Текст книги "Мазиловские были"

…В отеле, расположенном в уютном средневековом каменном здании (надо же – тут старину не рушат!), я посмотрел по телеку вечерние новости и с удовольствием отметил, что и нашим переговорам отвели небольшой сюжет. Ведущий в подводке к материалу, правда, представил всё так, что это, де, колоссальный успех их стороны. Ну да ладно, как говорится, «сочтемся славою», лишь бы дело делалось, усмехнулся я. И довольный, совсем как здешний министр, жмущий мне руку в сюжете, нажал на пульт и, выключив свет, лег пораньше спать.

Завтра предстоял не менее насыщенный день. С утра – визит в роспосольство, где надо было направить телеграмму с отчетом в Москву и переговорить с послом. (Тот будет качать в изумлении головой и дивиться, как это московским и питерским офицерам удалось за месяц-другой проработки вопроса сделать для улучшения наших двусторонних отношений больше, нежели всему посольству и соответствующему мидовскому департаменту и отделу за два десятилетия?). Вечером же, по случаю национального праздника, местный МИД давал прием. Узнав от своих контрагентов-переговорщиков, что в список приглашенных включили и меня, я решил не отказываться, дабы закрепить деловые знакомства в более непринужденной обстановке. И вправду, а чего не сходить да не отведать традиционное питье из ревеня и блюда из салаки?

12

…Прием был готов разразиться, как июльская гроза. У красивого мидовского особняка сквозило оживление. Толпился приглашенный народ. Взад и вперед бродили полицейские наряды с рациями и собаками. Неподалеку дежурили спецмашины, пригнанные «на всякий случай». К зданию то и дело подкатывали лимузины, всё больше с посольскими номерами. Из авто выходили VIP-гости и быстрее спешили внутрь, чтобы не промокнуть – с утра в городе с неба сыпал не то дождь, не то ледяная крошка. По «нордической» традиции при входе и в холлах горели факелы, правда, газовые. Прибывающие прошмыгивали в «сени», разбредаясь по холлу, зимнему саду и внутренним помещениям, где их уже ждали еда и напитки.

Господа были кто во фраках, кто в костюмах, при регалиях. Военные и полицейские атташе прибыли, как водится, в своих парадных мундирах, поблескивая цацками и погонами. Дамы скучали в выходных нарядах – кто в платьях, кто в пиджаках с юбками, кто в брючных ансамблях на новомодный европейский манер в стиле «унисекс» и, в свою очередь, отсвечивали бриллиантами да изумрудами…

Из зимнего сада лилась приглушенная музыка – там интернациональный мини-оркестр, в который для соблюдения политкорректности был включен и чернокожий саксофонист, пытался изобразить какую-то североевропейскую классику – не то Грига, не то Сибелиуса. Меж приглашенными сновали вездесущие юркие халдеи.

Ожидая увидеть на столах, как у прижимистых шведов или датчан, скудное угощение типа солоноватых орешков да сладкого хвороста, я был, признаться, удивлен гастрономическим изобилием – прямо в стиле финнов или даже гурманов-поляков. Местные, видимо, решили поразить иноземную, а заодно и свою, публику широтой балтийской души и наметали на столы всяких «разносолов», в том числе со здешней экзотикой в виде блюд из салаки и селедки в горчичном соусе, ревеня, брюквы и картошки.

Из горячего можно было отведать универсальной курятины в разных видах, опять же салаки, только жареной, запеченной лосятины с клюквой и рябиной. Из горячительного – финской ячменной водки и неплохой местной сорокоградусной, британского джина, «интернационального» виски. Ценители прекрасного могли даже попробовать «северного» вина, понятное дело, не из винограда, а из его здешних заменителей в виде крыжовника и черной смородины…

Государственные мужи, дипломаты, военные и полицейские атташе, гражданские гости, неприметные ребята из спецслужб, журналисты, бизнесмены, спортсмены, артисты – все смешались, теснясь у импровизированный «пюпитр-трибуны». Где-то ударил гонг, и к ней откуда-то привалил человек, чем-то неуловимо напоминающий пингвина, в ослепительно белой рубашке и черном фраке с бабочкой. Поприветствовав всех на местном и английском, человек поздравил с праздником, по случаю которого, собственно, и была затеяна вся эта международная великосветская тусовка, и жестом, как бы символически, объявил начало приема.

