Текст книги "Алмазы Карибского моря"

Глава 17
Вирус бешенства

До маяка было километра три, и, как ни спешили наши друзья, тяжелая ноша не позволяла идти достаточно быстро. Чтобы не подниматься на пригорок и не продираться сквозь кусты, было решено идти вдоль берега. Так получалось немного дальше, зато носилки не тряслись и не накренялись.

– Я чувствую себя нормально, – заверяла товарищей Джейн, испытывающая неловкость за то, что причиняет столько неудобств. – Немного пить хочется, но я потерплю. Вы отдыхайте, мальчики. Не нужно нести меня без передышки. Уже мокрые совсем.

– Отдохнем, когда доберемся, – твердили они, стараясь не показать, как устали и запыхались.

Но сделать остановку пришлось раньше.

– Что это за куница там валяется? – спросил Шовкун, шедший первым. – Или хорек… Не поймешь.

Быков вытянул шею, чтобы посмотреть через его плечо. На песке, подергиваясь и выгибаясь, лежал зверек размером с кошку, но раза в полтора длиннее и с гораздо более длинным хвостом, сужающимся к концу, как у крысы, но не голым, а мохнатым. Тело, лапы и морда существа тоже были покрыты густым мехом, местами таким слипшимся, что он напоминал торчащие иглы.

– Мангуст? – спросил себя Быков, когда они подошли ближе. – Да, несомненно, мангуст, – ответил он себе.

Джейн неудобно выгнулась, чтобы видеть, что происходит впереди.

– Разве мангусты водятся не в Индии? – удивилась она.

– Однажды их завезли на Ямайку для уничтожения змей, – пояснил Быков. – С тех пор они прижились и расплодились. Помнится, их даже отстреливать пришлось, когда они кишмя кишели на острове. Статья где-то была.

– Она подыхает, мангуста ваша, – сказал Шовкун. – Мучается.

– Мангуст, – поправил Быков машинально. – Мужского рода.

– Ему от этого не легче.

– Что с ним? – встревожилась Джейн.

– Сейчас узнаем, – решил Шовкун. – Опускай носилки, Дима. Надо посмотреть. Не могу видеть, как животина страдает.

Они осторожно поставили дощатый настил на песок и пошли к мангусту, который то сворачивался калачиком, то резко распрямлялся, судорожно дергая в воздухе скрюченными лапками. Оскал зверька напоминал улыбку, но маленькие круглые глазки смотрели с невыразимой предсмертной тоской. Приблизившихся людей он не видел. Его оскаленная морда была перепачкана песком, прилипающим к слюне, беспрестанно текущей из пасти.

– Наверное, ранил кто-то, – предположил Шовкун. – Могли парни камнем бросить по пути. Голод не тетка.

– Ран нет, – сказал Быков. – Зато слюней хоть отбавляй.

– Что это с ним?

Мангуст в очередной раз свернулся кольцом и вдруг впился зубами в собственное брюхо.

Шовкун вздрогнул:

– Себя грызет, бедолага, так ему больно. Прибить бы надо. Или придушить.

Он приготовился присесть рядом с подыхающим зверем.

– Остановись! Не смей! Не прикасайся!

Это кричала Джейн, которая не только скатилась с носилок, но и пыталась ползти, неловко отталкиваясь одной ногой.

– Ему же больно, – стал оправдываться Шовкун, выпрямляясь во весь рост. – Я хотел только от мучений избавить мангуста этого.

– Отойдите от него, – скомандовала американка. – Оба. Скорее.

«Да чего ты так всполошилась?» – хотел было сказать Быков, но успел договорить только до начала слога «всп», потому что мангуст с неожиданным проворством подкатился к Шовкуну и попытался тяпнуть того за пальцы босой ноги.

Запорожец отпрыгнул с завидным проворством, после чего был вынужден еще дважды повторить прыжок и совершить несколько пируэтов, потому что мангуст не оставлял его в покое, преследуя его по песку. Это было пугающее и вместе с тем забавное зрелище. Казалось, что седой, раздетый по пояс, мужчина в пятнистых камуфляжных штанах отплясывает на пляже какой-то безумный танец под никому больше не слышную музыку.

