Текст книги "Мазиловские были"

Я отчего-то на это обиделся. Причем особо расстроила меня рассказка про человекоподобных зверюшек. «Тоже мне «Рамаяна», блин!» – насупившись, я заливал в себя одну за одной стопки с каким-то совершенно отвратным буржуйским пойлом – то ли вискарем, то ли джином. Перед глазами вдруг отчетливо заскакал друг Рамы – хвостатый Хануман во главе войска союзных индийцам боевых обезьян. Макаки потрясали копьями и уже были готовы двинуться в «яростный поход» на Ланку, освобождать похищенную демоном Раваной красавицу Ситу. Мн-да… Как там в «Бриллиантовой руке»? «По-моему, вам пора освежиться!»

Выйдя в очередной раз покурить и проветриться на лестничную клетку, я после профилактических гигиенических процедур в виде «двух пальцев в рот» у мусоропровода, увидел перед собой подругу детства. Ни слова не говоря, она взяла меня за руку и потащила прочь с пьянки, как когда-то в институте волокла из «корпуса «Г».

Будучи изрядно хмельным, я не сопротивлялся, и, если честно, даже толком не успел ничего понять, а тем более расспросить. Ни про ее житье-бытье, ни про ее родителей. В мгновение ока я оказался в такси, а затем, после тряски по ночной Москве, у нее дома. Вернее, не дома в Мазилове, а, видимо, на ее новой, семейной, хате – где-то в районе проспекта Мира. Там на кухне, обитой деревом, она меня долго, молча, отпаивала крепким пахучим чаем из металлической коробочки, отмачивала в ванной, а потом заботливо уложила спать. Спустя какое-то время легла и сама…

А потом… Потом была ночь страсти и нежности, а, если хотите, и любви. Несостоявшейся, нерастраченной… Выпитое спиртное, как это ни странно, не препятствовало проявлению чувств, не умаляло сил, а скорее, наоборот, способствовало остроте восприятия и сладости ощущений. Помню, под утро, Светка бережно теребила мои волосы и шептала без своего дурацкого “honey”: «Наконец-то я дождалась, хороший мой…». Из глаз ее текли совершенно неподдельные слезы радости и одновременно печали…

После утреннего кофе, когда мне уже надо было ехать военкоррствовать, Светка нежно поцеловала меня и сказала:

– Майкл, мы больше не будем с тобой видеться, хорошо? Сам понимаешь, honey…

Я кивнул и лишь спросил:

– Телефон-то оставишь?

Она отрицательно покачала головой.

Вздохнув, я медленно, стараясь запомнить каждую ямочку и складочку ее кожи, погладил Светку по щекам и шее и поспешил на службу…

…Почему я в тот день, сидя в ТАССе и глядя в окно на храм Большого Вознесения, где, по преданию, венчался Пушкин, вдруг вспомнил свою подругу детства? Не знаю. Как говорится, «навеяло»…

Я закончил считку горбачевской речи и отнес «свой» отрывок шефу, после чего развалился в компьютерном кресле (ТАСС уже в те годы был оборудован довольно шустренькими венгерскими компами «Видеотон») в ожидании дальнейших указаний. И тут раздалась телефонная трель, которая вывела меня из описанных воспоминаний. Я поднял трубку. Звонила Светка.

9

– Это я, Майкл, здравствуй! – послышался в трубке знакомый голос. – Не удивляйся, что я тебе звоню по рабочему номеру. Его тетя Валя дала. Я ведь тебе сначала позвонила домой, но она сказала, ты на работе. Вот, хорошо, что застала…

– Здравствуй, Света! – воскликнул я. – Неожиданный звонок.

– Ну, что там твой ТАСС, всё еще уполномочен заявить, или как? Номенклатурствуешь помаленьку, honey? Пайки, служебные авто с вежливыми стукачами-шоферами, пропуска в цековские распределители и столовые, спецполиклиники, скучные фэйсы партийных бонз…

– Хм, не без этого, – усмехнулся я с некоторым удовольствием. – Сегодня, вот поутру первый секретарь МГК подвез до работы на своем «членовозе» – мы на строительстве очередной станции метро были. Я потом репортаж накатал для дневного выпуска новостей… Кстати, вполне нормальным показался этот новый первый. Говорят, хороший мужик и крепкий хозяйственник.