Все дружно похлопали ладошками и ушами и стали споро перемещаться к столам. У-ух! И все уже пили, ели, и с умным видом обменивались друг с другом банальными репликами. Потом, насытившись, также неторопливо принялись бродить по залу, водить «жалами» по сторонам, раскланиваясь со знакомыми, и общаться по делу и без. Курящие, махнув первые дозы спиртного, спешили насладиться особо приятным после алкоголя сигарным, трубочным или сигаретным дымком в отведенное (борьба с табаком) место… Одним словом – прием!

В какой-то момент я поймал на себе взгляд высокого статного мужчины, стоявшего в углу, чуть в стороне от народа и лениво поцеживавшего шампанское. Ба! Да это ж сам господин начальник полиции безопасности! Разумеется, я никогда не виделся и не общался с этим херре, но, по фото, внимательно рассмотренным еще в Москве, сразу узнал его. Держу пари, он тоже! Встретившись глазами, мы мило улыбнулись и кивнули друг другу, как старые знакомцы. После чего одновременно, не сговариваясь, в знак, так сказать, взаимоуважения, приподняли свои бокалы. Мол, ваше здоровье, коллега!

Затем, в процессе «бродилок» по залам я перебросился несколькими фразами со вчерашними знакомцами – министром, субтильного вида министерским канцлером, румяным от алкоголя статс-секретарем. Зацепился языком с полицейским начальством из службы охраны общественного порядка, криминальной и экономической полиции, а также молодцеватыми, подтянутыми ребятами-пограничниками, вкратце обсудив шаги по планированию и согласованию совместной приграничной спецоперации.

Причем, с местными офицерами общался по-русски. Оказалось, они его не забыли, и вполне даже были рады восстановить свои разговорные навыки. И ничего – небо на землю не упало! Никто не стал от этого менее ущербным, никто не потерял ни грамма независимости! Переговорив, я отправился к десертному столику и, усмехнувшись, вспомнил занятную историю, как за несколько лет до описываемых событий, мы в Москве принимали одного министра, тоже прибалта…

…Тот, судя по возрасту, естественно, также должен был разуметь «язык оккупантов», но в ходе переговоров, подчеркнуто официальных, говорил с нами, как и все члены их делегации, исключительно на родном. (Предвидя такой оборот, и дабы соблюсти протокол и этикет, мы, с трудом, но раздобыли-таки в МИДе переводчика со знанием требуемого языка).

Впрочем, прибалты несколько раз поправляли постоянно сбивавшегося толмача-мгимошника, и это вместе с улыбками понемногу отогревало лед взаимного недоверия и отчуждения. Холод окончательно сменился оттепелью во время приема, который был организован нашей службой протокола на госдачах в Серебряном Бору. С отличным столом, с грандиозной выпивкой, с ведомственным ансамблем песни и пляски для утехи глаз и услады слуха. Сначала выступил униформенный хор, затем было мужское и женское соло, потом – поющие молодки в кокошниках и крутящиеся девчушки-матрешки. Ну а уж когда появились пляшущие вприсядку бородатые мужики в красных косоворотках с балалайками и дрессированным медведем, бывшие «братья по Союзу» и сами были готовы станцевать какие-нибудь йоксу-бабочку, лабаялг, летку-енку или даже тудалинь с пиебалдзены…

В курилке, в которой в какой-то момент мы оказались вдвоем, уже изрядно поддатый прибалт-министр, почти как Киса Воробьянинов дворнику со Смоленского рынка, вдруг открыл мне душу на вполне приличном русском с трогательным тягучим акцентом:

– Эх, Мика, пляха-муухаа, вот я миниистр, та-аа…

– Что ж, бывает. Очень хорошо, – ободрил я собеседника.

– Да ни фуя кароошего! Кто меня знаает? Кто меня уважаает? Тумаешь, я продержусь польше коода? Та у нас министров меняют, как перчаатки! Подчиненные таже не успеют выучить, как меня зовуут! А вот когда я пыл советский капитаан, служил в каротскоом угроозыске, меня каждая собаака знаала! Та-аа. Вот, – он сжал пятерню в кулак, – где все они у меня пыыли, пляха! Та-аа… Представляешь, если пы остался Сою-юз, я пы сейчас полкан пыл, не меньше, а может таже и кене-раал! Вот это пы та-аа! И дела пы были настоящие! Может пыть, таже в сам ОБХСС перешел пы, чем черт не шуутит, та-аа! А теперь… А-аа! – и министр сокрушенно махнул рукой.

