, перешедшая в сражение с силами реакции.

Бок о бок шли студенты и рабочие.

В свое время Ленин высоко оценивал революционное движение русского студенчества, хотя далеко не все оно было большевистским. Но оно расшатывало устои империи и готовило революцию. Сейчас студенты наиболее развитых стран Европы и Америки, тех стран, где, казалось бы, материальное изобилие очевиднее всего, студенты даже этих стран выступают застрельщиками борьбы с основными устоями буржуазного мира, борьбы подчас вооруженной. В Японии студенты изготавливают для себя дубинки и шлемы: они хотят сражаться с полицией на равных. Нужен только один шаг: соединение революционного студенчества с пролетарским движением для того, чтобы зашатался мир эксплуатации и бесправия.

Современное общество нуждается в науке и нуждается в ученых. Глупый бургомистр западного Берлина воображает, что можно обойтись без студентов. Нет, он не обойдется без студентов. Их будет все больше.

Молодежь свежими глазами смотрит на мир и понимает опасность того, что происходит.

Я не сомневаюсь, что 1970 и 1971 годы продолжат нынешнее развитие событий.

Множество тупиков возникло в современном мире. Демографический взрыв в третьем мире. Рост голода. Национальная рознь. Войны. Междоусобицы. Уродливое развитие городов. Уничтожение естественных ресурсов планеты. Угроза тотальной войны и истребления.

Ни одна из этих проблем не может быть решена никаким путем, кроме социалистического преобразования мира. Сейчас это начали понимать и на Западе.

Итак, западный мир сегодня подтверждает известное положение классиков марксизма о том, что капитализм обесчеловечивает человека, что в условиях капитализма стремительное развитие науки и техники ведет человечество к катастрофе. Эту идею я и положил в основу сценария, этой идеей я и руководствовался при умозрительном отборе материала.

Я приношу извинения за необычную форму сценария. Но вглядитесь в материал, который упоминается здесь. Это мир сегодня. Это материал огромной изобразительной силы. Он так же захватывает воображение и мысль, как материал предыдущего нашего фильма «Обыкновенный фашизм». Я глубоко убежден, что зритель будет с таким же вниманием смотреть эту картину.

Я не могу сейчас предложить более точную сценарную запись, которая станет основой будущего фильма. Ведь это будущий год. Но мне было важно сейчас найти точку зрения, которая позволит производить впоследствии точный отбор.

Так же как в «Обыкновенном фашизме», картина будет разделена на главы. Пока я только очень условно называю эти главы. Они во многом зависят от того материала, который будет собран. Но сейчас я полагаю, что можно наметить такие главы:

1. Новый год.

2. Богатство и нищета.

3. Величие техники и ее оборотная сторона.

4. Третий мир.

5. Индустрия развлечений.

6. Индустрия преступлений.

7. Индустрия эротики.

8. Индустрия наркотиков.

9. Тебя видят, тебя слышат, за тобой следят.

10. Город, который душит тебя.

11. Воздух, вода и земля.

12. Нас будет шесть миллиардов.

13. Бацилла национализма.

14. Война продолжается.

15. Одиночество и толпа.

16. Автомобильное божество.

17. Ты принадлежишь вещам.

18. Стандарт мысли и стандарт жизни.

19. Новые «боги» и новые «пророки».

20. «Молчаливое поколение» заговорило.

21. Будущее мира – социализм.

Разумеется, могут возникнуть новые главы. Но эти названия разделов направляют поиск.