– Ой, honey, – услышал я в трубке Светкин вздох, – неужели ты и вправду думаешь, что там есть «нормальные», а тем более «хорошие»? Чтобы достичь такого положения, представляешь, скольких он подсидел, скольких сдал, скольких заложил, скольких обманул, скольких сожрал, скольким настучал по голове, а перед сколькими прогнулся, скольким пролизал зад…

– Ну, не скажи…

– Да, ладно, болт бы на них всех, как говорят твои переводяги! Я-то, собственно, на минутку, если так можно сказать, по делу…

– Весь внимания. Что-то случилось?

– Можно сказать и так. Я ведь в «Шарике», ну в «Шереметьево». Вот, выбежала перед таможней позвонить подруге и тебе, попрощаться. У меня через два часа самолет.

– В смысле?

– Ой, Майки, Майки, – усмехнулась девушка, – ты, как всегда, не догоняешь. Улетаю я. Ну в смысле, мы вместе с Борисом улетаем…

– Куда? – не понял я.

– Какой же ты не догадливый, honey! Рейс на Вену. Потом Рим с «Римскими каникулами», слышал про такой термин?

– Что это значит?

– Это значит, «прощай, немытая Россия». Мы давно были в подаче. Но вот, наконец, все формальности соблюдены – и израильтяне дали визу, и наш, то бишь теперь уже ваш ОВИР нас выпустил…

Я опешил:

– И что же дальше?

– А, не знаю, что дальше. Может, в Израиль, может, в Америку. У Бориса там какой-то дядя двоюродный есть. Посмотрим.

– Ты-то какое имеешь отношение к Израилям да Америкам? – я продолжал пребывать в состоянии полной растерянности.

– Ну, это выбор мужа. А я имею отношение к нему. Как никак, мужняя жена. К тому же есть еще одно обстоятельство. Я – на четвертом месяце. И хочу, чтобы мой ребенок вырос в приличной стране, а не там, где жратва по талонам, в магазинах шаром покати, и бардак везде.

– Какой бардак? Ты, вообще, о чем?

– Майкл, ты не видишь того, что вижу я, женщина. К тому же беременная женщина, будущая мать. Я гораздо острее всё сейчас воспринимаю, и инстинктивно чувствую, где моему потомству будет лучше и безопаснее. Страна вот-вот полетит в тартарары. Еще год-другой, и народ тут начнет друг-другу глотки рвать из-за куска хлеба, рабочего места, из-за территорий, разницы в политических взглядах, в национальностях, из-за всего! А чего хуже, может вспыхнуть большая гражданская война. Представь, honey, если загорятся Прибалтика, Молдавия, Поволжье, Кавказ, Закавказье? Если сцепятся Россия с Украиной, Армения с Азербайджаном или какая-нибудь Киргизия с Таджикистаном. А если всё это разом?

– Погоди, погоди, с чего ты взяла, что будет так грустно? Разве к этому есть предпосылки?

– Эх, Майки, из твоего тассовского кабинета тебе просто не видно, что творится «на земле». К тому же тебя окружают люди с профессиональным когнитивным диссонансом: думают одно, говорят другое, делают третье. А ведь тут скоро начнется полный алес-капут. Хаос, развал всего и вся, разгул бандитизма, нищета, безработица, полная безысходность и отсутствие перспектив… Вот, попомни мои слова, honey!