– Да, при Союзе бы многое, чего по-другому было, – согласился я. – У меня, вон, недвижимость была бы в вашей республике. Тетки-то мои у вас после войны жили, помогали поднимать разрушенное хозяйство, потом на ткацкой фабрике работали. Я часто приезжал к ним в детстве…

И я (тоже «расчувствовавшийся» от выпитого) изобразил несколько фраз на родном наречии министра, а также пропел вполголоса куплет из их детской песенки. Видимо, это получилось неплохо, потому как собеседник, всхлипнув, прослезился и приобнял меня. Но, памятуя о новых реалиях, дабы никто не заметил наши внезапно вспыхнувшие ностальгию по СССР и взаимоприязнь, мы быстро отстранились друг от друга и поспешили в зал, не посмотрев больше ни разу друг на друга до конца мероприятия…

Да, мало, мало мы использовали такого рода факторы! Нашу культурную, историческую, ментальную близость. Ведь в девяностые, начале нулевых мы еще не разошлись с теми же прибалтами в диаметрально разные стороны. И был совершенно реальный шанс сохранить их, если уж не друзьями (слишком много у них, увы, накопилось «обидок»), то, во всяком случае, вполне добрыми соседями. Но не врагами же!

Кабы наши МИДаки, кстати, бывшие мгимошники и спец-школьники с вытекающими из детства и юности менталитетом и комплексом собственного превосходства, ну и все другие, кому это положено «по зарплате», не воротили бы чванливо свои физиономии от «мелкотемья» (подумаешь, «рыбоеды», «чудики белоглазые»!), глядишь, и не разъезжали бы сегодня по бывшим питерским курортным поселкам натовские «Леопарды» да «Центурионы»!

Кабы почаще отрывали господа МИДаки свои чугунные и каменные задницы от стульев и работали, работали, работали по балтийскому направлению, не считали его второстепенным и никому не нужным, а, наоборот, очень даже важным и для Северо-Запада страны, и для всей стратегической обстановки, может быть, пьяная немецкая солдатня не закатывала бы рукава на «вермахтовский» манер на бывших советских военных базах и аэродромах, над тамошним русскоязычным населением не глумились бы потомки эсэсовских недобитков, а для наших соотечественников не отменяли бы действие Шенгенских виз, и не ставили бан на границе для любого россиянина.

Никогда, кстати, не понимал, как может быть второстепенным направление, где живет более миллиона русскоязычных людей? Русских, украинцев, беларусов, евреев, татар… Самое многочисленное, между прочим, наше нацменьшинство в процентном отношении во всем зарубежье! Мн-да…

Кабы понимали господа МИДаки и все их «ближние и дальние соседи» – то бишь коллеги из соответствующих «параллельных» организаций, кому по роду деятельности, вроде бы, это положено понимать, всю уязвимость наших северо-западных границ, где Балтийский флот может быть легко заперт на Кронштадском рейде, а до Града Петра натовским ракетам лёту-то всего четыре-пять минут. Кабы осознавали опасность потери последних позиций в сопредельных странах, может быть, Финляндия и больше двух веков (!) нейтральная Швеция не неслись бы, сломя голову, в НАТО, а гогочущие негры-рейнджеры не показывали бы нашим погранцам средние пальцы с крепостных стен Нарвы, города русской воинской славы…

Да что там! И вся Прибалтика была бы сейчас не задворками Евросоюза, где пассионарная часть населения уехала в поисках лучшей доли в Швеции-Германии да Ирландии-Британии, а оставшаяся – потихоньку вымирает, но богатой витриной истиной независимости и умной политики балансирования между центрами сил, используя свое геополитическое положение, себе же во благо и в выгоду, будучи мостом между Востоком и Западом, доя двух коров – и западную, и восточную…

…Полакомившись десертом в виде какого-то пирожного, и испив чашку чая (с чабрецом что ли?), я, хотя прием и был еще в самом разгаре, направился было к выходу. Ну, а чего? «Дела»-то, вроде, все сделал. Можно и в отеле поваляться, телек поглядеть да отоспаться перед отъездом… И тут, совершенно неожиданно, нос к носу столкнулся… со Светкой!!!