Мангуст, израсходовав на преследование последние силы, вытянулся на песке. Волны конвульсий шли по его телу, он издал несколько пронзительных скулящих звуков и застыл.

– Ни фига себе, – пробормотал Шовкун, утирая ладонью пот.

Его седая чуприна потемнела от влаги и прилипла ко лбу.

– Это бешенство, – пояснила Джейн, переводя дух. – У нас на ферму несколько раз забегали бешеные скунсы и еноты. Потом приходилось убивать всех собак и кошек. Бешенство сразу не распознать, а оно смертельно.

– Даже для человека? – удивился Шовкун.

– В особенности для человека, – подтвердил Быков. – Укус такой твари заразен. Если не сделать вовремя укол, смерть неотвратима.

– Кто бы мог подумать, – пробормотал Шовкун, глядя на мертвую тушку.

– Нужно быть осторожнее, – сказала Джейн, опасливо озираясь. – Если один зверь взбесился, могут быть и другие.

– Нужно вооружиться, – сказал Быков.

– Ты побудь с девушкой, а я наберу камней, – предложил Шовкун.

– Камни не помогут. В такого маленького зверька не попадешь, когда бросится. Палки нужны. Дубинки подлиннее и покрепче.

– Ладно. Оставайся на месте.

Опасливо обойдя мертвого мангуста, Шовкун отправился на поиски оружия. Быков поднял Джейн на руки и отнес обратно.

– Очень больно? – спросил он, опуская ее на носилки.

– Почти ничего не чувствую, – ответила она и добавила: – Кроме благодарности. И…

– И? Ты не договорила.

– И не договорю, – сказала Джейн. – Какие могут быть признания в любви, когда я на ведьму похожа и потная, как свинья.

– Разве свиньи потеют? – удивился Быков.

– Не знаю. У нас так говорят.

Он хотел что-то сострить по этому поводу, когда увидел мангуста, выскользнувшего из кустов и потрусившего через пляж в направлении моря.

– Здоровый, – сказал Быков. – Взбесившиеся собаки избегают воды. Это так и называется – водобоязнь.

– Собаки, может, и боятся, – пробормотала Джейн. – А насчет мангустов неизвестно. Не двигайся. Лучше не привлекать его внимание.

Они забыли о существовании Шовкуна, бродящего по берегу в поисках вынесенных волнами сучьев. Он увидел мангуста, подскочил и бросился в воду, вздымая тучи брызг. Зверек, напуганный ничуть не меньше, помчался в противоположном направлении, вильнул и столкнулся нос к носу с Быковым, который, не придумав ничего лучше, загородил собой Джейн и громко закричал.

Мангуста как ветром сдуло. Услышал крик и Шовкун, барахтавшийся на отмели. Решив, что товарищи подверглись нападению и зовут на помощь, он выбежал из моря и помчался к ним во всю прыть, которую позволяли песчаные барханы и босые пятки. Джейн, видя его перекошенное лицо, разразилась истеричным хохотом, еще сильнее напугавшим Шовкуна.

– Что? – выкрикнул он, подбегая. – Укусил? Куда?

Американка, не прекращая смеяться, в изнеможении повалилась на носилки. Ее подрагивающий указательный палец был направлен в Быкова. Когда к ней вернулась способность говорить связно, она объяснила, что вопль, обративший в бегство мангуста, был в точности похож на воинственный клич из старых фильмов про Тарзана.

– Не вижу ничего смешного, – пробурчал Быков. – Что мне было еще делать? А если бы зверь оказался бешеным?

– В этом случае кричи не кричи, все равно, – рассудил Шовкун. – Слава богу, что мангуст оказался нормальным.

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Джейн. – После такого вопля он мог запросто лишиться рассудка.