– Перестань! Это временные трудности! – отрезал я. – Родина больна, да, согласен. Но не всё так мрачно. Может быть, всё, что происходит, в конечном счете, ей пойдет на пользу. Сбрасывать балласт, очищаться от гнили – всегда полезно. Как ни крути, реформы державе объективно необходимы. – (я совершенно искренне так тогда думал!) – А уехать из нее сейчас – это всё равно, что сбежать от больного родственника, потому что неохота за ним ухаживать, а потом помогать в реабилитации. К тому же всё может резко поменяться к лучшему, если придет другая команда. Такие силы в верхах есть, я ж каждый день среди стволов большого калибра вращаюсь, знаю, о чем говорю…

– Что толку-то, что они есть? Пока будешь ждать их прихода во власть и перемен к лучшему, вся жизнь может пройти. Я так не хочу. И так всё время чего-то ждала, ждала… Хватит! Ты, как знаешь, honey, а я сваливаю!

– Но это же значит… Это значит предать страну, которая нас вскормила-вспоила!

– Страна?! А много она сделала, к примеру, для моей семьи? Репрессировала одного деда, другого раскулачила, за то, что в хозяйстве были корова да лошадь. Бабушку вообще сослали только за то, что жила на «временно оккупированной территории», лишь в пятьдесят шестом из Казахстана вернулась…

– Да, бывали и ошибки, и перегибы. Но ведь давно уже осуждены и те нелюди, кто творил беззакония, и дана оценка их деяниям! А всё то, что ты рассказала, совершенно не отразилось на твоих родителях, ведь правда же? Они же ни в какие «неблагонадежные» не попали, без проблем поступили в институты, благополучно их окончили, поступили на хорошую работу…

– Да?! – взвизгнула Светка. – А как заболел папа, знаешь, как было, honey? Его сначала выкинули с работы под благовидным предлогом перевода в филиал, а потом, вместо того, чтобы поместить в заводской профилакторий, отправили умирать вместе с нищими в районную больничку. На похороны никто из бывших начальников не пришел. Даже соболезнования не выразили, сволочи. Ни пособия, ни пенсии не назначили – ничего!

– Да, да, слышал об этом несчастье, в Мазилове говорили про дядю Сережу. Извини, напомнить пришлось. Я хотел тебе позвонить, как узнал, но ты же не дала тогда телефона…

– Да ладно, проехали.

– Ну а как же, тетя Зина, твоя мама, друзья-подруги? Это же значит предать и их!

– Ха! Тетя Зина твоя – сама первая предательница. Она и меня, и папу предала. И года не прошло, как снова замуж выскочила. Кстати, за абсолютно конченного козла и старого дебила из ВЦСПС! А подруги… Думаю, поймут и не осудят.

– Света, в тебе говорят обиды. Тебе кажется, что все тебя бросили, все предали, что ты никому не нужна. Но, поверь, это не так… – попытался я воззвать к ней.

– Вот, не хотела я тебе звонить, Майкл, ой, не хотела! Как знала, что ты мне снова «проповеди» начнешь читать. Я всё решила, и переубеждать меня не нужно. Поздно… Ладно, не обижайся, и не суди строго. Прощай, дорогой мой друг детства! Вспоминай меня хоть иногда. Ну, пока, honey, целую!

В трубке раздались короткие гудки. Ошеломленный, я повесил ее. И, выйдя в курилку (в редакции, в другом углу еще оставались две женщины-корректорши), выкурил подряд две сигареты своего любимого тогда кубинского «Партагаса». Вернувшись в кабинет, набрал номер тети Зины, Светкиной мамы, но там никто не отвечал. Затем, доложившись шефу, и спросив разрешения отбыть, поспешил на улицу.

На Бульварном поймал такси и, совершенно не думая, успею или нет, даже не зная времени отправления венского рейса (в справочную позвонить не додумался, а интернета тогда еще и в проекте не было), рванул в «Шереметьево-2».