13

– Hi, honey! Glad to see You, my dear old friend[5]5
  англ. – Привет, милый! Рада тебя видеть, мой дорогой старый друг!


[Закрыть]! – услышал я знакомый голос с традиционным обращением “honey”. Новым в нем был ярко выраженный выговор штатовского восточного побережья.

– Glad to see You too[6]6
  англ. – И я рад тебя видеть!


[Закрыть]! – от неожиданности ответил тоже по-английски.

– Что же ты не произносишь глупейшее: «Ты ли это, Света?», на которое я должна ответить таким же идиотским: «Да, это – я, как видишь!» – улыбаясь, она перешла на русский.

Совершенно ошарашенный я продолжал хлопать глазами и удивленно глядеть на подругу детства. Она, конечно, изменилась, пополнела, но, скорее не постарела, а «повзрослела» что ли. Светка была в шикарном белом «бальном» платье с вырезом. Ложбину между Светкиных грудей украшало красивое ожерелье из белых камушков, стоимостью даже и не знаю сколько моих годовых жалований…

Довольная произведенным эффектом женщина между тем продолжила:

– Ну приходи быстрее в себя, honey! Вижу, никак не ожидал ты меня лицезреть здесь…

– Да, кхм-кхм, признаться нет. – наконец-то выдавил из себя я. – Были у меня, конечно, нежданные-негаданные встречи… Встретил как-то институтского товарища Вовку Казачкова, может, помнишь его, на берегу Оки в есенинском Константинове, или, вот, Дрыну из параллельного класса в кабаке в Лонгъирбюене на Свальбарде, или знакомую пару на пляже в Римини. Но, чтобы такое! Нет, не ожидал…

– Да, ладно. А мы как в Крыму встретились детьми, забыл? Тоже неожиданно. Значит, Всевышний и сегодняшнюю нашу встречу для чего-то организовал… Сколько же мы с тобой не виделись, honey?

– Хм, да, наверное, четверть века. После той нашей памятной ночи…

– Да-да, – мечтательно вздохнула Светка, сделав губы трубочкой, – были времена…

– Ну, а не слышались чуть меньше. С того вечера, как ты улетала в Вену. Я, кстати, схватил тогда тачку и примчался в «Шарик», но вы уже ушли на посадку…

– Ха, да ты что?! – Светка была искренне поражена. – А я до последнего, всё искала тебя глазами! Даже когда прошли таможенный и пограничный контроль, всё оглядывалась, надеясь увидеть тебя хоть еще раз… Так хотела этого!

– Хм, – грустно усмехнулся я, – аналогично.

– Знаешь, Майки, – вздохнула подруга, – дело, конечно, прошлое, но ведь, если бы ты приехал… Вернее, если бы ты успел тогда, я бы на сто процентов бросилась назад – через все границы и барьеры.

– Наверное, поэтому я так тогда и спешил, – еще раз улыбнулся я, – но опоздал.

– Да, – подтвердила Светка, покачав головой, – опоздал… Ой, да что это мы! Как ты? Что ты?

– Я, эм-м-м… – не зная с чего начать, ваш покорный слуга взял секундную паузу. – Я, Свет, тут, в общем-то, по делу. Представляю, так сказать, Россию-матушку.

– Да я не про это, honey, – поморщилась Светка, – я знаю, кто ты. Слава Богу, интернет смотрю. И в курсе твоих передвижений и профессиональных успехов. В местной утренней газете ты на фото, кстати, очень смешным вышел. Как будто в поклоне согнулся перед их министром. А тот такой большой, важный, толстый… Ни дать, ни взять президент Гинденбург вручает бразды правления новому канцлеру!

– Да, да, я тоже обратил внимание на фото и в выпуске на местном языке, и в русскоязычной версии. Но… Ни фига себе! – немало удивился я. – Ты, оказывается, отслеживаешь мои карьерные метания…

– А что здесь такого? – в свою очередь, удивилась Светка. – Ведь не в каменный век живем. «До чего дошел прогресс – до невиданных чудес». Но, спрашивая, я имела в виду не твою карьеру, а личную жизнь. Как она у тебя сложилась, honey?