Девушка вновь расхохоталась. Быков, собравшийся надуться и уже нахмуривший брови, расплылся в улыбке, а потом тоже засмеялся. Их смех был подхвачен Шовкуном. Это было не столько веселье, сколько нервная разрядка, необходимая всем троим после испытаний, выпавших на их долю. Отсмеявшись, они перевели дух и смущенно отвели взгляды в разные стороны. Потом мужчины подхватили носилки и продолжили путь.

Они добрались до маяка под вечер, когда солнце начало остывать, утратив ослепительный блеск, а тени удлиняться. Ветер гнул траву к земле, волны, набегающие на мыс, оставляли широкие пенистые разводы. Вокруг полосатой башни носились чайки, похожие на клочки бумаги, подхваченные смерчем.

На крыльце жилого домика сидели Толян и Вадик и азартно хрустели сухими кукурузными хлопьями, поочередно запуская руки в пакет. Женя развешивал постиранную одежду на сухом дереве между домом и навесом, под которым не было ничего, кроме тени. Самвел упражнялся с баскетбольным мячом, бросая его в кольцо, прикрученное проволокой к покосившемуся столбу. Никого из них не обеспокоило то, что у Джейн перевязана голень, и она не ходит, а прыгает на одной ноге, опираясь на палку.

– Вода есть? – спросил Быков хрипло.

– Для вас нет, – ответил Самвел, не переставая бросать мяч.

– Глоток – сто баксов, – заявил Вадик, перемалывая хлопья зубами.

Шовкун, ни слова не говоря, протиснулся в дом и вернулся оттуда с баклажкой воды.

– Там несколько упаковок припасено, – сообщил он, давая друзьям напиться.

– А чего это ты здесь хозяйничаешь? – спросил Толян. – Дом твой?

– Может, твой? – огрызнулся Шовкун.

– Когда мы сюда пришли, вас здесь не было, – заявил подошедший Жека. – Тут все наше, ясно?

Быкову все это не понравилось. Пустой дом, безлюдные пустоши вокруг, наглые ухмылки спортсменов.

– Где Майкл? – спросил он, озираясь.

– Я здесь!

Голос донесся сверху. Быков задрал голову и увидел Майкла и Максима, уединившихся на круглой площадке, опоясывающей верхушку маяка. Один держал в руках бинокль, другой – фотоаппарат, явно позаимствованный из коллекции Быкова. Оба стоящие наверху мужчины смотрели равнодушно и невозмутимо. Ему почему-то вспомнился взгляд акулы.

– Джейн сломала ногу, – объявил он во всеуслышание.

– Нужно быть осторожнее, – нравоучительно произнес Майкл. – Здесь больниц нет.

Их разделяло метров тридцать, поэтому голоса их разносились по всей округе.

– Где смотритель? – спросил Быков снизу.

– Нет его, – ответил Максим. – Вообще никого нет. На двери записка. Чушь какая-то. Похоже, чувак свихнулся.

Шовкун сходил за запиской, обнаружил, что она написана по-английски и передал ее Джейн.

– Ральф – так его зовут – предупреждает, что вынужден уехать вместе с женой и дочерью. Женщину и девочку покусала собака. Ральф уверен, что она взбесилась. Он был вынужден ее убить.

– Из помпового ружья, – прокомментировал Самвел, – а ружье там же и бросил, за сараем. Лошара.

– Чувак правильно поступил, – возразил Вадик, ухмыляясь. – Как знал, что нам его пукалка понадобится.

Пока зачитывалась и обсуждалась записка смотрителя маяка, Макс и Майкл успели спуститься и присоединиться к остальным.

– Так даже лучше, что мы предоставлены самим себе, – сказал Майкл. – Никто не будет приставать с расспросами и совать нос не в свои дела. Завтра важный день. Я намерен отыскать место высадки своего предка. Оно неподалеку.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Шовкун.

– У меня карта.

– Погоди, погоди, – поморщился Быков. – Ты хочешь сказать, что мы причалили прямо в нужном месте? Нас принесло волнами именно туда, куда надо?

– Представь себе, – кивнул Майкл.

– Так не бывает, – заявил Шовкун.