В такси подумалось: «Совсем, как Печорин». Только тот, как из Пятигорска увезли его прежнюю петербургскую возлюбленную Веру, гнал за ней вслед коня, а я машину, вернее – подгонял таксиста. В памяти всплыла и фраза из «Героя нашего времени»: «В этот момент мне показалось, что дороже её никогда никого не было». Надо же – это ведь и про меня! Ничего с течением веков не меняется в природе человеческой…

…Когда я прикатил в «Шарик», уже стемнело. Венский рейс еще не убрали с экрана, но его пассажиры, как выяснилось, давно прошли таможню и пограничный контроль и отправились на посадку. Так что Светку больше увидеть не довелось. Даже мельком, даже на секунду…

Выйдя из зала вылета, я закурил и стал вглядываться в шереметьевские огни. Интересно, в каком из взмывающих сейчас ввысь лайнерах могла сидеть подруга детства и юности? Но куда там! Разве определишь? Самолеты взлетали через каждые пять минут… Я еще немного постоял в задумчивости, выкурил еще пару сигарет и медленно побрел к автобусной остановке, пытаясь прикинуть, успею ли до закрытия метро доехать до «Планерной» или «Речного вокзала»…

10

Прошли годы. До неузнаваемости изменилась страна. Вернее, даже совсем исчезла с карты мира. Я имею в виду ту страну, которой мы присягали, интересы которой отстаивали далеко от ее рубежей, за которую кто-то из моих коллег-переводяг отдал молодые жизни или здоровье. Всё, ВСЁ, что было обильно полито нашей кровью и путом, предали противнику амбициозный алкоголик-перевертыш Ельцин, пучеглазый искариот Козырев, мидовский “Mister Yes”, и прочая, прочая…

Реформы, которые были так необходимы одеревеневшей социальной системе, на которые многие надеялись, и которые начинались, в общем-то, со знаком плюс, были поставлены с ног на голову. А в конечном итоге, после того как их оседлали предатели и демагоги, политические авантюристы и приспособленцы, хитрые, но глупые карьеристы, обернулись полномасштабной национальной катастрофой – распадом страны и обнищанием народа.

И дело вовсе не в крахе социализма, уничтожении советской власти или реставрации капитализма в его самой дикой – олигархической форме. А в том, что, вместе со всем этим, разрушив многовековые спайки между ее народами, убили могучую державу, ориентир для многих стран третьего мира, разломали вторую (причем альтернативную капитализму!) экономику мира, лишили людей на много поколений вперед надежд на лучшее будущее и социальную справедливость…

Ну, хорошо, долой коммунизм, да здравствует буржуазная контрреволюция, свобода, демократия, ура-ура. Но зачем же при этом рушить промышленность, «оборонку», науку? Громить образование, медицину, «космос», доканывать сельское хозяйство, фактически разоружаться перед лицом очевидных угроз со стороны конкурентов? Впрочем, бывшие конкуренты и откровенные враги в «новом, изменившемся мире» были шустро наречены «партнерами». (Слово-то какое паскудное подобрали – прямо как у педиков или картежников!).

В «мировом разделении труда», на которое финансовые хозяева планеты развели, как индейцев на бусы, российскую «элиту», нашей стране отвели роль лишь сырьевого придатка Запада, его «бензоколонки». «Элитариев», правда, пообещали записать в буржуинство и, как кость собаке, бросили им пресловутую нефтегазовую трубу, отведя роль смотрящих в фактически колониальной администрации.

Как там было написано в учебниках политэкономии, которые мы так не хотели читать в вузе? «Любая власть в буржуазном обществе существует лишь для того, чтобы обеспечивать олигархату, монополиям и транснациональным корпорациям режим максимального извлечения прибыли с подконтрольной территории и создания минимально сносных условий для жизни местному населению с целью недопущения бунтов и возмущений, могущих привести к нестабильности и свержению власти капитала». Что ж, ни убавить, ни прибавить!

На смену СССР, под вывеской которого маскировалась историческая Россия, пришло загадочное государственное образование РФ – «Эр-Эфия», которому еще только предстояло стать новой державой, доказать свое право на существование, на достойное место в мире и поступательное развитие…

Между тем новые власти «реформы» продолжили, наплевав на все учебники политэкономии, лихо попытавшись совместить трудно совместимые вещи – рынок и государственное регулирование, демократию и авторитаризм, либерализм и консерватизм, патриотизм и западничество, имперскость и республиканство. Взять хоть символы: царского орла (правда, сбросившего хищный оскал и короны) в виде герба, «демократический» торговый триколор в виде флага и сначала бессловесную «Патриотическую песнь» (якобы изначально задуманную композитором как «Польская мелодия») из оперы Глинки «Жизнь за царя», а затем и возвращенный союзный музыкальный шедевр, с измененными словами, в виде гимна.