Я усмехнулся:

– Да никак. Видимо, как раз из-за того, что карьера, как ты говоришь, «сложилась».

– В смысле?

– А в прямом. Как в той поговорке: между Родиной и женщиной я всегда выбирал Родину…

– Да, да, – покивала головой Светка, – слышала эту поговорку. Её авторство, кстати, приписывают Де Голлю. Не знаю, может, и правда… Только он говорил немного по-другому: «Если перед вами будет стоять выбор между Францией и женщиной, всегда выбирайте женщину». Ну, а всё-таки, что у тебя с личной жизнью? Жены, дети в наличии?

– Жен было аж три. В конечном итоге, правда, не осталось ни одной. Дети, вроде, есть, но, так случилось, что далеко. Я их и не вижу. Один рожден в браке, в этом году в школу пойдет. Второй – на стороне. Не знаю даже точно, мой это ребенок или не мой. Сие равновероятно. Он школу заканчивает…

– Я кого-нибудь из твоих жен знаю?

– Кмх, нет. Пожалуй, нет. Никто из них к нашему колледжу никакого отношения не имеет, и никак с нашими общими знакомыми не связан.

– Ясно. – покивала Светка и тут же кокетливо вскинула бровки. – Признавайся, вспоминал меня, honey?

– Да, – кивнул я, – вспоминал. Но не всегда. Впрочем, знаешь, в какие-то значимые моменты ты обязательно приходила на ум и даже снилась.

– А я часто думала о тебе. – снова вздохнула Светка. – Но уж сложилось так, как сложилось…

– Да, – согласился я, – прошлого не вернуть…

– Ты счастлив?

– Сложно сказать, – пожал я плечами, – в чем-то да, в чем-нет…

– Родители? Живы-здоровы?

– Отца давно нет, еще с конца девяностых – сердце. Мама, тьфу-тьфу, слава Богу, скрипит помаленьку. На пенсии, уже давно. На даче живет почти круглый год, до зимних холодов. А тетя Зина как?

– Ее уже нет – онкология. – вздохнула Светка. – Что ж, как говорится Царствия небесного и дяде Жоре – твоему папе, и моим маме и папе, а тете Вале – доброго здоровья!

– Да… – вздохнул, в свою очередь, и я. – Не знал про тетю Зину. Мн-да, вон оно как всё… Ну, а ты-то что? Какими судьбами здесь?

– А я, как твое фото сегодня в газете увидела, так почему-то подумала, что ты точно на приеме будешь. Вот и увязалась за супругом поэтому на мероприятие. Он где-то среди бизнесменов да госмужей крутится сейчас, дела обговаривает…

– Как, и твой Борис очкастый тоже здесь?! А что вы тут вообще делаете?!

– Да, нет, не Борис. – опять поморщилась Светка. – Причем тут Борис? Он мне уж лет двадцать никакой не муж. Он – в Америке. А я… Э-э-э. У меня три паспорта – израильский, американский и голландский…

– Вот те раз! – в очередной раз удивился я. – Дай переварить… Ну, кхм, раз неизвестный науке муж сейчас бизнес-разговоры разговаривает, пойдем накатим что ли за встречу, по-нашему, по-бразильски, то бишь, по-мазиловски?

– With great pleasure, honey![7]7
  англ. – С большим удовольствием, милый!


[Закрыть]

И мы направились к столам с горячительным, где официанты либо подливали требуемое гостям в их стопки, фужеры и стаканы, или где можно было взять новый напиток. Я выбрал любимую финскую ячменную водку «Коскенкорву», попросив рыжеватого парня-официанта в элегантном костюме и в белых перчатках налить сразу три «дозы» в один стакан. Светка взяла виски с содовой. Чокнувшись по русскому обычаю (Первую – за встречу! Ап! Ух!), мы продолжили прерванный разговор.

– Ну, так, как же становятся подданными трех государств? – Спросил я. – Просвети друга детства и юности.