– Как видишь, бывает, – сказал Максим. – Майкл у нас счастливчик. Лаки мэн.

– Посмотрим, – отмахнулся Майкл. – Может оказаться, что карта липовая. Или произошла какая-то ошибка. Короче говоря, завтра все прояснится.

Быков обратил внимание, что парни при этих словах обменялись быстрыми многозначительными взглядами. Заметив это, он вспомнил, что теперь спортсмены опять вооружены, и решил держаться настороже.

Джейн все это время стояла перед Майклом и ожидала, когда он к ней обратится. Этого не произошло, поэтому ей пришлось заговорить первой.

– Не хочешь спросить, каково мне с поломанной ногой?

– Нет, – ответил он, пожимая плечами. – Это и так понятно. Тебе плохо.

– Тебя это не волнует?

– Что я могу сделать? Поменяться с тобой ногами?

Парни, слышавшие этот разговор, приглушенно засмеялись.

– Девушку надо накормить, – вмешался Быков.

– Корми, – сказал Майкл, смерив его невыразительным взглядом.

Реплика вызвала новый взрыв смеха. Быков посмотрел по сторонам. На площадке вокруг маяка имелось несколько строений, но жилым был только домик, вход в который откровенно преграждали Толян и Вадик. Самвел с Женей тоже перетаптывались поблизости, готовые вмешаться, если потребуется.

– Поделитесь едой, мужики! – не выдержал Шовкун.

– Мужики в поле пашут, – сказал ему Вадик.

Быков удержал за плечо рванувшего вперед Шовкуна.

– Спокойно, Петро, – произнес он и обратился к Майклу: – Угомони свою гвардию, Майкл. Иначе пожалеешь.

– Неужели?

Майкл уставился на Быкова. В глазах его проступила некая заинтересованность, окрашенная тщательно скрываемой тревогой.

– Ага, – кивнул Быков. – Сейчас мы развернемся и пойдем дальше. Тут есть дорога, видишь? Плохонькая, проселочная, но она куда-нибудь да приведет. И там найдутся люди. И телефоны. И другие средства связи…

– Короче, – перебил Шовкун. – Все всё узнают.

– Сформулировано точно и лаконично, – одобрил Быков. – Ты собираешься прославиться, Майкл? Ты прославишься. Ты приобретешь такой имидж, что до конца жизни не отмоешься.

– Есть подписанные вами контракты, – быстро произнес Майкл. – Вы обязались не разглашать детали путешествия.

– Да тебя ни один адвокат не возьмется защищать, когда станет известно, что ты даже не покормил невесту, сломавшую ногу. Твое имя станет нарицательным. Майкл Чернов? А, это тот ублюдок, который бросает товарищей в беде и мастер на разные подлости? Кто с тобой после этого будет иметь дело, Майкл Чернов?

Последовала долгая пауза, во время которой каждый обдумывал прозвучавшие слова. Потом Майкл покачал головой и укоризненно сказал:

– Плохого же ты обо мне мнения, Дима. Кто сказал, что вас не накормят?

– Он юмора не понимает ни фига, – подал голос Самвел.

– Ребята пошутили, – сказал Максим. – Добро пожаловать. У нас все общее. Мы ведь одна команда.

Вечерний свет был мягким и приглушенным. Спорить не хотелось. Хотелось есть. А еще спать.

Быков помог Джейн войти в дом. За ними последовал Шовкун. Они заглянули в комнату, в кладовку, в кухню и остались довольны. Здесь были и консервированные бобы, и крупы, и рис, и даже кое-какие сладости. Правда, друзья не обнаружили в доме ничего хотя бы отдаленно пахнущего мясом или рыбой, что их несколько огорчило.

– Спортсмены присвоили, – определил Шовкун. – Вот же гады. Уходить надо, Дима. Предлагаю завтра же утром. Нечего нам здесь делать.

– Давайте хотя бы денек отдохнем, мальчики, – попросила Джейн. – У меня совсем сил нет.

– Мы же тебя понесем, – напомнил Быков, ставя на огонь кастрюлю для итальянской пасты. – Тебе не придется идти.