Иногда мне кажется, что до сих пор продолжающиеся необъяснимые вилянья и шараханья из стороны в сторону, все эти «шаг вперед и два назад», как в ленинском произведении про партийный съезд или в песенке про «школу бальных танцев Соломона Пляра», и возникают из-за идеологической эклектики. Из-за того, что ни верхи – пресловутые «разные башни Кремля», ни низы понятия не имеют, какой дорогой и, главное, куда идти. Впрочем, в границах, повторяющих конфигурацию царства Ивана Грозного, а кое-где – и Великого княжества Московского, к которым, к радости геополитических противников, Россия была отброшена, на прежнюю роль самостоятельного игрока мировой политики и экономики, ей претендовать объективно сложно…

И тем не менее, несмотря ни на что, я верю в свою страну, в ее народ (именно – народ, а не веками, за редким исключением, предающую его «элиту»!), в его особый путь и особую миссию на этой планете. Волею судьбы он остается одним из немногих, противостоящих мировому Королевству Кривых Зеркал, где всё поменялось местами, согласно любимой игры Лукавого в «наоборот». Где черное стало белым, а белое черным, где Добро называют Злом, а Зло напяливает маску Добра. Где воры и лиходеи – образцы для подражания. Где палачей и нацистов славят, как героев, а на могилы истинных героев – спасителей мира от коричневой чумы – плюют и крушат их монументы. Где над святынями и традициями предков откровенно глумятся извращенцы и шуты. Где самые ухищренные перверсии объявляют нормой и ценностями, а за приверженность норме преследуют, где истинные вековые ценности, в том числе прописанные в Священных писаниях, отправляют в утиль…

Одного не понимаю: отчего только россиянам постоянно навязывается цивилизационный, политический, экономический и этический выбор между Востоком и Западом? То между Византией и Римом, то между Ордой и Орденом, то между Европой и Азией, а ныне – между Америкой и Китаем… Как будто мы непременно должны быть с теми или с другими!

Ведь здесь совершенно иной тип цивилизации. Мы – сами по себе, не Запад, но и не Восток. Россия, если хотите, Север. И у Отечества нашего свой алгоритм развития, отличный и от бездуховного Запада, который заботится лишь об одном – как бы пожрать посытнее да денег нажить побольше для удовлетворения своих причуд и извращений, и от излишне «духовного», философски-заумного Востока, который толчет, что воду в ступе, свои бесчисленные теории об иллюзорности и вредности земного бытия.

Кстати, похожую мысль высказал один японский дипломат, видимо, хорошо понявший Россию. На каком-то приеме, не помню уже в какой европейской стране, мы случайно зацепились языками. Оказалось, он много лет проработал в Москве, даже не забыл еще русский, хотя мы и общались на английском. Захмелев, японец вдруг выдал совершенно потрясающую сентенцию: «Знаете, в чем трагедия, и одновременно преимущество русских? В том, что у вас европейская внешность, но абсолютно азиатский тип мышления. Поэтому вы всё время мечетесь между Европой и Азией, хотя до конца за своих вас никогда не примут ни европейцы, ни азиаты. Но вы, оставаясь собой, вполне можете мимикрировать как под одних, так и под других, по мере надобности…»

Это я к тому, что мы должны быть реалистами, взяв лучшее и от Европы, и от Азии, опираясь на традиционные мировые религии, каждая из которых нашла в России свой «угол», не гнушаться своего собственного многовекового опыта – как духовного, так и материального. Тем более, что в свете известных событий и масштабных всеобъемлющих перемен, когда нам нужно заново учиться отстаивать собственные, а не абстрактные утопические интересы леваков-глобалистов. Быть, как говаривал один из наших институтских профессоров, «национально ориентированными», в позитивном смысле этого слова. То есть любящими свой народ, а не ненавидящими народы другие. В конце концов, приоритеты национального развития – это вовсе не обязательно проповедь превосходства одних над остальными, а именно расстановка акцентов, следование интересам и приоритетам своих стран.