– Ха, это, всё «дороги, которые нас выбирают». Думаю, еще и четвертый восстановить паспорт, первоначальный. Вроде, это делают теперь по упрощенной схеме. «Серпастый и молоткастый» я ведь еще при отъезде сдала. Конечно, можно в Москву ездить и по израильскому, у нас ведь теперь безвиз между Израилем и Россией, но по краснокожей книжице всё-таки, согласись, сподручнее. Я приезжала, кстати, пару-тройку раз – могилки у родителей поправить, родню оставшуюся повидать – двоюродных братьев, сестер, то да сё…

– А чего меня не нашла, коли приезжала?

– Да я звонила в первый свой приезд по вашему домашнему. Но тетя Валя, старая «чекистка», наотрез отказалась выдавать твои контакты, сославшись на твою «важную работу» и «ревнивую жену», не знаю, какая тогда у тебя по счету была. А потом телефон ваш чего-то не отвечал… Я хотела, кстати, в Мазилово заехать в прошлый приезд. Думала, может, кого из давнишних знакомцев встретить или соседей, но так и не собралась…

– Вот как! Ну раз ты в нашем районе не была, значит не знаешь, что пятиэтажек старых давно нет, соответственно, и старых телефонных номеров. Те кварталы разломали еще на грани веков. Мы на «Молодежку» переехали.

– Ах, вот оно что!

– Угу. Ну, а потом, чего ж не вышла на связь, когда интерне-ты всякие появились, раз уж ты меня всё равно отслеживала?

– Ой, Майкл, ты, как всегда, недогадливый! Не хотела, чтоб у тебя из-за меня неприятности были. Подумала, тетя Валя, наверное, права, не дав твои телефоны. Связь с иностранкой, туда-сюда…

– Кхм, пожалуй. Хотя сейчас, вроде, другие времена…

– Да в России времена всегда одни и те же, независимо от того, кто у власти! Ну, ладно, может, еще и пересечемся в Москве когда-нибудь. Тем более, я хочу вот внуку родину предков показать. Представляешь, он никогда еще не видел снега!

– ??? У тебя внук?!

– А чего ты удивляешься? Я ж рано родила. Вот, теперь и ранняя бабушка.

– Ну да, помню. Ты ж беременная отъезжала. А кого родила? Я ведь даже не знаю.

– Дочку.

– Что ты говоришь! Как назвали?

– Назвали вполне интернационально – Хелен. Лена. А внука зовут Арье.

– Кхм, еврейское имя.

– Понятное дело, – улыбнулась Светка. – мы ведь все евреи.

– То есть?

– Ну мы тогда, после отъезда из Союза, всё-таки в Израиль поехали. Борис, поскольку у него мама еврейка, там сразу «кошерным» иудеем стал. А я, дабы, у ребенка все соответствующие права были – у евреев же, знаешь, национальность по матери считается, гиюр прошла, ну – обряд посвящения в иудаизм. По паспорту я вообще теперь Рахель…

– Офигеть! Выходит, неспроста ты в «еврейской» спецшколе-то училась! – только и смог вымолвить я, уже и так немало ошеломленный Светкиными перипетиями. Во, блин, занесло мазиловскую девчонку!

В мозгу в ассоциативном ряду вместо библейской праматери или израильской поэтессы времен британского мандата всплыла вдруг совершенно другая Рахель – из полублатной одесской песенки: «Рахеля, чтоб вы сдохли, вы мне нравитесь! Я жить без вас, Рахеля, не могу…».

Я усмехнулся. А Светка между тем вытащила из сумочки смартфон и, листнув пару электронных страниц, «предъявила» семейную фотку, на которой была изображена она, молодая белокурая девушка, похожая на Светку в юности, и черноволосый кучерявый улыбающийся мальчуган лет четырех-пяти.

– Красивые! – искренне восхитился я. – А дочка чем занимается?

– Ой, она у меня художница! Иствудскую художественную школу окончила. В Париже выставляется, в Иерусалиме…

– Офигеть! – еще раз поразился. – Ну что, по второй?

(За здоровье! Ле хаим! Дзинь! Ух! Брр! Хорошо!)

– А твоих не покажешь, honey?

Я развел руками:

– У меня кнопочный. Нам нельзя смартфоны-айфоны всякие иметь…

– Понимаю. Чтобы враг не пробрался в телефон, как мальчик Бананан? Тебя, видимо, по этой же причине ни в одной из известных мне соцсетей нет, правильно?