– Думаете, так приятно трястись на твердых досках? – спросила американка, устроившаяся на угловом топчане так, чтобы вытянуть сломанную ногу на стуле.

– Подстелим что-нибудь, – сказал Шовкун, облизывая палец, сунутый в банку с бобами.

– Одеяло будет соскальзывать, – возразил Быков. – Завтра смастерим другие носилки, настоящие. А там видно будет. Может быть, этот Ральф вернется. Тогда не придется тащиться пешком в такую даль. Не думаю, что здесь есть населенный пункт поблизости.

– У Майкла телефон есть, – сказала Джейн. – И ноутбук. Может, позвонить и вызвать помощь?

– Не выйдет, – сказал на это Шовкун. – Мобильники у многих сохранились. Что с того? Все давно разряжено. А сюда электричество не проведено, как видишь. Давайте ужинать. Скоро стемнеет совсем.

– Минутку, – сказал Быков, нащупал провод, подвешенный к стене, и пошел вдоль нее, перебирая кабель пальцами.

– Что он делает? – удивилась Джейн.

– Не знаю, – сказал Шовкун, после чего хлопнул себя ладонью по лбу. – Черт! Как же я сам не догадался. Это же маяк! Тут непременно должны быть генераторы. Иначе как световые сигналы кораблям подавать?

В подтверждение его слов за окном раздалось тарахтение мотора, которое, впрочем, тотчас прекратилось. Вспыхнувший свет погас. В кухне стало еще темней, чем раньше.

Глава 18
Да будет тьма!

В сгустившихся сумерках силуэт Вадика казался огромным и заполнял собой весь дверной проем. В одной руке он держал кабель, сорванный с генератора.

– Ты охренел? – спросил его Быков.

Он пришел в прихожую, вспомнив, что здесь есть перегородка, в которой он заметил при осмотре агрегат непонятного назначения. Когда разговор зашел об электричестве, Быкова осенило. В доме имелся генератор. Конечно. Иначе и быть не могло.

И Быков не ошибся. Вот только, оказывается, не всем хотелось света и прочих достижений цивилизации. Генератор работал вхолостую. Энергия, вырабатываемая им, никуда не перетекала.

– Заткнись, дядя, – сказал Вадик, наматывая кабель на руку. – Иди ужинай, пока есть зубы, чтобы жевать.

За его спиной возникла фигура еще кого-то из гоп-компании. Вариантов ответных действий было немного. Быков сразу отринул искушение попросту двинуть Вадику в морду. После этого оставалось лишь молча отступить либо пустить в ход все свои дипломатические способности.

– Парни, – заговорил Быков, следя за тем, чтобы тон был ровным, а эмоции – нейтральными. – Вам что, со светом хуже будет? Зачем отказываться от благ цивилизации?

– На свет комары налетят, – подал голос Самвел. – Покусают.

– Могут до смерти, – поддержал его Толян. – Хоп, и ноги протянул.

В прихожей стало почти темно от загородивших дверной проем силуэтов. На фоне синего ночного неба они были черными и безликими. Внезапно Быков ощутил такой прилив ярости, что его затрясло, как если бы электричество пропустили прямо через него. Он нашел кнопку и выключил генератор. Двигатель перешел на негодующий ропот и затих. Стало тихо.

Быков провел рукой за спиной и нащупал лопату, прислоненную к стене. Он взял ее наперевес. Ему больше не хотелось быть дипломатом. Ему хотелось колотить железом по этим безмозглым, тупым головам, понимающим один только язык – язык силы.

Он уже начал заносить лопату, чтобы воткнуть лезвие туда, где поблескивали оскаленные зубы Вадика. Но тут блеск исчез, в темноте возникла еще одна человеческая фигура и спросила голосом Майкла:

– Что здесь происходит? Дима, опять ты воду мутишь?

– Я хочу включить генератор, – процедил Быков. – Какого черта мне будут указывать, что мне делать, а чего нет?

– Насчет электричества я распорядился, – пояснил Майкл. – Не надо, чтобы кто-то заряжал батареи.