Как ни странно, видимо, правы те, кто говорит, что лучшей формой существования многонационального государства является империя. В самом деле, только такое устройство, пожалуй, и может обеспечить более или менее сносную жизнь, права, защиту и развитие всем ее народам.

В нашем случае населяющим эти бескрайние евразийские пространства: русским и украинцам, татарам и евреям, мордве и чувашам, удмуртам и башкирам, карелам и тувинцам, якутам и бурятам, дагестанцам и народам Кавказа. У «национального» же государства всегда будет существовать риск скатиться в национализм, а то и в нацизм. И примеры европейских соседей, увы, свидетельствует именно об этом…

Кстати, те же немцы, также претендовавшие именоваться имперским народом (я имею в виду народы современные), помимо англичан, американцев, турок, россиян, отчасти французов и испанцев, португальцев в короткий промежуток их истории, попались в ловушку собственной теории о необходимости расширения «жизненного пространства», извечного тевтонского “Drang nah Osten[3]3
  нем. – Натиск на Восток


[Закрыть]”.

Россиянам же расширение, по большому счету, ни к чему. Мы и так находимся в центре континента, занимая с геополитической точки зрения евразийский “Heartland” – сердцевину. У нас исторически сложился иной, особый вид империи – где метрополия не угнетала, а развивала окраины. И, сбросив их балласт (не будем здесь поднимать сложнейший вопрос о справедливости произвольно начерченных большевиками границ «союзных» республик), который во всех смыслах обходился крайне дорого, ныне мы имеем возможность развиваться не вовне, а именно внутрь своей территории. На освоение лишь Сибири и Дальнего Востока уйдет не одно столетие!

Да, собственно, каждый народ, проходя полный цикл своего развития (ох, как прав создатель теории этногенеза Лев Гумилев – народы они, ведь, как люди: рождаются, мужают, дряхлеют и умирают!), должен развиваться в пределах своего естественного ареала расселения, тех исторических пределов, который положил ему Всевышний, не ущемляя и не обижая других… Но вернемся к повествованию.

…По протекции тассовской «пароходной» редакции в начале «лихих девяностых» я оказался в Балтийском морском пароходстве. Побороздив воды Балтики и Северной Атлантики с заходом в буржуйские порты и насмотревшись Запада, сполна удовлетворил свое «евролюбопытство» и желание «поработать в приличных странах». И надо сказать, Западом пресытился сто крат быстрее, чем в свое время Востоком. В общем, как мудро и справедливо гласит вражеская пословица: “East and West, Home is best![4]4
  англ. – Восток и Запад, а дом – лучше!


[Закрыть]”.

Затем, после ликвидации пароходства, с год поработал в мидовском УПДК, а после сокращений и там, по конкурсу поступил на РТР. За полтора года даже сделался шишкой средней руки. Но, поскольку не обладал ни «нужной» национальностью, ни «нужной» ориентацией, быстро слетел с «телеёлки» во время коммерциализации программ и прекращения госфинансирования…

После «телевизора» попробовал себя в коммерции, но ни Форда, ни Ротшильда из меня не вышло. Да и закончилось всё печально – кавказские налетчики поставили жирную точку в бизнес-плане четверых мазиловских парней, учредивших «кумпанство». Бородачи взяли кассу фирмы (тогда, справедливо не доверяя банкам, все держали оборотные средства в виде нала), проломив башку двум нашим сотрудникам.

Тыркнулись к ментам – так у них в то время по сотни подобных дел на день было. Да и примет, сказали, маловато. Что это за «бородатые» да «с кавказским акцентом»? Эдак пол улицы можно нахватать. Перспектив на раскрытие никаких. В общем, идите с миром отсель, граждане, нам со жмурами-то разбираться некогда, а тут еще ваш головняк. Ведь, слава Богу, никого не убили, все живы. Так чего ж вы хотите?