– Именно так, – кивнул я, и мы рассмеялись.

– Ну, не беда. Если что, меня всегда в Фэйсбуке найдешь, – сказала Рахель-Светка.

– Хорошо. А потом? Как складывалось у тебя потом, после Израиля?

– Ха-а! Как вместо оранжевых «теудат зеут», ну, типа внутренних удостоверений личности, мы получили синие «дарконы» – загранпаспорта, то всё-таки перебрались в Штаты. Название городка тебе ничего не скажет, он в штате Нью-Джерси, неподалеку от Филадельфии. Почему переехали? Борис боялся идти в ЦАХАЛ – Армию обороны Израиля. Тогда как раз очередная заваруха с палестинцами намечалась, и он всё по врачам бегал, думал, как откосить. А в Америке дядя его нам помог осесть. Бориса к делу приставил, к ювелирке, меня в колледж устроил, между прочим, русский преподавать. Гражданство, кстати, успели оформить без проблем, потому что еще СССР был, и мы под какие-то там квоты подпадали и соответствующие законы. А потом…

Светка отхлебнула виски, выдохнула и продолжила:

– Не заладилось у нас с Борисом что-то. Я, если честно, и так-то его не особо любила – просто боялась в девках засидеться. А он, паразит, в Америке этой, загулял с шалавой малолетней из Черновиц. О-о, honey, ты себе не представляешь, румынские еврейки – это что-то с чем-то! А я в колледже нового своего встретила – Марка…

Я усмехнулся и тоже сделал глоток:

– Кхм, эка! Марк, значит, теперь… Как там в классике? «Марк Аврелий – не еврей ли?»

– Ну да. Тоже Еврей. Только голландский…

– Что ж, видно, судьба у тебя такая… А новый твой кто по жизни-то?

– Он – айтишник, они там в Америке оборудование какое-то внедряли. У них фирма транснациональная, по всему земному шару бизнес ведет. Вот мы с Ленкой, плюнув на всё, к нему в Амстердам махнули потом, как он в Европу вернулся. Марк хороший мужик оказался, заботливый… Хотя Борис не хотел, конечно, дочку отдавать. Не просто пришлось… Голландцы с англичанами вот помогли из Штатов тогда выехать, у Марка связи очень большие.

Я уже без тостов допил водку и поинтересовался:

– Ну а как тебя на балтийские-то берега занесло?

– Да всё также, как и всегда. При муже. Их фирма тут, в странах Балтии, цифровизацию помогает проводить. Марк постоянно сюда мотается. Вот, прошусь, чтобы мозги проветрить, иной раз и меня с собой брать…

– Да… – покачал я головой в удивлении. Ну и развороты у тебя! Ни один писатель такое не выдумает… Получается, ты у нас дважды, нет, трижды предательница!

Я это сказал в шутливом и даже вполне доброжелательном тоне. Но Светка вдруг переменилась в лице. Она вспыхнула. По щекам ее пошли красные пятна.

– Знаешь, Майкл! Выбирай выражения! Ты не со своими подчиненными! – неожиданно зло и презрительно отрезала женщина.

Настрой ее резко изменился. Светка резко отстранилась от меня, и между нами в один миг возникла натуральная необоримая стена. Похоже, подруга ожидала подобного выпада с моей стороны. Ничем другим моментальную перемену я объяснить не мог.

– Да ладно, что ты завелась? Это же я так, шутя, – попытался сгладить ситуацию я и повести разговор в прежнем русле.

Светка залпом допила свой вискарь и усмехнулась:

– Honey, я ведь не один раз рисовала в своем воображении нашу встречу. И решила для себя, если ты скажешь мне нечто подобное – сразу уйду!

– Да что ты в самом деле? – заканючил я как Копченый из «Места встречи». – Чего не скажешь в шутейном разговоре?