– Почему?

– Нельзя, чтобы в мире узнали раньше времени о моем проекте. Иначе тут соберется целая толпа репортеров, и мне не дадут спокойно завершить проект.

– Ты всерьез надеешься найти клад?

Наступила такая тишина, что был слышен не только шум далекого прибоя, но и урчание в животе кого-то из парней.

– Потом поговорим, – отрезал Майкл. – А сейчас забирай свою свиту, Дима, и ложитесь спать. Как там у вас на родине говорят, утро вечера мудренее. Приятных снов.

– Выметайтесь, короче, – перевел на понятный ему язык Самвел. – Дом наш. Мы его первые нашли.

Быков вспомнил, что все еще держит лопату в руках. Мышцы непроизвольно сократились. Лопата словно сама собой развернулась штыком вверх, готовая к удару. Быков поспешно избавился от нее и отправился к товарищам.

Узнав об ультиматуме, Шовкун возмутился:

– Они совсем обнаглели! Позволили хотя бы девушке переночевать под крышей.

– Я не хочу! – быстро сказала Джейн. – Лучше я с вами.

Понять ее соображения было несложно.

– Конечно, – сказал Быков. – Петро, хватай матрас, а я возьму подушку.

– Не выпустят, – предупредил Шовкун, возясь в темноте.

– Пусть только попробуют!

Навьюченные, как верблюды, друзья двинулись к выходу. Джейн прыгала за ними на одной ноге, держась за плечо Быкова. Парни у входа, ворча, расступились.

– Матрас верни, – крикнул им вслед кто-то.

– Возьми, – предложил Быков, не оборачиваясь.

– Попробуй, – добавил Шовкун.

Желающих не нашлось. Спортсмены остались на месте, провожая ушедших злыми взглядами, а потом скрылись в доме. Джейн и двое ее верных спутников стали готовиться к ночлегу под навесом. Судя по запаху бензина, обычно здесь стояли машины. Звезд почти не было, так что ночью мог полить дождь, а мокнуть не хотелось. Путешественникам вполне хватило недель, проведенных в водяной пустыне.

Они улеглись в ряд, оставив между собой метровые промежутки. Шовкун почти сразу захрапел. Быков слушал его рулады и завидовал. К нему сон не шел, хоть убей. Причиной тому было не нервное напряжение от последних событий. Уснуть мешала близость Джейн. Быков ни на минуту, ни на секунду не забывал, что она лежит рядом. Именно лежит, а не сидит и не стоит, что имело особое значение. В этом было что-то необъяснимо волнующее. Быков поймал себя на том, что сдерживает собственное дыхание, чтобы лучше слышать, как дышит Джейн.

Внезапно ее рука протянулась из темноты и опустилась на его руку, лежащую поверх одеяла. Во рту Быкова стало сухо, а в голове – пусто. Он не знал, как отреагировать на ее робкую ласку. Сказать что-нибудь? Сжать пальцы, давая понять, что он чувствует прикосновение и ценит его. Нет. Это было бы все равно, что ловить бабочку. Спугнешь – уже не заманишь обратно.

Быков сглотнул, издав при этом такой звук, словно чем-то подавился.

– Не спишь? – спросила Джейн шепотом.

– Нет, – ответил он голосом сильно простуженного человека.

– Спасибо тебе за все.

– Пожалуйста. То есть не за что.

– Есть за что, – сказала Джейн. – Когда надо, ты всегда рядом. С тобой я чувствую себя в безопасности. Знаешь, как маленькая девочка на руках у отца.

– Я никогда не был маленькой девочкой, – сказал Быков.

– А я была. Папа носил меня на плечах до двенадцати… нет, до тринадцати лет. Правда, когда я подросла, он делал это только на природе, когда никто не видел. Мы не хотели, чтобы нас видели и обсуждали. Мама ругала его и требовала, чтобы он меня не баловал, но папа вновь усаживал меня на себя и носился по лесу, как быстроногий скакун.

Джейн помолчала и убрала руку, прежде чем продолжить.