Пыркнулись к «родным», кунцевским бандитам, которым платили «божескую» дань, так они только посочувствовали по-соседски и развели руками: «Ну мы же, в натуре, не менты, дознание и следствие вести не обучены. Кабы вы сказали, кто, ткнули пальцем, то порвали бы злыдней, как Тузик грелку, а так, извиняйте, пацаны».

Попробовали было реанимировать бизнес, взяли кредит в банке, заняли наличных. Но быстро поняли, что раскрутиться по-новой в середине девяностых было уже нереально. Поэтому, в очередной раз оказавшись у разбитого корыта (хвала Всевышнему, что с долгами рассчитались!), в возрасте Христа автор повествования не нашел ничего лучшего, как опять податься под погон. Имея чин советского капитана, восстановил его и у «демократов», сделав классический выбор «лихих девяностых» – «или в менты, или в бандиты» в пользу право-охранки. Ну что ж, как говорится, каждому – свое: кому-то – кистень и шпалер, а кому-то – щит и меч…

…Про Светку в те годы практически ничего не слышал. Так, доходили какие-то обрывки слухов. Мол, то ли в Израиле, то ли в Америке живет наша соседка. Вроде бы, всё у нее нормально, но конкретно, чего да как – неизвестно. К тому же и «первоисточник» слухов в виде Светкиной мамы – тети Зины из поля зрения в какой-то момент исчез. Говорили, что переехала она куда-то в Чертаново к новому мужу, а хату мазиловскую продала…

11

…Промозглый балтийский ветер трепал трехцветные национальные флаги, синие звездные полотнища Евросоюза, рекламные растяжки, задувал под воротник и рукава, пробирая до костей. Известно, зима на Балтике удовольствие малоприятное. Даже при плюсовой температуре и отсутствии снега, но при высокой влажности, кажется гораздо холоднее, нежели в центральной России при минус пятнадцати…

Пройдясь по знакомой еще со студенческих вылазок загородной набережной, я побродил по узким проулкам Старого Города, полюбовался готическими шпилями культовых сооружений и живописными, «игрушечными» домишками, и, усталый, побрел в отель. День был сложный, но удачный…

Поутру в здешнем министерстве внутренней безопасности мы провели переговоры о восстановлении межведомственных отношений, прерванных ранее «по политическим мотивам», и возобновлении приграничного сотрудничества в правоохранительной сфере.

Местный министр, когда мы обменивались текстами протокола о взаимодействии (российский визави заранее подписал его в Москве) картинно улыбался, долго тряс мне руку, работая на телекамеры и фотообъективы. И даже «вспомнил» русский, бросив в эфир на «великом и могучем» пару фраз о «важности подписанных документов и необходимости кооперации». Ведь мы (а я как глава делегации обладал всеми на то полномочиями), ко всеобщему удовлетворению, договорились еще и проведении специальной оперативно-профилактической операции в приграничье по пресечению незаконной деятельности международных преступных групп.

Оно и правильно – ведь преступность не знает границ, а злодеи и лиходеи по обе стороны разграничительной линии, пользуясь политическими разногласиями сторон и отсутствием контактов среди правоохранительных структур, прекрасно между собой ладят. Меня, кстати, всегда удивляло, как быстро, в отличие от политиков, бандиты разных национальностей находят общий язык и точки взаимовыгодного соприкосновения! Организуют устойчивые преступные сообщества, занимаются контрабандой, торговлей людьми, переброской через границу наркоты и контрафактного алкоголя, ГСМ, леса, стройматериалов, украденное и награбленное в одной стране – сбывают в другой… Когда-то и кому-то надо же поставить всему этому барьер!