Но Светку уже было не остановить:

– Я – все свои пятьдесят лет только и делала, что обеспечивала семейный уют и безопасность! Сначала, слушаясь во всем маму, делая всё, что она скажет. Потом, ухаживая за больным отцом. Потом в своей утробе вывезла будущую дочь из больной страны туда, где ей будет комфортно и безопасно. Затем увезла от ее папашки, оказавшегося негодяем, к доброму, заботливому человеку, который смог создать нам весь быт и комфорт. Растила дочь, дала ей образование, выдала замуж. Теперь забочусь еще и о внуке, чтобы и у него не было проблем в жизни… Думаешь, там так всё однозначно супер, в Пидер-ландах этих? Как бы не так! А ты мне тут такое говоришь…

Она тоже допила свой стакан, поставила его на поднос прошмыгнувшему мимо нас халдею и продолжила:

– Предатели, Майк, это – не я, это – другие. Это моя мать, предавшая моего папу, своего мужа. Это мой бывший благоверный, предавший меня, дочь, своих будущих внуков. Предатели – это вся та переродившаяся партийно-номенклатурная сволочь, все те, кто разрушил и уничтожил нашу страну, превратил жизнь в ней в сущий кошмар, кто вынудил меня и миллионы мне подобных уезжать с родины! Предатель – это, в конце концов, ты, honey! Да, да, ты, кто не рассмотрел, не оценил мою любовь! А я любила тебя всю свою жизнь, с того самого момента, как заснула у тебя на плече в Крыму. Сначала наивно, по-детски, затем, по-девически… В моих грезах в образе возлюбленного всегда являлся только ты, Майкл. Я стеснялась тебе признаться… А ты, а ты…

Светка всхлипнула и смахнула навернувшеюся слезинки:

– Ты унижал меня, размазывал по стенке, рассказывая о своих бабах! А потом и вовсе растоптал мою любовь, когда я от безысходности собралась замуж – да, да, милый, все, абсолютно все девушки хотят замуж, хотят детей от любимого – и, не зная, как растопить твой лед, предложила тогда тебе свою девственность, то есть всё, что у меня было…

Светка беззвучно расплакалась, но быстро взяла себя в руки. Это была уже не та, молодая девушка, рыдавшая у меня на груди, от того, что ее не приняли в институт, или в «Ярославне» – после памятного разговора, а взрослая, владеющая собой женщина… Она улыбнулась и элегантно подала мне руку, произнеся расхожую фразу из «Терминатора»:

– And now hasta la vista, baby[8]8
  англ. и исп. – А теперь, досвидос, детка!


[Закрыть]!

От неожиданности я пожал поданную мне руку и, чуть поклонившись, сказал почему-то на иврите (для экспрессии что ли, а может, чтобы напоследок подколоть Светку?) единственно возможное в той ситуации:

– Ани мэод мэвакэш слиха[9]9
  ивр. – Я очень прошу прощения!


[Закрыть], Рахель…

– Да, ладно, проехали. Бог простит! – это были последние слова, услышанные мной от Светки, которые означали окончание нашей неожиданной встречи, а, скорее всего, и вообще, всего нашего несостоявшегося, в общем-то, хоть и длившегося десятки лет, романа…

Она увидела в толпе гостей кого-то из знакомых и, помахав рукой, поспешила в его сторону, оставив меня с пустым стаканом в руке. На прощание Светка подарила вежливый полупоклон и холодный взгляд, в котором не читалось никаких чувств – ни любви, ни ненависти, вообще ничего! Наверное, таким взгляд должен был стать у Кая, если бы тот, по заданию Снежной Королевы, сложил из льдинок волшебное слово «Вечность»…

Я машинально побрел в курительный угол, дабы получше осмыслить произошедшее. Встреча была настолько неправдоподобной, а вся ситуация – такой сюрной, что невольно подумалось: а не подстава ли это со стороны местных «контриков» с пока не ясной целью? (Профессиональная деформация личности!) Даже глянул в сторону начальника полиции безопасности, которого не терял из вида весь прием. Нет, тот совсем не смотрел в мою сторону, лениво обсуждая что-то с американскими джентльменами, судя по звездно-полосатым значкам на лацканах их пиджаков. Осторожно оглядевшись, констатировал, что и ни у кого из присутствовавших тоже интереса к моей персоне не наблюдалось. Во всяком случаем, явно…

…В отеле я долго ворочался и никак не мог заснуть. Всю ночь мне снились горы, невысокие, как Крымские в той памятной детской поездке. На одной я видел Светку, на другой ощущал себя. Между горами был перекинут небесный мост – радуга, но ни подруга детства и юности, ни я так и не решились на него ступить и приблизиться друг к другу…