– Я тогда решила, что муж у меня будет такой же. Готовый носить меня на руках хоть всю жизнь. Каждой взрослой женщине иногда хочется вернуться в детство. По прошествии лет оно кажется таким безопасным, таким счастливым.

– А мне – нет, – признался Быков. – В детстве повсюду подстерегали опасности и просто неприятности. Плохие оценки, хулиганы, осуждение взрослых. Наверное… – На этот раз он проявил инициативу, взяв Джейн за руку. – Наверное, мужчине еще важнее иметь рядом любимую женщину, чем наоборот. Кто бы еще делал из нас героев и победителей? Кто вдохновлял бы на смелые поступки, открытия, нестандартные решения?

– Дима, – перебила Джейн. – Ты сказал «любимая»? Я не ослышалась?

– Да, а что? – смутился он.

– Ничего, – испугалась она. – Не обращай внимания. Я просто так спросила.

– Джейн, – тихо позвал Быков.

– Что? – спросила она шепотом.

– Я бы хотел, чтобы ты всегда была рядом.

– Я не люблю слово «всегда», – сказала Джейн. – В нем уже заключается обман. Люди не могут быть постоянно вместе. Они не знают, что с ними произойдет завтра, как сложится их судьба. Невозможно даже пообещать, что всегда будешь носить одну и ту же прическу или использовать ту же помаду…

– Пример про помаду для меня особенно убедительно звучит, – сказал Быков, и они засмеялись этой незатейливой шутке, как дети.

Быков даже прихрюкивал от избытка чувств. Джейн булькала и всхлипывала. От того, что оба старались смеяться беззвучно, получалось только громче.

Шовкун закашлялся, сел и хрипло позвал:

– Ты плачешь, девочка? Нога болит?

– Немного, – простонала она.

Быков вцепился зубами в ребро ладони, чтобы не расхохотаться во весь голос.

– Не плачь, – попросил Шовкун. – Эй, Димка! Проснись, Дмитрий. У твоей американки нога болит.

Джейн забилась в истерике. Быков тоже не смог больше сдерживаться. Некоторое время они хохотали как безумные, а Шовкун их слушал. Потом обозвал идиотами, забрал постель и ушел в темноту.

Веселье сразу иссякло.

– Когда можно смеяться, то уже как-то не хочется, – вздохнул Быков.

– Петр на нас обиделся, наверное? – предположила Джейн.

– Нет. Что еще ему оставалось делать? Ворчать и дуться. Я бы на его месте тоже лег отдельно. Тебя это смущает?

– Что?

– Ну что мы остались вдвоем, – пояснил Быков.

– Почему это должно меня смущать? Я только рада. Нога, правда, мешает. Но если ты наклонишься ко мне…

Он наклонился. Их губы потрогали друг друга, проверяя на вкус, после чего сомкнулись в одно целое. Быков уже забыл, когда в последний раз целовался так самозабвенно. Это были совершенно особые поцелуи. Одни заканчивались, и тут же начинались новые, потому что губам и языкам не хотелось разъединяться.

– Хватит, – попросила Джейн, легонько отталкивая Быкова. – Иначе я или задохнусь, или сойду с ума, или еще что-нибудь хуже…

– Что может быть хуже? – спросил он с колотящимся сердцем. – Или лучше? Черт! Я совсем запутался. Голова идет кругом, как у мальчишки.

– Я хочу тебя.

– Я тоже! Джейн, я…

– Но мы ведь не сделаем этого, правда? – спросила она. – Не в этих условиях, не на земле, не рядом с другими. И без этих проклятых деревяшек на ноге. Пообещай мне, Дима. Потому что одна я с собой не совладаю, а потом буду жалеть об этом.

– Ты ни о чем не будешь жалеть, Джейн, – мягко произнес Быков и растянулся на спине. – Ради этого я на все готов.

Их руки встретились на нейтральной территории, переплелись пальцами, подержались друг за друга и расстались.

Они заснули одновременно, очень быстро и сразу. Как будто умерли.

На этот раз вместе.