…Послужив в нескольких правоохранительных ведомствах в разных качествах – переводчиком и информационщиком, аналитиком и опером, в результате немыслимых сливаний-разливаний силовых структур неожиданно для себя я оказался в центральном аппарате… МВД. У милиционеров (вот посмеялись бы мы с друзьями-переводягами в молодости, что буду носить милицейские, а затем полицейские погоны!) ваш покорный слуга мягко вырулил на привычную «международку», защитился по профилю в тамошнем ВНИИ, и к пику карьеры дослужился до полковничьих звезд и должности замначуправления. Для пришлого человека из иных систем предгенеральская должность – не так уж и плохо.

Служба «полицейским дипломатом» (а в те времена наше подразделение было самым настоящим ведомственным «мини-МИДом» с отделами, повторяющими структуру мидовских департаментов) оказалась делом непростым, ответственным, но в то же время любопытным, интересным и во-многом привычным.

Привычным, потому как тут подобрался довольно качественный личный состав, с профильным образованием (были даже выпускники «Мориски») и соответствующим бэкграундом, из соответствующих структур, поэтому большинство здешнего служивого люда понимало друг друга с полуслова.

Ответственным – потому что приходилось решать сложные и значимые для страны задачи, называемые общей мидовской формулировкой «обеспечение международного сотрудничества в правоохранительной сфере». Любопытным – потому что довелось вплотную поработать с «большим» МИДом, посмотреть его работу «изнутри», познакомиться со многими «государевыми людьми», коих большинство имеет возможность лицезреть разве что по телевизору.

Интересным – потому что посчастливилось немало поколесить по свету в зрелом возрасте и в добром здравии, когда частые поездки в радость, а не в тягость, и уж, извините, за казенный счет. Помню, как-то попробовал посчитать выезды по штампам в загранпаспортах, так сбился со счету! Оно и немудрено, ведь на одни только заседания оперативных комитетов Совета государств Балтийского моря и Совета Баренцева Евро-арктического региона мотался не менее трех десятков раз…

А непростым – потому «товарищам милиционерам» из других подразделений очень трудно было донести, чего мы от них хотим, и чем, собственно, вообще занимаемся. Они совершенно искренне не понимали: зачем еще нужно в МВД нечто «международное», кроме национального бюро Интерпола? Да и общались с нашими офицерами краснооколышники с явной опаской и недоверием, видя в международниках сплошь комитетчиков да ГРУшников – в общем, чужаков. Совсем, как мы, мазиловские пацаны, видя таковых в детстве в учениках английской спецшколы.

Ну никак не могли милицейские чины поверить в то, что наша задача – безопасность, скажем так, внешняя, и нацелены мы именно на это, а не на раскрытие их внутренних «тем» и «схем» набития карманов с использованием служебного положения. Впрочем, на деле смог убедиться, что далеко не «все легавые – козлы», как мы в юности кричали на стадионе. Есть и среди ментов немало честных, порядочных людей, искренне радеющих за дело и служащих стране не ради выгоды, а по совести и по призванию.

Вдруг вспомнилось (хороший пример для иллюстрации тезы о «чужаках»), с каким восхищением и одновременно ненавистью взирали на меня милицейские генералы, когда на какой-то конференции я обратился к иностранным гостям попеременно на английском, французском и арабском. И как генералы-милиционеры (кстати, для меня так и осталось загадкой, почему среди них было так много этнических украинцев) совсем расстроились, когда, как говорят МИДаки, «на полях» мероприятия, увидели и услышали, что я неторопливо беседую с поляками и литовцами еще и на польском и литовском.

Впрочем, зарубежные коллеги тоже не раз испытывали смешанные чувства, когда мы начинали общаться с ними на родных для них языках, а не на «интернациональном» английском. Помню, какой испуг и недоумение были на лице израильского полицейского атташе с типично «еврейской» фамилией «Кутузов», когда в ходе переговоров я вдруг совершенно непринужденно перешел на иврит для того, чтобы более экспрессивно выразить мысль… (Видимо, от получения «культурного шока» израильтянин потом аж до конца срока своего пребывания в Москве всё слал мне вежливые поздравительные мейлы по случаю всех, даже самых экзотических, российских календарных дат).